Профессор телевизор смотрел редко (только порнуху по видео), поэтому цыган от террористов отличал с трудом, а та облава была как раз на террористов. Вовсе не на крики цыганские прибежали милиционеры, а по наводке с Лубянки. Вот так.
      Когда жена профессора помчалась к нему в обезьянник, типа отмазывать, я уже знала, что у неё ничего не получится – речь ведь шла о терроризме. Но дура всё равно, на всякий случай, деньги понесла.
      Мы, конечно, могли бы под шумок и смыться. Денег у нас было достаточно, папа мне деньгогенератор всегда подкидывал в последнюю минуту, перед самым вылетом из рая.
      Но тогда бы мы надолго остались детьми садиста-зэка, которому ещё и передачи носить надо. А вдруг коснётся мне замуж идти, несмотря на то, что я даун, у кого тогда благословение брать?
      Мне срочно захотелось поменять папашу-лоха на кого-нибудь приличного. И я таки придумала выход! Я подумала: переселю-ка я нашего профессора из милицейского обезьянника в настоящий, а там и до пекла рукой подать!
      Перед самым пеклом необходимо в шкуре какого-нибудь животного побывать, обратную эволюцию совершить, чтобы потом совестью не угрызаться. Если я, конечно, ничего не путаю. Помню, папа что-то такое говорил.
      Зоопарк не тюрьма, передачи часто носить не надо, хватит и одного мешка корма в год. Даже если подходящего папашу взамен не найду, там же, в зоопарке, то хоть поиздеваюсь над профессором, метлой его потыкаю. Чем иметь такого папу, лучше уж макаку или павиана гомодрила!
      Суд над профессором-террористом был открытый. Кроме основных свидетелей, пришли и голуби. Им хотелось посмотреть, чем дело кончится, и будет ли кто-либо когда-либо платить им какие-либо алименты.
      Кошатница тоже пришла, но отдельно от них. Ей надоела любовь "а труа", тем более, что впроголодь. На одних анчоусах, бананах, курах гриль и авокадо.
      На правах самой первой жены преступника, она предъявила суду свои последние, уже давно дырявые колготки. Штук пятьдесят.
      – Вот! Нету других! Дожила! – сказала старая кошатница, в прошлом очень активная голубятница. О голубях она уже не думала, ей бы свои алименты защитить.
      Колготки были выстираны дозой "Ариэля", но это им не помогло. Заседатели схватились за платочки, приложили вместо глазок к носикам, а судья вынес гуманный приговор: "Заменить смертную казнь через повешение пожизненной отработкой в качестве уборщика в зоопарке".
      В своём последнем слове подсудимый попросил, чтобы его повесили, но его никто не послушался. Это я судью подбила на гуманность к папе! На такое дело денег мне было не жалко.
      Показания главной свидетельницы, предъявившей недостававшие вещдоки – древние колготки, потрясли зал. Все признали приговор справедливым. Кроме голубей. Те от безнадёги окончательно поголубели, ушли прочь, демонстративно под ручку, и поклялись больше никогда не связываться с кошатницами.
      Устроить папу в зоопарк дело не хитрое, а вот найти другого, там же, на месте, практически невозможно. Но только не для меня. Я давно уже присмотрела профессору замену.
      Как-то утром, перед самой школой, я заметила симпатичного шимпанзе с томиком Достоевского в руке. Шимпанзе-то шимпанзе, а фамилию "Свидригайлов" выговаривало!
      Что ещё меня купило, в другой руке шимпанзе держало русско-английский разговорник. Ба! С таким папой до Америки – два раза пукнуть!
 

 
      Профессор-лох, он же террорист, работая уборщиком, совсем морально опустился, не то что "Свидригайлов", даже "Ведьмак" не всегда выговаривал, свою последнюю и главную фамилию. Когда чётко произносил, а когда и с перерывами: "Ведьма-ка-ка-ка-ка-ка-как!" Деградация была вполне нормальная, как раз такая, как надо перед пеклом, перед болотом, перед какашками. Обратная эволюция успешно продолжалась.
      Через две недели профессора хватало на одну тираду: "Что, скотина вонючая, бздишь? Очко взыграло?" Так он приветствовал в ходе раздачи пищи ни в чём не повинных животных. Ещё и замахивался на правах хомосапиенса. Правда, льву, тигриной клетке и крокодилу он делал исключение: не матерился, не замахивался и не заходил вообще. Всё тащил через решётку, и пищу на палочке, и уборщицкую метлу. Метла выходила из строя почти каждый день, вычеты с него зарплатные росли, кошатница в первом месяце рисковала не получить ничего из алиментов.
      Все томились этим непонятным положением, и профессор, и животные, и мы с Димулечкой, и шимпанзе, которое уже вместо "Свидригайлов" выговаривало "Очковзыграйлов", при этом дико плюясь, что с обезьяны возьмёшь…
      Но неожиданно ситуация продвинулась. Как-то утром профессор зашёл к шимпанзе и услышал:
      – Хау ду ю ду, мистер Очковзыграйлов!
      Шимпанзе тренировалось, оно просто хотело показать, как его будут приветствовать в Америке, когда мы, все втроём, по облегчённой зоовизе, туда эмигрируем:
      Димочка, я и он.
      Но профессор не понял юмора, раньше времени запаниковал и запросился прямо в болото, в кромешный ад, в ка-ка-ка-ка-кашки. Раз уж повешенным быть не судилось.
      Обратную эволюцию он дальше продолжать не собирался.
      Я выполнила его просьбу, применив к нему папин гэджет, возвращающий всем желающим апендаунерам их первоначальный дарвиновский вид, превратила в одноклеточное растение. Тем более что голос папы-Змея как раз таки вчера в ушах звучал, когда я этот гэджет пальцами в кармане шевелила.
      – Положь, мерзавка! – сказал мой невидимый, но самый настоящий папа. – Совсем отца не уважаешь, гадина!
      Так как он Лжец и Отец Лжи, это означало, что, отправив профессора в болото, я ещё и премию получу в конце. В виде бесплатного и беспосадочного полёта в гости к подруге Рите, в Первую Вечность, где она жила и работала стюардессой на летающих тарелках.
      Тем же гэджетом, что я уделала профессора, я переделала и шимпанзе. В человеческую особь превратила, провела совсем не бОльную, малочувствительную депиляцию, приодела во всё американское, проверила кандминимум по английскому и по знанию достоевской терминологии.
      После этого шимпанзе руку в карман – а там паспорт с нашими детскими фотографими, плюс виза групповая, много-многократная, не только в Штаты, а вообще куда захочешь, а также пачка зубочисток много-многократного использования.
      От этого Очковзыграйлов вообще заговорил и попросил немедленно переделать его русскую фамилию на американскую.
      Между прочим, слово "очко" с ударением на первом слоге означает "глазик". Так и получился заграничный папа с нежно-западной кликухой "Микки Ай". "Микки" – в честь Микки Мауса, по желанию Димочки.
      Прилетев в Америку, мы купили дом в Лонг-Айленде, сделали папаше Микки окончательную операцию по устранению мимических морщин, приобретённых в клетке в результате улыбания туристам и дикохохотания.
      Хотели также Димочку слегка подправить, из дауна в принца превратить, но он не разрешил, сказал, что Рита больше любит кругленьких, с маленькими глазками, с конопушками и с длинненькими слюнками. Такие парни в Первой Вечности нарасхват – всем не хватает. А люди на вешалках, то бишь на скелетах, Рите вообще никогда не нравились. Она ведь теперь бестелесный и почти что совсем бесформенный дух. У Димочки с Ритой давнишняя взаимная любовь, а я не знала.
      Мы с Димочкой оба в отпуск намылились, к Рите, в Первую Вечность, но наш начитанный папаша, новоиспеченный американский бизнесмен со знанием достоевской терминологии, внезапно запросился на литературный конкурс "Большая книга", в Москву, в Дом Пашкова, на получение главной премии. Ему кто-то сказал, что признание надо получать сначала за границей, а не дома, в Штатах, что без московской премии он обыкновенный американский лох и пошлый графоман.
      Но мы его отговорили, сказали, что, если все писателями станут, то кто работать будет.
      Папа Микки Ай с огромным скрипом, но согласился. (Продолжение следует)
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

18.11.2008