Глава 8

Гален прошел вслед за Блейлоком к столику в корабельном ресторане. Они заняли столик у стены, откуда хорошо просматривалось все помещение.

За прошедшие одиннадцать дней Гален почти не виделся с Блейлоком и обменялся с ним всего парой слов. Часть пути до сектора Омега они проделали на своих кораблях. Когда продвижение к цели на кораблях магов стало опасным, они, применив маскировку, сели в неприметном порту и спрятали свои корабли. Дальше им пришлось пользоваться «общественным транспортом». Они уже сменили три корабля, причем под разными именами. Это должно было скрыть, кто они на самом деле. Все предыдущие корабли были плохо сконструированными, переполненными посудинами с совершенно нездоровой обстановкой, где совершенно невозможно уединиться.

Но этот последний корабль, который доставит их в систему Тау Омега – систему, которую Г'Лил называла Тенотк – был круизным лайнером. Блейлок не пожелал сказать Галену, почему он выбрал именно этот корабль, и Гален решил, что Блейлок хотел понаблюдать за некоторыми влиятельными переселенцами, направлявшимися к Пределу.

То небольшое количество информации, которое смогли собрать зонды до их уничтожения, свидетельствовало, что именно в системе Тенотка кипела самая бурная деятельность, именно туда стекались представители многих рас. На четвертой планете системы вырос огромный город, форпост тьмы, привлекавший миллионы живых существ, стремившихся туда по им одним ведомым причинам. Была ли эта планета За'ха'думом, легендарной родиной Теней, маги не знали. Но Гален с Блейлоком смогут попасть туда и выяснить все на месте.

Они представлялись владельцем и служащим компании, производящей высокотехнологичные передатчики для связи на сверхсветовых скоростях. Подобная маскировка позволяла им иметь при себе один такой прибор в качестве «образца товара». Если они получат важную информацию, которую отсюда невозможно передать Элрику или другим магам лично, то с помощью этого устройства они смогут послать сообщение. Поскольку Тени, возможно, способны перехватывать сигналы магов, передатчиком можно будет воспользоваться лишь в самых крайних обстоятельствах.

Еще когда Гален и Блейлок летели на своих кораблях, старший маг во время одного из редких сеансов связи приказал Галену отпустить волосы, и даже объяснил, как можно слегка ускорить этот процесс. У Предела Блейлок не хотел использовать для маскировки иллюзии, потому что Тени были способны видеть сквозь них. Гален сумел добиться того, что его волосы выросли, хотя всего на полсантиметра, но этого было достаточно для его легенды. На нем были простой черный свитер и брюки, поверх которых он, не снимая, носил свое черное пальто. После отлета с Селика он все время мерз, словно страдал от лихорадки, причем эта лихорадка со временем усиливалась.

Блейлок избавился от излюбленной черной шапочки, без которой его голова казалась странно голой. Череп Блейлока обладал замечательной, изящно вылепленной формой, и из-за его худобы производил еще большее впечатление. Он отрастил брови, оказавшиеся густыми и черными, но череп остался привычно лысым. Гален предположил, что в его возрасте лысина не привлечет к себе внимания. Блейлок выбрал темно-синий костюм и темно-синюю рубашку. Хотя костюм был слегка великоват Блейлоку, сидел он прилично. Создавалось впечатление, что он годами носил такой костюм. Для придания своему внешнему виду законченности, он добавил по золотому значку на лацканы пиджака и надел тяжелое золотое кольцо. Что-то изменилось и в самой манере поведения Блейлока. Ничто теперь не выдавало в нем мага, он выглядел и держался как типичный бизнесмен. Гален не мог определенно сказать, в чем именно выражались изменения.

Они взяли меню из ящичка у окна и заказали ланч. Бросив меню на середину стола, Блейлок пристально оглядел собравшихся в ресторане пассажиров. Гален взял его меню и вместе со своим собственным вернул на место. Ящичек для меню слегка перекосился. Гален поправил его.

Блейлок, казалось, не намеревался беседовать. Гален неохотно вытащил из кармана пальто грязный коричневый шарф, осторожно разложил его на коленях, скользя пальцами по неровной, покрытой сложным узором ткани шарфа.

Все последние одиннадцать дней он заставлял себя заниматься изучением файлов, которые, умирая, передала ему Изабель. Он не хотел владеть ими. В файлах содержались ее заклинания и информация об исследованиях, которые она вела. Он не хотел смотреть на них. Но он сам убедил Круг в том, что сможет перевести на свой язык ее заклинание, позволявшее прослушивать передачи Теней. Это заклинание, вероятно, было их единственной возможностью раскрыть тайные планы врага, выяснить, удался ли обманный маневр Элрика, и узнать, что именно Тени планировали предпринять против магов. Но Гален сам не знал, сможет ли он перевести ее заклинания, слишком разными оказались их языки. Его был языком уравнений, ее – языком вязания. Ее сильные пальцы переплетались между собой, совершая легкие, сложные движения. Гален до сих пор ощущал движение ее рук под своими.

Для записи своих заклинаний Изабель придумала своеобразный способ стенографии: последовательность движений, выполняемых поочередно каждым пальцем. Ее файлы содержали набор странным образом расположенных причудливых символов. Гален смог разобраться лишь в основных приемах и перевести несколько самых простых заклинаний, для наложения которых она пользовалась только одной рукой и ограниченным набором из самых простых движений. Но для более сложных заклинаний, где участвовали обе руки, Галену, казалось, не удастся подобрать аналогию в своем языке. Заклинание, позволявшее слушать передачи Теней, было одним из самых запутанных.

Некоторые свои заклинания Изабель записала другим способом, выткав их на гобеленах, украшавших стены их с Бурелл жилища. Галену этот способ записи показался более простым и естественным для ее языка заклинаний, которым был языком приемов вязания. Если бы у него была парочка таких гобеленов, то появилась бы возможность попытаться разобраться в ее работах другим способом. Но в его распоряжении оставался лишь этот шарф. Ее подарок. Гален знал, что в узор шарфа было вплетено зашифрованное послание, адресованное ему, но он до сих пор не смог его расшифровать. Истина была в том, что он сам не знал, хочет он расшифровать это послание, или нет. Но Гален чувствовал, что с шарфом связана его единственная надежда на перевод ее более сложных заклинаний.

Гален предпочитал работать с шарфом наедине, но времени у него было в обрез. Менее чем через час их корабль сядет на Тенотке, а он еще не закончил то, что должен был закончить.

Гален провел кончиками пальцев по выпуклостям, располагавшимися то там, то здесь на поверхности шарфа, подобно тому, как слепой читает книгу, в которой используется шрифт Брайля. Комочки грязи, запутавшиеся в вязании, царапали его поврежденную кожу. Грязь, конечно, пристала к шарфу в шахте, куда он отнес ее, где она…

Гален отогнал от себя эту мысль. Он не должен терять контроль здесь, перед Блейлоком.

То, что он держал в руках ее шарф, изучал ее файлы, выбивало Галена из колеи. Заклинания Изабель были отражением ее образа мышления. Они были ее частицей. Частицей, которую Изабель с последним вздохом передала ему. Он не хотел снова попасть в то время и место. Он не хотел вспоминать.

Когда Гален изучал ее заклинания в одиночестве на борту своего корабля, и воспоминания становились невыносимыми, он нашел два решения проблемы. Если он прекращал свои занятия достаточно быстро, то мог отвлечься от воспоминаний, просто переключившись на другую работу. Сосредоточиться и успокоить мысли Галену больше всего помогала систематизация собственных заклинаний. Он продолжал так давно начатую работу: группировал заклинания в последовательности. На данный момент Гален составил еще две прогрессии – группы заклинаний, которые строились на основе друг друга, становясь все сложнее и сложнее, их уравнения содержали все больше и больше элементов. Выстроив прогрессии и исследуя их ряд в обратном направлении, Гален обнаружил, что в основе каждой из них лежало уравнение, состоявшее из одного-единственного элемента. Когда-то таким образом Гален открыл состоящее из одного элемента заклинание уничтожения. Он не знал, что делают вновь открытые им уравнения, и знал, что никогда не должен применять их, но сам процесс упорядочения заклинаний, построения их в структурированные ряды помогал ему успокоиться. Гален предполагал, что это занятие позволяло ему ненадолго поверить в глупую идею, что все во Вселенной строилось в определенном порядке, таком же аккуратном и успокаивающим нервы, в каком он привык дома расставлять на своих полках свои вещи.

Но если Гален не прекращал работу над ее заклинаниями сразу, то ему никак не удавалось ни на чем сосредоточиться, даже на прогрессиях, пока он несколько раз подряд не обрушивал на себя магический огонь. Последний раз он проделал это четыре дня назад. Полный ярости от горя, Гален пять раз обрушивал на себя огонь. Его кожа до сих пор была красной и чувствительной. Мгновенно исцелить такие повреждения было не под силу даже органеллам.

После такой пытки озноб на время проходил, и он восстанавливал контроль над собой. Потом, от работы над ее заклинаниями, воспоминания, чувства и озноб возвращались.

Сейчас, сидя напротив Блейлока, Гален чувствовал, как энергия закипает внутри него. Скоро ему придется вновь обрушить на себя огонь.

– Центаврианин в красном жакете, – сказал Блейлок. – Что он здесь делает?

Видимо, Блейлок решил испытать его. Долгожданное отвлечение. Несколько последних часов они с Блейлоком по одиночке обошли весь корабль, размещая зонды, завязывая, где возможно, знакомства, влезая в базы данных, чтобы получить как можно больше информации о пассажирах. Гален встречал этого центаврианина раньше и подслушал некоторые разговоры.

– Ему сказали, что здесь есть работа, за которую он получит в десять раз больше, чем на Приме Центавра.

– Вон тот нарн. Что он ел на завтрак?

Нарна Гален видел впервые. Но тот носил белый плиссированный воротник, символ рабского прошлого нарнов. Сейчас так одевались члены экстремистской политической нарнской группировки, ратовавшей за полное истребление центавриан.

– Как член Кха'дай, он ел на завтрак акоту в память о лишениях, которые нарны терпели в годы рабства.

– Как долго женаты те двое? – легким жестом руки Блейлок указал на заинтересовавшую его парочку.

До этого, когда они проходили по коридору, Гален получил информацию о мужчине. Его звали Трент Баркли. Гален подумал, какое отношение к их заданию может иметь свадьба этой парочки.

– Двенадцать лет, – сказал он.

Блейлок принялся барабанить пальцами по столу.

– Ты смотришь, но не видишь. Смотри. Ищи.

Гален присмотрелся к парочке. Трент Баркли был главой крупной корпорации, занимающейся базами данных. Он носил дорогой костюм, на его жене было обтягивающее черное платье. Она взбила прядь волос над ухом, и Гален заметил на ее руке изящный бриллиантовый браслет. Когда женщина опустила руку, она поправила браслет.

Они уселись рядышком в угловой кабинке, она, сняв туфлю, потерлась ногой о его лодыжку. На столике перед ними стояли два стакана «Кровавой Мэри». Когда он разговаривал с ней, то его губы растягивались в улыбке. Они, очевидно, были влюблены друг в друга. Чего же от него хотел Блейлок, что он должен был увидеть? У него не было желания выяснять это.

Возможно, информация, полученная им в базе данных о женитьбе этого человека, была неправильной или неполной. Он мог взглянуть на ее файл, проверить, не совпадут ли они.

– Не ищи в базах данных. Я спрашиваю, что ты видишь.

Гален не мог больше на них смотреть.

– Я посмотрел. Я уже ответил вам.

Блейлок изучающе посмотрел на него.

– Я много раз пытался убедить Круг в том, что мы должны закрыться от внешнего мира, от его милых отвлекающих штучек, от его радостей, чтобы мы могли сосредоточиться на своем внутреннем мире и исполнить то, что нам предначертано. Но, если кто-то вырос в убежище, то он должен с огромной осторожностью покидать это убежище.

– Элрик не защищал меня. Он научил меня всему, что мне надо знать.

– Знаком ли ты с какой-либо семейной парой, женатой уже двенадцать лет? – спросил Блейлок.

Его родители прожили вместе двенадцать лет. Но Гален не назвал их имен.

– На Сууме я знал нескольких, кто прожил вместе так долго.

Блейлок прищурился:

– Я плохо знаю Суум, но разве те пары вели себя так, как эти двое?

– Жители Суума любят спорить. Когда они не спорят, они, в знак привязанности, лижут друг другу щеки.

– Женатые люди тоже любят спорить.

Гален взглянул вниз, на лежавший на его коленях шарф.

– Это двое не были женаты двенадцать лет. Они вообще не женаты. Посмотри на женщину. Посмотри! Сколько ей, по-твоему, лет?

На ее лице можно было разглядеть лишь слабые намеки на морщины. Кожа рук была гладкой и упругой. Гален осознал свою ошибку. Идиотизм.

– Ей лет двадцать пять, – сказал он.

– Двадцать пять, а замужем – двенадцать лет… Видишь ее браслет?

– Бриллианты.

– Да. И, судя по тому, сколько внимания она уделяет браслету, он новый. Видишь, как она рукой касается уха, поправляет прическу?

– Да.

– Человеческие женщины флиртуют, демонстрируя внутреннюю сторону запястий. Это неосознанный инстинкт. Она сейчас с мужчиной, которого она хочет покорить, а не с тем, кого уже покорила. Ногой она действует тоже для этого. Взгляни в его глаза. Куда он смотрит?

– На ее губы.

– Признак сексуального влечения. Видишь, как он поправляет воротник? Он прихорашивается. Мужчина не ведет себя так с партнершей, с которой прожил двенадцать лет.

Гален глубоко вздохнул, чувствуя, что подвел Элрика, так плохо справившись с заданием.

– Если ты хочешь эффективно действовать во Вселенной, ты не можешь закрыться от нее. Ты должен знать, что происходит вокруг тебя. Ты должен знать, как действуют люди. Ты должен изучать их. Расскажи мне о той дрази.

Гален повернулся к столику, стоявшему у противоположной стены.

– Просто смотри на нее и говори мне, что ты видишь.

– Она одета, как человек.

На дрази был коричневый жакет и юбка, легкий плед, так могли одеваться бизнес-леди на Земле. Костюм, очевидно, был перешит под особенности фигуры дрази, но все равно бугрился от выпиравших толстых серых чешуек. Ее туфли были сделаны в стиле дрази, потому как человеческие оказались бы ей слишком узки, и, если бы она подогнала их под себя, то, вероятно, выглядели бы странно.

– Почему она одета, как человек?

– Возможно, она больше времени проводит среди людей, а не среди дрази.

– И?

– Она желает произвести впечатление на кого-то. Хочет, чтобы ее воспринимали серьезно. Она строит из себя дуру, думая, что лучше остальных представителей своего вида.

Ее открытый портфель стоял на столе, внутри него Гален мельком заметил коробку с инфокристаллами. Перед ней на столе лежало несколько аккуратных стопок, одна из которых оказалась стопкой кредиток, а две другие – электронными блокнотами. Вероятно, она была воровкой.

Подошел официант и вновь наполнил ее чашку – она пила кофе. Рука официанта коснулась одной из стопок, сделав башню из электронных блокнотов слегка неровной. Когда он отошел, она обеими руками поправила ее.

– Она аккуратна, – сказал Гален.

– Столь болезненное стремление к упорядоченности – признак неуверенности. Она боится потерять то, что имеет. Человек поправляет электронные блокноты или ставит меню на место, потому что считает, что его жизнь выходит из-под контроля.

Голова Галена резко дернулась по направлению к Блейлоку, и он увидел, что внимание Блейлока обращено не на дрази, а на него. Это вовсе не было проверкой его способностей. Блейлок изучал его точно так же, как и этих чужаков. Он напряженно сложил руки на коленях, и снова посмотрел на дрази.

К ее столику подошел человек, и она встала, пожала ему руку. Пока они разговаривали, она несколько раз бросала взгляды на стол, будто проверяя, не исчезли ли ее вещи.

– Она хочет, чтобы он присоединился к ней?

– Нет, – ответил Гален. – Она не хочет, чтобы он находился поблизости от ее вещей.

– Она честна с ним?

– Вы хотите, чтобы я воспользовался своими…

– Нет. Просто смотри.

Гален изучал, как изменение ритма сердцебиения, дыхания и другие физиологические признаки могут раскрывать ложь. Но без помощи сенсоров он способен был определить немногое. Он знал, что с ложью связаны движение зрачков и жесты, но у каждой конкретной личности они сильно различались, и, поэтому, чтобы сделать подобное определение, требовалось лучше знать объект своих исследований. Гален не знал, чего от него ждал Блейлок.

– Она смотрит ему в глаза. Руку держит в кармане.

– Рука в кармане у дрази, как и у многих рас, имеющих руки и карманы, значит многое. Когда кто-то показывает ладонь, он, обычно, говорит правду. Когда ладонь скрыта, правда так же скрыта. Она что-то скрывает. И очень нервничает по этому поводу.

Дрази снова пожала руку мужчине, и тот ушел. Она села обратно за столик, поправила стопки.

Гален повернулся к Блейлоку.

– Эти люди действительно интересуют вас? Или вы просто оцениваете меня?

– В различной степени они все могут оказаться полезными. Но ее появление здесь особенно меня тревожит.

– Почему?

Подошел официант с ее заказом. Гален заметил, что получил сообщение от Блейлока. Личное дело путешественницы-дрази. Ее звали Рабелна Дорна. Совсем недавно она находилась на Вавилоне 5. Гален не увидел в этом ничего особенного. Однако, она вылетела со станции всего девять дней тому назад, на транспорте, на котором ей бы никогда так быстро не пролететь такое огромное расстояние. Рабелна оставила транспорт в нескольких системах от Вавилона 5. Согласно следующей записи, всего лишь два дня спустя она оказалась на планете неподалеку от Предела, где и села на этот корабль. Чтобы пересесть с одного транспорта на другой, она, должно быть, нашла другое средство передвижения, намного быстрее первого.

Гален мысленно еще раз просканировал досье, чтобы посмотреть, где она была до того, как появилась на Вавилоне 5. Казалось, Рабелна большую часть времени проводила на станции, хотя в середине января совершила путешествие в систему Кьюрессе, расположенную неподалеку от Регулы, где жил Олвин. В течение последних шесть месяцев две планеты этой системы вели между собой жестокую войну. Гален принялся гадать, мог ли ее визит туда быть связан с войной, когда понял, что Олвин и Карвин вылетели с Регулы на Селик 4 в середине января. И в самом начале путешествия они были атакованы мощными кораблями без опознавательных знаков. Могла ли Рабелна иметь к этому отношение?

Перед Блейлоком поставили маленькую тарелку с тремя вареными картофелинами. Маг наклонил голову, и Гален понял, что Блейлок, должно быть, решает, не отключить ли ему участок мозга, отвечающий за вкусовые ощущения. Гален знал, что он способен на это. Гален подумал, что при такой еде от этого не будет большой разницы.

Гален заказал запеченное мясо. Украшенное всевозможной зеленью, его принесли на большом блюде. По сравнению с порцией Блейлока это показалось Галену настоящим пиршеством. Он вспомнил слова Гауэна.

– Кажется, мне этого будет многовато, – сказал он. – С удовольствием поделюсь с вами.

– Нет, спасибо, – ответил Блейлок.

– Вы думаете, она имеет отношение к нападению на Олвина?

– Да, – Блейлок вилкой разламывал картофелину.

– Она работает на… – Гален подумал, что будет лучше не называть их имени здесь, – …на них?

– Да.

– Поэтому она летит на Тау Омега?

Блейлок механически пережевывал пищу.

– Почему она вылетела с Вавилона 5 на Тау Омега? – переспросил он на языке Суума.

Гален покачал головой, удивленный тем, что Блейлок знает этот язык. Должно быть, он выучил его для того, чтобы свободно разговаривать с Галеном, не опасаясь подслушивания. Блейлок предупреждал, что на Тенотке им нельзя будет посылать сообщения друг другу. Но, если разговаривать на языке Суума, шансы на то, что кто-либо сможет понять их разговор, были практически равны нулю.

– Мне кажется, она – воровка, – продолжил Гален на том же языке.

– И что же она украла? – Блейлок говорил с резким акцентом, но правильно.

Гален посмотрел на стопку кредиток, стопки электронных блокнотов. Теней определенно не интересовали ворованные вещи. Но повернулся к Блейлоку:

– Информацию.

Блейлок прищурился:

– Какую информацию?

Информацию, которая интересовала Блейлока.

– Касающуюся нашего ордена.

Блейлок кивнул:

– Я в этом уверен.

– Как вы узнали? – задав вопрос, Гален сам догадался, каким будет ответ. – Элрик… Они на Вавилоне 5.

Блейлок отложил вилку, видимо закончив обед. Он съел лишь одну картофелину:

– Давай, ешь.

Если Рабелна везет новость о том, что маги собираются на Вавилоне 5, значит, их обман оказался успешным. Но это так же означало, что Тени начнут действовать против тех, кто находился на станции. Гален принялся за свое жаркое:

– Мы не можем предупредить Элрика?

– Нет. Но вполне возможно, что Элрик сам направил ее, она невольно стала его агентом.

Гален жевал и просто кивнул в ответ.

– Ты спрашивал, не испытываю ли я тебя. Конечно же, испытываю. Чтобы эффективно работать в паре с тобой, я должен тебя знать. Элрик считал, что тебе не стоило лететь со мной… – Блейлок выдержал паузу – У тебя руки красные.

Гален невольно уронил кусок.

– Здесь слишком сухо и холодно. Я к этому не привык.

– Опасно привыкать к некоторым вещам. Тело способно многое вынести, но поступки должны диктоваться дисциплиной, а не ее отсутствием.

Гален почувствовал, что его лицо покраснело от стыда. Он стиснул руками лежавший на коленях шарф.

– Шарф связала Изабель, не так ли?

Гален кивнул. Не было возможности спрятаться от ее имени, от воспоминаний о ней.

– Ты хочешь расшифровать послание, скрытое в узоре шарфа?

– Да.

– Ты веришь, что это поможет тебе перевести ее заклинание для прослушивания разговоров Теней?

– Да.

– В столь юном возрасте она уже была очень искусным магом, – сказал Блейлок.

Галена шокировало то, что Блейлок так хорошо отозвался о ней.

– Но она изучала строение биотека, чего вы не одобряли. Она стремилась понять, как работает биотек. Вы осудили Бурелл за подобные исследования.

– Если бы Изабель продолжила эти исследования, я осудил бы и ее. Гален, нам дано нечто, таинство, которое превыше нашего понимания, истинное благословение. Нечто, неразрывно связанное с базовыми постулатами и самой тканью Вселенной, с Богом, как некоторые называют это. Наше предназначение – наилучшим образом использовать данное нам благословение, стать лучшей силой Вселенной. Разве ангелу пристало разбираться в анатомии генов, дарующих ему крылья? Я думаю, что ангел, который занимается этим, теряет смысл своего существования. Его предназначение – порождать благоговение и внушать веру в Бога, творить благо повсюду, где только можно, попытаться понять и следовать воле Бога. Я уверен, что мы должны попытаться узнать о Вселенной все, что в наших силах, для того, чтобы понять волю Вселенной и следовать ей.

– Разве в процессе познания Вселенной мы не можем изучать самих себя?

– На протяжении нашей истории многие пытались раскрыть секрет биотека, но никому это не удалось. Я верю, что понимание нами биотека и природы наших с ним отношений придет к нам в последнюю очередь. Я не хотел видеть, как Бурелл и Изабель попусту тратили свои жизни, занимаясь этим бесполезным делом.

От гнева дыхание Галена участилось. Он постарался говорить спокойно:

– Это не бесполезное занятие. Они многое узнали. И, если они желали изучать именно это, зачем же их осуждать? Зачем запрещать им исследовать биотек?

– Вскрыть вещь еще не значит ее познать. Я могу разрезать лягушку и описать все ее органы. Я могу даже сделать выводы о том, как происходит всасывание питательных веществ в ее пищеварительной системе, как движется кислород по ее сосудам. Я могу электричеством стимулировать нейроны в мозгу лягушки, и заставить ее дрыгать лапками. Но разве я смогу таким образом понять, что она такое?

– Наука – одна из заповедей нашего Кодекса. Как вы можете отрицать ее?

– Исследуя вещи научными методами, мы разбираем их на части. Однако некоторые вещи невозможно понять, разложив по частям, их можно понять только в целом, – Блейлок выдержал паузу, придавая тем самым большее значение своим словам. – И что в конце этого научного исследования? Мы исследуем вещи научными методами, чтобы научиться управлять ими. Но контроль над биотеком не может быть достигнут посредством какой-то искусственной электрической стимуляции. Это дешевый метод, недостойный нас. Контроль должен вытекать из совершенного, предельного единения мага со своим биотеком. Сейчас мы контролируем его настолько убого, что расходуем все силы на развитие языков заклинаний, на дисциплину, на концентрацию. Только посредством совершенной дисциплины, совершенного контроля, при совершенной связи мы сможем действительно познать биотек. Маг, достигший полного единения со своим биотеком, испытает озарение, познает волю биотека и волю Вселенной. Тогда маги смогут исполнить ее волю.

Гален знал, что Вселенная не обладает ни сознанием, ни волей. А если бы обладала, если бы все случившееся было ее желанием, тогда Вселенная была холодной и порочной. Тогда, вместо того, чтобы стремиться к единению с ней, Гален сделал бы все, что в его силах, чтобы сразиться с ней, уничтожить ее. Слова сами полились из его уст:

– Почему кто-то должен захотеть исполнить волю Вселенной?

Пристальный взгляд Блейлока задержался на Галене:

– Мы посвятили свои жизни познанию. Какую мудрость можем мы извлечь из этого? Если мы сможем познать волю Вселенной, тогда мы сможем познать все. Мы сможем разорвать замкнутый круг войны и хаоса.

– А что если война и хаос и есть выражение воли Вселенной?

– Тогда бы Вселенная не воплощала себя в постоянных физических законах.

– В таком случае наука поможет нам понять ее.

– Определенно.

– Тогда почему Бурелл объявили выговор и подвергли остракизму за ее работу? Почему для того, чтобы получить знания, ей пришлось покалечить себя?

Блейлок ответил не сразу, его лицо оставалось непроницаемым:

– Этого я не знал, хотя и подозревал, – его худое лицо напряглось. – Тебе открыто не все, чего достигла Бурелл. Знай, что в своем стремлении добиться ответов, она совершила непростительную жестокость. Биотек – живая субстанция, хотя мы не понимаем, как именно она живет. Вскрыть биотек – не менее преступно, чем удалить имплантанты у мага.