Двадцать три ступени вниз

      ...Не успел Степанов ступить на екатеринбургский перрон, как был задержан сотрудниками уральской Чека.
      Одни подпольные группы чекистами раскрыты и обезврежены; члены других таятся, вглядываясь в пылающий горизонт - они еще верят, что дождутся своего часа. Заговорщиков много: еще весной, устремившись вслед за царской семьей, монархические группы перебазировались из Сибири на Урал, постарались обосноваться поближе к дому Ипатьева. Набежала сюда и многочисленная императорская родня; в том числе группа великих князей, ранее высланных из Петрограда в Вятку: они притаились в городе и подключились к участию в заговорщических кружках, интригуя и подстрекая (59). Зафиксированы несколько попыток антантовских офицеров проникнуть в ипатьевский дом: в одном случае с подложным "разрешением Москвы", в другом - с подделанным пропуском Уральского Совета, в третьем - со ссылкой на необходимость проконсультировать с бывшим верховным главнокомандующим план союзнических операций лета 1918 года...
      Зловещий штрих: в нескольких сотнях шагов от дома особого назначения расположилась часть Академии Генерального штаба, переведенная сюда из Петрограда еще летом 1917 года. Это, по существу, дисциплинированная, хорошо вооруженная, состоящая из опытных офицеров боевая сила, готовая к выступлению в любой момент.
      На этом общем фоне внушает тревогу слабость охраны особняка. Ее боевые качества неопределенны. Стража дома - энтузиасты революции, но оружие у них устарелое, обращаются они с ним неумело, многие прежде и винтовку в руках не держали. "Стоят люди у пулемета, а стрелять из него не умеют... Делали мы так: ставили к пулемету пост и тут же принимались его учить, как с этим оружием обращаться" (60).
      Июль - в грозах. Уже его начало - в потрясениях. Рабочий Екатеринбург, привыкший к тесной связи и повседневным консультациям с Москвой, вдруг обнаруживает, что связь прервана. Из столицы пришли вести: левыми эсерами Блюмкиным и Андреевым 6 июля в здании германского посольства убит посол Мирбах. 6-7 июля в столице подняли мятеж левые эсеры. В ночь с 9 на 10 июля совершает измену левый эсер М. А. Муравьев, главнокомандующий Восточным фронтом - тем самым фронтом, положение которого прямо влияет на судьбу Екатеринбурга. Из своего штаба в Казани Муравьев с группой приспешников бежит в Симбирск, оттуда "объявляет войну" Германии, и нужна ему эта "антигерманская идея" главным образом для того, чтобы попытаться открыть белочехам фронт. 11 июля белогвардейцы поднимают мятеж в Ярославле. Все это говорит об одном: вражеское полукольцо вокруг Екатеринбурга сужается, грозящий замкнуться пояс осады становится все тесней. Уральскому Совету надо на что-то решиться.
      Этот орган власти, конституировавшийся на Уральском 3-м съезде Советов в феврале 1918 года, представлял свободно выраженную волю 98 процентов избирателей Урала. Его ведущую и самую активную часть составляли рабочие депутаты от Екатеринбурга, Перми, Надеждинска, Чусовой, Лысьвы, Мотовилихи, Кунгура, Миньяра, Челябинска, Верхне-Кыштыма, Сысерти, Невьянска, Алапаевска. Это были представители районов, где власть Советов утвердилась уже в ноябре 1917 года, после победы социалистической революции в Петрограде. На основе законных полномочий, полученных от свободно избранного подавляющим большинством населения Уральского Совета, действовал его исполнительный комитет во главе с президиумом в составе 5 человек. Их имена: А. Г. Белобородов (председатель), Б. В. Дидковский (заместитель председателя), Ф.И.Голощекин, Г. Н. Сафаров и Н. Г. Толмачев.
      Первоначально, когда Романовых привезли на Урал, намечалось и московскими, и уральскими инстанциями проведение открытого суда над бывшим царем (возможно, и над его супругой). Президиум ВЦИК решил вынести проект организации процесса на утверждение предстоявшего 5-го Всероссийского съезда Советов. Пока шла подготовка к съезду, Голощекин по поручению Уральского Совета выехал в Москву для доклада Президиуму ВЦИК о положении на Урале. Из доклада и ответов на вопросы выяснилось, что военная обстановка в этом районе страны быстро ухудшается. Поэтому Президиум ВЦИК отказался от своего прежнего намерения ждать съезда для решения вопроса о суде и предложил Ф. И. Голощекину: по возвращении в Екатеринбург немедленно приступить к организации процесса, с тем чтобы он по возможности состоялся еще до конца июля.
      То, что ВЦИК и Уральский Совет самым серьезным образом и до последней возможности стремились к организации суда в полном соответствии с законом и процедурой и с всесторонним соблюдением действовавших в то время юридических норм, не могут не признать сегодня и самые злобствующие из так называемых советологов.
      "Из показанного мною выше (о ходе гражданской войны. - М. К.) с несомненностью вытекает, что вскоре после того, как большевистские лидеры встали у власти, они в принципе согласились с идеей предания суду Николая, а также, весьма вероятно, его всеми ненавидимой жены; но под давлением проблем, гораздо более жгучих, нежели вопрос о наказании Романовых, они оказались вынужденными все дальше откладывать этот план, а затем и вовсе от него отказаться" (61).
      "Быстро нараставшая угроза со стороны продвигавшихся (белых. - М. К.) армий - вот что вынудило большевиков расстаться со своими мыслями об открытом суде над царем и обратиться к иным планам относительно его семьи" (62).
      12 июля Голощекин возвратился из Москвы в Екатеринбург. В тот же день состоялось чрезвычайное заседание исполкома Совета. Явился на заседание вызванный с фронта представитель командования, его попросили дать оценку военной ситуации на данный день и час. Он прямо заявил: надежды на восстановление положения на подступах к Екатеринбургу нет. Наступающие силы интервентов и белогвардейцев обходят город с юга, теснят отступающие красные части с двух сторон. От станции Кузино ударная группировка противника рвется напрямую к городу. Так как ресурсы обороны, сказал он, иссякают, а резервов живой силы и боезапаса нет и не предвидится, падение Екатеринбурга можно считать вопросом считанных дней.
      Это учуял и враг, притаившийся городе. Идет лихорадочный обмен информацией и сигналами между особняком и монархическим подпольем. Романовы взывают о помощи, торопят с нападением на охрану. Письма из дома и в дом обнаруживаются в кусках хлеба, в упаковке продуктов, в пробках молочных бутылок. "В пробке бутылки со сливками, принесенной из монастыря, вспоминал комендант, - я обнаружил записку на aнглийском языке: офицер сообщал Романовым, что все приготовлено для спасения, ожидают их согласия. Бумажка была мной доставлена тов. Голощекину. После снятия с нее копии она была вложена обратно в пробку и передана по назначению. Через 2 - 3 дня таким же порядком последовал ответ Николая, что они готовы. Офицер был арестован. Он оказался офицером австрийской армии по фамилии Мачич" (63). В те же дни в одной из комнат на втором этаже идут почти непрерывные совещания с участием Боткина. В коридор высылаются на вахту Мария и Татьяна, они сидят на сундуке и рукодельничают, а как только покажется посторонний, встают и уходят в комнату, чтобы предупредить. Частенько бродит по караульным помещениям Боткин, заводит разговоры, старается что-нибудь новое выведать. Другой царский лекарь, доктор Деревенько, злоупотребил предоставленным ему правом входа в особняк в любое время (такого преимущества не имел никто, кроме членов президиума), стал агентом местных подпольных групп. Когда же в середине июня тайно прибыл в Екатеринбург белогвардейский полковник И.И. Сидоров со специальной миссией скоординировать подготовку нападения на дом Ипатьева, Деревенько взял на себя выполнение и его поручений.
      "Час освобождения приближается, - гласит одна из записок Сидорова, переданная Николаю доктором Деревенько. - Дни узурпаторов сочтены. Славянские армии все более и более приближаются к Екатеринбургу. Они в нескольких верстах от города. Момент становится критическим. Этот момент наступил..." (64).
      "Ваши друзья не спят, - сообщается в другой записке, - Час, столь долгожданный, настал" (65).
      "С божьей помощью и с вашим хладнокровием надеемся достичь нашей цели, не рискуя ничем, - глас еще одно письмо, переданное в ocобняк. - Необходимо расклеить одно из ваших окон, чтобы вы могли его открыть; я прошу точно указать мне окно. В случае, если маленький царевич не сможет идти, дело сильно осложнится... Напишите, нужны ли два человека, чтобы его нести, и не возьмет ли это на себя кто-нибудь из вас. Нельзя ли было бы на 1 или 2 часа на это время усыпить царевича каким-нибудь наркотиком. Пусть решит это доктор (Деревенько)... Будьте спокойны. Мы не предпримем ничего, не будучи совершенно уверены в удаче заранее. Даем вам в этом торжественное обещание перед лицом бога, истории, перед собственной совестью. Офицер" (66).
      Встречный поток (через того же Деревенько) выносит на волю одно из собственноручных писем Николая:
      "Второе окно от угла, выходящего на площадь, стоит открыто уже два дня и даже по ночам. Окна 7-е и 8-е около главного входа, тоже выходящие на площадь, точно так же всегда открыты. Комната занята комендантом и его помощниками, которые составляют в данный момент внутреннюю охрану. Их 13 человек, вооруженных ружьями, револьверами и бомбами. Ни в одной двери, за исключением нашей, нет ключей. Комендант и его помощник входят к нам, когда хотят. Дежурный делает обход дома ночью два раза в час, и мы слышим, как он под нашими окнами бряцает оружием. На балконе стоит один пулемет, а под балконом - другой. Напротив наших окон на той стороне улицы помещается стража в маленьком домике. Она состоит из 50-ти человек. Все ключи и ключ номер 9 находятся у коменданта, который с нами обращается хорошо... (67) Перед входом всегда стоит автомобиль. От каждого сторожевого поста проведен звонок к коменданту и провода в помещение охраны и другие пункты... Известите нас, когда представится возможность, и ответьте, сможем ли мы взять с собою наших людей" (68).
      ...Не видя иного выхода из положения, исполнительный комитет Уральского Совета к концу того же заседания 12 июля принял решение: предать Романовых казни, не дожидаясь суда.
      Везти их уже было некуда и не на чем.
      (1) Дневник Николая Романова, запись от 17 (30) апреля 1918 года
      (2) Авдеев, стр. 200.
      (3) Жильяр, стр. 49.
      (4) Соколов, стр. 218.
      (5) Alexandrоv, p. 148
      (6) Там же, р. 152
      (7) Rolf Kreische. So steht es immer noch im Geschichtsbuch. 1947. S, 219.
      (8) Соколов, стр. 77 Показания Жильяра.
      (9) Соколов, стр. 251. Показания Теглевой.
      (10) Там же
      (11) Там же
      (12) Одних только "мелких" вещей прибыло два пульмановских вагона. От губернаторского дома к тобольской пристани были доставлены 50 сундуков на 28 повозках. В Ипатьевские кладовые вещи не влезали. Авдеев распорядился внести самое необходимое на второй этаж, остальное в нераспакованном виде поставить под навесом во дворе. Все ключи (общим весом фунтов 20) находились у Романовых. Нагромождено всего было столько, что практическое пользование вещами оказалось очень трудным, если не невозможным. "...Когда им нужно было что-нибудь и начинали копаться в чемоданах, то попадалось как раз не то, что ищут... Приходилось целую кучу чемоданов не только открывать и закрывать, но и переворачивать с места на место, и на эту работу иногда требовалось несколько часов". Однажды во время таких поисков "был обнаружен целый чемодан холодного оружия: сабли, кинжалы, полевые бинокли"... Находку охрана сдала в Уральский Совет. - Авдеев, стр. 199.
      (13) Роберт Вильтон (Уилтон). Последние дни Романовых. Изд. "Град Китеж", Берлин, 1923, стр. 56. Далее в сносках: "Вильтон, стр."
      (14) Sidney Harcave. Years of the Golden Cockerel. The last Romanov Tsars. 1914-1917. Macmillan, New York, p. 118. Далее в сносках: "Harcave, p.".
      (15) Дневник Николая Романова, запись от 25 апреля (8 мая) 1918 года.
      (16) Там же, запись от 4 (17) мая 1918
      (17) Аlexandrov, p. 217.
      (18) Авдеев, стр. 201.
      (19) Там же.
      (20) Sophie Вuxhоеvdеn. Baroness. The life and tragedy of Alexandra Feodorovna. Empress of Russia. Longmans-Green, New York and London, 1928.
      (21) Valentin Spеransky. La maison a destination speciale. La tragedre d'Ekaterinbourg. Ferenczi, Paris, 1928- 1929.
      (22) Авдеев, стр. 203.
      (23) Соколов, стр. 171. Показания бывшего бойца охраны В.М.Медведева
      (24) Такое впечатление осталось и у коменданта: "Несмотря на его простоватость, видно было, что бывший царь зондирует почву, изучает, кто его окружает".-Авдеев, стр. 205.
      (25) Соколов, стр. 172. Показания В. М. Медведева.
      (26) Авдеев, стр. 205.
      (27) там же
      (28) В. Воробьев. Конец Романовых. (К десятилетию казни Николая II). Из воспоминаний. Журн. "Прожектор", М.. No 29 (147) от 15 июля 1928г, стр. 24-26. Далее в сносках: "Воробьев, стр."
      (29) Воробьев, стр. 26.
      (30) Н. Жуковский. Полномочный представитель СССР П. Л. Войков. Госполитиздат, М., 1968, стр. 66.
      (31) "Die Welt, 12. VII. 1968,. S. 12.
      (32) Там же
      (33) Alexandrov, р. 182
      (34) Тaм же cтp. 229.
      (35) Аlехandrоv, р. 70.
      (36) Там же, стр. 71.
      (37) Там же, стр. 72.
      (38) Аlехandrоv, р. 72.
      (39) Там же, стр. 74.
      (40) Там же.
      (41) Там же, стр. 75.
      (42) Наrсаvе, р. 475.
      (43) Вильтон, стр. 16.
      (44) Там же, стр. 120.
      (45) Там же, стр. 16.
      (46) W. Xiedel. Die Ermordung des Zaren Nikolaus II und seiner Familie. Dargestellt auf Grund von offiziellen Protokollen, Leipzig, 1927.
      (47) "Werner Gruhn. Der Zar, der Zauberer und die Juden. Mit 19 Abbildungen. Nibelungen Verlag. Berlin-Leipzig, 1942, s. 260. Далее в сносках: "Gruhn, S.".
      (48) А. А. Мосолов. При дворе императора. Изд-во "Филин", Рига, год излагая не обозначен, стр. 221. Далее в сносках: "Мосолов, стр."
      (49) Мосолов, стр. 220.
      (50) Мосолов, стр. 222.
      (51) Там же, стр. 223.
      (52) Там же, стр. 222.
      (53) Аlexandrov, p. 219.
      (54) О своих темных махинациях в России, включая Сибирь и Урал, они рассказали в книгах: Sir Alfred Nох, Major-General. With the Russian Army. Dutton, New York, 1921 Das vierte Siegel. Das Ende eines russischen Kapitels. Meine Mission in Russland (1917). Berlin, 1935.
      (55) Robert К. Massie. Nicholas and Alexandra. An intimate account of the last Romanovs and the fall of the Imperial Russia. Atheneum, New York, 1967, p. 486. Далее в сносках: "Мassie, p.".
      (56) Мassie, р. 487.
      (57) Alexandrov, p. 78
      (58) Alexandrov, p. 80.
      (59) Из членов императорской фамилии оказались в Екатеринбурге: бывшие великие князья Сергей Михайлович, Игорь Константинович, Иван Константинович, Константин Константинович, князь Палей. великая княгиня Елизавета Федоровна (сестра царицы), сербская королевна Елена Петровна. По постановлению Уральского Совета все они были собраны и вывезены в Алапаевск, в 60 верстах от Екатеринбурга, где размещены под охраной в здании так называемой Напольной школы.
      (60) Авдеев, стр. 203.
      (61) Alexandrov, p. 190.
      (62) Мassie, p. 489.
      (63) Авдеев, стр. 202.
      (64) "Двуглавый орел", Берлин, 1923, No 12, стр. 19.
      (65) Там же, стр. 20.
      (66) М.К. Дитерихс. Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале, тт. I-II. Владивосток. 1922, стр.58. Далее в сносках: "Дитерихс, стр."
      (67) Здесь Николай имеет в виду не Авдеева, а уже сменившего его к этому времени Юровского.
      (68) Дитерихс, стр. 58.
      КАЗНЬ
      С утра 12 июля 1918 года в здании Волжско - Камского банка в Екатеринбурге заседает исполком Уральского Совета. Председательствует Александр Георгиевич Белобородов - в прошлом электромонтер Надеждинского завода. Ему 27 лет. В партию большевиков он вступил шестнадцатилетним. За революционную деятельность приговаривался царским судом к тюремному заключению. Делегат Апрельской конференции и VI съезда партии...
      Заседание проходит напряженно. Выступления ораторов исполнены страсти. Реплики резки, подчас неистовы: решается участь бывшего царя.
      Воображению сегодняшних западных авторов это заседание "на самом дальнем краю Европы" рисуется в зловещих, почти апокалипсических тонах. Его атмосфера, пишет уже знакомый нам Александров, "пропитана табачным дымом и ненавистью"; его фон-это "пыльная буря, бушующая над городом".
      На самом же деле стояло погожее летнее утро. В сиянии яркого солнца цвели екатеринбургские сады и скверы, блестели пруды и озера, серебряной оправой обрамляющие старинный уральский город.
      Сколько времени длилось заседание в банковском зале - не мог бы, наверное, сказать никто из его участников. Уже далеко за полдень Белобородов встал и объявил голосование. Исполнительный комитет единогласно утверждает приговор. Пятеро членов президиума скрепляют его подписями. Кому поручить исполнение приговора?
      Председательствующий говорит: возвратился с фронта Петр Захарович Ермаков, верх-исетский кузнец, в боях против дутовцев командовавший рабочим отрядом. Оправился от ран. Достойный, всеми почитаемый уральский ветеран. Отец троих детей. На любом посту, доверенном революцией, не позволяет ни себе, ни другим послаблений или колебаний.
      Вызвали Ермакова. Спросили. Согласился. Попросил в помощь себе А.Д. Авдеева - бывшего коменданта Дома особого назначения и Я. И. Юровского коменданта нынешнего.
      16 июля Романовы и их слуги легли спать, как обычно, в половине одиннадцатого вечера. А в половине двенадцатого явились в особняк двое особоуполномоченных Уральского Совета. Они предложили Ермакову и Юровскому приступить к исполнению приговора, вручив им подписанный членами президиума документ.
      Группа вооруженных рабочих, сопровождаемая уполномоченными Совета, поднимается около полуночи на второй этаж. Ермаков и Юровский будят спящих, предлагают им встать и одеться. Юровский объявляет Николаю: на Екатеринбург наступают белые армии, в любой момент город может оказаться под артиллерийским обстрелом. Следует всем перейти из верхнего этажа в нижний.
      Один за другим выходят в коридор семь членов семьи Романовых и четверо приближенных (Боткин, Харитонов, Трупп и Демидова). Они спускаются за Авдеевым вниз - двадцать три ступени между вторым и первым этажами. Выйдя во двор, поворачивают к входу в нижний этаж и переступают порог угловой полуподвальной комнаты. Площадь ее 6Х5 метров. На стенах обои в косую клетку. На окне - массивная металлическая решетка. Пол цементный.
      После того, как все вошли в эту комнату, стоявший у входа комиссар юстиции Юровский выступил вперед, вынул из нагрудного кармана гимнастерки вчетверо сложенный лист бумаги и, развернув его, объявил: "Внимание! Оглашается решение Уральского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов".
      Под, низкими сводами полуподвала громко, отчетливо прозвучали первые слова:
      "Именем народа..."
      И так же прозвучали последние...
      И сразу после этого под низкими сводами загремели выстрелы.
      В час ночи 17 июля все было кончено...
      Начало свое династия получила в Ипатьевском монастыре; конец свой нашла, спустя 305 лет, по случайному совпадению, в Ипатьевском доме (в Ипатьевском монастыре близ Костромы 16-летний Михаил Романов был в 1613 году провозглашен царем).
      А белые армии рвались к Екатеринбургу. Рабочий Урал решил не отдавать Романовых в руки контрреволюции ни живыми, ни мертвыми: предать огню и развеять по ветру их останки.
      Ермаков знал уральский край. В молодости он исходил с охотничьим ружьем ближние и дальние окрестности Екатеринбурга. С тех давних лет запомнилась ему в этой округе деревушка Коптяки: стоит на берегу озера, богатого рыбой и дичью, в семнадцати верстах от города, полукругом обступил ее вековой бор, сплошняком уходящий отсюда в бескрайнюю уралосибирскую лесную сторону. Из города дорога идет сюда через Верх-Исетск, полем и лугами, потом дремучей лесной чащей до самой деревенской околицы. Кто едет сюда из города, может, не доезжая пяти верст до деревни, увидеть слева от дороги урочище Четырех Братьев. Названо оно так по четырем соснам, от которых остались одни старые пни. Когда-то тут добывали железную руду - из шахт и открытым способом, потом месторождение забросили, на месте открытых разработок образовались пруды, а где были шахты - остались глубокие ямы. Все вокруг поросло травой и кустарником.
      В урочище Четырех Братьев и вывез Ермаков останки Романовых.
      Перед рассветом 17 июля тела казненных были вынесены во двор и уложены в кузов грузовика. Сопровождаемый уполномоченными Совета и конным отрядом, с Ермаковым в кабине, грузовик через спящий город направился в урочище Четырех Братьев. Здесь тела казненных были сожжены.
      Давно унесен уральскими ветрами пепел из урочища Четырех Братьев, а некоторые западные авторы до сих пор продолжают сочинять всякие небылицы по поводу казни Романовых. Утверждают, например, будто исполнители приговора Уральского Совета были в подавляющем большинстве своем нерусские ("мадьяры", "австрийцы", "немцы", "латыши", и т. д.), поэтому им ничего не стоило "в чужой стране убить чужого суверена". Хойер жонглирует такими неизвестно откуда взятыми фамилиями исполнителей приговора, как "Фишер, Хорват, Эдельштейн, Фекете, Надь, Грюнфельд, Фергази" и т. д. В действительности таких лиц в ипатьевском доме не было. Все участники операции были русские граждане, в основном рабочие и революционные активисты - в их числе Ермаков, Ваганов, Юровский, Авдеев и другие, а также молодые рядовые бойцы Александр Костоусов, Василий Леватных, Николай Портин и Александр Кривцов. Колчаковский следователь Н. А.Соколов, ссылаясь на составленный им список участников охраны и исполнителей приговора (22 фамилии), признает: "Все это - русские люди, местные жители..." (1).
      В то время как пылал костер в урочище Четырех Братьев, наступила развязка и для обитателей Напольной школы в Алапаевске. Здесь, в шести комнатах просторного кирпичного здания, поставленного под вооруженную рабочую охрану, с мая 1918 года размещались семеро Романовых - ближайшие родственники Николая: великие князья Сергей Михайлович, Игорь Константинович, Иван Константинович, Константин Константинович, князь Палей - сын великого князя Павла Александровича, Елизавета Федоровна - великая княгиня, сестра последней царицы, Елена Петровна, жена Ивана Константиновича, дочь сербского короля Петра.
      Стремительное продвижение белых к этому городу, наплыв монархистов в Верхотурский уезд, спровоцированное ими в районе Невьянского завода кулацкое восстание с целью захвата родственников бывшего царя - все это вынудило Алапаевский Совет в середине июля принять такое же решение, какое было принято Екатеринбургским Уральским Советом в отношении царской семьи.
      В ночь с 17 на 18 июля, через 24 часа после казни царской семьи, к зданию Напольной школы на окраине Алапаевска прибыла конная группа рабочих Невьянского и Верхне-Сигячихинского заводов во главе с рабочим-большевиком Петром Старцевым. Заключенные были усажены в экипажи, вывезены в лесистую местность за Верхне-Синячихинским заводом и здесь, в 11 верстах от Алапаевска, расстреляны.
      Месяцем раньше нашел свою могилу на Урале и Михаил Романов, брат Николая II, бывший февральский кандидат на царский престол.
      С весны 1917 года Михаил жил неприметно в Гатчинском дворце. В ноябре 1917 года он явился в Смольный и обратился к В. Д. Бонч-Бруевичу, управляющему делами Совнаркома, с просьбой каким-нибудь образом "легализовать" его положение в Советской республике, чтобы заранее были исключены возможные недоразумения. Бонч-Бруевич оформил на бланке Совнаркома разрешение Михаилу Романову на "свободное проживание" в России в качестве рядового гражданина. В феврале 1918 года, когда общая ситуация резко ухудшилась (особенно в связи с германским наступлением на Петроград), Михаил Романов решением Петроградского Совета был выслан на жительство в Пермь.
      Его вольготная жизнь в центре города, в роскошных номерах гостиницы "Королевская" на Сибирской улице (с секретарем, поваром, шофером, и т. д., при личном "роллс-ройсе") возмущала рабочих, многие открыто выражали свое негодование. На заводских собраниях и митингах послышались требования: "отправить Михаила в тюрьму", "казнить его". С митинга на Мотовилихинском заводе поступила в Пермский Совет резолюция: если органы власти не посадят Романова-младшего под замок, население "само с ним разделается".
      Так оно и случилось.
      В ночь на 13 июня 1918 года в гостиницу "Королевская" пришла группа неизвестных. Они увели с собой Михаила, вывезли за город и в шести километрах от Мотовилихи, за нефтяными складами Нобеля, в зарослях кустарника, расстреляли.
      Как было установлено, Михаила Романова казнили местные рабочие А.Марков, В. Иванченко, Н. Жужков и К. Колпашников. Возглавил группу председатель Мотовилихинского поселкового Совета Г. Мясников.
      Четверо великих князей были казнены в Петрограде в январе 1919 года в дни красного террора, которым Республика лишь ответила на белый террор. Бежали за рубеж те члены династии, которым удалось выбраться из центра страны на Юг (главным образом в Крым) весной и летом 1917 года.
      (1) Н.А. Соколов. Убийство царской семьи. Берлин, 1925, с.87. Далее: "Соколов, стр."
      БЕЛЫЕ БЕСНУЮТСЯ
      21 июля парижская газета "Матэн", первой из западных газет, опубликовала - неброско, мелким шрифтом на третьей странице - сообщение под заголовком: "Слухи о расстреле царя".
      Текст этого сообщения: "Париж, 20 июля. Агентство Гавас передает: Русское Советское правительство распространяет радиограмму, излагающую обстоятельства смерти бывшего императора, в соответствии с полученными этим правительством сведениями от Уральского Совета. Ввиду того, что силы контрреволюции вознамерились освободить Николая II, о чем свидетельствует и организованный ими заговор, ныне разоблаченный, Уральский Совет решил: расстрелять бывшего царя. В ночь на 17 июля приговор приведен в исполнение".
      В Англии с первым сообщением такого рода выступила 22 июля газета "Таймс", за нею - вся остальная пресса.
      Понятно, что и белые узнали о расстреле царской семьи примерно в те же дни, то есть еще до захвата ими Екатеринбурга.
      Утром 25 июля через бреши, пробитые в обороне уральцев артиллерией Гайды, в южные предместья города хлынула белоказачья конница. Екатеринбург пал.
      Офицеры, посланные Гайдой, кинулись в ипатьевский дом. Этажи пусты, двери раскрыты настежь. Забегали по дому и по двору дутовские есаулы и белочешские фельдфебели, они не знали, с чего начать, где искать следы исчезнувших. Перерыли садик. Обыскали лес за вокзалом. Баграми и неводами обшарили городские пруды. Лишь 27 июля, когда в контрразведку явился ободранный, обшарпанный человек и отрекомендовался поручиком Шереметьевским, проживавшим до прихода белых нелегально в Коптяках, от него впервые услышали об урочище Четырех Братьев.
      Гайда приказал проверить это сообщение. Была сформирована комиссия: четыре офицера военной академии, председатель - полковник И.И.Жереховский. Одновременно екатеринбургский, царских времен, прокурор В.Ф.Иорданский, возвратившийся с дутовцами, приказом No 131 от 30 июля 1918 года поручает следователю М. А. Наметкину открыть формальное дело о казни Романовых. В тот же день Наметкин и Жереховский, сопровождаемые белыми офицерами, врачом В. Н. Деревенько и бывшим камердинером царя Т. И. Чемодуровым, приступили к поискам в районе заброшенных шахт. Продолжались розыски и в городе. Однако через неделю, 8 августа, Наметкин от следствия был отстранен "за недостаточные рвение и принципиальность". Заодно распущена была, как "слишком либеральная" по составу, и комиссия Жереховского. Следствие передано в руки И. А. Сергеева, чиновника екатеринбургской дореволюционной прокуратуры, помогает председатель" старого екатеринбургского суда В.М.Казем-Бек.
      Сергеев привозит в урочище Четырех Братьев местного инженера Котнева и велит ему приступить к землеройным работам. Доставлены паровые движки с насосами. Приказано откачать воду из шахт, вскрыть ямы, обыскать дно прудов. Роют землю у Верхне-Синячихинского завода, за Алапаевском. Нужных для работ людей хватают среди бела дня на улицах городов, в окрестных деревнях.
      Пока ведутся раскопки в лесах и болотах, в контрразведке идут допросы с пристрастием. Помощники Сергеева рыщут по Екатеринбургу и Алапаевску в сопровождении белоказачьих патрулей, арестовывают и тащат в камеры пыток каждого, кто хоть сколько-нибудь причастен к недавним событиям в ипатьевском доме и Напольной школе. Над рабочими лачугами Алапаевска и крестьянскими избами Коптяков витает смерть. Сергеев собрал с фабрик и заводов конторские "Книги учета персонала". По ним, с помощью шпиков, составлены списки подлежащих аресту и уничтожению советских и профсоюзных активистов, бойцов охраны Ипатьевского дома и Напольной школы, рабочих, участвовавших 16-18 июля в исполнении приговоров. Обнаружив кого-либо по списку, на месте убивали.
      К белогвардейским следователям и истязателям примкнул полковник Кобылинский. Высланный в начале июня из Екатеринбурга, он добрался до Тюмени и здесь дождался прихода белых. Вслед за Кобылинским явились помогать Сергееву Жильяр и Гиббс, доктор Деревенько и камердинер Чемодуров.
      Из Ипатьевского особняка их неожиданно выдворил сам Гайда.
      Белогвардейский генерал барон А. Будберг, занимавший пост военного министра в омском правительстве Колчака, позже писал:
      "Этот самый Гайда, ныне уже русский генерал-лейтенант с двумя Георгиями, здоровый жеребец очень вульгарного типа... держится очень важно, говорит плохо по-русски".,. "Бесконечно больно видеть, что новая русская военная сила подчинена случайному выкидышу революционного омута, вылетевшему из австрийских фельдшеров в русские военачальники... Вырастают эти бурьяны легко, а вырываются с великим трудом..." (1)
      Между тем "вульгарный жеребец" стал ближайшим сподвижником Колчака; они то лобызались, то бранились, пока в конце концов Гайда не убрался из России восвояси.
      Возвратившись в 1921 году в Чехословакию, Гайда и далее действовал как крайний реакционер, непримиримо враждебный Советской России. Был некоторое время начальником генерального штаба. Примкнул к профашистским элементам. Организовал фашистский заговор с целью ниспровержения республики, за что был предан суду и в 1926 году разжалован. После второй мировой войны за активное сотрудничество с Гитлером арестован и позднее, по приговору народного трибунала, расстрелян.