Его окружили ошеломленные люди, стоящие по колено в воде с электролопатами, отбойными молотками и трубчатыми коленами в руках. Парторг строительства понял, что все они, столько часов пробывшие под водой, совершенно неуверенные в своем спасении, оказывается, не сидели в унылом отчаянии, как он представлял, а продолжали работать! Старый полярник моргал затуманившимися глазами. Руки потянулись к лицу, но помешал шлем. Люди шумели около него. Десятки рук старались снять водолазный шлем. - Руки прочь! - послышался голос Алексея. - Разве вы не понимаете? Снимете шлем - и смельчаку конец. Дядя Саша оглянулся на голос и увидел Алешу. Он был бледнее обычного, но внешне спокоен. - Здесь давление около двух атмосфер, а у него под шлемом нормальное, говорил он, подходя к водолазу. - Поможем товарищу подняться в воздушный шлюз. Мы снизим там давление и постепенно подготовим товарища. Алексей взглянул в стекла шлема. - Дядя Саша? Вы? - оторопел он. И Алексей обнял водолаза в его мокром, неуклюжем костюме. Дядя Саша передал Алексею герметический футляр с письмом. Денис повел водолаза в шлюз. - Тут у нас кое у кого руки опустились было, - говорил он тихо в гидрофон. - А он нам сказал: "Ну как, ребятишки? Будем умирать лежа, чтобы остатки воздуха протянуть, или встретим помощь стоя, заканчивая работу?" И как взялись мы опять! На душе полегчало. А как там, наверху? Льду много? Подыматься скоро? Нам еще трошки осталось. Мы ведь почти весь фундамент для каркаса острова подготовили. Дядя Саша остался один в шлюзе. Давление снизили, и он снял шлем. Теперь он был один и мог безбоязненно достать платок и вытереть глаза. Стрелка манометра стала двигаться. Давление повышалось. В окно Александр Григорьевич увидел оживленные лица людей, прильнувших к шлюзу со стороны рабочей камеры. Дядя Саша улыбнулся. Он знал, что им сказать.
      Глава двенадцатая НА ЛЬДИНЕ
      По дрейфующему с севера ледяному полю, над которым через несколько мгновений должен был появиться высотный самолет, шли три человека и собака. Они не шли, - они бежали, часто падая и снова поднимаясь, задыхаясь, глотая ртом воздух. Они махали руками, хотя никто не мог их увидеть. Зато они видели. Они видели ледоколы у края ледяного поля, отчетливо видели их мачты. Спасенье! И вдруг по непонятной причине корабли стали уходить. Ни разу за время тревог и лишений отчаяние не овладевало людьми в такой степени, как сейчас. Спасение было так близко! Это были корабли, встретиться с которыми они рассчитывали, рискнув покинуть остров, и вот теперь... Галя, - это были она и ее друзья, - оказалась слабее всех. Она упала и не могла встать. Матвей Сергеевич вернулся, Ваня же далеко убежал вперед и не оглядывался. - Посидим, отдохнем немного, - сказал механик, усаживаясь рядом с Галей. Вернутся они, непременно вернутся. Неужто льдов испугались? Хотя льды паковые. Вы сами их, Галина Николаевна, выбирали, чтобы покрепче были. Сколько мы полей послабее мимо острова пропустили... Галя лежала, тяжело дыша. Гекса подбежала к ней и улеглась рядом, положив рыжую морду на передние лапы. Галя ласково посмотрела на собаку. - На этот раз ты, собачище, не поможешь, - через силу усмехнулась она. Вспомнилось, как лежали они с Матвеем Сергеевичем и Ваней на снегу, боясь взглянуть друг на друга, признаться, что все кончено. Тогда Гекса бросилась от людей, и Галя подумала, что собака снова испугалась. Но Гекса, не добежав до мачты бывшей радиоантенны, принялась рыть лапами снег. Галя долго наблюдала за ней, но потом, догадавшись, в чем дело, добралась до нее и стала помогать. Вскоре Галя почувствовала под рукой доску. Она поняла. Это была крыша! Конек крыши! Значит, дома целы! Их лишь занесло снегом так, что не было видно... Ведь прошло столько лет с тех пор, как отсюда ушли люди. Ваня и Добров дорылись до дверей. Это оказался склад. Когда дверь была открыта, путники обнаружили у самого входа жирный окорок. Матвей Сергеевич вынул свой нож и отрезал первый кусок. Он отдал его Гексе. Наевшись, они сутки пролежали без движения - во сне или в обмороке. Потом хотели дать о себе знать, но их ждало новое разочарование - автоматической метеостанции на острове не оказалось. Продовольствия в складе было мало. До лета жили на скупом пайке. С весной пришла новая беда. Каждый час с берега доносился грохот. Грунт таял... В море валились глыбы... В доме уже нельзя было жить. Перебрались в шалаш. После одного из обвалов дома не стало. Помощи ждать было неоткуда. Очевидно, никому в голову не пришло, что геологи прошли пешком двести километров через торосы. Дважды они слышали звук самолета. Первый был еще в полярную ночь, конечно, из числа поисковых, второй, много позже, из числа летавших в ледовую разведку. Оба раза остров был покрыт густым туманом. Геологи могли рассчитывать только на себя. Галя поддерживала товарищей. "Нужно выждать, еще немного выждать. Откроется навигация. На трассе мола начнутся работы. Работы не могут не начаться. Мы пойдем по дрейфующему льду, выбрав поле понадежнее. При той плотности работ, которая намечалась, нас не смогут не заметить. Это не шанс на спасение, это спасение наверняка, на все сто процентов!" Добров и Ваня верили ей. Они привыкли во всем полагаться на нее. Когда настал полярный день, Галя с товарищами не раз выходила на край припая, смотрела на дрейфовавшие мимо поля. Она все не решалась. То ей казалось, что корабли еще не вышли на трассу мола, то поля представлялись ей ненадежными, могли разломаться, растаять. А продовольствие кончалось. И вот Галя решилась. Несколько дней назад геологи с Гексой перешли на приставший к острову паковый лед, который в ту же ночь оторвало ветром и понесло на юг. Северный ветер дул им в спину. Они шли, шли на юг, шли к друзьям... с последней надеждой на спасение. Когда они увидели корабли на горизонте, то все словно сошли с ума. Гекса прыгала и лаяла. Люди бежали к кораблям, падали и поднимались, не замечая ушибов. Спасение было близко, и вдруг, когда можно было уже различить снасти, корабли стали удаляться. В полном изнеможении и отчаянии лежала Галя на снегу. Добров мрачно сидел подле нее. Ваня бежал назад, размахивая руками. - Самолет! Самолет! - кричал он. Галя села. Как осунулось ее лицо! Подурнело, постарело. Темные, обведенные кругами глаза смотрели на небо. - Самолет-то высотный! - воскликнул радостно Ваня. Матвей Сергеевич замотал головой: - Не заметит, не надейся... Высота-то какая!.. - Куда это он летит? - спросила Галя. - Уж не случилось ли чего... в мире? - Нет. Один не полетел бы, - заявил Добров. Самолет приближался. Геологи не знали, с какой целью появился здесь самолет. Самолет шел почти над самой стоянкой геологов. Галя откинулась назад, опершись о снег руками. Гекса умными глазами смотрела на хозяйку и тихо повизгивала. Видимо, волнение людей передалось и ей.
      ...Тысячи глаз со всех кораблей напряженно следили за небом, но парашют под самолетом не появлялся. По палубе гидромонитора, расталкивая всех встречных, бежал радист Иван Гурьянович. Он взлетел на мостик и, задыхаясь, протянул радиограмму Терехову. - На льду обнаружены три человека и собака. Их рассмотрели с самолета через приборы. Выполнить задание не могут, - громко сказал Федор. Николай Николаевич обернулся. Лицо его было спокойно, только губы побелели. - Возможно ли, чтобы это... они? - Они! Уверен! - радостно сказал Федор, крепко пожимая руку Волкову. - Вертолет, немедленно! - командовал Ходов. - Прошу прощения, Николай Николаевич, но вам нельзя лететь. Подождите здесь. - Жаль, дяди Саши нет! Был бы счастлив! - сказал Федор. Вертолет поднялся с борта гидромонитора и стал набирать высоту. Он летел по направлению к белой полоске на горизонте. Через полчаса он уже вернулся и застыл над ледоколом, медленно снижаясь. Толпа моряков собралась на корме. Люди сидели на реллингах верхней палубы, забрались даже на ванты, на подъемную стрелу. Открылась дверца вертолета. Из нее выскочила трехлапая собака и запрыгала около людей, стараясь лизнуть каждого в лицо. Затем на палубу сошла Галя. Она была встречена криком торжества. Увидев Николая Николаевича, в первый момент она потеряла дар речи, потом бросилась к нему на грудь и заплакала. Он снял с нее шапку и долго смотрел ей в лицо, потом повел ее в салон капитана. - В тяжелую минуту нашлась ты, Галенька, - сказал Николай Николаевич, когда Галя, раскрасневшаяся, с поблескивающими глазами, кончила свой рассказ. Галя насторожилась. Ее похудевшее лицо теперь еще больше напоминало лицо юноши. Николай Николаевич подошел к Гале, положил ей руку на голову и заглянул в глаза. - Мы с тобой друзья... Я многое знаю, чего ты даже мне не говорила. Будь стойкой. Я не хочу от тебя скрывать... - Что случилось, папа? - Ледяное поле, которое доставило вас к нам, это ледяное поле одновременно скрыло под собой кессон с близкими, очень близкими нам... и тебе, особенно тебе, людьми. - Алеша! - вскрикнула Галя. Лицо ее побледнело. Она закрыла глаза, плотно сжала губы и крепко вцепилась в руку отца. - Так вот почему он не встречал меня... Алеша... - Галя, я не стану скрывать... - начал Волков. Галя замотала головой. - Не надо... Я все поняла. Он остался там, подо льдом, и ледоколы бессильны. Волков кивнул головой, придерживая дочь за плечи. Она ослабла вся, поникла и, не стесняясь, заплакала. Открылась дверь. Галя вздрогнула, отвернулась. - Высотный самолет! - крикнул радист и исчез. Галя смотрела теперь на отца широко открытыми, еще влажными глазами. - Зачем самолет? - тревожно спросила она. Волков сжал Гале руку выше локтя: - Крепись, девочка! Иду на мостик.
      Глава тринадцатая В ВОЗДУХЕ
      Высотный самолет летел так высоко, что казался недвижным. Можно было подумать, что он еще далеко от ледяного поля, но под ним неожиданно раскрылся ярко-зеленый парашют. Все, кто был на борту ледокола, переглянулись. Казалось, что сейчас произойдет что-то страшное. Но ничего не происходило. Парашют медленно спускался. - Встать за прикрытия! - послышалась отданная в рупор команда капитана Терехова. - К спуску шлюпки! Быть готовым к воздушной волне. Не смотреть на парашют. Надеть темные очки. Галя не могла оторвать глаз от зеленого пятнышка на фоне облачного неба. Как и все, она надела очки. Пятнышко медленно росло. Парашют опускался. Самолет превратился в тонкую черточку на горизонте. У Гали стучало в висках. Она стояла, до боли закусив губу и не замечая, что мнет в руках шапку, неизвестно когда снятую с головы. Вдруг она услышала шум заработавших винтов. Корабль разворачивался, становясь носом к ледяному полю. - Полундра! Моряки рассыпались по своим местам. Фотографы приготовили свои аппараты и замерли, прижавшись спинами к переборкам. Матросы крепко держались за поручни. Парашют опускался. Видно было, как дальние ледоколы тоже поворачивались, словно готовясь взлететь на гигантский морской вал. И вдруг вдали что-то сверкнуло. Галя вскрикнула. Неожиданный фиолетовый блеск даже через очки ослепил глаза. Испуганные люди зажмурились, закрылись руками, полами курток. Лишь капитан Терехов, Ходов, академик Овесян и Николай Николаевич Волков продолжали смотреть на внезапно возникшее перед ними странное лиловое солнце. Но вскоре даже в темных очках стало невозможно переносить это новое светило. Оно словно удвоило, утроило, удесятерило свой блеск. Свет непостижимо яркий и в то же время мертвый озарил все вокруг. Море мгновенно стало фиолетовым, лица людей восковыми, землистыми, ногти и зубы светились в тени. И тут на ледокол обрушилась воздушная волна. Галя схватилась за волосы. Сейчас вспыхнут! В лицо пахнуло жаром, как из раскаленной топки. Девушка закрылась шапкой, нагнулась и побежала по палубе, чтобы куда-нибудь скрыться. Прижавшись спиной к переборке, она тяжело дышала. Ей не хватало воздуха. Лицо покрылось испариной, веки стали влажными. Она утиралась платком. Ослепительное солнце в течение нескольких секунд увеличивалось в объеме. Потом в море под ним, там, где простиралось ледяное поле, появилось белое облако. Оно устремилось вверх, превратилось в туманный столб, тотчас же окутавший новое светило. Теперь на него уже можно было смотреть. Яркое пятно действительно походило на солнце, скрытое дымкой облаков, только было очень большого размера и непередаваемого цвета. Все гуще и гуще становились клубы поднимавшегося со льда пара. Огромный кудрявый столб слился с облаками, и казалось, что часть неба здесь провисла, опустилась до самого моря. Громкое шипение доносилось оттуда. Будто несчетные струи воды лились на исполинскую раскаленную плиту. - Что это такое? - спрашивала Галя. Никто не отвечал ей, все молчаливо пожимали плечами. Окутанное дымкой, фиолетовое солнце медленно спускалось вниз, будто упругие струи пара, бившие снизу, или неведомо как уцелевший парашют поддерживали в воздухе огненный шар. Все время, пока перед Галиными глазами проходила эта феерия, она думала о том, что чувствуют сейчас люди, скрытые под водой. Ей представлялось, что над своими головами, через выпуклые стекла кессона они видят посветлевшую воду, лиловые лучи, проникающие через мерцающую, кипящую вверху толщу вод. И мысленно Галя была с ними - с Денисом, Витякой, их товарищами, Алексеем. Галя достала платок и вытерла глаза, потом, спохватившись, стала вытирать лоб и щеки, словно для этого и вынула платок. Шипение, свист, клокотание все еще неслись над морем. Академик Овесян скорее понял, чем услышал, слова Волкова: - Ученым спасибо! Было жарко, словно северный ледокол каким-то чудом перенесся к экватору. Моряки воспользовались случаем остаться в тельняшках. Фиолетовое солнце уменьшилось, снижаясь все больше и больше. Оно стало размером с луну, цвет его побледнел. В мутном тумане отчетливо были видны два радужных круга, какие бывают зимой вокруг солнца. Наконец тускнеющее пятно опустилось на лед. Фонтан воды и пара взлетел к небу. Людям показалось, что стало темно, как в сумерки, хотя по-прежнему светило настоящее солнце, скрытое облаками. Теперь Галя зажмурилась. "Что с кессоном? Что с Алешей?" - Вперед, самый полный! - скомандовал капитан Терехов.
      Глава четырнадцатая НА ПАЛУБЕ
      Ледоколы подошли к кромке ледяного поля. Поле было неузнаваемо. Разбитые, жалкие льдины, пористые, готовые развалиться, не представляли уже слитной массы, а плавали в многочисленных промоинах и полыньях. Отбрасывая битые льдины, подминая их под себя, ледоколы спешили в глубь бывшего поля, растопленного невиданной энергией. Семь ледоколов с разных мест стремились к одной точке, все время указываемой береговыми радиопеленгаторами, - к тому месту, где на дне должна была лежать "подводная черепаха". "Что с ней? Уцелели ли люди?" - об этом думали все, но никто не задавал этого вопроса. Успокоившаяся было Галя теперь волновалась едва ли не больше, чем в ожидании взрыва. Николай Николаевич украдкой посматривал на нее, стоящую у реллингов, готовую, казалось, сорваться с ледокола и полететь, как чайка, вперед. Ледоколы состязались между собой. Каждому капитану, каждому моряку хотелось первым подойти к желанному месту. Корабли сближались веером. - Всплыла! Всплыла! - пронесся общий крик по всем палубам. Острые взгляды моряков различили среди белых и зеленых пористых льдин темный панцирь "подводной черепахи". - Где? Где? - беспокоилась Галя, держа в дрожащих руках бинокль. Звенел, торопил механиков машинный телеграф, Столпились у поручней моряки и строители. Но когда корабли подошли к всплывшему кессону, они придержали ход, уступая место ледоколу Терехова. Флагман, не включая гидромониторов, гордо шел среди льдин, легко отбрасывая их в стороны. Ледовый витязь не обнажал меча против разбитого врага. Грибовидная спина кессона виднелась среди теснившихся льдин. Под громкие крики моряков и строителей ледокол Терехова подошел к "подводной черепахе". Подъемная стрела протянула к ней свою руку. Ловкий матрос сидел на крюке. Он первый ступил на темный панцирь, постучал в стекло иллюминатора, увидел кого-то, заулыбался. Потом он зацепил крюки за кольца на панцире, вскочил на ноги, замахал руками. Заработала, запыхтела лебедка. Натянулся трос. "Подводная черепаха", осторожно раздвигая льдины, стала подниматься из воды и через мгновение повисла в воздухе. - Ура! Ура! - кричали все. Кричала и Галя, перегнувшись через реллинги и махая платком. Кричал всегда сухой, сдержанный Ходов, в котором на миг проснулся Васька Ходов, строивший Комсомольск-на-Амуре. Кричал, как кричит вместе с армией полководец, Николай Николаевич Волков, высокий, несгибающийся, с поднятой над головой рукой. Вода стекала с корпуса "черепахи" на поверхность тихой аквамариновой полыньи, образовавшейся под ней. Круги от капель разбегались по воде. Стрела повернулась, и кессон поплыл над палубой корабля. Моряки держались за колокол руками, заглядывали под него в пустую рабочую камеру, подпрыгивали, чтобы посмотреть в окна. Стрела опустила "черепаху" и поставила ее на корму. Снова прокатился крик "ура". За стеклами окон кессона были видны прильнувшие к ним сияющие лица. "Заключенным" махали руками, что-то кричали, посылали воздушные поцелуи, делали знаки, как глухонемым. Для Гали было непередаваемой мукой ждать, пока давление внутри "черепахи" будет постепенно доведено до нормы. Между тем Иван Гурьянович подсоединил к кессону телефонный провод, и было видно, как в командирской рубке Алексей Карцев говорил по телефону, наверное с Ходовым или Волковым. Через минуту всем на корабле стало известно, что кессонщики все время работали под водой и закончили закладку гнезд для трубчатого каркаса. Стало известно и о поведении Виктора, сознавшегося в своем проступке. Люди взволнованно переговаривались между собой. Лишь через строго положенное время неумолимый Ходов позволил открыть люк "черепахи". Моряки и строители стояли на палубе, готовые заключить в объятия каждого появившегося. Первым из кессона вышел Виктор. Он растерянно улыбался, приглаживая редкие волосы и потирая подбородок. Стоявшие против кессона люди продолжали напряженно смотреть на люк, словно из него никто не вышел. Виктор смутился, шагнул навстречу знакомым ребятам, нечаянно задел одного из них плечом, но никто, казалось, не заметил его. Он отошел в сторону с обиженным видом. "Они даже не желают ни в чем разобраться! - думал он возмущенно. - Они хотят сделать человека ответственным за болезнь, за невменяемое состояние!" И ему уже казалось, что в те минуты, когда тщетно трещала телефонная трубка, он, Виктор, был действительно при смерти и всего лишь принял наркотическое средство. Это помогало Виктору внутренне оправдать себя. И он стоял в стороне, как ему казалось, непонятый, а по существу, чужой, посторонний. Он отвернулся. В люке показался Алексеи Карцев. Люди с криками бросились к кессону. Впереди всех оказалась черноволосая девушка в ватной куртке и таких же штанах. Она смотрела на Алексея сияющими глазами, протянув обе руки. Она смеялась. Алексей смотрел на нее и не верил глазам. Она притянула его к себе и поцеловала не то в нос, не то в щеку и тотчас хотела скрыться в толпе, но ее вместе с Алексеем подхватили на руки и понесли рядом по палубе. Алексею хотелось многое сказать, но он был так растроган встречей, так обрадован чудесным спасением Гали, что не мог выговорить ни слова и все силы употреблял на то, чтобы сдержать слезы. Моряки подхватывали на руки каждого, кто следом за Алексеем выходил из кессона. Денисюк, несмотря на свой вес, дядя Саша, Нетаев - все они взлетали в воздух под громкие, ликующие крики. С других ледоколов подошли катера, все новые и новые моряки и строители взбирались на палубу. Витяка стоял около трубы и мрачно озирался. Мимо прошли Денисюк и дядя Саша. Никого, казалось, не интересовал Омулев со всем его внутренним миром. - Ты, Денис, сказал - случайность? - говорил дядя Саша. - Нет, это не случайность! Работы в этом месте должны начаться по плану. Решение геологов идти по дрейфующим льдам было вынужденным. Они расчетливо выбрали время. После аварии они шли с этого самого места на север. Теперь они обратным путем двигались на юг и вовсе не случайно пришли к месту аварии. И, конечно, не случайно их заметили зоркие летчики. Они ведь внимательно осматривали место, куда должны были сбросить свой чудесный снаряд. - То так! - согласился Денис. - Закономерно. Виктор увидел Галю. Он бредит? Галя жива?! Обуявшая Виктора радость в первый миг затмила все остальное. Он хотел броситься к Гале, шумно обнять ее, расспросить... Так бы он и сделал, если бы не все случившееся с ним самим. Теперь он захотел проверить, как Галя относится сейчас к нему. Она не может поступить, как другие! Ведь он любил ее! Она должна ценить это. Ну, конечно, она сама идет к нему... Нет! Она свернула в сторону! И тотчас направление мыслей Виктора стало иным. Непосредственная радость уступила место рассуждениям, которых он сам, человек неглупый, в другое время постыдился бы. "Жива! А меня обвиняли в ее гибели!" Ему казалось самым главным, что его обвиняли, а не то, что Галя осталась жива. Так совсем непроизвольно проверялось его чувство, о котором он любил говорить. Внутреннее упрямство не позволяло Виктору понять свою вину, и он охотно становился в позу человека, обиженного несправедливым отношением. Никто не хочет считаться с тем, что в тот злосчастный момент он, в самом деле, мог умирать... ну, если не умирать, то просто быть в беспамятстве. У дверей салона остановились Карцев, Терехов, Волков и Ходов. - Первый спуск дал очень много, Николай Николаевич, - взволнованно говорил Карцев. - Конструкцию "подводной черепахи" надо усовершенствовать. - Да. Надо рассчитать ее на большую самостоятельность, - сказал Волков. - Я думаю еще о подводной радиолокации, - продолжал Алексей. - Радиоволны плохо распространяются под водой, надо использовать звуковые или ультразвуковые. Руководители строительства скрылись за дверью салона. На палубе корабля снова стало оживленно. Подходил лесовоз, груженный трубами. Люди в водолазных костюмах несли длинные двадцатиметровые трубы. Очевидно, готовились к продолжению работ - к спуску труб. Виктор раздраженно отвернулся и пошел в свою каюту. Тут он увидел на фоне серого моря силуэты Гали и Алексея, стоящих на юте, и сразу почувствовал себя еще более несчастным. - Значит, ты, Алеша, хоронил меня? Сам зарывал в дно ящичек? - спрашивала Галя, перегнувшись через реллинги и смотря в воду. - Ты никогда не была для меня такой живой и близкой, как в тот момент, признался Алексей. - Даже сейчас? - лукаво спросила Галя. - Сейчас? Сейчас по-особенному. - Правда, Алеша, по-особенному? - Да, Галя.
      Глава пятнадцатая ОТРАЖЕННОЕ ЛУНОЙ
      Человек, опустив голову и заложив руки за спину, медленно шел по песку. За ним от полуразрушенной стены, почти засыпанной барханом, цепочкой тянулись ямки - следы. Человек нагнулся, взял пригоршню песку и стал пересыпать его, внимательно рассматривая. Это был все тот же песок, высушенный, мертвый песок... Человек раздраженно отбросил его в сторону. В воздухе на мгновение повис дымок. У человека было темное от многолетнего загара, ссохшееся, морщинистое лицо, коротко подстриженные седые или выгоревшие до седины усы. Вертикальные складки в углах рта говорили о воле и упорстве. Человек сел на камень. У его ноги на камне виднелись высеченные арабские письмена. Человек достал из кармана белого пиджака очки, но не стал разбирать надпись. Держа футляр в руках, он задумчиво смотрел на близкий расплывчатый горизонт. Дрожащий воздух был непрозрачен. Лиловая дымка вставала за стеной, и там трепещущим миражем мог появиться морской корабль, белый город с тонкими минаретами или зеленая полоса леса. Сергей Леонидович Карцев трудно переживал крушение своей идеи, которую пронес через всю жизнь. Крупнейший пустыневед, он считал, что пустыни нашего континента, не кончающиеся, как на других материках, а лишь начинающиеся у тридцать пятой параллели, существуют в природе незаконно, существуют из-за случайного стечения многих неблагоприятных факторов. Он считал, что достаточно изменить хоть один из этих факторов, и неблагоприятное равновесие в природе нарушится - в этом эмалевом, неправдоподобно синем небе появятся дождевые облака, прольются веками жданные ливни, и сами собой возникнут реки и озера. И тогда все пустыни оживут, даже те, какие невозможно оросить из-за отсутствия снежных гор и талых вод. Инженер Карцев в свое время был участником большого наступления на пустыню, страстно веря, что канал в пустыне Черных барханов изменит один из загадочных факторов и во всей зоне пустынь произойдет чудо. Но чуда не случилось. Случилось только то, на что реально рассчитывали строители. Зазеленели берега древнего русла и разбежавшихся от него каналов, огромная страна Черных барханов превратилась в благодатный край. Но все другие пустыни остались пустынями. Карцев ошибся, непростительно ошибся. Вот сейчас Сергей Леонидович сидит среди древних развалин. Старинная легенда говорит о богатом городе, к которому тянулись когда-то караваны. Восточные владыки слали послов и дары свирепому хану. Его подданные в пестрых одеждах толпились здесь на шумном базаре. Их дома по обеим сторонам реки стояли один к другому так близко, что сборщик податей мог "целый год идти", касаясь стен рукой, до самого Огурчи, где древний полноводный Оке впадал в Мезандеранское море. Но жестокие враги скотоводов, соседние ханы, властвовавшие в дельте реки, откуда брал начало благодатный поток, усвоили данный им монголами урок разрушения оросительной системы. Чтобы рассчитаться с непокорными племенами, ханы, воспользовавшись тем, что капризная река прорвала горный хребет и в поток стало поступать меньше воды, четыреста лет назад совсем закрыли реку плотинами. И высохла полноводная река, питавшая целую страну. На тысячу километров протянулось сухое русло. Погибали города и поля, мертвые пески засыпали все. Столетия лежали пески, погребя и дворцы и хижины... Тщетно возносились молитвы и взывали с минаретов муэдзины. Равнодушное небо, с таким искусством воспроизведенное эмалью в мавзолее ханши Тюрабек-ханум, не затуманилось облаками. За столетия на песок было пролито больше слез, чем выпало дождей. Сергей Леонидович знал, что эта легенда рождена вековой мечтой народа о воде. На самом деле русло лишено воды тысячелетия назад, а гигантская толща Черных барханов принесена с гор великой блуждающей рекой, много раз изменившей за миллионы лет свое русло. Но сила этой легенды-мечты была так велика, что еще Петр Первый, посылая к дельте шеститысячный отряд, наказывал ему "пустить воду по прежнему току". Отряд этот был изменнически истреблен ханами. В конце прошлого века на Чикагской выставке русские инженеры предлагали проект поворота реки пустынь в старое русло. Но это старое русло было слишком далеко от капризной, всегда меняющей свой путь реки. Капиталистическое государство и его техника были бессильны перед такой задачей. Проект русских инженеров остался проектом. И только теперь сбылась вековая мечта жителей пустынь о воде. Сбылась мечта, и куда бы ни пришла теперь вода, поданная каналами и трубами, пустыня преображалась. Но туда, где в глубоком раздумье сидел сейчас Карцев, советские люди не провели каналов, не дали воды. Они намеренно оставили этот клочок пустыни, как оставили когда-то заповедные развалины в городе-герое. И заповедная пустыня, вопреки теории Карцева, не воспринимала близость преображенного края, - она оставалась пустыней. Карцеву нужно было пересмотреть все свои взгляды, признаться самому себе в поражении. Между тем в глубине души Карцев был убежден, что он все-таки прав! Быть может, не сейчас, не при жизни стареющего уже Карцева, но люди найдут способ нарушить неблагоприятное стечение обстоятельств и приведут воду в пустыню не только по каналам и трубам, но и по воздуху в виде желанных грозовых туч. Что же нужно сделать для этого? Что?.. Ведь существовали же прежде иные условия. В каменистой Гоби нашли кладбище доисторических ящеров. Их трупы в течение тысячелетий уносило течение в дельту древней гигантской реки, где их засыпало илом. Значит, нынешняя пустыня была когда-то цветущим краем. А теперь на том месте лишь мертвые россыпи острых, покрытых черным загаром пустыни камней, над которыми тут и там поднимаются невысокие черные скалы, голые, потрескавшиеся от резкой смены жары и холода. На камнях пустыни ничего не растет и расти не может. Все ли было правильно в рассуждениях Сергея Леонидовича? В тысячный раз задавал он себе этот вопрос. Почему же все-таки не сказались решающим образом гигантские результаты большого наступления на всей зоне пустынь? Сергей Леонидович вынул письмо сына. Еще раз прочитал он то место, где Алексей писал о свидании с Николаем Николаевичем Волковым. Алексей был потрясен размахом задач, которые ставила партия. Казавшийся грандиозным замысел ледяного мола становился лишь деталью, решающей частную задачу в общих планах преобразования лица Земли. Волков говорил о необходимости комплексно решать вопрос изменения климата зоны пустынь и Арктики. Не ему ли, старому пустыневеду, адресовано это указание партии? Комплексно менять климат пустынь и Арктики - уравнять климат на земном шаре! Какие это мудрые слова! В природе ничего не происходит без взаимодействия. Так же надо и менять природу! Резкий звонок прервал размышления Сергея Леонидовича. Он обернулся и поспешил к развалинам. Там, за полузасыпанной стеной, на песке стоял маленький гусеничный вездеход, на котором Сергей Леонидович сделал не одну тысячу километров по пустыням. Карцев снял трубку радиотелефона, установленного в вездеходе, и сразу же изменился в лице. Директор Барханского металлургического завода сообщил о несчастье на строительстве ледяного мола. Николай Николаевич Волков распорядился найти Сергея Леонидовича и связать его с гидромонитором. - Я очень прошу прийти ко мне в кабинет, как только взойдет луна, закончил директор. Вздымая облако песка, машина обогнула развалины и выехала на оставленный ею же след. Крепко держа в руках руль, Карцев думал о сыне. Он упрекал себя за то, что был так далек от сына, что не сумел оценить его личной скромности и размаха его научной мечты. "Нужно немедленно найти Женю и рассказать ей обо всем". Карцев не сбавлял скорости. По сторонам машины неслись назад кусты. Они выросли здесь как граница пустыни, останавливая движение песков. Еще несколько минут стремительной езды, и машина влетела в тень высоких платанов. Их гигантские, словно очищенные от коры, отполированные стволы мелькали мимо окна, сливаясь в сплошной частокол. Лес оборвался. В обе стороны раскинулось хлопковое поле. По нему двигался хлопкоуборочный комбайн, умная, "чувствующая" машина, умеющая выбирать созревший для сбора хлопчатник. Скоро хлопковые поля сменились виноградниками. Несколько раз автомашина взлетала на арочные мосты, переброшенные через каналы. Снова лес. Но это уже не стена платанов. Это фруктовые заросли "фруктовая тайга пустынь", как прозвали в стране сплошные, выросшие вдоль каналов сады. Тени от зеленых крон проносились по напряженному лицу инженера.