- Обещала! - воскликнула мама. - Должна!..
      Решается вопрос твоей жизни, а ты - - какая-то фотокарточка и какой-то там Виктор! А Олег? Ты сказала Олегу?
      - Нет еще.
      - Хорошо, - перевела дух мама. - Хорошо, что не успела сказать. Не говори никогда, забудь этот бред.
      - Почему - никогда?
      - Потому что бред! Никакой такой фирмы не надо. Это я тебя довела, я виновата.
      Мама запустила пальцы в золотистые волосы - Рита с детства помнила эту ее привычку, - слезы покатились из прекрасных глаз.
      - Мамуля, ты что? - растерялась Рита.
      - Ничего, я сейчас. - Мама осторожно промокнула глаза маленьким кружевным платочком. - Сейчас, подожди. - Она все плакала, плакала и была не в силах остановиться.
      - Мамочка, родная! - Рита подошла к маме и обняла ее; - - При чем здесь ты?
      - Мамы всегда при всем, - успокаиваясь, вздохнула Екатерина Ивановна. - Я и представить не могла, до чего вы трудно живете. Ты же знаешь, у меня с деньгами сложные отношения: я никогда их не умела считать, ничего не умела планировать. Помнишь, папа надо мной потешался? А сам-то...
      - Но ведь мы уже взрослые.
      - Не совсем.
      - - Почему?
      - Потому что не встали на ноги. Ах, какая я дура! Еще собой гордилась - как деликатно, незаметно вам помогаю: кофточки там, продукты, уезжая,.. холодильник битком набила.
      - - С холодильником ты очень нам помогла, - вставила Рита.
      - А надо было давать вам деньги, - не слушала ее мама. - Спокойно и регулярно, ежемесячно, постоянно, вот как дают тебе грошовую твою стипендию. Тем более что деньги у меня есть, я же все время их зарабатываю - гораздо больше, чем надо для нормальной, достойной жизни. Но я их держу знаешь на что?
      - На что?
      Екатерина Ивановна засмеялась сквозь слезы.
      - Ни за что не догадаешься! На внука. Или внучку. Говорят, скоро введут платное образование, будет платная медицина... Конечно, останется и бесплатная, и кого-то бесплатно будут принимать в вузы, но не всех. Вот я и решила...
      - Так ведь нет пока внука! - - Рита тоже засмеялась, и тоже сквозь слезы.
      - Но я заранее люблю его, - призналась Екатерина Ивановна. - Заранее беспокоюсь, будет ли у тебя молоко, радуюсь, что есть теперь памперсы и он не будет лежать мокреньким.
      - Мамка! - ахнула Рита. - У тебя синдром бабушки!
      - Пусть синдром, - не стала возражать Екатерина Ивановна. - У меня случаются теперь бессонницы, и я лежу и о нем думаю: как буду с ним гулять, его ласкать, рассказывать ему сказки. Говорят, что первый ребенок для женщины - это ее последняя кукла, а внук - первый ребенок.
      - Да, - опечалилась Рита. - До меня тебе всю жизнь не было дела.
      - Не правда, - помолчав, возразила Екатерина Ивановна, - еще как было! Но ты ведь помнишь, как долго и тяжело болел папа, а после его смерти во что бы то ни стало нужно было удержаться на сцене, восстановить голос. Екатерина Ивановна вместе со своей табуреткой переместилась к Рите, обняла ее, Вздохнула. - В чем-то, возможно, ты и права, - виновато сказала она. Ведь я еще была совсем молодая, и мне нужно было... - Она запнулась. Нужна была, доченька, личная жизнь. Сцена может заменить все на свете, кроме тепла мужских рук.
      Рита улыбнулась: как изящно и осторожно выражается мама.
      - А у тебя как раз начался переходный возраст...
      Ох, лучше не вспоминать! Теперь у меня, кроме вас, нет никого. Только вы и театр.
      - Этого мало?
      - Ты знаешь, что я имею в виду.
      - Аркадия Семеновича?
      - То наследство, что он после себя оставил. Я, доченька, больше никому не верю, ни к кому не позволяю себе привязываться.
      - Это, наверное, не правильно, - неуверенно сказала Рита. Как странно, что она дает маме советы!
      - Наверное, - грустно улыбнулась мама.
      Они сидели обнявшись, как две подруги, две женщины, уже познавшие горечь этой жизни - одна побольше, другая только вступила на эту тропу, - и говорили, говорили...
      - Дай мне честное слово, - совершенно по-детски попросила мама, - что выкинешь всю эту глупость из головы. Ты должна, просто обязана окончить университет, набраться знаний; поверь, они еще как пригодятся! А потом поступай как хочешь. Но вот вспомнишь мои слова: ты уже не станешь девочкой у компьютера.
      - Я собиралась взять академический отпуск.
      - Да какой там отпуск! Ты же сразу окажешься в другой среде, с другой системой ценностей, другой моралью. Из таких фирм в университеты не возвращаются.
      - Ты так считаешь? - Рита почувствовала себя уязвленной.
      - Уверена! - воскликнула мама. - Тебе и думать-то будет некогда. А ведь за тобой, детка, поколения российской интеллигенции: я, папа, обе бабушки, даже Мария Сергеевна, твоя прабабушка - по нашей линии, папину так далеко я не знаю. Два года билась она за заграничный паспорт - в России не было тогда высшего женского образования, - вышла фиктивно замуж, чтобы уехать.
      - И как, уехала? - Рита во все глаза смотрела на маму: ничего такого она не знала, и почему никогда, ни разу в жизни так с ней мама не разговаривала?
      - Уехала. Выучилась на врача в Женеве.
      - А зачем вернулась?
      - Чтобы лечить детей.
      - В Женеве тоже есть дети.
      - А наших кто лечить будет?.. Так вот, все мы рвались к культуре, а ты задумала оборвать эту нить?
      Екатерина Ивановна смотрела на Риту с такой укоризной, что Рита смутилась. "Неужели это такая уж безусловная ценность?" - подумала она да так и спросила.
      - Именно, - подтвердила мама. - Такая уж безусловная. Вот-вот очнутся те, кто все бросил, как собралась сделать ты, и пошел торговать в ларьки.
      Увидишь! Ринутся наверстывать упущенное - за деньга, по блату, во всякие сомнительные колледжи, сами так себя назвавшие академии, - а ты уже в МГУ, его диплом ценится во всем мире! - Она помолчала, подумала. - И потом, ты забыла про Олега! Эта проклятая фирма вас разведет, уж ты мне поверь. Не бывает настоящей семьи без духовной близости. Именно поэтому мы были так счастливы с твоим папой.
      - А куда ж она денется, духовная близость? - не поверила маме Рита.
      - Куда-нибудь денется, - неопределенно ответила мама и, понимая, что ответила смутно, туманно, вспомнила знакомый с юности аргумент. - Ведь и вправду бытие определяет сознание, разве не так?
      - Так, - не могла не согласиться Рита - она тоже учила политэкономию, - и обе они рассмеялись.
      ***
      Темнело. Сгущались сумерки, А они все сидели на кухне, не зажигая огня.
      - Так Виктор еще и гэбэшник? - брезгливо скривилась мама. - Да от этой породы - бежать и бежать!
      - Почему? - наивно спросила Рита.
      - Потому что порядочный человек там удержаться не может, - убежденно сказала мама. - Уж я-то их знаю!
      - Откуда? - удивилась Рита.
      - Что значит ты - уже новое поколение, - снисходительно и нежно улыбнулась мама. - Нет, все-таки недаром защищали вы Белый дом...
      - А ты на меня сердилась, - напомнила Рита.
      - Не сердилась, а беспокоилась, - поправила ее мама. - Волновалась я за тебя, боялась. Ведь погибли же эти трое! Как теперь живут их мамы? Даже подумать страшно... - Она зябко повела плечами. - Так ты спрашиваешь, откуда я знаю гэбэшников? Их лапу чувствовали все, вся страна. Ну вот, например, гастроли. Анкета должна быть чистой, как стеклышко, - это раз, характеристика за подписью парткома - два, и это при том, что я, например, никогда не была в партии. Хоть бы для приличия позволили нам, беспартийным, подписывать бумажки в месткоме! Куда там...
      Обязательный треугольник, и последнее слово всегда за ними партийцами. Гадость! Ну ладно, наконец летим. И среди труппы обязательно какой-то незаметный тип, чаще всего "замдиректора по кадрам". Все, до последней хористки, знают, кто он такой! Ходит, вынюхивает, следит за нами - и, заметь, за наш счет: мы этих гадов к тому же и содержали!
      С ума сойти! Мама - и такие слова.., такой голос... Куда девалась вся его мелодичность?
      - Да еще претендует, видите ли, на "любовь"! - Гневом вспыхнули синие, как море, глаза. - Им ведь не нужны ни музеи, ни театры, ни картинные галереи.
      Водка да бабы. Ну, еще стриптиз, порнофильмы - вот и вся программа. Выберет девочку из кордебалета, пристанет как банный лист, и попробуй-ка отвяжись!
      Навсегда станешь невыездным, как наша Галя.
      - Ой, мамочка, что такое ты говоришь? - расстроилась Рита. - Мужики в таких случаях злятся всегда, но от злости до мести все-таки есть дистанция - Для этих-то? Никакой! И месть их - тайный донос, по всем инстанциям. И ведь не объяснишься, не оправдаешься, потому что никто ничего не говорит, никаких обвинений не предъявляют. Просто Галю перестали брать на гастроли, и все. Все знали, в чем дело, сочувствовали, жалели, а некоторые, представь, осуждали: тоже мне, цаца! Так что от гэбэшников, даже бывших, держись, голубка, как можно дальше.
      Рита сжала мамину руку. Словно молния сверкнула в мозгу: она поняла. В середине восьмидесятых маму вдруг перестали брать за границу. Вместо нее, примы, ехала солистка из второго состава. Сергей Петрович, руководитель, душа театра, возмущался, расстраивался, бегал в райком и еще куда-то, но ничего поделать не мог. А уж как изменилась мама! Похудела страшно и все глотала по какой-то сложной схеме пилюли, привезенные для нее с гастролей тем же Сергеем Петровичем...
      "Какая я была эгоистка! - ужаснулась себе Рита. - Как не понимала маму! Все копалась в себе, обижалась, требовала внимания, а она, оказывается, так страдала..."
      Мама поставила на плиту чайник.
      - Сколько получает Олег? - неожиданно спросила она.
      Рита сказала.
      - Вот и я буду давать тебе столько же, но не как наши власти, а честно: с поправкой на инфляцию. А твоя стипендия - на заколки. И вот что, возьми-ка шубку, она, ей-богу, мне не нужна. Все покупали - и я купила, а у меня еще прошлогодняя совершенно новая.
      - Нет, мамуль, шубы не надо, - слабо возразила Рита.
      - Надо! - твердо сказала мама. - Самое время тебе наряжаться. И дай мне слово, жизнью моей поклянись: если что будет нужно, если не хватит денег - ты бежишь не на фирму, а ко мне!
      - Мамочка, мне так стыдно, - прошептала Рита. - Это мы должны тебе помогать, а не ты - нам.
      - Это уж как получается, - весело сказала мама. - Жизнь - штука сложная, с поворотами. Я вообще-то в вас очень верю - ив тебя, и в Олега. Придет время, и ты увидишь: знания принесут вам не только радость, профессию, но и достаток. Не такой, конечно, как у этих жуликов, но вполне приличный.
      - Почему же они жулики?
      - А потому что жулики... Вот тогда, когда Олег произведет сенсацию в научном мире, а твоя работа - фурор, вы и станете мне помогать.
      - Хорошо, - сдалась Рита. - Но пусть сейчас это будет в долг, ладно? Вдруг Олежка получит грант?
      Тогда мы сразу и отдадим.
      "В долг... - улыбнулась Екатерина Ивановна. - Ах, дурачки, дурачки!"
      Она налила в тонкие японские чашки свой любимый жасминовый чай, поставила на стол печенье и Зажгла настольную лампу. Как им было вдвоем уютно!
      - Деточка, - тихо сказала мама, - мы ведь одна семья, разве ты так не считаешь?
      Рита согласно кивнула.
      - Только живем отдельно, - продолжала мама. - Зачем же нам считаться как чужим? Какой там еще долг?
      Получите грант - ну и ладно. Он, между прочим, дается не на возврат долгов, а на то, чтобы продолжать исследования. Долг... Скажешь тоже!
      - Но так делается на Западе, - оправдывалась Рита. "
      - На Западе все по-другому... Ты ведь не отправишь меня на старости лет в дом престарелых? ;
      - Что ты!
      - А там - запросто. Конечно, и дома там другие, и другие старики. Они сами уезжают туда, внутренне готовы давно к одиночеству. В таком доме, в Дижоне, мы однажды давали концерт, благотворительный. Все красиво и чисто. Старушки принарядились, и зал хороший, с хорошей акустикой...
      - Мамочка, - обнимая, целуя мать, чуть не плакала Рита. - Что такое ты говоришь? Как ты можешь думать о старости, да еще о такой! Ты у меня красавица, лучшая в театре певица, ты такая еще молодая!
      - А я и не думаю, - затихла в объятиях дочери Екатерина Ивановна. Так, к слову пришлось. И еще мне тяжело, что тебе трудно брать у меня деньги.
      Что-то я сделала, значит, не так...
      - Нет, мамуль, нет! Времена изменились: строим капитализм, с капиталистическими, жесткими отношениями, - нашла, как казалось ей, объяснение Рита и засмеялась.
      - Неужели ничего не останется от старых времен? - задумалась Екатерина Ивановна. - Ведь было много хорошего. Отношение к деньгам, например. Их было мало, но тратили их легко. И чтобы дочь стеснялась взять деньги у матери... Милая моя, дорогая, пусть между нами будет социализм!
      Мама встала, прошла в комнату, выдвинула ящик письменного стола. Там в железной коробке хранились доллары.
      - На, бери! - вернулась она в кухню. - И так будет каждый месяц. В старые времена я могла бы переводить деньги по почте, чтобы ты не стеснялась, но теперь и деньги другие, и другие доставщики - переводы даже наших денег идут по Москве месяцами, а то и вообще пропадают. Так что придется тебе видеть мать хотя бы раз в месяц. Но лучше, доченька, приезжайте почаще: я по тебе скучаю.
      Второй раз в этом призналась мама, и Какое же это было счастье, как, оказывается, Рите его не хватало!
      - А что у тебя с Олегом? - вдруг спросила она. - Ты его любишь?
      - Да, люблю, - вслушиваясь в себя, улыбнулась Рита, с восторгом чувствуя, что это правда.
      - Ты люби его, - мягко сказала Екатерина Ивановна. - Он очень хороший парень. И красивый, - добавила, помолчав. - Что тоже важно.
      - А почему ты спросила?
      - Почему-то мне казалось, что он любит больше, сильнее, - чуть запнувшись, объяснила Екатерина Ивановна.
      - Вначале - да, я только отвечала на его любовь, - созналась Рита. - А теперь мы любим на равных.
      - Вот и славно! - обрадовалась Екатерина Ивановна.
      И тут Рита вспомнила, как кричала и сердилась на Олега, вопила, что не хочет быть бедной, как будто он в этой бедности виноват. Дура, дурочка! А ведь и вправду не в деньгах счастье, хотя без них плохо, кто будет спорить? "Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным". Не пропадет страна, где все еще шутят!
      - Наверное, это я так нервничала, - объяснила она всплески своего раздражения маме.
      - Конечно, - согласилась с ней мама. - И еще - подготавливала платформу.
      - Для чего? - удивилась Рита.
      - Для дезертирства, - не стала щадить ее мать. - Пожалуй, даже предательства.
      - Олега?
      - И Олега тоже. Но главное - себя, своего факультета, друзей и наставников.
      - Как смешно ты говоришь, мама, - "наставников"!
      - Ну пусть преподавателей. Кто там курировал твою курсовую? Представляешь, как ему было бы грустно? А что ты теперь знаешь компьютер так это здорово: любое знание - сила. А уж компьютер...
      Как-то по-новому говорила мама, философствовала по-мужски. В чем, интересно, дело? В том, что осталась совсем одна? Что открылся для нее теперь мир? Мама все восхищалась своим партнером, Паоло Басси, правда, восхищалась голосом, но как-то обронила фразу о том, что ей с ним и по-человечески интересно.
      - На каком же языке вы объясняетесь? - спросила в тот раз Рита.
      - Как - на каком? - удивилась мама. - На итальянском, конечно. Учили же в консерватории!
      - Когда это было, - протянул Олег.
      - А оперы? - живо возразила Екатерина Ивановна. - Арии? И потом, когда попадаешь в среду, все вспоминается, достается откуда-то из запасников.
      Этот недавний разговор вспомнила сейчас Рита.
      Что, если... Нет, лучше не спрашивать, ничего не загадывать. Так хочется маме счастья!
      ЭПИЛОГ
      "Была весна, цвели дрова, и пели лошади..." - вопил в восторге Олег. "Верблюд из Африки приехал на коньках, - вторила ему Рита. - Ему понравилась хорошенькая дамочка в зеленом капоре и синеньких штанах!"
      Щедрое весеннее солнце высветило всю пыль в закоулках, и они решили устроить субботник. Налили в таз воды, разорвали с треском старый Ритин халат - получились отличные тряпки, - и пошло-поехало. Ведь стоит только начать прибираться, пиши - пропало: одно тянет за собой другое, другое третье.
      - Интересно, какой дурак придумывает такие песни? - задал риторический вопрос Олег, стоя на табурете и вытирая покрытую толстым, зимним слоем пыли лампу.
      - Ты лучше скажи, какой дурак их поет? - лукаво поинтересовалась Рита.
      Но Олег, как ожидала Рита, не засмеялся. Сверху вниз он смотрел на жену, и лицо его было каким-то странным.
      - Ты чего? - удивилась Рита.
      - Какая же ты красивая, - тихо сказал Олег, слез с табурета и, не вынимая тряпки из рук, обнял Риту и склонился к ее губам.
      Поцелуй получился таким долгим, что у обоих перехватило дыхание.
      - Потом доубираемся, - решил Олег.
      - Задерни шторы, - попросила Рита.
      Бросить в угол тряпки, вымыть руки и расстелить постель оказалось делом минуты. А потом было счастье. За закрытыми шторами полыхало, катясь к закату, багровое солнце, чирикали, приветствуя весну, жизнелюбивые, дерзкие воробьи, а эти двое любили, любили, любили друг друга.
      - Господи, как хорошо, - прошептал Олег, зарываясь носом в Ритины волосы.
      - И все время все лучше и лучше, - благодарно прижалась к его плечу Рита. - Почему так, скажи?
      - Потому что мы любим друг друга.
      - Иногда я бегу на лекции, и мне так весело, так легко, потому что у меня есть ты, - застенчиво призналась Рита. - Казалось бы, мало ли что было вечером, ночью: ведь пошел другой день. Но весь он освещен этой ночью.
      - Ты мой философ...
      - Не смейся!
      - Я не смеюсь.
      - Доубираемся?
      - Завтра. Помнишь, как сказал про ремонт Жванецкий? "Его нельзя закончить, его можно только прекратить". Так же и уборку. На сегодня мы ее решительно прекращаем.
      - Но завтра мы идем к Вале, - напомнила Рита и, приподнявшись на локте, заглянула мужу в глаза. - Нельзя ее сейчас оставлять.
      - Да, невозможно, - согласился Олег. - Как же так все случилось?
      - Не знаю... Все молчат. И Валя - тоже. Помнишь, что творилось зимой? "Хозяин" целых два месяца прятался у Гены на даче, вместе с женой и дочкой.
      Валя проговорилась.
      - Нет, она не проговорилась, - покачал головой Олег. - Она прибежала, чтобы предупредить: никому ни за что на свете не говорить, где находится дача.
      Лицо белее снега, дрожит - зуб на зуб не попадает.
      Ты ее еще чаем отпаивала, успокаивала: "Мы и сами не помним, где эта дача, мы же были там всего один раз, сто лет назад..." А она - свое: "Нет, поклянитесь!"
      - Да, история темная. - Рита обняла Олега, положила голову ему на грудь. - Валя просто места себе не находила, пока Геночка выправлял "хозяину" документы. Прямо с дачи тот отбыл в аэропорт. Улетел неизвестно куда.
      - Наверное, на Кипр.
      - А Геночка поплатился жизнью.
      - Думаешь, за это?
      - Не только... Валя говорила, он пытался продать квартиру, да не успел. - Рита поежилась, как от холода, натянула одеяло на плечи. - Она и сейчас - комок страха, хотя все у них там рассыпалось, все распалось. Представляешь, что было бы, если б я...
      - Скажи маме спасибо.
      - Ох, не говори! Но тогда мне казалось, что это выход, что мы иначе не выживем.
      - Опять же - спасибо Екатерине Ивановне. Оказывается, надо было только чуть-чуть продержаться.
      - Но этого мы не знали.
      - Чего?
      - Что оставалось продержаться чуть-чуть.
      - Я догадывался.
      - Скажите, пожалуйста, какой умный!
      - А скажешь, нет? - затормошил Олег Риту. - Ну, скажи, скажи "нет"!
      - Не скажу, - засмеялась Рита.
      - Во-о-от, - назидательно протянул Олег. - Я всегда верил в своих лягушек-квакушек.
      - И в Сороса, - тихонько подсказала Рита.
      - В него - меньше. Но признаю, старик подкинул грант очень кстати. Но и без гранта мы б уже не пропали.
      - Это ты про ваши коммерческие группы?
      - Ага. Ректор наш - молодец. Очнулся от ученых занятий, понял, что пропадаем...
      - Да он небось не сам...
      - Все равно молодец. И с арендой придумано здорово: холлам-то чего пустовать?.. Пойду-ка я поставлю чай.
      Олег встал, накинул халат - Рита купила к дню рождения, - ушел на кухню.
      "Как хорошо, - нежилась в постели Рита. - Хоть бы всегда так было!" Она вздохнула и тоже встала. Влезла в брючки и в свитер, принялась резать хлеб, достала из серванта сахарницу.
      - Ух ты, - застыл вошедший с чайником в руке Олег. - А я думал, будем пить чай в постели.
      - Надо кое-что доделать по курсовой, - объяснила Рита.
      - Ты вроде сегодня не собиралась?
      - Не собиралась, да, но очень хочется.
      - Ну, раз хочется, так я тоже сяду напротив. Не помешаю?
      И оба они рассмеялись.
      Москва, 2000 год