Генри КАТТНЕР
      Кэтрин Л. МУР
      МАСКА ЦИРЦЕИ
      1. ЗАЧАРОВАННЫЕ МОРЯ
      Тэлбот раскурил трубку и глянул через костер в лицо мужчины, который медленно и тихо произносил слова, слагавшиеся в строфы самой удивительной истории, какую он когда-либо слышал.
      На лице Джея Сиварда плясали огненные блики, и оно вполне могло сойти за жестяную маску, посеребренную лучами луны. Они находились далеко от человеческих поселений, и в более прозаичном окружении рассказ Джея Сиварда звучал бы абсолютно фантастично, но здесь и сейчас он казался вполне правдивым...
      Весь день Джей Сивард нервничал. Тэлбот, который знал его всего неделю, по мере течения времени все больше утверждался в мнении, что его товарища преследует некая идея. Он производил впечатление человека, который чего-то ждет, что-то высматривает. Независимо от того, что делал, он постоянно поворачивал голову в сторону океана, чтобы лучше слышать его звуки, доносившиеся от подножия обрыва, поросшего соснами. Он словно ждал оттуда чего-то, кроме плеска волн.
      Однако лишь час назад, когца они сели у костра, он заговорил об этом.
      - Это все так неправдоподобно, - произнес он вдруг, оглядывая поляну, залитую лунным сиянием. - Мне кажется, что я вернулся во времени на год. Знаете, я уже бывал здесь... в прошлом году. Я был очень болен. Тощато все и произошло... - Он умолк, но ясно было, что мысли его свернули на знакомую тропу воспоминаний.
      - В этих местах человек быстро выздоравливает, - заметил Тэлбот. Он выражался осторожно, опасаясь нарушить настроение Сиварда. Его весьма интересовал этот человек и он хотел услышать историю, которая явно была на подходе.
      Сивард рассмеялся.
      - Мой разум был болен: я просто не мог быть вдали от океана.
      Он чуть повернул голову, и ноздри его раздулись, словно собирался втянуть в легкие запах соленого ветерка, шумевшего между деревьями. Вместе с ним послышался вдруг тихий плеск волн о берег, и Сивард нервно вздрогнул.
      - Я тонул, - просто сказал он. - Тонул в незнакомом океане, омывающем... чужие берега. Вы не против, если я расскажу? Думаю, таким образом все припомнится гораздо лучше... а я хочу вспомнить. Сегодня ночью - я этого не понимаю, но это так, - сегодня ночью что-то случится. Не спрашивайте меня, что, вы все равно не поверите, если я расскажу. Нет, я не сумасшедший и никогда не был им. Я знаю... - Он умолк и рассмеялся, немного смущенно.
      - Говорите, - сказал Тэлбот, затянувшись дымом из трубки. - Я не прочь послушать, что бы то ни было.
      - Если вы готовы к очень длинной истории, то пожалуйста. Может, это что-нибудь даст. - Он смотрел на туман, клубящийся между соснами. - Точно так же было на Эе, - непонятно сказал он. - Всегда все в тумане. В укрытии.
      - На Эе?
      - На Острове Волшебницы. - Он нетерпеливо пожал плечами. - Ну, хорошо, я расскажу вам.
      Сивард передвинулся немного и уперся спиной в поваленный ствол, а лицо повернул в сторону океана. Медленно начал он свой рассказ:
      - Три года назад я был в Штатах и вместе с человеком. по фамилии Остренд работал над новыми методами психиатрии. Это моя специальность психиатрия. Остренд был превосходным специалистом в своей области... чтоб его черти взяли!
      Мы начали работу над пентоталовым наркоанализом и зашли слишком далеко. Остренд - гений. Мы с ним переступили границу известных методов и... - Сивард сделал паузу, вдохнул, затем продолжил: - Наркоанализ - это новый метод изучения мозга. Вы знакомы с принципами обычной психотерапии? Во время сеанса гипноза пациенту предлагается обернуться в прошлое, взглянуть на собственные житейские проблемы, погребенные в подсознании, вспомнить неприятные происшествия, о которых пациент не хочет помнить. Катарсис, как правило, приводит к излечению.
      Мы с Острендом пошли еще дальше. Не буду детально описывать наш метод. Скажу только, что мы поочередно становились подопытными кроликами, а в тот день, когда мы добились успеха, в этой роли был я...
      Проблемы, похороненные в прошлом... но насколько далеком? Все, что я вспоминал во время сеанса, Остренд записывал. Я не знал, что произошло, пока не проснулся. Однако потом воспоминания вернулись, и даже без Остренда я все равно бы вспомнил. Драмы далекого прошлого выплыли из моего подсознания. Лучше бы они остались там, похороненные навсегда!
      Наркоанализ - превосходный и эффективный терапевтический метод, но мы с Острендом перешли все границы. Воспоминания, оставшиеся от предков, передавались в генах и хромосомах из поколения в поколение, пока я не получил их в наследство.
      Подавленные воспоминания одного из моих предков... человека, который стал легендой. А может, его и вовсе не было.
      И все-таки я знаю, что он был. Он жил очень давно и в мире настолько далеком, что от него не осталось ничего, кроме легенды. Он пережил психологическое потрясение, которое с огромной силой отпечаталось в его памяти, а потом было похоронено в подсознании. В памяти, которая перешла к его сыновьям и сыновьям его сыновей.
      Памяти о далеком походе на корабле с командой из героев и с Орфеем, сидящим на носу. Орфеем, чья арфа могла воскрешать мертвых.
      Орфеем, который сегодня лишь миф, как и остальные герои, отправившиеся в этот легендарный поход...
      Я был Язоном!
      Тем самым, который поплыл на "Арго" в Колхиду и украл Золотое Руно из святилища, где это сверкающее сокровище бога Аполлиона охранял страшный дракон Пифон...
      Воспоминания не исчезли, они остались во мне. Казалось, что у меня два разума. То, чего я не мог никогда ни видеть, ни слышать, как Джей Сивард, я слышал и видел после этого опыта. Меня звало море. Порой я слышал голос, который звал не Джея Сиварда, а Язона, Язона из Иолка, Язона с "Арго". И я был Язоном. По крайней мере, у меня были его воспоминания.
      Некоторые из них были туманны и запутаны, и все же я вспомнил массу событий из жизни своего предка. А многие из этих событий - я хорошо понимал это - произойти не могли на нашей старой доброй Земле. Даже в зачарованных морях аргонавтов.
      Мне казалось, меня зовет раковина Тритона. Куда? Обратно, в позабытое прошлое? Этого я не знал...
      Я пытался избавиться от этого, старался развеять чары. Разумеется, работу продолжать я был не в состоянии, и Остревд ничем не мог мне помочь. Никто не мог... Я приехал вот сюда более года назад, когда все остальное не дало результатов. Сидя в поезде, уже за Сиэтлом, мне ненадолго показалось, что я освободился.
      Увы! Год назад на этом холме я услышал беззвучный зов из моря, предо мной предстали какие-то видения и корабли-призраки. Я здорово испугался. Я спал под этими же соснами, когда ночь принесла звуки хлопающих на ветру парусов и скрип уключин.
      Принесла она и эхо сладкого нечеловеческого голоса, который звал: "Язон! Язон из Фессалии, приди ко мне!"
      В ту ночь я ответил на зов...
      Я стоял на обрыве над бегущими волнами, и в голове у меня был хаос. Помню, как я беспокойно вертелся в спальном мешке, помню, что слышал шум ветра, тихую, мелодичную вибрацию струн и удивительное пение, не бывшее человеческим голосом... и все же я знал, что это зов.
      Я стоял над водой, а вокруг опускался туман, плотный и удушливый. Вероятно, было полнолуние, потому что сквозь туман пробивалось серебристое сияние, слабо освещавшее море подо мной - темное, украшенное кружевами пены.
      Из темноты снова послышался слабый звон струн, а потом - то же тихое пение. Я знал эти звуки, это пел... киль "Арго", обращающийся ко мне голосом, которого никто, кроме ясновидца, не смог бы понять.
      Что-то скрытое в тумане плыло по воде. До меня донесся скрип уключин. Медленно, очень медленно начал рисоваться какой-то силуэт. Сначала я увидел большой прямоугольник паруса, свисающий с высокой мачты, потом заметил призрачный в лунном свете нос корабля. Он плыл ко мне.
      Из тумана вынырнула галера и вскоре проплыла подо мной; до палубы было не более восьми футов. Вверх поднималась мачта, наклоненная в сторону суши, и еще я заметил весла, их разом подняли вверх, чтобы не сломать о скалу.
      На скамьях - то есть на палубе корабля - сидели какие-то фигуры. Нереальные фигуры. Одна из них извлекала из арфы чарующую ритмичную мелодию.
      Однако еще более влекущим был голос без слов, доносившийся от киля "Арго", когда корабль, переваливаясь с борта на борт, проплывал подо мной.
      Воспоминания Язона всколыхнулись во мне. Холодный пот и дрожь, всегда сопровождавшие волну чужой памяти, захватили мое тело. Язон, Язон из Иолка... это я был Язоном!
      Когда галера почти миновала меня, я оттолкнулся изо всех сил и прыгнул на палубу этого корабля-призрака. От удара о твердые доски колени мои подогнулись, я упал и покатился, но тут же вскочил на ноги и огляделся по сторонам.
      Берег уже исчез, и лишь серебристые испарения окружали корабль, сверкающий в лунном свете.
      Язон? Нет, я не был Язоном. Я был Джеем Сивардом... был...
      Собственные сознание и воля вернулись ко мне. Я знал, что сделал или мне это казалось, - как знал и то, что это либо сон, либо безумие.
      2. МИФИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ
      Палуба под моими ногами казалась настоящей. Водяная пыль имела вкус морской воды, да и ветер, кропящий ею мое лицо, был настоящим ветром. И все же я знал, что в этом корабле-призраке есть что-то нереальное.
      Дело в том, что на нижней палубе я видел гребцов, а сквозь них длинные серые морские водны. Отчетливо видны были все мышцы их спин, когда они склонялись над веслами, но отчетливы так, каким бывает сон в момент пробуждения. Гребцы не видели меня, лица их были напряжены от усилий, когда они гнали корабль... Куда?
      Я немного постоял, вглядываясь в туман вокруг себя, сохраняя равновесие на качающемся корабле с ловкостью, которой у себя не подозревал, словно мое тело так же гладко скользнуло в физические и моторные воспоминания другого человека, как мой мозг переплелся воспоминаниями с другим мозгом.
      Вокруг не было слышно ничего, кроме звуков от самого корабля. Я слышал удары волн о корпус, скрип шпангоутов, ритмичное пение весел в уключинах. Я отчетливо слышал кифару в руках призрака на носу, однако команда была нема.
      Помню, что волосы зашевелились у меня на голове, коща я впервые увидел, как полупрозрачный воин открывает рот и заводит песню, которая несется вдоль скамей, пока двойные ряды не начинают раскачиваться в едином ритме, а рука кифареда ложится на струны, чтобы вести их - и все это в полной тишине.
      Музыку я слышал, а вот команда, похоже, состояла из призраков.
      Меня поразило звучание собственного голоса. Все ошеломление и все страхи, копошившиеся на дне моего мозга, сосредоточились в крике:
      - Кто вы такие?! - обратился я к беззвучно поющим гребцам. Ответьте, ради бога! Кто вы?
      Из тумана, словно из огромного резонатора, выкатился ко мне мой собственный голос: "Кто вы такие... такие... такие?" И я знал, что сам не смог бы ответить лучше. Действительно, кем я был? Джеем Сивардом, доктором медицины? Или Язоном, сыном Эзона, царя Иолка? А может, призраком на корабле-призраке, ведомом... кем? Я крикнул еще раз - гневно, без слов - и бросился к ближней скамье, стараясь ухватиться за плечо ближайшего гребца.
      Моя рука поймала воздух. Гребец же продолжал петь.
      Не знаю, как долго стоял я среди скамей, окликая глухих певцов, молотя кулаками их бесплотные тела, напрасно стараясь вырвать из их призрачных ладоней весла, которые не поддавались ни на дюйм, несмотря на все мои усилия.
      Наконец я сдался. Запыхавшийся и ошеломленный, забрался я вновь на верхнюю палубу. Человек-призрак на носу по-прежнему извлекал из струн кифары удивительную мелодию. Он не замечал меня так же, как и его товарищи. Один и тот же ветер развевал мои волосы и шевелил серебристую курчавую бороду музыканта, но с тем же успехом это я мог быть призрачным, а он реальным - ровно столько внимания уделял он мне. Я потянулся к его руке, чтобы остановить музыку, но тело кифареда прошло сквозь мои пальцы подобно ветру.
      Тогда я коснулся арфы. Как и весла, инструмент был настоящим. Я чувствовал его под пальцами, но не мог стронуть с места. Даже струны не поддавались мне, хотя отвечали странной, безумной музыкой на прикосновения кифареда.
      - Орфей?.. Орфей! - позвал я неуверенно.
      Я помнил, кем был человек, стоявший некогда на носу "Арго", и все-таки заколебался перед тем, как окликнуть его. Потому что Орфей, если он вообще существовал когда-нибудь, был мертв уже более трех тысяч лет.
      Он не слышал меня и продолжал играть. Гребцы размеренно двигали веслами, и корабль плыл сквозь туман. Он был вполне реальным, жил странной жизнью, общей для всех кораблей, дышащих с треском шпангоутов, когда море держит их на своей груди. Я помнил, я знал о давней любви Язона к своему кораблю - как мне казалось, его единственной настоящей любви, несмотря на многочисленные романы с женщинами. Язон был непростым человеком: бесчувственным, жестоким, готовым предать всех, кто ему верил, в своем неудержимом стремлении к цели. Но своему "Арго" он был верен всю жизнь - и именно "Арго" убил его.
      И для меня он был чем-то большим, чем просто кораблем, поскольку направлялся он к неизвестной мне цели, предназначенной судьбой мне и Язону. И тут, словно сам туман решил унять мое любопытство, серебристая завеса расступилась и я увидел...
      Солнечный свет хлынул на воду, и она заиграла ослепительной синевой. Длинные ряды сверкающих прибрежных волн, вздымая фонтаны пены, разбивались о крепкие стены... Неужели остров? Остров-замок, укрепленный по линии воды, вздымающий белые башни на фоне неба, такого же синего, как вода. Все вокруг было либо белым, либо темно-голубым.
      "Это не из наших времен, - подумал я, внимательно всматриваясь. - Не может быть из наших. Это нечто видимое сквозь линзу легенды о водах, похожих на темное вино, и укрепленных берегах. Об этом тысячи лет назад мог писать Эврипид".
      Туман продолжал отступать, и оказалось, что это не остров, а длинный полуостров, облицованный до самой воды и отгороженный от суши огромной стеной, взметнувшей свою мощную твердь в лазурное небо. Какое-то время картина была неподвижной и безжизненной, словно книжная иллюстрация.
      Внезапно я услышал звук труб, вдоль стен стало заметно движение. Голоса людей эхом понеслись по воде. "Арго" шел вдоль берега" и мне казалось, что ритм музыки несколько ускорился. В нем запульсировало беспокойство, и гребцы заработали живее.
      Трубы звучали все громче. Послышался отчетливый металлический лязг, словно бы оружия, и вдруг из-за мыса медленно выплыл ослепительный корабль. Весь он был сделан из золота и смотреть на него прямо было невозможно. Но в первый момент, перед тем как зажмуриться, я заметил двойные ряды весел, поблескивающих вдоль бортов корабля. Он шел прямо к нам, поднимая сверкающим носом пенистые буруны.
      Теперь музыка Орфея зазвучала еще тревожнее. Ритм ускорялся с каждым ударом по струнам, пока весла "Арго" не начали двигаться в такт частым ударам сердца. Все быстрее мчались мы по воде и вскоре оставили позади мыс с каменной башней; над водой неслись громкие крики людей с золотого корабля.
      Это была бирема, в два раза мощнее нашей, но и более тяжелая. "Арго" скользил по воде с проворством, ласкавшим мое сердце в том месте, ще билось сердце Язона, влюбленного в красу и резвость своего корабля.
      Город остался позади. Мы снова плыли сквозь туман, но вскоре сбоку замаячили контуры лесистых берегов и пологих холмов. Потом, когда "Арго" отозвался на бешеный ритм работы своих призрачных гребцов, удалились и они. И по-прежнему за кормой катился к нам рев труб, а золотистый корабль сверкал даже сквозь туман.
      Это была упорная и очень долгая погоня. Только под конец понял я, что было нашей целью. Неожиданно из тумана возник кипарисовый остров с низкими берегами, окаймленный белыми пляжами и темными деревьями,. спускающимися к самому песку. Язон знал этот остров.
      "Эя, - прошептала его память в моем мозгу, и вместе с этим проснулись едва уловимые страхи. - Эя, Остров Волшебницы".
      За кормой крики наших преследователей были такими же громкими, как и в начале погони много часов назад. Бряцание их оружия напоминало лязг металлических зубов в пасти дракона, разверзшейся, чтобы сожрать нас.
      Когда наблюдатель на золотистом корабле заметил в тумане кипарисы, он, вероятно, дал сигнал удвоить скорость. Послышались резкие щелчки бичей, и ослепительный корабль буквально прыгнул вперед. Он быстро приближался к нам, хотя кифара бесплотного Орфея пронзительно кричала в неистовом ритме, который заставлял сердца бешено колотиться, а призрачные гребцы отчаянно напрягали свои мускулистые спины, работая веслами.
      Какое-то мгновенье золотистый корабль находился рядом с нашим бортом, и мне удалось полуослепшими глазами взглянуть на его сверкающие палубы и заметить солдат в блестящих доспехах; они высовывали головы из-за планшира, размахивали мечами и копьями.
      И тут чужой корабль снова рванулся вперед, и на сгкунду в его сиянии исчез темный остров, что был перед нами. Дерзко пересек он наш курс, и я увидел напряженные, возбужденные лица преследователей, бледные на фоне сверкающих доспехов.
      Арфа Орфея умолкла на мгновенье, а потом вдруг призрачные пальцы тронули магические струны, и инструмент издал вопль ненависти и мести. Он кричал, словно живое существо, словно фурия, жаждущая крови.
      Я увидел - как странно это звучит - безмолвные крики аргонавтов, заметил запрокинутые бородатые лица, скалящие зубы от усилия и радости, увидел мускулистые спины, как одна сгибающиеся в последнем, могучем ударе весел, который швырнул корабль вперед - прямо в золотой борт, преградивший нам путь.
      Отчетливо понял я, насколько был беззащитен - один среди этой бесплотной команды, для которой гибель могла ничего не значить. "Арго" и я были реальны, и золотистый корабль тоже, а призрачные аргонавты явно вели нас к неизбежной гибели.
      Я помню страшный, сотрясший воздух грохот, когда корабли столкнулись. Палуба вздрогнула подо мной, и впереди все стало светлым, словно золотистый корабль в последний момент вспыхнул и осветился пламенем. Я помню крики и вопли, лязг оружия и заглушающий все это отчаянный плач кифары, терзаемой перстами бессмертного певца.
      А потом "Арго" развалился подо мной и холодная вода сомкнулась над моей головой.
      3. СВЯТИЛИЩЕ В РОЩЕ
      Какой-то голос нес меня среди испарений редеющего тумана.
      "Язон из Иолка, - звучал он в моих ушах. - Язон из Фессалии, Язон с "Арго", очнись. Проснись и ответь мне!"
      Я сел на сером холодном песке и прислушался. Волны омывали берег, на котором еще виден был след, который я оставил, выползая из объятий моря. Моя одежда задубела от соли, но была сухой. Наверное, я лежал здесь довольно долго.
      Темные кипарисы шептались меж собой, заслоняя все, что было за ними. Не было слышно никаких других звуков. Никаких следов людей с золотистого корабля, ни следа самого корабля. "Арго", который я в последний раз почувствовал под ногами, когда он разваливался на куски, мог уже вернуться со своей призрачной командой в страну теней. Я сидел один на сером песке Эи, Острова Волшебницы.
      "Язон с "Арго"... ответь мне... приди ко мне, Язон! Ты слышишь меня?"
      Словно сам остров приглашал меня, и отказаться от приглашения было невозможно. Внезапно я понял, что иду, пошатываясь, хоть и не помню, как вставал. Зов, похоже, шел из-за кипарисов. Я брел по песку и через минуту углубился в кипарисовую рощу, лишь отчасти по своей воле - настолько властным был этот зов из глубин острова.
      Я видел лишь кусочек дороги перед собой, ибо густой туман вуалью висел среди деревьев. Однако мне казалось, будто я уже не один. Вокруг меня царила глубокая тишина, но эта тишина словно прислушивалась и присматривалась ко мне. Не скажу, что она была враждебной или зловещей, скорее - любопытной. И это равнодушное любопытство изучало меня, пока я шел через закрытую туманом рощу; глаза, следившие за мной издали, не были заботливыми, а просто хотели убедиться, верно ли я иду.
      В этой тишине, подчеркиваемой падающими с деревьев каплями росы и не нарушаемой никаким другим звуком, я шел за зовущим меня голосом сквозь туман и рощу до самого сердца острова.
      Когда я заметил белое святилище, возникшее на фоне темных деревьев, меня это не удивило. Язон уже бывал здесь прежде и знал дорогу. Может, он знал, кто его зовет, но я - то не знал этого. Мне пришло в голову, что когда я увижу лицо зовущего, то тоже не буду удивлен, но пока я не мог бы его описать.
      Когда я вышел на поляну, между колоннами храма началось лихорадочное движение. Из тени выбежали какието фигуры, облаченные в длинные одежды, и склонили головы в капюшонах, приветствуя меня. Все они молчали. Каким-то образом я знал, что пока тот Голос шлет свой зов из святилища, никому на острове нельзя говорить, кроме самого Голоса и меня.
      "Язон из Фессалии, - звал он ласково. - Язон, любимый мой, войди внутрь! Иди ко мне, Язон, любимый!"
      Фигуры расступились, я прошел под тень портика и оказался в храме.
      Здесь было темно, если не считать пламени, нервно подрагивающего у алтаря. Я заметил высокую трехликую скульптуру, величественно и грозно маячившую за огнем. Даже сам огонь был странным: он горел зеленым цветом в непрерывном мерцающем ритме, и его движение напоминало скорее безостановочные извивы змеи, чем уютное мерцание обычного пламени.
      Женщина перед алтарем была полностью укрыта длинной одеждой, как и люди у входа. Мне показалось, что в своем длинном наряде она движется как-то ходульно, неестественно. Заслышав мои шаги, она повернулась ко мне, и когда я увидел ее лицо, то забыл о странной медлительности ее движений, о пламени у алтаря и даже о трехликой фигуре над нами, смысл и значение которой хорошо знал.
      Оно было сверхчеловечески белым и гладким, словно изваяно из алебастра. Однако под этой гладью горел огонь, а губы были красные, полные и чувственные. Глаза горели таким же зеленым и необычайным огнем, как пламя у алтаря.
      Черные брови изгибались широкими дугами, придавая лицу выражение легкого удивления; волосы у нее были блестящие, черные как смоль, старательно уложенные в великолепный каскад локонов. Впрочем, я был уверен, что
      Язон знал эти волосы, когда они были растрепаны, когда черной сверкаюшей рекой падали на ее плечи, такие же скульптурные, как алебастровое лицо, когда каждый волосок поднимался под прикосновением его ладони как разогретый проводок.
      Воспоминания Язона всплыли в моем мозгу, и голос моего предка наполнил мои уста его греческими словами.
      - Цирцея... - услышал я самого себя. - Цирцея, любимая моя.
      На алтаре взметнулся огонь, бросая зеленый свет на ее прекрасное и до боли знакомое лицо. И я мог бы поклясться, что в ее глазах вспыхнули зеленые огоньки. По всему храму забегали тени, по стенам затанцевали изумрудные блики, дрожащие, как блики от воды.
      Она пятилась перед мной к алтарю, вытягивая вперед руки в странно неловком жесте отказа.
      - Нет, нет, - говорила она своим бархатным, сладким голосом. - Еще нет, еще не сейчас, Язон. Подожди...
      Она повернулась спиной ко мне, а лицом в сторону статуи над пламенем. На этот раз я пригляделся к ней внимательнее и позволил своим, а также Язона воспоминаниям сказать мне, что за богиней была та, что стояла с тремя ликами в своем храме.
      Геката - богиня новолуния, подобно тому, как Диана была божеством полной луны. Геката - таинственная покровительница колдовства и магии, о которой известны были только полуправды. Богиня распутий и темных дел, трехликая, чтобы смотреть сразу в три стороны со своих священных перекрестков. Адские псы следуют за нею, и, слыша лай, эллины верят, что она рядом. Геката - таящаяся во мраке мать Волшебницы Цирцеи.
      Руки Цирцеи, одетой в церемониальный наряд, двигались вокруг пламени, творя ритуальные жесты. Потом она тихо прошептала:
      - Он уже приплыл к нам, мать. Язон из Иолка снова здесь. Надеюсь, ты довольна?
      Тишина. По стенам ползали отблески зеленого света, а три лика богини равнодушно смотрели в никуда. На алтаре, в молчании, последовавшем за словами женщины, огонь уменьшился до маленького уголька, над которым нервно дрожало сияние.
      Цирцея повернулась ко мне, обе ее руки, закрытые длинными рукавами, свободно висели вдоль тела. Зеленые, сверкающие глаза встретились с моими; бесконечная печаль и сладость были в ее голосе.
      - Еще не время, - прошептала она, - и не место. Прощай пока, мой любимый. Я хотела бы... но это мгновение уже не принадлежит мне. Только не забывай свою Цирцею, Язон, и пору нашей любви!
      Я не успел ничего ответить, а она уже подняла обе руки к голове и провела длинными пальцами по лицу. Потом склонила голову, и блестящие волосы упали ей на лицо, закрывая глаза. Происходило что-то необъяснимое.
      И тут я снова почувствовал, как волосы шевелятся на моей голове, ибо видел нечто невероятное. Цирцея вдруг сняла свою голову с плеч. Я остолбенел...
      Это была маска. Цирцея сияла ее и взглянула на меня поверх неживых алебастровых черт лица и темных вьющихся волос. Helrro потрясающее было в ее глазах, которые встретились с моими, однако еще несколько мгновений я, онемев, вглядывался в отделенную от тела голову. Все в ней было на месте: изящные красные губы, сомкнутые на пороге тайны, легкой улыбкой выражающие свое знание, глаза, которые умели так сверкать - тоже закрытые, спрятанные за бледными веками и длинными ресницами. Когда-то она жила и говорила, но теперь заснула и стала похожа на восковую маску.
      Медленно перевел я взгляд на лицо женщины, которая эту маску носила, и увидел сеяые волосы, покрывающие старческую голову, усталые серые глаза, окруженные сеткой морщин, печальное, мудрое и чуточку испуганное лицо, покрытое морщинами старости.
      - Да, Язон... - сказала она скрипучим и усталым голосом. - Кронос так долго тряс кубок, что астрагалы перевернулись. Да, это те же самые кости, но с другими числами наверху.
      Наверное, у меня наступило запредельное торможение. Она стояла и говорила, но ее слова я слышал нечетко, они были приглушены поразительным сознанием, что это я - Джей Сивард - нахожусь здесь, на этом фантастическом острове, и стою перед необычайным алтарем.
      Возможно, сама прозаичность усталого, старческого голоса побудила меня в конце концов осознать свое положение.
      Кронос, сказала она. Воплощение времени. Неужели время вернулось на три тысячи лет назад? Неужели "Арго" и впрямь перенес меня в серый туман прошлого, в мир, который был легендой уже в те столетия, когда Эллада расцветала и гибла под ногами Рима? Когда сам Рим посылал свои легионы на другой конец Европы, а Кронос смотрел, как время сочится сквозь его вечные пальцы?
      Нет, это был не весь ответ. Чья-то чужая рука нависла над этим миром. Что-то необычное чувствовалось и в земле, и в воде, и в ветре. Возможно, в теле человека заключено некое шестое чувство, которое предупредит его, когда он покинет мир, в котором произошел от Адама. Именно это и произошло со мной.
      Это была не Земля.
      Я помню, как заканчивает Эврипид свою историю о Медее и Язоне. Теперь эти строфы прозвучали в моем мозгу с пророческой силой:
      ...Против чаянья, многое боги дают:
      Не сбывается то, что ты верным считал,
      И нежданному боги находят пути...
      <Перевод И. Анненского."
      Путь, который привел меня... куда? Возможно, на легендарную Землю! В давно забытый мир, чтящий трехликую богиню, где на ином, мифическом Эгейском Море лежит Остров Волшебницы.
      До сих пор я был во власти сил, на которые почти не мог воздействовать. А точнее, вовсе не мог, если учесть, что одна такая сила воспоминания Язона - управляла моим разумом подобно поводьям и шпорам, связанным друг с другом.
      Это было похоже на сон, и в этом сне мне казалось совершенно естественным, что я повинуюсь воле ветра, того самого, что наполнял парус "Арго" и принес мне под темные кипарисы голос Цирцеи. Человек в своей суеверной душе всегда подвержен чарам. Особенно человек из прошлого, чья повседневная жизнь была полна богов и демонов, рожденных его собственным воображением, вызванных к жизни страхом.
      Страх.
      Это слово заставило меня содрогнуться.
      Я внезапно понял, что именно висело угрюмой тенью над воспоминаниями Язона. Страх... но перед чем? И почему я оказался здесь?
      Я огляделся по сторонам уже со страхом. Зеленый свет, ползающий по алтарю, являл мне мельчайшие детали святыни Гекаты, и каждая из них была ужасна. Панический страх схватил меня за горло, а пол под моими ногами понесся вниз, в черную бездну.
      Пораженный ужасом, с которым не мог бороться, я понял, что всего этого просто не может быть. Или я здоров, или сошел с ума, но и то и другое было ужасно! Кошмарно... Глаза старой женщины вглядывались в меня, и мне показалось, что веки головы, которую она держала в руках, затрепетали, словно глаза маски должны были вотвот открыться и тоже посмотреть на меня.
      Я бросился бежать.
      Возможно, я бежал потому, что вновь обрел рассудок. Или потому, что воспоминания Язона легли на меня слишком тяжким бременем. Мне казалось, будто я снова чувствую под ногами разлетающуюся на куски палубу "Арго".
      Не было ничего реального.
      Фигуры в длинных одеяниях нервно метались вокруг святилища. За моей спиной послышался высокий, скрипучий голос:
      - Панир! Панир! За ним!
      Помню еще, что слышал громкое стаккато шагов, эхом раскатившееся по храму. Вскоре я был уже снаружи, среди кипарисов, и бежал, бежал...
      Не знаю, от чего я бежал. Возможно, от самого этого фантастического мира. Или от Язона. Да, пожалуй, так. Я бежал от Язона, который сросся с моим разумом, принес в мою душу ужас, вылупившийся из его собственного страха. Такого страха, для которого сегодня и названия нет!
      Это был звериный страх, знакомый только первобытным людям, придавленным беспредельностью неизвестного. Страх, подобный экстазу, в который впадали древние, когда Пан с рогами на голове и оскаленными зубами разглядывал их из-за деревьев.
      Его и назвали паническим страхом потому, что знали эту рогатую голову по имени.
      Я бежал к морю. Туман развешивал передо мной густые вуали, преграждая дорогу, а позади слышался топот преследователей. Топот, похожий на стук копыт по земле и камням... прямо за спиной!