Лиз никогда не отличалась любовью к чтению книг, однако ей нравилось листать журналы и пробегать небольшие статьи. Она очень любила слушать музыку и смотреть телевизор. В конце концов это оставалось единственным, что она могла делать. Ей нравились старые фильмы, поэтому Нелл пришлось обежать все ближайшие магазины, чтобы отобрать ей целую коллекцию видеокассет со звездами тридцатых-шестидесятых годов. После двух часов сопереживаний и сказочных, романтических похождений вместе с героинями фильмов она встречала Нелл с блаженным выражением лица, как будто только что сама сошла с экрана.

Но бывали дни, когда не помогало и это. Она разбрасывала по комнате вещи, била посуду, выкрикивала непристойности и вела себя так, будто ей совсем незнакома нормальная манера поведения и общения. Она впадала в такое отчаяние и безысходность, что оставалось только одно – дать ей что-нибудь из транквилизаторов, выписанных доктором, а потом отнести наверх, в спальню, и уложить в постель. Результат всегда был одинаков: под воздействием лекарств она засыпала, а когда просыпалась, то плакала и раскаивалась.

– Господи, неужели это я?.. – в отчаянии говорила она. – В школе меня всегда звали Солнечным Зайчиком, потому что я никогда не унывала и не вешала носа. Теперь это время, кажется, прошло навсегда... Но почему же, черт побери, это случилось именно со мной?! Я не заслужила. Ты же знаешь, что я не заслужила... Ты не обязана быть сиделкой...

– А я и не сиделка, – спокойно заверила Нелл. – По крайней мере с тобой, Лиз.

Глаза Лиз наполнились слезами, и она облизала сухие губы.

– Посмотри на меня... Я же уже совсем развалилась... У меня замедленные реакции, я потеряла память, я проваливаюсь в никуда...

– Как она держится, черт ее знать, – пожимала плечами Лулу, – я бы сойти уже с ума.

Каждый раз, возвращаясь из Америки, Нелл привозила с собой какие-нибудь безделушки, которые, как она знала, обязательно понравятся Лиз. Это были либо пластинки и диски с самыми последними хитами, либо целая стопка скандальных журналов, либо очень вкусные ананасовые карамельки, производимые только в Америке, либо бутылка джина, либо роскошный отрез атласа из магазина «Блуминг-дейл». Но больше всего Лиз любила слушать рассказы об успехах Нелл и о ее редких неудачах.

Нелл всегда встречалась с ним во второй половине дня. От нее требовалось в его присутствии не спеша надеть тонкие черные чулки, пристегнуть их к точно такому же поясу и, прогнув спину, застегнуть сзади крючок бюстгальтера с почти отсутствующими чашечками. Бюстгальтер был единственной вещью, которую она больше не снимала. После этого начиналась примерка обуви. Пара за парой. Все туфли были одного и того же фасона: на высоком каблуке, с лаковым покрытием почти до самой щиколотки, с золотыми ремешками и блестящими пряжками. Она садилась в огромное кресло, а он становился перед ней на колени и начинал надевать ей на ноги одну за другой пары туфель. При этом он гладил ее ноги, ласкал их, прижимаясь к ним щекой. Его глаза начинали блестеть, а на щеках появлялся яркий румянец. Каждый раз, когда он надевал на нее новую пару, она должна была встать и пройтись из одного угла комнаты в другой, обязательно переступая через него. Он лежал в это время на полу на спине, вытянув руки вдоль туловища, и смотрел вверх, куда уходили ее длинные стройные ноги. Тонкие, высокие каблучки медленно двигались над ним и как бы невзначай касались того места, где нетерпеливо пульсировал томящийся в узких брюках узник. Однако он никогда не раздевался. Он стонал, вздыхал, корчился от боли, но она должна была продолжать. В конце концов, когда были перемеряны все туфли, она садилась в кресло и ждала, пока он уложит их в коробки. Ей ни в коем случае не разрешалось к ним прикасаться. Затем он садился напротив и наблюдал, как она не спеша снимает чулки. К этому времени пуговицы на его брюках уже едва держались от напряжения, глаза округлялись, глядя только в одну точку у нее между ног, а дыхание напоминало дыхание марафонца, только что пробежавшего дистанцию. Только после этого он шел в ванную и, плотно закрыв за собой дверь, помогал себе расслабиться. Нелл в это время разрешалось надеть ту одежду, в которой она приехала на свидание. Через несколько минут он возвращался уже спокойный и поникший, без каких-либо признаков эрекции.

У нее был еще один интересный клиент, который, как однажды сказал Филипп, «был занят в музыкальном бизнесе». Он останавливался в большом доме на Саннингдэйл. Поднявшись по ступенькам, Нелл обязательно должна была остановиться у двери. Постучавшись, она ждала, пока он открывал ей дверь, а потом улыбалась самой очаровательной улыбкой, на которую только способна обожательница и почитательница всемирно известного певца. Он действительно пользовался популярностью последние пятнадцать лет. С ней он был вежлив, даже очень вежлив, рассказывал, что половину времени проводит в разъездах, а жена никогда не сопровождает его в поездках, предпочитая оставаться дома с детьми. Он по ней сильно скучал, не мог жить без секса с ней. Поэтому Нелл должна была надевать специально сделанный парик, одежду и наносить такой же макияж, как на фотографии, что он ей показывал. После этого он приносил ей духи, которыми обычно пользовалась его жена. В слабо освещенной комнате, где почти не видно было лиц, он занимался с ней любовью, представляя, что это происходит с его собственной женой. Больше всего ему нравилось держать Нелл руками за грудь, ласкать ее тело и все время говорить какие-нибудь нежные слова. Когда его возбуждение доходило до высшей стадии, он сильно прижимал ее к себе и яростно достигал оргазма. Он подробно инструктировал ее, что она должна делать в постели, а когда половой акт заканчивался, спокойно и серьезно сообщал, что она была первой женщиной, максимально приблизившей его фантазию к реальности, воплотившей его мечты в жизнь. После первого же свидания он предложил ей стать его постоянной посетительницей, протянув ей «чаевые», которые равнялись ее обычному вознаграждению.

Другому клиенту очень нравилось, когда она сопровождала его на аукционы. Его возбуждал сам процесс торга. Если ему удавалось заполучить понравившуюся вещь за вполне приемлемую цену, то по возвращении в гостиничный номер его уже ничто не сдерживало ни в сексе, ни в цене. Если же ему не удавалось купить приглянувшуюся вещь, то он платил ей обычную таксу, но без секса. Это служило как бы извинением за неудачу, своего рода оправданием, что секс и любовь были для него вторичны. Его-то неудачи ведь никак не вознаграждались.

– Да, довольно странно, – согласилась Лиз. – Но ты знаешь, когда-то давным-давно моя няня сказала мне довольно-таки правильные слова: «Нет ничего более странного, чем те люди, которые окружают нас».

В общем, она без особых проблем заняла то место, которое до нее в мире проституции принадлежало Лиз, и почти не допускала ошибок и просчетов. Можно было не принимать во внимание несколько оплошностей, допущенных ею в последнее время, так как ее вины в этом почти не было. Например, один клиент пригласил ее к себе домой, где их уже ждал десяток возбужденных мужчин, желавших бесплатно насладиться ее телом. Другой, тоже ничего не говоря, привез к себе на виллу, оказавшуюся самым настоящим притоном. В бассейне, в креслах, в душе и даже в туалете было полным-полно обкурившихся и обколовшихся пар, мрачно совокуплявшихся в наркотическом угаре.

Нелл приобрела себе еще одного клиента, любившего разыгрывать сцену совращения жены своего лучшего друга. Эта женщина не сводила глаз со своего мужа и была ему верна, но в том-то и состоял весь смысл фантазии клиента, что после того, как он признавался ей в своей страстной любви, лед таял и между ними возникала сексуальная связь. От Нелл требовались необыкновенные актерские способности, чтобы удовлетворить высокие сексуально-артистические требования этого клиента. Ей надо было изобразить не просто женщину, готовую предаться плотским утехам, но еще довести клиента до такого состояния, чтобы он сам бросался на нее от нетерпения. Так как он был привлекательным и сравнительно молодым – всего лишь сорок пять, – то сделать это было нетрудно, а если учесть, что перед этим они выпивали бутылку хорошего шампанского, то все шло как по маслу. Трудность заключалась в том, что у него был самый маленький в мире член. Даже Нелл со своим немалым опытом такого еще не видела. Сам клиент был не менее шести футов росту, но его член, пребывая в расслабленном состоянии, был похож на желудь, а когда он возбуждался, то становился похожим на горлышко от бутылки. Ни одной женщине он не смог бы доставить удовольствия. Но Нелл все-таки убедила его, что если он заплатил за свидание, то маленький у него член или большой, будет уже судить она, потому что этот член стоит заплаченных за него денег. И она действительно заставила его испытать чувства, о которых он только мог мечтать. Она разыграла такое представление, что он забыл обо всем на свете. Нелл изобразила соблазненную и совращенную жену его друга в десять раз лучше, чем могла бы это сделать сама женщина. Клиент был доведен до такого оргазма, что даже не пытался сдержать свой фонтан и потом в течение пяти минут сидел с открытым ртом, беспомощно разводя руки в стороны. Когда к нему вернулся дар речи, он весьма эмоционально выразил ей свою благодарность. Нелл произвела на него настолько сильное впечатление, что он стал ее постоянным клиентом, с которым она встречалась почти каждую неделю.

В том, что он был удовлетворен, не возникало никакого сомнения. А то, что была недовольна Нелл, никого не волновало. В конце концов, ведь он платил ей за то удовольствие, которое доставляла ему она, а не он – ей. Разве не так? Нелл никогда не имитировала оргазм, если этого не требовал сценарий. Она всегда действовала строго по инструкции. Некоторым нравилось, если она изображала страстную, похотливую женщину, обильно кончающую при каждом прикосновении мужских рук. Другим на это было наплевать. Но даже мужчины, требовавшие от нее имитации оргазма, ни за что бы не поверили, что эти вздохи, стоны, глубокое дыхание, страстные ласки, подрагивания и упругие спазмы бедер были всего лишь игрой. Они не имели ни малейшего представления о том, что происходит у Нелл в душе. Они даже не догадывались, что она больше любила размышлять над тем, что она играет, чем переживать и чувствовать это по-настоящему. Во время секса она практически ничего не ощущала, и каждое ее движение, каждый стон, каждый жест руки или тела были тщательно продуманы и отрепетированы. Весь половой акт подчинялся одному: сыграть роль. Возвращаясь порой домой после очередной такой бурной ночи, она с улыбкой думала, что ей вполне уже можно было присудить за ее искусство «Оскара». То, что она делала, для нее было простой, обыкновенной работой. Иногда ее даже поражало, как много мужчин не любят заниматься чистым сексом. Просто секса им было мало, он их не удовлетворял. Им необходима была реализация их фантазии. Одному, например, очень нравилось купать ее в ванне. Ей практически ничего не надо было делать. Только лежать и смотреть. Он сам набирал ванну, проверял температуру воды термометром, снимал с нее одежду и аккуратно вешал на вешалку. После этого он добавлял в воду специальные пенные настои и шампуни, и она медленно опускалась в нежное белое облако пены. Он начинал ее мыть, очень много времени уделяя груди и соскам. Выпустив из ванны воду, он обмывал ее душем, а затем насухо вытирал махровым полотенцем, опять очень долго промакивая грудь. Осторожно взяв ее на руки, клиент уносил Нелл на кровать и, раздвинув ноги, начинал причесывать волосы на лобке. Все это время она должна была молчать.

Больше всего Нелл не нравилось заниматься сексом с теми мужчинами, которых она должна была унижать. Она считала, что вид мужчины, ползущего за ней на четвереньках и умоляющего вернуться со словами «любимая» и «родная», просто отвратителен. Те, кто любил, чтобы их били и унижали, могли рассчитывать только на искреннее презрение, но не на искреннее чувство. Однако она вынуждена была относиться к этому как к еще одному виду театрализованного представления, где двое одновременно и актеры и зрители и где за ее игру платили немалые деньги. Она должна была играть, и играть хорошо. За первый год самостоятельной работы Нелл создала себе солидную репутацию. По мере того как Лиз постепенно отходила от дел, Нелл не просто заменяла ее, но и набирала новых клиентов.

– Да, это, должно быть, замечательное блюдо, – заметил однажды Филипп, застав ее на кухне за приготовлением пирожных со взбитыми сливками, столь любимых Лиз.

– По рецепту клиента, – проинформировала его Нелл. – Он просто обожает готовить.

Филипп облизал крем с ложки и от удовольствия зажмурил глаза.

– М-м-м... Я уверен, что он прекрасен и во всех других отношениях...

Нелл понимала, что Филиппу не нравится ее независимость. Ему хотелось, чтобы она вела себя так же, как Лиз, которая, оставаясь независимой, все-таки очень в нем нуждалась. В отличие от Лиз Нелл никогда не обсуждала о ним своих клиентов, даже тех, которых приобрела благодаря ему. Он часто напоминал ей, что она зря «секретничает».

– Мы все тут проститутки: и ты, и я, и она, – с иронией в голосе говорил он. – Не надо забывать, что мы делаем это для того, чтобы заработать деньги.

Он пока еще не знал, что Нелл сложная, многоликая натура, что создание каждого нового образа доставляло ей удовольствие, поэтому она была счастлива. Благодаря этой особенности своей натуры она развивалась и совершенствовалась. Триумф был налицо: клиенты расхваливали ее на все лады и платили гораздо больше установленной суммы. Постепенно, в процессе передачи ее из рук в руки, за ней закрепилось имя Клео Мондайн. Как и Элли Литтл, имя было составным: Клео было взято от Клео де Мероде и означало приближенность к богеме, а Мондайн означало «любящая земные блага и удовольствия». Для Нелл же это имя имело, только один смысл: «девушка по вызову».

Клео была абсолютно не похожа на Нелл. Клео была самоуверенной, решительной и целеустремленной женщиной, которая знала себе цену и понимала, в чем ее сила. Она всегда путешествовала только первым классом, покупала дорогие вещи и принадлежала к тому миру, где ценится и приобретается все самое лучшее и самое ценное. В зависимости от обстоятельств Клео могла лечь в постель либо с видом невинной девственницы, либо изобразить такой разврат, что клиент просто не верил себе. Благодаря Клео Нелл могла реализовать свой актерский талант и способности. Поэтому она старалась максимально использовать каждую предоставившуюся ей возможность, давая повод Лиз с удивлением спросить себя, не создала ли она, переделывая Нелл, какую-то новую личность, которая в благоприятных условиях окрепла и выросла, превратившись в хладнокровный, никому не понятный механизм для удовлетворения желаний.

– Что бы в твоей жизни и работе ни случилось, помни: всегда и везде есть только одна главная вещь, – говорила ей Лиз. – Это мужской половой орган. Для твоей Клео это должно быть важнее всего. Его приоритет должен стать заповедью, которой ты будешь следовать всю свою жизнь, пока в любимом тобою члене будет сохраняться способность к эрекции. Ты всегда должна беспокоиться в первую очередь о нем, о том, чтобы он встал, а потом о том, чтобы его эрекция закончилась не просто струйкой счастья, а фонтаном безумного наслаждения, понимаешь? Потому что это главное условие игры. Ты доставляешь удовольствие, за которое тебе платят деньги. Фантазии могут приходить и уходить, их можно реализовывать и не реализовывать, но есть главное – заставить мужчин испытать оргазм. Никогда не забывай об этом.

И Нелл и Клео никогда об этом не забывали. Она оттачивала, шлифовала и полировала до неимоверного блеска свое актерское мастерство, пока оно не стало выглядеть настолько натуральным, как дыхание человека. Когда она играла Клео, она действительно была Клео, она действовала, думала, двигалась, любила, говорила и обслуживала клиентов, как Клео. Но после того как все заканчивалось, после того как парик занимал свое место на подставке, а косметика смывалась в ванной, наступал конец и представлению. Клео оставалась на сцене. Она оставалась там живым, дышащим и чувствующим созданием, но это было не больше чем роль.