1
Зазвонил будильник, Нелл протянула руку и нажала на кнопку. Через несколько секунд раздался голос, информирующий о прогнозе погоды на предстоящий день. Она зевнула, потянулась и, почувствовав, что на ногах больше нет приятной теплой тяжести, поняла, что кошки, с присущей им вежливостью и осторожностью, тихо спустились вниз и вышли в сад по своим надобностям. Теперь, услышав звон будильника, они с радостным мяуканьем мчались вверх по ступенькам, чтобы промяукать «с добрым утром» и выразить свой неописуемый восторг по поводу предстоящего завтрака.
– Доброе утро, мои родные. – Она гладила каждого за ушами и под шейкой. – Ну-ка пойдем посмотрим, что у нас там сегодня вкусного. – Она накинула халат и сунула ноги в мягкие пушистые тапочки. К тому времени, как она вошла в кухню, обе кошки уже терпеливо ждали у своих мисок, но Нелл сначала поставила на плиту чайник, а потом уже, выбросив в мусорное ведро остатки вчерашней пищи, положила нарезанные мелкими кусочками вареные почки. Раздвинув шторы и подняв жалюзи, она увидела, что на улице идет сильный дождь.
– Вот черт! Теперь никуда и не пойдешь. – Она налила кипяток в заварной чайник и, накрыв его стеганым чехлом, поднялась наверх, чтобы принять душ и переодеться. В 8.15 она спустилась вниз в старомодной длинной твидовой юбке, свитере торфяного цвета из шерсти ламы и грубых серо-бурых чулках. В этой одежде она выглядела лет на десять старше, чем одетая в современные наряды. Волосы она подобрала и заколола на затылке в плотный узел, накинув себе еще лет пять. Сделав себе пару тостов, она намазала их маслом и положила сверху мармелад «Фрэнк Купер Оксфорд». День она начала так, как приличествует женщине, ведущей размеренный образ жизни, – с чтения «Дейли телеграф» и легкого завтрака.
Десять лет назад, пять месяцев спустя после смерти Лиз, она продала ее дом и переехала в другой, немного поменьше, расположенный на тупиковой Уигмор-стрит. Она купила его потому, что агент по недвижимости превозносил спокойствие и тишину этого района. В домах по соседству редко появлялись хозяева – всемирно известная манекенщица и актер, большую часть времени проводивший на съемках за границей. На противоположной стороне вымощенного булыжником тупика находились торцы зданий, выходивших на другую улицу. Новый дом был очень похож на дом Лиз, только здесь была всего одна ванная; зато внизу размещался огромный сухой подвал, и Филипп, у которого не было в его квартире соответствующего помещения для хранения бесчисленных драгоценных вин, держал их теперь здесь, заставив две стены от пола до потолка.
За те годы, которые Нелл прожила в этом доме, манекенщица так и не появилась, а вместо актера в его доме стал жить временный наниматель, какой-то фотограф, которого тоже почти не было видно. Здесь некому было подсматривать в окна и следить за тем, как она уходит по вечерам на свидания. Она вела жизнь одинокой незамужней женщины (это еще мягко говоря, потому что обычно о таких говорят «старая дева»), работая помощником врача. Она ходила к нему три раза в неделю – во вторник, среду и четверг с 9.30 до 17.00. В основном она занималась тем, что выписывала рецепты. Жалованье, естественно, соответствовало характеру работы.
Если Нелл не оставалась у клиента на всю ночь или возвращалась не очень поздно, она вставала в девять утра и после уборки в доме и кое-каких других мелких дел имела еще немало времени, не заполненного посещением магазинов, кинотеатров, музеев и т.п. Работать три раза в неделю у врача было идеальным решением проблемы, тем более что такая работа была ей знакома. Отец, как только она немного подросла, заставил ее разбирать и приводить в порядок свои медицинские записи и наблюдения. Лишь взглянув на врача, пластического хирурга, с которым ей предстояло работать, Нелл поняла, что проблем здесь не будет. У него была частная практика, а клиентура состояла в основном из людей, с пятницы до понедельника живущих за городом, поэтому помощница была нужна ему не более трех раз в неделю. Остальное время он выполнял свои обязанности в пригородных имениях пациентов. Нелл превратилась в Элеонор Джордан, которая прекрасно подходила для этой работы. Чтобы выглядеть старше, она одевалась так, как, по ее мнению, должна была одеваться незамужняя женщина лет пятидесяти, делала скромную прическу и носила старомодные очки с простыми стеклами.
Доктор-консультант, интеллигентный, прилизанный и маленький, окинув ее взглядом с головы до ног, сразу согласился. Именно то, что он искал. Аккуратная, скромная, наверное, очень исполнительная и – что самое главное – не молодая и не охотница за мужскими сердцами. Она никогда не раздражала его пациенток, как это делала бывшая помощница, смазливая блондинка двадцати шести лет, внушавшая им мысль о наличии у нее с доктором сексуальной связи. Для него она была просто Элеонор, она его называла всегда только «мистер». Оба были полностью удовлетворены своим выбором. Пациенты были ею довольны, она никогда не опаздывала на работу, не пропускала часы приема и была такой аккуратной, что он вынужден был признать, что такой исполнительной женщины он еще никогда не встречал. Его записи и карточки были в идеальном порядке, журналы и ведомости разложены точно по своим местам и всегда заполнены так, как надо. Она даже точно в срок отсылала все налоговые ведомости, и его доверие к ней было настолько велико, что он позволял ей вести его деловые счета. Бухгалтер делал всё остальное.
Но лучшим ее качеством были такая замкнутость и углубленность в себя, что, исчезнув из поля зрения, она невольно исчезала и из памяти. Женщина была как бы безликой. Он не имел представления, где она живет, правда, знал, что она держит двух кошек. Еще она сообщила, что имеет какой-то дополнительный источник дохода, но каким он был по характеру, доктор даже не предполагал. Да это его и не волновало. Элеонор Джордан существовала для него только в его кабинете, и он не хвастался своим «сокровищем», когда его коллеги с горечью сетовали на низкий уровень подготовки и нерадивость нанятых ими помощников. Он не знал – и его это абсолютно не волновало, – как и чем она живет в оставшиеся четыре дня, когда не работает с ним. Пока она находилась в его офисе и все в нем работало как хорошо налаженный двигатель, он был спокоен. На Рождество он покупал ей обычно или цветок в горшочке, или коробку шоколадных конфет, или и то и другое сразу. Он так редко проявлял к ней интерес как к человеку, что даже не мог представить, что, стоит ему взглянуть на нее чуть-чуть попристальнее, и он увидит абсолютно другую женщину, вовсе не такую старую, какой он привык ее считать. Но это невнимание было ей на руку, потому что в конце концов Нелл превратилась в неотъемлемую часть обстановки и жизни офиса доктора, полностью слившись с ними. Нелл прекрасно знала, какую роль играет внешность и что люди оценивают других в основном по одежде. Поэтому то, что она носила, было всегда старым и потертым, дужки очков – толстыми и несовременными, а волосы уложены в вышедшую из моды прическу. Идя на работу, она никогда не пользовалась косметикой. Но время шло и вносило свои изменения во внешность Элеонор. Оно прибавляло серых, с легкой, едва заметной сединой волос и стягивало кожу в уголках глаз в микроскопические морщины. Но все это исчезало, когда наступала ночь и приходило время играть Клео. Здесь, как и на работе у врача, она тоже создавала новый образ.
Клео откидывала назад черные как смоль короткие волосы, которые были подстрижены так же, как и у Лиз. Один итальянский мастер сделал ей парик из настоящих волос молодой монахини, недавно принявшей постриг; стоило это целое состояние, но зато, когда она надевала его, превращаясь в Клео, ни один человек в мире не мог бы сказать, что Элеонор Джордан и Клео Мондайн – одна и та же женщина. Она пользовалась контактными линзами, благодаря которым глаза приобретали глубокий темно-зеленый оттенок. Нанеся после этого на лицо роскошную дорогую косметику, Нелл становилась неузнаваемой.
Она была новой Клео только для новых клиентов, но, по мере того как время шло, новые клиенты превращались в старых и им казалось, что они знают ее, как никто другой. Она росла в своем искусстве играть роль, которую от нее ждали, и по мере роста мастерства рос и счет в Цюрихе, открытый на ее имя.
Чтобы оплачивать дом, она выгодно вложила определенную сумму, что обеспечивало ей вполне приемлемый доход.
«Мерседес Спорте» был продан (слишком дорогое удовольствие). Клео теперь ездила на «Гольфе». Но не мисс Джордан. Последнюю никогда не видели за рулем автомобиля. Она обычно ездила на автобусе, метро или ходила пешком. До работы было всего десять минут быстрым шагом.
Как ей часто советовала Лиз, Нелл никогда не стремилась к тому, чтобы иметь слишком много клиентов. Их появление в ее жизни не должно было причинять ей никаких проблем и трудностей. Ей вполне хватало ограниченного круга мужчин. Нелл могла себе это позволить, тем более что недавно пришла к выгодному соглашению с одним своим американским клиентом. Тот по совету своих финансистов для снижения суммы налогов с прибыли вложил деньги в картинную галерею на Мэдисон-авеню и пригласил ее на открытие выставки.
Она была одета как раз для такого случая: кремовое платье от Валентине, купленное во время последнего посещения Милана. Там у нее был клиент, связывавший с белым или кремовым цветами все самое прекрасное в своей жизни – в его фантазиях в таких одеяниях представали расцветающие девственницы. Поэтому он оплатил это платье. Туалет дополняло жемчужное ожерелье из восемнадцати крупных жемчужин и прекрасные серьги из такого же жемчуга. Легкий аромат «Балманс Айвор» завершал очаровательный образ.
В галерее было полно народу, посетители регулярно читали «Вэнити фэар», поэтому вели себя, как будто во всем разбираются и все понимают. Женщины напоминали безликие вешалки для одежды, а мужчины были одеты в одинаковые костюмы. Кроме одного.
В какой-то момент, оглядывая непривычно белую комнату с картинами (художник считал, что белый фон придает его творениям особую силу и яркость), Клео почувствовала на себе его пристальный взгляд и, оглянувшись, встретилась с мужчиной глазами. Они были черными как уголь и блестели, как будто их покрыли лаком. И еще они были настойчивыми. Очень настойчивыми. Но, находясь с клиентом в обществе, она никогда не позволяла себе кокетничать с другими. Мужчина следил за ней и следил специально. Куда бы она ни шла, она повсюду чувствовала на себе тяжелый взгляд этих блестящих глаз, даже не видя их хозяина. Неужели этот человек ее знает? Или, может быть, слышал о ней? Вполне возможно, что видел ее с другим клиентом и запомнил, а теперь узнал. Ее высокая ставка как проститутки зависела от осторожности и благоразумия настолько же, насколько и от актерских способностей и таланта. Стать известной проституткой означало для нее полную гибель и разорение, тогда любой мужчина мог бы позволить себе пристать к ней с самыми грязными предложениями. На ней бы стояло клеймо подстилки для ног.
Она вышла из галереи. Здесь не было никаких признаков Человека с Пронзительным Взором, хотя она была на сто процентов уверена, что он наблюдал за ней через окно. Они уехали в маленький, аккуратный домик клиента за городом. Здесь хранилась одежда, необходимая для сексуального представления, разыгрывавшегося в специальной зеркальной комнате. Клиент просто обожал зеркала.
Как всегда, они поднялись по лестнице на второй этаж сразу в ту комнату. Там она сидела, а он изображал перед ней стриптиз, после чего шел в ванную принять душ. Затем наступала очередь Клео. Она брала опасную бритву, которой было, наверное, столько лет, сколько Нелл, – в свое время Филипп предусмотрительно научил ее пользоваться и ею, – и брила клиента так, что нежность кожи на лице могла сравниться с нежностью женской груди. Главное было не поцарапать и не порезать. Во время этого процесса он сидел обнаженным в кресле напротив туалетного столика театрального, типа, все лампы включены, и огромное красивое зеркало повернуто, чтобы ей лучше было видно его лицо во время работы.
Затем она тонким слоем наносила ему на щеки полупрозрачную пудру с мелкими блестками и немного подкрашивала румянами скулы. Кремом смазывались шея и плечи клиента, а также ключицы до того места, где у него начинались фальшивые груди. Чтобы грудь больше бросалась в глаза, она использовала блеск. После этого наступала очередь глаз, она подводила веки тремя видами теней, накладывала большие накладные ресницы, тушью красила их и уже в конце проводила вдоль век две тонкие черные линии. Последним был рот. Клео вся погрузилась в работу, и уже через несколько минут вместо его полных, чуть припухших губ получился аккуратный, кокетливо-капризный ротик. Завершив свой титанический труд, она повернула его к зеркалу и улыбнулась. Он любовался собой, поджимая губы, растягивая их в улыбке, посылая ими воздушный поцелуй и кокетливо стреляя глазами. Потом она принесла ему его новую «одежду»: бюстгальтер из шелка, который застегивался не сзади, а на груди, с черными оборочками по краям; ниже лиф переходил в пояс с длинными восьмидюймовыми подвязками ярко-красного цвета. На ноги он надевал черные нейлоновые чулки и лакированные туфли с необычайно высокими каблуками и ремешками, застегивающимися вокруг лодыжек. Все это было его размера, специально сшито или подобрано в магазинах. Последним предметом туалета являлся парик со светлыми, завитыми волосами, покрытыми лаком. Нелл помогала клиенту облачиться в эти доспехи, а он в это время не переставал играть губами, выгибать шею и принимать разные позы. Нелл считала, что, преобразившись, он стал выглядеть смешно и нелепо, но тут она заметила, что, играя и кокетничая со своими изображениями в зеркале, клиент стал делать движения, которыми он как бы хотел сжать у себя что-то между ног. Это было явным признаком начала возбуждения. Когда Нелл видела, что начинается эрекция, наступало ее время. Она молча покидала комнату, но даже если бы и говорила, он ничего бы не услышал, занятый флиртом со своим отражением. Подождав за дверью несколько минут, она врывалась с шумом в комнату и после десятисекундного шока от того, что перед ней якобы внезапно открывалось, закатывала такую истерику, что шипящий вулканический гейзер по сравнению с ней показался бы ледяным источником. Она поносила его на чем свет стоит, смеясь над его беспомощностью, с издевкой оценивая его женский облик и обзывая его уродливой горгульей, в ее голосе звучало все многообразие интонаций – от пренебрежения и издевки до беспощадной злости. Ярость и злоба действовали на него наиболее возбуждающе, и в конце концов его член напрягся так, что стал фиолетовым и твердым, как гранит. Напоследок она с отвращением говорила ему, показывая на торчащий пенис:
– Ты считаешь, что похож на женщину?! Ты же не женщина, а чучело огородное!!! Хотя и на мужчину ты тоже не похож. Я даже не знаю, что это такое у тебя между ног и что с этой игрушкой теперь делать.
– Зато я знаю! – ревел он и бросался на нее. Это всегда происходило шумно и быстро, потому что клиент был уже настолько возбужден, что не мог ждать ни секунды. Она его явно удовлетворяла, потому что его оргазм вызывал у него неописуемую бурю эмоций и стонов, после чего, обессиленный и опустошенный, он сползал с нее и падал рядом. Когда дыхание немного успокаивалось, он обычно говорил ей слова благодарности. На этот раз он особенно разошелся:
– Господи, Клео. Ты знаешь, как довести человека до сумасшествия и заставить его самого броситься в ад! Ты разыгрываешь эту сцену в сто раз лучше, чем любой из тех... кому я вынужден был платить раньше. Мне бы хотелось встречаться с тобой почаще и включить в свой штат, взять бы на службу. Что ты на это скажешь?
– Ты же знаешь, я беру только наличными.
– Конечно... естественно. Я имею в виду другое: я буду платить тебе заранее и смогу пользоваться твоими услугами по первому звонку.
– Сколько? – лаконично и строго спросила Нелл.
– Сотня тысяч в год устроит?
Нелл несколько секунд помолчала, стараясь скрыть свое удивление и радость и сделать вид, что она обдумывает его предложение.
– Хорошо, – наконец согласилась она. – Можно попробовать.
– Я вышлю деньги завтра. Сама понимаешь, надо сначала получить бабки за одно дело.
– Согласна.
Он удовлетворенно кивнул головой:
– Я люблю все самое лучшее и не останавливаюсь перед ценой. Ты лучше всех женщин, которых я когда-нибудь знал. – Он посмотрел на свои «Патек-Филиппе», лежащие на прикроватном столике. – О черт! Мне пора идти. Мы решили съездить на уик-энд за город, поэтому, если я опоздаю, начнутся всякие расспросы и дознания. Терпеть не могу... Созвонимся, о'кей?
– Ладно.
Нелл уехала так же незаметно, как и приехала, заказав такси прямо до отеля, где на ее имя до воскресенья был заказан номер. Здесь она снова стала Нелл Джордан.
Она приняла ванну, сделала все необходимые гигиенические процедуры и надела свою любимую пижаму из зеленого шелка. В номере имелась кухня, поэтому она смогла приготовить себе кофе и сандвич с ростбифом, благоразумно купленным в магазине «У Вульфа» на Лексингтон-авеню несколько часов назад, перед тем как ехать на выставку. На ржаном хлебе лежало шесть дюймов говядины, тонко нарезанный помидор и маринованный огурец. Устроившись напротив телевизора, она смотрела отрывок какого-то фильма и ела сандвич, с удовольствием облизывая пальцы. Зайдя на кухню вымыть чашку и тарелку, она заметила, что пошел дождь. «Ну и пусть себе идет, – спокойно подумала она. – Сегодня я уже никуда не собираюсь...» Мысль о ста тысячах долларов, которые ей только что пообещали, приятно грела сердце. Он был не такой уж привередливый и требовательный клиент. По правде говоря, ей больше нравился он сам, чем то, что он с собой делал. Он был простой человек из небольшого городка Нью-Джерси, который сам всего достиг. Сейчас он вложил деньги в очень прибыльные дела и поэтому позволял себе расслабиться, как ему хочется. Ему очень нравилось одеваться как проститутка. Но, когда дело доходило до секса, он, естественно, действовал как мужчина.
Она решила пораньше лечь спать. Чтобы успеть на утренний «Конкорд», ей надо было встать с первыми лучами солнца, к тому же по телевизору не было ничего такого, что заставило бы смотреть допоздна. Наверное, завтра не мешает с утра пройтись по магазинам, а улететь обратно в Лондон вечером. Она всегда меняла первый класс «Конкорда» на бизнес-класс, а разницу тратила на покупки. В понедельник у нее не было никакой работы и свиданий, поэтому вполне можно улететь вечером на любом подходящем рейсе.
«Все идет как надо», – подумала она, перед тем как лечь в постель. У нее была прекрасно организованная жизнь, хотя, правильнее сказать, две жизни, постоянно сменявшие друг друга. Двойная жизнь. Днем она была незамужней Элеонор Джордан, отвернувшись от которой можно было сразу же ее забыть. Ночью превращалась в Клео Мондайн, высокооплачиваемую куртизанку по звонку с прекрасным лицом, совершенным телом и незаурядными сексуальными навыками.
У нее был занят каждый день, потому что если она не печатала на машинке, не проверяла бухгалтерские счета, то занималась уборкой дома, ходила по магазинам, обновляя свой гардероб, и, что самое главное, следила за своим телом. День в неделю она обязательно посвящала массажу, маникюру, педикюру и занятиям физическими упражнениями в одном частном заведении. Все дни и большая часть ночей были наполнены приятными занятиями, и это ее вполне устраивало, потому что она не любила безделья.
Она прекрасно вписывалась в рамки своих заработков, надеясь выйти из игры, когда ей исполнится тридцать пять. Она намеревалась закончить платный курс университета. А имея ученую степень, она уже по-другому сможет посмотреть на жизнь – может быть, получит еще одну! Как бы там ни было, сейчас самое главное – побольше откладывать, чтобы, когда настанет время оставить работу, у нее было достаточно денег безбедно дожить до конца своей жизни.
Она уже собиралась выключить свет, когда услышала звонок. Нелл насторожилась. Кого это могло принести к ней в столь поздний час? Кто бы это ни был, странно. Даже более чем странно.
О том, что она здесь, никто не знает. Дежурного она ни о чем не просила. Вряд ли клиент захотел еще чего-нибудь от нее... ах да, это могут быть деньги! Вернувшись в ванную, она намотала на голову полотенце, чтобы скрыть от клиента каштановые волосы без парика. Посмотрев в глазок, она не увидела ничего, кроме огромной разноцветной массы, напоминавшей цветы. Цветы!
– Кто там? – спросила она.
– Специально для вас, мисс Мондайн.
Деньги и цветы... Нелл застыла в нерешительности, колеблясь между осторожностью и восхищением. Этот странный клиент никогда раньше не посылал ей цветы. Хотя сто тысяч долларов... может быть, ему нравится делать такие подарки с цветами... Она открыла дверь.
Букет оказался столь огромным и тяжелым, что она еле удержала его, каким-то чудом умудрившись все-таки сунуть посыльному два доллара. Никого не видя, она тем не менее почувствовала, что деньги у нее взяли.
– Это все? – в голосе Нелл прозвучало легкое раздражение. – А пакета никакого не было?
– Нет, мэм. Только цветы.
– Спасибо.
В замешательстве она вернулась в номер и, толкнув дверь ногой, прошла в холл, где положила цветы на стол. Они были свежими и завернутыми не в целлофан, а в мягкую папиросную бумагу – огромные розы «Америкэн бьюти» на длинных ножках, розовые и красные гвоздики, белые орхидеи. Нелл с неодобрением посмотрела на них.
Она не привыкла получать цветы. Будучи высококлассной куртизанкой, имевшей многолетний опыт в искусстве секса, в сфере обычных любовных чувств Нелл была девственницей. Романы и любовь – неведомая страна, в которой она пока еще ни разу не побывала. В ее жизни было полным-полно мужчин, но все до единого клиенты. А теперь вдруг появился какой-то посторонний непонятный человек, непохожий на всех остальных. Не просто еще один лишний член, который она должна была обслужить за определенную плату. Вся ее деятельность на этом поприще была лишена чувств. В своих представлениях Нелл руководствовалась только опытом, расчетом и наблюдениями. Скорее всего именно поэтому она и пользовалась таким успехом. Ее клиентам не нужны были эмоции, им вполне хватало их дома с женами и любовницами. Они хотели от Нелл секса – и они его получали. То, что взамен она не имела от мужчин ничего, кроме денег, ее не волновало. Так всегда было раньше, так оставалось и сейчас. Но какую-то горечь она все-таки испытывала.
С тех пор как умерла мать, все эмоции в душе Нелл просто атрофировались за ненадобностью. Она очень долго хранила воспоминания о матери, это было единственным, что осталось у Нелл после ее смерти, но и воспоминания постепенно стирались под действием времени. Порой Нелл было даже трудно вспомнить увядающее лицо матери, она закрывала глаза, но каждый раз, когда она это делала, в глубине сознания возникал отец, она даже слышала его голос... Она чувствовала его холодность, его давление, его озлобленную отчужденность, подавлявшие ее эмоции и чувства; хотя, если бы ей это сказал кто-то посторонний, она стала бы отрицать, потому что за долгое время своего безэмоционального существования уже привыкла считать свою ненормальность вполне нормальным явлением.
Нелл в задумчивости и недоумении стояла над цветами. От кого они? Заметив конверт, она вытащила его и нащупала визитку. Гладкий белый конверт, визитка тоже гладкая и белая... Нелл перевернула ее. На другой стороне была нарисована только пара глаз... черных и жгучих! И никакой подписи. Нелл отбросила визитку так, будто она обожгла ей руку. Он узнал, что она здесь! Как? Кто ему сказал? Что ему надо? Знакомство с новыми клиентами всегда проходило по одной и той же схеме: их рекомендовали уже существующие клиенты. Об обладателе настойчивых черных глаз никто не сказал ни слова. Но как он узнал, где она остановилась? Нелл почувствовала, что начинает паниковать, ее интуиция подсказывала, что здесь что-то не так. Этот человек был не из тех, кого ей могли порекомендовать. Почему он прислал цветы? И почему такая странная визитка? Наверное, он не знает, с кем имеет дело и чем Нелл занимается... Да, но все-таки как же он узнал, где она живет? Осторожность и предусмотрительность, на которые полагались ее клиенты и которыми гордилась она сама, оказались теперь под угрозой. Ничего подобного раньше не случалось. До сих пор все ее визиты в Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Франциско и Лос-Анджелес проходили без проблем. Самым неосторожным было, конечно, появление с клиентом на людях... Нелл всегда считала, что это слишком рискованно. Теперь она видела, что это не просто рискованно, но и смертельно опасно. «Больше это никогда не повторится, – решила она. – Никогда! Если то, чем я занимаюсь, вдруг выплывет наружу, мне конец, и самое ужасное, что я не увижу моих ста тысяч долларов ежегодного жалованья. Черт! Кем бы ты ни был, лучше бы тебя не было вообще!»
Снова зазвонил звонок. Теперь-то это уже должны быть деньги... В глазок трудно было определить, кто стоит перед дверью, потому что человек стоял боком и немного в стороне. Однако Нелл показалось, она увидела униформу... еще одного коридорного. Она быстро открыла дверь и буквально споткнулась взглядом об огромные черные глаза таинственного незнакомца. То, что ей показалось галуном униформы, оказалось всего-навсего блестящими полосами от дождя на рукавах черного кашемирового пальто. Точно такие же черные блестящие волосы мокрыми колечками прилипли ко лбу незнакомца. На лице у него играла нежная спокойная улыбка, полная надежды и ожидания, однако все это разбилось в одно мгновение о неприступность и нескрываемую ярость Нелл. Тем не менее он справился с собой.
– Еще раз здравствуйте, – произнес он конфиденциальным тоном.
Нелл обвела его презрительным взглядом с головы до ног.
– Не думаю, что мы с вами знакомы. – В ее голосе угадывался такой же холод, как и в выражении лица. Однако в душе Нелл дрожала от страха. Сначала цветы, теперь явился сам. Как он ее выследил? У кого спросил? Нет, важней знать, кто ему сказал. И зачем? Сопоставив все это, можно было обоснованно сделать вывод, что ее безопасности нанесен серьезный удар. Только этого ей не хватало – в этом отеле, в этом городе и в этой стране – получить предложение от мужчины, желающего купить у нее то, чем она торговала. Торговля телом была здесь запрещена законом, не важно, торгуешь ты им на улице или в номере отеля. То, что считалось просто незаконным в Англии, в Соединенных Штатах расценивалось уже как преступление и наказывалось либо тюремным заключением, либо очень крупным штрафом. Да еще на тебя заводилось дело. Эти мысли в панике метались в голове у Нелл, отскакивая друг от друга, как капли воды, падающей на раскаленную сковородку. С максимальной осторожностью, стараясь, чтобы он ничего не заметил, Нелл обвела взглядом коридор. Пусто. Но кто даст гарантию, что за соседней приоткрытой дверью не спрятался полицейский или частный детектив?
– Я осведомился о вас внизу, у администратора, – быстро проговорил незнакомец, видя ее замешательство. – Поэтому я сначала послал вам цветы...
– Они мне абсолютно не нужны! – выпалила Нелл, желая побыстрее от него избавиться. Она не раз слышала от Лиз и Филиппа рассказы о подобных ловушках. Опять же то, что было категорически запрещено законом в Англии, вполне допускалось в Америке, поэтому любой полицейский мог переодеться в любителя ночных сексуальных приключений, чтобы арестовать ее, как только она возьмет в руки деньги... Нелл чувствовала, что начинает не на шутку паниковать, удары сердца глухо отдавались в ушах; не выдержав напряжения, она задрожала.
– Не обольщайтесь. – Она сама не узнала свой голос: какой-то каркающий и хрипящий. Нелл была вне себя от ярости, что этот идиот захотел ее так провести.
– Вы можете их забрать обратно, потому что они мне не нужны!!!
Бросившись в холл номера, она схватила в охапку цветы, подбежала к двери и кинула букет в незнакомца.
– Сделайте одолжение, убирайтесь вместе с ними и больше не беспокойте меня!
Она со злостью хлопнула дверью и без сил прислонилась спиной к двери, глотая воздух широко раскрытым ртом.
– Эй... не надо так... – послышалось из-за двери. – Я совсем не хотел вас потревожить... – Он не мог поверить, что с ним так обошлись. – Я просто хотел познакомиться. В тот момент, когда я заметил вас, вся эта скучная выставка для меня перестала существовать, я больше ни на кого не мог смотреть. Вы ушли так быстро и так решительно, что мне не оставалось ничего другого, как проследить за вами...
Нелл закрыла глаза и застонала. Это была самая тяжелая минута в ее жизни.
– У меня нет привычки обманывать. Я не хотел этого делать... честно. Мы так неожиданно столкнулись с вами... наши глаза, я имею в виду... Вы как будто молнией меня пронзили. Послушайте, если я вас обидел или огорчил чем-нибудь, то приношу свои извинения. Разрешите мне войти, и я все вам объясню. Обещаю, что у меня самые искренние и честные намерения.
Но Нелл уже была у телефона, дрожащими руками набирая номер администратора внизу. Когда ей ответили, она произнесла с плохо скрываемой яростью:
– Это мисс Мондайн из пентхауса «Д». Снаружи у моей двери стоит какой-то мужчина. Я его абсолютно не знаю. Он ведет себя просто вызывающе. Он преследовал меня весь вечер, и я бы хотела знать, на каком основании вы позволили ему подняться наверх и досаждать мне?! Будьте добры, сделайте так, чтобы его здесь не было!