Глава 14

ДО КОНЦА

ЧАРМОСИАН

ИЗМЕНА

– Я уже потерял счет дням, – пожаловался Локен, скорчившись за одним из импровизированных укреплений, устроенных в развалинах Хорала.

– Мне кажется, на Истваане III уже нет ни дней, ни ночей, – ответил Саул Тарвиц.

Локен взглянул в серо-стальное небо. Вся планета была окутана покровом туч, поднявшихся после катастрофического изменения климата, вызванного внезапным уничтожением всех форм жизни. После огненного шторма сухой, безжизненный ветер разносил над всеми континентами лишь пепел.

– Они собираются для очередной атаки, – сказал Тарвиц, указав в сторону искореженных и почерневших в огне нагромождений обломков, бывших когда-то жилыми кварталами к востоку от дворца.

Локен проследил за его жестом и увидел только мелькнувший фрагмент доспехов грязно-белого цвета.

– Пожиратели Миров.

– Кто же еще?

– Интересно, знает ли Ангрон о каких-то других методах ведения войны.

Тарвиц пожал плечами:

– Наверное, знает. Просто этот способ нравится ему больше остальных.

Тарвиц и Локен впервые встретились на Убийце, где Сыны Хоруса плечом к плечу с Детьми Императора сражались против ужасных мегарахнидов. Тарвиц был отличным воином, лишенным чувства собственного превосходства, которое было присуще его Легиону и так раздражало Торгаддона.

Локен почти не помнил, как они прорывались через территорию Храма Искушения, как пробивали себе путь сквозь дымящиеся городские развалины. Он помнил лишь то, что у самых ворот храма он начал сражаться с теми, кого недавно называл своими братьями, и не останавливался, пока перед ним не появился странный силуэт Дворца Регента, когда-то напоминавший цветок из розового гранита, а сейчас…

– Они ударят примерно через час, – сказал Тарвиц. – Пойду переброшу людей на оборонительные рубежи.

– Эта подготовка может быть обманным маневром, – предупредил Локен, вспоминая первые дни сражения за дворец. – Ангрон ударит с этой стороны, а Эйдолон предпримет контратаку.

При первом знакомстве с воинами Тарвица Локену на ум пришло сравнение со сложной игрой, построенной на ложных выпадах и контратаках.

Менее способный командир, чем Саул Тарвиц, мог допустить ошибку, и тогда его отряд оказался бы разделен на мелкие части, но капитан Детей Императора каким-то образом сумел в течение трех дней отражать непрекращающиеся атаки.

– Мы будем готовы и к этому, – сказал Тарвиц, переводя взгляд вниз, внутрь дворца.

Локен и Тарвиц занимали наблюдательный пост на остатках обрушившегося купола одного из многих флигелей дворца – так они продолжали называть груду камней, оставшуюся после огненного шторма.

Расколотые обломки гранитных лепестков образовывали укрытие, где спрятались Локен и Тарвиц, а внизу, на усеянном обломками полу главного зала, оставшиеся в живых воины сооружали баррикаду. Материалом для строительства Сынам Хоруса и Детям Императора служили бесценные скульптуры, в изобилии украшавшие залы дворца.

Теперь эти монументальные изображения бывших правителей лежали на полу, а Астартес скрывались за ними.

– Как ты думаешь, долго мы еще продержимся? – спросил Локен.

– Мы будем стоять до самого конца, – ответил Тарвиц. – Ты сам говорил, что каждая прожитая секунда увеличивает шансы на то, что Император услышит об этом и пришлет другие Легионы, чтобы призвать Воителя к ответу.

– Если только Гарро сумеет донести весточку на Терру, – заметил Локен. – Возможно, он уже мертв или затерялся в варпе.

– Возможно, но я верю, что Натаниэль справится, – возразил Тарвиц. – Наше дело – продержаться как можно дольше.

– Меня это беспокоит. Все началось, когда Ангрон закусил удила, но Воитель мог давно вывести свои Легионы и предпринять еще одну бомбардировку. При этом он лишился бы нескольких десятков воинов, но все равно… Этой планете давно полагается быть мертвой.

Тарвиц усмехнулся:

– Гарвель, здесь как минимум три примарха. Три воина, которые не привыкли отступать. Кому из них ты бы предложил уйти первым? Ангрону? Мортариону? Если во главе Детей Императора стоит Эйдолон, он уж расстарается, чтобы не опозориться перед примархами. И я ни разу не слышал, чтобы на попятную пошел Хорус. Во всяком случае, не на глазах своих братьев-примархов.

– Верно, – согласился Локен. – Воитель никогда не отступит в бою, который сам развязал.

– Значит, им придется всех нас перебить, – заключил Тарвиц.

– Придется, – мрачно кивнул Локен.

На шлемах обоих воинов пискнул вокс, затем раздался голос Торгаддона.

– Саул, Гарви! – позвал их Тарик. – Я получил донесение о скоплении Пожирателей Миров. Нам слышно, как они поют, так что скоро будут атаковать. Я укрепил восточные баррикады, но нам здесь нужен каждый воин.

– Я приведу своих людей из галереи, – ответил ему Тарвиц, – а Гарви сейчас присоединится к тебе.

– Куда ты собрался? – спросил Локен.

– Надо убедиться, что западный и северный входы достаточно укреплены, и послать несколько стрелков в часовню, – объяснил Тарвиц, показывая через руины на странное сооружение, примыкавшее к стене дворцового комплекса.

Оставшиеся в живых воины инстинктивно избегали входить в часовню, и лишь немногие видели ее изнутри. Сами ее стены вызывали мысли о разложении, постигшем душу Хорала.

– Я возьму на себя часовню, а Люций пусть остается на первом этаже, – продолжал Тарвиц, снова поворачиваясь к Локену. – Клянусь, мне иногда кажется, что Люцию все это нравится.

– По-моему, даже слишком нравится, – ответил Локен. – Тебе надо бы за ним приглядывать.

Раздался знакомый глухой грохот взрыва, и с северной стороны от дворца и без того разбитый город лишился еще одной башни, превращенной в груду обломков и облако дыма.

– Удивительно! – воскликнул Тарвиц. – Неужели еще остался кто-то живой из Гвардии Смерти?

– Гвардейцев Смерти не так-то легко убить, – усмехнулся Локен и шагнул к самодельному трапу, ведущему на галерею главного зала.

Несмотря на легкомысленный тон, Локен сознавал, что это и в самом деле удивительно. Мортарион никогда не блистал изяществом маневра, так что он просто спустил на край западных укреплений один из самых больших орбитальных посадочных модулей и обрушил на защитников ураганный огонь артиллерии, пока десантировались верные ему воины.

После этого в Хорале больше никто не видел верноподданных воинов Гвардии Смерти. Но, судя по одиночным снарядам, что ежедневно летели в лагерь предателей, было понятно, что такие воины еще есть и до сих пор сопротивляются попытке Мортариона их уничтожить.

– Остается надеяться, что мы проживем так же долго, – сказал Тарвиц. – У нас почти иссякли боеприпасы. Скоро мы будем испытывать недостачу в Астартес.

– Пока жив хоть один из нас, капитан, мы будем сражаться, – поклялся Локен. – В нашем лице Хорус приобрел очень неудобных противников. Мы постараемся заставить его пожалеть о сделанном выборе.

– Тогда поговорим после, когда отобьем очередной набег Ангрона.

– До встречи.

Локен спустился под купол дворца, а Тарвиц на некоторое время остался один, оглядывая сожженный город. Сколько же прошло времени с тех пор, как он видел что-нибудь кроме этого кошмарного места, в какое превратился Хорал? Два месяца? Три?

Со всех сторон, насколько хватало глаз, дворец был окружен обгоревшими руинами и засыпан пеплом. Город стал похож на преисподнюю, в существование которой верили истваанцы.

Тарвиц тряхнул головой, прогоняя странные мысли.

– Нет никакой преисподней, никаких богов, посмертных наказаний и поощрений, – сказал он, обращаясь к самому себе.

Люций слышал убийство. Он мог читать звуки, словно ноты, написанные на листке бумаги. Он знал разницу между боевыми кличами Пожирателей Миров и Сынов Хоруса, различал грохот болтерной стрельбы, поддерживающей наступление, и выстрелов при обороне укреплений.

Часовня, которую Саул поручил его попечению, была слишком странным местом, чтобы стать полем последнего сражения Великого Крестового Похода. Не так давно это сооружение было духовным оплотом враждебного мира, а теперь импровизированные укрепления вокруг превратили его в рубеж сопротивления намного превосходящим силам предателей.

– Выглядит хреново, – заметил брат Солатен из отделения Назикеи, сидя в проеме одного из выбитых окон часовни. – Они могут прорваться.

– Наш друг Локен сумеет их удержать, – фыркнул Люций. – Ангрон жаждет еще убийств. Это все, что ему надо. Слышишь? Ты слышишь это?

Солатен, прислушиваясь, наклонил голову набок. Хотя, как у любого Астартес, его слух был превосходным, Солатен не услышал ничего такого, что объяснило бы внимание Люция.

– Что ты слышишь, капитан?

– Цепные топоры. Только они работают не по керамиту и не по другим лезвиям. Они рубят камень и сталь. Пожиратели Миров не могут добраться до Сынов Хоруса, поэтому пытаются прорубить их баррикады.

Солатен кивнул:

– Капитан Тарвиц хорошо делает свое дело. Пожиратели Миров знают только один способ воевать. Нам надо этим воспользоваться.

Услышав от Солатена похвалу Тарвицу, Люций нахмурился, недовольный, что его личный вклад в организацию обороны не оценен по достоинству. Разве не он убил Вардуса Праала? Разве не он сумел отыскать безопасное укрытие от вирусных бомб и огненного шторма?

Люций постарался прогнать обиду и выглянул через окно на серую от пепла площадь. Как ни странно, ячеистое окно часовни уцелело, хотя стекла оплавились и вздулись от высокой температуры, отчего проем казался Люцию похожим на фасеточный глаз гигантского насекомого.

Внутри часовня выглядела еще более странной, чем снаружи. Она была построена из округлых блоков зеленого камня, которые напоминали застывшие облака ядовитого газа. Алтарем служил широкий, плоский, из-за обилия прожилок похожий на мембрану камень бледно-розового цвета. Он странным образом напоминал какой-то сложный внутренний орган, пришпиленный в анатомичке для изучения.

– Тебе нечего беспокоиться о Пожирателях Миров, братец. Опасаться надо нас.

– Нас, капитан?

– Детей Императора, – сказал Люций. – Тебе известно, как сражается наш Легион. Здесь мы представляем самую большую опасность.

Почти все верные Дети Императора, уцелевшие до этого дня, собрались в часовне. Тарвиц увел несколько воинов для обороны ближайших ворот, но остальные отделения расположились на полу, вокруг странных каменных выступов. Из отделения Назикеи осталось всего четверо воинов, включая самого Люция, и они вместе с отделениями Кьюмонди и Раэтерина возглавляли отряд выживших Детей Императора.

На крышу часовни Тарвиц послал сержанта Кайтерона с отделением поддержки и всех Детей Императора, у кого еще сохранились тяжелые орудия. Астартес из тактических отделений расположились под окнами часовни. Оставшиеся силы Люций рассредоточил снаружи, за баррикадами, сооруженными из обломков в первый же день осады.

Две тысячи космодесантников – сила, достаточная для любой военной зоны Великого Крестового Похода, – теперь обороняли единственный подход к дворцу, замкнув линию фронта на Песенной Часовне.

Краем глаза Люций уловил какое-то движение и стал пристально всматриваться в почерневшие руины на противоположной стороне площади.

Вот оно! Блеск позолоты.

Он усмехнулся, отлично зная, как воюют Дети Императора.

– Внимание! – крикнул он остальным воинам. – Третий квартал к западу, второй этаж.

– Понял, – ответил сержант Кайтерон, серьезный офицер-оружейник, который относился к войне как к математической задаче, решаемой при помощи расчетов траекторий и плотности стрельбы.

Люций услышал, как на крыше часовни зашевелились воины, направляя орудия в указанный сектор.

– Западный фронт, готовьтесь! – приказал Люций.

Несколько отрядов пробежало вдоль стены часовни на огневые позиции.

Возникло то восхитительное напряжение, от которого в крови Люция постепенно разрасталась песня смерти, и эти ощущения были близки к экстазу. Жестокие, лицом к лицу, поединки предоставляли возможность совершенствовать воинское мастерство, но эти минуты лихорадочного ожидания, когда в полной мере ощущалась вероятность смерти или славы, делали их поистине незабываемыми.

– Вижу их, – объявил с крыши сержант Кайтерон. – Дети Императора. Основные силы сосредоточены, на нескольких уровнях. В сопровождении «Лэнд Рейдеров» и «Хищников». И лазпушка… Тяжелые болтеры – на среднюю линию!

– Эйдолон, – произнес Люций.

Теперь он мог их видеть. В развалинах собирались сотни Астартес в пурпурных с золотом доспехах Легиона, принадлежностью к которому он некогда так гордился.

– Сначала они выведут на позиции технику, – сказал Люций. – Потом на «Лэнд Рейдерах» подвезут воинов. Пехота развернется на средней и близкой дистанции. До тех пор не стрелять.

Послышался лязг гусениц, и средь руин Хорала показались «Лэнд Рейдеры», увенчанные позолоченными орлиными крыльями, с изображениями боевых сцен на бронированных боках. Каждый нес на себе отряд Детей Императора, элитных воинов Галактики, которым Эйдолон и Фулгрим приказали уничтожать тех, кого совсем недавно называли боевыми братьями.

С точки зрения Эйдолона, выжившие после первой волны Астартес были невежественными глупцами, достойными только смерти, но с Люцием они просчитались. При мысли, что снова предстоит сразиться с воинами своего Легиона, Люций беспокойно облизнул губы. Эти люди не зря считались лучшими воинами Галактики. Он мог их уважать.

Или заслужить уважение…

Люций отчетливо видел, что отделения противника разворачиваются с такой непоколебимой самоуверенностью, будто находятся не на войне, а на парадном смотре.

Он уже ощущал вкус момента, когда битва начнется в полную силу.

Ему хотелось, чтобы бой уже начался, но в то же время Люций знал, что вкус сражения будет еще прекраснее, если все произойдет в свое время.

Танки дали первый залп, и снаряды, разбив окна, засыпали часовню осколками стекла и мрамора.

– Ждать! – приказал Люций.

Несмотря ни на что, они все еще оставались Детьми Императора и не могли нарушить порядок, как недисциплинированные Пожиратели Миров.

Он рискнул выглянуть через разбитое окно и увидел, как «Лэнд Рейдеры» взламывают мраморное покрытие площади. За ними шли боевые танки «Хищники», представляющие собой платформы на гусеничном ходу с установленными на них орудиями. Каждый выстрел выбивал из укреплений огромные глыбы камня. Луч лазпушки метался из стороны в сторону, люди Кайтерона старались подбить приближающиеся машины, а с «Лэнд Рейдера» велся огонь по засевшим на крыше Астартес.

Один из «Хищников» беспомощно закрутился, расшвыривая звенья разорванного трака вокруг себя, еще один танк испустил дух в жирных, черно-оранжевых клубах огня. Тела в пурпурных доспехах мелькнули в проеме окна; трупы еще больше разожгли неуемную жажду смерти в душе Люция.

Мастер меча обнажил клинок и услышал, как в его сердце мощно зазвучала знакомая музыка, которую он едва мог сдерживать. Привычный гул энергетического меча вплелся в ритм песни, и Люций ощутил, как начинает двигаться в танце поединка, как его подхватывает плавный поток жестокости, текущий сквозь века, сквозь тысячелетия убийств…