КАЙЛ ИТОРР
      ПОСЛЕДНИЙ ОПЛОТ ЦИВИЛИЗАЦИИ
      (фантасмагория)
      СОДЕРЖАНИЕ
      Кривое зеркало
      Трещина. Лишь в этом наш успех
      Осколок первый. Чертополох
      Осколок второй. Ворон
      Трещина. Есть только миг между прошлым и будущим
      Осколок третий. Людоед
      Осколок четвертый. Молния
      Трещина. Под небом голубым был город золотой
      Осколок пятый. Искра
      Осколок шестой. Костолом
      Трещина. Надежда - мой компас земной
      Осколок седьмой. Великанша
      Осколок восьмой. Волчонок
      Трещина. Не считая, что это сон
      Осколок девятый. Трехглазый
      Осколок десятый. Змея
      Трещина. Не счесть потерь во вселенной этой
      Осколок одиннадцатый. Скала
      Осколок двенадцатый. Утес
      Трещина. Кто сказал, что земля умерла?
      Разбитое зеркало
      "Были ли они действительно разумными? Хотя бы с их собственной точки зрения? Не знаю и не представляю, как мы сможем когда-либо узнать это. Если же они НЕ БЫЛИ действительно разумными, то я надеюсь, что никогда не доживу до того времени, когда мы свяжемся с кем-либо, похожим на них, но кто БУДЕТ разумным. Я знаю, кто проиграет. Я. Вы. Так называемая человеческая раса." [Роберт Энсон Хайнлайн "Кукловоды"]
      Кривое зеркало
      Эти слова не описывают случившееся. Они не описывают вовсе ничего, да и не могут описать. Слова отражают действительность, но отражение это - искаженное. Кто бы ни был автором слов и сколь бы этот автор ни хотел поведать истину. Не потому, что истины не существует - ее и правда не существует, только дело не в этом. Вполне достаточно и того, что автор вообще есть, того, что реальная картина отражена лишь в его словах. Отражена со столь малой точностью, что даже самое кривое зеркало по сравнению с его речью - просто-таки эталон правдивого изображения...
      Слова клубятся серой пеленой,
      Ложась на лист бессмысленной волной.
      Тончайшая игра оттенков, красок,
      Рифмованный узор, орнамент сказок
      Кому нужны они, коль суть - пуста,
      Коль смыслом речи стала Пустота?
      О чем писать, когда огонь угас,
      О пепле? (чтоб его не видел глаз!)
      О холоде? (будь проклят он вовеки!)
      О черном безрассудстве Человека,
      Сменявшего себя и свой удел
      На чуждый путь незавершенных дел?..
      Бесцветной дымкой слов затянут лист,
      Что был недавно ясен, бел и чист,
      Что обещал в безмолвной красоте
      Приблизиться к Великой Пустоте...
      Пустой, он полон смысла был; слова
      Заполнили его, а суть - мертва.
      О чем писать, когда уходят сны,
      О светлых днях ушедшей старины?
      О рокоте железного набата
      И тех, что были под шумок распяты?
      Все это было. Много, много раз;
      Сколь мало смысла у затертых фраз...
      Сверкает серебро великих Слов,
      Слепящих лишь отъявленных ослов;
      Лист, мудростью наполненный небес,
      Спасает тех, кого попутал бес,
      И святость свитка - выше всех вершин;
      Воистину, смысл должен быть один.
      О чем писать, когда слова - пусты,
      И ужас подступающей Черты
      Возвышенные речи обращает
      В истерику, когда никто не знает,
      Что сказанное слово - не вернуть,
      Что порождает слов сплетенье - Путь?
      Трещина. Лишь в этом наш успех
      Граница Разлома. Буро-седой туман, сладкая приторная вонь, горячее дыхание подземелий. Под свинцово-фиолетовой тяжестью небосвода бугрится Стальная Радуга, у подножья которой Разлом исчезает сам собою, как отрезанный. Глубины Разлома не ведает никто. Поправка: не ведает никто из тех, кому известно слово "глубина" и его значение. То есть никто из людей. Измененные, обитающие у Разлома, словами не интересуются. Как не интересуются они и многим другим, чему нет места в новом мире. Когда-то говорили "в новом, лучшем мире"; но было это в те далекие времена, когда нового мира еще не существовало, и говорящие могли хотя бы надеяться, что он будет лучшим... Рожденных в старом мире среди людей уже не оставалось, и все-таки они помнили лучший мир уже был. Дальше, в будущем, их ожидало только худшее. Измененные же, порожденные новым миром, вообще не задавались такими отвлеченными понятиями, как "лучший" и "худший"... Из-за края Разлома выныривает узкоплечая фигурка в грязной темно-зеленой одежде. Осматривается. Не обнаружив поблизости ни одного Измененного, делает нетерпеливый жест левой рукой и выбирается наружу, продолжая разведку. За первой фигурой возникают вторая и третья, затем четвертая; эти трое одеты примерно так же и перемазаны не меньше, но сложены покрепче. У двоих в руках копья, третий бережно прижимает к груди какой-то мешок. Преодолев несколько опасных участков, грозящих обвалами или чем похуже, все четверо наконец оказываются на сравнительно твердой почве у юго-восточного края Болота. Переглядываются со смесью облегчения и предостережения. Да, отсюда уже недалеко до Холма, где можно не опасаться Измененных; однако в этом самом "недалеко" Измененные как раз и обосновались. Любой разведчик знает, на Болото лучше не соваться. Но выбора у людей нет. Передав копье идущему впереди, Шкворень расстегивает пояс, оказавшийся тяжелой черной цепью, чуть тронутой ржавчиной. По его знаку маленький отряд движется навстречу своей судьбе. И - буквально через несколько секунд нос к носу сталкивается с этой судьбой. Точнее, с полудюжиной Измененных. По влажной духоте того, что должно было зваться воздухом, частой дробью бьет музыка. Затем из развалин на северной окраине Болота звучит голос. Человеческий. Низкий, сильный, словно состоящий из нескольких других голосов - или же это просто эхо, отражающееся неизвестно от чего...
      Нас четверо. Пока еще мы вместе.
      И дело есть, и это дело чести.
      Девиз наш - все за одного,
      И в этом наш успех.
      Я задержу их, ничего!
      Вперед - один за всех!
      Хлестнув цепью по передним лапам скрючившихся в грязи Измененных, Шкворень яростным кивком приказывает остальным двигаться дальше. Они подчиняются - хотя и видят, как с боков подступают все новые и новые твари. Покрытые липкой жижей звенья разят направо и налево, пока человек в состоянии орудовать этой тяжестью. Когда за цепь хватаются лапы двух Измененных, Шкворень выпускает оружие и срывает с перевязи два топора. Вихрь ударов бушует в такт музыке несколько секунд, затем прекращается. И когда сомкнувшаяся над Шкворнем кучка Измененных вновь расползается по сторонам, человека на том месте нет. Ни мертвого, ни живого... Используя как укрытия малейшие кочки, бугорки и ошметки кустарника, люди продвигаются к Стене. Однако на полпути их перехватывает еще одна группа жителей Болота, очевидно, идущая на доносившийся из руин голос.
      Уже втроем, уже у нас потери.
      Но жизнь - дуэль, чего же мы хотели.
      Девиз наш - все за одного,
      И в этом наш успех.
      Я задержу их, ничего;
      Вперед - один за всех!
      Ладан выступает вперед и перехватывает свое двухконечное копье обеими руками, дернув подбородком чуть в сторону и вперед - идите, мол. Когда Измененные дергаются в ту же сторону, он всаживает острие под челюсть одному из них, ударом ноги заставляет второго потерять равновесие и полосует его на обратном движении... Кольцо Измененных смыкается вокруг Ладана, освобождая дорогу оставшимся людям. Когда копье прекращает свой смертельный танец, Измененные расступаются. В грязи лежат пять тел, но ни одно из них не принадлежит Ладану... Буквально в нескольких шагах от Стены люди, уже вздохнувшие было с облегчением, вынуждены развернуться, чтобы не получить удара в спину. Голос вовремя предупреждает их - чего и следовало ожидать от голоса человека, пусть даже человек этот не пережил Катастрофы...
      Увы, мой друг, теперь нас только двое,
      Но тоже в нас стремленье роковое.
      Девиз наш - все за одного,
      Лишь в этом наш успех.
      Я задержу их, ничего.
      Вперед - один за всех!
      Трое Измененных стоят - именно стоят! - менее чем в трех шагах от них, синхронно покачивая лысыми, обтянутыми чешуйчатой кожей головами. Бусинки-глаза их тускло отсвечивают красным. Дикие, понимают оба разведчика и хмуро переглядываются. Призрак вздыхает, передает свой груз напарнику и шагает навстречу своей смерти, щелчком закинув в рот последнее Зерно. Оружия у него нет: волхвы не нуждаются в подобном подспорье... Воздух между ними идет волнами и искрит зелено-синей рябью, но этого Скорпион уже не видит. Не разбирая дороги, он рвется к Стене, под эфемерную защиту линии, которую Измененные пересечь не могут. Почему - неясно, да люди никогда и не стремились этого узнать. Лишь потом Скорпион оборачивается. Там, где Призрак только что дрался с тремя дикими Измененными, нет ничего и никого... На всякий случай обнажив изогнутый клинок, разведчик начинает подниматься вверх, по крутому склону Холма. Врагов здесь не должно быть, только полагаться на удачу он не может, не имеет права. Слишком важно добиться успеха. Особенно теперь, когда за него заплачено такой ценой. Неизвестный голос из развалин эхом отзывается на эти мысли:
      И вот один, уже друзья далеко,
      И трижды проклята моя дорога.
      Девиз был - все за одного,
      И в этом был успех.
      Успех пришел, и никого.
      Лишь я, один за всех...
      Устало прислонившись к выщербленной кирпичной стене, Скорпион осторожно разворачивает сверток и смотрит на его содержимое. Суровое, покрытое грязью и ссадинами лицо трогает неестественно выглядящая на нем печальная улыбка. Отдохнув минуту-другую, разведчик идет дальше и вскоре скрывается за стеной. Мгновение спустя раздается глухой удар, хриплый, булькающий выдох и еле-еле слышное царапанье. Затем мертвая тишина вновь окутывает развалины и Болото.
      Осколок первый. Чертополох
      Я не знаю, что они там обсуждали на Совете. Чихал я на все это с большой колокольни - примерно как с той, что рухнула год назад вместе с половиной еще оставшихся строений Холма. В последние годы Дрожь - ну, которая эта, как ее, земле-трясение, - вообще стала довольно частой. Нарушенное Равновесие, объясняют эти вулх... волх... волхвы, так их перетак, на трезвую голову-то и не выговоришь! Братство Дуба; по-нашему, по-простому - дуболомы. Или "кудасники", потому как еще зовут себя кудесниками и вечно всех куда-то толкают. Вот и сейчас их главный, Ворон, что-то вовсю "обсуждает" с князем. Грохоту там - на поле боя, и то как-то спокойнее. Ворон славится своим упорством, да только против Утеса у него кишка тонка. Потому только Город еще цел, что князь не уступает ни стихиям, ни Демонам. Я отошел от двери и от нечего делать выглянул в окно, хотя пейзаж вокруг Цитадели - живописные руины, порой оживляющиеся мусорной свалкой и покосившимся крестом заброшенного капища - мне уже порядком надоел. Я не в первый раз стоял под покоями Утеса, ожидая, пока Его Светлость соизволит передать очередной приказ (каковой, правда, обычно был более чем логичен; именно эти приказы, пришедшие в нужный момент, вытаскивали Город из дерьма, в которое его старался погрузить окружающий мир)... Что ж, служба есть служба. Сам ведь хотел стать Первым Стражем, не так ли? (По крайней мере, я именно это твержу себе последние два года, с той поры, когда детская мечта осуществилась). Снаружи послышались выкрики и перебранка. Судя по голосам, болтали оруженосцы; судя же по отдельным словечкам, дискуссия зашла достаточно далеко, чтобы юнцы всей душой возжелали получить в руки настоящее оружие, а не деревянные палки - единственный вид вооружения, допускавшийся во Внутреннем Городе. Я высунул голову, чтобы пронаблюдать за стычкой. Так и есть. Этот сопляк, Волчонок, возомнил себя самим Тысячеликим и вызывал на бой Костолома - оруженосца Великанши. Ну, сейчас будет избиение младенцев... Учишь его, учишь - а недоумок лезет на рожон и не понимает, что не с его силенками сражаться ТАК, грудь в грудь, один на один. В особенности - с Костоломом, который пусть и поменьше своей наставницы, однако всю прочую ребятню (да и многих взрослых) превосходит и ростом, и весом. От души выругавшись, я перелез через жалобно заскрипевший подоконник и спрыгнул вниз. Второй этаж, примерно шесть саженей - ничего особенного. Для меня, по крайней мере. Приземлился я удачно, если учесть, что прямо под окном находилась Великанша, которую я сверху не успел заметить. Должно быть, глаза стали слабеть: не заметить ЕЕ - это потруднее, чем заблудиться в собственной кровати. Белобрысая, полторы сажени и десять с половиной пудов ослиного упрямства, сдобренного изрядной порцией черного юмора - в этом вся Великанша. Младше меня на пару лет, и притом лучшая мечница в Городе - если только ту штуковину размером с оглоблю можно называть мечом... Взглянув на меня сверху вниз (я не из маленьких, но рядом с Великаншей выгляжу подростком), она заметила: - Тебе, похоже, надо искать нового оруженосца. Голос у Великанши низкий, но для ее размеров неожиданно мягкий. Лицо воительницы ничего не выражало, что, впрочем, являлось скорее хорошим признаком: когда ее полные губы растягиваются в улыбке, открывая два ряда крупных белых зубов, это явный признак того, что Великанша почуяла запах крови и желает получить удовольствие - лучше сию же минуту. Обитателям Бездны и Измененным Разлома это очень хорошо известно... - Не думаю, - возразил я. - Волчонок кое-чему научился за последние пару недель. Победить Костолома вряд ли сумеет, уцелеть вполне. - Посмотрим, Чертополох, - кивнула Великанша. - Что ставишь? - Я на мели. Разве что в счет следующего жалования. - А как насчет меча Скорпиона? - Никогда! - отрезал я. Она успокаивающе положила ладонь мне на плечо (у менее слабого человека подкосились бы ноги); одного легкого нажима вполне хватило, чтобы я решил пока что не сводить счеты с жизнью, продолжая спор "на тонах" - Великанша очень не любила, когда на нее орали, и не спускала такого даже Утесу. - Ладно, успокойся. Но ведь твой брат погиб, а хорошему оружию не следует лежать без дела. - Дело для него есть. Ты этого клинка не получишь. Она чуть улыбнулась, а я тоскливо подумал, не пора ли пускаться наутек - догнать меня Великанша не смогла бы. - Что, ты предназначаешь его для Волчонка? - спросила она. - Да. Если заслужит... и если доживет до посвящения. - Сейчас выясним. Я перевел взгляд на мальчишек. Костолом держал палку так, как и следует держать учебный деревянный меч; Волчонок же почему-то перехватил свою за середину, словно собирался применить технику боевого посоха. Неплохо, но противник у него не тот... Быстрый обмен ударами - и я изменил свое мнение, так как Волчонок дважды зацепил Костолома (и будь тот менее крепок, сломал бы ему ногу и пару ребер), оставшись при этом вне досягаемости оружия соперника. Еще один каскад ударов - и грозный оруженосец Великанши, споткнувшись об искусно подставленную палку, с грохотом рухнул наземь. Волчонок тотчас оказался справа от него и со всего размаху треснул по голове своим "мечом"; ореховая палка от такого обращения сломалась, Костолом отключился. Ребятня, наблюдавшая за поединком, радостно завизжала при виде отменной демонстрации боевого искусства. - А это уже серьезная заявка, - проговорила Великанша. Я кивнул, облизнув пересохшие губы. ЭТОМУ я его не учил!..
      Осколок второй. Ворон
      Я спокойно смотрел в искаженное яростью лицо князя, хотя в душе все кипело. Утес отлично знал, как вывести из себя собеседника: в гневе человек часто выкрикивает многое, о чем потом крайне сожалеет. Но со мной этот номер не пройдет! Самоконтроль для кудесника равнозначен умению дышать для любого человека. Правда, Утес иной раз заставлял меня пожалеть о необходимости сдерживаться... - Ну так что, ты сделаешь это? - прошипел князь. - Не вижу нужды, - холодно ответил я. - Старая Обитель, скорее всего, давно разрушена - если даже когда-либо существовала. Пробиваться за Разлом, чтобы выяснить это... нет, если тебе это так нужно, пожалуйста: у тебя есть Великанша и Людоед, дай им задание - они тебе эту Обитель на блюдечке принесут. - Не явись эта новая орда, так бы и приказал, - выдохнул Утес, - только задание они бы получили - разрушить там все, что уцелело, чтобы подобные тебе не думали о себе невесть чего! Я улыбнулся - холодно, не разжимая губ. Что ж, сейчас придется уступить. Но в следующий раз я сравняю счет. - Давай так, ты даешь охранников, я - кудесника. Комбинированный отряд имеет шансы на успех. - Шансы? Мне не шанс нужен, а результат! - Его и получишь. - Насколько я помню, отрицательный результат - тоже результат, не правда ли? Утес перестал бушевать и начал что-то прикидывать. Он даже соизволил подойти к макету Города, установленному прямо в зале. Макет грешил некоторыми неточностями, но для стратегических расчетов князя был вполне пригоден - по эту сторону Разлома. Увы, Обитель находилась далеко к югу от него, а та часть Города не посещалась разведчиками уже лет десять... - Да знаю я, знаю, тут масса погрешностей, - буркнул Утес, почувствовав направление моих мыслей (эх, какой кудесник мог бы из него получиться!), - но ничего лучшего ведь нет. Придется действовать наугад, методом проб и ошибок. А одна ошибка уничтожит всю группу. - Значит, ошибок не должно быть, - проговорил я. - Кудесника я проинструктирую, а уж со своими воинами сам и разбирайся. - Я-то разберусь. Это не твое дело. - Кто спорит? Просто хочу быть уверенным в том, что в критический момент Великанша опять не увлечется теоретизированием на тему боевого искусства Измененных. - А ее и не будет в отряде, - усмешка князя не была благожелательной. - Пойдет Чертополох. Я бы послал и Скорпиона, да только нет его больше. И зачем только ты его отправлял к Разлому?.. - Как раз за тем, что он и добыл. За Золотым Кристаллом. И ведь уже ушел, и Стену пересек!.. Не повезло парню, обидно. - Ни один кристалл не стоит того, чтобы... - Стоит, Утес, поверь - еще как стоит. Дотащи Скорпион его сюда - один волхв-ученик заменил бы две трети всей нашей обороны. Силу не стоит недооценивать. - Ворон, Сила - в человеке, а не в хреновинах из невесть какого прошлого, - поморщился князь.