ГЛАВА 4

С потемневшего еще утром зимнего неба к вечеру начал падать мелкий холодный дождь. Потом дождь перешел в мокрый снег: старый Эгути заметил это, войдя в ворота дома «спящих красавиц». Все та же женщина тихонько притворила за ним калитку и повернула ключ. При слабом свете электрического фонарика, которым женщина освещала Дорожку, Эгути разглядел что-то белое среди капель дождя. Белые хлопья казались совсем рыхлыми и мягкими. Они таяли, едва упав на камни дорожки.

– Камни мокрые, осторожней, пожалуйста,– предупредила женщина; одной рукой она держала над головой Эгути зонтик, а другой намеревалась взять старика под руку. Даже сквозь перчатку он ощутил тепло ее руки, и почему-то ему стало неприятно.

– Ничего, я сам,– Эгути оттолкнул ее руку.– Я еще не так стар, чтобы меня вели под руку.

– Камни скользкие,– повторила женщина. На дорожке лежали несметенные опавшие листья клена. Некоторые из них сморщились, выцвели и влажно блестели.

– А что, сюда приходят и такие дряхлые, полупарализованные старики, что тебе приходится вести их под руку или даже нести на руках? – спросил ее Эгути.

– О других гостях расспрашивать не положено.

– Для таких стариков начавшаяся зима опасное время. Что если случится удар или сердечный приступ?

– Если произойдет что-нибудь подобное, нашему дому придет конец. А для клиента это будет, я думаю, приятнейшая смерть,– с холодной усмешкой ответила женщина.

– Тогда уж тебе так просто не отделаться.

– Уж это точно,– лицо женщины осталось совершенно невозмутимым.

В комнате на втором этаже все было по-прежнему. Только в токонома вместо картины горного селения в кленовых листьях, как и следовало ожидать, теперь висел зимний пейзаж. Тоже, без сомнения, репродукция.

Женщина умело сервировала вкусный зеленый чай.

– Вы всегда звоните перед самым приходом,– сказала она.– Неужели вам не понравилась ни одна из трех предыдущих девушек?

– Нет, все три понравились, даже слишком. Правда.

– Тогда вы можете дня за два, за три предупредить, какую девочку вам бы хотелось… Вы такой непостоянный.

– При чем здесь непостоянство? Ведь они же спят. И понятия не имеют, кто лежит рядом с ними. Им это безразлично.

– Но она же, как никак, живая женщина, хотя и спит.

– Бывает, что девушка спрашивает о старике, с которым провела ночь?

– Им не разрешается об этом говорить. Не беспокойтесь, в нашем доме это строго запрещено.

– Мне кажется, ты раньше говорила о том, что нежелательно отдавать предпочтение какой-то одной девушке. Помнишь, ты мне говорила о непостоянстве в этом доме то же самое, что сейчас я говорю тебе? Сегодня мы поменялись ролями. Странно. Уж не ревнуешь ли ты?..

Ее тонкие губы скривились в циничной усмешке:

– Похоже, что вы в молодости многих женщин заставили плакать.

– Какая ерунда! Что за шутки! – возмутился Эгути.

– Подозрительно, вы это приняли так всерьез.

– Если бы я был таким, как ты говоришь, то ни за что не пришел бы в подобное заведение. Сюда, наверное, приходят старики, которые испытывают тоску по женщинам. Для них невозможен возврат к прошлому, как бы они ни сожалели и ни старались.

– Вы в этом уверены? – Выражение лица женщины было все таким же невозмутимым.

– Я уже как-то спрашивал об этом, скажи, какой наибольший каприз позволен здесь старикам?

– Хм. Ну… Уже то, что девушка спит…

– А нельзя ли получить то же снотворное, что и девушка?

– Я ведь вам уже объяснила.

– Тогда скажи, какое наибольшее зло могут причинить старики девушкам?

– В этом доме не бывает зла,– женщина понизила свой молодо звучащий голос, как бы желая внушить эту мысль Эгути.

– Нет зла,– прошептал старик. Черные глаза женщины смотрели совершенно спокойно.

– А если вы захотите задушить девушку, так ведь она беззащитна, как ребенок…

Эгути ощутил неприятное волнение.

– Она не проснется, даже если ее будут душить?

– Думаю, что нет.

– Вот идеальная возможность совершить самоубийство вдвоем.

– Прошу вас, если почувствуете себя одиноко, совершайте самоубийство, но только в одиночку.

– А если почувствую себя слишком одиноким, чтобы совершить самоубийство?. .

– Такое бывает у старых людей,– все так же спокойно сказала женщина.– Вы, случайно, сегодня вечером не пили вина? Странные вещи говорите.

– Пил кое-что похуже.

Женщина украдкой бросила быстрый взгляд на Эгути, но сделала вид, будто не придала значения его словам.

– Сегодня будет горячая девочка. В такую холодную ночь это совсем неплохо. Грейтесь на здоровье,– и спустилась вниз.

Когда Эгути открыл дверь таинственной комнаты, он сильнее, чем в прежние посещения, почувствовал сладковатый запах женщины. Девушка лежала к нему спиной и глубоко дышала во сне. По-видимому, она была высокого роста. При свете, отраженном от алого бархата, Эгути показалось, что густые волосы девушки имели слегка рыжеватый оттенок. Кожа ее полной шеи была ослепительно белой. Казалось, от тела девушки так и пышет жаром,– женщина не обманула. Но несмотря на это, лицо ее было бледным.

– А,– вырвалось у Эгути, когда он забрался под одеяло и лег позади девушки. Она, действительно, оказалась горячей, к тому же кожа у нее была настолько гладкой, что, когда он к ней прижимался, она словно прилипала к его телу. Она была чуть влажной, и эта влага и давала такой сильный аромат. Эгути закрыл глаза и лежал неподвижно. Девушка тоже не шевелилась. У нее были пышные бедра. Тепло ее не столько пронизывало, сколько окутало старика. Грудь девушки была большая и полная, соски же на удивление маленькие. Вспомнив разговор с женщиной, Эгути задрожал от соблазна задушить девушку со столь опьяняющей кожей. Любопытно, какой запах исходил бы от ее тела, если бы он ее задушил? Чтобы избавиться от дурных мыслей, Эгути попытался нарисовать в своем воображении неуклюжую походку и угловатые движения девушки. Это его немного успокоило. Но что может быть неуклюжего в фигуре идущей девушки? Хорошая фигура – это прежде всего красивые ноги. Ему уже шестьдесят семь лет, какое значение имеют для него ум или глупость, образованность или невежество девушки, с которой он проведет лишь одну ночь и больше никогда ее не встретит? Не остается ли ему сейчас только одно – прикасаться к телу девушки? Ведь девушка спит и не знает, что ее трогает старый, противный Эгути. И завтра она тоже этого не узнает. Кто же она в действительности, игрушка или жертва? Старый Эгути всего четвертый раз в этом доме, но сегодня ночью он особенно остро ощутил, что с каждым разом его душа становится все более бесчувственной.

Интересно, а эта девушка тоже привыкла к своей роли в этом доме? Должно быть, она давно уже перестала думать о приходящих сюда жалких стариках, даже не шелохнулась в ответ на прикосновения Эгути. Ко всему можно привыкнуть, и то что вчера казалось немыслимым, сегодня воспринимается как вполне нормальное. Все грехи покрывает тьма. Только Эгути немного отличается от стариков, приходящих в этот дом. Вернее, в корне отличается. Старый Кига, рассказавший Эгути об этом доме, ошибался, считая его таким же, как он сам. Эгути еще не перестал быть мужчиной. А значит, и не испытывает так остро, как другие посетители этого дома, подлинной печали и радости, сожалений и одиночества. Для Эгути вовсе не необходимо, чтобы девушку усыпляли до бесчувственности.

Во время своего второго визита сюда Эгути намеревался нарушить суровый запрет этого дома по отношению к распутной на вид девице, но удержался, обнаружив, к своему удивлению, что она невинна. С той ночи он поклялся соблюдать законы этого дома и охранять безопасность «спящих красавиц». Поклялся не нарушать тайны стариков. И все же, почему в этот дом берут только невинных девушек? Эгути решил, что со временем он поймет это, решил также, что все это глупости.

Однако сегодняшняя девушка кажется подозрительной. Старый Эгути не мог поверить в то, что она еще девушка. Он приподнялся, оперся грудью о плечи спящей и заглянул ей в лицо. Черты его были несколько непропорциональны, как и ее фигура, но, вопреки его предположению, выглядело оно совсем по– детски. Нос был немного широковат, с приплюснутой переносицей. Щеки круглые и широкие. Волосы спереди зачесаны так, что лоб очертаниями напоминает гору Фудзи. Брови короткие, густые, правильной формы.

– Прелесть,– прошептал старик и прижался щекой к гладкой щеке девушки. Девушка, видимо, почувствовала тяжесть и повернулась лицом кверху. Эгути отодвинулся.

Некоторое время старик лежал с закрытыми глазами. От тела девушки исходил необычный и сильный запах. Можно сказать, что ничто на свете так не наводит на воспоминания о прошлом, как запах, тем более такой сладкий и резкий. Эгути вновь вспомнился молочный запах младенца. Хотя оба эти запаха совершенно различны, не являются ли они в какой-то мере главными для человека? С древних времен многие старики в ароматах молодых женщин пытались отыскать эликсир молодости. Но кажется, запах этой девушки трудно назвать ароматом. Если же сейчас старый Эгути нарушит по отношению к ней запрет этого дома, то запах станет еще более неприятным, с привкусом крови. Однако не означают ли подобные мысли того, что и Эгути уже состарился? И разве именно такой резкий, с привкусом крови запах не есть источник человеческой жизни? Девушка, наверное, легко забеременеет. Как бы крепко она ни спала, физиологические процессы в ней не остановились и завтра утром она должна проснуться. И даже если девушка забеременеет, она ничего не будет об этом знать. Эгути уже шестьдесят семь лет, что если он таким образом оставит в этом мире еще одного ребенка? Поистине, тело женщины заманивает мужчин в ад.

Но ведь девушка лишена какой бы то ни было возможности обороняться. В угоду старым клиентам, в угоду жалким старцам. На ней нет ни нитки, и она ни за что не проснется. Эгути стало жаль ее до боли в сердце, и неожиданно для себя он прошептал:

«Старым – смерть, молодым – любовь, смерть – один раз, любовь – много». Эта мысль пришла неожиданно и успокоила Эгути. Он не был по натуре упрямым. Снаружи доносился едва угадываемый шорох падающего мокрого снега. Море перестало шуметь. Старик вдруг увидел темную безбрежную гладь моря, на которую падают снежинки и тают. Дикая птица, похожая на большого орла, держа что-то истекающее кровью, кружит над черными волнами. А вдруг это «что-то» – человеческое дитя? Нет, невероятно. Быть может, это призрак, напоминающий о развращенности людей? Эгути слегка тряхнул головой, лежавшей на подушке, и погасил видение.

– Ах, как жарко,– сказал старый Эгути. Жарко было не только из-за электрического одеяла. Девушка сдвинула одеяло вниз и наполовину обнажила грудь, широкую и округлую, но не очень высокую. Ее белая кожа слабо отсвечивала алым бархатом. Старик, любуясь красотой ее груди, кончиком пальца провел вдоль линии волос на лбу, напоминающем очертаниями гору Фудзи. Девушка, повернувшись на спину, дышала тихо и спокойно. Интересно, какие зубы скрываются за этими маленькими губками? Эгути двумя пальцами взял нижнюю губу девушки и слегка оттянул ее. По сравнению с маленьким ротиком ее зубы казались не такими уж мелким, но все же были некрупными и ровными. Кода Эгути убрал пальцы, губы девушки остались приоткрытыми. Между ними чуть-чуть поблескивали зубы. Эгути кончиками пальцев, запачканными красной губной помадой, взял девушку за мочку уха и потер о нее пальцы, а остатки помады вытер о ее полную шею. На белоснежной коже осталась едва заметная красная линия, это было красиво.

«Наверное, она тоже еще девственница»,– подумал Эгути. Во время второго визита в этот дом у него зародились подозрения относительно спящей, он сам поражался своей низости и ругал себя, поэтому сейчас у него не было никакого желания проверять. Да или нет, для Эгути это не имело значения. «Впрочем, нет, не совсем так»,– подумал Эгути и как будто услышал в себе самом насмешливый голос.

– Кто это смеется надо мной? Ты, нечистый?

– Нечистый? Ну, нет, не так уж все просто. Ты ведь только и знаешь, что преувеличенно думаешь о своих чувствах и переживаниях. Как человек, зажившийся на этом свете.

– Неправда, я просто стараюсь думать так же, как думают другие старики, еще более жалкие, чем я.

– Хм. О чем ты говоришь, негодяй? Ты хочешь свалить свою вину на других.

– Негодяй? Пусть. Но объясни мне, почему невинная девушка чиста, а та, что познала любовь,– нет? Мне здесь вовсе не нужна девственница.

– Это потому, что тебе еще не знакома тоска по-настоящему старого человека. Не приходи сюда больше. Неужели ты думаешь, что если хотя бы одна из ста тысяч – из ста тысяч! – девушек вдруг проснется среди ночи, то старику будет нечего стыдиться?..

Собственные вопросы и собственные ответы возникали в голове Эгути. У него не было уверенности в том, что здесь усыпляют только девственниц. Эгути всего четвертый раз в этом доме, и ему кажется странным, что все его девушки были невинными. Может, действительно, это делается по просьбе и желанию стариков?

Однако его притягивала мысль «если вдруг проснется». «Интересно, с какой силой и как нужно толкнуть девушку, чтобы заставить ее, хотя бы бессознательно, приоткрыть глаза? Вряд ли она сможет спать, если, например, отрезать ей руку или пронзить грудь или живот».

– Каким же я стал злым,– прошептал Эгути. Скоро и он станет ничуть не лучше стариков, приходящих в этот дом. Жестокие мысли кружились в его голове. Разрушить этот дом и самому погибнуть. Эти мысли вызывает усыпленная сегодня девушка, которая не обладает так называемой совершенной красотой, но очень мила, горяча и выставила напоказ свою широкую белую грудь. А может, он просто испытывает чувство, противоположное чувству раскаяния? И малодушные люди в конце жизни иногда находят мужество, чтобы раскаяться. Видимо, мужества в нем даже меньше, чем в его младшей дочери, с которой он когда-то любовался «камелией, роняющей лепестки», в храме Цуба– кидэра. Эгути закрыл глаза.

Две бабочки играли в низко подстриженных кустах вдоль каменных плит садовой дорожки. Прятались в листве, подлетали вплотную к кустам, им было весело. Потом они поднялись немного выше над кустами и закружились в легком танце, и тогда из листвы вылетела еще одна бабочка, а. за ней – другая. «Вот две супружеские пары»,– подумал Эгути. но тут между ними появилась пятая бабочка. Он хотел понять, не соперничестве ли это, но вдруг из кустов, кружась, стали одна за другой вылетать бабочки, и весь сад превратился в танец великого множества белых бабочек. Они не поднимались высоко. Широко раскинувшиеся, свисающие ветви клена шевелились от едва заметного ветерка. На тонких ветках висели большие листья, поэтому клен так чутко реагировал на ветер. Бабочек стало еще больше, теперь это было похоже на поле, покрытое белыми цветами. Глядя только на клен, Эгути думал, имеет ли это видение какую-нибудь связь с домом «спящих красавиц». Листья клена-призрака пожелтели, покраснели, еще более подчеркивая белизну порхающих бабочек. А с кленов, растущих у этого дома, листья уже облетели, правда, кое-где на ветках еще оставались сморщенные, пожухлые листья. Но сегодня идет мокрый снег.

Эгути совершенно забыл о холоде и о снеге, падающем за окном. Быть может, видение кружащихся в танце белых бабочек вызвано обнаженной белой грудью лежавшей рядом с ним девушки? Может, в этой девушке есть нечто такое, что прогоняет злые помыслы стариков? Старый Эгути открыл глаза. Посмотрел на маленькие розовые соски на широкой груди. Они словно символизировали добродетель. Он прижался к ее груди щекой. Под веками его словно потеплело. Старику захотелось оставить на теле девушки свой знак. Если нарушить запрет этого дома, то, проснувшись, девушка, без сомнения, будет очень переживать. Старый Эгути губами сделал на груди девушки несколько пятнышек цвета крови и содрогнулся.

– Замерзнешь,– сказал он и натянул на нее одеяло. Выпил сразу обе таблетки снотворного, которые, как всегда, лежали под подушкой.– Ну и тяжелая ты,– Эгути приподнял девушку и повернул лицом к себе.

Наутро старого Эгути женщина будила дважды. Первый раз она тихонько постучала в дверь и сказала:

– Господин, уже девять часов.

– Да, я уже проснулся. Встаю. В той комнате, должно быть, холодно?

– Печка топится с раннего утра.

– А снег?

– Прекратился. Но пасмурно.

– Правда?

– Завтрак уже приготовлен.

– Хорошо,– неопределенно ответил старик и снова закрыл глаза. Прижавшись к необыкновенному телу девушки, пробормотал: – Пусть сам дьявол придет из преисподней звать меня.

Не прошло и десяти минут, как женщина вновь пришла.

– Господин,– она сильно постучала в дверь,– вы что, опять заснули? – в голосе ее прозвучала досада.

– Дверь не закрыта на ключ,– ответил Эгути. Женщина вошла. Старик лениво поднялся. Женщина помогла ему одеться, даже натянула носки; он поежился от прикосновения ее рук. Когда Эгути вышел в соседнюю комнату, она, как обычно, подала ему вкусно заваренный зеленый чай. Пока старик, не торопясь, с наслаждением пил его, женщина, глядя на него искоса холодными подозрительными глазами, спросила:

– Ну как, понравилась вам сегодняшняя девочка?

– Да, пожалуй.

– Хорошая девочка. А сны вы видели хорошие?

– Сны? Я не видел никаких снов. Очень крепко спал. Давно уже я не спал так хорошо.– Эгути рассеянно зевнул.– Еще как следует не проснулся.

– Вы, наверное, вчера очень устали.

– Думаю, это из-за вашей девочки. Часто она здесь бывает?

Женщина сидела, опустив глаза, выражение ее лица стало жестким.

– У меня к тебе большая просьба,– снова заговорил Эгути.– Не смогла бы ты после завтрака дать мне еще такого снотворного. Очень тебя прошу. Я отблагодарю. Правда, я не знаю, когда девочка проснется…

– Не стоит об этом говорить,– бледное, изможденное лицо женщины приобрело землистый оттенок, даже в ее плечах чувствовалось напряжение.– Как вы можете. Ведь всему есть границы.

– Границы? – старик хотел улыбнуться, но улыбка не получилась.

Женщина, очевидно, подозревая, что Эгути что-то сделал девушке, торопливо встала и вошла в соседнюю комнату.

ГЛАВА 5

Прошел Новый год; на море шумела буря, возвещая середину зимы. А на суше не было даже ветра.

– Ах, я рада видеть вас в такую холодную ночь… – приветствовала Эгути женщина из дома «спящих красавиц», открывая ключом калитку.

– Так ведь я потому и пришел, что холодно,– сказал старый Эгути.– Высшее счастье для старика умереть в такую холодную ночь, согреваясь теплом молодого тела.

– Какие неприятные вещи вы говорите.

– Старик – сосед смерти.

В той же, что и всегда, комнате на втором этаже топилась печка и было тепло. И так же, как всегда, женщина подала ароматный зеленый чай.

– Что это? Как будто откуда-то дует? – сказал Эгути.

– А? – женщина оглядела комнату.– Все закрыто.

– Может, это призрак умершего?

Женщина передернула плечами и посмотрела на старика. Лицо ее побледнело.