Не в силах оставаться дома, Нелл отправилась бесцельно бродить по улицам, все время обдумывая один и тот же вопрос. Когда Нелл наконец пришла в себя оттого, что у нее ныли ноги и захотелось присесть, она увидела, что забрела в ту часть Лондона, в которой не была с тех пор, как ушла от Мики Шафнесси. Она была в районе Куинз-драйв, одном из ее постоянных мест «работы» в те времена.

Нелл передернулась. Как она ненавидела эту жизнь! Куинз-драйв была настоящей мясной лавкой, а они – развешенными на крюки кусками мяса. Мяса для продажи. Дешевого мяса... и живого. Которое можно было потрогать руками.

«Лиз вытащила меня из этого ада, – думала Нелл, высматривая такси в оживленном потоке машин. – Практически она спасла мне жизнь. Слава богу, что Лиз занималась благотворительностью в этой больнице, – таким образом, по ее словам, она старалась вернуть добро людям и сделать для них что-нибудь нужное. Может быть, сейчас тебе тоже представляется возможность принести пользу. Показания помогли бы поймать Тони Панаколиса. Эта мерзкая тварь должна перестать заниматься порнографией. Паола еще много лет назад говорила, что он снимает порнографические фильмы с использованием детей. Ты же прекрасно знаешь, что он до сих пор занимается этим делом, ну так сделай же что-нибудь!»

Разрываемая сомнениями, Нелл села в первое попавшееся такси и в мрачном настроении, разбитая и уставшая, приехала домой. Днем она вместо отдыха и сна ходила по городу, поэтому сейчас Нелл, даже не думая о еде, мечтала побыстрее добраться до постели. Под одеяло она забралась уже в полусонном состоянии, однако ее мозг был настолько перегружен, что всю ночь снились кошмары, во время которых ее разрывали на части: полная, по-матерински заботливая сержант полиции тянула ее за одну руку, симпатичный молодой инспектор – за другую, а за ноги – Филипп и Мики Шафнесси. Это была настоящая война, и она была задействована в ней самым непосредственным образом. Проснувшись, Нелл обнаружила, что простыня у нее туго обмотана вокруг ног, а руки по локти засунуты в наволочку. Она была вся мокрая от пота, а во рту ощущала какую-то неприятную сухость.

Пять минут под холодным душем и зубная паста «Листерин» быстро привели ее в порядок. Спустившись вниз, Нелл накормила кошек, неотступно следовавших за ней, а потом сделала глазунью и выпила две чашки крепкого чая с двумя румяными тостами. Теперь она чувствовала себя уже значительно лучше и, открыв телефонную книгу, нашла номер полицейского управлении на Кингз-кросс.

Записав его к себе в блокнот, она задумчиво уставилась на ряд цифр. Продолжая размышлять, она налила себе еще одну чашку чаю. Если этот симпатичный инспектор все еще там работает, она обязательно позвонит ему. Он был молодой, честолюбивый и строгий... и, вне всякого сомнения, привлекательный. Он вполне сможет все понять. Если она встретится с ним один на один, он передаст ее информацию дорсетской полиции. Почему бы и нет? Это было бы лучше и безопасней всего. Нелл не могла позволить себе рисковать, связываясь с дорсетской полицией. Лучше вообще держаться от нее подальше. Кто знает, где Тони насажал своих людей.

Тогда, в 1979 году, ходили слухи, что у него в полиции нравов куплен очень высокопоставленный офицер, поэтому ему все сойдет с рук. Теперь, спустя одиннадцать лет, Тони, наверное, стал еще более влиятельным и наглым. Кто знает, как далеко протянулись его щупальца? Нет, лучше иметь дело с муниципальной полицией, которая просто передаст ее информацию без сообщения имен и фамилий. Она будет настаивать, даже если для этого им придется дать обещание, написанное кровью, чтобы все осталось в тайне. Потому что она для них самый ценный источник информации.

Но до тех пор, пока ей не дадут твердого обещания, она не скажет ни слова, – подумала Нелл и, подняв трубку, решительно стала набирать номер полиции.

– Полицейское управление на Кингз-кросс.

– О, не могли бы вы мне помочь? Мне бы хотелось поговорить с инспектором Стивенсом.

– Но инспектора с таким именем, мадам, у нас нет.

– Но он должен был быть там, я его знала, когда он у вас работал.

– А когда это было, мадам?

– О... не очень давно. В 1979 году.

Она услышала, как в трубке присвистнули.

– С тех пор пришло и ушло довольно много людей, мадам, – с явным неудовольствием и раздражением ответил голос.

– Тогда, может быть, вы подскажете мне, где он сейчас работает?

– Подождите одну минуту, пожалуйста...

Нелл ждала, и наконец в трубке раздался чей-то голос, но уже другой:

– Вам нужен был инспектор Стивенс, мадам?

– Он оказал мне кое-какую помощь несколько лет назад, и мне хотелось бы снова с ним связаться по одному вопросу, если это возможно.

– Тогда вам лучше позвонить в Скотленд-Ярд, мадам. Он теперь уже не просто инспектор Стивенс, а старший полицейский детектив Стивенс.

– О!

– Если вы позвоните по телефону 230-1212 и спросите детектива Стивенса, то, думаю, вы его найдете, – заверил голос. – А на Кингз-кросс он не служит уже более десяти лет.

– Спасибо, – ответила Нелл. – Я сделаю так, как вы мне посоветовали. – Она повесила трубку.

«Старший полицейский детектив Стивенс! Милый молодой инспектор забрался очень высоко».

Так высоко, что теперь он, естественно, уже вряд ли помнит ту юную проститутку, с которой дважды сталкивался почти одиннадцать лет назад. Тогда он поступил с ней справедливо. Но сейчас... Старший полицейский офицер?.. Ее мечты рассеялись как дым. Надежды на то, что все ограничится быстрым визитом на Кингз-кросс, не оправдались.

«Я не могу себе позволить, чтобы хоть кто-нибудь увидел, как я иду в Скотленд-Ярд. Это будет полный провал, провал конспирации и инкогнито. Надо где-то с ним встретиться на нейтральной территории. Может быть, в баре? Или в ресторане какого-нибудь отеля? В таком месте, которое было бы для меня более-менее безопасным. Ему надо быть в нормальном костюме. Как-никак он теперь старший полицейский детектив...»

Интересно, он остался все таким же? Узнает ли она его? Нелл помнила инспектора очень хорошо. Она всегда чувствовала себя в долгу перед ним. Теперь ей предоставлялся прекрасный шанс вернуть долг.

– Все это бесполезно, – говорила Нелл кошкам, сидя на кухне с чашкой кофе. – Нельзя плыть против течения, я все равно неизбежно приду к тому, что должна сделать. – Чувствуя ее настроение, кошки с удивлением смотрели на нее красивыми желтыми глазами. Она подошла к висящему на стене телефону и набрала номер Скотленд-Ярда.

Она попросила позвать к телефону старшего полицейского детектива.

– А кто его спрашивает?

– Меня зовут Элли Литтл. – Тогда это имя заставляло людей удивленно поднимать брови. Интересно, какое впечатление оно произвело сейчас? Она добавила: – Я знала старшего полицейского детектива Стивенса, когда он был инспектором на Кингз-кросс.

– А какого характера ваша информация?

– Я бы хотела поговорить лично с ним.

– Одну минутку, пожалуйста.

Нелл терпеливо ждала. Наконец в трубке раздался голос:

– Стивенс слушает. Нелл глубоко вздохнула.

– Я сомневаюсь, что вы меня помните, но мы встречались с вами несколько лет назад, когда вы были инспектором на Кингз-кросс.

– Я ушел с Кингз-кросс в 1979 году. – Голос был глубоким и чистым. – Это имеет отношение к какому-нибудь конкретному делу?

– Да, ко мне. Вы остановили меня на Йорк-уэй однажды вечером и предупредили за занятия уличной проституцией, но в полицию так и не забрали. – Нелл не хотела упоминать Парк-лейн. Об этом речь пойдет, если вообще пойдет, позже.

– Я больше не работаю с полицией нравов. – Теперь сомнений не оставалось, что это голос Стивенса, но Нелл почувствовала, что он потерял к ней интерес.

– А не могли бы вы передать в соответствующие инстанции кое-какую информацию, которую я готова вам сообщить?

– Информацию о чем? – В его голосе не чувствовалось никакой заинтересованности.

– О теле тринадцатилетнего мальчика, найденного в лесу Уорхэм, Дорсет, неподалеку от ловушки для барсуков.

После непродолжительного молчания он заговорил совсем другим голосом:

– Да, я бы смог передать эту информацию. А какое отношение вы имеете к убийству?

– Мне кажется, что я знаю, где оно произошло, а также когда и, наверное, по какой причине.

– Почему вы не связались с дорсетской полицией? Ведь дело ведут они.

– Существует ряд причин, и очень серьезных, по которым я не хочу иметь дело с дорсетской полицией и вообще с этим регионом страны. Если вы хотите знать больше, то, думаю, нам лучше встретиться и поговорить.

– Где и когда?

Нелл назвала одно из наиболее фешенебельных мест на Кингз-роуд.

– Сегодня вечером в шесть тридцать. Я буду ждать вас в баре.

– А как я вас узнаю? – В его голосе не было ни капли удивления из-за того, что какая-то проститутка хочет с ним встретиться в самом роскошном месте Лондона.

– У меня черные волосы, короткая стрижка, глаза зеленые. Я буду в шелковом, цвета белого мрамора платье. В ушах – сережки с жемчугом. Ах да, еще «Джорджио». Вы разбираетесь в духах?

– Эти я знаю.

– Тогда до встречи в шесть тридцать. – И Нелл повесила трубку.

Марк Стивенс включил магнитофон, услышав, что речь идет об убийстве Даррена Генри, и, перемотав пленку на начало, откинулся в кресле, чтобы прослушать разговор еще раз.

– Послушай-ка вот это, – обратился он к человеку, сидящему через стол от него.

Когда пленка закончилась, Марк Стивенс медленно выключил магнитофон.

– Ну и что? Вы ее помните? – спросил его сержант-детектив Билл Росс.

– Естественно, нет! Я предупреждал и арестовывал в то время их целыми пачками. Элли Литтл... – Он в недоумении поднял голову и посмотрел на своего коллегу. – Может, тебе Элли Литтл что-нибудь напоминает?

– Нет. Разве что имя Элайн. Приятный голос, правильное произношение, без акцента. Не могу вспомнить, чтобы встречался с ней за время работы в полиции нравов, но я все-таки проверю Центральный каталог за 1979 год, может быть, даже 1978-й... чтобы быть уже полностью уверенным.

– Я думаю, что ее имени там наверняка нет. Слишком много времени прошло.

– Ну а вдруг?

– Я бы чувствовал себя намного уверенней сегодня вечером. Но все равно ты должен пойти сегодня со мной. Будь там в 6.15. Проследишь, как она войдет, и сядешь так, чтобы было удобно видеть нас и всех остальных посетителей.

– Вы что, думаете, это ловушка?

– Точно не знаю, но случившееся в Дорсете говорит о том, что мы имеем дело с хорошо организованной бандой. Она может входить туда, а может, и нет. Может, ее просто хотят использовать как приманку. Эту банду педофилов мы уже достаточно хорошо знаем по их делам. Они снимают видеофильмы. Она вполне может быть одной из исполнительниц роли в подобном фильме. Или столкнулась с какой-нибудь проблемой, которую не в состоянии разрешить сама.

– И вы думаете, что именно поэтому она хочет с вами встретиться?

– Не знаю, но это, видимо, очень серьезное дело. Ты слышал, что она сказала о дорсетской полиции? Она не хочет с ними связываться, значит, не доверяет.

– Вы точно ее не помните?

– Черт тебя побери, Билл, в районе Кингз-кросс шлюх на улице больше, чем окурков!

– Но она-то вас явно помнит.

«И только вас», – усмехнувшись в душе, подумал Билл Росс, чувствуя одновременно зависть и восхищение. Мать Марка считала, что ее сын безумно красив и гениален, и это дало ему необыкновенную уверенность в отношениях с женщинами. Но он был настоящий карьерист-полицейский в хорошем смысле этого слова. В свои тридцать восемь лет Стивенс был самым молодым старшим полицейским детективом в муниципальной полиции. Его отец был блестящим адвокатом, но главную роль в семье играла мать, амбиции которой в отношении их сына были безграничны. Она была очень недовольна, когда после Кембриджа «единственный свет в ее жизни» стал работать в полиции.

Через два года он был уже сержантом. Его послали в полицейский колледж в Брамшилле, где он прошел специальный расширенный курс. В двадцать пять Стивенс был уже инспектором. После двух лет работы на Кингз-кросс в полиции нравов он перешел в отдел борьбы с преступностью и уже там, на Вайн-стрит, еще через два года стал старшим инспектором-детективом. После чего был переведен в отделение на Паддингтон и проработал там три года. К тому моменту, как ему исполнилось тридцать восемь лет, он уже был старшим полицейским детективом в специальном подразделении по борьбе с преступностью в Скотленд-Ярде.

Считалось, что он принадлежит к высшим эшелонам полицейской элиты, поэтому его личное дело и все документы были безупречными. Репутация и досье детектива Стивенса были блестящими, потому что он, как говорили за его спиной, «нутром чувствовал», где и как надо искать. Он умел читать между строк то, что оставалось недоступным для остальных, и никогда никому и ничему не доверял. Ему нравилось разгадывать всевозможные головоломки, развязывать гордиевы узлы. Он был вежлив и терпелив, но, если нужные ему файлы и документы опаздывали, мог быть и жестким. Его все любили и по-дружески называли «голубоглазкой», и даже сам комиссар обращался к нему по имени.

Ожидалось, что к сорока годам Стивенс станет главным суперинтендантом, а к сорока пяти – командером. Ему оставалось перешагнуть в табели о рангах всего две ступени, и все считали, что если по какой-либо счастливой случайности министром внутренних дел к этому моменту будет женщина, то шансов на повышение у него больше, чем у кого бы то ни было: достаточно одного взгляда огромных голубых глаз, чтобы «навсегда потерять голову».

Глаза у него были не нежно-голубые, а интенсивного кобальтового оттенка, от которого в моменты злости и неудовольствия веяло холодным североатлантическим ветром. Они разительно контрастировали с седеющими светлыми волосами. Седеть он начал около тридцати, но это не портило его внешность. Рост шесть футов два дюйма и длинные стройные ноги доводили некоторых женщин до умопомрачения. Поэтому Билл даже не удивился тому, что этот «предполагаемый источник информации» обратился столько лет спустя к молодому инспектору. Женщины обычно запоминали не столько имя Марка Стивенса, сколько его лицо, фигуру и неповторимую индивидуальность. О его лице они обычно говорили: «Раз увидишь и никогда не забудешь». Ни у кого из коллег не возникало сомнений, что главным для него в жизни всегда оставалась работа. Женщины были на втором плане. Еще ни одной женщине, несмотря на их усилия, не удавалось изменить это соотношение. Большинство рано или поздно отчаивались и бросали это занятие, потому что в конце концов после долгих часов, дней и месяцев постоянного ожидания его с работы, заданий и выездов женщины начинали понимать, что они давным-давно забыты. Последний раз он «крутил роман» с голливудской звездой, снимавшейся в боевике на киностудии «Пайнвуд» в Бакингемшире. Ей приходили письма с угрозами от какого-то сексуального маньяка. Звезда была слишком «крупной шишкой», чтобы приставить к ней для охраны простого инспектора, а так как Марк Стивенс всегда находил с женщинами общий язык, послали его. Их отношения продолжались до тех пор, пока он был в состоянии терпеть их, потому что в конце концов понял, что его мысли были совсем не о ней даже тогда, когда она была рядом. С тех пор единственным человеком, который видел Марка Стивенса вне работы, была его мать.

– Ну и как вы это оцениваете, – спросил Билл, – как обычную подставку?

– Думаю, да. По крайней мере до тех пор, пока мы сами на месте не сможем оценить обстановку. Она может быть полезной, но, может быть, это и ловушка.

– Как в том случае?

– Да. Надо быть очень осторожными. Возможно, она и хочет предоставить информацию, но ты должен меня подстраховывать.

– Вы знаете этот бар?

– Да, – Марк скривился. – Блестит, как елочная игрушка. На это стоит посмотреть; но только до половины седьмого вечера. Его завсегдатаи к этому часу только вылезают из кроватей. Так что в назначенное время там народу будет мало. Она это место явно хорошо знает.

– Вы думаете, что она все еще играет в те же игры?

– Но не так, как она играла в них на Кингз-кросс. На Кингз-роуд игроки совсем другого уровня.

– Ну а как вы собираетесь играть в эту игру?

– На слух. Пусть говорит она, пусть берет инициативу на себя. Я буду слушать. Раз она смогла дорасти до такого фешенебельного заведения, то должна знать правила игры.

– Ладно, проверю список проституток, чтобы быть полностью уверенным...