В это же время в ворота фермы профессора Гранта въехал на велосипеде загадочный молодой человек - Ван, один из главных действующих лиц этого романа.
      Ван кинул машину в траву и увидел у задней стены гаража чёрного лакея мистера Гранта.
      Ван сдернул с головы кепи в шахматную клеточку и махнул им в воздухе.
      - Алло! Профессор Грант дома?
      Лакей бросил трефового короля и пиковую семерку на розоватый клевер и вскочил на ноги.
      - Профессор дома. Как прикажете доложить?
      - Скажите, что его желает видеть мистер Ван по делу, не терпящему отлагательства.
      Негр приветливо озарил окрестности белозубой улыбкой и скрылся в дверях особняка.
      Загадочный Ван нетерпеливо заходил взад и вперёд по лужайке перед домом.
      Прошло десять минут.
      Дверь распахнулась, и на пороге появился лакей. Конечно, было бы крайне легкомысленно утверждать, что он был бледен. Он был даже, может быть, более чёрен, чем всегда. Он сверкнул яичной скорлупой своих белков и выбросил вверх тревожный сигнал гуттаперчевых манжет.
      Он орал:
      - Алло! Старик Свен! Боб! Мистрис Моро! Алло! Все сюда!
      Негра окружили остальные слуги.
      - Профессор... Полчаса тому назад он же был дома,- заплетающимся языком пролепетал лакей.- Его нет. Он исчез. Мисс Елена исчезла. Все исчезли. Я читал бумагу. Вот она, эта бумага. Я увидел её на столе мисс Елены.
      С этими словами негр протянул слугам бумагу.
      - Вот она. Прошу вас, читайте.
      Ван выхватил лист из рук лакея. На бумаге было написано красным карандашом следующее:
      "Мы покидаем с отцом ферму навсегда. Всё наше имущество оставляем слугам в полную собственность. Жалованье за две недели вперёд на комоде, возле зеркала.
      Елена Грант".
      Ван отчаянно свистнул. В два прыжка он очутился у двери и ринулся внутрь дома.
      Прислуга гуськом последовала за ним.
      Как человек, хорошо знакомый с расположением комнат, Ван быстро отыскал кабинет профессора. Он обвёл глазами помещение, молниеносно выбросил с грохотом все двенадцать ящиков письменного стола, полез под кровать, выгреб кучу обгорелой бумаги из камина, опрокинул ногой плевательницу и горестно воскликнул:
      - Его здесь нет! Он увёз его с собой!
      Затем Ван надел кепи, огорчённо пожал руку лакею, выбежал из дома и вскочил на велосипед.
      - Ничего! - закричал он обалделой прислуге.- Ничего! Ван отыщет его во что бы то ни стало. Ван не даст своей репутации погибнуть.
      Ван отчаянно зашинковал ногами и, поравнявшись с трактиром, остановился.
      - Эй, хозяин! Не проходил ли здесь полчаса тому назад профессор Грант со своей дочкой? У него был в руках свёрток?
      Старый Бобс критически оглядел Вана и пробурчал: "Первый раз вижу такую пронырливую ищейку. Ох, чувствую я, что старик Грант начудил".
      Он сказал вслух:
      - А если бы даже он здесь проходил или, скажем, проезжал на такси, на синем закрытом такси, вам бы от этого стало легче?
      - Но свёрток, свёрток?
      - А если бы даже у него в руках действительно был свёрток? Ну?
      Ван вскочил на машину. Спицы вспыхнули молнией. Облако пыли ударило в самый нос старика Бобса.
      Шоссе стремительной серой лентой развернулось под беснующимися башмаками Вана, который думал:
      "Синее закрытое такси. Совершенно верно. Я видел его, подъезжая к трактиру. Моя репутация должна быть спасена! И она будет спасена!"
      * * *
      Ровно в семь часов двадцать три минуты профессор Грант со своей дочерью вышли на перрон Нью-Линкольнского вокзала.
      Профессор бережно держал под мышкой большой, тяжёлый свёрток.
      Через две минуты они уже были в купе. Стёганые стенки с кожаными пуговичками подрагивали, занавески трепал ветер, пол ходуном ходил под ногами. Мимо окна косо резались сосны и ели, выскакивали двойные номера неожиданных семафоров, мосты наполняли уши железным грохотом.
      Ровно в семь часов двадцать семь минут мокрый и красный Ван, тяжело отдуваясь, таща на плече свой велосипед, вступил на пустой перрон Нью-Линкольнского вокзала.
      - Чёрт возьми! Я, кажется, слегка опоздал. Но это ничего. Экспресс идёт до Нью-Йорка двадцать часов. За это время можно кое-что предпринять, и моя репутация, так или иначе, будет спасена.
      С этими словами Ван прислонил свой велосипед к автомату для стрижки ногтей и быстрыми шагами направился в комнату дежурного полицейского комиссара.
      * * *
      Елена нежно прижалась к отцу.
      - Завтра днём мы будем у Матапаля.
      5. Преимущество Матапаля перед Пейчем
      - Товарищи! - сказал Пейч на вечернем заседании стачечного комитета.Итак, война объявлена. Сегодня ровно в полдень началась забастовка рабочих тяжёлой индустрии Соединённых Штатов Америки и Европы. По имеющимся в моём распоряжении самым точным и самым последним сведениям, ни одно предприятие не оказалось штрейкбрехером.
      (Бурные аплодисменты.)
      - Товарищи, перед нами тяжёлая задача. Мы должны с ней справиться. От этого, может быть, зависит счастье наше и наших детей. Две недели забастовки - и большая программа вооружений мистера Матапаля будет сорвана!
      (Крики одобрения. Аплодисменты. Шум.)
      - Товарищи, уже недалёк час, когда мы сумеем взять твёрдой рукой за горло кучку негодяев, окопавшихся на Пятой авеню, и, я надеюсь, нам удастся стрясти с их лысых голов шёлковые цилиндры на кремовой подкладке!
      (Крики: "Верно! Правильно! Да здравствует Пейч!")
      Затем на трибуну взошёл человек в кожаной куртке с небольшим эмалевым красным флажком на груди. Он снял чёрную фуражку и поднял руку, и зал потонул в буре аплодисментов...
      - В принципе я ничего не могу возразить против того, что сказал с этой трибуны уважаемый товарищ Пейч. Я бы только хотел задать собранию несколько не столь существенных, но тем не менее достойных некоторой доли внимания вопросов.
      (Голоса: "Просим! Говори, Галифакс!")
      - Товарищи, как вы смотрите на возможность уладить конфликт с правительством мирным путём? Лично мне кажется, что это вполне возможно. К чему понапрасну тратить силы, если всё равно мы забастовкой никакого толка не добьёмся?
      (Голоса: "Внимание! Галифакс острит!" Шум. "Тише!")
      - В сущности, наши требования сводятся к следующему: восьмичасовой рабочий день, всеобщее разоружение и все политические права рабочим. Не так ли? В чём же дело? По имеющимся у меня точнейшим сведениям, Матапаль готов пойти на восьмичасовой рабочий день. Политические права? Если не считать некоторых пустяковых ограничений, мы имеем все политические права, вплоть до права жениться без контроля верховного совета предпринимателей и иметь неограниченное количество детей мужского пола (о девочках я не говорю: на черта они нам сдались!). Что же касается всеобщего разоружения, то, на мой взгляд, дело обстоит проще. Из-за чего, собственно, заварилась каша? Пусть СССР разоружится, примкнёт к Соединённым Штатам, и дело с концом, не так ли, товарищи?
      (Шум. Крики: "Долой!" Свист. Голоса: "Просим!")
      - Ну, что ж,- сказал Галифакс, когда шум в зале улёгся.- Ну, что ж. Я сказал всё, что должен был сказать. Больше никаких предложений не имею. Однако снимаю с себя всякую ответственность за последствия упорства Пейча. Матапаль шутить не любит. И я не буду удивлен, если завтра у нас в водопроводах не окажется воды, в булочных - хлеба, в кухнях - газа и в лампочках - света.
      С этими словами Галифакс сошёл, окружённый своими сторонниками, с трибуны и, провожаемый свистками, скрылся в боковом проходе.
      - Старая песня! - послышались возгласы.- Басни! Заячья душонка! Долой Галифакса! Да здравствует Пейч!
      Заседание было закрыто.
      - Этот тип мне не нравится,- сказал человек в кожаной куртке, выходя с Пейчем на воздух.
      Пейч задумчиво затянулся.
      - Как вам сказать... Пожалуй, вы правы. Однако уже полночь, а нам с вами предстоит о многом переговорить.
      * * *
      ...В первом часу ночи Матапаль выслушал живую фоностенограмму заседания стачечного комитета.
      - Хорошо,- сказал он и сделал несколько пометок в блокноте.
      Затем он позвонил в секретариат.
      Одновременно в пяти разных концах города пять телеграфистов приняли в эту ночь пять радиотелефонограмм.
      В первых четырёх местах: в центральном управлении водопроводов, на газовом заводе № 17, на Бруклинской электрической станции и в мукомольном тресте - радиотелефонограммы были одинакового содержания:
      "НЕМЕДЛЕННО ВЫКЛЮЧИТЬ РАЙОН РЕДЖИНАЛЬД-СИМПЛЯ ИЗ СЕТИ СНАБЖЕНИЯ. УБЫТОК ПО ТЕКУЩЕМУ СЧЕТУ №711 СОЕДИНЁННОГО БАНКА ШТАТОВ. МАТАПАЛЬ".
      В пятом месте:
      "НАЧАЛЬНИКУ ГРУППЫ №9. С ПЯТИ ЧАСОВ УТРА ВЫ ЗАНИМАЕТЕ ПУНКТЫ У РЕДЖИНАЛЬД-СИМПЛЯ ПО ДИСПОЗИЦИИ №488. ПОЛНАЯ ИЗОЛЯЦИЯ. ТОЧНОСТЬ И СВОЕВРЕМЕННОСТЬ ВЫПОЛНЕНИЯ - НА ВАШЕЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ. МАТАПАЛЬ".
      * * *
      На рассвете обитатели Реджинальд-Симпля обнаружили отсутствие воды и газа на кухнях.
      Затем оказалось, что хлеба в булочных нет.
      Тока не было.
      Весь район Реджинальд-Симпля был оцеплен группой 9, снабжённой наиболее усовершенствованными аппаратами фиолетовых лучей, действовавших на расстоянии одного километра и ослеплявших каждого, попавшего в сферу их влияния, на двое суток.
      В десять часов утра над Реджинальд-Симплем пролетело восемнадцать аэропланов, сбрасывающих летучки следующего содержания:
      "Прекратите забастовку - прекращу блокаду. Согласен на восьмичасовой рабочий день. Матапаль".
      Жёны рабочих, вышедшие на рынок, были остановлены пикетами группы 9.
      Толпы рабочих вышли из домов на улицы.
      Их лица были бледны, но твёрды.
      Пейч быстро вышел из своей квартиры и вмешался в толпу.
      Его окружили.
      Он взобрался на штабель угля и, решительно вынув изо рта трубку, сказал:
      - Товарищи! Мы предвидели это. У нас есть некоторый запас воды и хлеба. Мужайтесь. Карточки на хлеб и воду можно получить у секретаря стачечного комитета.
      Толпа женщин кинулась к зданию стачечного комитета.
      - Да здравствует забастовка! - кричали одни.
      - К чёрту! Дело зашло слишком далеко! Напрасно мы не послушались Галифакса. Галифакс? Мы пойдём посоветуемся с Галифаксом,- говорили другие.
      Но Галифакса нигде не было.
      * * *
      - Галифакс,- сказал второй секретарь,- вы не оправдываете своего жалованья. Вы сообщаете, что в распоряжении стачечного комитета не имеется ни одного килограмма хлеба. Тем не менее оказывается, что хлеба имеется на четыре дня. Что это значит?
      Галифакс разгладил медно-красные усы.
      - Галифакс, ваш авторитет среди рабочих падает. Поднимите его, и мы поднимем вашу ставку.
      В два часа Матапаль произнёс коротенькую речь на заседании совета миллиардеров.
      Он сказал:
      - Господа, борьба началась. Наши силы превосходят силы неприятеля вчетверо. Рабочие будут раздавлены. Призываю вас к выдержке и дисциплине. Больше я ничего не имею сказать.
      * * *
      Экспресс Нью-Линкольн - Нью-Йорк приближался к городу.
      Профессор Грант дремал, прислонившись к мотающимся подушкам купе.
      6. У Таймс-сквера на Бродвее
      Пейч сказал:
      - У нас мало хлеба и воды, но у нас достаточно угля, чтобы пустить в действие электромотор нашей радиостанции.
      Радиотелеграфист надел на уши приёмники и, настроив их, как арфист настраивает арфу, стал передавать депешу.
      Снасти антенн озарились нежным голубоватым светом.
      В тот же миг все слухачи земного шара, сидящие в бронированных будках супердредноутов, в лёгких, дюралюминиевых кабинах самолётов, в комфортабельных кабинетах редакций и министерств, в голубятнях профсоюзов, услышали тонкий, высокий звук незримой волны электричества:
      "ТОВАРИЩИ! НА ПОМОЩЬ! НАД НАМИ ПРОИЗВЕДЕНО НАСИЛИЕ. МЫ ЗАПЕРТЫ МАТАПАЛЕМ В РАЙОНЕ РЕДЖИНАЛЬД-СИМПЛЯ. ПРОДОВОЛЬСТВИЯ НА ТРИ ДНЯ. ВЫХОДЫ ОХРАНЯЮТСЯ ГРУППОЙ 9. ТРЕБУЙТЕ СНЯТИЯ БЛОКАДЫ. ЕЩЁ ДВЕ НЕДЕЛИ - И МЫ ПОБЕДИМ. БОЛЬШАЯ ПРОГРАММА ВООРУЖЕНИЙ СОРВАНА. ДА ЗДРАВСТВУЕТ РЕВОЛЮЦИЯ! ПЕЙЧ".
      * * *
      - Пейч телеграфирует всему миру,- сказал второй секретарь Матапалю.Мне кажется, что дело заходит слишком далеко.
      Матапаль вцепился в ручки кресла.
      - Посмотрим,- процедил он сквозь золотые зубы.- Пошлите контррадио. Прошу вас докладывать о положении дел каждые десять минут.
      Второй секретарь поклонился.
      - Подождите.- Матапаль понизил голос: - Ваше мнение по поводу событий?
      - Мы зашли слишком далеко. Хлеб, вода, газ - это допустимо... Но вооружённая сила... Мы нарушили элементарные права граждан Штатов.
      - Вы думаете?
      Матапаль записал несколько слов в блокнот.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.