КАЙЛ ИТОРР
      ИСТИННЫЙ КОРОЛЬ
      Наши беды здесь связаны
      с еще большими опасностями
      в других местах, в мирах,
      которых мы никогда не видели
      и не увидим, разве что во сне.
      Ги Гэвриэл Кей
      "Тигана"
      ВМЕСТО ПРОЛОГА
      или как Магнус Максимус не стал императором
      - А что, надо было? - недовольно вопросил имперский полководец. - Не очень-то и хотелось, знаешь ли. Осточертел мне и Рим, и вся Италия. Вот хоть ты скажи, как там тебя - Беркут? - Кречет, с твоего позволения. - Беркут, Кречет - главное, что не дятел... Не, старик, вот ты вроде бы жизнь повидал больше моего, так скажи, зачем люди взбираются на трон? - Не знаю, - пожал плечами старик, назвавшийся Кречетом. - О! - Максен торжественно направил указательный палец куда-то в сторону, желая указать ввысь в традиционном жесте "небесам ведомо, как же ты прав", но на деле усиленно тыча ногтем в нос собеседнику. Последний, впрочем, успел уклониться и не обиделся. Не знаешь. Так ведь и никто не знает! Хошь, у самого Теодозия попытаем? У кесаря нашего августейшего, чтоб на него Митра трясучку сирийскую наслал. Вот прям так к нему придем и спросим: а с чего это ты, Теодозий, вдруг в кесари подался? Не ответит ведь. Умрет, а не ответит. Или мне голову снимет. - Максен немного подумал, в чем ему весьма помогли остатки испанского вина, и добавил: - Не, натурально снимет. Он любопытных ой как не жалует. Несмотря на количество выпитого, язык у имперца почти не заплетался. Попытайся Максен встать, вино сыграло бы с его ногами дурную шутку, но он был слишком опытен для такого безрассудного поступка. Пить - это пожалуйста, голову вино только освежает, слова с языка сходят легко и без запинок, а если не хочешь говорить чего - так и не говори. Вино смачивает язык, но не тянет за него. Вот бегать и прыгать после доброй порции вина лучше поостеречься: предки ведь, когда вино изобретали, его предназначали для услады желудка и удовольствия - а какое, спрашивается, удовольствие, едва выпив да откушав, пускаться в бега? Потому-то вино и связывает ноги, чтобы не взбрело какому невежде в голову счесть себя умнее предков. А кому так уж хочется бегать, пускай эль пьет или пиво. Бегать они не слишком мешают, зато связывают язык. То есть на самом-то деле они его развязывают, причем так развязывают, что поутру человек ползает, вывернувшись наизнанку, и пытается засунуть обратно и язык, и то, что с него вечером слетало. Язык обычно на место возвращается, но слова, разумеется, нет. Именно поэтому в просвещенной Pax Romana употребляли в основном вино, хотя знали и другие напитки, согревающие сердце и радующие душу. В Империи понимали цену не вовремя сказанного слова и не стремились ее платить. Судя по всему, понимал эту цену и мудрый Кречет, даром что принадлежал к варварскому племени гэлов. Все варвары насчет выпить совсем не дураки (это цивилизованные предки имперцев усвоили давно и прочно), но в силу своих варварских предрассудков они обычно хлестали лишь свое варварское пойло - эль, пиво, брагу, медовуху и другие варева да настои, для цивилизованного желудка подобные крысиному яду. Вина же упомянутые варвары не то чтобы не пили вовсе, но находили его пресным и безвкусным. Или наоборот, чересчур сладким и приторным. Варвары, одним словом. Максену, впрочем, попался на удивление утонченный собутыльник, с первого глотка оценивший хорошее испанское вино. Оценивали они оное вино не слишком долго, поскольку вина и было-то - небольшой бочонок. Зато под вино и разговор получился вполне пристойный, не утомляющий высокими материями и не отягощенный излишними размышлениями о судьбах мира. А Максену совершенно не хотелось ни размышлять, ни говорить о высоком. - Вот меня хоть взять, - молвил он. - Всю Иберию, Дакию и Тракию от края до края не раз прошел, в пехоте и в кавалерии. Легионы меня знали и я их знал. Считай, вместо детей мне были. Звание выслужить много кому удавалось, особенно если чуть повезло с родней. А вот войска не всем подчинялись с охотой. - Так в чем же дело? - спросил Кречет. - Да в том, что мне императорские почести даром не нужны, а Теодозий не верил. Флавий ведь, у них у всех со времен Домитиана на этом пунктик. Мятежа легионеров и преторианцев боятся пуще чумы. Чуть кто из полководцев начинает выдвигаться, за ним сразу орава шпионов начинает бродить. Каждое слово ловят и на таблички записывают, да не абы как, а с подковырками... Солдаты тебя уважают и любят - ага, значит, готовишь переворот и заручаешься поддержкой легионов. Старик искоса посмотрел на беглого римлянина. Узкий профиль Теодозия ему доводилось видеть на имперских денариях. Доводилось и на профили предыдущих владык Pax Mediterrania глядеть, на подобных же монетах: гэлы сами не чеканили денег и мерили золото и серебро на вес, но по Галлии давно ходили монеты Империи, завезенные купцами с юга. Совсем нетрудно было вообразить новенький серебряный денарий с римскими письменами Magnus Maximus и профилем Максена. - Вот и он вообразил, - вздохнул имперец. - И намекнул, что негоже так. Доходчиво намекнул. Тут уж или действительно войска подымай, или давай деру во все лопатки. - А ты мог поднять войска? - Наверное. Я ведь тебе сказал, меня в легионах знали очень хорошо. Было кому поддержать. - Но тогда... - Объяснил ведь, кажется! Осточертело мне все. В отставку хотел подать, уехал бы к себе в поместье в Калатраве, женился... - Максен тоскливо посмотрел на пустой бочонок. - Эх, раньше умным надо было быть! Не сидел бы сейчас в этой Лагрии... - Ллогрис. - Один хрен... Бывший полководец и триумфатор Магнус Максимус, которого наемники-гэлы уважительно прозвали Максен Вледикс, то есть Максен Великий, устало смежил веки. Через несколько мгновений до Кречета донесся тихий храп римлянина. - Хорошо ты умеешь притворяться, Максен, - с одобрением проворчал старик. - Не хуже ваших кесарей. Правду говорил, святую правду и ничего кроме правды, - а самого-то главного так и не рассказал... Что Кречет понимал под "главным", ведал лишь он сам. Да еще, возможно, помянутый римлянином Митра, бог легионов, но не знати, - ибо последняя полных три четверти века как начала поклоняться богу своих рабов - Белому Христу. Распятый и воскресший триста пятьдесят лет назад где-то на восточном берегу Срединного моря, этот бог не терпел рядом с собой других небожителей. Во всяком случае, так теперь твердили его жрецы, чье прикосновение обращало узурпатора-захватчика - в законного владыку, благословенного небесами. Максен мог при поддержке легионеров сместить Теодозия, но чтобы занять трон Империи, ему пришлось бы отречься от своей солдатской веры и стать христианином, по крайней мере внешне. А Магнус Максимус не напрасно был любимцем легионов, причем не столько знатных и родовитых командиров, сколько простых солдат. Они действительно были семьей Максена, слово его никогда не расходилось с делом. Редко среди высшего сословия Империи попадались люди, отрицавшие лицемерие не только своими речами, однако Максен был одним из них. Максен Вледикс, Максен Великий, некоронованный король Ллогрис в очень недалеком будущем... Кречет мог бы сказать, что трон подарит Максену судьба, но слова "подарит" по отношению к судьбе он предпочитал не употреблять. Поскольку лучше многих ведал, кому и во сколько такие подарки обходятся. Важно, однако, другое. Максен сядет на престол и править будет лучше, чем все прежние князья-риксы Ллогрис, это друид мог прочесть уже теперь, но важно опять-таки не это. Важен приемный сын одного из союзников Максена, Килох по прозванию Свинопас, искренне считающий себя сыном воинственного Аэрона, который пробил себе дорогу на небеса несравненным боевым искусством. Важно, что Килох будет землю грызть, только бы доказать свое божественное происхождение, и докажет, когда сам Ильмаринен закроет перед ним двери кузницы, где куется оружие для небожителей и - реже - земных героев. Важно, что в молодости Килох будет сторонником Максена, потом уйдет собственной дорогой, а под конец жизни вторгнется в Ллогрис во главе лихого отряда и сложит из голов клановых вождей курган в человеческий рост. И одни будут думать, что его после этого подвига тоже взяли живьем на небо, другие поверят, что Килоху явился звездный мост и герой ушел по нему на волшебный Авалон, третьи начнут уверять, что мост этот под Килохом растаял, ибо герой преступил наложенные на него запреты-геасы... Самого Килоха, разумеется, спросить уже не смогут. К счастью для Максена, он к тому времени давно будет покоиться в Гарре, около Хоровода Каменных Великанов, и не увидит, во что превратит страну очередной великий герой. На мгновение Кречет позавидовал римлянину; сам он был обречен наблюдать за этим дважды, сперва звездным зрением ведуна, потом как обычный человек. Потому что час его смерти к тому времени еще не настанет...
      СОН МАКСЕНА (легенда, не вошедшая в каноническое собрание сказаний Галлии)
      Тот, кто на троне сидит истуканом,
      Вскорости будет забыт.
      Тот, кто войска ведет в дальние страны,
      Будет бесславно убит.
      Тот, кто покорен традициям старым,
      В прах перед ними падет.
      Тот, кто минувшее видит кошмаром,
      В розовых грезах сгниет.
      Тем, кто чурается умных советов,
      Разум уже ни к чему.
      Тем, кто повсюду взыскует ответа,
      Двери открыты во тьму.
      Тем, кто пророчествам верует слепо,
      Счастья вовеки не знать.
      Тем, кто смеется в разоренных склепах,
      Вскоре придется стонать.
      Та, кто забыта, закрыта, зарыта,
      Снова вернется назад.
      Та, кто в гранитные врезана плиты,
      Сбросит постылый наряд.
      Та, кто таится в глухих коридорах,
      Выйдет однажды на свет.
      Та, кто словес выплетает узоры,
      Не перепишет Завет.
      То, что не помнят и не вспоминают,
      Вспомнит само и придет.
      То, что на древе судьбы распинают,
      Судьбы чужие распнет.
      То, что считалось исполненным силы,
      Рухнет под грузом вины.
      То, что опорою было для мира,
      Вспыхнет пожаром войны...
      ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
      или как Утер Пендрагон прокатился на драконе
      - Проклятье, маг! Я люблю ее! - Верю, - поднял руки старик. - Верю, Утер. Но при чем тут я? - Ты можешь мне помочь. - Как? Ты же объявил Горлису войну, Озерный край и Ллогрис теперь на ножах. Игрен Горлис отослал в Каэр Банног и выставил охрану; озеро невелико, сильному человеку переплыть труда не составит - но незаметно сделать это не получится. Замок тоже стар и не не укреплен как следует, только штурма без шума тем более не получится. - Сам знаю, Кречет. Военные советники у меня есть, ты для другого призван. Найди способ - я в долгу не останусь. Старик что-то проворчал. В долгу он не останется... нет, обычно слово свое Утер держал, но памятью обладал поистине королевской. То есть помнил только то, что хотел помнить. В иное время Кречет, обратись к нему кто с такой просьбой, послал бы куда подальше любого просителя - рикса, ард-рикса или даже воскресшего имперского кесаря. Пару лет назад Утер уже получил от ворот поворот. Теперь правитель Ллогрис вновь пришел на поклон к могущественному магу... и в этот раз, хотя просьба оказалась куда сложнее и опаснее, Кречет должен был согласиться. Имелись у него свои на то причины. Такое сочетание звезд случайным быть не могло. Старику недоставало былых дней, когда волшебники, по-своему истолковав небесные знамения, избрали бы себе по одному из участников грядущего противостояния и обратили их в свои фигуры на игровой доске, каковую для Высших Сил представлял весь мир, а обладающие силой (которые колдуны, кудесники и чародеи) довольствовались его уголком... Увы - радостные дни его детства и молодости минули бесповоротно, нынешние маги такими играми почти не балуются. Тем не менее, Кречет ДОЛЖЕН был помочь Утеру Пендрагону заполучить в постель Игрен, жену Горлиса, рикса Озерного края. Сто лет назад имперский полководец Максен Вледикс встал во главе войска Ллогрис, после чего Лионесс, Лохланн, Иль и Морван присягнули ему на верность. Ард-риксом Максен себя не провозгласил, однако был на пол-волоска от этого. Потомки Максена также не претендовали на высокий титул, но подчиненные земли держали обычными методами: порой грозили кнутом и с постоянной щедростью кормили пряниками. Мало-помалу окрестные княжества о былой независимости и вспоминать забыли... пока серебряный с сапфирами венец не оказался на макушке Утера. Тот был не хуже и не лучше своих предшественников, если говорить о способностях правителя и полководца. Губила Утера одна черта: смазливое женское личико заставляло его забыть обо всем, кроме обладательницы этого личика, и только переспав с нею, Утер вновь обретал ясность мысли. Ладно бы он каждую в жены брал, это вождю или риксу до некоторых пределов дозволено, так ведь настолько по женщинам Пендрагон с ума не сходил (а жаль, думали многие - жена бы его живо приструнила)... До поры до времени на похождения рикса смотрели сквозь пальцы, но когда ему попалась на глаза молодая Игрен, вторая жена Горлиса Лохланнского, - тут уж запахло войной. И серьезно запахло. Войну начать несложно. Будь Утер в здравом рассудке, он бы сумел провести все как надо, одолеть сильную и опытную, но малочисленную фианну Горлиса и подчинить земли "мятежника" малой кровью. Однако рикс думал только об Игрен, собственная дружина Утера пошла вразнос и война из спокойной забавы риксов-князей переросла в нечто, затрагивающее интересы народа, сиречь кланов... Вожди кланов Лохланна и Ллогрис не замедлили собраться на совет, после чего Утеру Пендрагону учтиво передали следующее послание: если через неделю с войной не будет покончено, через десять дней покончено будет с тобой. Подобно древним жителям Лаконики, вожди гэлов умели говорить кратко и выразительно. Иногда. Четыре дня рикс Ллогрис грыз рукоять своего меча, затем призвал старого недруга, мага-друида Кречета, и взмолился о помощи. Кречет прибыл к нему на шестой день, вызнал все подробности, мысленно согласился с вождями (тот, кто думает не головой, не нуждается в ней), однако пообещал помочь... - Ладно, - наконец промолвил старик. - Тебе придется заплатить. Дело осуществимое, но... - Никаких "но"! Скажи, чего хочешь, я добуду тебе это. Хочешь Максенов меч, хочешь - Рогатый Венец сыновей Кернунноса... - Амулеты воинов и Владык мне ни к чему, - отрезал Кречет. - Я помогу тебе, Утер, но за это ты отдашь мне то, что носишь на правой руке. Рикс в недоумении осмотрел правую руку - а вдруг там появилось нечто, чего никогда ранее не было? Ничего нового он не нашел, только широкий бронзовый браслет на запястье и перстень-печатку с бледно-розовым рубином на среднем пальце. Утер начал было стаскивать перстень, потому как защитный наруч-браслет потребен только бойцам-фехтовальщикам, но Кречет остановил его: - Нет-нет, не это. Без колец я обойдусь. - Хочешь браслет? Пожалуйста. - Не браслет. То, что под ним... Стащив бронзовый наруч, Утер вдруг сообразил: - Так тебе нужен знак дракона! - Верно. Я могу взять его, только если ты сам отдашь. - Я обещал, значит, получишь, что пожелал. Чего-чего, а багряного родимого пятна в виде головы ухмыляющегося дракона правителю Ллогрис было совершенно не жаль. Ходили, конечно, сказочки, будто этот самый дракон переходит из поколения в поколение, к истинному наследнику престола Ллогрис... однако, в сказки Утер перестал верить лет двадцать пять назад, когда научился удирать со двора и сочинять собственные сказочки в оправдание. А верить в легенду о том, как некий Горман Бард, обладатель чрезвычайно громкого голоса и напрочь лишенный музыкального дарования, изгнал своими воплями нахального дракона с восточных окраин Ллогрис и в благодарность был провозглашен тутошним риксом, ну нет уж, в такое поверить могут только сумасшедшие друиды вроде Кречета! Он еще рассказывать начнет, будто знак дракона к нему, Утеру, перешел от Элейн О'Горман, Максеновой жены, мол, она этому Горману родной внучкой приходилась... Вздор все это. Рикс - тот, кому дано сесть на престол и удержать его, лавируя между дубинами кланов и мечами дружины, а все прочее - детские сказочки, не более... Так думал Утер, рикс самого старого из гэльских княжеств, знающий о власти и традициях отнюдь не понаслышке. Что думал Кречет, друид и волшебник, видевший в прошлом слишком много, чтобы не верить сказкам, - знал только сам Кречет. - ...Итак, вымани Горлиса из замка и заставь обустроить лагерь к северу от озера. Сам стань к югу и вышли разведчиков, вроде бы готовишься к битве. После захода солнца жди меня на южном берегу озера, там две таких засохших липы стоят. Ясно? - Сделаю. А как мы переправимся в Каэр Банног? - Увидишь. Когда Луг-Солнцеликий удалился на отдых, Утер Пендрагон в сопровождении двух телохранителей-фиеннов добрался до нужного места. Старый маг, разумеется, уже был там и что-то ворожил над большой деревянной чашей. Варево слегка бурлило, хотя огня Кречет не разводил. - Отошли охрану, - бросил он Утеру вместо приветствия, - незачем им видеть это. Пусть сторожат рядом, если хочешь. - Слышали? - повернулся рикс к фиеннам. - Кадал, Ульфин - охраняйте. И тихо. Телохранители отсалютовали и скрылись в темноте. Кречет помешал варево, пробормотал несколько слов, зачерпнул немного в сплетенный из бересты ковшик и протянул Утеру. - Сделай два глотка. Остальным умоешься. Рикс подозрительно принюхался. Запах от ковшика исходил незнакомый, не слишком приятный, но и нельзя сказать, чтобы совсем уж отвратительный. Он быстро отпил сколько было сказано и выплеснул остаток в лицо. Глаза чуть-чуть защипало, но больше Утер не ощутил ничего особенного. - Отлично! - сказал маг. - Теперь ты - копия Горлиса. Охрана не подымет шума, если муж заявится к жене, хотя бы и посреди ночи. А вот и тот, кто отвезет тебя. Чувствуя, что оказался посреди сна, Утер смотрел, как из озера выныривает дракон. Не слишком большой, шагов двадцати в длину, с чешуей оттенка темной бронзы. - Его охрана не увидит, - пояснил Кречет, дабы не возникало ненужных вопросов. - Они увидят только Горлиса, который прибыл на лодке, как обычно. До восхода солнца ты должен будешь уйти. И еще одно: ты сделаешь все, чтобы Игрен понесла ребенка. - Да уж постараюсь, - хмыкнул Утер и вновь посмотрел на озерного дракона. В свою очередь, дракон не без интереса оглядел рикса Ллогрис, затем припал к земле и подставил переднюю лапу. По-прежнему чувствуя себя словно во сне, Утер взобрался на дракона и полетел над водой к стенам Каэр Баннога, где меднокудрая красавица Игрен наконец попадет в его объятия... Кречет фыркнул, глядя на спящего владыку Ллогрис, выплеснул остатки сонного зелья и дважды щелкнул пальцами. Из травы поднялась призрачная фигура. Движением подбородка маг указал на дремлющего Утера. Фигура скользнула над землей, с каждым мгновением обретая краски, и над риксом склонилась высокая обнаженная женщина с волнами медных волос, гибким станом и прелестями, какие мертвеца из могилы способны поднять. Несколько ударов сердца, неразборчивый шепот - и два тела сплелись в любовном объятии. Кречет наблюдал за этим лишь уголком глаза: суккуб справится со своим делом куда лучше смертной женщины. Друид сосредоточился на сетке, сплетенной из травы, какая росла отнюдь не на всяком лугу. Порвать хоть один стебелек значило бы пустить псу под хвост всю затею: призвать и удержать суккуба Кречет мог без особых хлопот, но вот держать в плену единого сна Утера и Игрен - дело иное. Почему Игрен? Да потому что сделать половину дела - все равно, что совсем его не сделать. Сегодняшней ночью Игрен действительно должна была зачать от Утера, а самого рикса сквозь зачарованные стены Каэр Баннога Кречет не мог доставить (вернее, мог, но для этого требовалось куда больше времени, чем было в запасе). Вот и пришлось использовать... посредников. Семя Утера, отданное суккубу, в то же мгновение получит инкуб, что сейчас находится в Каэр Банноге, в покоях Игрен, где изображает ее мужа, Горлиса, и изображает также и все остальное, что обычно между мужем и женой происходит... а дальше все будет так, как будет. И все было так, как было... Кречет умер первым. Удар меча рассек и травяную плетенку, так что чары рассеялись и Утер Пендрагон пробудился на берегу озера, услышав конский топот в двух шагах от себя. Не очень понимая, что и как здесь творится, он вскочил с обнаженным клинком, но тут меч обрушился на голову рикса Ллогрис - и вопросы без ответов умерли вместе с ним. Незаданными. - Бритаэль, что там? - раздался голос. - Это и правда был Пендрагон, господин мой! - ответил всадник, вытирая клинок и поворачивая коня. - Тут еще какой-то старик болтался, да я не стал разбираться. Из-за кустов вынырнул рыжий конь, на котором восседал крупный мужчина в простой броне из вареной кожи, с узким серебряным мечом в руке. Точнее, красно-серебряным, потому что лезвие было наполовину в крови. Горлис О'Кинн, рикс Озерного края, спрыгнул с коня и склонился над телом былого сюзерена и недавнего врага. Добивать не требовалось: когда Бритаэль не хотел оставить противника в живых, клинок его не наносил пустых ран. Командира своей фианны рикс сам порой побаивался, но за преданность ценил и уважал. И что тут только понадобилось Утеру? Каэр Банног, конечно, далек от того, чтобы настоящей крепостью зваться, но штурмовать его пришлось бы с плотов, а их Пендрагон явно подготовить не успел... Положительно, правду говорили, будто от женщин Утер последний ум теряет. - Ордин! - не оборачиваясь, позвал Горлис. - Все кончено, рикс. Там всего двое было, оба мертвы. Непонятно, зачем Пендрагона понесло сюда с такой малой охраной. - Теперь неважно. - Горлис поднял меч Пендрагона - на память, повесить на почетном месте в своем дворце в Руане, - и снова влез в седло. Петли стремян врезались в носки мягких сапог, рикс наклонился поправить ослабевшие ремни. Вдруг он с проклятьем ткнул мечом, сбросив лохмотья, в которые был закутан второй труп. Убитый Бритаэлем "старик" умер самое малое лет сто назад - тело давным-давно разложилось, даже часть костей рассыпалась прахом.
      ЯЗЫК ДРАКОНА (отрывок из предания о кончине Утера Пендрагона, благополучно позабытый бардами)
      Сквозь огонь я пройду и грозы,
      собирая шипы и розы,
      вспоминая мечты и грезы,
      в чашу кровь уронив и слезы...
      Там, где лестницей вьются лозы,
      где цветут под стеклом мимозы,
      изгибаясь в нелепых позах,
      где пасутся седые козы
      я незваной взберусь угрозой,
      в летний полдень войдя морозом...
      ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
      или как Вортигерн строил себе цитадель
      Как становятся королями? Не князьками-риксами, которых выбирает совет вождей (даже если выбирать приходится из одного претендента на этот титул, как оно обычно и бывает), но настоящими королями, что превыше традиций кланов и сами устанавливают порядок и закон, - как становятся ими? Нет, как и риксу, без дружины-фианны тут не обойтись: что ж ты за правитель, коли за тобой не следует основа твоего войска. Однако, грозные воины-fiennae не способны переломить хребет старым традициям... то есть переломить-то могут, традиции не более живучи, чем их последователи; но сделать так, чтобы слово правителя стало законом - такое под силу лишь... Вот именно, думал Вортигерн, водя точилом по лезвию топора. Король, царь, кесарь, неважно как он зовется - это действительно небожитель, сошедший на землю. Кто он, кем был рожден, не волнует людей. Земной властью, что несут мечи фианны и зубастые палицы вождей, их не удивить, но если люди ВИДЯТ в правителе власть небесную помимо земной - они сами назовут его королем. Риксом-то он мог стать хоть завтра: собрать совет кланов Ллогрис, объявить вождям, что он по обычаю будет поддерживать в стране мир и порядок - и те, взглянув на саксонскую дружину за спиной Вортигерна, немедля поднесут ему серебряный обруч с семью сапфирами. Гэлы с саксами, конечно, никогда близкими друзьями-родичами не были, но fianna - на то и фианна, здесь связь воинского братства превыше семейных и клановых уз. Дюжина-другая чужеземных воинов у каждого из гэльских риксов в дружине имелась, давно минули дни Фиона Могучерукого, когда три сотни фиеннов были единокровными братьями рикса, в крайнем случае - кровными побратимами. Нынче в дружину принимали тех, кто готов был следовать за предводителем хоть на Серые Равнины, а уж какого они роду-племени - да кого это интересует, кроме ревнителей былых традиций, провались они в царство Балора и Билиса! Дружина из одних лишь чужеземцев - необычно и странно, но такого рикса кланы бы приняли. Традиции не запрещали, а до большего вождям не было дел. Вот именно потому Вортигерн не желал звания рикса, звания, дарованного вождями кланов, звания, данного людьми. Большего хотел он, рожденный в час кончины Аттилы-гунна, вождя вождей... Великого царя, обладателя небесной власти. Дрожащая Империя и жрецы Белого Христа звали Аттилу Бичом Божьим и поносили последними словами, но ведь разве Бич Божий может не оказаться потомком небес? Или живут на земле силы, способные сравниться с мощью рожденных в небесах? Десять лет назад Вортигерн присоединился к армаде Черного Брана и пошел на Империю. Десять лет назад он увидел, как рушится величайший на всей земле город, Рим, и рушится не в последнюю очередь из-за того, что правили там не цари, а всего-навсего их отдаленные потомки, не унаследовавшие власти небесной и оттого не удержавшие земной власти. Рим пал, а с ним и большая часть Империи, а на развалинах ее начали возникать новые царства, ибо всякий вождь Большой Орды считал себя по меньшей мере богоравным королем - ну разве под силу простому предводителю варваров взять верх над державой, которая этих самых варваров пятьсот лет гоняла в хвост и в гриву? Не-ет, тот, кто победил Империю, никак не может стать меньше чем царем!