В.Казаков
      АННИГИЛИЗМ КРИТИКИ
      Братьев Стругацких принято любить. Книги этих авторов входят обычно в любой - даже минимальный набор навыков, умений и предпочтений уважающего себя любителя фантастики. К Стругацким ппринято относиться как минимум лояльно, к врагам же их - в диапазоне от тихой неприязни до вселенской ярости. Отсюда вроде бы следует, что если кто-то вздумает покуситься на авторитет и достоинство любимых писателей, то несметные рати поклонников выйдут навстречу наглецу - и тому не поздоровится.
      Очевидно, что сейчас наиболее упорная, крикливая и недружелюбная часть опонентов Стругацких - это деятели так называемого национально-патриотического направления. Печатная база их известное трио правых журналов, "Литературная Россия" и иная подобная периодика, хотя случаются выступления на нейтральной территории.
      Однако, большинство этих источников фэнами попросту не прочитываются - это вне круга их постоянного чтения. Ведь праворадикальные критики сводят счеты со Стругацкими-писателями (а не фантастами), печатаются же обычно в изданиях, где фантастика не по профилю. К тому же, мишень для критиков - не Стругацкие сами по себе, а целый социокультурный пласт, по сути дела - все сколько-нибудь известные деятели культуры, ученые, политики, не разделяющие определенных общественных и эстетических идеалов. Между тем фэны предпочитают фантастику, а общей общественно-культурной ситуацией как правило интересуются далеко не в первую очередь (если вообще интересуются).
      Кроме того, сейчас вполне прояснилось, кто есть кто, и кто за что борется в литературе и возле нее. Отчасти такое знание пристрастий удобно. В самом деле, если вывод в отношении Стругацких лишь переписывается известной частью критиков друг у друга с незначительными вариациями, то есть ли смысл через силу продираться сквозь очередной ругательный опус, чтобы отыскать сомнительной свежести хамский выпад в адрес братьев-фантастов? Скучно, неинтересно, надоело... Вот почему не будем говорить здесь об одиозных публикациях "Литературной России", "Кубани" и иже с ними, так или иначе затрагивающих Стругацких.
      Иное дело - традиционно прогрессивные журналы (имется в виду майский номер "Знаменми" за 1989 год.) То ли фэны принципиально не читают толстых журналов, то ли не смогли разобраться в критической публикации, но сигнал тревоги не прозвучал. Вот почему статья Ирины Васюченко заслуживает, чтобы поговорить о ней хотя бы сейчас.
      Ну чем она плоха, эта статья, сами посудите? В прогрессивном и уважаемом журнале напечатано, зарвавшемуся С.Плеханову внушение сделано, книги Стругацких разъяснены, героизм и упорство их героев отмечены. Чего же боле? Вот как надо писать о Стругацких!
      Произошло то, что и должно было случиться: разумному восприятию статьи помешал порочный стереотип, по которому неконструктивная критика - это непременно набор явных глупостей, облеченных в идеологически-неприемлемую форму. А между тем никуда не делась и гораздо более естественная разновидность такой критики. Здесь может не быть хамских выпадов, грубой защиты корпоративных амбиций и многого другого. Но одно есть всегда. Критик берется рассуждать о предмете, которым в должной степени не владеет. Хуже того: он и не собирается тратить лишнюю умственную энергию на дополнительное усвоение, ибо считает вопрос ясным, простым и не требующим пересмотра.
      Применительно к фантастике эта разновидность критики известна давным-давно. Еще в начале 60-х в своих статьях (к сожалению неопубликованных) братья Стругацкие рассматривали критику фантастики и ее представителей: от литературного генералитета до мифического лейб-ефрейтора от критики Ж.Обмылкина. Некоторые суждения Стругацких не потеряли актуальности:
      "Но что делать критику с книгой, в которой автор сталкивает своих героев с новым и необычным миром философии современного есвтествознания или, что еще страшнее, с миром новых философских идей? Критик оказывается здесь в положении Александра Македонского, которому предстоит форсировать местность, зараженную ипритом. Во-первых, критик может просто не заметить ту проблему, ради которой написана книга... Более того, мы серьезно опасаемся, что даже заметив проблему, он просто не будет знать, что с ней делать. Своего мнения у него по этому поводу нет, халтуру он писать не станет и потому просто пройдет мимо. И тогда, с голодным блеском в очах, набегает на произведение Ж.Обмылкин, журналист...
      И вот берет автор научно-фантастического произведения какую-нибудь литературную (а то и экономическую) газету, распахивает ее на какой-нибудь странице, пробегает штурмовой опус Ж.Обмылкина, журналист-ефрейтора, похожий на хриплую команду "Сдеть шинеля!" и жалобно стонет: "Ну за что же? Ну неужели он действительно не понял? Ну что за кретин!"
      Представим себе, что при этой сцене присутствует сам журналист-ефрейтор. "Ты это брось, - с ленивой ухмылкой скажет он автору. - Чего там не понимать. Все и так ясно". И наверное ему действительно все ясно. Небрежно, не глядя берет он очередную фантастическую повесть, бегло проглядывает ее, молча спешивается, обнажает саблю и идет в атаку. Таковы рефлексы критического лейб-ефрейтора".
      Теперь, после предварительных соображений и цитат, обратимся непосредственно к Ирине Васюченко и ее вкладу в мировое Стругацковедение.
      Есть основания думать, что до пукбликации в "Знамени" статья И.Васюченко успела полежать еще в одной редакции - скорее всего, в "Детской литературе". Очень уж упорно педалирует критик тезис о фантастике, как разновидности детского, в крайнем случае юношеского чтения. "Молодежь", "юношество", "читатель-подросток", "старшеклассники" или, на худой конец, "студенты и недавние выпусники вузов" - вот та аудитория, в интересах которой И.Васюченко намеревается рассматривать прозу Стругацких. Спорить против искусственного сужения круга читателей фантастики нет необходимости. Наличие же самого подхода показательно - это исходная передержка, для подкрепления которой критику понадобятся все новые и новые передержки, которые и составят фундамент статьи.
      Другой изначальный просчет И.Васюченко - пренебрежение к предшествующей критико-литературоведческой практике. Странное суждение, что "критика долгие годы обходила стороной даже книги Стругацких", что "специалисты отделывались осторожными похвалами и вялыми порицаниями" позволяет автору статьи ощущать себя первопроходцем по творчеству Стругацких и вести себя соответственно. и это несмотря на то, что критическая литература о Стругацких насчитывает несколько сотен названий и представляет весь спектр мнений от хвалебных до грубо заушательских, весь диапазон форм - от кратких читательских реплик до фундаментальных аналитических работ Е.Неелова, Т.Чернышевой и др. Представление о многообразии и объеме критики творчества Стругацких дает, например, краткий вариант библиографии, составленной А.Керзиным, в "Советской библиографии" Nо 3 за 1988 год, а ведь он представляет литературу по теме весьма выборочно.
      Третья ложная установка критика - рассмотрение творчества Стругацких без учета его основных этапов, без понимания разницы между ученическими и зрелыми книгами, без поправок на то, что за три десятка лет творчесской жизни Стругацкие не раз пересматривали и уточняли свои концепции, взгляды, подходы. То, что было справедливо применительно к самым ранним вещам, совершенно неверно, если речь пойдет о позднейших произведениях.
      Перечислененое, плюс непоколебимая уверенность в своей компетенции и породило всю совокупность огрехов работы И.Васюченко, напрочь перечеркнувших благие намерения критика и сделавших статью неприемлемой для квалифицированного читателя.
      Нет возможности подробно говорить обо всех заблуждениях И.Васюченко - это потребовало бы объема не меньшего, чем сама статья, поскольку оспорен может быть чуть ли не каждый абзац. Поэтому остановимся лишь на важнейших методологических пороках работы, умолчать о которых было бы недопустимо.
      Трактовка И.Васюченко - это, собственно говоря, позиция бывшего юного поклонника Стругацких, повзрослевшего и подрастерявшего уважение к былым кумирам. Леймотив статьи - предостережение. Ирина Васюченко ревизует свои давние впечатления от книг Стругацких и на основании этого пытается уберечь новых потенциальных поклонников Стругацких от чрезмерного доверия к этим авторам.
      Разумеется, переоценка детских пристрастий - процесс нормальный. Если подросток когда-то улавливал у Стругацких преимущественно внешнюю сторону и восторгался остротой и динамичностью повествования, то спустя годы он увидит мир Стругацких по-другому, потому что сам стал другим, ему откроется подтекст повестей, их философская глубина, и при каждом новом прочтении он сможет находить для себя новый пласт идей и понятий, когда-то не замеченных вовсе. Глубокое постижение зрелого творчесства Стругацких - нелегкая, но благодарная работа для квалифицированного, активно мыслящего читателя.
      Однако, И.Васюченко желает заниматься совсем иной переоценкой. Подтекст ее не интересует, углубляться в него наш многоопытный критик не собирается. Оставаясь в рамках неглубокого прочтения, критик берет старый набор своих внешених впечатлений и начинает выявлять из слабость самым примитивным образом - буквальным толкованием надерганных из текста цитат. Невольно возникает опасение: не движет ли Ириной Васюченко то самое неутолимое желание "мстить и покорять - беспощадно и навсегда", которое она инкриминирует всему миру Стругацких? Совместить сознательную установку на дискредитацию с какой-либо объективностью - почти невозможно. Этому препятствует текст Стругацких, не дающий материалв для корректного доказательства позиции критика. Что ж, тем хуже для текста.
      Собираясь доказывать (а это ее главная цель) безнравственность и бездуховность, жестокость и прагматизм мира Стругацких, И.Васюченко прежде всего тщательно подбирает характеристики для героев. Антон-Румата - "искатель приключений", "фанфарон"; Максим Каммерер - "наделен железными бицепсами и нервами"; Иван Жилин и Петер Глебски - "бесстрашны". В общем, внешние, часто случайные и необязательные характеристики. А вот какой ряд выводов делает далее Ирина Васюченко (отрывки выбраны из статьи последовательно):
      "Наперекор невзгодам герои Стругацких держались молодцами. Ввергаемые в ад бесчеловечности, они не теряли мужества, и обретали друзей и побеждали врагов..."
      "...персонажи Стругацких прежде всего отличные парни, бесстрашные находчивые удальцы..."
      "Стругацких интересуют не просто приключения, а приключения профессионалов..."
      "... в их прозе угадывается один, самый главный герой - активный, я бы даже сказала воинствующий разум. И цель у него одна рациональное переустройство мира..."
      "...писателей, вынесших из шестидесятых годов мечту о преобразовании мира, не устраивают отрицательные результаты..."
      "Пренебрежение к человеку, если он не боец передовых рубежей, вот что смущает меня в книгах Стругацких. Не скрою, мне хоткелось, чтобы это смущало и юных читателей, тех, кто учится у их героев упорству и отваге..."
      "За истиной гонятся, как за бегущим зверем, - лихорадочный ритм этой погони и создает динамичность повествования. О смысле бытия герои не задумываются, некогда им. Да и незачем".
      Вот так - от внешне безобидной смысловой неточности до тяжелейших обвинений, совершенно не подтвержденных анализируемым текстом. Вместо подтверждения делается следующее. Берется, скажем, повесть "Трудно быть богом". Задача критика - подтвердить, что проза Стругацких антигуманна. Решение выглядит так: "В повести "Трудно быть богом" , оказавшись в казематах тирана Рэбы, чтобы не выдать себя, Румата принужден спокойно смотреть на пытки - и не вмешиваться". Если это литературоведческий анализ, то что такое беспардонная ложь? Обратим внимание на слово "спокойно" - оно здесь ключевое. Достаточно вспомнить повесть и перечитать эпизод в королевской темнице, чтобы понять, что к чему. Сначала о спокойствии: "Во, дон стоит. побелели весь... - Хе... Так благородные, известно, не в привычку..." Теперь о невмешательстве... Впрочем, хрестоматийную сцену освобождения барона Пампы цитировать, наверное, излишне.
      А между тем из подобных упражнений с текстом ирина Васюченко делает однозначный вывод: "Итак, жестокость во имя гуманизма предстает как нравственная норма. Жизнь в книгах Стругацких всегда борьба, в них действуют законы военного времени". Как замечательно сформулировано! И, главное, как убедителдьно доказано! Браво!
      В июне 1989 года Р.Арбитманом и автором этой статьи было написано в редакцию "Знамени" большое письмо с разбором сочинения И.Васюченко. Вот что говорилось в письме по поводу вышеприведенной подборки цитат:
      "И.Васюченко словно не заметила, что от самых первых, романтически приподнятых утопий Стругацкие еще к середине 60-х подошли к жесткой, острой, проблемной "реалистической фантастике". И если к самым первым вещам еще можно с некоторой натяжкой отнести слова насчет "активного", "воинствующего" (?) разума, цель которого "рациональное переустройство мира", то к большинству книг этот тезис совершенно не подходит. Меньше всего их герои "люди действия" - чаще всего это люди сомнения, рефлексии, поиска. И неужели фраза: "только сила делает героя значительным" на полном серьезе относится к героям Стругацких?... Превращать в угоду концепции умниц, интеллектуалов, людей обостренного нравственного чувства в этаких бодрячков-дуболомов, несгибаемых "борцов зв вертикальный прогресс", видеть в книгах авторов "пренебрежение к человеку, если он не боец передовых рубежей" - значит, просто не понимать, что из себя представляет мир Стругацких.
      Что означает положение: "писателей, вынесших из шестидесятых годов мечту о преобразовании бытия, не устраивают отрицательные результаты"? Как это понять, если учесть, что уже с начала 60-х авторы, за редким исключением, ориентируют читателя именно на "отрицательные результаты"?.. И не потому, что Стругацкие мрачные пессимисты, просто сладкие всепобеждающие развязки, "хэппи-энды", по мнению Стругацких, не отражают истинной сложности бытия.
      Откуда Ирина Васюченко взяла, что Стругацких интересуют "приключения профессионалов"?.. Герои Стругацких терпят поражение именно потому, что в них человеческое берет верх над профессиональным. Потому так понятны последние бессмысленные поступки Антона-Руматы (который не смог больше оставаться в скорлупе профессионализма), или Кандида, который с очевидностью понял: с "прогрессом", который "вне морали", ему не по пути. Потому терпит моральный крах единственный профессионал у Стругацких - инспектор Глебски, а Фил Вечеровский, не имеющий ни малейшего шанса на победу, нравственно остается непобежденным...
      То, что авторы не навязывают своего мнения и не педалируют правоту одного и неправоту другого персонажа - очень раздражает неискушенного читателя, которому хочется "ясности": за кого авторы. У критика в этих случаях очень велик соблазн одну из точек зрения объявить точкой зрения Стругацких. Между тем, ценность произведений этих авторов в том и заключается, что они побуждают читателя к самостоятельному мышлению, и критик, который пойдет по легкому пути, окажется далек от истины. Поэтому, видимо, нет нужды комментировать все те страшноватые вещи, которые инкриминируются Стругацким (включая расизм): в такой степени авторы ответственности за своих героев, безусловно, не несут."
      Некоторые повести Стругацких слишком явно не лезли в концепцию И.Васюченко. Вот почему о произведениях "Хромая судьба" и "Волны гасят ветер" критик не сказала вообще ни слова. Вскользь - и совершенно не по делу - бросила она пару реплик о "Втором нашествии марсиан" и "Пикнике на обочине". Зато повести "За миллиард лет до конца света" посвящена чуть не треть статьи. Полагая, что в застойные годы никакого серьезного анализа этой повести не было и быть не могло, И.Васючкенко решила осчастливить человечество собственной трактовкой. Суть ее главным образом в двух положениязх.
      Во-первых, как говорилось в нашем письме, "критик изображает героев повести в виде неких фанатиков, которые за-ради своей любезной науки готовы всю нашу Землю (а то и Вселенную) под удар поставить". И.Васюченко пишет: "Главная беда этих адептов сверхцивилизации - недостаток культуры, узость духовного кругозора. Невежды во всем, кроме своих схем, "интегральчиков" и пр., они мечтают быть благодетелями человечества, о котором не имеют понятия". Удивительно знакомая формулировка. Примерно в такой манере в неудобозабываемые годы было принято в нашей рептильной прессе отзываться об А.Сахарове и его единомышленниках! Удивительная вещь - играющая в прогрессивность и защиту общечеловеческих ценностей, Васюченко в своих выводах смыкается с оголтелым ортодоксальным коммунистом А.Шабановым, еще в 1985 году обнародовавшим в "Молодой гвардии" (Nо 2) те же обвинения Стругацким и допустившим точно такие жке передержки. Обоим собратьям по перу для подтверждения своей тенденции приходиться увечить или вовсе ломать текст Стругацких. В данном конкретном случае И.Васюченко признаком бескультурья героев "Миллиарда..." считает то, например, что астроном Малянов где-то когда-то не сразу понял, что цитируемый приятелем текст - это стихи. Отсюда следует, что ученые "далеки от искусства и литературы, равнодушны к прекрасному". Комментарии излишни.
      Между тем, речь-то в повести идет о совсем других вещах! Вернемся к нашему письму: "Не ради чистой науки" и личного комфорта бьются герои с черт-те какой неведомой силой: бьются они за свое человеческое достоинство, за право свободно мыслить, за право совершать поступки... Повесть, созданная в середине 70-х, как в капле воды отразила положение, в которую зачастую попадал не только ученый, а просто самостоятельно мыслящий человек в те самые застойные годы. А потому в повести нет "отрицательных" героев: даже сдавшиеся под гнетом обстоятельств, угроз себе, родным, они вызывают не презрение, а понимание: не всем как Фил Вечеровский в повести или академик Сахаров в реальной жизни - удалось стоять до конца".
      Впрочем, этим подтекстом повести, скрытым за Гомеостатическим Мирозданием, слдедователем с многозначительной фамилией Зыков и прочими внешними проявлениями, И.Васюченко пренебрегла. Не в силах отрешиться от героически-мушкетерского прочтения книг Стругацких, она даже главных героев повести превращает в четырех мушкетеров Дюма, начисто забыв о "сверхкомплектных" Глухове и Снеговом. Но будем благодарны крититку. А ну как она уловила бы параллель не с Дюма, а, скажем, с "Тремя поросятами"? Примеривать Вечеровского к идеалу отважного поросенка Наф-Нафа - чем не занятие для критика, берущегося просвещать юных читателей фантастики?
      Ответа на свое письмо мы ждали долго. Только в начале 1990 года пришел ответ - и не от редакции, а от самой МИ.Васюченко. Мы считаем уместным привести его полностью, опустив лишь ритуальные выражения почтений и преамбулу.
      "Вскоре, наверное, появится в "Знамени" мой ответ на корреспонденцию по статье. Она довольно обширна, меня бранят справа и слева - одни за то, что бесстыдно восхваляю таких гнусных писак как Стругацкие, другие за то, что клевещу на таких великих гениев. Есть и несколько больших писем, среди которых Ваше, на них, естественно, не ответишь одной короткой заметкой.
      Убеждать Вас, что моя статья не так плоха, как Вам кажется, не буду - это и неинтересно, и бессмысленно, и, наконец, я сама по ряду причин от статьи не в восторге. В чем Вы совершенно правы, так это относительно "заговора молчания". Я-то хотела сказать, что не было серьезного критического анализа. И теперь уверена, что быть его "до гласности" не могло по причинам хотя бы техническим, но - тут Вы опять правы - всего, что значится в собранной Вами библиографии, я, разумеется, не читала. А то, что читала, казалось мне совершенно "мимо", хотя Вы, возможно, оценили бы это иначе. Но так или иначе, выражение относительно "заговора" было неточным, и то, что в некоторых читательских письмах со мной пылко соглашаются, не оправдывает подобной неточности.
      Спорить с Вами насчет Стругацких мне не хочется потому, что, сколько бы у меня не было доводов и соображений, Вы, как мне кажется, захотите не столько понять их, сколько обязательно опровергнуть. и в каком-то высшем смысле будете, может быть, правы: Вы-то защищаете то, что любите, а я холодно разбираюсь в интересном, но достаточно, по-моему, сомнительном литературном явлении. Для Вас это - Ваша главная тема, для меня - нет. Ваше отношение к ней горячо и определенно, мое - безвыходно и двойственно. Я же понимаю, что по сравнению с Пикулем и "Вечным зовом" Стругапцкие - высокая литература, что их проза гуманна по сравнению с писаниями Распутина и интеллигентна там, где Белов может сойти за мыслителя. А мы именно там и живем, так что отказывать Стругацким во внимании было бы несправедливо.
      В одном возражу вам, и не ради пререкания, а потому, что для Вас, раз уж Вы занимаетесь Стругацкими, это может оказаться небесполезным. Разделываясь с моей концепцией, Вы весьма решительно противопоставляете моим заблуждениям свои единственно верные выводы. Подобный метод и вообще не самый плодотворный, по отношению к Стругацким особенно неоправдан - должна сказать, что письма их почитателей доказывают это лучше, чем сумела бы сделать я. Двойственность этой прозы феноменальна, разные люди с пеной у рта превозносят ее за разные, зачастую взаимоисключающие идеологические тенденции. Среди этих поклонников попадаются прямо-таки неистовые сталинисты (если иметь в виду не слабость к известной персоне, а тип мироощущения). Вы скажете, что здесь недоразумение? Однако не с каждым писателем может произойти недоразумение подобного рода скажем, Ю.Домбровского никогда не примет за "своего" человек тоталитарного склада... У меня свое толкование этой двойственности, Вам вольно считать его несправедливым, однако, двойственность налицо - занимаясь Стругацкими, право, грех это отрицать. А что Вы скажете о недавнем огоньковском интервью? Все вроде бы так разумно, культурно, и вдруг - этот чудовищный пассаж насчет "физического отвращения" к панкам и т.п. А ведь брезгливость к человеку - одно из самых антикультурных, низменных и опасных чувств, по нынешним временам не понимать этого, кажется, невозможно...
      Извините, я не собиралась спорить, да и теперь не хочу. И вполне осознаю, что пишу сумбурно и длинно; не взыщите, это от усталости и спешки. Что до Стругацких, они все же чтение по преимуществу молодежное. В юности я и сама глотала эти повести с аппетитом, не обращая внимания на то, что (и тогда) раздражало и настораживало. Казалось, только зануда может придираться к таким занимательным книжкам. В сущности, и Вы меня в том же обвиняете. Но критик, он ведь и есть зануда, его дело - высовываться и каркать, что, мол, невеста "чуточку беременна". Как отнестись к подобному сообщению это уж добрая воля жениха, то бишь читателя. Вы свой выбор сделали: просто не поверили. Если Вы при этом не ошиблись - тем лучше". Пожелание успехов. Подпись.
      В том, что И.Васюченко не пыталась оспорить по существу ни один наш конкретный аргумент, не видим ничего странного. Нас, говоря честно, ее объяснения задним числом и не интересовали бы. А вот то, что письмо лучше помогает понять логикук и пристрастия самой И.Васюченко, интересно для понимания умонастроений всех критиков подобного рода, печатающих в прогрессивных журналах поклеп на прогрессивных же писателей. Все оказалось достаточно тривиально. Да, имеет место литературный снобизм. Да, налицо примитивное, неглубокое прочтение Стругацких. Да, перед нами непонимание (искреннее или нарочитое) специфики "фантастического реализма".
      Профессиональному литературному работнику не пристало тратить красноречие, обличая огоньковское интервью Стругацких "Прогноз". Ему, профессионалу, следовало бы знать разницу между личным мнением писателя и миром его произведений. А словеса насчет "отвращения" уже и вовсе демагогия. Иная брезгливость куда нравственнее, чем поведение критика "холодно разбирающегося" в "сомнительном литературном явлении" посредством его фальсификации.
      Профессионалу не следовало бы, даже в полемическом задоре, разбрасывать уничижительные оценки творчества Белова и Распутина. В конце концов, можно иметь одиозную общественную позицию и быть не просто хорошим, но и великим писателем (первый приходящий в голову пример - Достоевский). Для демонстрации "левых" убеждений И.Васюченко надо бы поискать более приемлемую форму.
      Что касается "недоразумений" разного рода, то профессионалу, следящему за текущей периодикой, в голову бы не пришло упоминать имя Юрия Домбровского. В то, что И.Васюченко ничего не знает о погромных мемуарах Кузьмина в '"Молодой гвардии", нам верить не хочется. Разумется, за лже-соратников и лже-единомышленников покойный писатель ответственности не несет, как не несут ее за недобросовестных "интерпретаторов" и все прочие авторы, в том числе и Стругацкие.
      Что касается "двойственного" восприятия книг Стругацких, то И.Васюченко попросту приписала нам собственные заблуждения. Это в ее работе, а не в нашем письме, на любой странице прослеживается стремление к "единственно верным выводам". И это в нашем письме, а не в ее работе, "двойственное восприятие" оценивалось как нормальное явление, более того - как заслуга Стругацких.
      И еще кое-что об акушерско-генекологических аналогиях, венчающих письмо Васюченко. Нам решительно непонятно, с какой стати "жених" должен принимать за чистую монету мнение совершенно постороннего человека, заявившегося откуда-то с улицы на чужую свадьбу и даже не знающего толком, кто "невеста". Если такому доброжелателю с максимальной настойчивостью будет указано на дверь - не видим в этом ничего удивительного.
      Обещанный Ириной Васюченко ответ на читательские письма появился в мартовском "Знамени" (1990 г.) под названием "Аннигиляция". Неожиданным для нас он не был: после письма Васюченко нам стало ясно, что ошибки критиком признаваться не будут и дело спустят на тормозах.
      И.Васюченко, мудро решив, что лучший вид обороны - наступление, сама перешла в атаку на читателей. Ей, как выяснилось, обидно, что ее аналитические способности не вызвали восторга части корреспондентов. Между прочим, в разряд неприятных для себя "ошеломляющих посланий" критик отнесла и письмо Казакова с Арбитманом. Более того: даже немножко поцитировала или пересказала. Естественно, вне контекста и без нашей аргументации.
      Общий смысл сетований: ее, дескать, шельмуют за "невосторженный образ мыслей" фанатичные поклонники Стругацких, испугавшиеся "малейшего критического замечания в адрес любимых авторов". А ведь речь-то шла (по крайней мере, в нашем письме) не об "невосторженности", а об элементарной профессиональной недобросовестности автора статьи.
      Но оправдываться И.Васюченко не хочется, и она решает в два счета закруглить нежелательную полемику. На счет "раз" заявляет, что "охотно и поспорила и кое в чем согласилась со своими оппонентами". Да вот беда - не нравится Ирине Николаевне неуважительный тон читательских писем. Правда, О.Лацис в свое время писал: "Если один автор вежливо распространяет недостоверную информацию, а другой грубо называет это враньем - кто из них заслуживает модного упрека в недостаточной культуре дискуссий?" Между прочим, суждение это было напечатано в одном номере "Знамени" со статьей И.Васюченко...
      На счет "два" критик скорбит о недостатке печатной площади и вместо себя предлагает "авторам писем послушать друг друга". Далее идет подборка цитат, отобранных так, чтобы показать, что "разногласия в понимании идей и конфликтов прозы Стругацких встречаются в письмах поминутно", а значит - нечего пенять на особое мнение И.Васюченко. О том, что отправной точкой писем было именно несогласие корреспондентов "Знамени" с критиком Васюченко тихо забывается. Читателям предлагается выяснить отношения между собой. При этом И.Васюченко громко ужасается, что "при их встрече произойдет катастрофа. Анигиляция", и с безопасного расстояния призывает враждующие стороны к спокойствию и смирению. Таким образом, во всем оказываются виноваты читатели, имеющие наглость столь по-разному воспринимать Стругацких. Стругацкие, в свою очередь, виноваты, что пишут прозу, вызывающую неоднозначные мнения. А где же критик? Критик, убоявшись аннигиляции, покинул поле боя. От греха подальше....
      Трюк состоит в том, что никто из читателей "аннигилировать" не собирается. Аннигилизм нужен критику лишь затем, чтобы напустить читателей друг на друга и на самих Стругацких. Предполагается, очевидно, что мнение Ирины Васюченко и есть та золотая середина, которая уцелет, когда поле боя очистят от трупов и обломков оружия.
      Несомненно, в числе высказываний корреспондентов "Знамени" есть спорные или вовсе, с нашей точки зрения, ошибочные. Но, во-первых, некорректно судить о целостной концепции по произвольным отрывкам. Во-вторых, даже будучи неправы, корреспонденты "Знамени" имеют неоценимое преимущество перед Ириной Васюченко: они не желают "холодно разбираться", а бескорыстно отстаивают свою позицию.
      Разумеется, мелкая практическая работа по защите каких-то там Стругацких - дело несолидное. Тех, кто ею занимается, можно и упрекнуть: не сотвори, мол, себе кумира. Другая библейская заповедь - "не произноси ложного свидетельства на ближнего своего" - такой популярностью что-то не пользуется.
      По этой причине - победа присуждается Ирине Васюченко. За явным преимуществом.