Стоявший в дверях доктор держал пенсне в руках и, не отрываясь, глядел на своего пациента, словно искал в его глазах разрешения мучившей его загадки.
      - Так выглядят, уважаемые товарищи по науке, эт ферст блаш - при первом взгляде - изложенные нам принципы теории сверхпроводимости в свете далеко не исчерпывающей, но серьезной критики... - Профессор оперся вытянутыми руками о стол и согнул узкую спину, продолжая местами налегать на букву "о". - М-да!.. Но все это бледнеет, товарищи ученые, перед второй частью выступления соискателя. Лишь одна-единственная в ней фраза доставила мне внутреннее удовлетворение. Почтенный соискатель совершенно справедливо изволил заметить, что излагаемым мыслям место не в научной работе, а в фантастическом романе. И я позволю себе добавить: в плохом, уводящем во вредную сторону романе! М-да!..
      Всей силой авторитета науки я позволю себе заверить вас: оставьте далекие от реальности мечты о концентрации энергии в магнитном поле! Заниматься такой задачей - абсурд, заблуждение, нелепица, чепуха, ересь, вандализм в науке, невежество, узость взглядов, оскудение ума, отсутствие элементарного контроля над собой!
      Ваши предыдущие аплодисменты, уважаемые и дорогие мои коллеги, я позволю себе отнести скорей к эстрадной актрисе, ловко жонглировавшей эффектными, но невозможными положениями, чем к представителю чистой и объективной науки...
      В аудитории поднялся шум. Над доской зажглись и замигали буквы: "Внимание!" Шум не прекращался. Он понемногу стал затихать только после того, как молодой академик, проводивший защиту, встал и подошел к доске.
      Тогда особенно громко прозвучал певучий и обиженный голос Нади:
      - А я думала, что люди - современники революций - умеют спорить по-настоящему!
      Академик поднял руку и сказал:
      - Продолжайте, профессор!
      Профессор стоял все в той же напряженной позе, опершись руками о стол, и резкими движениями поворачивал голову то вправо, то влево.
      Марина села на пододвинутый ей стул и потемневшими глазами не мигая смотрела на этого ненавидящего ее человека. Она заметила, как преобразился он, заговорив о концентрации энергии, как страстно зазвучал его голос.
      Женщина, слушая, часто обращает больше внимания не на смысл слов, а скорее на тон, каким они сказаны. И, странное дело, Марина не могла найти в себе ни малейшей неприязни к своему неожиданному оппоненту. Но обида, горькая ребяческая обида подкатывала к горлу, растворялась в слезах, готовых брызнуть из глаз...
      Профессор продолжал:
      - Нам рисовали развращающие мозг картины применения аккумуляторов, использующих магнитные поля сверхмощной силы, - я бы сказал, сверхаккумуляторов. Мы слышали о карманных электростанциях, о неиссякаемых батареях, о бестопливных двигателях, гораздо более удобных, чем атомные... Я сам мог бы, бесконечно фантазируя, рассказать и более поразительные вещи. Но зачем это? Зачем? Для чего тратить силы и государственные средства на бесплодную, хилую идею? Сила уничтожит сама себя. Почтенная соискательница говорила нам об изменении структуры вещества при увеличении магнитного поля, исключающей возможность существования сверхпроводимости. Кроме того, большое магнитное поле разрушит и самое катушку, прочность которой не может быть достаточной. Вся накопленная энергия вырвется наружу, чтобы испепеляющим жаром уничтожить производящих опыт людей, будь то седой, всеми уважаемый ученый или полная жизни и любви девушка...
      Дорогие коллеги, товарищи ученые, я имею честь заверить вас, что теоретически нет никакой возможности предохранить проводник от проникновения в него магнитного поля! Точно так же как нельзя пропустить по нему ток больший, чем допускает его атомная структура. Нет такой возможности! Всякая попытка обречена на такую же неудачу, как и стремление получить явление сверхпроводимости при обычных температурах.
      Резюмируя свое выступление, я позволю себе сказать, что представленная работа порочна как в своей основе, так и в отношении намечаемых вредных перспектив, обрекающих людей на ненужный риск и горькие разочарования. Работа соискательницы не продумана, сыра, недостаточно выношена, не обоснована, мелка, легкомысленна и, самое главное, неправильно ориентирована. Приходится пожалеть о напрасном труде и потерянном времени. Будем надеяться, что это послужит хорошим уроком юной соискательнице и повернет ее честолюбивые стремления на другой, более реальный и эффективный путь, что я имею честь ей рекомендовать...
      Профессор кончил и быстрой подпрыгивающей походкой направился в аудиторию.
      Слышно было, как залетевшая в окно ночная бабочка билась крылышками о матовый колпак лампы.
      Профессор, шаги которого гулко раздавались в притихшей аудитории, подошел к седоволосому соседу министра и сел рядом с ним. Тот демонстративно встал и, извинившись перед Василием Климентьевичем, прошел в задние ряды.
      Профессор, растерянно улыбаясь, смотрел ему вслед прозрачными голубыми глазами.
      У него дернулась щека. Он заморгал ресницами и опустил голову, потом, раздвинув острые колени, облокотился на них, зажав ладонями виски.
      В течение всего времени, когда выступали ученые, пожелавшие изложить свои взгляды на использование сверхпроводимости, министр все приглядывался к старому профессору. Посматривал он и на Марину. Заметил, как выбежала она в коридор сразу после окончания речи неожиданного оппонента, как вернулась оттуда с красными глазами.
      На защите диссертации Марины Садовской разразился научный спор. Столкнулись разные течения и забурлили яростные штормы волновых теорий, квантов, магнитных вихрей и мириад электронов. Защита превратилась в диспут, которому не видно было конца.
      Но вряд ли слышал эти выступления старый профессор. Наконец он встал и неровной, спотыкающейся походкой направился к выходу.
      Министр поднялся и тоже вышел в коридор.
      В коридоре у окна стояла Марина и кусала до крови губы.
      Министр подошел к ней и сказал:
      - Так.
      Марина не подняла глаз.
      - Провалилась я, Василий Климентьевич!
      - Этого я пока еще не знаю...
      - Но ведь он говорил прекрасно! Я совершенно уничтожена...
      - Да, - сказал министр и помолчал. - Он говорил прекрасно, даже с излишней страстностью, пожалуй, но об уничтожении говорить преждевременно.
      Марина выпрямилась и постаралась улыбнуться.
      - Конечно, я понимаю, что это не может повлиять на решение Ученого совета, но все же обидно, Василий Климентьевич...
      Последние слова она прошептала одними губами, без дыхания.
      Министр все же услышал, но, кроме того, он услышал звук чьего-то грузного падения.
      Когда Марина подняла глаза, то увидела широкую спину бегущего министра. Резким движением она бросилась за ним.
      Поперек коридора, неуклюже согнув колени и уткнувшись лицом в толстый ковер, лежал профессор.
      Из аудитории доносилась монотонная речь выступавшего.
      Как ни спешили министр и Марина, кто-то, все же опередив их, уже склонился над профессором.
      - Я попрошу помочь мне поднять больного, - сказал, не оборачиваясь, низенький человек.
      Втроем они с трудом подняли профессора и посадили на диван.
      - Пульс очень плох! Этого следовало ожидать... Ведь у вас, наверно, есть машина? Надо его доставить домой.
      - Я уже дал распоряжение отвезти профессора.
      - Вот и чудесно! Он, знаете ли, такой чудак, никак не хочет иметь прикрепленной машины.
      - Знаю, - сказал министр.
      Пока доктор говорил, руки его были в деятельном движении. Он поймал пенсне, расстегнул профессору ворот и жилетку, достал из своего кармана стерилизованный шприц в упаковке и что-то впрыснул больному.
      Положив шприц обратно в коробочку, доктор потер ладонь о ладонь, потом обеими ладонями - лысину, наконец, быстрыми и нежными движениями стал делать профессору массаж. Увидев, что министр наблюдает за его руками, доктор сказал:
      - Товарищ министр, есть древняя индийская поговорка, что врач должен иметь глаз сокола, - доктор поправил пенсне, - сердце льва, - доктор прижал обе ладони к груди, - и руки женщины! - С этими словами доктор принялся снова растирать профессора.
      Марина стояла молча, наконец сказала тихо:
      - Позвольте мне отвезти его.
      - Нет, ваше место здесь. Я сам поеду с ним, - сказал министр.
      Марине показалось, что министр хочет еще что-то сказать ей. Она выжидательно смотрела на него.
      - Я предвижу исход сегодняшней защиты, - сказал он.
      - Предвидите? - насторожилась Марина.
      - Каков бы ни был этот исход, я хочу взять с вас слово.
      - Готова, Василий Климентьевич.
      - Прошу вас остаться стойкой.
      - Вот как?
      - Лучше всего вам поехать куда-нибудь. Ненадолго. К друзьям, родственникам...
      - У меня бабушка в Бресте.
      - В Бресте? Совсем хорошо. Побываете там в крепости.
      - Непременно.
      - Поклонитесь там праху героев. И от меня... - И министр повернулся к доктору, который осторожно помогал профессору подняться.
      Почти повиснув на руках доктора и министра, профессор, едва передвигая ноги, прошел к автомобилю и послушно сел в него.
      Он все время робко и виновато улыбался, как будто сделал что-то страшно неприличное.
      Стоя на крыльце, Марина смотрела, как увозили беспомощного человека, час назад уничтожившего ее.
      Наконец она обернулась.
      Перед нею стояла Надя с округлившимися глазами.
      - Какой ужас! - пролепетала она. - Ты знаешь? Они не присудили тебе степени доктора! Какой ужас! Что же теперь делать?
      - Я уезжаю.
      - Куда?
      - В Брестскую крепость. Потом к бабушке.
      - В Брестскую крепость? Какой ужас!
      Марина даже не зашла в институт, чтобы узнать официальное решение Ученого совета, она прямо проехала домой, послав Надю за железнодорожным билетом до Бреста.
      Автомобиль министра вез больного профессора в его квартиру. Старик привалился в углу, маленький доктор держал его за руку и все время вполголоса что-то говорил.
      Министр внимательно смотрел на странного старика и пытался вспомнить, где мог видеть его раньше. Он твердо знал, что до сих пор они никогда не встречались. Конечно, он мог видеть портреты знаменитого профессора, но не внешние черты казались ему знакомыми. Знакомы были какие-то неуловимые жесты, манера говорить, двигаться...
      Еще думал министр о провале диссертации Марины. Он чувствовал себя ответственным за этот провал, ибо именно он навел ее на мысль пойти по принятому в диссертации пути.
      Неужели он ошибался? Имел ли он право портить научную карьеру девушки ради проверки своих давно забытых снов?
      "Имел", - в конце концов решил министр. Должно быть, он стал стареть. Во время гражданской войны он не ставил перед собой вопроса, имеет ли он право послать в разведку... любимого человека.
      Министр вздохнул. Доктор удивленно обернулся к нему.
      - Да, это разведка, - неожиданно вслух сказал министр.
      - Вот именно! Я всегда говорю, что диагноз - это то же самое, что разведка. А лечение - это уже атака. Наши пилюли - снаряды, наши советы дурманящие газы, а наши операции - штыковой бой! Я всегда это говорил.
      Министр не мог сдержать улыбки. Доктору удалось отвлечь его мысли от той разведки, в которую он когда-то послал свою жену...
      Глава VIII
      МИРНАЯ ОХОТА
      Приглашенные главой мирового военного концерна мистером Фредериком Вельтом военные эксперты крупнейших капиталистических стран ночевали в Ютландском замке.
      Будить гостей начали рано. Заря в это утро была серая, без красок, словно карандашом нарисованная на небе. Просто часть неба стала менее темной, будто на нее легло меньше карандашных штрихов.
      Когда постучали к англичанину, он уже брился. Через несколько минут, свежий, затянутый в новый френч, надушенный и надменный, он вышел в коридор. Навстречу ему шел Бенуа:
      - Бон жур, мон ами! Как провели вы ночь?
      - Плохо, - поморщился Уитсли.
      - Почти уверен, что вам снились огненные облака.
      Англичанин холодно усмехнулся:
      - Признаюсь вам, об этих летающих массах огня мы имели донесения еще в 1914 году.
      - А, вот как! - изумился француз.
      Англичанин пожал плечами;
      - Они были замечены в Америке, в Аппалачских горах. Однако после происшедшей там катастрофы все следы пропали.
      - Так-так-так... - задумчиво проговорил Бенуа. - А я, знаете, тоже плохо спал. Мне почему-то приснился наш хозяин в виде владельца парижского модного магазина. Он приказывал хорошеньким девушкам демонстрировать мне новые модели платьев.
      - Словом, вы хотите сказать, что даже во сне он продолжал вам демонстрировать свои модели.
      Они молча пошли по каменным плитам коридора.
      "Золотой генерал", как завистники прозвали генерала Копфа после выхода в отставку, которую он очень тяжело переживал, отвык вставать рано. Поэтому его бывшему адъютанту, сопровождавшему своего старого патрона в эту поездку, пришлось долго будить почтенного военного эксперта.
      Проснувшись, Копф потрогал на ночной рубашке орден, который он ценил больше всего на свете и никогда с ним не расставался, выполняя старую клятву, данную фюреру при его получении. Это был простой, суровый, железный орден. Копф погладил грудь и зевнул:
      - Неужели пора? А мне казалось, что я не успел еще заснуть.
      - Около пяти часов.
      - Точнее, адъютант! Точнее! Надо быть абсолютно точным.
      - Без семи с половиной минут пять.
      - О-хо-хо! Будем, как викинги!
      Однако, попробовав ногами пол, Копф покачал головой:
      - Наш радушный хозяин мог бы растрясти свою скупость и купить коврик за семнадцать марок! А? Как вы думаете, адъютант?
      - Совершенно верно, ваше превосходительство.
      Копф снова зевнул:
      - А что верно? Ничего вы не понимаете! Знаете ли вы, молодой человек, что наш хозяин ничего не смыслит в коммерции?
      От удивления адъютант чуть было не потерял своей выправки, которой так гордился.
      Копф спустил на пол вместо ковра одеяло и стал делать гимнастику. Хитро поглядывая на адъютанта, он сказал:
      - Разве это коммерсант? Зачем он собирает военных экспертов разных стран? Очевидно, он хочет продавать свои изделия. Ну что ж, хорошо, против этого трудно возражать. Американцы всегда продают свою военную продукцию. Это у них основной вид экспорта, как для Бразилии кофе. С рекламными целями он демонстрирует военным экспертам замечательные модели, разработанные на его заводах. Очень хорошо! Но согласитесь, что бессмысленно, мой дорогой, демонстрировать такое средство истребления, которое превосходит, а может быть, и исключает все до того показанное. О нет! Коммерсант не должен был бы так поступать!
      Генерал в отставке кончил свою гимнастику.
      - У него что-то на уме! Сегодня он устраивает охоту... - Копф выглянул в окно. - Ха-ха! Клянусь Вотаном, я ничего не вижу, кроме лугов! Не хочет ли наш хозяин охотиться на полевых мышей?
      - Совершенно верно. Я полагаю, что ваше превосходительство не будет иметь возможности убить здесь рогатиной своего восемнадцатого медведя.
      - Или триста сорок шестого кабана.
      - Совершенно верно: или триста сорок шестого кабана.
      - Давайте шкатулку.
      Величественный Копф, тщательно соблюдая очередность, стал надевать ордена. Не уместившиеся на его груди он оставил в шкатулке.
      Пять минут спустя, откинув назад красивую седеющую голову, он вошел в полутемный холодный зал со стрельчатыми окнами.
      Со стен тускло смотрели почерневшие портреты храбрых рыцарей, когда-то поддерживавших в стенах этого замка славный дух войны, в столь своеобразной форме возродившийся здесь вновь. С потолка зала, по непонятной прихоти владельца, свисали провода высокого напряжения. Под портретами и проводами, разбившись на небольшие группки, прогуливались военные эксперты крупнейших капиталистических стран, приглашенные архимиллионером Вельтом для участия в великосветской охоте.
      В зале среди военных были также и дамы. Одна из них, высокая брюнетка, непринужденно беседовала с седобородым японцем. Бросалась в глаза неестественная бледность ее лица.
      В двух шагах от нее в позе высшей готовности выполнить любой приказ стоял атлетического вида человек, не спускавший с нее глаз. Иногда она мило улыбалась ему, беседуя с японцем и кивая другим гостям.
      Копф, еще более откинув назад голову, подошел к ним и с достоинством приветствовал японского генерала и его даму.
      Японец блеснул стеклами своих золотых очков и ответил длинно и витиевато. Брюнетка едва кивнула и сразу заинтересовалась другими гостями, но так же быстро повернулась обратно.
      Это была жена владельца замка, блистательная итальянская аристократка Иоланда Вельт.
      А при ней состоял, чтобы угадывать ее желания, любимец ее мужа и его секретарь мистер Тросс.
      "Золотой генерал" направился теперь к другой даме, полной блондинке, еще издали улыбавшейся ему. Подойдя к ней, он приложился к пухлой ручке с позолоченными ногтями.
      Эго была подруга Иоланды, Шарлотта, жена одного из директоров концерна Вельта.
      Блестящее общество оживленно болтало. Звуки голосов, мешаясь под сводами, превращались в гулкий и нестройный шум.
      Вдруг все разговоры разом стихли. В зал вошел владелец будущих вооружений армий мира Фредерик Вельт. Как и при посещении Ганса Шютте, у него были желтые гетры на тонких ногах.
      - Господа! - объявил он гортанным голосом. - В знак стремления к миру всех здесь собравшихся мы сейчас превратимся в охотников! Машины ждут нас.
      В зале появилось несколько лакеев, одетых в шкуры. Они принялись раздавать гостям луки и колчаны со стрелами.
      Ими неслышно руководил Тросс.
      Генерал Копф повертел в руках лук и оглянулся на адъютанта:
      - Что вы скажете? А?
      - Это лук, ваше превосходительство.
      - Ну я знаю, что лук! Оружие нибелунгов. А это?
      - Колчан со стрелами, ваше превосходительство.
      - Его превосходительство, наверно, не привык к подобному оружию, вмешалась Шарлотта, поведя тщательно нарисованной бровью. - Первобытная рогатина - снаряжение северного охотника - или современный истребитель! Не так ли, ваше превосходительство?
      Адъютант сверкнул своим безукоризненным пробором и сказал:
      - Его превосходительство признавал в свое время и "таубэ".
      - О-о! Кто ж не знает о легендарных подвигах летчика Копфа! Каждый мальчишка помнит знаменитую цифру: девяносто шесть сбитых за все войны аэропланов, - вставил оказавшийся рядом Тросс.
      - Девяносто девять, - скромно поправил Копф.
      - Девяносто девять! - воскликнула Шарлотта. - О, ваше превосходительство! Вы должны сравнять счет. Сто сбитых самолетов! Обязательно сто! Это будет так мило.
      - Вы угадали мою сокровенную мечту, - сказал Копф.
      - Я надеюсь, вы будете иметь эту возможность. Однако позвольте мне помочь вам надеть этот колчан.
      - О-о! Вашими руками я позволил бы даже надеть на себя цепи, а не только оружие против полевых мышей.
      - Вы ошибаетесь, ваше превосходительство! Я уверяю вас: у нас будет настоящая дичь.
      - О-о! Крупная дичь уже в ваших руках!
      - Неужели? А я думала, в руках Иоланды! - ответила Шарлотта, кокетливо прищурив серые глаза.
      Тем временем военные эксперты, уступая друг другу дорогу, вышли через окованную железом дверь Слегка позванивая шпорами, они спускались теперь по изъеденным веками ступеням.
      Во дворе стояло шесть автомобилей.
      - Поддерживающий императорский престол будет счастлив воспоминаниями об охоте, проведенной в вашем обществе, - сказал престарелый японец, усаживаясь в автомобиль.
      - О, ваше превосходительство! Я рассчитываю пополнить ваши воспоминания рыбной ловлей в Японии. Я так мечтаю посетить вашу сказочную страну! ответила Иоланда. - Не правда ли, Тросс? Вы отвезете меня туда? - И она указала Троссу на место шофера в своем автомобиле.
      Тросс молча кивнул.
      - Японцы не склонны к аллегориям, но в Европе я позволю себе сказать, что наша страна - это цветок, наши женщины - это нежнейшие лепестки, мужчины упругие стебли, наша жизнь - благоухание!
      Японец говорил монотонно и скучающим взором рассматривал носки ботинок.
      Один за другим автомобили выезжали на железный мост. Впереди всех ехали Вельт с Шарлоттой и генералом Копфом.
      Клочковатые облака сходились в небе гигантским веером. Карандашный рисунок неба потерял свой серый тон, на нем словно расплылась случайно попавшая туда оранжевая краска.
      Автомобили остановились в буковой рощице против замка. Черные, старые, узловатые деревья тянули к светлеющему небу полусгнившие вершины. Было свежо. В ветвях нестройно чирикали птички. Где-то далеко замычала корова. Видимо, датчане выгоняли на луга свои прославленные стада.
      Охотники поеживались, с усмешкой глядя на забавлявшее их оружие.
      От замка по направлению к странному, словно развороченному подземным взрывом холму пронеслись две закрытые машины.
      - Господа, - объявил Вельт, - автомобили выезжают по очереди через каждые две с половиной минуты. Курс держать между холмом и замком. Стрелять из автомобилей в строгом порядке, условившись между собой. Проверьте оружие, через пять минут начинаем!
      Тросс выскочил на землю, держа в руках конец телефонного шнура, и подбежал к дереву, где оказалась розетка.
      Вельт взял разговорную трубку.
      Крытые автомобили подъехали к заросшим американской сосной остаткам когда-то существовавшего холма. Несколько служителей с перекинутыми через плечо шкурами и доисторическими каменными топорами в руках выскочили на землю.
      Вельт дал команду.
      Автомобиль с Иоландой, Троссом и двумя военными экспертами рванул с места.
      Японец откинулся на подушку, Иоланда закусила тонкие губы и наклонилась вперед.
      Машина промчалась мимо замка и выехала на луг. Было уже совсем светло, и выскочивший из зарослей холма заяц стал хорошо заметен.
      Выкидывая задние ноги, показываясь, словно светлое пятнышко от зеркальца, то здесь, то там, он несся прямо наперерез охотникам.
      Иоланда вся напряглась и еще больше нагнулась вперед. Японец поглаживал бороду.
      Машина колотилась об ухабы, охотники лихо подпрыгивали на пружинах. Тросс еще прибавил ходу. Все ближе и ближе были заячьи лапы.
      Сидеть стало почти невозможно. Ветер ощутимым грузом ударял в грудь, в лицо, выдавливая слезы из глаз.
      Иоланда больно сжала руку старика. Маленькая черная шапочка с красным пером неведомо как держалась на ее гладких волосах. Японец не изменил своего застывшего лица и лишь попытался поправить прыгающие очки.
      Заяц почему-то не менял взятого направления и мчался по прямой.
      Тросс свернул немного в сторону и поравнялся с зайцем метрах в пятнадцати от него.
      Иоланда подняла лук и сузила глаза. Раздался легкий звон тетивы. Заяц несколько раз перевернулся через голову и заплакал, заплакал по-ребячьи жалобно-детским криком.
      Тонкие ноздри Иоланды раздувались.
      Тросс затормозил. Охотница выскочила первая и, слегка нагнувшись, побежала к зайцу. Подняв его за уши, она торжествующе рассмеялась. Потом бросила свой трофей в ноги Троссу. С воткнутой стрелы еще стекала кровь.
      - Прекрасный выстрел римлянки! - сказал итальянский военный эксперт, сидевший рядом с шофером. - Выстрел, достойный Дианы!
      Иоланда улыбнулась, обнажив ровные и, наверно, острые зубы.
      От холма к автомобилю несся второй заяц, показываясь на пригорках и исчезая в ложбинках. Он мчался по той же самой прямой, что и первый.
      Снова глаза итальянки сузились.
      - Теперь очередь вашего превосходительства, - сказала она.
      Заяц приближался. Старик нехотя поднял свой лук и, когда заяц проскочил мимо, не целясь, выпустил стрелу.
      Стрела полетела было совсем не в зайца, но тут произошла странная вещь. На глазах у всех стрела повернула и погналась за зайцем. Как и первый, этот тоже перевернулся несколько раз через голову, но не закричал.
      За убитой дичью отправился Тросс.
      Третьего зайца, совсем не целясь, убил итальянец. Вернее, он даже нарочно пустил стрелу в сторону, но она повернула в пути и настигла несчастного зайца, по необъяснимой причине никак не свертывавшего с роковой прямой.
      Автомобиль тихо поехал к замку.
      От холма скакал новый заяц, а наперерез ему мчался автомобиль с англичанином и французом.
      - Замечательно! - сказал итальянский военный эксперт, рассматривая стрелу. - Значит, в этом наконечнике находится следящий и направляющий фотоэлектрический глаз! Стрела как бы видит свою цель. Замечательно!
      - Производство фирмы "Вельт", - деловито сказал Тросс.
      - Замечательная фирма, - невозмутимо заметил японец. Потом добавил: Первые удачные опыты были проделаны еще полтора года назад.
      Иоланда удивленно посмотрела на своего соседа.
      Служители в звериных шкурах, суетившиеся около закрытых машин, увидев, что очередной заяц, как и предыдущие, убит, направились к клетке. Там у стенок все еще жалось с десяток пугливых зверьков.
      Служитель вытащил за уши беспомощного зайчика и, нежно поглаживая его по спинке, понес к решетчатому параболическому зеркалу. Это зеркало направляло поток радиолучей. Попадавший в этот поток заяц уже не мог больше из него выбраться и сойти в сторону. Вместе со стрелами, летящими наверняка, все это дедало охоту занятием неутомительным, привлекательным и обставленным комфортабельно.
      Охота была в разгаре.
      Автомобили один за другим мчались за обреченными жертвами. Каждый военный эксперт выпускал по одной стреле и каждый раз с удовольствием отмечал попадание.
      Довольные, слегка возбужденные, возвращались охотники в замок.
      Вдали виднелось стадо мирно пасшихся на лугу коров. По прихоти Вельта, владельца этих земель, арендаторы обязательно должны были выгонять своих коров в поле для оживления сельского пейзажа, а не держать их в усовершенствованных стойлах.
      Солнце давно взошло, поднялся ветер, столь обычный для Ютландии, продувающий ее от моря до моря.
      Ведя машину твердой рукой, Тросс непринужденно объяснял как бы Иоланде, но адресуясь, конечно, к сидящим сзади экспертам:
      - Надеюсь, никому не составит труда представить себе, что такие устройства могут быть помещены не только на игрушечных стрелах.
      Придерживая рукой срывающуюся фуражку, итальянский эксперт глубокомысленно заметил:
      - Думается, что такое видящее и направляющее фотоэлектрическое устройство может иметь место на любом снаряде, ракете, летающей торпеде...
      - О да! - сказал японский военный эксперт. - Фирма господина Вельта блестяще продемонстрировала нам свои достижения.
      Гости въезжали в замок.
      Сзади них ехали автомобили с радиостанцией и пустыми клетками. Содержимое клеток перекочевало теперь в ноги к "бравым" и "метким" стрелкам.
      Через два часа развеселившихся и проголодавшихся охотников ждал ленч, приготовленный из убитой ими дичи.
      Глава IX
      ОТКРЫТЫЙ СЕЙФ
      В неурочный час, когда хозяина заведомо не могло быть дома, доктор Шварцман возился у двери квартиры Кленова.
      Ключ, сделанный по слепку, неумело снятому доктором, никак не хотел открывать замок.
      - Может быть, вы думаете, доктор, что годитесь в грабители? - сам себе бормотал Шварцман. - Ничего подобного!
      И с этими словами он открыл дверь.
      - Только для истории болезни, - утешал он себя, тихо входя в квартиру. Нечто вроде рентгена.
      Доктор снял пальто, вынул из кармана затрепанную книгу по криминалистике и связку отмычек, с помощью которых он рассчитывал открыть тайну профессора.
      Итак, картина Левитана с изображением тихой речки...
      Доктор стал ощупывать раму, стараясь найти отверстие для ключа. Но все получилось иначе, чем он рассчитывал. Шаря по раме, он задел кнопку, и картина сама со звоном откинулась.
      - Кто сказал, что у взломщиков тяжелый труд? Оказывается, ничего подобного! Сейфы вежливо открываются сами собой.
      Доктор пододвинул стул, уселся на него и стал выкладывать на столик, в который превратилась картина, содержимое сейфа.
      - Представим себе, что это легкие, - рассуждал Шварцман, сняв пенсне и близоруко заглядывая в первую папку. Увидев там формулы, он отложил ее в сторону. - Нас интересует, - он отодвинул еще две папки, - не столько почки или печень, сколько сердце...
      В руках у доктора оказалась изящная папка из японской соломки и приложенное к ней письмо, написанное по-русски, но, по-видимому, иностранцем.
      Шварцман перелистал папку. Ему попались чьи-то рукописи, какая-то фотография, документы - кажется, на датском языке - и вырезки из американских газет.
      Шварцман озабоченно потер височки, где еще курчавились когда-то густые волосы, потом отыскал в книжном шкафу англо-русский словарь, не очень надеясь на свое знание языка. Перевести с датского он при всем желании не мог.
      Обстоятельно усевшись за стол, он принялся за изучение находки.
      Прежде всего он прочитал письмо:
      "Русскому профессору Ивану Алексеевичу Кленову, Москва
      Примите мое преклоненное уважение, высокопочтенный профессор, и позвольте воспользоваться случаем, чтобы выразить свое восхищенное изумление вашей стойкостью и верностью вашим незыблемым принципам.
      В торжественный день вашего семидесятилетия почтительно осмеливаюсь послать вам в подарок папку документов, которые в разное время по некоторым причинам попали в мои руки и теперь, конечно, не представляют специфической ценности.
      Стремлюсь хоть этим выразить вам чувства далекого, но заинтересованного в вашей судьбе друга и коллеги из Страны восходящего солнца".
      Подписи не было. Шварцман покачал головой. Рукопись оказалась недописанной статьей. Шварцману бросилось в глаза старое русское правописание с твердым знаком и буквой "ять". Размашистый, но аккуратный почерк к концу рукописи менялся. Строки расходились или наезжали одна на другую. Последняя страница обрывалась на полуслове. Брызги чернил рассыпались по недописанному месту.
      Доктор еще раз взглянул на незнакомое имя какого-то русского профессора, автора статьи, но оно ничего не сказало ему.