Кейт, согретая любовью, расцвела, словно цветок в лучах солнца. Но в тот момент, когда Герцогиня спросила ее о Ролло, радость ее потухла.

— Я не видела его уже неделю, — созналась она.

— Ну что ж, там много времени не надо, только поглядеть на него. А он и знать не будет, была ты или нет.

— Даже если так, — сказала она озабоченно, — мне надо навестить его. Я, пожалуй, заеду к нему завтра.

— Если он очнется, тебе будет что ему рассказать.

Кейт рассмеялась.

— Может быть, и он мне тоже кое-что скажет!

— Будем надеяться, — заметил Блэз таким тоном, что Кейт быстро взглянула на него.

И тогда Кейт, повинуясь импульсу, изменила прежнее решение.

— У нас появились некоторые сложности, — сказала она вдруг.

Блэз мгновенно уловил изменения в ее голосе.

— Рассказывай, — властно произнес он.

И Кейт рассказала ему о звонке Бенни и о магнитофонной пленке. К тому времени, как Кейт кончила говорить, лицо Блэза напоминало маску, и это, как она знала теперь, означало, что он пытается справиться со своими эмоциями. Герцогиня же была так потрясена, что не могла сказать ни слова, лишь недоверчиво качала головой.

Пока Кейт рассказывала, Блэзу казалось, что он ощущает присутствие жены: холод и зло. Это разоблачение стало лишь подтверждением его собственных предчувствий. В последние несколько дней он чувствовал себя возродившимся, ожившим, освободившимся от плен а Доминик. Вдыхая свежий воздух вместо ее одуряющих ароматов, почти болезненно воспринимая другие ощущения, он знал, что обязан этим Кейт. Хотя Блэз и подозревал, что Доминик связана с происшествием в Кортланд Парке, рассказ Кейт оглушил его, раздавил, уничтожил.

Блэз так глубоко ушел в свои мысли, что очнулся только от прикосновения руки Кейт. Она с сожалением смотрела на него.

— Мне не нужно было говорить. Но я не могла больше таить это в себе, скрывать от тебя…

— Нет-нет, ты все сделала правильно. На самом деле мне приходило в голову нечто подобное. — Он помедлил, подбирая нужные слова. — Это было всего лишь смутное ощущение. Доминик выглядела успокоенной, просто лоснилась от удовольствия, как бывало всегда, когда она получала то, что хотела. Нет, она не сделала ни одного неверного шага, не сказала ни одного неверного слова…

— Совсем как мой отец, — тихонько перебила его Агата. — Его тоже нельзя было обмануть. Это индейская кровь сказывается, — удовлетворенно сообщила она Кейт, как если бы этим можно было все объяснить.

— Да, — сказала Кейт с облегчением, хотя мало что поняла. — Во всяком случае, я должна победить Доминик, победить открыто. Потом, когда я докажу не только ей, но и всем остальным, что я честно веду дела и достойна быть во главе всего «Деспардс», я пойду даже на то, чтобы шантажировать ее, если только это сможет остановить ее в противозаконных делах до конца года.

Герцогиня с сомнением покачивала головой, а Блэз мягко сказал:

— Она никогда не поверит тебе, любовь моя. Подумай сама, Кейт. В Гонконге тебя не знают, у тебя нет там никаких связей. Каким же образом тебе удалось установить такую сложную подслушивающую аппаратуру в ее комнате? Без ее ведома? И, главное, почему ты? — Блэз покачал головой. — Доминик сразу поймет, что тебе кто-то помог и что этот «кто-то» — я. Она поймет, что тебе это не могло бы прийти в голову, а мне могло…

— Я об этом не подумала, — призналась Кейт.

— Шантажировать не в твоем стиле, — решительно возразила Герцогиня.

— Кейт права, она должна победить Доминик на аукционе, — задумчиво сказал Блэз. — Она не может сделать ничего другого, кроме как работать не покладая рук, чтобы вырваться вперед. А если запись будет у меня…

— Или у меня, — сказала Герцогиня. Она сжала ручку своего кресла. — Да, это пойдет. Она знает, что я ее терпеть не могу и сделаю все, чтобы она свое получила. — Глаза старой женщины загорелись. — А она не раз подумает, прежде чем пойти против меня.

— Вот этого я и не хотела, — запротестовала Кейт. — Я вас впутала, а ведь она метила в меня.

— Мы все впутаны в это, — перебила ее Агата. — Мальчуган из-за тебя, я из-за него. Она не станет долго сомневаться в том, что я могла наставить «жучков» у нее в квартире, потому что знает, что я никогда ей не доверяла. Она поверит, когда я пригрожу ей разоблачением.

У меня есть для этого способы, а денег больше, чем она может сосчитать. Что она уважает, так это силу. Кроме того, ей известно, что я на твоей стороне. Ведь я сделала музей по твоему совету, верно? И наша Корпорация помогла тебе в Гонконге, она об этом прекрасно знает. Она знает и о моей подозрительности. Нет, — решительным тоном закончила она. — Ты делай то, что должна, девочка. Давай проводи аукцион и старайся вырваться вперед.

А я сделаю все остальное. Так что она оставит тебя и Мальчугана в покое.

— Ты думаешь? — с иронией спросил Блэз.

Агата нахмурилась.

— Ну, тебя, может быть, и нет… такие, как она, всегда хотят вернуть, что имели. Но она знает, чего от тебя можно ждать, и станет осторожнее.

— Мне нравится эта идея, — сказал он. — Как ты и сказала, единственное, что она уважает, — это силу, и она крепко подумает, прежде чем пойдет против тебя.

— Ну, — она повернулась к Кейт. — Я знаю, что этот твой аукцион позволит тебе обогнать ее, я хочу знать, насколько.

— Я могу показать тебе последние цифры, — сказал Блэз.

— И мы можем дать им возможность просочиться куда следует. Новости, если их сообщить кому следует, распространяются быстро.

— И появляются в печати, — с лукавым видом ввернула Герцогиня. — Я владею не одной газетой и несколькими журналами. А еще есть один журналист, который мне кое-чем обязан… Мы сыграем с ней в ее собственную игру.

Но Доминик ухитрилась нанести Кейт еще один удар.

Кейт вернулась в Лондон с ощущением, что ее несдержанность в этот раз оказалась уместной. Они с Блэром и Герцогиней обсудили тактику; она свозила их обоих в Кортланд Парк посмотреть, как подвигается подготовка к аукциону; Блэз подбил последние итоги, из которых следовало, что они с Доминик идут вровень, но, по расчетам Кейт, исходные цены Парка могут достичь — и достигнут, уверенно сказала Кейт, — более десяти миллионов фунтов. Что означало, что Доминик должна провести какой-то потрясающий аукцион в ближайшие два месяца.

Кейт ощущала полную готовность к борьбе и предчувствие победы. Но за три дня до начала аукциона к ней подошел Найджел Марш с каменным лицом и сказал:

— Мне думается, вам следует знать, Кейт, что не только в «Деспардс», но и в светских кругах, и среди наших потенциальных клиентов распространяются невероятно оскорбительные слухи.

— Относительно чего?

— Пожара в Кортланд Парке. Будто бы поджог устроили вы сами. Будто бы вы предприняли столько предосторожностей и собрали там столько людей, чтобы иметь возможность лично спасти коллекции, будто бы пожар самым подходящим образом начался в задней части дома, чтобы дать время и возможность разыграть «чудесное» спасение.

Лицо Кейт побелело.

— Как?

— Именно так. Такие слухи могут свести на нет все наши усилия и предрешить провал предстоящего аукциона.

— Значит, их следует немедленно прекратить.

— Я разговаривал с Джейн Боумен, известной журналисткой, специализирующейся по искусству, и объяснил ей, что слухи не имеют под собой ни малейшего основания. Я даже сказал, если слухи будут продолжаться, мы возбудим судебное дело о привлечении за клевету.

Она обещала напечатать это в завтрашней публикации.

Но одной заметки недостаточно. Нам нужно довести до сведения всех и как можно скорее, что все это подлая ложь, и, если возможно, обнародовать настоящую причину его возникновения.

Зазвонил телефон, Кейт сняла трубку.

— Вы уже слышали? — произнес Николас Чивли.

— Только что.

— Это все чепуха, конечно, я так всем и говорю.

— Мне нужны результаты экспертизы представителей страховых компаний. Я собираюсь выступить с публичным заявлением, если у меня будут эти сведения.

— Я уже пробовал, Кейт. Это первое, что мне пришло в голову, но страховщики говорят, что экспертиза еще не полная. При таких разрушениях это занимает довольно много времени. Они и сейчас там…

— Они не вылезают оттуда целыми днями!

Отчаяние в голосе Кейт заставило Николаса пообещать:

— Я сейчас же отправлюсь к ним снова.

— Это вопрос жизни и смерти, Николас. Либо слухи прекратятся, либо вместо аукциона состоятся мои похороны, а следом и ваши, поскольку вы занимались страховкой дома.

— Я еду немедленно.

— Хорошо. — Кейт положила трубку и обернулась к Найджелу. — Я хочу созвать пресс-конференцию — сейчас же! На кой черт мы держим отдел по связям с общественностью? Почему они до сих пор ничего не сделали?

— Сначала казалось, что слухи вот-вот утихнут… но они неожиданно стали набирать силу.

— И ведь мы знаем почему, правда? Даже знаем, от кого они идут. Ах, эта стерва! Эта сволочь!

— Я сейчас же поговорю с Биллом Сондерсом, — торопливо пообещал Найджел. Ему еще не приходилось видеть Кейт в такой ярости. Она вся пылала, под стать своим волосам.

Опровержение Кейт появилось в тот же день в вечернем выпуске «Стандард»:

— (ГЕРОИНЯ КОРТЛАНД ПАРКА ОПРОВЕРГАЕТ СЛУХИ». ЭТО ОТВРАТИТЕЛЬНОЕ ПОСЯГАТЕЛЬСТВО НА РЕПУТАЦИЮ И ЧЕСТЬ НЕ ТОЛЬКО МОЮ, НО И АУКЦИОННОГО ДОМА, ИМЕЮЩЕГО БЕЗУПРЕЧНУЮ РЕПУТАЦИЮ. Я ПОДАМ ДЕЛО В СУД, — ЗАЯВЛЯЕТ НАСЛЕДНИЦА «ДЕСПАРДС».

Ее заявление сводилось к тому, что в циркулирующих слухах, будто бы пожар, разрушивший Кортланд Парк, где чуть было не погибли произведения искусства ценою в миллионы фунтов, был подстроен в рекламных целях, нет ни капли истины».

Примерно то же прозвучало в шестичасовом выпуске новостей. Сидя за своим рабочим столом, Кейт говорила прямо в камеру, горячо и возмущенно. Она не скрывала ни своего гнева, ни обиды.

— Я руковожу аукционным домом, и у меня есть репутация, которую я не могу ронять. Кортланд Парк — всего лишь один из аукционов. Не глупо ли было рисковать всеми возможными аукционами ради одного этого?

Более того, неужели я стала бы рисковать жизнью людей ради рекламы? — Затем она рассказала, что собиралась купить Кортланд Парк. — Я предложила это поверенным покойного мистера Кортланда. Мне хотелось, чтобы у «Деспардс» было подходящее место для следующих аукционов. Я уже вложила изрядное количество денег в ремонт дома. Никто в здравом рассудке не поджигает после этого дома!

Наблюдая за выступлением Кейт, Агата Чандлер кивала головой.

— Покажи им, девочка, — подбадривала она.

Кейт позвонила сама, она хотела знать мнение Блэза.

— Как тебе кажется, это звучало убедительно? — с беспокойством спросила она.

— На мой взгляд, да. Ты здорово сказала все это.

И хорошо, что не стала никого обвинять. Оставь это мне.

На следующий день, открыв газету, Кейт увидела заявление, сделанное мистером Блэзом Чандлером. В нем совершенно недвусмысленно утверждалось, что слухи пущены «людьми, которые во что бы то ни стало хотят препятствовать проведению аукциона», и полностью отрицалась какая-либо связь происшедшего с мисс Деспард или с ним самим.

Как он и ожидал, Доминик пришла в бешенство.

— Как ты мог написать такое про меня! — кричала она.

— Я не называл ничьих имен.

— Тебе и не надо было. Всем понятно, в кого ты метишь.

— Тогда тебе прежде всего не следовало затевать эту историю со слухами.

— У тебя нет доказательств, что это я.

— Они мне не нужны. На всем видны следы твоих коготочков.

— А, все ясно… ты клялся в преданности, так как же с этим?

— Ну, скажем, все, что я испытывал к тебе, пропало.

Доминик перевела дыхание, потом прошипела:

— Так значит, твоя хваленая беспристрастность оказалась поддельной?

— Думаю, что ты лучше многих знаешь о подделках, лживости, двуличии и двойной игре.

Доминик ощутила силу черных глаз и почувствовала, что между ней и Блэзом возникла стена, которую уже не преодолеть. И она вдруг услышала:

— Ты с самого начала играла нечестно по отношению к Кейт Деспард. А теперь получила то же самое от меня.

Ты не умеешь действовать честно, верно? Если ты так всемогуща, если ты настолько лучше всех, зачем же эти обманы? Потому что без них ты не получаешь удовольствия от игры. Предупреждаю тебя, еще один выпад против Кейт Деспард, и я изобью тебя до синяков.

— Ты не посмеешь.

— Попробуй, узнаешь.

Доминик почувствовала укол страха. Любовь Блэза не просто ушла, она сменилась открытой ненавистью. Угроза, исходившая от него, была почти осязаемой.

Когда-то он отдал свою душу за ее улыбку. Теперь, она знала, он больше не посмотрит в ее сторону. Ее мысли метались. Да, надо признать, она переоценила его преданность; ей казалось, что ее способность очаровывать усыпит любое подозрение, любые сомнения. Она рискнула — и проиграла.

Но смелости ей было не занимать.

— Не лезь в мои дела, — прошипела она.

— Согласись, я никогда этого не делал.

Презрение Блэза оказалось последней каплей. Доминик обрушила на мужа поток французских ругательств.

Блэз наблюдал за ней, скрывая свои чувства за внешней бесстрастностью. Ему хотелось сомкнуть пальцы на ее прекрасной белой шее и изо всех сил сжать их. Ему хотелось бросить ей в лицо обвинение во всех ее мерзких делишках, хотелось осыпать ее оскорблениями, но он стоял и молча смотрел на нее. Смотрел так, что она не выдержала, схватила ближайший предмет — это был кофейник с уже остывшим кофе — и швырнула в Блэза. Он увернулся, кофейник ударился о стену. Доминик бросилась к двери, рванула ее на себя и выскочила из комнаты.

Через сутки представители страховых компаний опубликовали результаты своих розысков: ими была обнаружена трещина в газовой трубе, ведущей к котлу отопления. Скопление газа происходило постепенно и в конце концов привело к взрыву. Труба была старой, еще довоенной установки, и сильно проржавевшей. При работе котла взрыв раньше или позже был неминуем.

— Спасибо, Николас, — поблагодарила его Кейт.

— Не за что. Это все Чандлер. Оказалось, его Корпорация главный держатель акций страховой компании. Он дал им понять, что дело важное и что они должны поторопиться с экспертизой, если не хотят неприятностей. Эти американцы времени даром не теряют. Он еще послал в Кортланд Парк своего детектива. Настоящий сыщик, специалист по поджогам. Человек тертый, знакомый со всякими уловками. Я думал, он приведет нашу газовую компанию в полный порядок, но они пошли на попятный.

И вот ваше имя, дорогая Кейт, очищено от каких бы то ни было подозрений.

Кейт улыбнулась, слыша саркастические нотки в голосе Николаса. Она давно чувствовала, что Николас ревнует ее к Блэзу. Теперь это было совершенно ясно.

— У вас высокопоставленные друзья, — продолжал Николас. — Если речь идет об абсолютной власти, я всегда знал, что деньги обладают даром убеждать, но они говорят на всех языках, доступных человеку.

«Все, что мне надо, — чтобы Блэз говорил на языке, доступном мне», — подумала Кейт.

— Итак… — закончил Николас, — завтра вы им всем покажете.

— Но вы ведь, конечно, будете там?

— Никто не в состоянии помешать мне попасть в Кортланд Парк, и я думаю, что там необходимы будут полицейские заслоны, чтобы сдержать толпы жаждущих попасть на аукцион.

Николас оказался прав. Кейт осталась ночевать в «Пинк Тэтч» и утром, приехав в Кортланд Парк к девяти часам, застала толпы людей, стремящихся попасть на аукцион. Автостоянки были забиты машинами.

Ровно в десять Кейт под аплодисменты собравшихся поднялась на кафедру. В первом ряду она увидела Блэза и Агату Чандлер, Кресло Агаты стояло в проходе между рядами. Кейт улыбнулась им, и Блэз в ответ так посмотрел на нее, что на мгновение все, кроме его взгляда, расплылось у нее перед глазами. Агата подняла сжатые руки в боксерском приветствии.

Аукцион начался.

Как рассказывали впоследствии, зрелище было невиданное. Количество выставляемых на торги предметов и их превосходное качество просто потрясали. Одни только каталоги приводили людей в волнение; предварительный просмотр породил лихорадочную жажду приобретения, торг шел необыкновенно быстро — не больше двух минут на лот — и яростно, в нем участвовали претенденты со всего мира. Публика, раскрыв рот, следила за ходом аукциона.

Кейт использовала огромный круглый тент, под которым свободно могла разместиться тысяча человек. Она затянула его тысячами метров светло-розового шелка, купленного, по иронии судьбы, на распродаже тканей, предпринятой после пожара складов фирмы. Ее кафедра находилась в центре. Телевизионные экраны позволяли наблюдать за торгами зрителям из задних рядов, а в каждом из проходов стояли люди, чтобы не пропустить поднятой руки кого-то из участников торга. Кейт должна была находиться начеку, чтобы все видеть и слышать.

В руке у нее был микрофон, и ее голос был слышен в самом дальнем ряду. Ощущалось всеобщее лихорадочное возбуждение, и, по мере того как взлетали цены, даже воздух вокруг, казалось, вибрировал.

В первый день на аукцион была выставлена мебель работы французских мастеров. Каждый предмет превысил исходную цену, цена за некоторые вещи дошла до миллиона фунтов.

Был сделан перерыв на ленч, объем торгов был так велик, что справиться с ним за одно утро нечего было и думать. Напитки продавались в шатре рядом; на составленных раскладных столах была разложена еда. Можно было купить что-либо и расположиться на газоне. Солнце сияло, руины сгоревшего дома представляли собой живописный контраст всему происходящему, местный оркестр играл популярные мелодии. Завсегдатаи аукционов удивленно отмечали, что этот аукцион ни в малейшей степени не напоминал чинные торги на Арлингтон-стрит.

Вечером Агата заявила, что все это больше походит на прием гостей в саду, чем на аукцион.

На следующий день на торги были выставлены фарфор и стекло, на третий — серебро и бронза, на четвертый — ковры и гобелены с утра, драгоценности и золото вечером. В последний день должны были продаваться картины, рисунки, наброски знаменитых художников.

К этому времени Кейт была окончательно вымотана.

Под тентом было жарко. Свет, телевизионные камеры, — аукцион демонстрировался каждый вечер в специальном выпуске новостей, кроме того, велась съемка для интервидения, — напряжение и сосредоточенность дались ей нелегко.

Блэз с волнением следил за ней. Кейт осунулась и похудела на несколько фунтов. Как всегда, когда волновалась, она ничего не ела. Слава Богу, сегодня последний день. Она просто могла больше не выдержать. Ей нужен мир и покой, тишина и отдых, и Блэз ломал голову над тем, как лучше устроить ей отдых.

Но в Кейт таились скрытые резервы, ее вела решимость перекрыть все рекорды своей сводной сестры.

И когда цена первого же рисунка, набросок работы Дюрера, за полминуты взлетела с 50 тысяч до 700 тысяч фунтов, Кейт поняла, что она победила Доминик!

Каждый вечер после аукциона она подводила итоги дня; каждый вечер цифры убеждали ее в том, что она опередила Доминик дю Вивье.

Аплодисменты, которыми публика встречала появление каждой вещи, жаркий торг и прекрасно организованный аукцион устанавливали новые правила. И новые цены. Кейт писала исходную цену цифрами, а не кодом, как обычно, — настолько она была уверена в успехе.

Снова и снова она перечеркивала цифры и писала последнюю цену, и уже уставшая рука выводила цифры нетвердо.

Возбужденные зрители начали вскакивать с мест, от гула голосов, казалось, становилось все жарче. Когда Кейт объявила — «миллион фунтов» за шедевр кисти Досси, художника эпохи Возрождения, наступила тишина. Молчали и оба конкурента, сражавшихся за картину, — нью-йоркский дилер с внешностью Франклина Д. Рузвельта и элегантный француз, который, как было известно, покупал вещи по поручению греческого судовладельца-миллиардера. Кейт казалась удивленной.

— Ну так как же, джентльмены? Это все? — спросила она с наигранным удивлением, словно была поражена тем, что два эксперта могут так «невысоко» оценить вещь исключительных достоинств. Тент задрожал от смеха и аплодисментов.

А когда, наконец, стукнул молоточек и картина перешла в собственность француза за 1200 тысяч, все присутствующие поднялись, чтобы аплодисментами и одобрительными возгласами выразить свое восхищение не только Кейт, но и самим удивительным аукционом, приковавшим к себе внимание публики на целых пять дней.

Овация длилась несколько минут.

Кейт покинула кафедру совершенно ошеломленной, но Блэз тут же оказался рядом, служа ей защитой, отодвигая плечом тех, кто стремился оказаться рядом с нею, не замечая ее бледности, отсутствующей улыбки, механических приветственных слов. Кейт слишком устала, она не могла даже разговаривать. Блэз решительно протащил ее сквозь толпу, обнимая за плечи, поддерживая, когда она спотыкалась. Он привел Кейт в ее импровизированный кабинет, заставил, несмотря на сопротивление, выпить бренди. А потом они вместе сели в поджидавший автомобиль. И уехали, оставив Найджела Марша, Джаспера Джонса и других сотрудников «Деспардс» наслаждаться поздравлениями, похвалами, восторгами. К тому времени, как они очутились в гостинице, Кейт буквально валилась с ног. Поднимаясь по лестнице, Блэз заметил:

— Один раз это все уже с нами было, помнишь?

Кейт ответила ему слабой улыбкой. И как тогда, в Гонконге, Блэз раздел ее и уложил в постель, но в этот раз он поцеловал ее.

— Ты все сделала замечательно, любовь моя, — сказал он. — Просто великолепно.

Тяжелые веки Кейт затрепетали.

— Правда? — полусонным голосом спросила она.

— Что? Что все замечательно?

— Что я — твоя любовь?

— Да, моя единственная и только моя. Я люблю тебя.

Кейт удовлетворенно вздохнула.

— Я тоже… — и с этими словами она заснула.

Отклики на аукцион появились в прессе многих стран. А британская пресса расточала щедрые похвалы, посвящая ему целые разделы в ежедневных газетах и цветные приложения к воскресным выпускам.

Общая сумма выручки достигла 23 490 тысяч фунтов, что составляло мировой рекорд для аукционов подобного типа. Но главное, о чем говорили и продолжали говорить еще не одну неделю, — это стиль аукциона.

— Хотя, конечно, — утверждали некоторые, — удивляться тут нечему, ведь Кейт Деспард наполовину француженка.

— Что же тогда сказать о ее сводной сестре? Ведь эта женщина француженка на все сто процентов, и что же?!

О Доминик не было ни слуху ни духу со времени ее ссоры с Блэзом. О ней не напоминала ни пресса, ни реклама. Через день после аукциона Кейт, Блэз и Герцогиня со всем своим сопровождением перебрались в город, и в тот же вечер Кейт устроила прием в «Клариджес» Шампанское лилось рекой, а Кейт в чудесном платье из тонкой золотистой ткани, с летящими рыжими волосами была душою вечера. Здесь была и Шарлотта в бледно-голубом шифоновом платье, и Лэрри Коул, и все сотрудники «Деспардс», вплоть до посыльных. Кейт пригласила сторожей, пожарных и полицейских, так же как и представителей страховой компании, осчастливившей Николаев Чивли. А сам он, вдохновленный причитающимися ему пятью процентами, пел дифирамбы Кейт Деспард, «аукционистке века». Герцогиня, вся в ослепительном сверкании драгоценностей и в шелковом одеянии с золотым шитьем, отбивала ритм музыки, с удовольствием наблюдая за своим внуком и дорогой своей Кейт.

— Я так и знала, что это случится, если я буду сталкивать их друг с другом достаточно часто, — самодовольно сообщила она Минин, вызывавшей всеобщее любопытство своим светло-кремовым одеянием с бахромой и экзотической национальной вышивкой. — Теперь все, что нам надо сделать, это заставить ту, другую, убраться с дороги. Иначе в один момент все может рухнуть.

Допивая уже второй бокал шампанского, Герцогиня не заметила появления «той, другой». И не замечала до тех пор, пока Минни не дотронулась до ее руки. Поглядев туда, куда кивком головы указала Минни, Герцогиня увидела в дверях Доминик в алом платье с блестками, отливавшими, как чешуя. Ее знаменитые сапфиры в ушах горели, как два луча света.

Ее появление, казалось, повергло всех в оцепенение.

Разговоры утихли, танцы прервались, оркестр сыграл еще несколько тактов и замолк. Кейт, танцевавшая с Николасом Чивли, высвободилась из его рук и в развевающемся золотом платье решительно двинулась навстречу своей сводной сестре.

— Доминик, — вежливо приветствовала ее Кейт, осознавая ее красоту, присутствие духа, блеск и в первый раз сознавая свою собственную силу и красоту.

— Кейт, — кивнула Доминик ей в ответ с легкой улыбкой.

Они не прижались друг к другу щеками, не пожали рук, вообще не коснулись одна другой.

— Что здесь нужно этой шлюхе? — пробормотала Агата, ища глазами своего внука. Она увидела, как он неподвижно стоит в дальнем конце зала, не отрывая взгляда от двух женщин.

— Поздравляю, — холодно сказала Доминик.

— Благодарю, — ответила Кейт, выдерживая взгляд внимательно разглядывавших ее необыкновенных глаз.

— Успех вам к лицу, — продолжала ее сводная сестра.

— Я собираюсь теперь не расставаться с ним, — улыбнулась Кейт.

Сейчас только Доминик поняла, что Кейт неуязвима.

Ее уверенность в себе стала ей защитой. Вместо неуклюжей, замкнутой девушки, измученной детскими обидами, перед ней стояла сдержанная красивая женщина в сиянии бесспорного успеха. В ней наконец проснулся огонь, а Доминик по своему опыту знала, что, начав гореть, он не угасает. Но ситуация все же не безнадежная, решила она.

С помощью интриг можно добиться многого. Вот почему Доминик решила появиться на приеме сегодня вечером.

Удивить всех и попытаться что-нибудь узнать.

— Вы не хотите угостить соперницу бокалом шампанского? — насмешливо спросила она.

— Я не могу пригласить вас разделить мою радость, — сказала ей в ответ Кейт, — но, пожалуйста, возьмите бокал.

Высоко неся голову, чуть улыбаясь, чувствуя на себе многочисленные взгляды и пренебрегая ими, Доминик проплыла к длинному столу, а затем вдоль него к тому месту, где стоял ее муж. Она подошла прямо к нему, положила руку ему на локоть, встала на цыпочки и коснулась губами его подбородка.

— Дорогой… — прошептала она, а в сапфировых глазах загорелся вызов. На мгновение она ощутила триумф, увидев, как дрогнули его красиво очерченные губы, как в черных глазах появился интерес. Но рука, которой она касалась, была безответной. Однако именно он подал Доминик бокал шампанского. Обернувшись к Кейт, Доминик подняла бокал.

— Победителю достаются трофеи, — произнесла она, прежде чем осушила его. — Мы можем поговорить?

Кейт кивнула и, повернувшись, пошла между расступившимися гостями к зеркальным дверям в конце зала.

Открыв дверь, она пропустила Доминик вперед, прошла сама, и двери захлопнулись.

— Боже мой! — воскликнул кто-то. — Побеседовать!

Ну и наглость!

Поднялся шум:

— Вы видали что-нибудь подобное?

— Кейт держалась с ней бесподобно.

— Да, смелости у нее не отнимешь.

— Что ей сейчас нужно?

— Кто-нибудь проверил, у нее нет оружия?

Все повернулись к Блэзу, по виду которого было совершенно невозможно понять, что он чувствует, когда вот так стоит, высокий, безупречно элегантный в смокинге, а лицо его бледностью может соперничать с рубашкой.

Тогда взгляды всех обратились к Агате, а она повелительно произнесла:

— Вечер еще не кончился, друзья.

Оркестр снова принялся играть, танцующие пары вышли на середину зала, остальные, стоя группами, бурно обсуждали событие. Спустя несколько минут Блэз отставил свой бокал и подошел к бабке.

— Какого черта она тут разыгрывает? — хотела узнать Герцогиня.

— Для Доминик игра не кончается до тех пор, пока она не выигрывает.

— Но сейчас она выиграть не может.

— Именно это она решила выяснить.

— Думаешь, Кейт с ней справится?

Блэз улыбнулся.

— Теперь она сможет справиться, и справится. Это ее борьба; она не только должна выиграть, нужно, чтобы увидели, что она выиграла и объяснила Доминик, каким образом.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Как правило, знаю, но ведь каждый может ошибиться. Успокойся, — невозмутимо сказал Блэз. — Давай лучше выльем еще шампанского…

В небольшой комнате, белой с золотой лепниной, две женщины стояли друг напротив Друга, их отражения множились несчетно в зеркальных дверях и в зеркалах на противоположной стене, так что казалось, их противостояние уходит в бесконечность.

— Я недооценила вас, — призналась Доминик.

— Не могу сказать вам того же.

— В любом случае, и говорить об этом поздно.

— Для вас вообще все сейчас поздно.

Доминик открыла сумочку, алую, в тон платью, вытащила золотой портсигар и не торопясь зажгла сигарету.

— Скажите мне, — спросила она, — как вы этого добились?

— Честным и кропотливым трудом.

— О, я спрашиваю не про подвиги малышки Неподкупности, я имела в виду Блэза.

— Я ничего не делала. Просто была такой, какая я есть.

— Была повсюду, куда бы он ни повернулся, куда вас подталкивала эта вечно везде сующая свой нос его бабка. Меня она никогда не любила. А мне не приходило в голову считаться с ней. А вы, напротив, начали с нее…

Это весьма предусмотрительно. Она — единственный человек в мире, имеющий на него влияние.

— Она любит его.

— Да… а он, в сущности говоря, не такой уж милый человек. Привлекательный, конечно, очень мужественный. Я хотела его с самого начала.

— Но вы никогда не любили его.

— Ему это и не было нужно.

— Тогда.

— Как легко вы расправляетесь с Прошлым, — прошептала Доминик.

— В счет идет только будущее. Я дошла до этой мысли непростым путем.

— Да… Чарльз, разумеется, знал. Он знал намного больше, чем я могла себе представить. И что самое главное, он знал вас.

— Он был моим отцом «И, — подумала Кейт, — ты больше не смеешь называть его отцом. Это больше, чем все остальное, говорит о моей победе!» Пока Доминик могла пользоваться именем Чарльза Деспарда, ему было гарантировано место в ее памяти, теперь же он стал просто человеком, который когда-то был женат на ее матери.