Новые ощущения не затмили горькой тревоги Евгения за близких ему людей... Удрученный, рассеянный, бродил он по переходам, прислушиваясь к звонкому стуку подошв. Мать!.. Она не переживет... Хорошо, что сильная Наташа с нею...
      На "Разуме" летело двенадцать человек. Встречаясь с ними, он молча уступал дорогу. Это были два американца, профессор Трипп, член космического комитета, и старый пилот Джон Смит, радист "Разума", запасные пилоты англичанин Джолиан Сайкс, поляк Нагурский и француз Лавеню, добровольцы, в последнюю минуту добившиеся включения их в состав экипажа. С советскими участниками экспедиции Евгений, в том числе с теми, кого уже знал весь мир, дружил еще в Космическом институте. Только он один не проходил там специальной тренировки, не рассчитывая лететь в Космос.
      Академик Беляев нашел Евгения в салоне с закрытой книгой в руках:
      - Прости, что отвлекаю. Мы посоветовались с профессором Триппом и решили, что посадку ракеты доверим тебе. У тебя есть опыт, ты уже спускался на Луну и знаешь, куда именно надо посадить корабль.
      Евгений не подал виду, как взволновали его эти слова. Ракету он знал прекрасно, еще готовясь к телеуправлению "Искателем-II". Но "Разум" был таким огромным.
      Евгений сунул книгу корешком к стенке в шкаф и поспешно прошел в рубку управления.
      - Хэлло, Эджин! - сказал Джолиан Сайкс. - Вы будете единственным человеком, который без возвращения дважды прилетит в одно место.
      Евгений кивнул головой и занял уступленное ему Сайксом кресло.
      До поверхности Луны оставалось около трехсот километров. Через металлический переплет окна виднелась освещенная часть шара. Сверху казалось, что он покрыт лужами. Большие и малые, эти "лужи" были совершенно круглыми, отливая гладкой и твердой поверхностью. Каменный лед некоторых озер был изрыт двумя-тремя воронками тоже с гладким дном. Когда Евгений летел к Луне в первый раз, он всего этого не рассмотрел.
      Гористая часть Луны казалась очень странной из-за длинных теней, отбрасываемых низким солнцем. Некоторые кратеры зияли чернотой, словно не имели дна. Менее высокие горы исчезали в тени зазубренных пиков, истинные ощущения нарушались.
      Евгений беспокоился, найдет ли он точно место на краю лунного диска, куда добралась экспедиция Петра Громова.
      Сейчас не было границы между видимой и невидимой с Земли частью лунного шара. Стоявший на пульте лунный глобус был сделан со всеми подробностями лишь в одном полушарии, а в другом очень приблизительно по фотографиям автоматических межпланетных станций. Он не вполне походил на медленно растущий внизу шар.
      Евгений заставил гигантский корабль повернуться дном к Луне.
      Пот выступил у него на лбу, не столько от появившегося ощущения свинцовой тяжести, сколько от нервного напряжения.
      Все ниже опускалась ракета-колосс. Вибрировали ее стенки, ревели тормозные дюзы.
      Великолепный корабль! Как он слушается каждого движения! Ведь Евгений привык к тому, что его приказы выполняются через полторы секунды. И узнавал он об этом еще спустя такое же время. А сейчас...
      За переплетами окна виднелся знакомый горный кряж, перед которым лежало предательское море пепла. Тогда этот кряж дымился... Сейчас он был по-лунному мрачен и неизменен.
      Все члены экипажа припали к окнам. Они видели лунный пейзаж впервые.
      Летающая башня опустилась. Ее спружинившие лапы походили на триумфальные арки.
      Скафандры были надеты заблаговременно.
      Звездолетчики цепочкой спускались по алюминиевой лестнице в облако пыли, поднятой дюзами с поверхности.
      Евгений, Джон Смит, Казимир Нагурский и Жак Лавеню - спасательная команда - не стали ждать, когда рассеется пылевой туман, они побежали в указанном Евгением направлении.
      Евгений видел под ногами следы танкетки, которые он сам недавно оставил здесь...
      Он снова был и в знакомом и вместе с тем совершенно незнакомом месте... Опять та же легкость во всем теле, которую ощущал он в полете, и гнетущая тяжесть на сердце.
      Туман кончился.
      Лунный пейзаж потряс Евгения, словно он видел его впервые.
      Никакой телевизионный экран не мог передать абсолютно неправдоподобную контрастность всего, что воспринимал сейчас глаз. Казалось, здесь были лишь две краски, белая и черная, и никаких полутеней, никаких цветовых оттенков. Впечатление усиливалось из-за длинных теней, пересекавших равнину и выглядевших пропастями. Они легли и на море пепла. Если эти холодные тени добрались до островка, то... Минус сто градусов! Этого не выдержат скафандры!
      Евгений прекрасно ездил по Луне на танкетке, но ходить по Луне он не умел, как и его спутники. Он не мог сообразовать своей силы и движений. Он спешил, хотел бежать, и каждый шаг подбрасывал его высоко вверх, ему казалось, что он разобьется о камни...
      И все-таки он бежал, как бежали и его товарищи.
      След танкетки нырнул в пепел. Все четверо остановились, надевая подобие охотничьих лыж, которые позволят пройти по пеплу.
      Казимир Нагурский держал на плече баллон кислорода, Жак Лавеню нес два запасных скафандра, у Джона Смита были носилки.
      На островке виднелись скорчившиеся тела...
      Евгений подбежал к Эллен первым. Он увидел, что шлемы Эллен и Аникина соединены общим шлангом. Он присоединил к нему кислородный баллон.
      Смит и Лавеню побежали по пеплу дальше, к горному склону.
      В отчаянии смотрел Евгений на обострившиеся черты милого лица. Эллен была совсем другой, совсем-совсем другой...
      Аникин пришел в себя первым.
      - Ну вот! Не утонул все-таки! - сказал он и улыбнулся.
      Нагурский делал Эллен искусственное дыхание. Евгений старался помогать. Он был почти уверен, что все напрасно.
      Но он ошибся. Эллен открыла глаза и долго смотрела, ничего не сознавая. Она увидела красивое лицо поляка, и глаза ее удивленно округлились. Но еще больше поразилась она, узнав Евгения.
      Уголки ее губ опустились.
      - Евгений, - сказала она и задумчиво повторила: - Значит, Евгений...
      - Как вы себя чувствуете, Эллен? - спросил он.
      Сощурившись, она дотянулась до руки Евгения, легонько пожала ее и разрыдалась.
      Больше Евгений ни о чем не спрашивал.
      Да, Эллен была другая, как и все вокруг. Чтобы почувствовать, что ты находишься на Луне, надо, оказывается, быть на самой планете, а не только видеть ее скалы при помощи самой совершенной аппаратуры. Чтобы понимать человека, нужно быть подле него...
      Четырнадцать звездолетчиков медленно один за другим тянулись по морю пепла к горному кряжу.
      Эллен и Евгений двигались последними. Эллен шла, низко опустив голову. Она никак не выказала своей радости или удовлетворения, что он все-таки прилетел на Луну. Может быть, она находила это вполне естественным... И вдруг Евгений показался сам себе ничтожным, мелким... Чего он ждал? Признания геройства? А этому здесь совсем иная мера. Он видел каждый их шаг. Но его не было с ними! И, конечно, теперь он не узнавал ее. Не было в ней былой живости, остроты, неиссякающей милой женственности. Тогда она была одна. Вокруг все было дико, ярко и мрачно. А она была совершенно одна и судорожно ухватилась за единственное, что связывало ее с Землей, за его "изображение", за живое человеческое слово, которое звучало в ее шлемофоне.
      А человек, рядом с которым шла она по Луне, был другой, совсем другой человек.
      Евгению трудно было признаться, что он не может отделить в себе боль обиды от боли утраты...
      Петр Громов и Том Годвин лежали в углублении между двумя выступами скалы. С двух сторон вровень с этими выступами были насыпаны камни. Прозрачные колпаки шлемов были сняты. Оба исследователя смотрели в звездное небо, которое дерзнули покорить...
      У них были строгие, спокойные лица, даже величественные, может быть оттого, что они чем-то напоминали скульптуру.
      - Я подумала, что они превратились в лунный камень.
      - Мы закроем их каменной плитой, - сказал академик Беляев.
      - О нет! - запротестовала Эллен. - Они всегда должны смотреть в звездное небо. Они первые дотянулись до него.
      - Нет, - покачал головой академик. - Они - люди Земли. Пусть по обычаям родины камень накроет их гробницу.
      - Я была бы сама собой, если бы рыдала сейчас.
      - Не сдерживайтесь, Эллен. Будет легче, - сказал Евгений.
      Эллен отрицательно покачала головой:
      - Пусть будет труднее.
      Джон Смит принес "личные вещи" погибших, оказавшиеся в их скафандрах: золотые самородки Тома Годвина, стеклянные пробирки с темной жидкостью и красноватой массой и синюю женскую косынку.
      Эллен сказала:
      - Я не знаю, чей этот тонкий шарф, но я завидую той женщине, даже ее горю...
      - Возьмите, - протянул ей косынку академик.
      - Нет. Положите шарф с ним. А золотые самородки - вместе с Томом. И еще вот это. - Эллен протянула красный камешек.
      - А это, - продолжала Эллен, беря стеклянные пробирки, - это позвольте мне взять. Он очень ценил эти открытия.
      - Мы продолжим их, - сказал Евгений.
      Эллен скользнула по нему взглядом.
      Двенадцать человек, все, кроме Эллен и академика, подняли огромную базальтовую глыбу. Это было возможно только на Луне.
      Осторожно несли они, спотыкаясь на неровностях, тяжелую каменную плиту и осторожно опустили ее на могилу.
      Эллен мужественно засняла кинокамерой миг, когда застывшие в холодном и мудром спокойствии лица первых исследователей Луны закрыли надгробием.
      Только Евгений видел, каких усилий стоило Эллен держаться.
      - Я знаю, - сказала она. - В один из следующих рейсов сюда прилетит скульптор. Он высечет на этом лунном камне их изваяния. Именно так, как представила я их себе на островке.
      - Им высекут памятник и на Земле, - сказал академик.
      Эллен отошла в сторону.
      Евгений знал, что она плачет.
      Академик дал по радио сигнал, и с исполинской башни "Разума" вылетел сноп ракет. Словно выброшенные из жерла вулкана, они оставляли за собой изогнутый дымный след. Все вместе они напомнили расцветшую в черном небе хризантему. Потом звездные огоньки стали медленно падать меж неподвижных звезд. Они походили на огненный дождь...
      Г л а в а  в о с ь м а я
      СЛЕД РАЗУМА
      Горный кряж на краю лунного диска назвали Горой Памятника.
      - Я так подумала, - сказала Эллен, - если мы поднимемся на вершину горы, как это хотели командор и Годвин, мы сделаем им самый лучший памятник.
      - Мисс Кенни говорит весьма разумно, - заметил профессор Трипп. Лучший памятник ученому - завершение начатых им исследований.
      - Я уже просил разрешения подняться на кряж, - заявил Евгений.
      - Я во что бы то ни стало пойду туда. И я не попрошу в пути ни у кого помощи, - решительно сказала Эллен, умоляюще смотря на академика.
      Тот крякнул и зашевелил лохматыми бровями:
      - Я бы отказал вам, моя дорогая исследовательница, если бы такое восхождение не было предусмотрено в плане работ экспедиции "Разума". - И академик объявил, что для восхождения выделяется группа в составе Евгения Громова, академика Беляева, Эллен Кенни, Джона Смита, Джолиана Сайкса, Жака Лавеню и Казимира Нагурского. - Профессор Трипп остается руководителем базы на ракете "Разум".
      Начало подъема откладывать не стали. Извержение, очевидно, уже ослабло, но хотелось застать вулкан еще действующим, заснять на кинопленку картину лунной вулканической деятельности, изучить все, что возможно. Геологом и селенологом был сам академик, поэтому он и включил себя в группу.
      - Я утратил здесь, дорогие друзья, пять шестых своего безусловно излишнего на Земле веса, - словно оправдываясь, говорил он. - Но это не главное. Я, очевидно, сбросил с лишним весом и груз лет, я могу теперь вспомнить, как поднимался на трудные вершины с такими волками альпинизма, как академик Игорь Евгеньевич Тамм или член-корреспондент Академии наук Гавриил Адрианович Тихов. Я, скажу откровенно, был тогда им под стать. Потом, правда, состарился, но Луна меня омолодила.
      Лунный камень лежал на первой лунной могиле. Жизнь шла. Исследования продолжались...
      Казимир Нагурский знал в альпинизме толк и уже доставил с ракеты альпинистский инвентарь, специальные ботинки, альпенштоки, ледорубы, которые здесь годились лишь для камня, веревки, крюки, клинья и даже какие-то новинки, в частности семь железных непрожигаемых зонтиков, которые могли предохранить путников от дождя лавы.
      Евгений Громов, как и его брат, был мастер альпинизма и одобрил предусмотрительность поляка.
      С первых же шагов восхождения Евгений стал командиром похода. Однако авторитетом в лунной обстановке оказалась Эллен. Аникин из-за поврежденной ноги остался внизу, и Эллен, единственная из участников подъема, имела опыт движения по лунной поверхности. Она научилась прекрасно рассчитывать свои силы, очень точно прыгала, давала толковые советы и молча выполняла самые трудные задания.
      - Без вас, девочка, мы просто не могли бы подняться сюда, - заметил академик, когда его втащили веревкой на очередную кручу. Первой на нее запрыгнула снизу Эллен, держа конец веревки.
      Привал решили сделать примерно в том месте, откуда Петр Громов и Том Годвин рассматривали утонувшие цирки.
      Теперь этой картиной любовался академик,
      - Какая наглядность! Вы только посмотрите! - восхищался он. Превосходное подтверждение наших представлений о поднятии и опускании земной коры. Часто опускаются именно высокие места, то есть горные страны. Они оказываются впоследствии на дне океанов. На Луне то же самое! Некогда высокогорная лунная страна, полная вулканических, как мы теперь знаем, цирков, опустилась. Каждая точка коры, по-видимому, любой планеты, совершает как бы колебательное движение, чрезвычайно растянутое во времени. Если бы мы изобразили высоту какой-нибудь точки планеты над уровнем ее океана и показали зависимость этой высоты от смены миллионов лет, то получилась бы волна, синусоида! Полюбуйтесь, вот она, окаменевшая диаграмма!
      Внизу виднелись полузалитые затвердевшим камнем кольцевые острова. Местами над каменной гладью поднимались острые хребты, когда-то бывшие горными вершинами.
      Во время восхождения Эллен и Евгению приходилось быть рядом. Холодок между ними не исчезал. Но каждый из них чувствовал необходимость сказать что-то важное для обоих.
      - Итак, Эджин, - начала Эллен на привале. - Что вы подумаете о том, что вынуждены были нарушить свой принцип?
      - Я не нарушил, а изменил его. Отныне я посвящу себя полетам и только полетам в Космос. Автоматы будут лишь служить экспедициям.
      - Уверена, вы будете ценным исследователем, Эджин. К сожалению, мы с вами навсегда меняемся местами.
      - Навсегда?
      - Да. Я никогда больше не полечу в Космос. Я не имею на это права. Я многому научилась. Научилась понимать, какую малую пользу здесь приношу. А я хочу приносить большую. У меня есть перо, Эджин, и я его не уступлю, как вы свой принцип. Мой долг - воспеть все виденное. Я напишу книгу "Лунный путь" о первой экспедиции на Луну. Это будет прежде всего книга о командоре, Эджин. О лунном Георгии Седове, о Петре Громове... - Эллен помолчала. - Это будет книга о суровой, но прекрасной Луне, вот об этих пейзажах, которых даже не понять, не представить, находясь на Земле. Вы заметили, что Луна - страна геометрических форм, а не хаос, как думали? Правильные окружности, отвесные срезы, прямолинейные трещины. Здесь ничто не смягчено, не сглажено. Луна прекрасна, Эджин! Я провела здесь самые счастливые дни моей жизни и всю свою жизнь посвящу рассказу об этих днях.
      - Напишете книгу?
      - Да, книгу о нем, о Томе и Ване... Даже о себе. И, знаете, даже о вас, о виртуозном водителе танкетки.
      - Очень благодарен.
      - Пожалуйста. А вы?
      - Я буду готовить полеты. Это очень хлопотное и незаметное дело. Годы готовить, координировать усилия сотен тысяч людей, чтобы потом, если мне доверят ракету, как доверяют летчику-испытателю самолет, направить чудесное творение ума и рук людей к другим планетам. Я ведь искусный водитель, как вы сказали...
      - Цели у нас общие, Эджин, а пути разные. Когда-нибудь я возьму у вас интервью во время вашей тренировки.
      - Буду рад.
      - Но я никогда, слышите, никогда не буду говорить с вами по телефону, никогда...
      Евгений промолчал.
      - И я никогда не подойду к телевизору, если вы окажетесь в студии.
      - Я постараюсь не попадать на экран.
      Евгению хотелось спросить, будет ли в книге что-нибудь о Селене, но он не спросил.
      Академик оказался неугомонным. Ему уже не сиделось:
      - Друзья, единственно, от чего здесь можно устать, так это от отдыха!
      Евгений решительно поднялся и перекинул через плечо веревку.
      - О'кэй! - сказала Эллен и тряхнула стриженой головой.
      Евгению удалось найти удобный перевал, но, чтобы воспользоваться им, предстояло перебраться через черную пропасть.
      - Она словно наполнена сажей, - заметил Джон Смит. - Нужен по меньшей мере мост имени Вашингтона.
      - Будет мост имени Смит, - пообещал Нагурский.
      Он принес ракетный гарпун. Гарпуном надо было попасть точно в одну из трещин на противоположной стороне пропасти, чтобы он застрял там и позволил натянуть привязанную к нему веревку.
      Нагурский оказался прекрасным стрелком.
      - У вас, парень, хорошо пойдет китобойный бизнес, - заметил Джон Смит.
      Гарпун прочно застрял в трещине. Веревку удалось натянуть, и все по очереди переправились через пропасть при помощи крюка и подвесной петли, как в свое время переправлялись первые исследователи через лунную трещину.
      Евгений предложил было Эллен переправиться с ним вместе, как она это делала с Петром, но она сухо отказалась.
      Группа взбиралась все выше и выше. Семь человек помогали друг другу, страховали один другого, старались сделать восхождение более безопасным.
      Горизонт стал шире, а выпуклость лунного шара резче. Но видимость вдали оставалась совершенно такой же, как вблизи. Никакой дымки! Правда, разобрать детали вдали было труднее, но не оттого, что они были мельче, а оттого, что контуры гор как бы наслаивались один на другой.
      Евгений вел группу точно. Сделали еще один привал, потом бросок и... люди увидели "ту сторону Луны".
      Она не должна была быть особенной, чем-то коренным отличаться от видимой с Земли части, но... Было на "той стороне Луны" нечто, что заставило всех замереть.
      - Вот он, вулкан Петра Громова! - первым произнес академик, поднимаясь на последний камень перевала.
      - Великолепный вулкан! - сказал Жак Лавеню.
      - Он больше Везувия и Этны, - заметила Эллен.
      Да, это было совершенно ново: вулкан на Луне! Посередине огромного цирка над острым коническим пиком клубилось облако дыма, вернее, оно столбом взлетало вверх и там расплывалось туманным шаром.
      Черная тень тянулась от вулканического пика через всю арену цирка и достигала противоположной части кольцевого хребта, расцвеченного вертикальными светлыми полосами.
      Академик смотрел на действующий вулкан в бинокль и сожалел, что окуляры нельзя прижать к самым глазам. Мешал колпак шлема.
      Так и не пристроив бинокль как следует, он махнул рукой и передал его стоявшему рядом Джону Смиту.
      - Прекрасная труба, сэр. И дымится, - сказал тот и передал бинокль Джолиану Сайксу.
      Евгений взял бинокль последним. Эллен искоса наблюдала за ним. Сначала он глядел на центральный пик, над которым стоял дымный столб, а потом стал почему-то рассматривать усыпанное вулканическим пеплом дно кратера. Бинокль задрожал в его руках.
      - Что вы видите? - тихо спросила Эллен.
      - Посмотрите вы, - сказал Евгений. Эллен взяла у него бинокль и поднесла к глазам.
      - Это, наверное, мираж, - сказала она.
      Евгений вздрогнул, услышав это слово, не сразу понял его истинное значение.
      - Этого не может быть, - продолжала Эллен. - Мы здесь не проходили.
      - Что такое? - заинтересовался академик.
      - Следы, - сказал Евгений.
      - Какие следы? - поразился Беляев.
      - Взгляните.
      Академик сердито взял бинокль и на этот раз сумел им воспользоваться как следует.
      Во всех шлемофонах слышалось тяжелое, прерывистое дыхание.
      Академик строго повернулся к Эллен и Евгению:
      - Вы не могли здесь пройти?
      - Для этого нужно было бы перебраться через кольцевой хребет, напомнил Евгений.
      - Значит, кто-то перебрался? - повысил голос академик.
      Евгений пожал плечами.
      Теперь в бинокль смотрели все по очереди. То, что они видели, превосходило все допустимое...
      От подножия кольцевого хребта по дну кратера к центральному пику вулкана тянулась цепочка... следов.
      Да, это были следы... безусловно следы! Маленькие лунки в слое пепла. И каждая - на расстоянии шага от соседней.
      - Шестиногое лунное чудовище, - решил Жак Лавеню.
      - На Луне чудовищ нет и быть не может, - строго сказал академик.
      - Не шестиногого, - заметил Нагурский, рассматривая далекие следы в бинокль. - Скорее, это следы трех двуногих...
      - Невероятно! - воскликнула Эллен.
      - Это... это... - академик почти задыхался, - след Разума!
      - "Разума"? - изумился Лавеню. - Но ведь он...
      - Да не ракеты же! - взорвался академик. - Кто мог оставить следы на Луне?
      - В самом деле, кто?
      - Только разумные существа, - убежденно сказал старый ученый.
      - Вот, черт возьми, какая досада! - воскликнул Джон Смит, - успели раньше нас...
      Академик рассмеялся.
      - Это что-то вроде квасного патриотизма во всеземном масштабе. Вы что, думаете, подвиг открывателей был бы меньше, если бы они открыли обитаемую планету? Наши погибшие герои открыли обитаемый Космос! Научная страсть вела их именно к этому месту, куда стремились когда-то и представители чужого, неведомого нам Разума.
      - И те и другие интересовались действующим здесь вулканом, подсказал Евгений. - Потому и сошлись их пути.
      - Хотя и отделены временем в пять тысяч, а может быть, и в пять миллионов лет, - продолжал академик.
      - А вдруг это воронки от упавших цепочкой камней, выброшенных из жерла? - усомнился Жак Лавеню. - Такие вулканические выбросы не опровергли бы устоев веры.
      - Веры? - воскликнул Нагурский. - Тогда пришлось бы поверить, что камни вылетали ожерельем, нанизанным на нить. Слишком уж точны расстояния между лунками.
      - Уважаю любые убеждения, - сказал академик. - Предпочитаю не отвергать, а опровергать. Нам осталось сделать всего лишь шаг, чтобы убедиться в том, что в лунках нет камней и что мы, люди, - вовсе не библейские избранники природы и вовсе не одни существуем во Вселенной! Станет предельно ясно, что множество далеких и близких миров породили Разум. Где-то он окажется древнее и выше, чем у нас. И естественно, что, стремясь к познанию всего сущего, разумные существа летели в Космос, как полетели и мы. И они останавливались, черт побери!.. Останавливались... во всяком случае на Луне, и кто знает где еще! Быть может, теперь и на Земле мы будем искать их следы.
      - Пожалуй, я попрошу тогда отлучить меня от церкви, - заметил Жак Лавеню.
      - Друзья, - сказал академик, - если бы я не руководил международной космической экспедицией, я приказал бы сейчас же очертя голову спускаться в кратер. Кто знает, что мы откроем, идя по следам! Братьев по Разуму, протянутую руку высшей цивилизации!..
      - Но вы осторожный руководитель экспедиции и должны поставить здесь точку? - спросила Эллен.
      - Точку? - возмутился академик. - Это вы будете писать свою повесть "Лунная дорога" и поставите здесь точку, напишете "конец", а наука, исследования, жизнь... они никогда не кончаются!..