18.

Мэтт низко склонился над землей. Он поднял коричневый листок и перевернул его. Капля крови скатилась по сухой поверхности и повисла на кончике. Они были совсем близко от раненого животного.

— Ты все еще можешь читать следы? Похоже, она не избегает нас? — спросила Элли, сидя верхом.

Тревожные нотки в ее голосе привлекли внимание Мэтта. Она на самом деле была очень расстроена из-за того, что наделала. Наказание молчанием, которое он ей назначил, не сработало. Но он больше не винил Элли за то, что она стреляла в его духа-хранителя.

Он во всем винил себя.

Если бы он раньше рассказал ей все о пуме, Элли была бы предупреждена, возможно, даже готова к встрече с этой огромной кошкой. И уж, конечно, она не стала бы палить по ней из винтовки. Но он не рассказал ей о такой важной для него вещи, скорее всего, потому, что она сама хранила от него какие-то свои очень важные секреты. Так что секреты громоздились между ними, подобно высокой стене. А в результате пострадала мать котят.

Она прошла там, — сказал он, кивнув на большую рощу.

Пума заставила их попотеть, ведя по скалистым узким ущельям и зарослям кустарников, которые смогла найти на своем пути.

— Если она ослабевает, то мы скоро настигнем ее.

— Нет, — задумчиво покачал головой Мэтт.

— Нет? — удивленно переспросила Элли.

— Она ведет нас неверной дорогой.

Он оглянулся в направлении той красивой мирной долины, куда привела его пума в прошлый раз.

— Почему ты так думаешь?

— Она ведет нас в противоположном направлении от своих любимых и достаточно безопасных мест.

— Быть может, она боится, что ее схватят.

— Нет, она просто уводит нас от своего логова, от своих котят, — решительно заявил Мэтт. Он снова запрыгнул в седло, еще больше уверившись в своей теории. — Мы зря Теряем время, пытаясь идти по ее следу, и только вынуждаем ее терять кровь и силы. Едем, — сказал он, разворачивая коня. — Я не хочу, чтобы котята остались без защиты. Мы найдем их и подождем, когда мать вернется к ним сама.

— Если вернется, — мрачно заметила Элли.

— Она справится, — процедил Мэтт сквозь стиснутые зубы.

Мэтт привел Элли в маленькую долину между двумя горными вершинами. Она была поражена красотой и какой-то умиротворенностью этого места.

Ручей, сбегающий по одной из вершин, собирался у подножия горы в виде небольшого озера. Заросшее по берегам тростником, неподвижное озерцо казалось клочком упавшего неба. Лишь утки образовывали клинообразные следы, разбегающиеся по спокойной воде. На противоположной стороне, прямо перед группой осинок, росших у основания горной гряды, высилось беспорядочное нагромождение скал, камней и упавших деревьев.

Посмотри! — Элли схватила Мэтта за руку.

Он проследовал взглядом в том направлении, куда указывал ее палец. Среди высокой желтеющей травы скользила гладкая темно-рыжая тень.

Как она могла сюда добраться прежде нас?

Мэтт молча наблюдал за зверем. Через несколько секунд он крепко выругался.

— Что случилось? — спросила Элли, удивленная его горячностью.

— Это не она. Этот зверь светлее и гораздо крупнее. Должно быть, это самец. Черт! Вот куда она вела меня прежде. Я был уверен…

Кугуар изменил походку. Он припал к земле, низко наклонил голову и плечи. Он продвигался вперед очень медленно, осторожно, все ближе подбираясь к нагромождению камней и поваленных деревьев.

— Что он делает? — прошептала Элли.

— Крадется к…

Мэтт застыл. Затем без предупреждения выхватил винтовку и послал своего коня вскачь по зеленому полю. Он кричал и размахивал винтовкой. Затем выстрелила подряд четыре раза, не целясь в направлении кугуара. Было видно, что он стреляет в воздух. Зная, как метко стреляет Мэтт, Элли понимала, что он не хочет попасть в животное, а только напугать его. Но зачем?

Огромная кошка резко развернулась и бросилась наутек. В несколько гигантских прыжков зверь достиг леса у края долины и исчез в зарослях.

Черт побери! — воскликнула Элли, посылая кобылу следом за Мэттом.

Когда она нагнала Мэтта, тот уже вернул винтовку на место, но продолжал ехать вперед. Элли пристроилась сзади.

Полагаю, бессмысленно спрашивать, что означает этот острый приступ помешательства?

— Не знаю. Какой-то внутренний голос сказал мне, что я должен остановить его.

— И что теперь мы ищем?

— Его жертву.

Элли не могла не признать, что сама была крайне заинтригована поведением кугуара. Он явно что-то высматривал. Они привязали лошадей к суку поваленного дерева. Мэтт отправился направо, Элли налево. Она внимательно осматривалась в поисках чего-нибудь необычного.

По какой-то причине ее внимание привлекло толстое корявое поваленное дерево, глубоко зарывшееся в траву. Элли задержалась, вглядываясь в невысокие осинки возле него. Нависшие над ним деревца образовывали глубокую нишу, солнечные блики вперемежку с бархатными черными тенями казались почти живыми.

Элли смотрела во все глаза, сама удивляясь своему неожиданному интересу, когда вдруг что-то передвинулось и вся картина сразу изменилась.

На фоне солнечных бликов появились три маленькие мордочки, настолько хорошо замаскированные среди золотистых солнечных пятен, черных теней и желтоватой травы, что она смогла их различить, только когда ее мозг выделил их, отбросив на миг все несущественное из поля ее зрения.

Элли задержала дыхание. Три темно-желтых малыша с темными пятнами на бархатной шкурке доверчиво смотрели на нее.

“Прелестные малыши” — вот первое, что приходило в голову, но это далеко не полностью могло описать все очарование детенышей пумы.

Темные пятна на пушистой шкурке создавали удивительно надежную маскировку. На их симпатичных мордашках с обеих сторон выделялись круглые черные пятна, которые напоминали смешные, подкрученные вверх усы. Котята выглядели так забавно и мило, что Элли с большим трудом удалось напомнить себе, что очень скоро эти прелестные малыши превратятся в огромных кошек, по сотне фунтов и больше каждая, и станут искусными хищниками, способными завалить взрослого оленя.

Элли замерла. Что теперь? Мэтт был почти в тридцати футах от нее.

Мэтт! — прошептала она взволнованно.

Котята с интересом наблюдали за ней, но не стремились убежать.

Мэтт мгновенно очутился рядом.

— Вон они, — прошептала Элли, кивнув на логово.

— Черт меня возьми!

— Что мы будем с ними делать?

— Если их мать не вернется в течение этого дня, мы принесем им еду. Не знаю, могут ли они уже есть мясо, но ничего другого мне в голову не приходит. Молоко нам взять негде. — Он пристально взглянул на нее. — И мы не должны вмешиваться в их жизнь. Это значит — не прикасаться, не гладить, не тискать, Элли, неважно, какими бы милыми они ни были.

— Я вовсе и не собиралась этого делать.

— Конечно, собиралась.

— С чего ты это взял?

— По выражению твоего лица. — Он приподнял пальцем ее подбородок и снисходительно улыбнулся. — Оно было таким нежным, заботливым, как будто ты хотела защитить их от всех бед на свете.

Элли отвела глаза.

Если ты пытаешься приписать мне материнский инстинкт, так знай, ничего подобного у меня нет.

Ты так в этом уверена?

Он неожиданно тепло улыбнулся ей, заставив сильнее забиться ее сердце. Первый раз с тех пор, как она выстрелила в пуму, Мэтт показал, что больше на нее не сердится.

Его пальцы, оставив подбородок, скользнули по волосам, затем большой палец прошелся по скулам. Голодный взгляд его глаз пробудил нервную дрожь, которая медленно охватывала ее от шеи до кончиков пальцев. Она очень хотела, чтобы он простил ее, но для начала была согласна и на поцелуй.

Он наклонился к ней. Его горячее дыхание ласкало ей губы.

Шуршание травы привлекло их внимание. Они одновременно обернулись.

Котята исчезли.

— О нет, только не это, — простонала Элли.

— Не беспокойся, они не убегут далеко. — Внезапный острый приступ вины вонзился в сердце Элли. Слезы набежали на глаза.

— Мне так жаль, что я стреляла в их мать, Мэтт. Я только…

— Ш-ш, — успокаивающе прошептал он, касаясь пальцем ее губ. — Любой на твоем месте инстинктивно сделал бы то же самое. Я понял это, когда успокоился. Всегда испытываешь ужас, когда к тебе подкрадывается такой огромный хищник, который способен убить тебя одним ударом своей когтистой лапы. — Он криво усмехнулся. — Я сам пережил нечто подобное. И… я ведь тоже ее чуть не застрелил, когда первый раз увидел.

— Я никогда себе не прощу, если котята погибнут.

— Не тревожься, их мать скоро вернется. Мы останемся здесь на некоторое время и будем защищать их, на тот случай, если вернется самец.

Ее глаза чуть расширились, она с недоверием смотрела на него.

— Ты ведь не хочешь сказать, что…

— Да, именно это я и хочу сказать. Самец подкрадывался к котятам.

— Но ведь они же дети!

— Кугуар — животное территориальное. Взрослый самец знает чертовски хорошо, что котята вырастают во взрослых животных — соперников за пищу и за самок. И он с удовольствием бы избавился от них, прежде чем они начнут создавать ему проблемы. Скорее всего, эти котята не его, и он это прекрасно знает.

Взгляд Элли быстро обежал скалы, деревья, выискивая укромные места.

— Хотела бы я знать, где они сейчас.

— Неподалеку. Мы устроим лагерь на той стороне луга.

Элли закрыла глаза. При мысли об оставленных без охраны сокровищах у нее засосало под ложечкой. Но, представив себе мордашки трех встревоженных котят, она тут же приказала себе выкинуть все мысли о сокровищах из головы. Мэтт прав, это было сейчас гораздо важнее. Они не могут бросить малышей без помощи, пока не вернется их мать.

Сокровища Монтесумы спокойно пролежали в той пещере три сотни лет, полежат и еще немного. А она вполне может унять свое нетерпение, разве не так?

Вот только дождутся ли сокровища именно ее, вот в чем вопрос.

Питер все еще где-то здесь, он твердо намерен присвоить себе ее открытие, а они с Мэттом чертовски облегчили ему задачу. Все, что нужно теперь сделать Питеру, это наткнуться на развороченный склон и обнаружить открытый вход в пещеру. Тогда все, ради чего она так долго и упорно трудилась, будет утеряно для нее навсегда.

— Ну, хорошо. Я признаю, что ты прав. Можешь радоваться. Но только на этот раз.

— Могу же я иногда порадоваться, — поддразнил ее Мэтт. — Или ты возражаешь?

— Очень смешно. — Элли бросила косой взгляд на четко вырисовывающийся на фоне костра профиль Мэтта.

Был вечер, они расположились на отдых, зажгли костер.

Я сама рада, что она вернулась к своим котятам и что с ней, кажется, все в порядке.

Мать детенышей в этот момент пересекала луг. Она явно хромала, но в то же время выглядела достаточно сильной и крепкой.

Внезапно Элли почувствовала, как с плеч свалилась невыносимая тяжесть. Несмотря на все уверения Мэтта и на его великодушное прощение, она не была уверена, что мать вернется к своим котятам.

Только теперь Элли смогла различить разницу между двумя кугуарами, которую еще раньше заметил Мэтт. Самка была меньше, изящнее, с более темной шкурой.

Пума обнажила клыки и издала серию коротких, словно лающих звуков.

— Я думала, кугуар воет или ревет, как африканский лев, — прошептала Элли.

— Я слышал как-то издалека рев кугуара. Это скорее похоже на гортанный вопль, чем на тот рык, которого ты, вероятно, ожидала.

Между тем котята выбрались из своего укромного местечка. Переваливаясь и сбивая друг друга с ног, они бросились на зов матери. Пума обнюхала каждого из своих малышей, затем каждого облизала в качестве приветствия, сбив при этом с ног. Котята смешно дергали лапками, словно пытались бороться.

Мэтт потянулся за своим “винчестером”.

Ей нужна пища, иначе пропадет молоко, и она, не сможет кормить малышей. Пойду посмотрю, что можно подстрелить нам с ней на обед.

Котята возились и играли большую часть времени после полудня, тренируя в игре охотничьи повадки, подстерегая друг друга, подкрадываясь и нападая на материнский хвост. Пума время от времени переворачивала своих малышей на спинки и тщательно вылизывала их, пока они нежились на лапах матери.

Со своего места, расположенного на достаточно почтительном расстоянии от логова, Элли с интересом наблюдала за жизнью этого семейства, думая о том, что это одно из самых интересных и забавных исследований в ее жизни.

Внезапно пума вскочила на ноги, издала резкий, предупреждающий крик и начала подталкивать котят к логову, побуждая их спрятаться.

Элли схватилась за винтовку. Быть может, вернулся самец? Но, увидев въезжающего в долину Мэтта, она успокоилась. Поперек седла Дакоты был привязан убитый молодой олень.

Когда Мэтт подъехал, она вышла ему навстречу. Мэтт молча спешился, отвязал оленя и бросил его на землю.

— Думаешь, она станет есть добычу, убитую не ею?

— Раньше она принимала от меня кое-что. Надеюсь, сейчас материнский инстинкт, требующий от нее накормить малышей, поможет преодолеть сомнения.

Отрезав для них с Элли солидный кусок мяса, Мэтт перекинул конец веревки через плечо и потащил тушу оленя по лугу в сторону логова. Огромная кошка наблюдала за каждым его движением с огромным интересом, но, как показалось Элли, без признаков страха или тревоги.

В тот момент, когда Мэтт поравнялся с грудой поваленных деревьев, пума припала к земле, изготовившись к прыжку. Ее длинный хвост с черным кончиком ходил из стороны в сторону, выдавая сильное возбуждение.

Мэтт, осторожно! — закричала Элли, и в этот момент огромная светло-коричневая тень взвилась в воздух. Казалось, она летит прямо на Мэтта.

Мэтт отпустил веревку и отступил. Пума приземлилась точно на тушу оленя. Испытав огромное облегчение, Элли в ту же секунду почувствовала себя полной дурой. Пума явно не собиралась нападать на человека, объектом ее охоты был именно олень… пусть и мертвый. Теперь она может считать, что это ее законная добыча.

Запустив клыки в шею оленя, она потащила его ближе к своему логову. Затем призывно закричала, приглашая котят разделить трапезу.

Мэтт вернулся в их лагерь. Они сидели вместе с Элли на траве, наблюдая за животными.

Спасибо тебе, что поделился этим со мной, — прошептала она.

Мэтт схватил мягкие длинные стебли луговой травы и пропустил их между пальцами, словно волосы.

Пусть даже ради этого мы пренебрегли нашей собственной охотой и теперь рискуем потерять сокровища? — тихо спросил он.

Элли со стыдом вспомнила, как противилась его решению вначале.

Я была слишком настойчива, ничего не хотела знать, помимо этих сокровищ, — с раскаянием произнесла она.

Ты имела на это право. Ведь это твоя мечта. А кроме того, настойчивость совсем неплохая штука. Она толкает тебя прямиком к твоей цели, в то время как большинство людей зря растрачивают свои жизни, так и не поняв, для чего они живут.

И все же я счастлива, что не пропустила это чудо. — Мэтт прилег на один бок, опершись на локоть, сорвал травинку и засунул ее в рот, чуть прихватив зубами. Он взглянул на нее очень серьезно, почти торжественно.

— До тебя я еще никогда и ни с кем этим не делился.

— Правда?

— Разве я когда-нибудь лгал тебе?

“Нет, насколько я знаю”, — хотела она сказать, но не смогла вымолвить ни слова.

Мэтт потянулся к ней и кончиком травинки провел по изгибу ее шеи, по вырезу рубашки спереди, затем по подбородку. У Элли вдруг перехватило дыхание. Она смотрела на его руку, а в памяти всплыл образ сильного обнаженного мужского тела и того невероятного наслаждения, которое он подарил ей в Санта-Фе.

Щекотно, — прошептала она.

Можно было бы придумать что-нибудь и поумнее, особенно если вспомнить уроки Мэтта по флирту. Но сам Мэтт, видимо, не возражал.

Хорошо.

Чувственная улыбка заиграла на его губах. Он провел травинкой по ее щеке, затем коснулся губ.

Элли облизнула губы и крепко сжала.

И тогда он провел травинкой по вырезу ее блузки, а затем засунул кончик за ворот и коснулся верхней части упругих полушарий. Элли с шумом втянула в себя воздух, чувствуя, как все ее мысли в ту же минуту рассыпались тысячами сверкающих осколков.

Если бы два месяца назад ей кто-нибудь сказал, что она способна потерять разум от такой ерунды, она бы только посмеялась. Сейчас ей было не до смеха. Легкие поддразнивающие прикосновения Мэтта до предела обострили все ее ощущения.

И в тот же миг он отбросил травинку. Обхватив Элли за шею, он притянул ее к земле, а сам надвинулся на нее, прижимаясь всем телом сверху. Элли показалось, что ее собственное тело тает, плавится в огне страстного желания, горящего в его глазах.

Я сам могу быть чертовски настойчивым, знаешь ли, — прошептал он.

Он прижался губами к ее шее, целуя и покусывая нежную кожу.

Вся горя от возбуждения, Элли схватилась за края его рубашки и принялась дрожащими пальцами расстегивать пуговицы. Наконец она положила ладони на его голую грудь и прошептала:

Люби меня, Мэтт, пожалуйста. Люби меня. Сейчас. Здесь.

Ее слова в один миг обрушили все стены, что они так старательно воздвигали между собой. Мэтт снова превратился в пылкого, страстного любовника. Он поспешно расстегнул пуговицы на ее блузке и распахнул ее, открыв корсет из бежевого шелка с вышитыми по нему цветочками. Элли покраснела.

Мэтт наклонил голову. Теплые губы прижались к верхней части упругих полушарий, выступающих над корсетом.

И снова Элли почувствовала волну дрожи, прокатившуюся по телу. Мэтт принялся за крючки, стягивающие корсет спереди. Элли задержала дыхание, вся охваченная волнующим ожиданием. Наконец жесткие створки раскрылись, и прекрасные розовые жемчужины, прикрытые лишь тончайшим полупрозрачным батистом, явились взору нетерпеливого охотника за сокровищами.

Внезапно Мэтт поднялся и потянул ее за собой, заставив сесть. Затем, действуя все так же поспешно, он помог ей снять с себя блузку, корсет и нижнюю сорочку.

Прежде чем Элли поняла, что он собирается делать дальше, Мэтт передвинулся за ее спину и потянул на себя, пока она полностью не прижалась обнаженной спиной к твердой мускулистой груди, ощущая всей поверхностью кожи щекочущие прикосновения упругих волосков. Его горячие ладони ласково накрыли ее груди, и Элли почудилось, что она попала в сладкий, теплый чувственный рай.

Он ласкал ее груди, трогал подушечками больших пальцев соски, а она шептала его имя, откинув голову ему на плечо. Она чувствовала, как его рука переместилась вниз, скользнула по животу. Элли напряглась, испытывая одновременно страх и желание, и непроизвольным движением сжала бедра. Мэтт положил руку поверх ее одежды, прижав ладонь к ее лону. Она вздрогнула, раскрылась и услышала глухой низкий стон, коснувшийся вместе с его горячим дыханием ее обнаженного плеча.

Одной рукой он продолжал затейливую игру с ее грудью, одновременно поглаживая ее живот, бедра, ноги. Элли расслабилась, полностью отдавшись во власть его рук. Волна за волной на нее набегал жар разгорающегося желания, сотнями искорок рассыпаясь по всему телу.

На этот раз, — мелькнуло у нее в голове, она испытает всю полноту страсти. Она получит его полностью. Голод, терзающий ее изнутри, не оставлял ей иного выбора.

Между тем его руки занялись застежкой на ее брюках.

Внезапное осознание реальности вывело Элли из ее сладких эротических фантазий. Она испытала такое острое разочарование, что едва не выругалась. Быстро повернувшись, она отбросила Мэтта сильным толчком в грудь. Он упал навзничь на траву с немым вопросом в глазах.

Элли забралась на него верхом и уперлась руками в его грудь.

Ты ведь и теперь хотел отказаться от своего собственного удовольствия, признайся, — потребовала она ответа, уставясь на него пылающим взглядом.

Странное выражение мелькнуло в его глазах. Страсти, горечи, сожаления?

Поверь мне, так будет лучше. — Он медленно провел руками по ее рукам до плеч и притянул ее к себе. — Иди же ко мне. Мне доставляет удовольствие просто смотреть на тебя, знать, что это я довел тебя до экстаза. Это все, что мне нужно.

Она подалась назад и отвела в стороны его руки. Теперь она сидела почти на его коленях.

Лучше для кого? — В глубине души Элли прекрасно осознавала, чего именно она хочет. Чувствуя себя настоящей распутницей, она потянулась к застежке его брюк. — Ты, может быть, хочешь отказать себе, но только не смей решать за меня. Потому, что я хочу именно этого.

Он резко выдохнул, когда ее пальцы случайно задели его выпирающую под брюками напряженную плоть. Он схватил ее за запястья, стараясь остановить.

А что тогда будет с твоими планами? — резко спросил он.

Ему не было нужды произносить слово “замужество”. Оно и так повисло между ними, словно меч между Тристаном и Изольдой, разделяя, не позволяя приблизиться друг к другу. Но Элли знала, что не смирится с этим. Это были планы ее отца, и напоминание о них сейчас добавило горечи, но не уменьшило ее решимости.

А мне все равно. Ни один мужчина на свете никогда не заставит меня почувствовать то, что я чувствуя с тобой, Мэтт Деверо. И я не собираюсь провести всю оставшуюся жизнь в сожалениях о том, что упустила единственный шанс узнать истинную страсть.

Он медленно разжал руки, сжимающие ее запястья.

— Лучше тебе никогда не почувствовать этого с другим мужчиной, — угрожающе прорычал он.

— Никогда, — прошептала она, словно приносила священную клятву.

С каждой расстегнутой ею пуговицей Мэтт возбуждался все больше, пока его напряженный до предела член не вырвался наконец на свободу.

Я хочу только тебя, — прошептала Элли. — И всего тебя на этот раз.

Казалось, она должна была бы быть шокирована открывшимся ей видом. Но эта часть его тела была такой же сильной, мощной, как все остальное его тело, которое она так любила. Она провела пальцами по шелковистой коже, с изумлением и восторгом ощущая пальцами пульсацию, которая отзывалась в ней дрожью нетерпеливого ожидания. И в то же время в ее сознании возник страх: неужели она сможет принять его в себя? Она обхватила обеими ладонями шелковистый стержень и чуть сжала его. Дрожь, пробежавшая по мощному телу Мэтта, открыла ей невероятную тайну: он также уязвим в ее руках, как и она — в его. И в то же мгновение все ее страхи и сомнения исчезли.

Мэтт с готовностью помог им обоим снять брюки, а затем чуть приподнял, развел ее обнаженные бедра и притянул к себе поближе, чтобы она снова оказалась на нем верхом. Его твердый стрежень прижимался к самой чувствительной части ее тела. Элли дрожала от возбуждения.

— А так можно, чтобы ты был подо мной? — спросила она, полная сомнений.

— О, да, еще как можно, querida.

Элли задержала дыхание. Она знала значение этого испанского слова, он назвал ее “любимая”! Но вырвалось ли это слово под воздействием остроты момента или же оно значило нечто большее? Но когда он обхватил ладонями ее ягодицы и медленно вошел в нее, все ее сомнения и мысли тут же вылетели у нее из головы, оставив место одним лишь ощущениям. Дойдя до барьера ее девственности, Мэтт замер.

— Я не хочу причинять тебе боль, — прошептал он, — но другого пути нет.

— Не останавливайся, — взмолилась она.

Мэтт с силой рванулся вперед, Элли тихо вскрикнула, выгнулась, когда внезапная боль обожгла ее изнутри. Мэтт замер, погруженный в ее тело, дожидаясь, когда пройдет первый спазм боли. Он гладил ее бедра, живот, груди до тех пор, пока она немного не расслабилась.

Все еще больно? — спросил он и очень осторожно двинулся.

Она тихо вздохнула, когда мягкие волны удовольствия проникли сквозь утихнувшую боль и охватили всю нижнюю часть ее тела.

— Нет. Теперь нет, — тихо ответила она.

— Хорошо. Потому что, думаю, я больше не смогу сдерживаться.

И он начал двигаться, стараясь проникнуть в нее как можно дальше, как ей казалось, до самого сердца. Сжимая ее бедра, он заставлял ее двигаться в такт своим движениям, выталкивая вверх и насаживая на себя. Она стонала, когда он почти покидал ее тело, таким нестерпимым казалось ей ощущение пустоты. Ее тело сжигала лихорадка желания, и в то же время оно казалось ей мягким, почти невесомым и пластичным, словно растаявший воск.

Мэтт начал двигаться быстрее, его собственный экстаз отражался в напряженных линиях его мощной шеи и в лихорадочно горящем взгляде. Элли отвечала ему со всей пылкостью, возбужденная, но и смущенная тем, что смогла вызвать в нем такую страсть. Но ее собственные ощущения нарастали, и вскоре весь мир для нее превратился в одну точку — там, где их тела сливались в единое целое, даря невыразимое по остроте наслаждение. Она узнавала и не узнавала эти приближающиеся к своей кульминаций ощущения, ведь один раз он уже заставил ее пережить нечто подобное, но теперь все было немного иначе — глубже, богаче, а главное, она разделяла эти ощущения с ним, и оттого они казались в тысячу раз острее.

Кульминационный взрыв потряс Элли своей неожиданной силой, ее тело изогнулось, словно лук в его руках, а затем по ее телу одна за другой прокатились волны экстаза, усиленные тем, что он все еще находился внутри ее. Она едва не падала на него в изнеможении, но острое наслаждение никак не хотело освободить ее.

Лицо Мэтта покрылось испариной, челюсти сжались. Внезапно он напрягся и издал хриплый, рычащий стон. Он сделал последний рывок внутрь ее, самый мощный и глубокий, и откинулся в изнеможении.

Элли упала на его грудь, словно тряпичная кукла. Он обхватил ее, прижал к себе, как самую большую драгоценность. И Элли почувствовала себя в его объятиях так спокойно, надежно, так уютно. И еще она почувствовала себя женщиной, настоящей женщиной, достойной объятий настоящего мужчины.

Это глубокое самоощущение возникло из того, что они пережили только что вместе. Все, что она чувствовала, пока они занимались любовью, было настолько прекрасно и правильно, что Элли не сомневалась — это гораздо больше, чем простая страсть, физическое влечение тел. Мэтт возбуждал в ней самые сложные эмоции и чувства с первой минуты их знакомства — гнев, отчаяние, возмущение, страсть. Он заслужил ее восхищение и уважение своим острым умом, мужеством, всевозможными талантами. Но уже где-то в середине пути ее отношение к нему резко Изменилось, переросло в нечто большее. Она полюбила его.

Воспоминание об обещании, данном отцу, заставило Сердце Элли болезненно сжаться, горло перехватило от Забегающих слез. Она отвернулась, чтобы он не увидел предательской влаги, покатившейся по ее щекам.

Святые небеса, она просто не знает, как сможет Мэтт стать частью ее будущего… даже если он сам захочет этого.

19.

Был вечер следующего дня. Заходящее солнце отбрасывало глубокие длинные тени, исчертившие долину. Элли сидела возле костра и жарила утку на вертеле, когда вдруг заметила пуму, застывшую на противоположной стороне в напряженной позе. Ее длинный хвост ходил из стороны в сторону, свидетельствуя об огромном возбуждении.

Элли поднялась на ноги, забыв про жаркое. Черт побери, неужели опять самец? И Мэтта, как назло, нет: опять отправился на охоту. Она потянулась за винтовкой. Жир, капнув в огонь, громко зашипел, заставив ее вздрогнуть. Почти не рассуждая, она быстро зашагала в ту сторону, куда был направлен взгляд пумы.

В высокой траве мелькнуло какое-то животное. Сверкнувший на миг светлый мех песочного цвета подтвердил худшие опасения Элли. Самец вернулся.

Элли прибавила шаг. От пумы-матери ее отделяла сотня футов. Она забралась на дерево, в основном для безопасности, но также для того, чтобы лучше видеть. Она как раз устраивалась на хорошем надежном суку, когда кугуар выбежал на поляну. Он двигался большими уверенными шагами по направлению к самке. Затем чуть замедлил шаг и принялся обходить ее с тыла. Самка зарычала и прижалась к земле.