- Опять ничего не ел? - говорила она. - А я мясо вареное тебе купила...
      Чтобы не обидеть ее, Брем съедал кусочек, хотя ему не хотелось, и они вдвоем выходили на вечернюю улицу."
      Как-то раз, когда шли они, думая об одном и том же, одно и то же одиночество - чувствуя, вихрем вылетел из-за угла Шурка и с победным рыком подскочил к врагу. Брем остановился и посмотрел на него задумчиво и серьезно, не понимая, чего от него хотят.
      Он смотрел на старого соперника как на несмышленыша, на щенка, как смотрели когда-то на него самого взрослые псы, и Шурка растерялся. "Ты, что ли, не хочешь драться?" - уставился он на Брема, а тот повернулся и пошел равнодушно своей дорогой.
      Слух о том, что Брем перестал драться, мигом разнесся по собачьей площадке. Но странное дело, никого конец этой долгой вражды не обрадовал. "Тоскует собака", - говорили друг другу соседи Наташи и вздыхали, каждый о своем.
      ***
      Шло время, и в доме стали появляться люди. Они были разные - веселые и не очень, шумные и тихони, и к каждому у Брема было свое отношение. Одних он полюбил и признал, других принимал сдержанно, а некоторых буквально выживал из дома. Так выжил он противного типа, который повадился таскаться к ним чуть ли не каждый вечер. Брем его ненавидел, потому что от типа едва уловимо пахло вином, а пьяных Брем не любил и боялся.
      Ни кусочки сахара, ни лесть, ни протянутая для ласки рука не могли смягчить Брема. Он тревожился, злился, резко и оглушительно лаял, подбирался к врагу под столом и трепал ему брюки, хмуро ворчал на Наташу, а когда она, рассердившись, закрывала Брема в соседней комнате, поднимал такой ор, что приходилось тут же его выпускать.
      - Ну смотри у меня, - грозила Наташа, отворяя дверь спальни, за которой истошно вопил арестованный Упрямо пригнув голову, Брем молча устремлялся к столу и, презирая грядущее наказание, цапал ненавистного человека за брюки.
      - Глупый какой он у вас, - сказал, потеряв терпение, тип и разразился раздраженной речью о том, что держать собак в доме - чушь и баловство, что маленьких собак он не любит, а беспородных - тем более.
      В тот вечер они с Наташей впервые поссорились, а потом и вовсе расстались.
      - Ты невежливый, невоспитанный, - укоряла Наташа Брема. - Ты совсем не умеешь себя вести.
      Брем смирно лежал у ее ног, покорно внимая упрекам, хотя Наташа была не права, и это он доказал Однажды, когда Брем, как всегда перед приходом хозяйки, улегся поближе к двери, он услышал не только ее шаги - там, внизу, на лестнице. Зазвенел ключ в замке, отворилась дверь.
      - Ну, Брем, знакомься, - сказала Наташа. - Это вот Саша.
      Брем подошел и сдержанно понюхал большие ботинки.
      - Привет, зверь, - сказал Саша. - Наслышан о тебе, наслышан. Говорят, ты тут самый главный?
      Пошли, что ли, пройдемся?
      И они втроем вышли на весеннюю улицу. Удивительно приятно было бежать с ними рядом, слышать Голоса, обращенные друг к другу, отлучаться по многочисленным и неотложным собачьим делам, а потом догонять Наташу со всех четырех лап.
      - Независимый пес, - уважительно сказал Саша. - Хозяин...
      - Ничего подобного, - засмеялась Наташа, - мы с ним на равных. Чувствуешь, как пахнет сирень?
      На всю жизнь любимый мой запах... А ты, кажется, ему понравился.
      - Так я стараюсь!
      Саша приходил-уходил, гулял с Бремом, не признавая никаких поводков ("Да не попадет твой зверь под машину, - уверял он Наташу. - Брем - парень умный!"), втроем они ездили в лес на грохочущей, разболтанной электричке, и Брем воевал до изнеможения с проснувшимися от спячки ежами, а потом горько жаловался на исколотый нос. Пришло лето, и они вдоволь наплавались в озере, на берегу которого в деревянном домике жили родители Саши. Брем полюбил, прижав уши, плыть рядом с Наташей - голова к голове, охраняя хозяйку. А Саша в охране не нуждался он был сильным - Брем это сразу понял. Сильным и добрым.
      Август Брем прожил в деревянном домике: Наташа куда-то уехала, и Саша исчез вместе с ней. Брем немного на них рассердился, но жилось ему славно, бегал он где хотел, у озера собиралось интересное общество, и он своих великодушно простил. Осенью в их с Наташей жилище началась радостная суматоха: хлопали двери, в комнату вносили столы и стулья, входили и выходили люди. От шума, пения, плясок Брем укрылся в надежном убежище, в спальне, - залез под диван и не выходил, пока в доме не стало тихо.
      Все наконец ушли, а Саша остался. Так снова их стало трое.
      Прошел год, и опять стали что-то передвигать и переставлять в комнатах, высвобождая место для высокой кроватки, в которой поселилось маленькое крикливое существо. Брему велено было к кроватке не подходить, хотя разрешалось сидеть в углу и смотреть, как Наташа на низеньком столике пеленает дочку, делает с ней гимнастику, сгибая и разгибая крошечные ручки и ножки.
      Брем быстро усвоил, что лаять в комнатах теперь нельзя, что нельзя, как прежде, требовать от Наташи ласки, потому что Наташе не до него: улыбнется мимоходом и опять спешит к кроватке, стоящей в самом теплом и светлом углу. И Саша не обращал на Брема внимания: приезжал с занятий и тут же бежал куда-то с бутылочками, а по вечерам вместе с Наташей купал и баюкал дочку.
      Брем лежал под диваном, и ревность терзала его сердце. Никому он теперь не был нужен, никому! Но вот однажды Наташа, совсем как прежде, поставила его перед собой на задние лапы и сказала:
      - Совсем я зашилась, дорогая моя собака. И гулять, и стирать, и готовить надо. Да еще магазины!
      Пошли-ка вместе, а? Покараулишь Танюшку?
      Брем, склонив голову набок, внимательно слушал.
      Он понимал, что его просят, о чем-то, - что "собака" - это он и есть, а Танюшка - то существо, из-за которого так резко изменилась его жизнь. Он вообще, как все собаки, живущие рядом с людьми, знал много слов.
      Он шагал рядом с Наташей серьезно и молча, остро чувствуя собственную необходимость. У магазина Наташа поставила коляску, сказала: "Сидеть, Брем" - и еще:
      "Ну, пес, я на тебя надеюсь" - и ушла. Брем уселся перед коляской и стал караулить, зорко поглядывая по сторонам. Он и не заметил, как обида и ревность покинули его сердце и в нем поселилась забота о маленькой девочке, .сладко спавшей под надежной защитой. А забота ведь очень скоро переходит в любовь.
      И когда это случилось, Брем снова почувствовал себя сильным и молодым, как тогда, до той черной ночи, когда ушла из дома Мария Тихоновна. Течение жизни властно подхватило и понесло его в своем вечном и мудром круговороте. И через несколько дней, когда ничего не подозревавший Шурка вышел на улицу с Ниной Сергеевной и мирно потрусил куда-то, на него с радостным воплем налетел Брем и цапнул за заднюю лапу. Шурка взвизгнул от неожиданности и восторга, развернулся и бросился на врага. Изумленный Саша тщетно пытался остановить Брема:
      - Брем, Брем! Да ты что, белены объелся?
      - Он у вас просто выздоровел, - сказала Нина Сергеевна. - Очнулся ваш Брем от тоски. Давайте, Саша, договоримся: вы когда выходите на прогулку? И добавила, улыбаясь:
      - Теперь опять начнет убегать. Ах ты, бродяга...
      Москва, 1983 год