Война призраков (№1) - Война призраков

Но признаваться в этом самому себе не хотелось. Тогда бы точно пропал один из поводов поворчать. А брюзжание оставалось одним из немногих удовольствий, доступных курсантам.

– Сегодня мы поговорим о восприятии социологической информации. – Сикорски обвел подопечных испытующим взглядом. – Ведь в любом случае, прежде чем начинать действовать в той или иной социальной системе, вам предстоит разработать методику действий. А для этого необходимо поставить диагноз, что невозможно без сбора данных! Фаза получения информации порой может быть очень длинной, и вы должны…

Одной частичкой сознания Виктор привычно фиксировал слова лектора. .Другая блуждала где-то далеко, позволяя вспоминать прошлое, думать о чем-то постороннем. Журналист и актер Зеленский никогда не смог бы даже представить, что можно размышлять вот так, двумя потоками, но в экстремальных условиях и лошадь летать научится…

Что уж говорить о человеке, который гораздо гибче лошади?

– Из всех методов социологического исследования вам будет доступно лишь включенное наблюдение, – продолжал тем временем бубнить Сикорски. – Опрос в любой разновидности нельзя использовать по вполне понятным причинам. А то занятная была бы картинка.

– Доктор социологии хихикнул. – Вообразите сами: внедрившись в террористическую организацию, вы однажды проводите на ее заседании опрос: «Граждане экстремисты, не могли бы вы ответить на вопросы вот этой анкеты?»

Сикорски вновь захихикал. Курсанты терпеливо ждали.

– Интервью отпадает по той же причине, – продолжил преподаватель, вытерев выступившие от смеха слезы. – Хотя в завуалированном виде его можно применять. А включенное наблюдение максимально пригодится в вашей ситуации, и вы должны научиться использовать его на полную катушку. Для этого необходимо особое состояние сознания, позволяющее воспринимать максимум доступной информации и по ее обрывкам делать верные выводы. Состояние, когда мозг работает за счет глубинных резервов, которые обычному человеку почти недоступны. Войти в него можно, следуя простым правилам. Первое из них гласит: отринуть жалость к себе. Что это означает? Для вас не должно быть ни приятных, ни неприятных условий, ситуаций важных и не важных, предпочтительных и нет. Любые обстоятельства, любое положение должно рассматриваться лишь как источник информации… Второе правило —уничтожить предубеждения. Вы должны научиться воспринимать информацию, изначально не оценивая ее никоим образом. Должны уметь настраиваться на любые ее источники!..

– Простите, сэр, – сказал вдруг Фредерик, чернокожий курсант, который, судя по его виду, родился и вырос где-то в Центральной Африке. На интерлинге он изъяснялся с явным акцентом. – Но мы все это уже слышали от мистера Тодзио и от мистера Эстевеса… Третье правило будет про терпение, а четвертое – про умение смеяться над собой.

И вправду в конце декабря инструктор, обучавший их управлению транспортными средствами, изложил схожую систему поведения, позволяющую достигнуть отличных результатов при вождении, назвав ее «кодексом гонщика».

– Совершенно верно, – не смутился Сикорски, – эти правила универсальны. И каждый из нас открывает вам, как их применение позволяет оптимизировать ту или иную область вашей деятельности. И мы будем это делать до тех пор, пока эти правила не войдут в вашу плоть и кровь, пока вы не начнете применять их даже во время походов в туалет!

– Как бы этого не пришлось долго ждать! – шепнул Виктор сидящему рядом Рагнуру. Тот хмыкнул.

10 марта 2218 года летоисчисления Федерации

Земля, остров Грасъоса Канарского архипелага

Лежание в ящиках, которые первоначально называли «гробами», превратилось для курсантов в обязательный ритуал. Иногда в них доводилось проводить, дыша и вспоминая, целую ночь, и для защиты от дождя каждый собственноручно соорудил над своим ящиком навес.

То ли от ограниченного пространства, то ли еще отчего, но в деревянной коробке Виктора посещали удивительно яркие воспоминания. Они сопровождались звуками, запахами, тактильными ощущениями. Возникавшие из недр памяти моменты приходилось переживать заново.

Каждый раз после этого Виктор чувствовал себя опустошенным и измотанным.

Но энергия быстро восстанавливалась, и он ощущал, что его вновь тянет на склон холма, туда, где под скособоченным навесом лежит неуклюжий деревянный предмет…

– Что мы тут делаем? – спросил он как-то у инструктора Джонсона, перед тем как залезть в ящик.

– Уничтожаете свое прошлое – ответил тот. – Именно прошлое чаще всего определяет, чем человек себя считает и тем самым является. Вам же придется научиться быть людьми без прошлого.

После этой беседы стало ясно, зачем нужен запрет на разговоры между курсантами о том, кем они были и чем занимались ранее, до появления на острове Грасъоса.

С каждым разом входить в воспоминания было все легче. Вот и сегодня Виктор без особых усилий вызвал из памяти первый день в университете, бестолковый и суетливый, закончившийся безобразной пьянкой на квартире у кого-то из однокашников…

Пережив его заново, он откинул крышку и выбрался наружу.

Джонсон, давший задание извлечь только одно событие, взглянул на него, но ничего не спросил. Смахивавший на индейского вождя, лейтенант всегда знал, выполнил подопечный его задание или нет.

– Не уходите, мистер Зеленский, – сказал он. – Подождите остальных.

Виктор кивнул и сел на землю. На западе догорал закат, багровое солнце почти полностью погрузилось в море, точно растворившись в его темных водах. В небесах пылали и все не сгорали облака. Белыми молниями метались над шумящим прибоем не умолкавшие чайки.

Виктор смотрел на все это, слушал и ни о чем не думал. В последнее время он открыл в себе способность просто наслаждаться вот такими моментами покоя, никуда не спеша и ни о чем не волнуясь. Дерганый и нервный журналист Зеленский был на такое просто неспособен.

– А-а-а! – прокатившийся над склоном крик был полон дикого, животного ужаса.

Виктор завертел головой, пытаясь сообразить, кто же орет, а Джонсон уже вскочил на ноги.

– Нет! Не-э-эт!

Вопль повторился, и его источник обнаружил себя сам. Дверца ящика, в котором погружался в воспоминания Иржи, с треском распахнулась, и чех принялся выбираться наружу. Вид его был страшен. Светлые волосы торчали веником, в глазах застыло выражение дикого ужаса, а руки тряслись. Сделав первый же шаг, он рухнул как подкошенный и принялся кататься по земле, визжа:

– Нет! Оставьте меня! Нет! Я не хочууу!

Еще не добежав до безумца, Джонсон сдернул с пояса небольшой духовой пистолетик, стреляющий шприц-ампулами. После случая в мастерской подобное оружие начали носить все преподаватели.

Предосторожность оказалась нелишней.

Пистолет глухо щелкнул, но ампула, вместо того чтобы воткнуться в тело Иржи, исчезла в траве. То ли лейтенант Джонсон был никуда не годным стрелком, то ли ему досталось бракованное оружие.

Безумец продолжал выть и кататься по земле, изо всех сил колотясь об нее головой.

Виктор наблюдал за происходящим совершенно равнодушно. Привлеченные криками, из ящиков высовывались другие курсанты, в их взглядах тоже не было страха или удивления, лишь иногда посверкивало любопытство.

– Допрыгался, Иржи, – сказал Рагнур, с пыхтением, достойным бегущего бегемота, выбираясь из ящика. – Он всегда хотел быть лучшим во всем. На этом, судя по всему, и сломался.

– Точно, – кивнул Виктор, – прирожденный отличник и победитель. Это и создало ему трудности.

Второй выстрел, который инструктор сделал, приблизившись вплотную к сошедшему с ума курсанту, оказался удачнее. Иржи дернулся еще раз, издал булькающий звук и затих.

– Что с ним случилось, сэр? – поинтересовался любопытный О'Брайен.

– Его сожрали демоны прошлого, – ответил лейтенант Джонсон немного печально. – Что-то, что жило в его памяти, оказалось слишком сильным и болезненным, чтобы он смог с этим справиться… Впрочем, я вижу, что вы еще не закончили. Вернитесь к занятию!

О'Брайен поспешно скрылся в недрах ящика.

Виктор сидел и наблюдал, как из административного здания выбежал врач, а вслед за ним вышли полковник Фишборн и лейтенант Коломбо. Все трое заспешили к месту, где случилось чепэ. После короткого совещания Иржи связали, и Коломбо с легкостью взвалил его на плечо.

А на взлетно-посадочной площадке разгонялись, полосуя воздух, лопасти вертолета.

Летающая машина успела раствориться в стремительно темнеющем небе, когда занятие наконец закончилось. Курсанты, слишком уставшие даже для того, чтобы разговаривать, медленно плелись через пальмовую рощу.

– Ты знаешь, – сказал Виктор Рагнуру, когда сквозь листву стал виден золотой отсвет, падающий из окон жилого корпуса, – сегодня меня совсем не испугало то, что я видел.

– Чего же удивительного? – вздохнул норвежец. – Ты наблюдаешь, как люди сходят с ума, уже во второй раз. А человек ко всему привыкает!

– Не в этом дело, – покачал головой Виктор, – тогда бы я все равно испытывал страх. Пусть меньший, чем в первый раз. А сегодня у меня страха не было совсем! Мне было все равно, что происходит рядом со мной. Я просто сидел и смотрел… Раньше меня тревожили десятки, если не сотни вещей, теперь я даже представить себе не могу, что способно меня напугать!

– Что-нибудь найдется. – Рагнур невесело усмехнулся. – Что-нибудь новое, о чем ты еще не ведаешь!

– Возможно. – Виктор не стал спорить. – Но, разглядывая прошлое в этом ящике, – он дернул головой назад, – я лицом к лицу увидел все свои страхи, осознал их мелочность и понял, сколь многое они определяли в моей жизни.

– Как и в жизни любого другого нормального человека.

– Да, а теперь они не значат ничего! Совсем ничего!

2 мая 2218 года летоисчисления Федерации

Земля, остров Грасъоса Канарского архипелага

Сирена, обозначающая подъем, прозвучала в шесть утра. Виктор попробовал вскочить с койки и с удивлением понял, что не сможет этого сделать. Ноги болели так, словно в лодыжках были переломаны все кости, а перед глазами маячило красное пятно.

После нескольких попыток подняться он сдался и рухнул на кровать, хрипя и обливаясь потом.

– Команда «Подъем» была дана для всех! – проревел, заглядывая в комнату, лейтенант Коломбо. – Или вам, мистер Тормоз, нужно особое приглашение?

– Я не могу… – просипел Виктор, ощущая, как боль ползет вверх, к коленям. Ему не было страшно, он только не мог понять, что именно с ним творится, и это создавало определенный душевный дискомфорт.

– Так, похоже, что первый… – Голос лейтенанта стал спокойным, а вот смысл слов почему-то ускользал от Виктора, – Пора бы…

Лейтенант исчез, и с улицы донеслись раскаты его грозного рева. Виктор лежал, ощущая, как начинает ломить колени. Багровое пятно достигло такой густоты, что он не мог рассмотреть даже потолок.

Стукнула дверь, и еще до того, как вошедший заговорил, Виктор знал, что это – лейтенант Джонсон.

– Не пугайтесь, мистер Зеленский, – сказал он, – то, что с вами происходит, это нормально.

– Нормально?.. – Горло охватил спазм, и говорить было трудно.

– Да, – ответил Джонсон, – это означает, что вы достигли определенного этапа в обучении. Мы называем это состояние «потерей формы».

Виктор покорно внимал.

– Насколько я понимаю, вы сейчас ничего не видите, – продолжил лейтенант. – Вот я двигаю к кровати стул, – раздался скрежет ножек по полу, – на нем кувшин с водой и устройство экстренного вызова. Если станет совсем плохо, можно будет им воспользоваться.

– Сколько… Сколько это будет продолжаться?

– До вечера, я думаю, все пройдет, – ответил Джонсон, – хотя мне известен случай, когда подобное состояние длилось трое суток.

– Потрясающе, – прохрипел Виктор и остался один.

Чуть повернувшись, он принял более удобную позу и сомкнул веки. Что же, его уже почти год учат терпеть, и сегодня, похоже, придется показать, насколько он этому научился.

Обострившимся слухом он воспринимал почти все, происходящее на территории базы. Вот разговорились между собой Фишборн и Эстевес, вот хлопнула дверь тренировочного ангара… ветер налетел на пальмы… протопали под окном курсанты…

Боль потихоньку перемещалась выше. К полудню она достигла бедер, а к ужину, когда Виктора зашли проведать однокашники, – груди. Вечером, когда за окном, судя по всему, потемнело, голова пылала так, словно ее залили расплавленным свинцом.

Виктор едва расслышал, как в помещении вновь появился Джонсон.

– Терпите, недолго осталось, – сказал он, усаживаясь на стул. – И лучше, если в последней фазе рядом будет кто-то еще.

Прошло еще полчаса, и боль исчезла. Виктор в первый момент не мог в это поверить. Он лежал, растерянно ожидая, когда она вернется. Потом открыл глаза – багровое облако тоже пропало.

– Отлично, – сказал лейтенант, на невозмутимом лице которого на мгновение промелькнула улыбка, – теперь можно попробовать встать. Проверим, каково вам в новом состоянии.

Виктор осторожно присел, потом свесил ноги. Тело казалось легким и каким-то бескостным, как у медузы. Ощущение было такое, что конечности могут гнуться в любых направлениях.

Но попытка встать на ноги окончилась печально. Виктор поднялся и тут же ощутил, как вокруг все закружилось. В коленях обнаружилась слабость, и только благодаря помощи Джонсона он не упал.

– Лучше, наверное, поспать, – сказал лейтенант, помогая подопечному лечь, – завтра все будет в норме.

Виктор рухнул на койку и заснул с такой стремительностью, словно не провалялся весь день в постели, а как минимум целые сутки занимался корчевкой леса.

13 июня 2218 года летоисчисления Федерации

Земля, остров Грасъоса Канарского архипелага

– Как, вы еще не устали? – Голос лейтенанта Коломбо был полон участия, настолько наигранного, что фальшь различил бы даже трехлетний ребенок.

Никто из курсантов не удостоил его ответом. Спокойные и молчаливые, они продолжали бежать вслед за инструктором. Под ногами хрустел песок, а обычный разминочный круг, который год назад казался до невозможности длинным, они в это утро преодолевали в третий раз.

– Ладно, – сказал Коломбо, останавливаясь, – все, пожалуй. Отправляйтесь-ка на занятия. Завтрака не будет, так что двигайте прямо к доктору Сикорски.

– Сдается мне, что нас не кормят второй день, – сказал О'Брайен, когда они отошли от лейтенанта на безопасное расстояние.

– Я тоже это заметил, – согласился Сингх. – Интересно, в чем смысл этого урока?

– Может быть, в том, чтобы мы научились питаться листвой? – с предельной серьезностью предположил Виктор.

Все расхохотались.

За последний месяц каждый из курсантов прошел через мучительную «потерю формы». После этого прекратилось обыденное ворчание, ушли в прошлое жалобы на жестокость и придирки преподавателей.

– Доброе утро, доброе. – Сикорски уже ждал их. – Садитесь. Сегодня мы продолжим разговор о продуцировании разрушительных мифов! Итак, кто мне напомнит, что такое миф?

– Миф – это вторичная семиологическая система, включающая означающее, означаемое и знак, – сообщил Фредерик Луа-Луа.

– Отлично! – возликовал социолог. – На первый взгляд это кажется полной абстракцией, но на самом деле имеет большое практическое значение. Смотрите сюда!

Виктор слушал, и самые сложные концепции ложились на поверхность мозга, точно на чистый пластик. Никакие эмоции и отвлеченные мысли не мешали спокойно фиксировать и обдумывать их.

И это тоже было результатом «потери формы».

Глава 4

ВЫПУСКНАЯ РАБОТА

26 июля 2218 года летоисчисления Федерации

Земля, остров Грасъоса Канарского архипелага

– Джентльмены, я рад видеть, что большинство из вас столь далеко продвинулись в процессе обучения. – Эрик Фишборн выглядел до зубной боли официально. Несмотря на жару, на нем красовался светло-бежевый костюм, а белоснежная улыбка казалась холодной, точно ледник.

– Потери в пару человек для него ничего не значат, – шепнул Виктору сидящий рядом Рагнур.

Виктор кивнул в ответ.

Сегодня курсантов первый раз после Квебека собрали вместе не для того, чтобы учить. Никто из них не ждал вызова в административный корпус.

– Обычно отсеивается гораздо больше народу, – продолжил речь полковник. – Настал момент… – тут Фишборн выдержал паузу, и Виктор невольно подумал, что руководитель учебной программы СЭС волнуется, хотя до сего момента подобное казалось в принципе невозможным. – Да, настал момент, – полковник почти мгновенно справился с собой, – сообщить вам о подоплеке всего, чему мы вас тут обучали.. Ранее вы спрашивали о смысле того, что именно делают с вами инструкторы, но тогда я не мог вам ответить. Теперь же, когда вопросы прекратились, вы в состоянии адекватно воспринять это знание.

Курсанты слушали молча, с выражением вежливой, хотя и несколько отстраненной заинтересованности на лицах.

– Обычный человек представляет собой комплекс привычек и шаблонов, – сказал Фишборн, – шаблонов поведения, восприятия, мышления. Его действия легко предсказуемы, он озабочен только самим собой, своими мыслями и желаниями и по причине этого ничего вокруг не видит. А что заметит, то интерпретирует чаще всего неправильно. Он раб навязанного себе же распорядка жизни, невольник стереотипов и штампов. Наш же курс рассчитан на то, чтобы уничтожить у обучаемых все распорядки, шаблоны и привычки! Все до единого! Убрать все то, что помешает им в дальнейшей работе! Мы отучили вас вставать, питаться и действовать по расписанию, извели под корень большинство шаблонов восприятия, излечили от болезненной привязанности к прошлому, которое так часто висит на людях мертвым грузом. Если говорить в целом, – тут полковник вновь на мгновение прервался, но не из-за волнения, а для того, чтобы получше сформулировать мысль, – то мы уничтожили то, что обычно называют личностью. В настоящий момент вы все личностями в узком смысле этого слова не являетесь.

Виктор хмыкнул и покачал головой. Теперь все становилось на свои места. Дурацкие задания, информационная блокада, отсутствие всякой регулярности в обучении, издевательства и придирки – все то, что выглядело ненужным и даже мешающим, неожиданно оказалось главным.

Даже мелочи, вроде рациона питания, вписались в общую схему.

Необычные условия, невероятная интенсивность обучения и колоссальные нагрузки – пройти через это смог лишь тот, кто сумел переломить себя, отказаться от выработанных годами привычек.

А кто не сумел – тех досрочно эвакуировали на вертолете.

– Разрешите вопрос, сэр? – поднял руку Джеффри Сакс.

– Да, конечно.

– А не слишком ли это высокая цена? – спросил австралиец, как-то болезненно кривясь. – Вы соскребли с нас все, оставив голую самость, и думаете, что мы будем вам за это благодарны?

– Не забывайте, мистер Сакс, что я прошел тот же курс и прекрасно понимаю, что вы ощущаете. – В голосе Фишборна прозвучало что-то вроде сочувствия. – И я вам отвечу – нет. Цена приемлемая. Вы забываете о том, что получили в обмен на мелкие эгоистические сокровища, вроде чувства собственной важности или самомнения. А получили вы свободу – истинную возможность выбирать, кем быть и как себя вести. Обычный человек скован страхами, комплексами, привычками и ожиданиями окружающих. У вас же теперь нет ни страхов, ни комплексов, ни привычек, а мнение тех, кто вас окружает, значит не больше, чем прошлогодний снег! Вы можете вырастить в себе любую личность и с необыкновенным искусством воплотить ее в жизнь! По окончании службы в качестве оперативного агента вы даже сможете вернуть ту, которой изначально являлись! Вы удовлетворены, мистер Сакс?

– Да, – ответил австралиец спокойно. – Благодарю вас. А зачем все это нужно?

– Теперь вы сможете приспособиться абсолютно к любым социальным условиям, стать кем угодно. Вы стали неуловимы и подвижны, как призраки! Вы проникнете туда, куда более никто не проникнет, и останетесь при этом невидимыми для всех! И только так вы сможете выжить в той войне, которую ведет Служба! В войне призраков!

– Что будет с нами дальше? – осведомился О'Брайен.

– Еще несколько месяцев обучения, – ответил полковник. – Потом состоится отборочное испытание, которое только и даст ответ о вашей готовности. Если все пройдет благополучно, то примерно через год вы будете зачислены в штат Службы.

Фишборн обвел курсантов взглядом, который стороннему наблюдателю показался бы равнодушным. Но Виктор улавливал в нем и интерес, и тревогу, и даже надежду– все чувства, которые обычно вызывают те, кто должен прийти тебе на смену.

– Ну что, вопросы есть? Если нет…

– Прошу прощения, сэр, – подал голос Сеул Ку Хьон, – а что за «потерю формы» мы пережили?

– Все просто. – Полковник, уже направившийся к двери, остановился. – Все шаблоны восприятия и поведения имеют строгое соответствие в физиологии. Мышцы и суставы каждого человека «зажаты» строго индивидуальным образом, соответствующим его штампам. Избавление от штампов приводит к снятию мышечных зажимов. Процесс это довольно болезненный, но он показывает, что основная цель обучения достигнута! Потерявший форму превращается из человека в призрака!

– Благодарю вас, сэр. – На скуластом лице Сеула Ку Хьона на мгновение отразилось удивление, которое тут же пропало.

– Вопросов больше нет? Тогда идите, – сказал Фишборн, – занятия продолжаются. Мистер Тодзио ждет вас с нетерпением!

27 августа 2218 года летоисчисления Федерации

Земля, Кадис

Корпус летающей машины чуть заметно вибрировал, а сам вертолет, оставивший остров Грасъоса позади, стремительно мчался на северо-запад, к невидимым пока берегам Испании.

Места в его железном чреве было предостаточно. Кресла по правую сторону от центрального прохода занимали преподаватели, по левую – курсанты. Сегодня ранним утром им велели надеть собственную одежду, которая больше года пылилась в шкафах, и, ничего не объясняя, погрузили в вертолет.

То, что рядом оказались и преподаватели во главе с самим Фишборном, лишь добавляло таинственности.

Первые несколько часов полета Виктор дремал, его соседи тихо переговаривались. Смотреть в иллюминаторы было не на что. Уходящая за горизонт поверхность моря, лениво серебрящаяся под восходящим солнцем, представлялась довольно скучным зрелищем.

Когда далеко впереди замаячил берег, низкий и зеленый, полковник поднялся со своего места.

– Джентльмены, – сказал он, выйдя в центр салона, – попрошу минуточку внимания.

Дождавшись, пока взгляды всех курсантов сосредоточатся на нем, Фишборн продолжил.

– Сегодня вам предстоит после долгого перерыва вернуться в обычную жизнь, – сказал он, – но уже в новом качестве. Никакого конкретного задания вы не получите. Просто погуляйте по городу, зайдите в кафе. На всякий случай каждого из вас будет сопровождать преподаватель. Мистера О'Брайена – сэнсэй Ли, Раджаба Сингха – лейтенант Коломбо…

Виктору достался доктор Сикорски.

– Единственный запрет – на пользование связью. – Полковник придал лицу выражение крайней суровости. – Не вздумайте позвонить родным или близким!

Судя по разочарованной физиономии Рагнура, он-то, как раз планировал поступить именно так.

– Не вздумай называть меня «сэр», – предупредил Сикорски, когда они выбрались из вертолета. – Это будет довольно глупо выглядеть!

– Как же называть?

– Дорогой, – томным голосом проговорил социолог и тут же хихикнул, – изобразим пару геев…

– Легко, – кивнул Виктор совершенно серьезно. – Вы за кого будете, за пассивного или за активного?

– Да ну тебя! – заулыбался Сикорски. – Я и забыл, что тебе это раз плюнуть. Зови меня Симеон.

– Это ваше имя?

– Нет, моего прадедушки! – еще раз хихикнул доктор социологии. – Ладно, поехали. Такси прибыло.

Лишь очутившись в центре города, Виктор понял, насколько отвык от многолюдия. Но замешательство прошло через несколько мгновений, и вскоре он неторопливо двигался рядом с профессором, который оживленно болтал, исполняя роль гида.

– Мне очень нравится Кадис, – сообщил Сикорски, – это один из древнейших городов Испании. Ему три с половиной тысячелетия!

– Не может быть! – с деланным удивлением восклицал Виктор, но разговор не занимал его внимания целиком. Куда интереснее было наблюдать за людьми. Теперь он воспринимал их совсем не так, как раньше. Все почему-то казались суетливыми, а эмоции столь явственно читались на лицах, что Виктор невольно удивлялся: «И как я мог раньше этого не замечать?»

Вдвоем с профессором они осмотрели старинные крепостные стены, построенные в семнадцатом веке, с их знаменитыми воротами Пуэрта де Тьерра, уделили внимание еще более древнему собору Санта-Крус.

– Пожалуй, я проголодался. – Сикорски похлопал себя по животу. – Вон там есть отличное кафе…

Они заняли место на террасе, выходящей на Кадисский залив, и к столику тут же подлетел официант:

– Что желаете, сеньоры? О, сразу вижу знатоков южной кухни! Хотите что-нибудь особенное?

Виктор посмотрел в смуглое улыбающееся лицо и понял – этот человек их презирает. Ему не нравится собственная работа, но деваться сейчас некуда, другой не нашлось, и недовольство прорывается презрением к посетителям.

– … и два пива! – закончил заказ Сикорски, куда лучше знакомый с местными блюдами. – Я бы взял бычьи яйца, но сегодня что-то их нет…

– Послушай, Симеон, а это будет всегда? – негромко осведомился Виктор, заставив сопровождающего умолкнуть.

– Что именно? – спросил тот.

– Я буду видеть людей насквозь.

– Да, – кивнул Сикорски, лицо его вытянулось. – Это что-то вроде проклятия. Поэтому большинство подобных тебе остаются одинокими. Нельзя создать семью с человеком, которому известны все твои чувства. Даже те, о которых ты сам не догадываешься.

– А много нас, таких?

– Точно не знаю, – пожал плечами социолог, – несколько сотен. Каждые два с половиной года выпуск, от пяти до двенадцати человек. Но и смертность высокая, по разным причинам…

– Смертность у призраков, – усмехнулся Виктор, – отличное название для статьи!

– Ладно тебе о серьезном! – Сикорски выглядел встревоженным. – Давай поедим. Вон несут пиво, а оно тут отличное… Скоро будет готова паэлья!

– Да, – отозвался Виктор, и пальцы его сомкнулись на высоком бокале, приятно холодном на ощупь. В лицо официанту он старался не смотреть.

1 октября 2218 года летоисчисления Федерации

Земля, Кайенна

Голова у Виктора слегка гудела. Первой причиной тому был перелет через Атлантику на стратоплане. Второй же – похмелье после вечеринки, которую устроили вчера на острове Грасъоса по поводу выпуска.

Вечеринка удалась на славу. Преподаватели превратились из суровых дерберов во вполне милых людей, и даже лейтенант Коломбо всплакнул на плече у Рагнура, колотя себя кулачищем в грудь с криками: «Больно, парни, с вами расставаться! Снова пришлют каких-нибудь хлюпиков!»

Сэнсэй Ли был благодушен и миролюбив, а Хидэки Тодзио спустился с божественных вершин на грешную землю. Он шутил и смеялся, да так заразительно, что Виктор, да и не он один, заподозрил отличную актерскую работу.

Еще одной причиной головной боли мог стать климат. Один из крупнейших земных космопортов располагался почти у самого экватора, а база СЭС притулилась на окраине Кайенны, бывшей столицы Французской Гвианы, расположенной среди гнилых и влажных болот.

Но головная боль не могла послужить поводом для невыполнения приказа, отданного полковником Фишборном. А тот звучал предельно просто: «В полдень по местному времени собраться в комнате для групповой работы».

Виктор явился туда за пять минут до назначенного срока и теперь не без удовольствия созерцал физиономии товарищей, слегка перекошенные по тем же причинам, что и у него. О'Брайен и вовсе выглядел зеленым, как молодой огурец. На вечеринке он слегка (честно говоря, очень даже и не слегка) перебрал.

– Приветствую вас, джентльмены. – Костюм Фишборна на этот раз был цвета морской волны. Роль стареющего щеголя удавалась полковнику безукоризненно. – Сегодня вы получите задание на выпускную работу!

– Позвольте вопрос, сэр? – поднял руку Бенджамин Кинг. – В чем она будет заключаться?

– В выживании, – просто ответил Фишборн. – Каждый из вас будет заброшен в турбулентную и агрессивную социальную среду в пределах Федерации, где должен будет выжить – ваша задача минимум, а максимум – успешно адаптироваться.

– В пределах Федерации!.. – негромко повторил Рагнур, и в голосе его послышалось удивление. – Этак в любую колонию могут зашвырнуть…

Колонизированных человечеством планет насчитывалось двадцать пять, и разнообразие их было таково, что для простого описания социальных и природных условий на них не хватило бы и армии ученых.

Так .что турбулентных и агрессивных социумов хватит на всех.

– Естественно, вы до последнего момента не будете знать, где именно окажетесь, – продолжал тем временем Фишборн. – И, кроме того, вам придется существовать не под своим именем, точнее говоря, не в своей личности. Вот здесь кассеты с описанием «масок». Возьмете их перед тем, как уйти. На создание образа у вас будет два дня. Вопросы?

– Сэр, а почему бы не провести всю эту работу в виртуальной реальности? – поинтересовался Раджаб Сингх. – Так же будет гораздо безопаснее!

– Вы сами ответили на свой вопрос! —Полковник мрачно улыбнулся. – Условия испытания максимально приближены к боевым, и если вы будете погибать, то СЭС не пошевелит и пальцем, чтобы вас спасти! Расходы на обучение будут списаны со счетов, родственники получат тело, но и только…

Кассета, вставленная в считывающее устройство, глухо щелкнула. Висящий в воздухе виртэк моргнул, и на нем появилось изображение смуглого и на редкость хмурого мужчины.

– Хуан Сантьяго Васкес, – включилось аудиосопровождение, – родился пятого сентября две тысячи сто восемьдесят третьего года в Мехико. Родители…

Виктор слушал и пока не старался все это запомнить. У него есть два дня на то, чтобы стать этим человеком, натянуть на себя его шкуру. Времени предостаточно.

Изображение на экране не было статичным. Хмурого типа засняли во время работы – уборки мусора, во время отдыха – в грязном баре, таком темном, что камера с трудом пробивалась сквозь полумрак, дома – в крошечной унылой квартирке, каких множество в пригородах громадного мегаполиса Мехико.

Зрелище было убогое, но Виктор не обращал на обстановку внимания. Его интересовал только сам Хуан Сантьяго Васкес, его привычки и пристрастия, манера двигаться и общаться.