- Напрасно золотом бросаешься, - заметил ему Петр Громов. - Тяжелые камни пригодятся для трамплина.
      - Это не щедрость смертника с электрического стула? - поинтересовался Годвин.
      - Нет, трезвый расчет, - ответил Петр Сергеевич.
      - Наташа уже побежала в соседний корпус, - сказал Евгений. - На дворе ливень. А она в чем была выскочила. Электронно-математическая машина сейчас высчитывает скорость разбега, угол взлета, силу удара...
      Эллен восхищенно смотрела на Евгения:
      - И вы прыгнете?
      - Даже если бы находился в кабине, - ответил он.
      Через пять минут в полусфере танкетки рядом с Евгением появилась голова Наташи. Мокрые волосы свисали на плечи прядями, на озабоченном лице виднелись капли дождя. Она тяжело дышала.
      Евгений взял у нее перфорированную карточку.
      - Ну как? - спросил Петр Сергеевич.
      Евгений посмотрел отсутствующим взглядом на брата, потом обернулся к горному склону, словно оценивая его.
      - Может быть, с него удастся разбежаться. Скорость нужна не ниже ста сорока трех километров в час. Угол взлета 45 градусов.
      - Как у старых гаубиц, - заметил Аникин.
      - Так и думал, будем насыпать трамплин, - решил Петр Громов. - А удар? - и он посмотрел на Наташу.
      Она смутилась.
      - Здравствуйте, Петр Сергеевич. Простите, я совсем вымокла. Математическая машина сейчас заново проверяет все узлы на удар. Но я уже сказала Жене. Надо прыгать.
      - Спасибо, Наташа, - сказал Петр Громов и скомандовал: - За работу, друзья!
      Наташа долго наблюдала через приоткрытую дверь макета танкетки, как люди на Луне поднимали огромные камни и возводили трамплин, похожий на снежную горку для детей.
      Танкетка приволокла в железных руках глыбу камня, которая не уступала постаменту памятника Петру в Ленинграде. Ее положили у самого края пропасти.
      Трамплин был готов.
      Побледневшая Эллен наблюдала, как танкетка, примеряясь, чуть въехала на насыпанную крутую каменную горку. Трамплин обрывался на краю трещины. Эллен с сомнением измеряла глазами расстояние до противоположного края. Трудно было поверить, что машина долетит до него.
      Петр Громов угадал ее мысли. Он сказал:
      - На Земле лава вулканов, выброшенная из кратера, тут же стекает по склонам. На Луне тяжесть меньше и лава пролетала над поверхностью десятки километров, образуя кольцевые хребты цирков.
      - Ну, это еще не доказано! - запротестовал Аникин.
      - Сейчас убедишься. - Евгений с танкеткой уподобился вылетающей из жерла вулкана каменной глыбе.
      Танкетка забралась высоко на горный склон и замерла там, словно не решаясь ринуться вниз.
      В шлемофонах ощущались шорохи, похожие на шум дождя. Они доносились с Земли, из лаборатории дальнеуправления, в которой было открыто окно.
      Но вот танкетка двинулась, помчалась, подпрыгивая на камнях, кренясь то в одну, то в другую сторону. Бег ее все ускорялся, она уже пролетала по десятку метров над камнями, снова касалась их и вновь взлетала, готовая совсем оторваться от поверхности. Нужно было обладать феноменально быстрой реакцией и точной интуицией, чтобы рассчитать на три секунды раньше толчки и повороты танкетки. Ведь Евгений видел все с опозданием на полторы секунды, и столько же тратилось на то, чтобы его команда достигла аппаратов танкетки.
      Совершенно беззвучно, подпрыгивая и грохаясь на камни, танкетка подлетела к трамплину, задела его одной гусеницей, накренилась и вдруг вывернулась, не опрокинулась, оказалась на узкой взбегающей дорожке. Еще мгновение - и она, устремляясь носом к звездному небу, сорвалась с вертикального обрыва и, как по воздуху, которого нет на Луне, подобно выпущенному снаряду, полетела над мрачной пропастью.
      За ней змеилась веревка...
      Танкетка достигла высшей точки полета и стала падать в пропасть. Для тех, кто смотрел сверху, казалось невозможным, что она долетит до другого края.
      Эллен вскрикнула и отвернулась.
      - Ох, черт возьми! - простонал Том Годвин.
      - Есть! - крикнул Аникин. - Ну и молодец!
      Танкетка пробежала несколько метров по камням и остановилась.
      Петр Громов обнял Эллен за плечи. Аникин и Годвин стали натягивать провисшую через пропасть веревку. Другой ее конец был так далеко, что она казалась там светящейся ниточкой на фоне черного провала, глубину которого невозможно было даже представить.
      - Не удивлюсь, - тихо сказал Петр Громов, - если здесь почувствуется дыхание еще неостывшей планеты.
      - Вы хотите сказать, что там, куда можно сорваться, - не просто холодная тьма, а расплавленная магма? - подняла на него глаза Эллен.
      - Я знаю, что это за красные пятна на той стороне! Если бы я мог перепрыгнуть, как танкетка, я был бы уже там. Мы переправимся с вами вместе первыми...
      - В вагончике канатной дороги над Ниагарой мне казалось, что я сорвусь. Внизу были пенные струи, как на мраморе.
      - Канатная дорога готова, - отозвался Аникин. - Только вместо вагона крюк.
      Натянутая между трамплином и танкеткой веревка шла круто вниз, провисая над черным проемом.
      Громов решительно подошел к трамплину.
      - Аленушка! - неожиданно ласково позвал он Эллен.
      Эллен подняла брови, улыбнулась и покорно подошла.
      Том Годвин дотронулся до руки командора.
      - Обязан вам жизнью. Сейчас речь о большем.
      Громов кивнул.
      Аникин надел на веревку крюк и приспособил к нему веревочную петлю, в которую можно было вдеть одну ногу, как на гигантских шагах. Потом накинул на канат вторую веревочную петлю для торможения.
      Петр Громов скрепил свой пояс с поясом Эллен.
      Том Годвин хотел было попрощаться с Эллен, но Громов свирепо взглянул на него, и он отступил. Аникин вел себя так, словно ничего особенного не происходит.
      Вниз по канату скользнули две тесно обнявшиеся фигурки. Скафандры казались ослепительными на фоне черноты провала.
      Эллен не хотела смотреть вниз, но она не простила бы себе, если бы не взглянула.
      В бездне густела неимоверная чернота, как в космическом небе, даже еще темнее, потому что не было звезд. Впрочем, если не звезды, то что же светилось там, в глубине? Или это причуды головокружения?
      Нет! У Эллен не кружилась голова. Она упивалась свободным полетом, не чувствовала собственного веса, не замечала поддерживавшей ее веревки. Рядом был могучий человек, для которого она была легче пушинки, который заставлял ее летать. И она летела! Это было самое острое, самое невозможное ощущение... Нет! Наслаждение! Какое бывает во сне, когда одного усилия воли достаточно, чтобы оторваться от земли, взмыть над миром, парить торжествуя!
      Движение стало замедляться, полет прекратился. Громов уперся ногами в камни и помог Эллен встать. Он легко приподнял ее одной левой рукой.
      - Мы летали, - слабо сказала она.
      Громов опустился на колени, снимая с камней странный красноватый налет.
      - Жизнь! Слышите, Аленушка, это жизнь!
      Он растирал на перчатке что-то, подобное плесени.
      - Жизнь? - удивилась Эллен. - А это? - И она указала на беспомощно расстелившуюся на камнях гусеницу.
      Петр Громов выпрямился. Только сейчас он понял, какая страшная авария произошла с танкеткой при ударе. Глаза его тревожно сузились, но на губах еще держалась торжествующая улыбка ученого, открывшего жизнь на Луне.
      Г л а в а  в о с ь м а я
      ПЕЩЕРА СОКРОВИЩ
      Первые люди на Луне молча стояли над разбитой машиной. Полусфера сделалась молочно-белой. Изображения на ней не было. Танкетка казалась пустой.
      Аникин и Петр Громов определили повреждения. Порвалась гусеница, лопнул поддерживающий ролик. Были обрывы в радиосхеме телевизионного устройства. Нужно было восстановить и питание аккумуляторов от солнечных батарей. Часть полупроводниковых элементов должна была находиться на солнце, а часть в тени. Перепад температур более ста градусов обеспечивал большую мощность. От удара щиток, создававший тень, отлетел и потерялся.
      Эллен все дальше удалялась от танкетки, стараясь разыскать щиток.
      Она ходила по красным пятнам "лунного леса". Лунный лес, как назвала его Эллен, выглядел ржавчиной на камнях. Рассмотреть эту плесень можно было лишь в микроскоп. Может быть, это мельчайшие грибки?
      Танкетка уже не двинется, экспедиция останется здесь. Это и лучше, стоит ли уходить от "прииска невесты". Пусть уж лучше сюда прилетит большая ракета с Земли. Можно больше увезти самородков. Нет худа без добра.
      Все это Годвин сказал Эллен, догнав ее.
      - Боюсь, что вы, Том, плохо знаете командора, - задумчиво ответила она. - Он нашел здесь лунный лес и лунный ветер. Найдет и вулканы.
      - Вулканы еще туда-сюда. Но ветер?
      - А что вы думаете? Почему равнина у трещины гладкая, глянцевитая и без пыли? Через трещину из глубин планеты вырываются углекислые газы. Они питают эту жалкую растительность, и они же, растекаясь по равнине моря, сметали с нее пыль.
      - У вас это здорово получается, Эль. Вы прекрасная ученица.
      - Вы так думаете, Том?
      Эллен и Том Годвин нашли щиток и принесли его к танкетке. Аникин уже устранил повреждение в схеме, и танкетка теперь не была пуста.
      - Как вы поживаете, мистер Громов? - приветствовал Евгения Годвин. Вы снова здесь, чтобы доказать ненужность присутствия людей на Луне?
      - Без вашей помощи не двинусь, - признался Евгений.
      - Скажи об этом матери, - попросил Петр Громов. - Скажи, что мы друг без друга никуда.
      - Я уже сказал. Даже сказал, что по-настоящему счастлив, когда... с вами.
      Годвин отошел к Эллен, Петр проницательно посмотрел на брата.
      - Счастлив? Посоветовал бы тебе управлять своим изображением, смягчать кое-какие бурные эмоции...
      - Нет у меня в груди такой рукоятки! Это ты можешь выключать чувства, как электрическую лампочку. Хоть на час, хоть на год.
      Подошел Аникин.
      - Все ясно. На день работы, не меньше.
      - Мы не можем терять целый день, - решительно сказал Петр Громов. До лунной ночи их не так много. Мы должны идти дальше. Аникин останется ремонтировать танкетку.
      - Как? - ужаснулась Эллен. - Идти без танкетки?
      - Годвин понесет запасный баллон кислорода. Танкетка через сутки догонит нас.
      - Вам мало сделанных открытий?
      - Открытия еще ждут нас.
      - Вы ненасытны, командор. Вы слишком сильны, трудно идти с вами рядом.
      - Я понесу вас на плече и даже не почувствую.
      - Я не люблю, когда меня не чувствуют, - пошутила Эллен. - Я не отстану.
      Том Годвин согласился неохотно. Командор посадил Эллен к себе на плечо. Годвин поднял кислородный баллон.
      Эллен часто оглядывалась назад. Какой близкий, оказывается, на Луне горизонт, как скоро скрылась за его выпуклостью танкетка с фигуркой Аникина.
      - Возможность жизни на Луне допускали многие ученые, - говорил Петр Громов. - Даже с Земли на лунном диске вблизи некоторых трещин замечалось изменение цвета поверхности. Жизнь удивительно цепка. Она существует в самых невероятных условиях: в стратосфере и в глубине океана, в Антарктиде и в земле без доступа кислорода. Я собрал лунную плесень в пробирку.
      - Вы знаете, командор, я уже люблю Луну. Кто солгал, что природа ее однообразна?
      После нескольких часов пути равнина моря уже не казалась ни застывшей каменной волной, ни расплескавшимся шлаком. Она была покрыта круглыми холмами, похожими на вздувшиеся пузыри. Кое-где пузыри прорвались, и их края в миниатюре напоминали лунные цирки.
      - Может быть, и цирки образовались когда-то так же? - сказала Эллен. - Я представляю себе клокочущую поверхность планеты. Вздуваются исполинские пузыри, лопаются, взрывом взлетает газ, а по кромкам пузыря остаются кольцевые горные хребты.
      - Вы мне нравитесь, Аленушка. Расскажите это все Аникину. Самой большой научной ошибкой бывает попытка все объяснять единой причиной. Метеориты, так уж одни метеориты. Вулканы, так уж только одни вулканы. На структуру лунной поверхности влияет множество причин. В том числе и газовые пузыри. Кстати, Годвин, я прошу вас, будьте осторожны, поднимаясь на вздутость.
      - К черту, командор! Я не хочу ограничиться только приисками. Если мисс Кенни открыла на Луне газовые пузыри, то позвольте уж мне поплясать на макушке одного из них.
      Эллен и Громов увидели, что Годвин со своей ношей начал взбираться на пологую вздутость. Из-под его ног стали разбегаться трещины.
      - Осторожно! - крикнул Громов. - Проваливаетесь!
      Годвин и сам почувствовал, что почва колеблется. Инстинктивно он сбросил тяжесть. Кислородный баллон упал на корку пузыря и пробил ее. Сверкнули черные трещины. Из них стал подниматься оранжевый дым.
      Спохватившийся Годвин встал на колени, протягивая к баллону руки.
      Громов спустил Эллен на камни.
      Баллон исчез в зияющей дыре. Желтое облако вырвалось из отверстия и окутало Годвина.
      - Том! Ложитесь и не шевелитесь! Ползу с веревкой.
      Желтая дымка рассеивалась медленно.
      Эллен в ужасе стояла у основания холма. Командор полз по-пластунски к едва видневшемуся на вершине Годвину.
      Но командор весил слишком много даже для Луны. За ним оставался след разбегающихся зигзагообразных трещин.
      - Черт возьми! - сдавленным голосом сказал Годвин. - Как бы достать этот дьявольский баллон. Я готов спуститься за ним на веревке.
      - Не шевелитесь, - скомандовал Громов.
      Он почти добрался до Годвина и бросил ему конец веревки. Но корка была слишком тонкой - она провалилась...
      - Боже! - вскрикнула Эллен.
      - Стойте! Не подходите! - приказал ей Громов.
      Громов и Годвин проваливались по пояс и едва удерживались, распластав руки. Корка оседала.
      - Sos! Sos! - в отчаянии кричала в шлемофон Эллен. - Ваня! Мираж! Несчастье! Они проваливаются! Скорее на помощь! Вы слышите меня? На помощь, на помощь!
      Аникин слышал ее голос. Он вскочил и обменялся взглядами с Евгением. Евгений подал ему манипулятором брошенный молоток.
      - Чинить солнечную батарею не будем. Склепай хотя бы гусеницу, сказал он. - Скорей!
      Эллен видела зияющую дыру на вершине вздутости. Ни Громова, ни Годвина на поверхности больше не было. Эллен легла на живот и стала медленно подползать к краю провала.
      Она была легче мужчин, и корка держала ее. Она добралась до рваного края. За ним чернела пустота. Эллен взглянула вниз:
      - Командор! Том! Остановитесь!
      - Аленушка! Не подползай! Поберегись! На Земле мы бы разбились...
      - Зацепились за выступ, - донесся голос Годвина. - Баллон погиб. Отсюда не выберешься. Скоро конец, Эль.
      Из глубины образованной газовым пузырем пещеры был виден круг черного звездного неба, а на нем светлое пятнышко шлема скафандра.
      - Простить меня, командор, знаю, нельзя, но... так уж принято перед концом.
      - Виноват скорее я, Том. Нельзя было уходить от танкетки. Кислорода хватит на несколько часов.
      - Будем считать, что похороны состоялись. Дым салюта печально лег на землю. Тела опущены в заготовленную яму. А давно она была для нас заготовлена, командор?
      - Думаю, что миллионы лет назад. У нас достаточно времени, чтобы изучить ее. - Громов зажег электрический фонарик, и тотчас пещера засверкала разноцветными кристаллами, сплошь покрывшими ее стены.
      Том Годвин даже присвистнул.
      - Недурная шкатулочка!
      - Еще одна научная находка. Что это у вас в руке?
      - Наверное, алмаз. Прозрачен, как слеза, которую никто из-за меня не прольет. Черт возьми, командор! Лунный алмаз тает в руках, как моя надежда...
      - Подождите, Годвин! Вы сделали бесценное открытие! Это лед... Ископаемая вода! Аленушка! Здесь вода.
      - Ваня торопится! Он скоро выедет. Не падайте духом, - послышался в шлемофонах голос Эллен.
      - Духом мы не упадем, лишь бы телом не свалиться, - отозвался Громов, освещая дно пещеры. - Стойте! Что это там за лужа? Вода? Но почему она черная? Том! Скорее! Помогайте мне, пока жидкость не испарилась.
      - Черт возьми, командор! Нужно думать о спасении души, о Земле хотя бы, а вы...
      - Я думаю о Земле, Том! О сокровищах Земли.
      - Как так? - удивился Годвин, помогая командору спускаться по отвесной стене, усыпанной иглами самоцветных кристаллов.
      - Здесь когда-то кристаллизовались пары магмы, - говорил Громов.
      - Вы удивительный человек, командор. С вами не затоскуешь и в чистилище.
      - Том! Аленушка! Я успел взять жидкость в пробирку! Если это то, что я думаю, люди откроют на Земле бесценные сокровища.
      - Ваня сейчас выезжает! - кричала сверху Эллен.
      - Передай... когда бы ни добрались... обязательно... непременно пусть возьмут у меня эту пробирку. Очень важно.
      Эллен заплакала. Она передала по радио странный приказ командора.
      Аникин с силой ударил в последний раз молотком и отбросил его в сторону:
      - Ну, Евгений, теперь все дело за тобой! У них скоро не останется кислорода.
      Танкетка рванулась с места, присев на задние траки гусениц, и помчалась по камням, словно разбегаясь для нового прыжка.
      Эллен первая почувствовала недостаток кислорода. Она лежала у края провала и смотрела вниз, в темноту. Командор запретил ей говорить, советовал уснуть. Во сне кислорода расходуется меньше.
      Она лежала и думала. О Евгении и о командоре. И еще о Томе. Ей казалось все странным, как во сне. Ведь она должна была спать... В висках стучало. Она действительно скоро уснет. И совсем это не страшно.
      Танкетка мчалась по следам людей. Здесь уже не мели лунные ветры, пепел лежал миллионы лет.
      Аникин стоял нагнувшись вперед, подталкивая рукой полусферу, словно мог ускорить бег машины.
      И вдруг машина остановилась. Она бессильно пробежала несколько метров и застыла, накренившись на камне.
      Аникин соскочил.
      - Что? Толкануть? - тревожно спросил он и вдруг увидел, что в полусфере нет изображения. Он бросился к проводам радиосхемы и вдруг понял... Он упал на камни и зарыдал.
      Евгений Громов распахнул дверцу макета танкетки и вихрем выскочил в лабораторную.
      - Наташа! Наташа! - кричал он. - Где же ты, Наташа! Погибло все, все... Луна зашла за горизонт.
      Наташи не было. Евгений не мог понять, как она могла оставить лабораторию в такую минуту. Ведь она всегда знала, что надо делать... Он опустился на стул, сжав руками голову.
      Ч а с т ь  т р е т ь я
      СЕДЬМОЙ КОНТИНЕНТ
      Г л а в а  п е р в а я
      КОЛЬЦО ДРУЖБЫ
      Под крылом самолета плыли прямоугольники разграфленных каналами полей. Страна трудолюбия, отгороженная от моря дамбами, осушенная каналами и насосными станциями, качавшими воду в море, уровень которого был выше крыш, казалась огромной шахматной доской. Широкий канал натянутой лентой разделял ее пополам. Пароходы и моторные барки рассыпались по нему пятнами. Рядом тянулись линейки рельсов. Игрушечный поезд на них будто стоял. Параллельная полоска шоссе была усеяна автомобильчиками, а вереница велосипедистов на бетонной тропинке казалась цепочкой.
      К самому крылу вдруг резко поднялись домики с крутыми крышами, стали видны переброшенные с порогов мостки, замелькали кроны редких деревьев.
      Самолет шел так низко, что должен бы врезаться в забор.
      Но заборов в Голландии не строят.
      Не было забора и вокруг Амстердамского аэродрома, центрального узла западных воздушных путей. Джон Смит прекрасно знал это еще в ту пору, когда сам летал. Теперь он был пассажиром. В последний раз на этот аэродром он сажал самолет трансатлантической линии вместе со вторым пилотом Томом Годвином, который бродит теперь где-то на Луне, а тогда, готовясь к космическим полетам, проходил практику на современных реактивных самолетах.
      Здесь, в ресторане для экипажей, состоялись проводы Джона Смита. Он восседал на высоком табурете у стойки рядом с Томом Годвином и отечески поглядывал на тоненьких, затянутых в форменные костюмы девушек, которые на игольчатых каблучках прибегали с летного поля. А парни со всех линий, англичане, поляки, русские, немцы, французы, чехи, шведы и, конечно, голландцы в различных, но чем-то похожих формах, едва появляясь в ресторане, подходили к Смиту и чокались, опрокидывали с ним стаканчик. Все они были здесь друзья: и польский летчик Казимир Нагурский, гордившийся своим родственником, первым русским полярным летчиком, и француз Лавеню, неистощимый весельчак, и грузный Герберт Шварц, отказавшийся в свое время от службы в военной авиации, и иронический Джолиан Сайкс, сын лондонского докера и поэт; наконец, эти советские парни, только что прилетевшие на обгоняющем время ТУ, - все, все они знали друг друга, присаживались за одни и те же столики, обменивались шутками и жалели старого Джона Смита, который заканчивал свой последний рейс.
      - Нет, не последний, - втолковывал каждому Джон Смит. - Я еще полечу, вернее вылечу с места. Вот это и будет последний полет.
      Пилоты хохотали, тревожно поглядывая на старого летчика. Трудно будет ему, многосемейному, найти работу.
      Тогда и сказал Том Годвин:
      - Хэллоу, Джон, не терзайте всем душу, словно вас уже наняли на постоянную работу в ад. Я устрою вас в космопорт. Не хотите ли поддерживать со мной связь через космические бездны, наполненные надеждами?
      - О'кэй! - сказал Джон Смит. - Это не хуже, чем просто выть на луну.
      На самом деле это оказалось почти одно и то же. Джон Смит работал в радиорубке космопорта, но Годвина не слышал. Американская ракета "Колумб" разбилась о лунные скалы. Том Годвин и эта молодчина Кенни, получившая во всем мире прозвище "космической Эллен", примкнули к русским, и все вместе, бросив русскую ракету с радиоаппаратурой, отправились пересекать лунный диск! А связь с Землей поддерживали через телеуправляемую танкетку только в те часы, когда Луну было видно в Москве.
      Джон Смит чувствовал, что даром ест хлеб и имеет все шансы вылететь с места. Однако не только забота о себе и о семье привела его на Амстердамский аэродром. Ему казалось очень важным поддерживать с Луной связь круглосуточно. Многие газеты хорошо бы заплатили, чтобы получить корреспонденции от "космической Эллен" и на худой конец от Тома Годвина непосредственно, а не через русских.
      За окном самолета замелькали бетонные плиты. Негр Джонсон недурно посадил самолет. Смит всегда считал, что эти черные ребята - способные парни.
      Пассажирам не полагалось ходить по летному полю, они должны были сесть в автобус, смешной и необычный. Его кузов почти касался дном бетонных плит, сзади опираясь на колеса, а впереди на моторную тележку, которая свободно поворачивалась под ним и возила не только его, но и бензоцистерну.
      Джон Смит с удовольствием нарушил правило и в ресторан экипажей отправился вместе с Джонсоном пешком.
      Джонсон был гигантского роста. Смит не уступал ему в ширине плеч, но ростом был вдвое ниже. Словом, он не стал бы выставлять свою фигуру на конкурс красоты.
      Впервые в знакомый ресторан входил Джон Смит, одетый в мешковатый штатский костюм.
      Но его узнали, стали подниматься навстречу, звали выпить стаканчик.
      И все говорили о Томе Годвине. Вот это парень, он нашел себе на Луне подходящую компанию! Черт возьми, если бы нужно было послать на Луну целую армаду ракет, недостатка в пилотах наверняка не было бы.
      - Он сидел вот на этом табурете у стойки, - вспоминал Смит, - а я не могу с ним даже говорить, хотя он специально для этого устроил меня в космопорт. Когда из Америки видно Луну, то сопровождающая Тома танкетка глохнет, как старый джентльмен, у которого просят взаймы.
      - Нужен голос погромче? - спросил грузный Шварц.
      Джон Смит сделал в воздухе неопределенный жест.
      - Если бы все парни захотели...
      - Я понимаю вас, Смит, - сказал Казимир Нагурский. - Поднять в воздух антенны, наладить ретрансляцию?
      - О'кэй! - воскликнул Джон Смит. - Именно об этом я и думал.
      - Если бы генералы приказали вместо атомных бомб брать антенны и патрулировать с ними в воздухе, все было бы в порядке, - заметил Джолиан Сайкс.
      - А не у нас ли за спиной жезлы маршалов авиации? - заметил Жак Лавеню.
      - Самовольно подняться в небо и крутить там? - осведомился Шварц.
      Лавеню не успел ответить. С летного поля вбежала взволнованная голландка в сером, перетянутом в талии костюме и в сбившемся берете.
      Все насторожились.
      - Джентльмены! - крикнула она. - Москва!
      - Москва... О Луне... Телефонный вызов. Всем вам... Включаю репродуктор.
      На стойке зазвенели стаканы. Летчики зашикали на молоденькую буфетчицу "Маркизу" с выкрашенными под седину волосами.
      В репродукторе зазвучал женский голос. Казимир Нагурский и Жак Лавеню переводили с русского на английский.
      - ...положение почти безнадежное. Советское правительство еще вчера обратилось по дипломатическим каналам, а ждать уже нельзя. Они погибают.
      - Кто? Кто? - послышалось в зале.
      - Петр Громов и Том Годвин... И Эллен Кенни. Все они задыхаются, а танкетка не может доставить им кислород. Луна зашла в Москве за горизонт.
      - А что я говорил! - в отчаянии крикнул Джон Смит.
      - Тише! - громовым голосом потребовал Джонсон...
      - ...спасти их еще возможно. Если бы каждый вылетающий самолет нес на себе антенну...
      - Блестяще! - не выдержал Жак Лавеню. - Именно каждый!
      - ...весь мир фактически был бы опоясан кольцом антенн.
      - Кольцо дружбы, - вставил Джолиан Сайкс.
      - Так ведь это я и хотел предложить! - сказал Джон Смит. - Ведь если бы все парни...
      - Друзья! Я говорю прямо из лаборатории, - взволнованно продолжала Наташа. - От вас зависит спасение первых исследователей Луны...
      Первые исследователи Луны умирали...
      В голове у Громова помутилось. Хотелось сорвать колпак шлема, разодрать на груди скафандр.
      Эллен потеряла сознание. Она лежала около провала и словно спала, положив под шлем руку. Ведь командор приказал ей уснуть.
      Танкетка, беспомощно накренившись на камне, стояла среди пустынных лунных скал. Вокруг никого не было.
      Аникин давно скрылся за утесами. Он бежал, держа баллон на плече. При каждом шаге он взвивался над поверхностью, пролетал два-три десятка метров, едва касаясь ногой камня, отталкивался и снова взмывал.
      Петр Сергеевич не позволял прыгать на Луне, боясь неожиданностей. Теперь Аникин мог не считаться с запретом. Все решала скорость. Он не бежал, он летел, лишь изредка касаясь ногой камней. Такое чувство полета бывает лишь во сне! Вместе с баллоном он весил едва треть того, что весил на Земле. Хорошо натренированные мускулы спортсмена как нельзя более пригодились. Нечто подобное он испытывал на пружинной сетке, подбрасывавшей его в тренировочном зале. На ней он привык владеть телом в прыжке.
      Редкий спортсмен может бежать в течение часа. В висках у Вани стучало, горло перехватило, кислорода не хватало. Прыжки становились все короче, ноги не повиновались. Казалось, после следующего шага он упадет и не встанет.
      И Аникин упал. Острая боль ожгла ногу. Он застонал и стиснул зубы. Ведь его могут услышать в шлемофоны! Он поднялся, хотел еще раз прыгнуть, но снова упал. Слезы залили ему глаза.
      Встать он уже не мог и пополз, волоча кислородный баллон.
      Он исступленно полз вперед, с трудом преодолевая узкие трещины. Через более широкие он перебрасывал кислородный баллон и переползал по нему, как по мостику...
      Надежды не было. Было лишь тупое упорство, воля и страх за дорогих и близких людей.
      На слое тысячелетней пыли оставался извилистый след. На миллионы лет сохранится эта странная запись первой лунной трагедии...
      На Луне нет звука, на ней не может быть звуков!.. Что это? Галлюцинация? Или так стучит сердце? В висках шумит! А этот грохот?
      Это ж по камням звук передается!
      Что-то промелькнуло мимо ползущего Аникина.
      Не веря глазам, он смотрел вслед мчащейся танкетке, за которой поднималась медленно оседающая пыль.
      Ужас сковал Аникина, сердце словно остановилось, перед глазами пошли круги... Танкетка умчалась, бросив его на произвол судьбы.
      Аникин поднялся на колени и закричал. Но кричал он уже от радости, еще ничего не понимая, но ликуя:
      - Жми, жми! Гони! Успеешь! Эх, молодец!..
      Он видел, как взвивалась танкетка, перелетая над трещинами, подскакивая на неровностях.
      Вот она вскочила еще раз, сверкнула на черном небе и исчезла за горизонтом.
      Когда танкетка подлетела к провалу, корка затрещала под ее гусеницами. Только быстрота могла предотвратить катастрофу. Железные руки на ходу подхватили лежащую недвижно Эллен, оттащили ее от провала и стали присоединять баллон кислорода к дыхательному аппарату скафандра.
      Евгений действовал быстро и четко. Никогда он так не проклинал этих бесконечных трех секунд, которые отделяли его мысль и команду от ее выполнения. Ему казалось, что манипуляторы не повинуются ему, что Эллен никогда не очнется... Только страхом за нее можно было объяснить, что он промчался мимо Аникина. А ведь только Ваня мог спуститься на веревке в провал, чтобы поднять бессильных Громова и Годвина, но он отстал, его нет здесь и теперь.
      Эллен пришла в себя.
      - Аникин отстал. Надо спуститься. Вы сможете, Селена?
      Эллен постаралась улыбнуться, но слишком велика была тревога. Она вскочила на ноги, хотела бежать к провалу. Евгений остановил ее.
      Через минуту, привязанная за пояс, она нерешительно передвигала ноги, приближаясь к чернеющему проему.
      Танкетка медленно двигалась за ней в отдалении. Укрепленная за ее передний крюк веревка все время оставалась натянутой.
      Эллен бесстрашно бросилась в черную пропасть.
      Танкетка медленно приближалась к ней.
      Веревка ослабла. Танкетка остановилась.
      Мучительно текли секунды...
      Евгению казалось, что испортилась аппаратура, что она не передает больше движения. Все было мертво и недвижно на Луне.
      Но вот веревка слабо натянулась.
      Три секунды, три бесконечные секунды понадобились Евгению, чтобы танкетка, выполняя его приказ, начала пятиться.
      Переброшенная через край веревка прорезала в кромке углубление, превратившееся в трещину. Эллен не показывалась, хотя танкетка дошла до нужного места. Корка нависла над Эллен!