отождествить с Агрохимом. Задача
      руководителей и работников того и
      другого - найти пути правильного
      согласования их основных нужд.
      Из газетных сообщений
      Мы не хотим воевать.
      Социализму противны убийства, насилия, кровь...
      Уже давно мы ликвидировали внешние и внутренние военные фронты, навязанные нам мировой контрреволюцией.
      Но мы продолжаем бороться на других фронтах:
      На фронте промышленности.
      На фронте культурном.
      На фронте агрономическом.
      Особенно на последнем. Так надо. Таковы требования момента.
      Агрохимический отряд выступил на позицию.
      Вокруг безбрежное поле. Куда ни глянь - золотая щетина колосящейся ржи. Ни облачка в синем небе. Солнце. Зной. Благодать.
      Но нет. Это только на вид все благополучно. Невидимый враг притаился за каждой соломинкой, за каждым бугорком, в каждой норке.
      Он не виден, но он грозит уничтожить урожай.
      Командир Агрохима осматривает окрестности в бинокль.
      Крестьяне-разведчики возвращаются с разведки.
      - Товарищ командир, справа появились передовые летучие отряды саранчи. Суслики окопались по всей линии фронта.
      - Дальше...
      - В юго-восточном направлении поиски жучков кузьки.
      - Дальше...
      - По всему фронту наблюдается отсутствие дождя. Вчера были замечены тучи, но они прошли стороной.
      Командир Агрохима берет трубку полевого телефона.
      - Алло! Химическая батарея номер три! К бою. Прицел сто двадцать. Трубка сто двадцать. По саранче. Беглый огонь!
      Послышался грохот пушек, и химическим дымом застлало тот участок горизонта, откуда надвигалась саранча.
      - Алло! Взвод особого назначения. Немедленно затопить хлором окопы сусликов. Исполнено? Великолепно! Дальше. Алло! Суперфосфатный дивизион, приказываю продвинуться на сто верст вперед и закрепить за собой занятую территорию химическим удобрением.
      В это время над полем битвы появилось облако. Оно быстро разрослось в тучу. Но ветер гонит его мимо. Дождя нет.
      - Алло! Зенитная батарея. Дождевыми патронами по облаку. Огонь!
      Со свистом пронеслись вверх снаряды зенитной батареи. В середине тучи вспыхнули взрывы, и послышался грохот. Вслед за тем блеснула молния, грянул гром, и живой, благодатный ливень хлынул на готовые для урожая поля.
      Разведчики докладывали командиру Агрохима:
      - Товарищ командир, передовые летучие отряды саранчи рассеяны дымом газовых батарей. Суслики выбиты из окопов и в беспорядке отступают. Жучок кузька сдался в плен. По вашему приказанию линия фронта удобрена суперфосфатом. По всей линии выпали обильные дожди. Урожай за нами.
      Так мы ведем в мирное время войну на сельскохозяйственном фронте.
      Иностранный шпион возвратился из СССР в свой штаб и был введен в кабинет военного министра.
      - Ну как дела у большевиков? Готовятся ли они к войне?
      Шпион неопределенно покрутил головой:
      - Как вам сказать... Я не заметил, чтоб-бы особенно готовились к войне.
      - Вы меня радуете. Чем же они заняты?
      - Сельским хозяйством они заняты.
      - О! Это очень хорошо. Ну и что же? Их занятия сельским хозяйством идут успешно?
      - Чрезвычайно успешно, господин министр. Они отлично истребляют всяких полевых паразитов удушливыми газами. Суслики, кроты, жучки, саранча гибнут миллионами от их химических батарей. Урожай будет прекрасный.
      - Я очень люблю прекрасный русский урожай! - с восторгом воскликнул военный министр, потирая руки. - Нам очень пригодится вкусный и питательный русский хлеб. Мы захватим этих наивных большевиков врасплох. Пока они будут заниматься своим сельским хозяйством, мы - пиф-паф! И никакого большевика. Немедленно же отдаю распоряжение об интервенции СССР.
      - Да, но, - задумчиво сказал шпион, - эти большевики-варвары могут взять и начать травить нас из своих сельскохозяйственных батарей. А потом доказывай, что ты не суслик.
      - Черт возьми, - сказал военный министр, - этого я не учел. Нет, положительно большевиков трудно обвести вокруг пальца. А жаль!
      1924
      НЕУРОЖАЙ НА... СУБСИДИИ
      Публики было мало. Штук шесть.
      Человек в чужом фраке сипло откашлялся и начал:
      - Милостивые государи и государыни! Керенский я, Александр Федорович. Почему ж нет оваций? Очень странно. Можно сказать, народный трибун, вождь. Вот и мадам Кускова может подтвердить. Мадам Кускова!.. Она куда-то вышла. Хе-хе! Итак, продолжаю. По имеющимся у меня самым достоверным сведениям, в России начался небывалый, чудовищный голод. Сто миллионов населения накануне гибели... Виноват? Вы говорите, что это неправда? Нет, правда! Мне говорил один знакомый полковник. То есть как при чем здесь полковник? Вы, может быть, и генералов не признаете? Мадам Кускова может подтвердить. Честное слово! Ну, если не сто, так пятьдесят, во всяком случае! Ну, двадцать пять. Одним словом, господь бог покарал большевиков. Факт.
      Керенский сделал круглые глаза и свистящим шепотом продолжал:
      - А все потому, что эсеров и меньшевиков не послушались. Учредительное собрание разогнали. И Кускова может подтвердить... Итак, Россия накануне гибели. Я слышу стоны умирающих и карканье ворон, которые грозными стаями носятся над разоренной русской землей! И главное, что большевики, эти изверги и негодяи, отказываются от всякой заграничной помощи! Это ли не подлость! Посудите сами. Организовали бы мы здесь комитет помощи, привлекли бы американский капитал... То да се... А там, смотришь, АРА какая-нибудь выскочит... Меня бы назначили уполномоченным, мадам Кускову - заведующей финансами. Ну, там штаты всякие, оклады. Это само собой разумеется... А то, знаете ли, субсидий больше нигде не дают...
      Керенский понизил голос:
      - А главное - ин-тер-вен-ци-я! Вы понимаете? Вооруженное вмешательство. Это же шикарно! Шум, гром, блеск. Бенгальские огни и десять оркестров военной музыки. Знамена развеваются, штыки блестят, и я впереди, на белой лошади. Заметьте себе. И мадам Кускова может подтвердить.
      Глаза Керенского сверкнули.
      - Милостивые государи и милостивые государыни! Вы все, как один человек, должны требовать интервенции. Раз большевики не желают заграничной помощи, так мы сами должны устроить эту помощь. Верно я говорю?
      Пауза. Молчание.
      - Вы молчите? Ай-ай-ай! Не хорошо так индифферентно относиться к столь важному вопросу! Виноват? Вон там, в двенадцатом ряду, кажется, кто-то кричит, что, мол, русские вовсе не голодают и не нуждаются в заграничной помощи?
      Керенский театрально возвел к небу руки:
      - Хорошо! Допустим. Но я-то, я... Разве я не русский?
      Он ударил себя кулаком в манишку:
      - Как перед истинным богом, русский... И мадам Кускова может подтвердить. А разве я не голодаю? Верьте слову... Второй день ничего не ел... Если бы не мадам Кускова... Так... Эх, да что там говорить... Субсидий нет... Вы говорите, фрак? Разве это фрак? Прошу убедиться - на локтях дырки... Подкладка на портянки пошла... Укрываюсь я этим фраком заместо одеяла, вот что... Как перед богом... Пуанкаре подарил... на бедность...
      Керенский встал на колени и заплакал.
      - И вообще, жрать нечего... Помогите пострадавшему от неурожая... на субсидии...
      Сконфуженная публика полезла за кошельками.
      1924
      ТИХАЯ ОППОЗИЦИЯ
      Продолжение немецкими
      социал-соглашателями мнимой оппозиции
      имеет целью удержать действительную
      энергию масс от настоящей борьбы против
      реакции и Гинденбурга.
      Из декларации ЦК Германской компартии
      Приехав в Берлин, Гинденбург кряхтя вылез из вагона и вышел к встречавшему его "народу".
      Оркестр грянул гимн. Послышались крики "гох!".
      - Будьте покойны, господин президент, - услужливо изгибался Лютер, обходя вместе с Гинденбургом ряды встречавших. - Будьте уверены. Встреча как в лучших домах-с... не жалея затрат, так сказать. Весь великий германский народ в лице своих лучших представителей имеет счастье приветствовать своего обожаемого президента республики.
      - Чего-чего? - раздраженно переспросил президент, приставив ладонь к уху. - Чего президента? Не слышу.
      - Республики-с, - застенчиво пояснил Лютер. - Германской республики-с! Республика ведь у нас, ваше превосходительство. Даже в газетках насчет того было пропечатано. Не изволили читать?
      - Не читаю газет, - буркнул сердитый старик. - Не читаю. Ну да ладно. Посмотрим, что у вас тут за республика. Показывайте.
      - Вот-с доблестный отряд рейхсвера. Видите - и знамена у них даже трехцветные. Все честь по чести. Вот-с фашисты. С палками. Честь по чести. Вот-с правые депутаты-с. Видите, как орут? Все в полной исправности, вашсиясь... не республика, можно сказать, а клад. Честь по чести...
      - А это кто такие? - вдруг строго заинтересовался президент, останавливаясь.
      - А это-с оппозиция!
      Президент густо побагровел.
      - Чего-чего?
      - Оппозиция, господин президент... Да вы не извольте беспокоиться: социал-демократы все. Свои парни... Видите, как приветствуют? Фашистам сто очков вперед дадут. Честь по чести.
      - Гм... А зачем же все-таки оппозиция?
      - А как же-с! Помилуйте! Как в лучших домах. Ежели республика, значит, и оппозиция. Свобода, - значит, равенство и прочее. Хе-хе! Да вы подойдите к ним, вашдитство, поговорите. Они любят, когда с ними начальство разговаривает.
      - Здорово, ребята!
      - Здрав-желай-ваш-дит-ство! - хором ответила оппозиция.
      Гинденбург ткнул в одного из оппозиции пальцем и спросил:
      - А что это у тебя, братец, на палке?
      - Знамя оппозиции, вашдитство, социал-демократическая газета "Форвертс".
      - Ага... гм... Германию любишь?
      - Так точно, вашдитство, люблю!
      - Молодец. Продолжай в том же духе.
      - Рад стараться!
      - А как зовут твоего императора?
      - Его величество Вильгельм Второй, Гогенцоллерн!
      - Правильно. Начальство уважаешь?
      - Уважаю.
      - То-то! Начальство, братец, надо уважать. Какого полка?
      - Второго интернационального.
      - Кормят хорошо?
      - Так точно!
      - Ни на что не жалуешься?
      - Никак нет!
      Гинденбург растроганно высморкался и, смахнув маршальским жезлом со щеки большую красивую слезу, воскликнул:
      - Молодцы, ребята! Ей-богу, молодцы!
      - Р-р-рады стараться, ваш-дит-ство!! - гаркнули молодцы.
      - А вы говорите - оппозиция, - подобострастно прошептал Лютер. - Будьте уверены. Как в лучших республиканских домах-с. Денег не жалеем.
      Радостно сияло солнце. Было тихо, но весело.
      1925
      АНТИСОВЕТСКИЙ БЛОК
      Затея с антисоветским блоком не
      выгорела. Противоречия, взаимные
      споры и внутренние заботы отдельных
      держав не дали им объединиться в
      общем выступлении.
      "Известия"
      - Господа! - сказал Чемберлен. - Мы собрались сюда для того, чтобы выработать окончательные меры удушения - не к ночи будь сказано - Союза ССР. Только действуя по строго обдуманному плану, солидарно и дружно, мы сможем раздавить большевиков. Возражений не имеется?
      - Не имеется! Не имеется! - хором подтвердили Пенлеве, Муссолини, Келлог, Штреземан и прочие.
      - Великолепно! - воскликнул Чемберлен. - В таком случае не будем терять драгоценного времени и приступим к делу. Кто желает высказаться?
      - Я желаю высказаться, - бойко встал американец Келлог. - Прежде всего надо составить план...
      - Ви-но-ват! - забеспокоился француз Пенлеве. - Виноват, прошу без намеков!
      - И никаких тут намеков, - смутился Келлог. - Дайте досказать, какой план...
      - Нет-с, уж вы, будьте любезны, не досказывайте. Знаем мы, какой план. План Дауэса небось для Франции? Знаем, знаем. Этот номер не пройдет.
      - Господа, прошу без личных выпадов. Призываю вас к порядку. Беру слово для внеочередного заявления: дело в том, что куда-то румын исчез, боюсь, как бы он из передней шубы не унес, вы, господа, за ним посматривайте. Ну-с, кто еще желает высказаться?
      - Разрешите мне, - сказал Пенлеве. - Как представитель великой Франции, заявляю, что прежде всего надо заставить СССР заплатить долги. Это безобразие, когда не платят долгов!
      - Да, ужасное свинство, - заметил Келлог.
      - Виноват. Вы, кажется, что-то сказали?
      - Вот именно, сказал, что свинство не платить долгов.
      - Это намек?
      - Хорошенький намек, ежели некоторые державы набрали в кредит миллиардов на пять, а потом и хвостиком прикрылись.
      - Прошу оградить меня от неуместных выпадов! - закричал Пенлеве, багровея. - Можете подавать в суд. Суд разберет.
      - Можно и без суда, - сипло заметил Цанков, небрежно играя веревкой.
      - А вас не спрашивают. Молчали бы лучше. Наделали делов, а теперь веревочкой забавляетесь. Тоже хорош гусь! Чуть было всех не закопал. Повеса несчастный!
      - Господа! Внеочередное заявление! Где румын?.. Ах, виноват, вот он... Вы посматривайте за ним все-таки. Ну-с, кто следующий?
      - Я бы хотел, - прошептал Штреземан, - предложить как можно скорее снять...
      - И не предлагайте, - прервал его Чемберлен, - все равно не снимем.
      - Да нет, я бы предложил сначала снять...
      - Не снимем! Не снимем! И не заикайтесь. Сегодня с вас снимешь военный контроль, а завтра Гинден...
      - Да нет же! Скатерть со стола предлагаю снять. А то вот они как-то подозрительно смотрят. Того и гляди, сопрут-с.
      - Кто они?
      - Они-с. Малая Антанта-с. Хи-хи.
      - Следующий!
      - Господа! Внеочередное заявление! У меня портсигар свистнули. Где румын? Уже нету. Только что тут крутился! Простите, я сейчас...
      - Э, нет! Уж вы, будьте добры, посидите, а то, как некоторые, наберут на память миллиардов в кредит до среды, а потом ищи ветра в поле.
      - Господа, призываю вас к порядку. Кто следующий?
      - Я, - заявил Муссолини. - Деловое предложение. Предлагаю СССР вывозить в Италию хлеб, а то Америка берет втридорога!
      - Пр-р-рошу без намека.
      - Господа, мне кто-то дал по морде.
      - Тише! Тише! Не все сразу! У кого еще заявления?
      - У меня заявление: румын шубы унес. Бежим!
      И шумной толпой антисоветский блок в полной согласованности и солидарности выбежал на улицу.
      "На таком блоке можно повеситься!" - с тоской подумал Чемберлен, оставшись один.
      1925
      НЕ ЖИЗНЬ, А ЖЕСТЯНКА!
      В Варшаве, в одном из огородов
      по Смольной улице, найдены два
      пакета, содержавшие кило сильного
      взрывчатого вещества, две капсюли к
      гранатам и два фитиля.
      Газеты высказывают
      предположение, что пакеты
      предназначались для взрыва здания
      штаба.
      Несомненно, что в данном случае
      налицо подготовка новой провокации.
      Из газет
      - Собачья жизнь! - пробормотал польский охранник пан Шпиковский, уныло приклеивая некрасивую рыжую бороду. - Не жизнь, а жестянка! Тьфу! Кстати, о жестянке. Как бы не забыть. Эй, Маринка! Там, в буфете, на третьей полке справа, два фунта динамита в жестянке. Так ты принеси. Да парочку капсюлей захвати, - может, пригодится. Осторожнее! Осторожнее! А то все бомбы мне там переколотишь.
      Взяв узелок с динамитом под мышку, пан Шпиковский вышел на улицу.
      - Собачья жизнь, - бормотал он, - куда бы этот узелок положить? Гм! Ума не приложу.
      Мимо пана Шпиковского пробежала веселая толпа детишек. Они приплясывали и громким хором пели:
      Человек, и зверь, и пташка
      Все берутся за дела:
      С бомбой тащится шпикашка,
      Появясь из-за угла!..
      - Уже, начинается! - горько улыбнулся пан Шпиковский. - Детишки и те дразнят. Собачья жизнь! Эх, пойтить, что ли, коммунисту какому-нибудь подбросить?
      - Здравствуйте! Тут живет товарищ Карл?
      - Здравствуйте. Тут. А что такое?
      Пан Шпиковский конспиративно подмигнул и похлопал легонько по узелку.
      - Тут ему посылочка маленькая, хе-хе... - сказал он, понизив голос. Из Коминтерна, знаете ли. Совершенно секретно. В собственные руки. Разрешите, я оставлю?
      - Гоните его к черту! - раздался голос из глубины квартиры. - Шляются тут каждый день с бомбами... В шею его! Хорошенько! Надоело, право!
      - Я что... я ничего... - забормотал пан Шпиковский. - Не хотите, как хотите! Я ж не навязываюсь... Не беспокойтесь, я сам. Тут всего девять ступе... Тр-рр... Гоп... Спустили. Пойду куда-нибудь на фабрику, авось там...
      Пан Шпиковский, воровато оглядываясь, подобрался к фабричным воротам, сунул узелок в лавочку и торопливо побежал прочь.
      - Эй! Борода! Бомбы потерял!
      Пан Шпиковский сделал вид, что не слышит.
      - Борода! Бомбы обронил! Эй, дядя! А-ген-т! Бомбы, говорю, возьми!
      Пан Шпиковский растерянно обернулся. Его догонял рабочий с узелком.
      - Получай свое барахло. Много вас тут возле фабрики валандается... Катись.
      "Пойду и взорву гимназию", - уныло подумал пан Шпиковский, шагая по дороге.
      "Старьевщикам, разносчикам, шарманщикам и подбрасывателям бомб вход строго воспрещается", - прочитал Шпиковский над подъездом гимназии.
      - Гм! Пронюхали, сволочи!.. Эх, собачья жизнь!..
      * * *
      - Послушай, старушка! Сделай милость, подержи узелок. А я тут на минуточку за папиросами сбегаю.
      - Нечего, нечего! Проходи своей дорогой, милый! Можешь свои бомбы оставить при себе. Мне твоих бомб не надобно. Да бороду-то подклей поаккуратнее: отваливается...
      - Тьфу! Соб-б-ба-бачья ж-ж-жизнь!
      Солнце палило пана Шпиковского. Было жарко и уныло. Тогда пан Шпиковский вышел за город, прошел верст восемь и, выждав, когда стемнеет, сунул сверток в какую-то подвернувшуюся грядку капусты.
      - Собачья жизнь! - бормотал пан Шпиковский, с бьющимся сердцем убегая по дороге и роняя рыжую бороду.
      А на другой день польские газеты сообщали:
      "НОВОЕ ПОКУШЕНИЕ КОМИНТЕРНА. Вчера коммунисты подложили в восьми верстах от Варшавы бомбу под пролетавший аэроплан военного ведомства. К счастью, аэроплан пролетал высоко, и бомба не успела взорваться. Восемь коммунистов арестовано".
      1925
      БЕЛОГВАРДЕЙСКИЙ ЦИРК
      Известный белогвардейский
      генерал Шкуро в настоящий момент
      выступает в одном из парижских
      цирков с труппой казаков под видом
      "джигитов".
      Из газет
      На арену цирка вышел человек в потрепанном фраке и зловещих перчатках.
      - Милостивые государи и милостивые государыни! Представление начинается. Не жалея затрат, дирекция нашего цирка пригласила на гастроли всемирно известную труппу русских эмигрантов. Первым номером программы будет выход неустрашимой наездницы мадмазель Кусковой, которая покажет класс езды на неоседланной лошади. В роли лошади любезно согласился выступать Милюков. Музыка, туш! Мадмазель Кускова, попрошу вас!
      На арену резво выехала Кускова.
      - Эй, господин распорядитель! - раздался голос с галерки. - Что же это за класс на неоседланной лошади, ежели лошади нету?!
      - Как нету! А Милюков, по-вашему, не лошадь?
      - Какая же он лошадь, когда все знают, что он осел?!
      - А вы думаете, на осле ездить - это не класс?
      - Смотря на каком осле. Ежели на социал-демократическом, тогда обязательно класс буржуазный, класс - не иначе.
      - Эй, мадмазель! Куда же вы? Еще номер не кончился. А уж в конюшню? Что случилось? Уехала. Извините, господа, это, вероятно, Милюкова забыли перед выходом субсидией покормить, вот он и тянется к стойлу.
      - Следующий номер! Известный берлинский фокусник, профессор черной и белой магии, маэстро Дружеловский. Добывание на глазах у почтеннейшей публики непосредственно из воздуха бланков Коминтерна, подлинных писем Зиновьева, штемпелей, печати и прочих предметов первой необходимости Чемберлена. Господин Маков, тащите ковер!
      - Да он и так уже стащил все ковры из русского посольства!
      - Прошу без замечаний!
      - Глядите, ковер тащат! Абрамович, на помощь! Браво, Абрамович! Ай да Абрамович! Насмешил. Одно слово, "социал-идиот".
      - Маэстро Дружеловский, пожалте на арену! Ваш выход!.. Нету его. Где это он провалился?
      - В Берлине провалился. Со всей своей черной и белой бумагией. Сидит.
      - Сидит? Жаль. Ну, да черт с ним! Обойдемся и без него. Волоките ковер обратно.
      - Глядите, ковер уносят. Абрамович, на помощь! А-бра-мо-вич! Ха-ха-ха! Уморил! Как есть рыжий!
      - Н-да. Вполне желтый.
      - Следующий номер! Только у нас... Загадка Востока и Запада! Всюду фурор! Чудо природы двадцатого века. Человек-аквариум - барон Врангель! Может выпить два ведра любой жидкости, лишь бы не воды, проглотить два десятка рыб и все это возвратить обратно в полной сохранности.
      - Небось рыб научился глотать в Черном море?
      - Это к делу не относится. Музыка - туш! Барон Врангель, попрошу вас! Где же он? Ах, черт возьми! Он, господа, оказывается, уже за кулисами влил в себя ведро жидкости и не держится на ногах.
      - А рыбы наглотался?
      - Наглотался.
      - Так пущай хоть возвратит обратно.
      - Это можно. Эй! Волоки-ка сюда барона! Музыка, туш! Прошу убедиться! Желающие могут пощупать живот. Раз, два, три!
      - Глядите, глядите! Возвращается. Действительно рыбы. Вон сардинка. А вот и воблы кусочек! Ах, как интересно! Абрамович, на помощь! А-бра-мо-вич!
      - Следующий номер нашей программы - французская борьба за российский престол между известными борцами за родину чемпионом "Мулен Ружа" Кириллом Романовым и великаном "Дядей Колей". Приз двести франков...
      - Не надо! Надоело! Будет! Пусть борются в отдельном кабинете.
      - Не хотите - как хотите! Музыка, не надо туша! Вы, там, можете одеться. Борьба отменяется.
      - Господа! Следующий и последний номер программы: джигитовка банд... То есть труппы безумно храбрых джигитов под командой доблестного джигита генерала Шкуро. Нервных просят покинуть цирк! Гвоздь сегодняшнего представления! Музыка, туш! Тушите свет! Давайте бенгальские огни! Пускайте ракеты! Господа, прошу не поддаваться панике! Эй, джигиты! Где же вы там? Выезжайте, публика ждет! Куда ж они девались? Виноват, господа, я сейчас узнаю, в чем дело.
      - Господа! Произошло прискорбное недоразумение. Оказывается, в цирке присутствуют несколько коммунистов. Так джигиты залезли в подвал и ни за что не хотят появляться на арену. Дайте свет! Тушите бенгальские огни!
      Представление окончено!..
      1925
      СТАБИЛИЗАЦИЯ... НЕПРИЯТНОСТЕЙ
      Год тому назад представители капиталистических стран собрались на совещание.
      - Господа! - сказал председатель. - Баста. Власть в наших руках. Никаких шатаний! Никаких колебаний! Никаких уступок рабочему классу! Довольно! А коммунистов - в бараний рог! Одним словом, два слова: предлагаю стабилизоваться.
      - Ладно, стабилизуемся. При наших капиталах это дело пустяковое. В два счета стабилизуемся.
      После этого председатель закрыл совещание, а заодно и парочку коммунистических газет.
      Насвистывая боевые фашистские песни, собрание энергично разошлось... до такой степени, что стало громить профсоюзы.
      Прошел год.
      - Ну, как дела, господа? - спросил председатель, вяло открывая заседание. - Все стабилизовались?
      Повисло тягостное молчание. Председатель криво улыбнулся.
      - Молчание, как говорится, знак согласия. Гм... Может быть, господа с мест поделятся своими достижениями в области стабилизации? Никто не желает?
      - Я желаю, - хрипло сказал англичанин. - Не знаю, как у других, а у нас в Англии делишки насчет стабилизации не тово-с...
      - А что такое? - встревожился председатель.
      - А то, что шахтеры каждые пять минут забастовки устраивают. Требования там всякие выставляют. Такой народ, понимаете, вредный пошел, что не дай бог, коммунисты проклятые!
      - А вы их того... в бараний рог, а?
      - Идите вы к черту с своим бараньим рогом! Я их в рог, а они перестанут уголь добывать. А без угля мне зарез. Вот и покрутись. Опять же декреты... Да и транспортники, знаете ли, тоже... Одним словом, стабилизировался в доску, будьте вы трижды прокляты с вашей стабилизацией.
      - Вам хорошо говорить: шахтеры, шахтеры, - плаксиво закричал с места француз, - а вы бы попробовали с франком справиться! Верите ли, господа, ночей недосыпаю. Круглые сутки приходится поддерживать. Чуть вздремнешь бац, а он, сукин сын, уже и падает к чертовой матери. Опять же с Марокко волынка. На свою голову затеяли. Еле концы с концами свожу, а вы говорите стабилизация. Положение - хуже и быть не может.
      - Не скажите, - заметил немец. - Я тоже, знаете ли, хорошо стабилизовался... или, вернее, меня стабилизуют... Один Дауэс три четверти моих капиталов тово... стабилизнул... Опять же забастовка железнодорожная... Единый фронт рабочих... и прочее.
      - И я! - уныло пискнул поляк. - И я тоже... и меня тоже до нитки стабилизовали... всю промышленность...
      - А у нас бастуют чиновники!
      - А у нас - телефонистки!
      - А у нас завтра описывать будут за долги! Где уж тут стабилизация!
      Послышались возбужденные голоса. Многие рыдали. Председатель поспешно закрыл заседание. Но при этом коммунистических газет уже не закрывал. Собрание уныло расходилось. Однако уж не настолько, чтобы громить профсоюзы.
      По-моему, зря только расстраиваются господа капиталисты! Все равно не удастся им стабилизоваться. Не по зубам корм!
      Только когда власть всецело перейдет в руки пролетариата, можно будет с уверенностью сказать, что стабилизация наступила.
      И дело не за горами.
      А пока - угнетатели всех стран, стабилизуйтесь. Только... не плачьте!
      1926
      ЛАКЕЙСКИЕ ШТРЕЙКБРЕХЕРЫ
      Макдональд и Гендерсон посетили
      Черчилля, который встретил их
      вопросом: "Вы пришли сообщить мне,
      что Генеральный совет отменил
      всеобщую забастовку?"
      Получив отрицательный ответ,
      Черчилль сказал: "В таком случае
      мне, к сожалению, не о чем с вами
      говорить".
      "Известия"
      Газеты пишут об этом так, но в действительности было иначе.
      - Господин Черчилль! Там вас двое каких-то на кухне дожидаются.
      - Ладно. Подождут.
      - С семи часов утра сидят. Кухарке мешают.
      - Кто такие?
      - А кто их знает. Говорят, будто рабочие представители.
      - Рабочие? Представители? - оживился Черчилль и даже порозовел. - Что же вы молчите! А ничего такого эти представители не говорили?
      - Никак нет. Не говорили.
      - Просите.
      - Здравствуйте, братцы!
      - Здрав!.. Жлай!.. Господин министр!..
      - Что скажете хорошенького своему старому другу Черчиллю? Не явились ли вы сообщить мне, что Генеральный совет профсоюзов отменил всеобщую забастовку? Э?
      - Н... никак нет...
      - Так какие же могут быть между нами разговоры? Вон!
      - Хи-хи!.. Ваш... снят... ство! Не признаете разве? Всмотритесь: мы же ваши старые, извините, лакеи. Я-с - Макдональд, а вот он-с - Гендерсон. Идем это мы, значит, по улице и дай, думаем, зайдем к своему старому барину... Вроде как бы с визитом. Хи!
      Черчилль побагровел и затопал ногами:
      - Макдональд?! Гендерсон?! Вон! Вон! Вон!
      - Вашсиясь... не велите казнить, велите слово вымолвить! Как перед истинным богом... И Гендерсон может подтвердить. Гендерсон, подтверди!
      - Мол-лчать! Предатели! Забастовщики! Против правительства осмелились выступить, сук-кины дети? На короля руку подняли? К-канальи! Барину своему свинью подложили? Отвечайте!
      - Никак нет! Лопнуть нам на этом самом месте! Ни сном ни духом не виноваты.
      - Как же не виноваты? А кто ж, по-вашему, эту всю кашу заварил, как не вы, а?
      - Н-никак-с!.. нет-с!.. Ни сном ни духом!.. Потому мы одно-с, а рабочий класс это все и сделал. А мы - никак нет... Неповинны. Лопни мои глаза. Да рази ж мы б осмелились? Да на своего благодетеля, на своего кормильца-поильца! Да поднять? Да руку? Да ни в жисть! Что вы, вашсиясь! Во имя бога действительно призывали, а что там что-нибудь такое - ни-ни! Верьте совести!
      - Все равно! Противно на вас смотреть! Пошли вон!
      - Ваш... сиясь!.. Велите слово вымолвить!
      - Тьфу! Ну, черт с вами, говорите. Только покороче. Да не ползайте, ради бога, на коленях по полу и не хватайте за ноги. Терпеть этого не могу. Ну?
      Макдональд быстро встал с колен и, наклонившись к господину Черчиллю, застенчиво прошептал:
      - Вашсиясь!.. Как у нас теперь в Британии всеобщая забастовка и все... хи-хи... начинают бросать работу, так надо полагать, что и лакеи скоро забастуют... Понимаете?
      - Ничего не понимаю... Ну?
      - Как же-с!.. Забастуют лакеи. Это уж обязательно... К тому дело идет... Так нельзя ли тогда тово... Службишку бы нам с Гендерсоном тогда нельзя ли какую? А? Мы бы верой-правдой... До последней капли...
      - В штрейкбрехеры хотите, что ли?
      - Вот именно... хи-с, хи-с!.. Так точно... В лакейские. В штрейкбрехеры хотим.
      - Ладно. Так бы говорили прямо. Надевайте ливреи. Мне лишние лакея пригодятся. Но только чтоб у меня ни-ни! Небось проголодались? А? По глазам вижу, что лопать хотите. Мери, дайте им две порции королевских котлет с гарниром а-ля Чемберлен. Кушайте, братцы, а завтра на работу!
      С этими словами Черчилль удалился предаваться своим печальным мыслям, а Макдональд и Гендерсон надели ливреи и с аппетитом принялись за королевские котлетки.
      1926
      ПАРАД ПОБЕДИТЕЛЕЙ
      На арену европейского цирка вышел распорядитель и провозгласил:
      - Леди и джентльмены! Сейчас состоится торжественное закрытие нашего грандиозного чемпионата международной классовой борьбы и раздача призов. Призы любезно согласился раздавать бывший чемпион старой Англии, король-легковес Георг Пятый! Музыка, туш... То есть, музыка, гимн!
      Под звуки гимна и при кликах "гип, ура!" изысканной буржуазной публики на арену, прихрамывая, вышел король в потертом сюртуке, приподнял над головой корону и сел за судейский столик.
      - Итак, представление начинается. Первый номер - парад победителей. Музыка - гимн... то есть, тьфу, музыка, марш! Пар-рад, алле!!