Глава 11

Американцы нажимали все сильнее. Паттерсон позвонил по телефону и в весьма любезной, даже дружеской манере сообщил:

– Знаете, дружище, мы все-таки решили обратиться к вам по официальной линии. Сегодня в конце дня к вам поступит соответствующая бумага. Хотим сами поработать с этим вашим Рашем.

– Боюсь, вам придется столкнуться с кое-какими трудностями, – сказал Уиллс. – Понимаете, у нашего клиента проблемы со здоровьем. Да и вообще, ни к чему с ним беседовать – мы высосали из него все до последней капли.

– Всегда остается одна-другая капелька крови.

– Вы настоящий вампир, – деланно фыркнул Уиллс.

Закончив разговор, он немного подумал, потом снова снял трубку и попросил оператора соединить его с мистером Джеймсом Тендрингом из военного министерства.

– Мне нужно с вами встретиться, – сказал комиссар.

– Это срочно?

– Весьма.

– Через двадцать минут.

По пути в министерство Уиллс думал, как выкручиваться из ситуации. Американцам придется ответить отказом, но сделать это нужно крайне деликатно. На уровне Паттерсона достичь необходимого сочетания деликатности и окончательности вряд ли удастся. Что ж, для того и существуют дипломаты из министерства.

Джеймс Тендринг сидел у себя в кабинете и жевал бутерброд с сыром. Вид у него был усталый, невыспавшийся.

– Это не сыр, а мыло какое-то, – пожаловался он. – Но пообедать времени совсем нет. Старик не дает нам покоя с четырех часов утра. В двенадцать тридцать начнется совещание, которое наверняка затянется до рассвета.

Уиллс изложил суть проблемы и стал ждать, пока Тендринг придумает, как ее разрешить. Очень приятно хоть в кои-то веки возложить решение трудной задачи на другого.

Тендринг угрюмо жевал бутерброд.

– Чем глубже мы копаем, тем меньше мне нравится вся эта история. Вы знаете, что премьер-министру показывали список?

– Знаю.

– Премьер-министр приказал, чтобы список уничтожили.

– Правильно.

– Он сказал, что глупо было бы омрачать сияние победы грязным пятном подозрительности. – Тендринг усмехнулся. – Иными словами, сор из избы выметать не ведено. – Он откусил еще кусочек. – И это решение пересмотру не подлежит.

– Стало быть...

– Стало быть, придется вам взять ластик и все чистенько подтереть.

– А кто объяснит нашим американским друзьям, что поговорить с клиентом не удастся?

– Не беспокойтесь, кому-нибудь поручим. Найдется широкая спина, которая примет на себя и этот удар.

– Меня не оставляет предчувствие, что история еще не закончена, – сказал Уиллс.

– Что ж, история никогда не заканчивается. Не могу сказать, чтобы мне нравилось такое решение, но... Хорошо ли Раш говорит по-английски?

– Так себе.

– Как вы думаете, мог он запомнить имена из списка?

– Некоторые – да. Но, думаю, немногие. Для него эти имена ничего не значат. Вот Конуэй – другое дело, он журналист и многих людей из списка знает.

– Да, рискованно. Подставляться нельзя. Пока эти двое живы, американцы нам покоя не дадут. Хорошо, хоть договоренность с Рашем позволяет вам не делать грязную работу самим. Спасибо и на этом. Жаль беднягу Конуэя. Если бы американцы о нем не разнюхали...

– Это моя вина.

Тендринг взглянул на комиссара спокойными, усталыми глазами.

– Да. Каждому из нас приходится нести свой крест.

Возвращаться к себе в кабинет Уиллс не стал, подозревая, что его уже ожидает там официальный запрос от Паттерсона. Вместо этого Уиллс с Керзон-стрит прямиком отправился на вокзал Ватерлоо и сел на поезд, идущий в Уокинг. Предварительно он зашел в телефон-автомат и связался с дежурным – попросил, чтобы его встретили.

Первоначально Уиллс вовсе не собирался держать слово, данное Рашу. К тому же обещание давал не лично он, а Колвин. Колвин ниже по званию, поэтому решение начальства для него – закон. Уиллс считал, что такие, как Раш, должны непременно предстать перед судом, нельзя давать им возможность уйти от ответа. Вот с Конуэем другое дело – здесь комиссар был виноват сам.

Через несколько минут после прибытия в секретную тюрьму Уиллс уже сидел за столом в камере, разделенной надвое проволочной сеткой. Вот-вот должны были привести Раша.

Раша удивил неожиданный вызов на допрос. Он считал, что допросы уже закончились. Во время последних двух бесед следователь не задал ни одного нового вопроса – лишь повторял прежние. Было ясно, что любопытство англичан иссякло. Сам Раш исходом следствия был доволен. Он ответил на все заданные вопросы, а если англичане не докопались до чего-то важного – сами виноваты. На случай, если они решат выполнить условие сделки и предоставят ему возможность совершить самоубийство, линия поведения была тщательно отработана. Но вообще-то Раш сомневался, что англичане сдержат слово. Общеизвестно, что британцы предпочитают решать все юридическим путем, а по лицу Колвина Рашу было ясно, что англичанин не понимает, зачем немец хочет застрелиться.

Войдя в комнату для допросов и увидев за столом не Колвина, а Уиллса, Раш замер на месте. Этого человека он видел впервые. Раш внимательно вгляделся в него, составил себе предварительное мнение о незнакомце, закрыл дверь и приблизился к стулу. Скорее всего, на этот раз к нему прислали какого-то клерка, незначительного сотрудника с третьестепенными вопросами.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал комиссар.

Раш остался стоять, глядя на англичанина сверху вниз. Как и Конуэй в аналогичной ситуации, он моментально понял, что оценил ранг Уиллса неправильно – голос звучал слишком начальственно.

– Садитесь, я сказал.

Раш сел и решил сразу взять быка за рога:

– Я сотрудничал с вами, ничего не утаивая. Слово сдержал. Теперь ваша очередь.

Уиллс молча посмотрел на него, после паузы сказал:

– Мы тоже сдержим свое слово.

Глаза Раша чуть-чуть дрогнули – заметить эту реакцию было почти невозможно.

– Благодарю вас.

– Есть одно условие, – сказал Уиллс. – Произойти это должно скоро.

– Сегодня? – спросил Раш.

– Немедленно.

Раш кивнул.

– У меня тоже есть одно условие. Хотя нет, не условие, а просьба.

– Если смогу, исполню. Что вам нужно? Письмо? Должен предупредить заранее, что вряд ли санкция на передачу письма будет получена.

Раш покачал головой:

– Нет, я о другом. Конечно, маловероятно, чтобы я промазал по собственным мозгам, но если такое случится, хочу попросить, чтобы меня кто-нибудь из ваших прикончил.

– Хорошо. Вы уже давали нам слово и его сдержали. Поэтому мы пойдем вам навстречу. Хотя что касается лично меня, я бы вместо пистолета лучше дал вам стул и веревку. Но раз уж вам обещали пистолет... Вы даете слово, что не используете оружие против кого-то из наших людей?

– Разумеется.

– Я все устроил, – сказал Уиллс. – Вас отведут в камеру, где лежит пистолет. С одной пулей. Дверь будет за вами закрыта, вас оставят там одного. Увы, священника не будет.

– Мне не нужен священник, – сказал Раш. Теперь наступал самый ответственный момент. – Кто будет стоять за дверью на случай, если меня понадобится добить? – Он смотрел прямо в глаза англичанину.

– Я, – твердо ответил Уиллс.

– Тогда не будем терять времени.

Раш встал, скрипнул стулом по бетонному полу, вытянулся по стойке смирно и наклонил голову:

– Спасибо за услугу.

– Я буду стоять за дверью. Сразу после выстрела войду внутрь.

Комиссар объяснил Рашу, куда ему нужно идти. Раш вышел, медленно зашагал по коридору, прислушиваясь. За ним никто не шел. Немец вошел в камеру, заглянул внутрь и увидел стол, а на столе пистолет. Как это ни странно, пистолет был немецкий – маузер. Возможно, они считают, что из английского оружия он промажет... Раш вошел в камеру, и дверь тут же захлопнулась у него за спиной.

Раш взял со стола маузер, вынул единственный патрон и тщательно осмотрел механизм, особенное внимание уделив бойку. Пистолет был хорошо вычищен и смазан, боек оказался в порядке. Раш вставил в обойму патрон, снял предохранитель и приставил ствол себе под подбородок. Интересно, подумал он, англичанин только подслушивает или еще и подсматривает?

– Вы здесь? – спросил он.

Никакого ответа. Раш повысил голос:

– Вы здесь?

– Да, – отчетливо послышалось в ответ. Англичанин стоял прямо за дверью, и слышно его было хорошо. Раш подумал, что скорее всего англичанин спрятался за кирпичную стену, хотя стальную дверь пулей все равно не прошибешь.

– Тогда слушайте, и слушайте внимательно. Есть очень важная информация, до которой вы так и не докопались.

Пауза. Потом голос спросил:

– О чем речь?

– Кое-что, чего я вам не говорил.

Нервишки не выдержали, подумал Уиллс. Мы ему дали пистолет, а он не хочет его использовать – во всяком случае, против самого себя. Уиллс взглянул на смотровое окошечко в двери и поморщился. Откроешь окошечко – рискуешь получить пулю в глаз.

– Что за информация?

– Она касается Гейдриха. Вам следовало бы больше внимания уделить Гейдриху.

– Гейдрих мертв.

– Гейдрих-то мертв, но его архив очень даже жив.

Он по-прежнему держал пистолет приставленным к подбородку. Металл уже согрелся и не холодил кожу.

– Какую ценность может представлять эта информация? – спросил Уиллс.

Ему приходилось слышать о досье, собранном Гейдрихом, – репутация у архива покойного рейхспротектора была достаточно громкая. Однако трудно представить, что три года спустя содержащиеся там сведения все еще представляли какую-то ценность.

– Я объясню вам это во всех деталях, – сказал Раш. – Но лишь после того, как мы придем к соглашению.

– У нас уже есть соглашение, – резко ответил Уиллс. – Нажимайте на спусковой крючок – и дело с концом.

– Я хочу вам предложить более серьезное соглашение. Раньше я торговался с вами за свою смерть, теперь буду торговаться за свою жизнь.

– Это невозможно.

– Я сообщу вам то, что мне известно об архиве, а взамен вы предоставите мне новые документы, деньги и освободите от судебного следствия.

– Это невозможно! – повторил Уиллс.

– Невозможно? Вы знаете, кому принадлежат акции в концерне «Фокке-Вульф»? Знаете ли вы, кто поставлял топливо немецким подводным лодкам, выходившим в океанское плавание? Знаете ли вы о различных пикантных подробностях личной жизни политических деятелей и крупных финансистов?

Уиллс почувствовал, что на лбу у него выступает испарина.

– Подумали ли вы о том, – продолжал Раш, – какие скандалы могут разразиться, если некоторые сведения попадут не в те руки – например, к русским? Представьте себе такую возможность. – Раш пожалел, что не может сейчас видеть лицо собеседника. – Я держу палец на курке. Если вы немедленно не дадите мне понять, что мое предложение представляет для вас интерес, я выстрелю. И тогда информация, бесценная информация, будет для вас безвозвратно утеряна.

Уиллс не знал, верить ему или нет. Действительно, ходили слухи, что с компанией «Фокке-Вульф» не все чисто, да и немецкие подводные лодки, судя по всему, получали в море топливо от каких-то танкеров в Южной Атлантике. Было принято считать, что эти корабли южноамериканского происхождения, но кто их знает...

– Если вы не имеете достаточно полномочий, чтобы принять решение по данному вопросу, – нахально заявил Раш, – передайте мое предложение своему начальству.

Раш заглянул прямо в черную дыру ствола и подумал, что спустить курок сейчас было бы проще простого. Пожалуй, эта перспектива даже казалась ему привлекательной. Но кто тогда расплатится с Конуэем и Шелленбергом? Оба они должны получить по пуле раньше, чем он. Раш снова приставил пистолет к подбородку.

Если бы вопрос входил в компетенцию комиссара, он немедленно ответил бы согласием. Важную информацию следовало раздобыть любым путем. Но инструкции, полученные от Тендринга, который представлял военный кабинет, были ясны и недвусмысленны. Если Раша оставить в живых, есть опасность, что рано или поздно он попадет к американцам.

– Подождите, – сказал Уиллс и отправился к телефону.

Вытащить Тендринга с совещания оказалось не так-то просто, а объяснить, в чем состоит предложение Раша, было не слишком приятно – ведь оказывалось, что следователи Уиллса поработали плохо. Они уверяли, что из Раша вытрясли всю информацию, а теперь вдруг выяснилось, что он располагает важными сведениями, да не просто важными, а такими, которые позволяют ему предъявлять англичанам ультиматум. Ситуация усугублялась тем, что в руках у немца заряженный пистолет. Скорее всего, Тендринг решит, что Уиллс просто сошел с ума...

Они долго разговаривали по линии, защищенной от прослушивания. Тем не менее выражались очень осторожно – на всякий случай.

– Я полагаю, соглашение может носить временный характер, – сказал Тендринг. – Речь ведь идет не более чем об отсрочке.

– Само собой, – согласился Уиллс.

– Тогда можете давать ему любые обещания. Только делайте это неохотно, иначе он заподозрит неладное. В конце концов мы восстановим положение, существовавшее до настоящего момента.

– И его участие, я думаю, не понадобится.

– Да. Обойдемся без него.

В дверь камеры постучали.

– Вы приняли решение? – спросил Раш.

– Мы согласны. Давайте договоримся об условиях.

Раш улыбнулся и сказал:

– Я уже изложил их. Деньги, защиту от судебного преследования и документы.

– Все это возможно, но лишь в том случае, если информация действительно настолько важна, как вы утверждаете.

– Не бойтесь, вы не разочаруетесь.

– Тогда положите пистолет на стол и возвращайтесь в комнату для допросов.

Раш вернулся в комнату для допросов, но пистолет из руки не выпустил – по-прежнему держал его приставленным к подбородку. Уиллс, наблюдавший за немцем из укрытия, крикнул:

– С пистолетом нельзя! Разговора не будет!

– Это без пистолета разговора не будет! – огрызнулся Раш. – Вы-то можете привести с собой целую армию. У меня же всего один патрон.

Уиллс немного подумал и принял некоторые меры. Когда он вошел в комнату для допросов, его сопровождал Колвин, вооруженный здоровенным служебным револьвером, и охранник с автоматом.

Отдел связи вооруженных сил с Интеллидженс сервис

Вниманию Дж. П. Тендринга, военный кабинет.

Содержание: допрос гауптштурмфюрера СС Франца Максимилиана Раша.

Допрос проведен комиссаром Р.Х. Уиллсом; наблюдатель – капитан третьего ранга Дж.С. Колвин.

СТЕНОГРАФИЧЕСКАЯ ЗАПИСЬ

РАШ: Мои условия: пятьдесят тысяч фунтов стерлингов в испанских песетах, мексиканский паспорт и письменная гарантия от министра иностранных дел Великобритании, что я не буду подвергнут судебному преследованию в будущем.

УИЛЛС: Хотите слишком многого.

РАШ: Я не идиот. Отлично понимаю, что вы можете выкачать из меня всю информацию и потом надуть меня. Я должен принять меры, и у меня есть свой план. Прежде всего, мне нужно ваше предварительное согласие. Если я не получу его немедленно, прямо сейчас, то спущу курок.

УИЛЛС: Я должен переговорить с руководством.

(Допрос прерван на период консультации. Возобновлен в 19.00.)

УИЛЛС: Я получил согласие. Деньги будут переведены в Мадрид, в «Банко де Бильбао». Паспорт тоже приготовят. Надеюсь, вы понимаете, что настоящий мексиканский паспорт для вас мы достать не можем. Бланк паспорта будет настоящим, но данные будут фальшивыми.

РАШ: Где письменная гарантия?

УИЛЛС: Над ней работают. Не так-то просто добраться до министра иностранных дел. Вы понимаете, я надеюсь, что все эти ваши условия мы выполним лишь в том случае, если информация окажется достаточно важной.

РАШ: Понимаю.

УИЛЛС: Ну хорошо, расскажите мне о Гейдрихе.

РАШ: Перед Рождеством 1940 года я был назначен к нему адъютантом.

УИЛЛС: Перед Рождеством сорокового? Вы ведь нам говорили...

РАШ: Я знаю, что я вам говорил. После того как меня ранили во Франции, я вернулся на службу в личную охрану фюрера. Через несколько недель меня откомандировали к Гейдриху. Он был тогда обергруппенфюрером СС, то есть генерал-лейтенантом.

УИЛЛС: А вы говорили, что вас перевели в боевую часть.

РАШ: Так оно и было, но затем меня откомандировали в распоряжение Гейдриха. Во время допросов я говорил вам правду, но утаил некоторые подробности моей службы у Гейдриха. (Далее Раш подробно описывает свою службу у Рейнхарда Гейдриха. Раш дважды назначался к Гейдриху адъютантом. Первый срок закончился в апреле 1941 года, когда Раш, по собственной просьбе, был переведен в «Лейбштандарт», где прошел курс специальной подготовки к войне с Россией. На Восточном фронте служил в группе армий «Юг» под командованием фон Рунштедта. Сражался в частях первой танковой армии, в июле в боях под Уманью был ранен. Был представлен к Рыцарскому кресту с дубовыми листьями. Орден вручил ему сам Гитлер. После этого Раш вновь стал адъютантом у Гейдриха. Это продолжалось до конца 1941 года. В то время Гейдрих являлся рейхспротектором Богемии и Моравии. Раш кроме служебных обязанностей был партнером Гейдриха по фехтованию и верховой езде. Служебные обязанности у Раша были необременительные.)

СТЕНОГРАФИЧЕСКИЙ КРАТКИЙ ОТЧЕТ

РАШ: В ночь перед тем, как диверсанты совершили нападение на машину рейхспротектора, я ужинал вместе с ним. Накануне я подал рапорт с просьбой о переводе в боевую часть. Мое здоровье совершенно поправилось, и я хотел вернуться на фронт. Гейдрих сказал, что не сможет без меня обойтись, и пригласил меня на ужин. В тот же день, но несколько ранее, он рассказывал мне об Эрнсте Вильгельме Боле.

УИЛЛС: Расскажите мне о Боле.

РАШ: Это было после тренировки. Впервые я позволил себе одержать победу над Гейдрихом. Рейхспротектор был довольно неплохим фехтовальщиком, хоть и не таким мастером, каким себя воображал. Особенно хорошо он владел рапирой. После того как я одержал победу, Гейдрих не на шутку разозлился. После тренировки мы мылись в душе, и он, как бы шутя, двинул меня по плечу. Двинул со всей силы, причем знал, что именно в это плечо меня ранили. Таков был Гейдрих.

УИЛЛС: Как вы отреагировали?

РАШ: Он засмеялся, и я тоже засмеялся. Уверяю вас, на моем месте вы поступили бы точно так же. Гейдрих сказал, что у него есть одна чудесная идея, и после того, как мы переоделись, повел меня к себе в кабинет. Это происходило в пражском Градчанском дворце. Фехтовальный зал был устроен в подвале. В кабинете Гейдрих предложил мне бокал пива, и я выпил, хоть и не без опаски. Гейдрих славился своими шуточками и запросто мог подсыпать мне в пиво какой-нибудь гадости, например слабительного. Понимаете, желая избавиться от адъютантской службы, я задал ему в фехтовальном зале хорошую трепку. Гейдрих очень болезненно относился к своей репутации фехтовальщика, и по его наигранной веселости я понял, что он задет не на шутку. Гейдрих спросил, знаком ли я с Боле. Я ответил, что видел советника Боле в рейхсканцелярии, в Берлине. Тогда Гейдрих рассказал мне о некоем документе, который Боле подготовил на случай оккупации Великобритании. В этот список были включены англичане, которые могли оказаться полезны для немецкого командования. Угадайте, где этот список находится сейчас, – сказал Гейдрих. Я предположил, что в каком-нибудь архиве. Гейдрих ответил, что я прав, и спросил, как бы на его месте я поступил с этими сведениями.

УИЛЛС: И что вы сказали?

РАШ: Ответ очевиден. Я сказал, что на основе этого списка можно было бы создать в Англии отличную разведывательную сеть. Шпионаж, сбор информации, все, что угодно. Даже шантаж. Вы ведь видели список.

УИЛЛС: А зачем он сообщил об этом вам?

РАШ: Гейдрих сказал, что я должен поработать на него в этом вопросе. Он всегда так говорил: поработать на него в том или ином вопросе. Идея была следующая. Меня прикомандируют к шестому управлению службы безопасности, которым руководит Вальтер Шелленберг. Я буду отвечать за связь с министерством иностранных дел, имея дело непосредственно с Боле. Гейдриха интересовали зарубежные связи Шелленберга и Боле. Дело в том, что и Боле и Шелленберг не любили делиться своими секретами. Они оба бюрократы, во всем придерживаются проформы. А Гейдрих хотел, чтобы они работали в одной упряжке с ним. Рейхспротектор немедленно осуществил свое намерение: вызвал секретаршу и тут же напечатал приказ. Я явно перестарался в фехтовальном зале, и Гейдрих вместо фронта направил меня на канцелярскую работу.

УИЛЛС: Как была обозначена ваша новая должность?

РАШ: Я должен был стать сотрудником управления у Шелленберга. Должность не была четко сформулирована. Думаю, Шелленберг тогда еще не знал, что у него появился новый сотрудник, – во всяком случае, до покушения Гейдрих сообщить ему об этом не успел.

УИЛЛС: Но впоследствии Шелленберг об этом узнал?

РАШ: Да, еще до того, как Гейдрих умер.

УИЛЛС: В чем заключались ваши обязанности, пока Гейдрих находился при смерти?

РАШ: Вместо него приехал Гиммлер. Полагаю, дальнейшее вам известно. Рейхсфюрер сказал, что заставит Чехословакию заплатить за преступление. Там была такая деревня, называлась Лидице...

УИЛЛС: Про Лидице мне известно. Рассказывайте про ваши служебные обязанности.

РАШ: Да ничего особенного. Обычная бумажная работа, связанная с охраной Градчанского дворца, мелкие административные поручения, ничего серьезного. Потом, в день, когда Гейдрих умер, Гиммлер внезапно вызвал меня к себе. Он сидел в кабинете Гейдриха, на первом этаже. Помню, как я недоумевал по поводу этого внезапного вызова. Сначала рейхсфюрер произнес прочувствованную речь в память о Гейдрихе, хоть я и не понимаю, как можно было испытывать к покойному какие-либо чувства, кроме страха и ненависти. Гиммлер назвал Гейдриха величайшим эсэсовцем, а я стоял по стойке «смирно» и только кивал головой. Потом я получил приказ. Мне поручалось «священная обязанность» – именно так выразился рейхсфюрер – доставить тело Гейдриха в Берлин, на торжественные похороны.

УИЛЛС: У нас есть фотографии этой церемонии. Взгляните, это вы?

РАШ: Да.

УИЛЛС: Вы пожимаете руку Гиммлеру.

РАШ: Да, рейхсфюрер благодарил меня за отлично выполненное задание. А сейчас начнется самое главное. Именно тогда Гиммлер приказал мне вернуться в Прагу за архивом Гейдриха.

УИЛЛС: Почему?

РАШ: Я сам архива не видел, но знал, что он находится в Градчанском замке. Гейдрих вел досье на всех и каждого, включая Гиммлера и фюрера, – во всяком случае, так поговаривали. Влияние Гейдриха в значительной степени объяснялось именно существованием этих досье. Никто не осмеливался портить отношения с Гейдрихом, тот слишком много знал.

УИЛЛС: Чего от вас хотел Гиммлер?

РАШ: Он хотел, чтобы я привез архив. Рейхсфюрер сказал, что архив находится под охраной в опечатанном помещении. Я должен немедленно отправляться в Прагу и доставить архив к Гиммлеру. Рейхсфюрер боялся, что досье попадут в чьи-то другие руки.

УИЛЛС: А вам он не боялся доверить такой ценный груз?

РАШ: Я был заменим.

УИЛЛС: Что вы имеете в виду?

РАШ: Я тогда был в звании оберштурмфюрера, простой боевой офицер. Кто бы заметил, если бы я вдруг исчез?

УИЛЛС: Но вы ведь не исчезали.

РАШ: Потому что я как следует пораскинул мозгами.

УИЛЛС: Объясните.

РАШ: Перед тем как вылететь в Прагу, я распорядился, чтобы к моему приезду все было готово: грузовики, мотоциклетный эскорт, легковые автомобили, рота эсэсовцев. Я рассуждал так: если я с минимальными потерями времени доставлю груз в Берлин, Гиммлер поймет, что у меня просто не было времени порыться в досье. Кроме того, все ящики были запечатаны, заперты на ключ, а ключи находились у рейхсфюрера. Я позаботился о том, чтобы к моему приезду на каждый ящик поставили дополнительную печать. Погрузка на машины заняла всего семнадцать минут. Едва прилетев в Прагу, я сообщил рейхсфюреру о своем прибытии, а по окончании погрузки – о завершении работы. Затем эскорт автомобилей двинулся туда, куда мне было приказано.

УИЛЛС: Куда именно?

РАШ: Это мой секрет. Не думайте, что вы сможете обмануть меня или принудить силой. До поры до времени секрет останется при мне. Когда я буду убежден, что вы честно и сполна выполнили мои условия, эту информацию я сообщу вам сам, добровольно.

УИЛЛС: Хорошо, мы к этому вернемся.

РАШ: Когда я прибыл на место, рейхсфюрер уже находился там. Он спросил меня, останавливались ли мы где-то по дороге. Я сказал, что мы сделали одну остановку, в казарме СС, в городе Галле – нужно было заправить топливные баки и накормить людей. Кстати говоря, по ироническому совпадению, Гейдрих родом из Галле. Я сказал рейхсфюреру, что у грузовиков во время остановки вое время дежурили часовые. Мы пробыли в Галле ровно двадцать минут, затем продолжили путь. Гиммлер сказал, что моя оперативность впечатляет. Таким образом, я спас себе жизнь исключительно за счет быстроты и организованности.