Летом 1960 года, будучи студентом антропологии Калифорнийского университета, что в Лос-Анжелесе, я совершил несколько поездок на юго-запад, чтобы собрать сведения о лекарственных растениях, используемых индейцами тех мест. События, о которых я описываю здесь, начались во время одной из поездок.
      Ожидая автобуса в пограничном городке, я разговаривал со своим другом, который был моим гидом и помощником в моих исследованиях. Внезапно наклонившись, он указал мне на седовласого старого индейца, сидевшего под окошком, который, по его словам, разбирался в растениях, особенно в пейоте. Я попросил приятеля представить меня этому человеку.
      Мой друг подошел к нему и поздоровался. Поговорив с ним немного, друг жестом подозвал меня и тотчас отошел, не позаботившись о том, чтобы нас познакомить... Старик ни в коей мере не был удивлен. Я представился, а он сказал, что его зовут Хуан и что он к моим услугам. По моей инициативе мы пожали друг другу руки и немного помолчали. Это было не натянутое молчание, но спокойствие естественное и ненапряженное с обеих сторон.
      Хотя его темное лицо и морщинистая шея указывали на возраст, меня поразило, что его тело было крепкое и мускулистое... Я сказал ему, что интересуюсь лекарственными растениями. Хотя, по правде сказать, я почти совсем ничего не знал о пейоте, я претендовал на то, что знаю очень много и даже намекнул, что ему будет очень полезно поговорить со мной.
      Когда я болтал в таком духе, он медленно кивнул и посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я отвел глаза от него, и мы кончили тем, что сидели против друг друга в гробовом молчании. Наконец, как мне показалось, после очень долгого времени, дон Хуан поднялся и выглянул в окно. Как раз подходил его автобус. Он попрощался и покинул станцию.
      Я был раздражен тем, что говорил ему чепуху и тем, что он видел меня насквозь.
      Когда мой друг вернулся, он попытался утешить меня в моей неудаче... Он объяснил, что старик часто бывает молчалив и необщителен – и все-таки я долго не мог успокоиться.
      Я постарался узнать, где живет дон Хуан, и потом несколько раз навестил его. При каждом визите я пытался спровоцировать его на обсуждение пейота, но безуспешно... Мы стали, тем не менее, очень хорошими друзьями, и мои научные исследования были забыты или, по крайней мере, перенаправлены в русло весьма далекое от моих первоначальных намерений.
      Друг, который представил меня дону Хуану, рассказал позднее, что старик не был уроженцем аризоны, где мы с ним встретились, но был индейцем племени яки из штата сонора в мексике.
      Сначала я видел в доне Хуане просто довольно интересного человека, который много знал о пейоте и который замечательно хорошо говорил по-испански. Но люди, с которыми он жил, верили, что он владеет каким-то «секретным знанием», что он был «брухо». Испанское слово «брухо» означает одновременно врача, колдуна, мага. Оно обозначает человека, владеющего необыкновенными и, чаще всего, злыми силами.
      Я был знаком с доном Хуаном целый год, прежде, чем вошел к нему в доверие. Однажды он рассказал, что имеет некоторые знания, которые он получил от учителя – «бенефактора» (благоприятный фактор) – как он называл его, – который направлял его в своего рода ученичестве. Дон Хуан, в свою очередь, взял меня в свои ученики, но предупредил, что мне нужно принять твердое решение, ибо обучение будет долгим и утомительным.
      Рассказывая о своем учителе, дон Хуан использовал слово «диаблеро» (по-испански диабло – черт) позднее я узнал, что диаблеро – термин, используемый только соноракскими индейцами. Он относится к злому человеку, который практикует черную магию и способен превращаться в животных – птицу, собаку, койота или любое другое существо.
      Во время одной из поездок в сонору, со мной произошел любопытный случай, хорошо иллюстрирующий чувства индейцев к диаблеро... Как-то ночью я ехал с двумя испанскими друзьями, когда я увидел крупную собаку, пересекшую дорогу. Один из моих друзей сказал, что это была не собака, а гигантский койот. Я притормозил и подъехал к краю дороги, чтобы получше разглядеть животное. Постояв несколько секунд в свете фар, оно скрылось в чапарале.
      Это был, без сомнения, койот, но в два раза крупнее обычного. Возбужденно переговариваясь, мои друзья пришли к выводу, что это было необычное животное и, скорее всего, что это мог быть диаблеро. Я решил воспользоваться этим случаем и расспросить индейцев о их вере в существование диаблеро. Я говорил со многими людьми, рассказывая им эту историю и задавая им вопросы. Следующие три разговора показывают их типичные реакции.
      – Ты думаешь, это был койот, Чой? – спросил я молодого человека после того, как он выслушал эту историю.
      – Кто знает? Хотя для койота он явно великоват.
      – А тебе не кажется, что это диаблеро?
      – Ну, что за ерунда! Такого не бывает.
      – Почему ты так думаешь, Чой?
      – Люди выдумывают всякое. Я бьюсь об заклад, что если бы ты поймал его, то убедился бы, что это собака. Вот я однажды отправился по делам, я поднялся до рассвета и оседлал лошадь... Выехал я до рассвета и увидел темную тень на дороге, похожую на большое животное. Моя лошадь шарахнулась и выкинула меня из седла... Я тоже перепугался. Но это оказалась женщина, шедшая в город.
      – Ты хочешь сказать, Чой, что ты не веришь в существование диаблеро?
      – Диаблеро? Что такое диаблеро? Скажи мне, что такое диаблеро?
      – Я не знаю, Чой. Мануэль, который ехал со мной той ночью, сказал, что этот койот мог быть диаблеро. Может быть, ты мне расскажешь, что такое диаблеро?
      – Говорят, что диаблеро – это брухо, который может принимать любую форму, какую он хочет принять. Но каждый ребенок знает, что это враки. Старики здесь набиты историями о диаблеро. Но ты не найдешь ничего подобного среди нас, молодежи.
      – Что за животное это было, как ты думаешь, донна Лус? – спросил я женщину средних лет.
      – Лишь бог знает наверняка. Но я думаю, что это был не койот. Есть вещи, которые только кажутся койотами, но не являются ими в самом деле. Да, а бежал твой койот, или он ел?
      – Большую часть времени он стоял, но когда я в первый раз увидел его, то мне показалось, что он что-то ел.
      – А ты уверен, что он ничего не тащил во рту?
      – Может быть, и нес. Но скажи мне, какая разница?
      – Разница есть... Если он тащил что-нибудь, то это был не койот.
      – Что же это было тогда?
      – Это был мужчина или женщина.
      – Как вы называете таких людей, донна Лус?
      Она не отвечала. Я настаивал еще некоторое время, но безрезультатно. Наконец, она сказала, что не знает. Я спросил, не называют ли таких людей диаблеро, и она сказала, что это одно из названий, даваемых им.
      – А ты знаешь какого-нибудь диаблеро? – спросил я.
      – Я знала одну женщину, – ответила она, – она была убита. Это произошло, когда я была еще девочкой... Женщина, как говорили, превращалась в суку, и как-то раз ночью собака забежала в дом белого человека, чтобы украсть сыр. Он застрелил ее из пистолета. И в тот самый момент, как собака подохла в доме белого человека, – женщина умерла в своей хижине. Ее родственники собрались вместе, пришли к белому человеку и потребовали выкуп. И ему пришлось немало выложить за ее убийство.
      – Как же они могли требовать выкуп, если он убил лишь собаку.
      – Они сказали, что белый знал, что это не собака, потому что с ним были другие люди, и все они видели, что собака встала на задние лапы и, как человек, потянулась к сыру, который лежал на подносе, подвешенном к крыше. Люди ждали вора, так как сыр того белого человека исчезал каждую ночь. Когда тот человек убивал вора, он знал, что это не собака.
      – Есть ли диаблеро теперь, донья Лус?
      – Подобные вещи очень секретны. Говорят, что больше диаблеро нет, но я сомневаюсь в этом, потому что кто-нибудь из семейства диалеро обязан изучить то, что знает о диаблеро. У диаблеро есть свои законы, и один из них состоит в том, что диаблеро должен обучить своим секретам одного из своего рода.
      – Как ты думаешь, что это было за животное, Хенаро? – спросил я одного глубокого старика.
      – Какя-нибудь собака, что же еще?
      – А, может быть, диаблеро?
      – Диаблеро? Ты с ума сошел! Их же не существует.
      – Подожди, их нет теперь или же не было никогда?
      – Одно время они были, да. Это всем известно. Каждый это знает. Но люди их боялись и поубивали их всех.
      – Кто убил их, Хенаро?
      – Кто-кто, люди, конечно. Последний диаблеро, о котором я знал, был с... Он убил десятки, может быть, сотни людей своим колдовством. Мы не могли этого стерпеть, и люди собрались вместе, захватили его врасплох среди ночи и сожгли живьем...
      – Когда это было, Хенаро?
      – В 1942 году.
      – Ты видел это сам?
      – Нет. Но люди до сих пор говорят об этом. Говорят, от него не осталось пепла, даже несмотря на то, что костер был сделан из сырых дров. Все, что нашли, так это большую лужу грязи...
      Хотя дон Хуан определил своего бенефактора, как диаблеро, он никогда не называл место, где он учился и ни разу не назвал имени своего учителя. Фактически, дон Хуан рассказал ничтожно мало о своей личной жизни. Все, что он сообщил, так это то, что он родился на юго-западе в 1891 году, что он провел почти всю свою жизнь в Мексике, что в 1900 году его семья была изгнана мексиканским правительством в Центральную Мексику вместе с тысячами других соноракских индейцев и что он жил в Центральной и Южной Мексике до 1940 года. Таким образом, поскольку дон Хуан много путешествовал, то и его знания могут быть продуктом многих влияний. И, несмотря на то, что он считал себя индейцем из Соноры, я не был уверен, можно ли привязать его знания только к культуре соноракских индейцев. Однако... Однако, здесь я не намерен определять точно его культурное происхождение.
      Мое ученичество у дона Хуана началось в июне 1961 года и до этого я не встречался с ним часто, но беседовал с ним всегда, как антрополог-наблюдатель. Во время этих первых разговоров я делал записи описательного характера. Позднее, по памяти, я восстанавливал весь разговор. Однако, когда я стал его учеником, этот метод стал весьма затруднительным, так как разговоры затрагивали много различных тем. Потом дон Хуан все-таки разрешил мне, после долгих протестов, открыто записывать все, что сказано. Мне очень хотелось также фотографировать и делать записи на магнитофоне, но он этого не позволил.
      Мое ученичество проходило вначале в Аризоне, а затем в Соноре, так как дон Хуан в период моего учения переехал в Мексику. Распорядок, которым я пользовался, состоял в том, чтобы видеться с ним по нескольку дней и как можно чаще. Мои визиты стали более частыми и длительными в летние месяцы 1963-64 гг. Оглядываясь назад, я теперь считаю, что такой метод тормозил мое продвижение, так как он не давал мне полностью попасть под влияние учителя, в чем я очень нуждался для успешного обучения. Однако, с моей личной точки зрения, этот метод был полезен тем, что давал мне определенную несвязанность, а это, в свою очередь, обостряло чувство критического восприятия, которое было бы невозможным, будь я учеником постоянно, без перерывов. В сентябре 1965 года я добровольно отказался от ученичества.
      После моего отказа от ученичества мне нужно было осознать то, что я пережил, а то, что я испытал, мне нужно было уложить в странную систему индейских верований. С самого начала моего обучения для меня стало очевидным, что учение дона Хуана имеет четкий внутренний строй. Как только он начал преподавать его мне, он давал свои объяснения в определенном порядке. Распознать этот порядок и понять его оказалось для меня труднейшей задачей. В связи с моей неспособностью понять я и через четыре года ученичества все еще был начинающим. Было ясно, что знание дона Хуана и метод, которым он преподавал, были теми же, что и у его бенефактора, поэтому мои трудности в понимании его учения были аналогичны тем, с которыми встретился он сам. Дон Хуан сам указал на наше сходство, как начинающих, упомянув случайно о своей неспособности понять учителя в пору своего ученичества. Это замечание привело меня к убеждению, что любой начинающий – индеец или не индеец, – получает знания невоспринимаемыми с точки зрения каких-либо характеристик или систем тех явлений, которые он испытывает. Лично я, как западный человек, нашел эти характеристики такими запутанными, что было совершенно невозможно объяснить их в системе понятий моей собственной каждодневной жизни; и я был вынужден прийти к заключению, что любая попытка классифицировать мой полевой материал своими словами была бы неудачной.
      Таким образом, для меня стало очевидно, что знание дона Хуана следует рассматривать в том плане, в каком он сам его понимает. Лишь в этом плане оно может быть очевидным и убедительным. Пытаясь совместить мои собственные взгляды с таковыми дона Хуана, я понял, однако, что когда бы он ни пытался объяснить свое знание мне, он использовал понятия, относящиеся к понятным для него. Поскольку эти понятия и концепции были чужды мне, попытки понять его учение так, как он его понимал, поставили меня в тупик. Поэтому моей первой задачей было определить его порядок изложения концепций... Работая в этом направлении, я заметил, что дон Хуан сам сделал особое ударение на определенную часть своего учения – использование галлюциногенных растений. На основе этого заключения я пересмотрел свою собственную схему категорий. Дон Хуан использовал в отдельности и в различных обстоятельствах три галлюциногенных растения: кактус (пейотль), дурман и грибы, вероятно.
      Задолго до своего контакта с европейцами американские индейцы знали о галлюциногенных свойствах этих растений. Из-за своих свойств эти растения широко применялись для получения удовольствия, для лечения и для достижения состояния экстаза. Особую часть своего учения дон Хуан посвящал получению силы; силы, которую он называл олли. Он объяснял использование его для достижения мудрости или знания того, как правильно жить.
      Дон Хуан понимал значение растений в их способности продуцировать состояния особого восприятия в человеческом существе. Он вводил меня в последовательное постижение этих стадий с целью развернуть и показать ценность своего знания. Я назвал их «состояния необычной реальности», имея в виду необычную реальность, которая противостоит нашей повседневной жизни. В контексте учения дона Хуана эти состояния рассматривались, как реальные, хотя их реальность была отделена от обычной.
      Дон Хуан считал, что состояния необычной реальности были единственной формой прагматического учения и единственным способом достижения силы. Он упоминал, что все прочие пути его учения были случайными для достижения силы. Эта точка зрения определяла отношение дона Хуана ко всему, не связанному прямо с состоянием необычной реальности.
      В моих полевых записках разбросаны замечания относительно того, что чувствовал дон Хуан. Например, в одном из разговоров он заметил, что некоторые предметы имеют в себе определенное количество силы; он сказал, что они часто использовались колдунами (брухо) низшего порядка; что сам он не испытывал особого уважения к предметам силы. Я часто спрашивал его о таких предметах, но он, казалось, был совершенно незаинтересован в обсуждении этого предмета. Когда на эту тему в другой раз зашла речь, он, однако, внезапно согласился рассказать о них.
      – Есть определенные предметы, которые наделены силой, – сказал он. – есть масса таких предметов, которые используются могущественными людьми с помощью дружественных духов. Эти предметы-инструменты – не обычные инструменты, а инструменты смерти. Все же это только инструменты. У них нет силы учить. Правильно говоря, они относятся к категории предметов войны и предназначены для удара. Они созданы для того, чтобы убивать.
      – Что это за предметы, дон Хуан?
      – Они в реальности не предметы, скорее это разновидности силы.
      – Как модно заполучить эти разновидности силы, дон Хуан?
      – Это зависит от типа предмета, который нужен тебе.
      – А какие они бывают?
      – Я уже говорил, что их много. Все, что угодно, может быть предметом силы.
      – Ну, а какие являются самыми сильными?
      – Сила предмета зависит от его владельца, от того, каким человеком он является. Предметы силы, употребляемые низшими колдунами – почти что шутка; сильный же, мужественный, могущественный брухо дает свою силу своим инструментам.
      – Какие предметы силы наиболее обычны тогда? Какие из них предпочитают большинство колдунов?
      – Тут нет предпочтения. Все они предметы силы. Все одно и то же.
      – Есть ли у тебя какие-нибудь, дон Хуан? – он не ответил, он просто смотрел на меня и смеялся. Долгое время он ничего не отвечал, и я подумал, что раздражаю его своими вопросами...
      – Есть ограничения для этих типов силы, – продолжал он, – но я не уверен, что это будет тебе понятно. Я потратил чуть ли не всю жизнь, чтобы понять это: олли может открыть все секреты этих низших сил, показав, что это детские игрушки. Одно время у меня были инструменты подобного рода, я был очень молод.
      – Какие предметы силы у тебя были?
      – «Маис-пинто» – кристаллы и перья.
      – Что такое «маис-пинто», дон Хуан?
      – Это небольшой участок, вырост зерна, который имеет в своей середине язычок красного цвета.
      – Это один единственный вырост?
      – Нет, брухо владеет 48-ю выростами.
      – Для чего эти выросты, дон Хуан?
      – Любой из них может убить человека, войдя в его тело.
      – Как вырост попадает в тело человека?
      – Это предмет силы, и его силы заключаются, помимо всего прочего в том, что он входит в тело.
      – Что он делает, когда войдет в тело?
      – Он растворяется в теле, затем оседает в груди или на кишечнике. Человек заболевает и, за исключением тех случаев, когда брухо, который его лечит, сильнее, чем тот, который околдовал, он умрет через три месяца после того, как вырост вошел в его тело.
      – Есть ли какой-нибудь способ вылечить его?
      – Единственный способ – это высосать вырост из тела, но очень мало брухо осмеливаются делать это. Брухо может добиться успеха и высосать вырост, но, если он недостаточно могуществен, чтобы извергнуть его из себя, то этот вырост попадет в него самого и убьет его.
      – Но каким образом вырост проникает в чье-либо тело?
      – Чтобы объяснить тебе это, я должен объяснить тебе колдовство из зерен, которое является одним из самых сильных, какие я знаю. Колдовство делается двумя выростами. Один из них помещают внутрь бутона желтого цветка. Цветок затем помещают в такое место, где он войдет в контакт с жертвой; где тот ходит каждый день, или любое другое место, где он обычно бывает. Как только жертва наступит на вырост или коснется его как-либо, – колдовство исполнено, вырост растворится в теле.
      – Что случится с выростом после того, как человек его коснется?
      – Вся его сила уходит в человека, и вырост свободен. Это уже совсем иной вырост. Он может быть оставлен на месте колдовства или сметен прочь – не имеет значения. Лучше замести его под кусты, где птица подберет его.
      – Может ли птица съесть его прежде, чем его коснулся человек?
      – Нет, таких глупых птиц нет, уверяю тебя. Птицы держатся от него подальше.
      Затем дон Хуан описал очень сложную процедуру, путем которой эти выросты могут быть получены.
      – Ты должен понимать, что «маис-пинто» – это лишь инструмент, но не олли, – сказал он. – Когда ты сделаешь для себя это разделение, у тебя не будет здесь проблем. Но если ты рассматриваешь такие инструменты, как совершенные, ты – дурак.
      – Столь же сильны предметы силы, как олли? – спросил я.
      Дон Хуан укоризненно рассмеялся, прежде, чем ответить. Казалось, что он очень старается быть терпеливым со мной.
      – Кристаллы, «маис-пинто» и перья – просто игрушки по сравнению с олли. Это лишь трата времени – исследовать их, особенно для тебя. Ты должен стараться заполучить олли. Когда ты преуспеешь в этом, ты поймешь то, что я говорю тебе сейчас. Предметы силы, – это все равно, что игрушки для детей.
      – Не пойми меня неверно, дон Хуан, – запротестовал я. – Я хочу иметь олли, но я также хочу знать все, что смогу. Ты сам говорил, что знание – это сила.
      – Нет, – сказал он с чувством. – Сила покоится на том, какого вида знанием ты владеешь. Какой смысл от знания вещей, которые бесполезны?
      В системе поверий дона Хуана процесс достижения олли означал, исключительно, эксплуатацию состояний необычной реальности, которые он продуцировал во мне при помощи галлюциногенных растений. Он считал, что фиксируя внимание на этих состояниях и опуская прочие аспекты знания, которому он учил, я подойду к стройному взгляду на те явления, которые я испытывал.
      Поэтому я разделил эту книгу на две части. В первой части я даю выборки из моих полевых заметок, относящиеся к состояниям необычайной реальности, которые я испытывал во время моего учения. Поэтому я расположил свои записки так, чтобы они давали непрерывность повествования, но они не всегда оказываются в правильном хронологическом порядке. Я никогда не записывал состояние необычайной реальности ранее, чем через несколько дней после того, как испытывал его; я ждал до тех пор, пока мог писать спокойно и объективно. Однако, мои разговоры с доном Хуаном записывались по мере того, как они велись, сразу после каждого состояния необычайной реальности. Поэтому, мои отчеты об этих разговорах иногда опережают описание самого опыта. Мои полевые записки описывают субъективную версию того, что я ощущал во время опыта. Эта версия излагается здесь точно так, как я излагал ее дону Хуану, который требовал полного и верного восстановления каждой детали и полного пересказа каждого опыта.
      Во время записей этих опытов я добавил отдельные детали в попытке охватить состояние необычайной реальности полностью. Мои полевые записки также освещают содержание верований дона Хуана.
      Я сжал длинные страницы вопросов и ответов между доном Хуаном и мной для того, чтобы избежать возвратов разговоров в повторение. Но, поскольку я хочу также передать общее настроение наших разговоров, я сокращал лишь те диалоги, которые ничего не добавили к моему пониманию его пути знания. Информация, которую дон Хуан давал мне о своем пути знания, всегда была спорадической, и на каждое высказывание с его стороны приходились часы моих расспросов. Тем не менее, было бесчисленное число случаев, когда он свободно раскрывал свое понимание.
      Во второй части этой книги я даю структурный анализ, выведенный исключительно из материала, изложенного в первой части.
 

1