- Ты? Но как? Ни одна живая машина эмов не доставит... Заросли... Так поздно. - А мои крылья? Я пронесу тебя на них через джунгли и через морской пролив, если друзья уже не ждут тебя. - Ты? В прошлом воплощении удерживала... - Я не знала чувств, Арсений. Теперь я понимаю тебя. - Должен довериться? - Разум эмов не знает лжи. Не знают ее и чувства элов. - Что должен делать? - Обнять меня во время полета. Так делает влюбленный эл. Арсений похолодел. Он подумал о Вилене. Не оказался ли он, вопреки биологическому барьеру, избранником этого странного крылатого существа, которое ищет пары для полета любви? - Если бы ты не стал на моем пути, Пришелец, я нашла бы себе обыкновенного зла. Но ты изменил мою судьбу, Арсений, - сказала Эоэлла, словно читая его мысли. - Я благодарна тебе. - Как? Лететь с тобой? - прошептал Арсений. - Во имя возвращения на Землю, - просто ответила эла. Арсений привык верить эмам, но совпадали ли слова крылатой элы с ее затаенными мыслями? Эоэлла смотрела прямо в глаза Арсению. У него не было киберлингвиста, оставленного в прежней келье, чтобы прочесть и перевести ее радиопередачу, но что-то было в этом взгляде, понятное без слов и аппаратов. И он решился: - Эоэлла! Верю тебе! Летим! - Нельзя терять ни частички времени, - с забавной неправильностью сказала эла и повлекла Арсения к выходу. Искусственные змеи расползались при их приближении. Могучий поток воздуха в вертикальной шахте поднял их на поверхность. Они оказались в джунглях, на той самой солнечной лужайке, которая была видна в оставленной ими келье. - Я все равно должна была бы улететь в горы к другим элам. Теперь я полечу с тобой. Ты должен обнять меня. У тебя много сил. Больше, чем у наших живых машин. Еще раз перед мысленным взором Арсения встала его Вилена. Именно ее близость ощутил он сейчас, приближаясь к прекрасной эле. Превозмогая противоречивые чувства, Ратов обнял чужепланетное существо. Под белой легкой тканью, которую здесь ткали искусственные пауки, он ощутил холодное скользкое тело. Она взмахнула огромными крыльями. Только во сне испытывал Арсений чувство, которое охватило его теперь. Без всякого мускульного усилия, если не считать сжатых за спиной Эоэллы рук, он взмыл в воздух. Сбросив тяжелый шлем и баллоны, чтобы облегчить Эоэлле полет, он снова увидел внизу джунгли, как перед посадкой ракеты. Своей синевой они напоминали ему родную тайгу. Впереди показалось зеленоватое море, отражавшее зелень неба. Промелькнула узкая песчаная отмель, вероятно, та, где люди впервые увидели эмов, когда они выходили из моря. Вездехода внизу не было. Время истекло. Теперь надо лететь над морем. И все кончится, как положено на планете Рела... У земных насекомых самка богомола во время любовного объятия откусывает самцу голову. А здесь... организм элы получит требуемое перенапряжение. Крылья отказывают в полете - и все... Арсений вглядывался в туманный горизонт. На миг ему показалось, что он видит ныряющую в волнах точку. Может быть, это был последний знак Земли вездеход с его друзьями, спешившими к ракете, а может быть, резвящийся юный эн? Эоэлла мерно взмахивала крыльями. Нужно было поражаться их силе. Арсений подумал, что плотность атмосферы на Реле больше, чем на Земле, и только поэтому и могут здесь летать такие существа, как элы.
      Скользя на воздушной подушке, вездеход то прыгал на гребни волн, то проваливался между ними. Брызги каплями стекали по стеклам шлемов. Черные утесы впереди, казалось, тоже взлетали в небо и ныряли в море. - Управлять, Генрих, ты будешь. Не могу я поднять с острова ракету, когда нет Арсения! - крикнул Кузнецов. - Не падать духом - в бою неизбежны потери. - Всегда подозревал, что у тебя нет сердца. - Тряпки вместо сердца, конечно, нет. - Лети один. Я останусь. - Ты уже сделал все, от тебя зависящее, чтобы остались мы оба - не давал отплыть. Думаешь, Арсению будет легче, если мы даже не сообщим на Землю все, что он такой ценой узнал? - Всегда говорил, что ты эм, а не человек. - Слушай, ты помнишь, как ходили прежде герои в атаку? Если кто-нибудь падал, сраженный, все останавливались, чтобы рыдать над ним? Так, скажешь? Правь к берегу. И осторожно. Припомни, как тут разбило об утесы первого эна. - Почему первое разумное существо, которое мы здесь увидели, погибло ради нас? - Нам не следует брать с него пример. Вездеход осторожно вошел в бухту, где прибой был не таким сильным. Перейдя на воздушной подушке с волн и двигаясь над камнями, он перестал взлетать и лег на берег. Над синими веерами папоротников к зеленому небу серебристой башней поднималась земная ракета - космическая шлюпка звездного корабля. - Вездеход оставим здесь, - сказал Каспарян. - Будущие исследователи найдут его. - Вездеход или Арсения? - Если звездолет вылетит сюда сразу же после нашего возвращения, то, учитывая парадокс времени Эйнштейна, новая смена прибудет на Релу через пятьдесят лет. Арсений вернется с ними ровесником своей постаревшей Вилены. - Думаешь, в этом есть доля справедливости? - Почему, почему? Да что думать, раз все время истекло!.. Каспарян говорил нарочито сердитым тоном, но Толя чувствовал, что комок стоит у него в горле. Лингвист махнул рукой и, сгорбившись, хромая, побрел от вездехода к ракете. Это были его последние шаги на чужой планете. - Оставил друга... оставил... так, скажешь? - бормотал он сам себе. Толя Кузнецов стоял на том самом утесе, с которого они с Арсением впервые увидели резвящихся в море энов, и смотрел вдаль. На груди его был живой нагрудник эма, которым он еще ни разу не пользовался. Мог ли он улететь с планеты, не почувствовав ее воздуха, ее запахов? Видя, что всегда мешавший ему это сделать Каспарян бредет к ракете, Толя снял с себя шлем и всей грудью вдохнул дурманящий воздух. Ему показалось, что он вынырнул после затяжного погружения. Странный аромат чужих растений и свежий йодистый запах моря пьянили. Толя запрокинул курчавую голову, отвел руки назад и крикнул призывно на весь остров, словно ему мог кто-то ответить. И до слуха его донеслось эхо. А может быть, это было и не эхо? Кузнецов прислушался. Голос приближался. Ветер доносил его все слышнее. И тут он увидел в небе исполинскую птицу. Она была совсем такой, какую они уже раз видели над джунглями около живых машин. Крылатое существо летело прямо на ракету. Толя Кузнецов задыхался, но не от недостатка кислорода, а от волнения. Неужели в последнюю минуту он сделает на планете еще одно решающее биологическое открытие? Хоть бы рассмотреть получше эту птицу! Или... или... птеродактиля? Летающее чудовище спланировало прямо на утес, к ногам Толи Кузнецова. Ему стоило большого труда устоять на месте, не броситься отсюда прочь. И только теперь он рассмотрел, что, опустившись на скалу, чудовище вдруг разделилось на две части. Толя закричал бы, но лишился со страха голоса. Одна часть чудища с распростертыми в изнеможении крыльями осталась лежать на скале, а другая его часть выпрямилась и... стала человеком. С протянутыми руками он бросился к Толе. Только теперь Толя смог вздохнуть. Оба они были без шлемов и могли приникнуть друг к другу щеками. Потом Толя посмотрел на существо, сложившее крылья, и попятился. - Чур меня, чур! Наваждение! - скорее в изумлении, чем в испуге, сказал он. - Это Эоэлла, - просто отозвался Арсений и подошел к эле. - Я должна лететь, пока крылья не отдохнули, - сказала Эоэлла, улыбаясь Арсению. - Ты очень крепко сжимал меня. Так надо. - Благодарю, Эоэлла. Всегда буду помнить на Земле, - ответил Арсений, не понимая смысла слов о крыльях, которые не должны отдохнуть. - Твой друг нашел бы здесь свою элу... Прощайте оба! Эоэлла взмахнула крыльями и поднялась над скалой. Толя Кузнецов настолько был ошеломлен, что даже не удивился русскому языку элы. Вдруг он спохватился, вцепился в руку Арсения и потащил его к ракете. Сверху послышались звуки странной песни. Ветер доносил ее как-то волнами, усиливал и приглушал. В небе пела одинокая Эоэлла! Голос ее, то низкий и глубокий, то хрустально-звонкий, замиравший в высоких взлетах, пел о неведомом мире, о неразделенной надежде. Нечеловеческое чувство звучало в этой песне инопланетного существа, быть может, познавшей первой на Реле жертвенность любви. Как зачарованные, забыв о времени взлета, застыли Арсений и Толя Кузнецов. Подбежавший Каспарян схватил их за руки, кричал им, что график сорван, и повлек их к ракете. А они на бегу все оборачивались к морю. Уже в ракете, пройдя приемный шлюз, они сразу же прильнули к иллюминатору. Каспарян сердито возился у пульта: опоздание три минуты. Для разогнавшегося звездолета это - пятьдесят четыре миллиона километров. Два его друга видели, как над морем летела огромная птица, как вдруг она, сложив крылья, камнем упала в море. Арсений больно сжал руку Толи Кузнецова. Ракета взмыла вверх. Стало видно, что остров лежит среди моря. На его пенных волнах резвились золотистые существа, похожие на дельфинов. Лишь Толя Кузнецов, потирая сдавленную руку, заметил, как смахнул Арсений что-то с глаза, может быть, пылинку или приставшую ресничку. Обеспокоенный Каспарян докладывал по радио на задержанный ради разведчиков звездолет, что они возвращаются в полном составе. - Высший разум гуманен, - закончил он и подумал: "Как бы из-за него с заправщиками теперь не разойтись..."
      Часть вторая. ДРУГИЕ МИРЫ
      Ум человеческий открыл много диковинного в природе и откроет еще больше, увеличивая тем свою власть над ней... В.И. Ленин
      Глава первая. КОНЕЦ ВЕЧНОГО РЕЙСА
      - Вечному рейсу пришел конец! Валерий Снастьин, небритый, заросший, со свисающими на лоб и затылок волосами, вбежал в общую каюту. Роман Васильевич Ратов, как всегда, играл там в шахматы со вторым пилотом корабля Федором Каратуном. Оба они изумленно посмотрели на инженера, уловив в его голосе истерические нотки. - Что такое? - строго спросил Роман Васильевич. - А вот то, что я вам объявил. Осточертело мне все до ангелов. Не будет наконец ни этих дурацких деревяшек, ни таких же деревянных ваших физиономии! Конец всему, всему, всему! - и он прищелкнул магнитной подошвой о металлический пол. Роман Васильевич встал: - Валерий, успокойся. У тебя опять приступ. Инженер расхохотался: - Нет, командир! Тогда я просто усомнился, какой может быть командир в цивилизованном обществе из трех человек. А теперь... - Я дам тебе выпить успокоительного. - Пейте сами. А еще лучше выпьем вместе, прикончим запасы спиртного в аптечке. - Ты спятил! - пробасил Каратун и так резко поднялся, что взмыл над столом, ухватился за него и рассыпал магнитные шахматы. - Ты спятил, повторил он уже спокойней. Валерий снова расхохотался: - Сходить с ума придется вам, когда подведет животы. - Что ты сделал? - грозно придвинулся к нему Роман Васильевич. - Мне все надоело! Все! Я не желаю гнусного прозябания в пустоте на икряной диете! Они не послали за нами спасательной экспедиции. Я волен действовать. - Опять за здорово живешь, - укоризненно загудел Каратун. - Да ты что? Всегда гордился своими способностями, и не зря гордился. А теперь старую песню завыл? А ну, прикинь своим набалдашником, как можно нас разыскать за пределами Солнечной системы? Не первый год летим бис его знает куда. - Летим? - передразнил Валерий. - И это ты называешь полетом? Дохлое висение среди одних и тех же звезд? Нас просто не хотят искать. - Ты действительно нездоров, - спокойно сказал Ратов. - Понимаю, что тебе не легко, когда тоска по Земле за сердце берет. Но пора смириться. Наш мир замкнут в этой кабине. Зачем же за старое? Наблюдения, которые мы делаем... - Бесполезно! - прервал Валерий. - Вы сами сказали, что нас нельзя найти. - При современном уровне науки. Но в грядущем... - Мне наплевать на грядущее. Мне наплевать, что потомки тех, кто блаженствует без нас на Земле, найдут через сто тысяч лет наши вонючие записи, не обнаружив в них для себя ничего нового. Я - космонавт. Я готов был на риск, на смерть или славу. - Ну, что ты наробил? - дружелюбно спросил Каратун. Это был добродушный увалень с полным лицом и щетинистыми усами, которого, казалось бы, нельзя было вывести из себя. - И бриться перестал, - с ласковым укором продолжал он, подходя к Валерию и пытаясь его обнять. Снастьин злобно скинул с плеча его руку: - Не трогай! Сначала узнай, что гнусная выдумка тех, кто хотел, чтобы мы мучились все пятьдесят лет, нашла свой конец. - Что ты сделал? - еще строже спросил Ратов. Валерий стоял, картинно скрестив руки на груди, длинноволосый, горбоносый, с жесткой щетиной на щеках и безумными глазами. - Каратун, ты самый толстый. Тебя мы съедим первым. Догадка ошеломила командира. Но его гладко выбритое, словно литое, лицо не дрогнуло. Он спокойно вышел в кормовой отсек. Машина пищи! Давно уже идея такой машины, воспроизводящей природный процесс создания питательных веществ, владела людьми. Еще Тимирязев, открыв великое начало жизни в фотосинтезе растений, мечтал получать хлеб прямо из воздуха, содержащего все необходимые для синтеза вещества. Дым, загрязняющий атмосферу, и углекислота, отравляющая ее, могли быть сырьем такой фабрики пищи. Вместе с водой они дали бы углеводороды, крахмал, наконец, сахар, необходимые живому организму. Дело было лишь за тем, чтобы найти способ искусственного синтеза пищевых продуктов. Природа производит этот синтез с помощью солнечного света и "живых машин" - растений и животных. Но то, что происходит в листке растения или в организме животного, принципиально говоря, может быть получено и искусственным путем. Еще очень давно, в шестидесятых годах двадцатого века, академиком Несмеяновым была изготовлена красная и черная икра, искусственное мясо, картофель и другие пищевые продукты. При дегустации первой икры произошел забавный случай, когда скептик, брезгливо морщась, пожаловался на неприятный привкус продукта. Но оказалось, что он взял со стола не искусственную, а обычную икру, поставленную рядом для сравнения. Так была доказана возможность получения синтетических питательных продуктов. Однако новому нужно было сломить сопротивление привычек. Люди, питавшиеся хлебом, выращенным на удобренных навозом полях, отворачивались от хлеба, полученного, по Тимирязеву, из воздуха, или от "искусственного мяса" из дрожжей, взошедших на отходах нефти. Поля и реки, сотни тысяч лет служившие человеку, не уступали свою монополию. Но люди еще к концу звездного столетия все же стали понемногу переходить к производству искусственной пищи. Главный конструктор космических кораблей Архис, готовя рейс Ратова, подсчитал, что "машина пищи" будет весить меньше запасов продовольствия и аппаратуры очистки воздуха корабля. "Машина пищи", синтезируя хлеб, масло, сахар и икру, поглощала все жизненные отходы на космическом корабле. Нужные вещества включались в замкнутый "круговорот жизни". Основной целью этого круговорота была передача питательными веществами энергии организмам. В природе такую энергию давали "живым машинам" солнечные лучи. В "машине пищи" космического корабля энергию поставляло топливо. Когда год назад корабль Романа Ратова из-за оторвавшегося реактивного руля потерял управление, все три космонавта стоически приняли неизбежность Вечного рейса. Они решили держаться до конца и бесполезное теперь для обратного рейса топливо использовать в "машине пищи". Она могла им служить пятьдесят лет - до глубокой их старости. И вот Валерий Снастьин не выдержал и в припадке безумия вывел из строя "машину пищи" и тем обрек весь экипаж на голодную смерть. Едва Ратов вошел в кормовой отсек, состоящий из прозрачного пластика, как понял все. За ракетным кораблем, давно уже не пользующимся своими двигателями, к серебристым полосам Млечного Пути тянулся чуть светящийся хвост. Снастьин выпустил в космос топливо, и оно шлейфом странной кометы протянулось за кораблем. Ратов резко перекрыл кран. - Слишком поздно! - раздался за его спиной голос Валерия. - Наконец-то изощренная пытка черной икрой закончится. - Безумец! А ты думал о других? Или только о себе? - повернулся к Снастьину Ратов. - Теперь в нашем бывшем цивилизованном обществе действует только один закон диких: кто кого? Предлагаю вам объединиться со мной, командир. Вдвоем мы живо справимся с Каратуном. А его надолго нам хватит. В руке Валерий угрожающе сжимал нож, очевидно сделанный им из напильника. Ратов первым бросился на Снастьина, никак не ожидавшего нападения. Каратун услышал их возню и вовремя подоспел на помощь командиру. Оба они скрутили Валерию руки сзади. В условиях невесомости клубок из трех тел ударялся то в "машину пищи", то в дверь, то в прозрачный колпак. Шесть сцепившихся рук и шесть болтавшихся ног вертелись, напоминая чудовищного спрута. Но борющимся казалось, что в неистовом хороводе вертятся звезды. Наконец звезды остановились. Ратов и Каратун, прилипнув к полу магнитными подошвами, прижали к нему безумца. Тело его продолжало извиваться, сгибалось дугой, глаза закатились, на губах выступила пена. - Отпусти, - сказал Роман Васильевич. Каратун повиновался. Тело Валерия обмякло. Он тихо оторвался от пола и бессильно повис над ним. - Лучше бы связать, - сказал Каратун. - В каюте запеленаем. Понесли. Нести бесчувственное тело не требовалось, оно само плыло, чуть направляемое Ратовым и Каратуном. - Что робить станем? - спросил у Ратова Каратун, когда они вернулись в общую каюту. Ратов старательно собирал шахматные фигурки и морщил лоб, словно силясь восстановить на доске позицию. - Вот так же, - вдруг указал он на шахматную доску и быстро пошел из каюты. - Надо восстановить положение - задержать топливо. Каратун пошел следом: - Слушай, командир. Нехорошо. Всего-то трое, а один уже заключенный. - Больной, хочешь ты сказать. - Умом понимаю. Душой не приму. Среди трех разумных - и уже нужна темница. Ты в космос? Лучше меня не посылай, а то улечу куда глаза глядят. - Останься. Вижу, безумие заразительно. - От стенок бисова зараза идет. Сжимают они. - Лучше помогай задержать топливо. В баке на донышке осталось, а жить-то надо. - Думаешь, все-таки надо? - Надо, - твердо сказал Ратов. - Мы люди! Мы носители разума. Пусть у нас есть слабости. Но силы должно быть больше. - Ладно. Буду на подхвате. А Валерия побрею, а то он "под гориллу" стал...
      Ратов, придерживая большую катушку провода, оттолкнулся ногами от кормы корабля; ускоряя полет реактивным пистолетом, космонавт мчался вдоль протянувшегося от космического корабля серебристого шлейфа. Тот состоял из молекул горючего, которое в вакууме испарилось. Катушка в руках Ратова быстро вращалась, разматывая многокилометровый провод. Космонавт должен был подвести электрическое напряжение к электризатору, на который теперь оставалась последняя надежда. Сколько драгоценных секунд истрачено на усмирение безумца, на нахождение способа вернуть топливо! Сколько лет жизни космонавтов потеряно в виде недосягаемой части топливного хвоста! Получив скорость относительно корабля, топливо отстает от него. И кажется, будто облако медленно движется к яркой звездочке, еще недавно бывшей светлым диском милого Солнца. Ратов задумал наэлектризовать возможно большую часть молекул улетающего хвоста. Каждая минута его полета означала месяцы жизни внутри корабля. Ах, Валерий, Валерий! Он был другом и ровесником Арсения. Они вместе стремились стать космонавтами. Валерию повезло, а сына Ратова - тяжеловеса Арсения отборочная комиссия отвела. Земля всегда воплощалась для Ратова в любимом сыне. После гибели жены, отдавшей свою жизнь науке, Ратов воспитывал Арсения с десяти лет. Он был ему и нежной матерью, и строгим отцом. Но еще он был ему товарищем и стал закадычным другом. Общая тяга к космосу сблизила их. Неудача Арсения в звездном городке была их общим горем. Арсений не мог лететь с отцом, но, по его совету, стал радиоастрономом, чтобы все-таки изучать космос хотя бы издали. Так Арсений избежал участи Валерия. А насколько легче было бы с Арсением! Роман Васильевич поймал себя на этой мысли и осудил. Тем большая его обязанность стать несчастному Валерию отцом. Электризатор, двигаясь внутри топливного облака, заряжал каждую его молекулу положительным электричеством. Облако на некоторое время еще больше расплылось, чтобы потом, когда заряд на электризаторе сменится, в конце концов сжаться под его влиянием в более плотную массу. Тогда его можно будет вернуть к кораблю. Но захватить весь "топливный шлейф" Ратову не удалось. Длина провода была ограниченной. И он, дав электризатору отрицательный заряд, отсек хвост. Заряженные молекулы стали собираться вокруг электризатора облаком, а отсеченный хвост продолжал свое медленное движение как бы к Солнцу (на самом деле он улетал от него, но с меньшей скоростью, чем корабль). Так зримо уходили от Ратова многие годы жизни на корабле трех участников Вечного рейса. Он посмотрел вслед улетавшему топливу и... вздрогнул. Что это? Галлюцинация? Нет! Это, должно быть, отделившаяся часть топлива. Но почему она похожа на сигару? И почему она так светится? Или?.. У Романа Васильевича даже перехватило дыхание. Неужели спасательная экспедиция нашла их благодаря длиннейшему хвосту, оставшемуся за кораблем? Значит, Валерий своим безумным поступком помог спасению корабля? Ратов тотчас сообщил по радио Каратуну, что видит нечто похожее на чужой корабль. Тот отозвался: - Вижу в телескоп. Вроде сигары. Таких кораблей на Земле не строили. Не строили, когда они улетали!.. Включив автоматическое наматывание катушки и разогнавшись до предела реактивным пистолетом, Ратов помчался обратно к своему кораблю. Секунды, пока он ждал в шлюзе уравнения давлений в камере и в корабле, показались ему часами. И вот он стоял перед радиоаппаратурой: - Кто вы? Отвечайте! Идите на сближение. Мой корабль неуправляем. Эти слова, услышанные на Земле с помощью глобальной радиоантенны Арсением Ратовым, его отец повторил здесь на английском и французском языках. Потом Каратун говорил по-испански и по-итальянски. И вдруг в радиорубке появился Валерий. Пока Роман Васильевич был в космосе, Каратун умудрился не только побрить, но и остричь его. Он обусловил этим освобождение его от пут. Теперь Валерий уже не выглядел диким безумцем. Приступ невменяемости прошел, и сейчас, прислушиваясь к словам, которые его товарищи передавали по радио, он понял, что помощь близка. И недавний безумец сразу преобразился, превратился в прежнего энергичного, деятельного инженера. - Позвольте мне, - предложил он. - Я повторю ваш текст на международном коде. Роман Васильевич молча передал ему микрофон. И тогда Снастьин стал настойчиво повторять призывы. Однако странная серебристая сигара не отвечала. Это был корабль! В этом не было никаких сомнений. Почему же он не дает о себе знать по радио? Что могло произойти на Земле, если люди даже в космосе не отвечают на сигнал бедствия? - Смотрите! - крикнул Валерий. От серебристой сигары отделились три дискообразных тела. И тотчас вся электронная аппаратура корабля перестала работать. Сколько раз такое воздействие летающих дисков на земные приборы было описано на Земле!.. Подобные предметы в небе наблюдали в начале двадцатого века, и в девятнадцатом веке, и много раньше. Предшественник великого Рафаэля, знаменитый итальянский художник Франческо на одной из своих картин, изображающей историю креста, даже нарисовал в небе облака в виде летающих дисков с характерным для них сферическим куполом вверху. Еще раньше Плутарх свидетельствовал о появлении между войском Лукулла и его противником светящегося "бочонка", заставившего обе рати в ужасе разбежаться. А во времена фараона Тутмоса писцы Дома Жизни видели и описали летающее дискообразное тело. Десятки тысяч раз наблюдали за подобными летающими предметами во всех странах на Земле, создавали специальные государственные и общественные научные комитеты для их изучения, но эти усилия не разрешили загадки. Скептики пробовали сначала полностью отрицать существование самой проблемы, утверждая, что она порождена оптическим обманом. Однако радиолокационная аппаратура фиксировала летающие предметы, как материальные тела. Наконец, обнаружились загадочные спутники Земли, движущиеся не в направлении вращения Земли, как все запущенные, а в обратную сторону. Тогда заговорили о возможных космических зондах, посланных для изучения Земли инопланетными цивилизациями. Но никакие попытки установить по радио или другим путем связь с дисками не увенчались успехом. Не получали ответа от направлявшихся к кораблю Ратова дисков и участники Вечного рейса. Так или иначе, но рейс заканчивался... возвращением, пленом или гибелью. Космонавты были готовы ко всему. Но почему неведомые космические пилоты на загадочных дисках не желали вступить в общение с людьми? Неужели потому, что, изучая человеческую цивилизацию, сочли ее столь низкой, что исключили взаимопонимание? А может, они угадали, что безумен один из участников рейса, и опасаются встречи с ним?..
      Глава вторая. МРАМОРНЫЙ ПАМЯТНИК
      Мраморный пилот, пристегнутый мраморным ремнем к креслу, высился над яркой улицей, разделяя своим постаментом встречные потоки машин. Перед ним, подобно небесной арке Млечного Пути, висел ажурный пешеходный мостик, переброшенный через магистраль. На мостике стоял человек и смотрел на свое мраморное изображение. Вокруг бурлила праздничная толпа. Мало кому могло прийти в голову, что на мостике против собственного памятника стоит герой дня, космонавт Роман Ратов, вернувшийся из Вечного рейса. Праздник по этому поводу был общим на всех континентах. И по новой традиции, люди в знак радости, встречаясь, обменивались букетами цветов. Цветы лежали и у подножия памятника с надписью: "Сыну Земли Ратову, не вернувшемуся из космоса". Вглядываясь в мраморные черты лица, Роман Васильевич видел не себя, а своего Арсения, который улетел в звездный рейс и, по крайней мере, при жизни отца не вернется. И словно нарочно, на памятнике не стояло имени Ратова, и теперь, когда Роман Ратов возвратился, мраморный космонавт как бы стоял в память уже Арсения, и об этом будто говорили даже слова: "Сыну... Ратову, не вернувшемуся из космоса". Вернется ли он когда-нибудь? Как много всего произошло с тех пор на Земле! Построена глобальная радиоантенна, улетели два звездолета, открыта вакуумная энергия, Объединенный мир идет по избранному пути. Все мог предполагать Роман Васильевич, все, кроме того, что его сын, не принятый при нем в космонавты, улетит в звездный рейс. Как надеялся Роман Васильевич обнять сына!.. Ему первому он адресовал радиограмму вслед за официальным рапортом по радио о возвращении. О нем думал он и весь долгий обратный путь к Солнечной системе, о нем думал он и в минуту, когда приближались к неуправляемому кораблю три загадочных диска. Никто тогда не мог угадать, что произойдет. Появятся ли перед людьми неведомые братья по разуму в виде человекоподобных существ, безобразных, но мыслящих спрутов или же причудливых разумных машин? И что ждет людей от этой встречи? Гибель? Плен? Но то, что произошло, не мог предвидеть никто! Три диска, вплотную подлетев к кораблю, соприкасаясь ободами, образовали правильную геометрическую фигуру. Нос земного корабля оказался в отверстии, которое получается, если сложить три одинаковые монеты шатром. Три диска как бы обняли корпус корабля. Внезапно все три космонавта ощутили почти забытую ими тяжесть и неловко повалились на переднюю переборку, ставшую полом. Роман Васильевич больно ушибся и сидел теперь между циферблатами приборов, смотря на товарищей. У всех были растерянные лица. - Ни рукой, ни ногой пошевелить не могу, - пожаловался Валерий. - Совсем мы обмякли, - указал на прибор Каратун. - Ускорение-то точно равно ускорению земной тяжести. Должно быть, "они" знают, что делают. "Они" действительно знали, что делали. Прильнув к кораблю, диски составили с ним одно целое. Продолжали торможение. Роман Васильевич, превозмогая боль, поднялся на ноги: - Всем лежать, не двигаться. Привыкайте к тяжести. Неизвестно, что будет дальше. Я все же постараюсь еще раз связаться с ними по радио. Не может быть, чтобы даже сейчас "они" не ответили. И он полез, хватаясь за скобы на стене, в оказавшуюся теперь над головой радиорубку. Но "они" не ответили. Или радио не работало? В первые же минуты торможения мимо корабля промчалось облако потерянного топлива, лишь часть которого Ратову с Каратуном удалось вернуть в баки. Облако продолжало путь, уготованный кораблю в Вечном рейсе. Но корабль теперь отставал от своего шлейфа с возрастающей скоростью свободно падающего тела. Роман Васильевич отметил время торможения, вычисляя изменение скорости корабля относительно Солнечной системы. Скорость убывала. Очевидно, пилоты дисков хорошо знали, чей корабль они отыскали в космосе и каковы привычные условия его обитателей. Однако сами земные космонавты долго не могли привыкнуть к "привычным земным условиям". Перебираться из одного отсека в другой теперь можно было лишь при помощи скоб, напоминавших шведскую стенку гимнастического зала. В кормовой отсек, где находилась "машина пищи", нужно было взбираться, как по пожарной лестнице на десятый этаж. У космонавтов было ощущение, что они разгоняются ввысь, кормой вперед. К концу вторых суток гашения скорости, с которой летел корабль, космонавты несколько привыкли к обретенной вновь тяжести и с трудом, но все же лазили из одного этажа ракеты в другой. Звезды были видны лишь с кормы. Иллюминаторы носовой рубки были закрыты прильнувшими к кораблю тремя дисками, так же как и боковые иллюминаторы. Днища дисков казались металлическими с серебристым отливом и в месте соприкосновения с ракетой, очевидно, были эластичными. Они светились красноватым светом. Никаких дюз, отверстий или окон в днищах не было. И никто из загадочных космических пилотов за все это время не показался в космосе. И никто не ответил ни на один радиопризыв. По существу, инопланетные корабли поступали по отношению к земной ракете, потерявшей управление, совершенно так же, как дельфины помогают в море тонущему человеку, подставляя ему свои спины и доставляя его к берегу. Уже давно скорость, уносившая корабль от Солнца, была погашена. Но диски не улетели, они начали все с тем же ускорением, равным ускорению земной тяжести, разгонять корабль в обратном направлении, к Солнечной системе. Серебристый корабль-матка все время находился в пределах видимости и будто вел наблюдение за "операцией", но не приближался. Космонавты уже привыкли к своим дискам-спутникам и даже надеялись, что они вместе с ними долетят до родной планеты. Но снова ошиблись. Диски разогнали корабль Ратова кормой вперед точно до той же скорости, с какой он улетал от Солнца, и покинули его. Тяжесть сразу исчезла. Каратун не удержался и повис в воздухе, беспомощно двигая руками и ногами. Валерий ухватил его за ногу и помог встать на пол, к которому прилипли его магнитные подошвы. Серебристая сигара корабля-матки еще виднелась вдали. Диски подлетели к ней и исчезли. Потом скрылась и сама сигара, как бы растворившись в звездной туманности. Корабль Романа Ратова возвращался из Вечного рейса, везя волнующую весть о гуманности чужепланетного разума.