Фаэты

«Тут две такие штуковины. Я их сейчас свяжу и отправляюсь с трофеем обратно на корабль. Пусть на Земле разберутся, что к чему».

— Что ж тут разбираться? — зевнул Галактион Александрович, с наслаждением вытягивая ноги. — Все ясно. Настоящая аппаратура после использования была выброшена в космос, а вместо нее остались эти муляжи, которые должны убедить легковеров, вроде нашего Дальки, что это и есть инопланетная аппаратура.

— Это очень остроумно, — заметила Эльга Сергеевна. — Но пока что не подкреплено исследованием. — Ей хотелось заступиться за Дальку.

Далька благодарно взглянул на нее. Она отвернулась. Почему он со всеми смелый, только не с ней?

На экране еще некоторое время виднелось странное сооружение, потом снова появились звезды. Земля, покрытая облаками, и на фоне ее серебристый корабль космонавта, куда он возвращался, осторожно выбирая удерживающий его тросик.

«Диск заснят со всех сторон, — заканчивал Крутогоров репортаж. — Взята проба металла, из которого он сделан».

«Итак, дорогие телезрители всего мира, мы вместе с вами участвовали в разрешении загадки нашего космического века и как бы помогали Георгию Петровичу, побывав вместе с ним внутри так называемого „Черного Принца“, несомненно искусственного космического сооружения, однако скорее всего земного происхождения. Впрочем, не будем опережать событий. Ученые Земли сумеют установить, какую находку удалось нам там сделать. Поблагодарим Георгия Петровича Крутогорова за великолепно проведенную операцию в космосе и доставленное всем нам волнение и наслаждение. Будем теперь с нетерпением ждать благополучной посадки его корабля на нашу родную Землю. До свидания, дорогие телезрители. Наша передача из космоса заканчивается».

Вероятно, всюду, во всем мире в эти минуты люди долго не могли успокоиться уже после того, как погас экран телевизора.

— Я полечу в Москву, — заявил Даль.

— Зачем? — нахмурился Галактион.

— Принять участие в исследовании.

— Твое дело учиться. В Москве найдется кому определить, что за «муляжи» были оставлены для легковерных в спутнике-шпионе.

— Я не хотела бы, чтобы это был спутник-шпион! — воскликнула Таня. Далька одобрительно посмотрел на нее. Эльга Сергеевна, выполняя роль хозяйки, предложила всем поужинать.

— А какая тогда была замечательная каша! — хитро улыбнулась Таня.

— Да, каша была на редкость пересоленной, — подтвердил Галактион Александрович.

День был пасмурный, но холодный, будто осень уже кончалась. Первые ранние снежинки больно секли лицо.

Эльга и Галактион Александрович стояли на ветру перед зданием аэровокзала. Из встречающих только их двоих выпустили на поле, чтобы проследить за разгрузкой самолета.

— Эльга Сергеевна, — проникновенным голосом напутствовал ее Галактион Александрович, — не знаю я другого такого педантичного и аккуратного человека, как вы. Полагаю, что я не совершу ошибки, вверяя вам находку. Передача ее нам на исследование после заключения военных экспертов — величайшее доверие нашему научному центру, признание его универсальности.

— И вас лично, Галактион Александрович, — добавила Эльга.

— Обо мне надо говорить в последнюю очередь, — скромно отозвался Галактион Александрович.

Самолет подруливал к аэровокзалу. Навстречу ему двигался самоходный трап. Когда он пристроился к дверце, она открылась, Эльга ловко взбежала по ступенькам. Ей навстречу торопливо спускался командир корабля.

Он повел девушку к багажному люку. Сюда уже подъехал грузовой электрокар, а следом ехал знакомый Эльге Сергеевне старенький «Москвичок»-фургон, давний ее спутник по степным экспедициям, свидетель многих радостей и неудач.

Галактион Александрович нетерпеливо топтался у багажного люка и нервничал, что долго нет Эльги. Без нее ему всегда бывало не по себе. Она появилась вместе с командиром корабля и представила его профессору.

— Сотни тысяч тонн всякого добра перебросили, — сказал летчик, — а вот такого груза еще не было. Доставили в полной сохранности, как хрусталь в вате. Прошу подписать специальный актик. Передаю из рук в руки.

— Пожалуйста, осторожнее, -беспокоилась Эльга. Рабочие аэропорта и так старались.

Бережно перенесли два ящика с надписями: «Осторожно» и «Верх» и аккуратно поставили их в фургончик. «Москвичок» остановился рядом с электрокаром.

— Совсем нетяжелые, — на прощание сказал усатый рабочий, которому помогал паренек в ушанке. — Может, и для отгадки они вам пухом обернутся.

— Гагачьим, — заверила Эльга Сергеевна, улыбаясь.

Она забралась вместе с ящиками в фургон, а в переднюю кабину рядом с шофером уселся Галактион Александрович. Ящики перенесли в лабораторию профессора Петрова.

Эльга сама помогала их открывать, не переставая твердить об осторожности. Кончилось тем, что она поранила о гвоздь палец и Таня завязала ей его бинтом.

С того вечера, когда «Черный Принц» появился на экране, прошло всего три дня, и Даль с Таней не успели уехать. Поэтому Далька использовался в лаборатории в качестве подсобной рабочей силы, а Таня была восторженной зрительницей.

Странное сооружение из конусов, кубов и сфер, на которое так недавно затаив дыхание смотрел весь мир, теперь извлекли из самых обыкновенных земных стружек. Чья-то добрая душа не поскупилась на них в Москве.

— Сколько сору! — сокрушалась Эльга Сергеевна, очищая объект от сухих стружек.

Таня вызвалась было помогать сестре, но та расставила руки, как наседка крылья, защищая свое сокровище. Тогда Таня стала подметать пол.

— Галька, позволь мне, пока я не уехал, участвовать в твоем исследовании, — попросил Далька, назвав брата детским именем; когда-то много лет назад их звали Галька и Далька.

— Нет, — отрезал Галактион Александрович. — Это не развлечение для любителей диковинного. Это серьезное научное задание, которое признано выполнимым для руководимого мной центра.

— Ну я тебя очень прошу, — настаивал Даль.

— Отстань, умоляю, — поморщился, как от зубной боли, профессор. — Эльга Сергеевна, — обратился он к помощнице, — сейчас уже поздно. Прошу вас взять ключ от лаборатории с собой. К работе приступим завтра. Как известно, утром ум мудрее. Обиженный Даль решил принять собственные меры.

По дороге домой он уговорил Таню стащить ключ от лаборатории из сумки, которую сестра дала нести ей. Они еще сегодня вечером, раньше всех рассмотрят диковинку. А профессор пусть накапливает мудрость к утру.

Девушка сразу согласилась, немалую роль здесь играло то, что это предложение исходило от Даля.

Тане без труда удалось выполнить щекотливое поручение. Эльга Сергеевна, как вполне сложившийся ученый, была рассеянна и так и не взяла у сестры сумку с ключом.

Таня украдкой позвонила Дальке по телефону и назначила ему «свидание под часами».

Она пришла точно в условленное место, и они сразу же направились к корпусу научного центра.

Археология — наука мирная. Никакой вооруженной охраны научного центра не положено. Правда, в вестибюле всегда сидела вахтерша. Сегодня дежурила старая, очень полная женщина с седеющими усиками. Она удивленно встретила молодых людей, которые совсем недавно ушли отсюда вместе с самим профессором Галактионом Александровичем и «Ольгой Сергеевной».

— Неужто уже нынче станут допытываться? — удивилась старуха.

— Где ж тут утерпеть! — многозначительно изрек Далька.

— Видать, что не терпится, что вперед старших прибежали. Пустить-то куда мне вас? Некуда. От лаборатории ключ Ольга Сергеевна с собой забрали.

— Ну, бабушка, что вы! — взмолилась Таня. — На улице такой холод.

— Да, погодка в аккурат по прогнозу или по стариковскому определению. У меня давеча спина показывала. Куда вас пустить-то? Да хоть в профессорский кабинет. Ключ от него завсегда на доске висит. Только зарок. Сидеть там смирно, старших поджидать.

Грузно переваливаясь с ноги на ногу, она повела их по коридору мимо заветной двери в лабораторию. Таня и Даль переглядывались и с трудом сдерживали смех.

Свой кабинет профессор Петров называл «лавкой древностей». В другой раз Далька, как всегда, заинтересовался бы тем, что лежало под стеклом витрин, но сейчас еле сдерживал себя, прислуживаясь к удаляющимся шагам вахтерши. Потом высунулся в приоткрытую дверь и сделал Тане знак. На цыпочках они перебежали коридор.

— А вдруг я не тот ключ взяла? — прошептала Таня. — Там еще два были на колечке.

Но дверь лаборатории открылась. Все было как час назад, когда ученые вместе с Далькой и Таней уходили отсюда. И заметенная в кучу стружка осталась на том же месте, и диковинки — на столе. Даль ринулся к ним.

— Осторожно! — голосом Эльги предупредила Таня и сощурилась совсем как старшая сестра.

Далька даже вздрогнул от неожиданности, но потом сердито отмахнулся. Он ощупывал странную аппаратуру, стараясь определить: металл это, дерево или пластмасса? И ничего не определил.

— Чудно, — заметил он и добавил: — Так и должно быть, если инопланетяне.

— Ой, как здорово! — прошептала Таня уже собственным голосом.

— Геометрия! Это факт. Все ждали от инопланетян доказательства теоремы Пифагора, а тут целый выводок стереометрии. Разве это не проявление мысли? Как бы не так! Геометрические фигуры не зря были известны им.

— Кому?

— Фу-ты! Инопланетянам, конечно!

— А что эти фигурки означают?

— Эксперты дали заключение, что они не имеют никакого отношения к тому, что может измерять, наблюдать, запечатлевать, излучать или передавать по радио, — словом, сочли фигуры просто символами. Внутрь фигурок проникать не стали, оставили это археологам. Теперь профессор Петров будет их распиливать или не знаю еще что… Он уже все решил. Для него загадки нет.

— А для тебя?

— Тут не задачка «мат в два хода», даже не шахматный этюд. А ты чего дрожишь? Трусишь?

— Нет. Холодно.

— Обычное дело. Осень. На дворе скоро снег выпадет, а срок включения отопления не настал. Инструкция!

— Какие они красивые! — восхищалась Таня, гладя руками геометрические формы. — Кто их сделал? Может, им тоже холодно? — И она попыталась ладонями согреть приглянувшийся ей куб.

— Стой! Стой! — сипло воскликнул Далька. — Или чудится мне? А ну грей его, грей!

— Я подую. Можно? — И Таня стала отогревать куб дыханием.

А Далька вперил взгляд в одну из сторон куба, на которой словно проступили какие-то тени, только светлые, как иней на стекле в морозный день.

— Ну, Танька, держись! Кажется, мы с тобой… — Он даже не мог договорить.

Они стали вдвоем греть куб, вместе дышали на него. И так увлеклись, что не заметили, как поцеловались.

Далька выскочил из лаборатории как ошпаренный и помчался по коридору. У Тани кружилась голова. Наверное, думала она, Далька ощущает то же самое. Увы! Он, оказывается, бегал к вахтерше за спичками. Таня обиженно отвернулась к окну.

— Эй, цыпленок цапли! — позвал ее Далька. — Давай гляди на этот куб: увидишь что — крикни. И Даль стал жечь спички одну за другой, нагревая куб, сблизивший их с Таней.

— Вижу, — перехваченным от волнения голосом вдруг выговорила Таня.

— Чего видишь?

— Человека.

— Какого там человека? Что еще выдумала? А ну, пожги спички, я сам полюбуюсь. Девушка послушно поменялась с Далькой местами.

Потому ли, что она более аккуратно нагревала спичками куб или он успел нагреться, как того требовалось, но в лаборатории послышался тихий прерывающийся, но явственный звук.

Далька огляделся по сторонам и увидел на соседнем столе древнюю маску. Такие делали когда-то сибиряки для вторичного захоронения умершего (его останки переносили из леса, где он покоился на дереве, в родовую могилу). Далю показалось, что маска что-то говорит ему…

На самом деле «заговорил? аппарат из кубов и конусов. Звук становился все отчетливее, ритмично повторяясь, а на стороне куба все отчетливее становилось изображение… человека! И тут в лабораторию, задыхаясь от гнева и бега, ворвались Галактион Александрович и Эльга Сергеевна.

— Что вы тут делаете?

— Что за безобразие! Таня уронила спички и растерянно пролепетала:

— Что делали? Ничего… Честное слово, целовались, и только…

— А это? — крикнул Галактион Александрович, указывая на обгоревшие спички и закоптившийся куб.

— Целовались? Выбрано замечательное время и место для поцелуев! — процедила сквозь зубы Эльга, презрительно посмотрев на Дальку. (Еще осмеливался писать ей сумасшедшие письма. А она-то их хранила!)

— Прощу простить, — хриплым, сразу осевшим (и потому напоминавшим космонавта Крутогорова) голосом произнес Даль. — Прошу простить. Тут дело хитрое. Посмотрите-ка сюда, на этот экранчик на кубике. Не хуже телевизионного. Дай мне свою знаменитую газовую зажигалку, Галь.

— Нечего портить объект, — отступил Галактион Александрович.

— Не портить, а исследовать. Не бойся, не пожалеешь. Это же эксперимент в твоей лаборатории. Ты ведь даже резать собирался, не только греть. Отчет напишешь. Статью в «Доклады».

Галактион Александрович возмущенно пожал плечами, вынул зажигалку, но, прежде чем отдать ее брату, раскурил свою неизменную трубку, которая, как он считал, украшала его. Он старался сдержать себя, как подобало солидному ученому, но не мог устоять на месте, расхаживал около стола с объектом и сердито извергал клубы дыма. Даль поднес вспыхнувшее пламя к заветному кубу, который они вместе с Таней отогревали. Профессор, резко повернувшись от двери к столу, воскликнул:

— Ве-ли-ко-лепно!

Ничто не могло так поразить Эльгу Сергеевну, как это признание всегда непоколебимого шефа. Но она плохо знала его.

— Великолепное подтверждение моей правоты!

— Что ты узрел, Галь? — поинтересовался Далька.

— Ми-сти-фи-ка-цию! Заумную и неумную мистификацию, которую не поленились подготовить те, кто решил ввести в заблуждение весь мир.

— Что ж, по-твоему, «Черный Принц» не творение разума?

— Напротив. Несомненное творение разума, но только земного, что я и постараюсь доказать самым доскональным исследованием.

— Ты так уверен, что земного?

— Бесспорно, ибо у науки пока нет никаких оснований полагать, что разум существует еще где-либо, кроме Земли.

Даль, опустив руки, с немым укором смотрел на брата, самоуверенно дымившего трубкой и вещавшего непреложные истины.

Эльга Сергеевна, воспитанная в почитании авторитетов, в числе которых был и профессор Петров, преданно смотрела на него, стараясь, чтобы Далька заметил это. Таня отвернулась. Ей вдруг стало так обидно, что она боялась расплакаться.

Когда поздно ночью братья вернулись домой, Галактион Александрович, сердито пыхтя трубкой, расхаживал по кабинету и отчитывал Дальку:

— Мало того, что ты легкомыслен и упрям, только этим я могу объяснить твою бездумную выходку с ключом и спичками, вдобавок ты еще и лишен всякой политической прозорливости. Не хочешь видеть пружин, движущих политическую жизнь на Западе.

— Какие уж там пружины, — усмехнулся Далька. — Здесь механизмы хитрее. Нашим специалистам по полупроводникам стоит разобраться.

— Прежде всего разберемся мы, археологи. Археология ныне включает в себя все науки! Ты правильно вспомнил о полупроводниках. Уже в наше время нет ничего невозможного в создании звучащего и показывающего под влиянием местного нагрева устройства. Прискорбно, что зарубежные достижения в этой области опять-таки были использованы для дезинформации.

— А тебе не кажется, Галь, что аппарат с нагреваемым кубом нечто вроде фонетического словаря? Каждому изображению должен соответствовать звук неведомого языка?

— Пока что мы слышали один прерывистый свист и видели одно изображение. Притом не какого-нибудь неведомого существа, а человека. Мистификаторов прежде всего должно упрекнуть в отсутствии фантазии. Неужели не могли нарисовать вместо банального человека какое-нибудь чудовище?

— Я все время думаю: надо найти такое переключение, чтобы появился другой звук и другое, соответствующее ему изображение.

— Мне уже доводилось говорить тебе о воображении и мнимой действительности.

— А я все-таки… — начал было Даль, но рассерженный Галактион Александрович объявил, что настало наконец время и для сна, и ушел в свою комнату.

Утром Галактион Александрович был удивлен, что Далька не увязался с ним в лабораторию. Профессор зашел за Эльгой Сергеевной, жившей в соседнем доме, чтобы вместе с нею пойти в научный центр. Ключ от лаборатории был у нее.

Смущенная Таня на мгновение выскочила в переднюю, где, не раздеваясь, дожидался со шляпой в руке Галактион Александрович. Она простилась с ним, потому что сегодня уезжала в Томск, и извинилась за вчерашнее. Ей очень хотелось спросить о Дальке, но она так и не решилась.

… Даль вышел из дома раньше брата и отправился прямо в Кибернетический центр к академику Леониду Сергеевичу Песцову.

Леонид Сергеевич Песцов был замечательный человек, ученый нового типа. Еще не старый, статный, высокий, спортивного склада, прекрасный теннисист и шахматист, великолепно знающий художественную литературу — так говорили о нем. Шестнадцати лет он поступил в университет, в двадцать лет стал кандидатом наук, а двадцати восьми — избран академиком. Ныне же он был удостоен множества научных премий и наград.

Академик Песцов был прост и доступен для всех. Ничего не стоило попасть к нему в кабинет. Не было ни секретаря, ни вахтера. Он радушно встал навстречу Дальке, оказавшись едва ли не на голову выше его.

— Петров? Петровых на свете много. Уж не брат ли нашего профессора Петрова Галактиона Александровича?

— Брат, — усмехнулся Даль, — в порядке полной противоположности.

— Полной противоположности? — переспросил академик, усаживая гостя. — Это уже интересно. Тоже археолог? Историк?

— Пока все еще студент — томский политехник.

— Томский политехнический? Прекрасный вуз! Кузница выдающихся людей, в частности, в области кибернетики и математики.

— Вот насчет кибернетики я к вам и пришел.

— Будущая специальность? — испытующе посмотрел Песцов.

— Совсем нет. Сам еще не знаю, что буду сооружать. Мечтаю переделывать Землю. На слой вечной мерзлоты, покушаюсь.

— Славно. В глобальном, значит, масштабе? А кибернетика тут при чем?

— Я хотел спросить, Леонид Сергеевич, можно ли создать такой кибернетический словарь, чтобы он произносил слово и воспроизводил на экране его понятие?

— Отчего же нельзя? Можно. Только зачем?

— Это другой разговор. Скажем, для того, чтобы ввести в заблуждение весь мир. Придумать неведомый язык и изобразить его слова на экране электронного словаря. Или… если такой словарь имеется, то может ли ваша кибернетическая машина, пользуясь этим словарем, перевести на русский язык рассказ, произнесенный чужой машиной на чужом языке?

— Что-то я вас не пойму, дорогой глобальный преобразователь. Вообще машинные переводы возможны, но…

— Вы знаете, конечно, что к вам сюда прислали найденные в «Черном Принце» муляжи, оставленные там для дезинформации.

— Ну, ну, допустим.

— Мне вчера случайно удалось выяснить, что дезинформация зашла так далеко, что мистификаторы, как говорит мой брат, профессор Петров, сделали не картонные, а кибернетические муляжи, даже говорящие и показывающие.

— Любопытственно. Предание свеженькое, но… с душком. Не так давно привелось мне видеть фотографии современного «неандертальца», снятого на кинопленку на севере Калифорнии, так называемого бигфута — «большеногого» в русском переводе. Его след вдвое больше нормального человеческого. Восьмидесятый размер! Экспертам из Голливуда был задан вопрос: можно ли сделать комбинированные съемки, чтобы получить на кинопленке существо в два с половиной метра ростом, первобытную такую девицу в шерсти, идущую по лесу легкой походкой с раскачиванием быстрее олимпийских бегунов? Голливудские эксперты ответили, что сделать такой кинотрюк можно… за два миллиона долларов. Недурно? И что же? Американцев, в том числе и многих ученых, это вполне удовлетворило. Они рассудили, что не найдется безумца (или бизнесмена), который решился бы ухлопать такую уйму денег, чтобы сделать кинотрюк во имя легкой мистификации. Вы тоже упомянули о мистификации…

— Это не я. Это брат Галактион.

— Сомнительно, чтобы кому-то, даже генералам Пентагона, взбрело в голову пускать деньги в данном случае уже «на солнечный ветер», чтобы пощекотать любопытство тех, кто доберется в космосе до труднодостижимого аппарата.

— Я тоже так думаю. Потому и пришел к вам. Заберите, Леонид Сергеевич, космическую находку от археологов к себе. Ведь ваша кибернетика все может!

Академик улыбнулся хитроватой мальчишеской улыбкой и, соединив руки, стал крутить большими пальцами.

— Кибернетика, конечно, многое может, в отличие от тех, кто ею повелевает. В шахматы машина может сыграть. Руководитель машины тоже, притом не лучше ее. Музыку машина сочиняет. Приходилось слышать?

— Не нравится. Нечто средневековое.

— Простенькое, хотите сказать. Так это от программы зависит. Что в нее заложить, то и прозвучит после чисто математического комбинирования. Вот стихи могу прочесть. Недавно «наша» сочинила (по нашей указке). Первая зелень пробилась до сроков, Бухли стволы, наливались соком. В воздухе пахло промокшей корою, Где-то весна брела стороною. Академик встал, прошелся к окну и обратно.

— Каково? Знаю, знаю. Скажете, что здесь информации больше, чем поэтических чувств. Я согласен с вами. Думаю, что я сам, руководитель машины, стихи лучше напишу, в особенности для прекрасных дам, если снова увлекусь. Бывает. Одно такое увлечение у меня печально кончилось. Кибернетика подвела. Влюбился я на старости лет в молодую даму, сочинявшую пьесы. Чехова помните? Принесла она мне, как знатоку научных кругов, свою новую драму из научной жизни. А я возьми да и передай эту пьесу для анализа своей электронно-вычислительной, той самой, которая расшифровала письменность майя за сорок восемь часов. И дал я ей всего-навсего только список действующих лиц. Думаю, догадается или нет, шельма (это я про машину!), каков будет сюжет, какими окажутся герои? И что бы вы думали? Точно указала, кто будет хорошим, кто плохим, когда доцент обманет студентку, когда благородный профессор вмешается и все кончится благополучно. Сами понимаете, что для меня это благополучно не кончилось. Так в холостяках и хожу. Есть случаи, когда у машин возможности больше, чем у их руководителей. Вот и теперь… Никак нельзя мне вмешиваться в археологические дела. Научная этика! Не поддается математическому анализу. А вот машина не задумалась бы…

— А если Галактион к вам обратится?

— Тогда другое дело. Так как говорите? Первому звуку соответствовало изображение человека?

— Похоже на человечка, — подтвердил Даль.

— Думаю, что это был не человек, хотя и похож. И звук означал совсем другое слово.

— А какое?

— Фаэт, например.

— Фаэт? — изумился Далька, подозревая очередную озорную шутку академика. Но тот говорил вполне серьезно:

— Была, говорят, такая планета Фаэтон миллион лет назад, а может, и больше. На месте ее орбиты теперь остались в виде сплошного кольца астероиды, малые космические тела осколочной формы. Некоторые считают их обломками погибшей планеты. Меня всегда занимала проблема этой катастрофы. Чтобы объяснить все ее особенности, в частности, почему осколки планеты остались на ее прежней орбите, а не разлетелись, как полагалось бы при взрыве или столкновении с посторонним телом, пришлось допустить возможность взрыва водной оболочки планеты. Кстати, есть физики, которые в отличие от других своих коллег это допускают. И допускал это даже такой корифей, как Нильс Бор. А если это могло быть так, то свести концы с концами возможно лишь при помощи вмешательства разума (или безумия!). Словом, нельзя исключить развитие и гибель цивилизации на Фаэтоне в ядерной катастрофе, вызванной войной. Математически, если говорить о теории вероятности, это возможно. Очевидно, не все цивилизации Вселенной способны пройти ядерный порог развития. И тогда появление около Земли искусственного спутника — аппарата фаэтов, названного у нас «Черным Принцем», с посланием нам, землянам, не может удивить подлинного ученого.

— Тогда как же вы можете сидеть спокойно, если аппарат фаэтов, как вы сказали, находится рядом с вами? Академик развел руками и улыбнулся.

— Слабы мы, человеки, опутаны сетью условностей.

— А если брат все-таки обратится к вам? Я добьюсь этого.

— Вот тогда будет настоящее дело. Но не простое. Хватит работы и нам, кибернетикам, и лингвистам. Перевести отвлеченные понятия, неведомо как изображенные на экране вашего «кибернетического словаря», как вы себе его представили, будет труднее всего. Лингвисты, может быть, отступят, но только не мы, математики. Хотя и нам есть перед чем спасовать.

— Перед чем?

— Чтобы расшифровать изображение, сопоставляя его со звуками, надо эти звуки слышать. А машины наши хоть и грамотные, зрячие, но пока еще глухие. Мы только еще начинаем учить их пользоваться слухом, принимать информацию на слух. А у вас, вернее, у всех нас, как я понимаю, дело не терпит.

— Значит, нужен энтузиаст, который отдаст свой слух машине, который вместе с ней, при ее помощи, изучит чужой язык и потом прослушает и переведет для людей чужепланетное послание.

— Вот тут вы правы. Даль Александрович. Такой человек нужен. Будь я помоложе и не так загружен…

— Я моложе. И я не так загружен. Академик внимательно посмотрел на лохматого юношу, словно приценивался.

— А как же институт?

— Я возьму академический отпуск на год, на два… Раздался телефонный звонок.

Песцов снял трубку. Далька было вскочил, но академик движением руки усадил его на место:

— Да, Галактион Александрович, здравствуйте! Рад вас слышать, ждал вашего звонка. Почему ждал? Ну как вам сказать. Хоть возможности вашего центра огромны и всесторонни, все же всем нам не терпится прикоснуться к вашему сокровищу… Конечно, конечно, можете рассчитывать. Вся наша электроника включится. И не только техника… Хорошо, я приду к вам. Песцов откинулся в кресле:

— Ну, дорогой мой Даль Александрович, брат ваш прежде всего ученый. А вы оформляйте свой академический отпуск. Я напишу ходатайство. Сколько вам времени для этого понадобится? Имейте в виду, что у нас, у кибернетиков, время исчисляется не неделями, не днями, а часами и минутами, а чаще секундами.

— Я только на вокзал сбегаю. Девушку провожу. Она и отвезет в Томск мое заявление.

— Девушку? Это хорошо. А я пойду к археологам. Не терпится, признаться.

Узнав о том, что брат не намерен возвращаться в институт, Галактион Александрович был вне себя от возмущения.

Когда же выяснилось, что Даль решил с помощью кибернетиков изучить язык фаэтов, (какое невиданное легкомыслие, мнимость действительности!) профессор просто рассердился на брата, он интуитивно почувствовал в нем противника, решающегося противостоять ему на пути ортодоксальной науки, подменяя ее спекулятивными сенсациями!

Даль мужественно вынес разнос, но твердо остался при своем мнении. Академика Песцова и его фаэтов он не выдал. В сердцах брат даже отказал брату в гостеприимстве.

Узнав об этом, Леонид Сергеевич, которому Далька приглянулся, предложил ему жить у себя. Однако Галактион Александрович спохватился и такого скандала не допустил. Он слишком высоко ценил приличия.

Себя он успокоил тем, что язык фаэтов и есть тот язык мистификаторов, которые заложили его в свое нелепое сооружение в космосе. По-своему он тоже был человеком убежденным и принципиальным.

— Не Обь, а сибирская Амазонка! — сказал академик Песцов, берясь за весла. — Нет в Европе таких рек, как великие сибирские! Это про них Гоголь должен был сказать: редкая птица долетит до середины, крылья устанут. А пловцу переплыть этакую ширь — подвиг зрелости!

Далька, тоже сидя на веслах, оглянулся через плечо: берег чуть ли не на самом горизонте.

— Еще чуть подальше — и была бы не река, а море, — словно угадав его мысли, сказала с кормы Таня.

Леонид Сергеевич, смеясь, назвал ее кормщиком-надсмотрщиком, на счастье гребцам, утопившим свой бич.

Потом гикнул по-разбойничьи, и они вместе с Далькой налегли на весла. Лодка ходко пошла от берега, забирая против течения. Она была украшена цветами и кедровыми ветками, которые привезли с таежной заимки родители Галактиона Александровича и Эльги Сергеевны. Сами они плыли во второй лодке, в «челне предков», по определению того же Песцова. Челном управляла, подгребая кормовым веслом, бабка Анисья, не признававшая руля. Она уже не работала вахтершей у профессора Петрова, ушла на пенсию, но привязанность к «Ольге Сергеевне» сохранила. Называла она себя пельменных дел мастерицей, и в ногах у нее стоял огромный термос-камера ведра на два с замороженными пельменями, которые по ее рецепту все скопом готовили два дня.

Ее внук Ваня Крутых сидел за рулем третьей лодки, где разместились научные сотрудники археологического и кибернетического центров.

Галактион Александрович и Эльга Сергеевна, как и подобало молодоженам в такой день, сидели рядом в первой лодке на носовой скамейке, смотря на отодвигавшийся городской берег.

Чтобы «слушать реку», на этот раз отказались от моторок. Никакого шума — торжественная тишина! Доносившиеся по воде звуки и всплески весел только подчеркивали чуткую тишь.

Таня приехала на свадьбу сестры сразу после окончания университета. Она вглядывалась в напряженное лицо Дальки. Как он изменился: губы крепко сжаты, глаза какие-то пронзительные, брови чуть ли не срослись. На нее смотрит, а видит ли? Она была права. Даль смотрел на Таню, а видел Эльгу. Укоризненный взор девушки вернул его к действительности. Вот Танька молодец, успела закончить университет — молодой историк! А он так и застрял на четвертом курсе политехнического. Положим, не зря застрял… А чего это стоило?