Генри Каттнер.

Тёмный мир

1. Огонь в ночи

На севере тонкая струйка дыма, извиваясь, поднималась в темнеющее небо. И вновь я почувствовал непонятный страх, жуткое желание куда-то убежать, преследующее меня так долго. Я знал, что на это не было причин. Это был всего лишь дым, поднимавшийся из болот, окружающих одно запущенное местечко, не далее пятидесяти миль от Чикаго, где люди давно уже победили суеверия стальными конструкциями и бетоном.

Я знал, что это обычный огонь костра, и все же подсознательно я знал, что это не так. Где-то в глубине души своей я знал, что это за огонь и кто стоит рядом с ним, глядя в мою сторону сквозь увешенные полками стены с огромным собранием книг моего дяди коллекционера, опиумными трубками искусной отделки, инкрустированными серебром, слоновой костью и золотом, золотые и бронзовые тантрические фигурки из Индии и шпагу… шпагу…

Сильные воспоминания зашевелились внутри меня – и сильный страх.

В два шага я оказался рядом со шпагой, сорвал ее со стены, крепко охватив пальцами рукоятку. Не совсем понимая, что я делаю, подошел к окну и вновь уставился на далекий дым. Шпага была зажата в моей руке, но чувство оружия было фальшивым, не успокаивающим, не таким, какое должно было бы быть у человека, державшего в руках оружие, когда-то заливавшее мир кровью.

– Спокойно, Эд.

Глубокий голос моего дяди послышался за моей спиной.

– В чем дело? Ты выглядишь немного… дико.

– Не та шпага. Другая находится в Камбодже. Она один из трех талисманов короля Огня и королевы Воды. Три великих талисмана – фрукт «хьюи», который всегда остается свежим, раттан с цветами, которые никогда не вянут, и шпага «Янь», охраняющая дух.

Мой дядя уставился на меня сквозь клубы дыма.

– Ты изменился, Эд, – сказал он глубоким, мягким голосом. – Ты сильно изменился. Я думаю, это из-за войны, этого следовало ожидать. И ты болен. Но ты раньше никогда не интересовался такими вещами. Мне кажется, ты слишком много времени проводишь в библиотеке. Я надеюсь, что отпуск тебе поможет. Отдых…

– Я не желаю отдыхать, – яростно возразил я. – Я провел полтора года, отдыхая на Суматре. Ничего не делал, только отдыхал в этой маленькой вонючей деревушке в джунглях и все ждал, ждал и ждал.

Я видел ее перед глазами, чувствовал ее запах. Я снова чувствовал лихорадочную дрожь, которая сотрясала мое тело, когда я лежал в общинной хижине, объявленной табу.

Ум мой перенесся на восемнадцать месяцев назад, в тот последний час, когда все в моей жизни перевернулось, но я был еще нормальным человеком. Вторая мировая война близилась к завершению, и я летал над джунглями Суматры. В войне, конечно, нет ничего ни хорошего, ни нормального, но до того ослепляющего мгновения в воздухе я был нормальным человеком, уверенным в себе, уверенным в своем месте в жизни, и не мучился тем, чего никак не мог вспомнить.

Затем мгновенно и внезапно все исчезло. Я был в сознании, но исчез, этого не могло быть, но было. Единственные повреждения, которые я получил, произошли при ударе самолета, но это были простые царапины. Я остался цел и невредим, но слепота и непонимание пришли ко мне.

Дружелюбные батаки нашли меня в покалеченном самолете. Они выходили меня от лихорадки и припадков ярости своими странными, грубыми, но очень эффективными методами лечения. Но никогда мне не приходило в голову, что они оказали мне большую услугу, чем то, о чем я сказал. Только у их шамана закрались подозрения, что со мной что-то не так.

Он о чем-то догадывался. Он произносил свои загадочные, странные заклинания, что-то делая с веревкой с завязанными на ней узлами и пригоршней риса, потея от напряжения, которого я не понимал тогда.

Я помню разрисованную уродливую маску, нависающую надо мной из темноты, руки, двигающиеся странными, властными жестами.

– Вернись, о душа, где бы ты ни пряталась, в лесах, в горах или в реках. Смотри, я вызываю тебя, тоэмба брас, яйцо истины Раджи, моелиджа, одиннадцать целебных хинных листьев…

Да, они сначала жалели меня все. Шаман был первым, кто почувствовал что-то не то, и ко мне стали относиться настороженно. Я чувствовал, как увеличивается эта настороженность, как меняется отношение ко мне. Они боялись не меня, я был в этом уверен, но чего?

До того времени, как вертолет прилетел забрать меня обратно в цивилизованный мир, шаман немного рассказал мне. Возможно, столько, сколько осмелился.

– Ты должен прятаться, сын мой. Всю свою жизнь ты должен прятаться. Что-то ищет тебя…

Он произнес слово, которого я не понял.

– И оно пришло из другого мира. Помни, все магические предметы должны быть для тебя табу. А если и это не поможет, то, может быть, тебе удастся найти волшебное оружие. Но мы не можем помочь тебе. Наши силы недостаточно могущественны для этого.

Он был рад, когда я улетел. Все были рады. И после этого я не находил себе места, потому что что-то полностью изменило меня. Лихорадка? Возможно. По крайней мере, я не чувствовал себя тем человеком, что был раньше. Сны, воспоминания – меня что-то преследовало, как будто где-то когда-то я оставил жизненно важную работу незаконченной…

Я почувствовал, что могу говорить свободнее всего с моим дядей.

* * *

С меня как будто спала пелена. Пелена тумана. Я более ясно стал понимать многое, вещи, казалось, приобрели другой смысл. Со мной происходят вещи, которые показались бы мне невероятными раньше. Но не сейчас.

– Ты ведь знаешь, я много путешествовал. Это не помогло. Всегда что-то напоминает мне. Амулет в окне лавки старьевщика. Опал, похожий на кошачий глаз, и две фигурки. Я постоянно вижу их во сне. А однажды…

Я замолчал.

– Да, – мягко подсказал мне дядя.

– Я был в Новом Орлеане. Однажды ночью я проснулся, рядом со мной в комнате кто-то был. Совсем близко. У меня под подушкой был пистолет – особый пистолет. Когда я схватил его, она… назовем ее собакой… выскочила из окна. Только она не совсем напоминала формой собаку.

Я заколебался, но продолжал.

– В пистолете были серебряные пули, – сказал я.

Мой дядя молчал долгое время. Я знал, о чем он думает.

– А другая фигура? – наконец спросил он.

– Не знаю. На ней надет капюшон. Мне кажется, она очень стара. И кроме этих двух…

– Да?

– Голос. Очень нежный голос. Зовущий. Огонь. И за огнем лицо, которое мне ни разу не удалось увидеть ясно.

Мой дядя кивнул. В комнате становилось темно, и я с трудом различал черты его лица, а дым снаружи растворялся в тенях ночи… Но слабое мерцание все еще было видно среди деревьев… Или это было только моим воображением?

Я кивнул на окно.

– Я видел этот огонь раньше, – сказал я дяде.

– Что в этом странного? Отдыхающие всегда разводят костры.

– Нет. Это Огонь Нужды.

– Это еще что такое?

– Это ритуал, – сказал я. – Как костры шотландцев, которые они разводят в середине лета. Но Огонь Нужды разводится только во время несчастий. Это очень старый обычай.

Дядя отложил свою трубку и наклонился вперед.

– В чем дело, Эд? Ты хоть сам понимаешь, что говоришь?

– Я думаю, что психологически это можно назвать комплексом преследования, – медленно ответил я. – Я… верю в то, что раньше не принимал всерьез. Мне кажется, что кто-то пытается разыскать меня, что он уже разыскал меня. И зовет. Кто это, я не знаю. И что от меня хотят, я тоже не знаю. Но некоторое время назад я разыскал еще одну вещь – шпагу.

Я поднял ее со стола, сделав выпад.

– Это не то, что мне надо, – продолжал я. – Но иногда, когда мой ум… блуждает, что-то снаружи заполняет его. Например, необходимость иметь шпагу. И не просто шпагу – одну единственную. Я не знаю, как она выглядит. Но я сразу узнал бы ее, если бы держал в руке.

Я засмеялся.

– И если бы я вытащил ее из ножен, я сумел бы задуть этот огонь, как пламя свечи. А если бы я вытащил ее полностью, то всему миру пришел бы конец!

Мой дядя кивнул головой. После минуты молчания он заговорил.

– Врачи, что они говорят? – спросил он.

– Я знаю, что они скажут, если я обращусь к ним, – угрюмо ответил я. – Полное сумасшествие. Если бы я в этом был уверен, мне было бы легче. Прошлой ночью убили одну собаку, ты знаешь об этом?

– Конечно. Старого Герцога. Его видно загрызла собака с соседней фермы.

– Или волк. Тот самый волк, который проник ко мне в комнату прошлой ночью и стоял надо мной, как человек, и отрезал клок моих волос.

За окном, далеко, что-то вспыхнуло и вновь ушло в темноту. Огонь Нужды.

Мой дядя поднялся со своего места и стоял, глядя на меня в сумерках. Он положил свою большую руку мне на плечо.

– Думаю, что ты болен, Эд.

– Ты думаешь, что я сумасшедший. Что ж, может быть и так. Но у меня предчувствие, что скоро я это узнаю – так или иначе.

Я поднял шпагу в ножнах и положил ее себе на колени. Мой дядя опять сел, и долгое время мы сидели в молчании.

В лесу на севере ровно горел Огонь Нужды. Я не мог его видеть. Но его пламя кипело в моей крови – опасно, злобно.

2. Зов рыжей ведьмы

Я не мог заснуть. Нечем было дышать – жаркая духота летнего вечера накрыла меня, как одеялом. В конце концов я не выдержал, встал и отправился в гостиную, беспомощно ища сигареты. Из открытой двери до меня донесся голос дяди:

– Все в порядке, Эд?

– Да. Не могу заснуть. Может быть, почитаю на ночь.

Я взял первую попавшуюся книгу, откинулся в удобном кресле и зажег настольную лампу. Стояла мертвая тишина. Я не слышал даже плеска волн на пляже озера.

Мне чего-то не хватало.

Рука снайпера в трудную минуту всегда будет искать гладкую металлическую или деревянную поверхность несуществующего оружия. Точно так же и моей руке хотелось почувствовать что-то, мне казалось, что ни ружье, ни шпагу. Я не мог вспомнить, что это за оружие, которым я пользовался раньше.

Мой взгляд упал на кочергу, лежащую у камина, и я совсем было подумал, что это то, что нужно, но чувство это промелькнуло и сразу же пропало.

Книга оказалась популярным романом. Я быстро пролистал страницы, просматривая ее. Смутное, далекое биение моего пульса не исчезало. Оно, напротив, нарастало, поднимаясь из подсознания. Далекое возбуждение, казалось, нарастало в моей душе.

Скривив лицо, я поднялся и поставил книгу на место. На мгновение я остановился перед полкой, пробегая глазами по корешкам книг. Повинуясь безотчетному чувству, я вытащил том, которым не пользовался уже много лет – молитвенник.

Он открылся в моих руках. На глаза мне попалось предложение: "И я пришел, и чудовища окружили меня".

Я поставил книгу на место и вернулся в кресло. Настольная лампа раздражала меня, и я нажал на выключатель. Тут же лунный свет залил комнату, и тут же странное чувство ожидания чего-то вернулось ко мне с удвоенной силой, как будто опустился неведомый барьер.

Вложенная в ножны шпага все еще лежала на подоконнике. Я посмотрел мимо нее на небо в легких облачках, среди которых светила луна, сверкая серебристым светом. Далеко-далеко виднелось слабое сияние – Огонь Нужды, он все еще горел на болотах.

И он звал.

Золотистый квадрат окна притягивал с гипнотической силой. Я откинулся на спинку кресла, полузакрыв глаза, и чувство опасности холодной волной обдало мой мозг. Несколько раз я слышал этот зов, влекущий меня, но всегда я находил в себе силы сопротивляться ему.

На этот раз я заколебался.

Локон, отрезанный с моей головы – может быть, это он придал моим врагам новые силы? Суеверие. Логика подсказала мне эту мысль, но глубокое внутреннее убеждение говорило, что старинное колдовство с волосами не было просто болтовней. С тех пор, как я побывал на Суматре, я стал куда менее скептичным. И с тех пор я занялся изучением.

Это были странные книги, начиная от белой магии и кончая сказками о вызывании духов и демонов. Но я прочел все очень быстро.

Как будто я повторил курс, освежив в памяти то, что давным-давно знал. Только одно тревожило меня – что бы я ни читал, я непременно натыкался на ссылки на темную силу.

Этой силой была сама вечность, которая в фольклоре была известна под многими именами: Черный человек, Сатана, Люцифер, Кутчи, австралийский Диерис, Тунья у эскимосов, Абонсам в Африке, Страттели в Швейцарии.

Я не занимался изучением Дьявола – у меня и не было в этом нужды. Мне все время снился один сон, который не мог быть ничем иным, как какой-то черной силой, которая представляла собой зло. Я стоял перед золотистым квадратом окна, очень испуганный, но стремящийся к какому-то совершенству, которого желал всеми силами. И глубоко внутри светящегося квадрата начиналось какое-то движение. Я знал, что следует сделать определенное церемониальное движение, прежде чем начнется ритуал, но невыносимо трудно было избавиться от ощущения, парализовавшего все мои члены.

Квадрат, похожий на залитое лунным светом окно передо мной, похожий, но не такой же.

Потому что сейчас меня не охватывал холодный страх. Скорее тот напев, который я слышал, был мягким, успокаивающим, как женский баюкающий голос.

* * *

Золотистый квадрат заколебался, затуманился, и маленькие змейки света сверкнули мне в глаза. Низкое пение очаровывало, лишало сил.

Золотые змейки бегали взад и вперед, как будто в удивлении. Они дотронулись до лампы, стола, ковра и отступили. Потом они дотронулись и до меня. И сразу зазмеились еще быстрее! Я даже не успел испугаться, а они уже окружили меня, сжали в своих объятиях, окутывая золотистым покрывалом сна. Напев стал громче, и я поддался ему.

Мое тело дрожало, как тело сатира Марсия при звуках его родных фригийских мелодий! Я знал этот напев… Я знал это… заклинание!

Сквозь золотистый свет исчезающего окна прокралась – нечеловеческая – с янтарными глазами и лохматой рукой – тень волка.

Она заколебалась, вопросительно посмотрела через плечо и сразу же появилась еще одна фигура, в плаще с капюшоном, так что не было видно ни лица ее, ни тела. И была она маленькой – маленькой как ребенок.

Волк и фигура в капюшоне висели в золотом тумане, наблюдая и ожидая. Можно было различить звуки и слова, издаваемые ими. Слова, ни на одном из земных языков не звучавшие, но я их знал.

– Ганелон! Я зову тебя, Ганелон! Печатью, скрепляющей твою кровь – заклинаю – услышь меня!

Ганелон. Ну конечно же, это было мое имя. Я так хорошо знал его.

Но кто меня называл так?

– Я звала тебя раньше, но путь был закрыт. Сейчас через пропасть перекинут мост. Приди ко мне, Ганелон!

Вздох.

Волк оглянулся через худое плечо, оскалил клыки. Фигура в капюшоне склонилась надо мной. Я почувствовал пронзительный взгляд из темноты капюшона, и леденящее дыхание коснулось моего лица.

– Он позабыл, Медея, – сказал нежный тоненький голос, похожий на голос ребенка.

Опять вздох.

– Так он забыл меня? Ганелон, Ганелон! Неужели ты забыл руки Медеи, губы Медеи?

Я заворочался, убаюканный золотым туманом.

– Он забыл, – сказала фигура в капюшоне.

– Пусть, все равно он придет ко мне. Ганелон! Огонь Нужды горит. Врата в Темный Мир открыты. Огнем и водой, воздухом и землей заклинаю тебя! Ганелон!

– Он позабыл!

– Несите его. Теперь у нас есть власть.

Золотая пелена стала плотнее. Волк с горящими глазами и фигура в капюшоне подплыли по воздуху ко мне. Я почувствовал, как меня подняли и понесли вопреки моей воле.

Окно широко распахнулось. Я увидел шпагу в ножнах, готовую к битве. Я схватился за нее, но не смог противиться тому стремительному отливу, который уносил меня вдаль. Волк и напевающая тень плыли вместе со мной.

– Огонь. Несите его к Огню.

– Он все позабыл, Медея.

– К Огню, Эйдерн, к Огню.

Искривленные деревья проплывали мимо меня. Далеко впереди я увидел сверкание. Оно становилось все больше и больше. Это полыхал Огонь Нужды.

Отлив нес меня все дальше и дальше. В Огонь.

Не к Кэр Ллиру!

Из глубин моей памяти появились эти загадочные слова. Волк с янтарными глазами вздрогнул и посмотрел на меня, фигура в капюшоне плотнее запахнулась в свою мантию. Я почувствовал поток ледяного воздуха в окружающем нас тумане.

– Кэр Ллир, – детским нежным голоском прошептала Эйдерн, фигура в капюшоне. – Он помнит Кэр Ллир, но помнит ли он Ллира?

– Он вспомнит! Он несет в себе печать Ллира! И в Кэр Ллире, замке Ллира, месте Ллира, он вспомнит!

Огонь Нужды возносился в небо совсем недалеко от меня. Я сопротивлялся что было силы влекущему меня отливу.

Я поднял свою шпагу и откинул ножны прочь.

Я начал рубить золотистый туман, окутывающий меня.

Старинная сталь разрезала клубящийся туман, и он стал отступать под ее ударами – а потом вновь сомкнулся. В гармоничном напеве наступил на мгновение перерыв, мертвящая тишина. Затем…

– Матолч! – вскричал неведомый голос. – Лорд Матолч!

Волк прижался к земле, оскалил клыки. Я ударил по его рычащей морде. Он легко избежал удара и прыгнул на меня.

* * *

Он схватил шпагу зубами и вырвал ее из моей руки.

Золотистый туман вновь приблизился, обволакивая меня теплым облаком.

– Кэр Ллир, – ласково шептали голоса.

Огонь Нужды поднимался вверх алым фонтаном. Из недр Огня поднялась женщина. Волосы, темные, как сама ночь, мягкой волной падали до ее прекрасных ног. Из-под ровных бровей она бросила на меня взгляд – взгляд, в котором содержался вопрос и неукротимая воля. Она была сама красота. Темная красота.

– Лилит. Медея, ведьма Колхиды.

Я отшатнулся и…

– Врата закрываются, – произнес детский голос Эйдерн.

Волк, все еще держащий в зубах мою шпагу, тревожно прижал уши. Но женщина в огне больше не сказала ни слова.

Золотистые облака толкали меня к ней, и она распахнула мне свои объятия.

Волк и фигура в капюшоне прижались к нам. Прекрасный, грустный напев поднялся до тревожного рева, перешедшего в гром, который, казалось, мог разрушить планету.

– Это трудно, трудно, – сказала Медея. – Помогите мне, Эйдерн, лорд Матолч.

Огонь угасал. Вокруг нас расстилались залитые лунным светом болота, а серая пустота – не имевшая очертаний пустота, окружала их и простиралась до бесконечности. Даже звезд не было видно.

Теперь в голосе Эйдерн появился страх:

– Медея, у меня нет сил… Я слишком долго оставалась в мире Земли.

– Открой врата! – вскричала Медея. – Открой их хоть немного, или мы останемся здесь между миров навсегда.

Волк пригнулся и зарычал. Я почувствовал, как из его тела выливается стремительный поток энергии. Мозг его не был мозгом зверя.

Вокруг нас золотистый туман стал растворяться. Подкрадывалась серая пустота.

– Ганелон! – сказала Медея. – Ганелон! Помоги мне!

Пелена упала с моего мозга. Бесформенная тень начала заполнять его.

Я почувствовал, как эта бесформенная тень заполняет все мое существо, обдавая мозг черными волнами.

– У него есть власть, – прошептала Эйдерн. – Он – посвященный Ллира. Пусть он вызовет его – Ллира.

– Нет, нет. Я не смею. Ллир?

Но лицо Медеи было вопросительно повернуто ко мне.

У моих ног волк страшно зарычал и весь напрягся, как будто пытаясь грубой физической силой открыть врата между мирами.

Теперь я уже весь был погружен в черное море бесформенности. Мысль моя полетела вперед и наткнулась на пространство темного ужаса, бесконечного, необъятного, а затем… прикоснулась к чему-то…

Ллир… Ллир!

– Врата открываются, – сказала Эйдерн.

Серой пустоты больше не было. Золотистые облака потускнели и исчезли. Вокруг меня поднимались к потолку белые колонны. Мы стояли на небольшом возвышении, на помосте с нарисованными на нем странными фигурами и узорами.

Злая волна, прокатившаяся по мне, исчезла, но, страдая от ужаса и жалости к самому себе, я упал на колени, прикрывая руками глаза.

Я вызвал Ллира.

3. Закрытые миры

Я проснулся с болью в каждом мускуле своего тела и лежал неподвижно, глядя на низкий потолок. Воспоминания нахлынули на меня. Я повернул голову, поняв, что лежу на мягкой постели с горой подушек в меблированной комнате. В конце ее было окно в нише, по-видимому, прозрачное, потому что оттуда проникал свет. Но за ним я видел лишь туманные отблески.

Рядом со мной, на трехногом стуле, сидела крохотная фигурка в плаще, которую я знал как Эйдерн.

Даже сейчас я не видел ее лица – тень, отбрасываемая капюшоном, была слишком глубока. Я почувствовал на себе ее пронзительный, настороженный взгляд и запах чего-то незнакомого, холодного и смертельно опасного. Плащ, в который была закутана зловещая фигурка, напоминал мантию. Он был плотен, груб, даже на взгляд, и окрашен в уродливый серебристый цвет, создававший безжизненное впечатление.

Приглядевшись, я понял, что это создание было не более четырех футов высоты. Я услышал нежный детский голос, по которому невозможно было определить ее пол.

– Не хотите ли есть, лорд Ганелон? Или пить?

Я откинул шелковое покрывало и сел на постели. На мне были надеты тонкая, мягкая серебристая туника и брюки из того же материала. Эйдерн, по-видимому, не шевельнулась, но внезапно портьеры в стене раздвинулись, и в комнату бесшумно вошел человек с накрытым подносом. Вид его как-то успокаивал. Это был высокий человек, сильный, мускулистый, под его шлемом с плюмажем, как у этрусков, на меня смотрело мужественное, загорелое лицо. Я думал так до тех пор, пока не встретился с ним глазами. Потому что в двух красивых голубых озерах утонул страх. Это был странный страх, очень знакомый, хотя он притаился глубоко-глубоко в его взгляде.

Он молча обслужил меня и молча удалился.

Эйдерн кивнула в сторону подноса:

– Ешь и пей. Ты станешь сильнее, лорд Ганелон.

На подносе было мясо, немного странный хлеб и стакан бесцветной жидкости, не воды, судя по вкусу. Я сделал глоток побольше и поставил стакан на место. Потом взглянул на Эйдерн.

– Значит, я все-таки не сумасшедший, – сказал я задумчиво и замолк, ожидая ответа.

– Нет. Душа твоя блуждала. Сам ты был в ссылке, но теперь ты опять дома.

– В Кэр Ллире? – спросил я, сам не зная почему.

Эйдерн затрясла своим плащом.

– Нет. Но ведь ты должен помнить.

– Я ничего не помню. Кто ты? Что со мной произошло?

– Ты знаешь, что твое имя Ганелон?

– Меня зовут Эдвард Бонд.

– И все-таки ты почти вспомнил – у Огня Нужды, – сказала Эйдерн. – Это потребует времени. А опасность существует всегда. Кто я? Я Эйдерн, я служу Совету.

– И ты…

– Женщина, – ответила она тем же детским нежным голоском, в котором сейчас звучал смех. – Очень старая женщина, самая старая в Совете, который сократился от первоначальных тринадцати. В нем, конечно, Медея, лорд Матолч…

Тут я вспомнил волка.

– …Гаст Райми, который имеет сил больше, чем у каждого из нас, но который слишком стар, чтобы ими пользоваться. И ты, лорд Ганелон, или Эдвард Бонд, как ты себя называешь. Нас осталось всего пятеро. Когда-то нас были сотни. Но даже я не помню этого времени, хотя Гаст Райми все вспомнит, если захочет.

Я обхватил голову руками.

– Великие небеса, я ничего не понимаю, твои слова для меня пустой звук. Я даже не знаю, где нахожусь!

– Послушай, – сказала она, и я почувствовал мягкое прикосновение к своему плечу. – Ты должен понять. Просто ты потерял память.

– Это неправда.

– Это правда, лорд Ганелон. Твои истинные воспоминания были стерты и заменены на искусственные. Все, что ты считаешь своей жизнью на Земле – ложно. Ничего этого не было. По крайней мере, если и было, то не с тобой.

– На Земле? Я не на Земле?

– Это другая планета, – сказала она. – Но это твоя родина. Ты родился здесь. Повстанцы – наши враги – отправили тебя в ссылку и поменяли твои воспоминания.

– Это невозможно.

– Подойди сюда, – сказала Эйдерн и подошла к окну.

Она к чему-то прикоснулась, и стекло стало совсем прозрачным. Я смотрел через ее голову на пейзаж, который никогда не видел раньше. Или видел?

* * *

Под тусклым красным солнцем лес внизу купался в кровавом свете. Я глядел на него со значительной высоты и не мог рассмотреть детали, но мне казалось, что деревья были странной формы, и что они двигались. По направлению к далеким холмам текла река. Над лесом возвышались несколько белых башен. Это было все. Но вид красного, огромного солнца сказал мне достаточно. Это была не та Земля, которую я знал.

– Другая планета?

– И даже более того, – сказала она. – Мало кто в Темном Мире это знает. Но я – знаю, и, к несчастью для тебя, узнали некоторые другие. Во вселенной существуют вероятностные миры, дивергентные в потоке времени, но почти идентичные, если, конечно, не расходятся слишком далеко. – Я ничего не понял.

– Миры, существующие и несуществующие во времени и пространстве, но отдаленные другим измерением, вероятностной вариацией. Этот мир мог быть твоим, если бы что-то не произошло давным-давно. Первоначально Темный Мир и Земля были одним неразделенным в пространстве-времени миром. Потом было принято решение – очень важное решение, хотя я не уверена точно, в чем оно заключалось. С этого мгновения временной поток разделился, и два варианта миров начали существовать там, где раньше был один.

Вначале они оставались абсолютно идентичными, за тем исключением, что в одном из них не было принято ключевое решение. А результаты получились совершенно различными. Это произошло сотни лет тому назад, но оба мира еще очень близки один от другого во временном потоке. С неизбежностью они отдаляются все дальше и дальше друг от друга и становятся все меньше похожи один на другой. Пока же они настолько сходны, что человек на Земле имеет своего двойника в Темном Мире.

– Двойника?

– Человека, которым он мог бы быть, если бы ключевое решение не было принято века назад в этом мире. Да, двойники – Ганелон – Эдвард Бонд. Теперь ты понимаешь?

Я вернулся к постели и сел на нее, нахмурившись.

– Два мира сосуществуют. Это я могу понять. Но я думаю, что ты хотела сказать больше, чем сказала, о существовании моего двойника.

– Ты родился в Темном Мире. Твой двойник, истинный Эдвард Бонд, родился на Земле, повстанцы же обладают достаточными знаниями, чтобы поменять переменные времени. Мы сами изучили этот метод значительно позже, хотя когда-то он хорошо был известен Совету. Повстанцы поменяли переменные и послали тебя – Ганелона – на Землю, чтобы Эдвард Бонд мог появиться среди них здесь. Они…

– Но зачем? – перебил я ее. – Для чего это им понадобилось?

Эйдерн повернулась ко мне, и я почувствовал в очередной раз странный, далекий холод, когда она уставилась на меня своими невидимыми глазами.

– Для чего им это понадобилось? – отозвалась она своим нежным детским голосом. – Думай, Ганелон. Посмотрим, удастся ли тебе это вспомнить.

Я стал думать. Я закрыл глаза и попытался расслабиться, чтобы воспоминания Ганелона выплыли на поверхность моего ума. Я все еще никак не мог привыкнуть к мысли о том, что со мной произошло, хотя это объясняло многое. Это даже объясняло бы – внезапно вспомнил я – и странную потерю сознания в самолете, когда я пролетал над джунглями Суматры, и дальнейшие события, когда все казалось мне каким-то не таким.

Возможно, именно в эту минуту, в самолете, Эдвард Бонд оставил Землю, а Ганелон занял его место. Оказалось двое близнецов, занявших чужие места и потому слишком испуганных и слишком беспомощных, чтобы что-нибудь понять.

Но это было невозможно!

– Нет, не помню! – резко сказал я. – Этого не могло быть. Я знаю, кто я. Ты не можешь доказать мне, что все это только иллюзия. Все слишком ясно, слишком четко.

– Ганелон, Ганелон…

Эйдерн подошла ко мне, и в голосе ее звучала укоризна.

– Подумай о восставших племенах. Попытайся, Ганелон. Попытайся вспомнить, почему они сделали с тобой все это. Лесные жители, Ганелон, непослушные маленькие человечки в зеленом. Ненавистные человечки, которые угрожают нам. Ганелон, это ведь ты, конечно, помнишь?

Может быть, это был определенного рода гипноз. Я подумал об этом позже. Но в этот момент в моем мозгу вспыхнула картина: я увидел одетую в зеленые одежды толпу, пробиравшуюся по лесу, и при виде ее почувствовал неожиданную горячую злость. В этот момент я и в самом деле был Ганелоном, великим могущественным лордом, ненавидящим этих людей, недостойных завязывать шнурки моих ботинок.

– Конечно, ты ненавидишь их, – прошептала Эйдерн.

Она, наверное, заметила выражение моего лица. Когда она заговорила, я почувствовал, что сижу в непривычной для себя позе. Плечи мои были горделиво расправлены, грудь выпячена вперед, а губы извивались в презрительной усмешке. Так что, возможно, она и не прочитала моих мыслей. То, что я думал, можно было видеть по моему лицу и осанке.

– И, конечно же, ты наказывал их, где и когда мог, – продолжала она. – Это было твоим правом и обязанностью. Но они обманули тебя, они оказались хитрее. Они нашли дверь, которая поворачивалась на временных осях, и вышвырнули тебя в другой мир. По другую сторону этой двери был Эдвард Бонд, который не питал к ним ненависти. Поэтому они и открыли дверь.

* * *

Эйдерн слегка повысила голос, и я уловил в нем насмешку.

– Фальшивые воспоминания, фальшивые воспоминания, Ганелон. Вместе с личностью Эдварда Бонда ты приобрел и его прошлое, но он пришел в наш мир таким, каким был, ничего не зная о Ганелоне. Он причинил нам много беспокойства, друг мой, доставил много хлопот. Сначала мы не поняли, что случилось. Нам сначала просто казалось, что Ганелон не просто исчез из нашего Совета, а появился среди повстанцев, организуя их на борьбу против собственного народа с какой-то совершенно непонятной целью.

Она мягко засмеялась.

– Нам пришлось поднять Гаста Райми из его сна, чтобы он руководил нами. Но в конце концов, изучив метод поворота осей времени, мы попали на Землю, искали тебя и нашли. А теперь перенесли тебя сюда. Это твой мир, Ганелон! Примешь ли ты его?

Я помотал головой, как во сне.

– Все это нереально. Я остаюсь Эдвардом Бондом.

– Мы можем вернуть тебе истинные воспоминания, и мы это сделаем. На какой-то момент они уже появились на поверхности твоего мозга, но на все это нужно время. А тем временем ты один из Совета, возможно, самый могущественный из всех нас. Вместе с Матолчем вы были…

– Подожди минутку, – сказал я. – Я все еще не совсем понимаю. Матолч? Это тот самый волк, которого я видел? Почему ты говоришь о нем так, как будто он человек?