ПРЕДИСЛОВИЕ

Я изучал антропологию в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе и летом 1960 года совершил несколько поездок по юго-западу Соединенных Штатов, чтобы собрать сведения о целебных травах, используемых местными индейцами. Начало событий, которые я здесь описываю, связано с одной из поездок.

Ожидая автобус в пограничном городке, я беседовал с приятелем — моим проводником и помощником. Вдруг он наклонился ко мне и прошептал, что седовласый старик индеец, сидящий у окна, — большой знаток растений, особенно пейотля. Я тут же захотел с ним познакомиться.

Приятель издали приветствовал старика, подошел к нему и пожал руку. Они о чем-то заговорили, потом приятель жестом подозвал меня и тут же ушел, нимало не позаботившись о том, чтобы нас познакомить. Старика, впрочем, это ничуть не смутило. Я назвал свое имя, он сказал в ответ, что его зовут Хуаном и что он к моим услугам. По моему почину мы обменялись рукопожатием и на какое-то время замолчали. Молчание это было спокойное и естественное, без малейшей принужденности.

Смуглое лицо и шея дона Хуана были изрыты морщинами, что выдавало его преклонный возраст, но тело казалось на удивление стройным и подвижным. Я объяснил, что интересуюсь целебными травами, и, почти ничего не зная о пейотле, изобразил из себя крупного специалиста, дав понять, что пообщаться со мной ему будет полезно. Когда я кончил свою болтовню, дон Хуан медленно кивнул головой и посмотрел на меня, но ничего не ответил. Я отвел глаза в сторону; воцарилась гробовая тишина. Так прошло несколько минут. Наконец дон Хуан поднялся и выглянул в окно — подъехал его автобус. Он простился и вышел.

Я злился на себя за то, что молол всякую чепуху, в то время как его удивительные глаза, казалось, видели меня насквозь.

Вернулся приятель и попытался как-то утешить меня. Он объяснил, что старик обычно молчалив и необщителен; но избавиться от досады, вызванной этой встречей, было не так-то просто.

Я постарался разузнать, где живет дон Хуан, и впоследствии несколько раз посетил его, всякий раз безуспешно стараясь навести разговор на пейотль. В конце концов мы подружились, из-за чего мои научные исследования были заброшены или, вернее, приняли направление, очень далекое от первоначального.

Приятель, познакомивший меня с доном Хуаном, рассказал, что старик — индеец племени яки и родом он не из Аризоны, где мы встретились, а из мексиканского штата Сонора.

Сначала я видел в доне Хуане лишь полезного мне человека, который много знал о пейотле и отлично говорил по-испански. Но люди, среди которых он жил, считали, что дон Хуан обладает неким «тайным знанием», что он — «брухо». Испанское слово брухо переводится как «знахарь», «ведун», «колдун»

и означает человека, которому подвластны сверхъестественные, чаще всего злые, силы.

Только через год после нашего знакомства дон Хуан приоткрыл мне дверь к своим тайнам. Он сказал, что обладает особым знанием, которое перешло к нему от его учителя, от «благодетеля», как он его называл. В свою очередь дон Хуан избрал своим учеником меня, предупредив, что учение будет долгим, нелегким и опасным.

В разговоре о своем учителе дон Хуан упомянул слово дьяблеро. Позже я узнал, что этим словом соноранские индейцы обозначают злого человека, который владеет черной магией и умеет превращаться в птицу, собаку, койота и других животных.

В одну из поездок в Сонору я стал свидетелем забавного случая, который кое-что прояснял в отношениях местных жителей к дьяблеро. Я ехал ночью в машине с двумя знакомыми индейцами, как вдруг мы увидели на дороге зверя, похожего на собаку. Один из моих попутчиков сказал, что это не собака, а огромный койот. Я притормозил и свернул к обочине, чтобы лучше его рассмотреть. Несколько секунд зверь стоял в свете фар неподвижно. Затем бросился в кустарник и исчез. Это и впрямь был койот, но величиной раза в два больше обыкновенного! Разволновавшиеся индейцы заявили мне, что это — не обычный зверь, а один из них сказал, что это наверняка дьяблеро.

Я решил воспользоваться удобным случаем и расспросить местных индейцев об их вере в дьяблеро. Встречаясь с разными людьми, я пересказывал им случившееся и задавал вопросы. Приведу три достаточно характерных разговора.

— Чой, по-твоему, это был койот? — спросил я молодого человека после того, как рассказал ему историю.

— Вряд ли. Скорее собака. Для койота слишком велик.

— А может быть, дьяблеро?

— Ерунда! Никаких дьяблеро нет.

— Почему ты так думаешь?

— Потому, что все это выдумки! Спорю, что, поймай ты его, это оказалась бы собака. Однажды я собрался в соседний город, поднялся затемно, оседлал лошадь. Когда выезжал, увидел на дороге какую-то тень, вроде большого зверя. Лошадь испугалась, встала на дыбы и сбросила меня на землю. Да я и сам напугался. А оказалось, что это женщина, которая тоже шла в город.

— Выходит, Чой, ты не веришь в дьяблеро?

— В дьяблеро? А что это такое?

— Я сам не знаю. Мануэль ехал со мной и сказал, что этот койот — наверняка дьяблеро. Может, ты знаешь, что это такое?

— Люди говорят: дьяблеро — это брухо, который превращается в кого захочет. Только враки все это! Старики любят поболтать о дьяблеро, но среди молодежи о них не услышишь.

— Как ты думаешь, донья Лусиа, что это был за зверь? — спросил я пожилую женщину.

— Одному Богу известно, но сдается мне, что не койот. С виду койот, а на самом деле нет. Что он делал: бежал или ел?

— Стоял на месте, но в первый момент мне показалось, будто он жует.

— В пасти у него что-нибудь было?

— Кажется, да. А разве это важно?

— Еще бы! Если он нес что-то в пасти, значит, не койот.

— А кто же?

— Мужчина или женщина.

— Донья Лусиа, как у вас называют таких людей?

Она не ответила. Я повторил вопрос, но без результата. Наконец она сказала, что не знает. Тогда я спросил, не их ли зовут дьяблеро, и она подтвердила, что это одно из их имен.

— А ты знаешь хоть одного дьяблеро? — спросил я.

— Когда-то знала одну женщину, — ответила она. — Только ее убили. Я была тогда совсем маленькой. Ходили слухи, что эта женщина умеет превращаться в собаку. И вот как-то ночью в дом к белому человеку забегает собака, чтобы украсть у него сыр. А он возьми да и выстрели в нее из ружья! И в ту самую минуту, когда собака сдохла, эта женщина умерла у себя дома. Ее родственники собрались и пошли к белому человеку требовать выкуп. Белый человек заплатил большие деньги!

— Но как они могли требовать выкуп, если он убил всего-навсего собаку?

— Белый человек знал, что это не собака. Ведь с ним были другие люди, и все они видели, как она, словно человек, поднялась на задние лапы и потянулась к сыру, который висел под потолком. Эти люди караулили вора, потому что сыр исчезал каждую ночь. Когда белый человек убивал вора, он знал, что это не собака.

— Донья Лусиа, а в наше время есть дьяблеро?

— Да кто же его знает? Говорят, никаких дьяблеро больше нет, но вряд ли это так, потому что один из членов семьи дьяблеро обязан изучить все, что тот знает сам. У них свои законы, которые велят дьяблеро передать свои знания кому-нибудь из родственников.

— Дон Хенаро, ты не знаешь, что это был за зверь? — спросил я у одного старика.

— Собака убежала с ранчо, кто же еще?

— А может быть, дьяблеро?

— Дьяблеро? Ты с ума сошел! Нет никаких дьяблеро.

— Сейчас нет или вообще?

— Ну почему же, когда-то были, это все знают. Только люди так сильно их боялись, что всех поубивали.

— Кто это сделал?

— Все вместе. Последний дьяблеро, о котором я знал, погубил своим колдовством сотни человек. Терпение у людей лопнуло, они собрались все вместе, захватили его ночью врасплох и сожгли живьем.

— Когда это случилось, дон Хенаро?

— В 1942 году.

— Ты сам был при этом?

— Нет, меня не было, но о его смерти рассказывают до сих пор. Говорят, что от него даже пепла не осталось, только большая лужа жира.

Дон Хуан рассказывал о своем благодетеле-дьяб-леро без всяких подробностей, ни разу не назвав его по имени и не уточнив, где проходило обучение. Да и вообще дон Хуан очень редко рассказывал о своей жизни. Мне удалось узнать только, что он родился на юго-западе в 1891 году, почти всю свою жизнь провел в Мексике, что в 1900 году мексиканское правительство сослало его семью вместе с тысячами других соноранских индейцев в центральные районы страны и до 1940года он жил в Центральной и Южной Мексике. Таким образом, он много путешествовал, и его знания могли быть результатом самых разных влияний. Сам он считал себя индейцем из Соноры, но я не уверен, что его знания связаны исключительно с культурой соноранских индейцев.

Впрочем, выяснение его культурных корней в мои задачи не входит.

Учеником дона Хуана я стал в июне 1961 года. До этого времени я несколько раз встречался с ним при разных обстоятельствах, но всегда в качестве антрополога-наблюдателя. Во время наших первых разговоров я украдкой делал краткие записи, а затем, полагаясь на свою память, восстанавливал весь разговор. Когда я стал его учеником, вести записи оказалось гораздо труднее, ибо разговоры наши затрагивали множество самых разных тем. Дон Хуан разрешал мне, хотя и с большой неохотой, открыто записывать наши беседы, но делать фотографии и магнитофонные записи не позволил.

Мое ученичество проходило сперва в Аризоне, затем в Соноре — как раз в это время дон Хуан перебрался в Мексику. Я старался видеться с ним по нескольку дней подряд и как можно чаще. В летние месяцы 1961—1964 годов мои посещения участились и удлинились. Окидывая взглядом прошлое, должен признаться, что частые приезды-отъезды не позволяли мне полностью отдаться обучению, без чего овладеть колдовством, видимо, невозможно. Но были здесь и свои плюсы: такой режим позволил мне сохранить критическое отношение к происходящему, что было бы невозможным, находись я рядом с доном Хуаном неотлучно. В сентябре 1965 года я добровольно прервал свое ученичество.

Через несколько месяцев после разлуки с доном Хуаном я впервые задумал привести свои полевые записи в порядок. Собранный мной материал был очень обширен и содержал много лишнего, и я начал с классификации.

Я распределил весь материал по группам взаимосвязанных тем и методов, а в пределах каждой группы — по степени его субъективной ценности, то есть по силе его воздействия на меня. В результате возникла следующая схема: использование галлюциногенных растений; ритуалы и заклятия, применяемые при колдовстве; приобретение и употребление «предметов силы»; использование лекарственных растений; песни и легенды.

Однако, размышляя над явлениями, с которыми мне довелось столкнуться, я понял, что вся эта классификация слишком формальна и любая попытка улучшить мою схему приведет лишь к ее усложнению и ничего не даст по существу.

После моего бегства я потратил несколько месяцев на то, чтобы осмыслить свой опыт, то есть обучение последовательной системе верований посредством практического экспериментального метода. С самого начала было очевидно, что учение дона Хуана обладает своей системой. Как только он окончательно решил передать мне свое учение, в его объяснениях возникла определенная логика. Почувствовать эту логику и понять ее оказалось невероятно трудной задачей. По-видимому, это объяснялось тем, что и после четырех лет своего обучения я по-прежнему оставался новичком. Дон Хуан явно учил меня точно так же, как его самого в свое время учил благодетель, и сам он, вероятно, прошел через те же трудности, которые испытывал я. Дон Хуан как-то намекнул на это, признавшись, что ему нелегко было понимать своего учителя. Это убедило меня в том, что обучение колдовству — почти безнадежное по трудности предприятие. Лично мне, человеку западной культуры, явления, с которыми пришлось столкнуться при обучении, казались столь невероятными, столь необъяснимыми с точки зрения повседневного опыта, что я пришел к выводу: любая попытка классифицировать полевой материал, как это принято в университетской науке, обречена на провал.

В конце концов мне стало ясно, что знание дона Хуана имеет смысл рассматривать только в той плоскости, в какой видит его он сам, — тогда оно обретает достоверность и убедительность. Пытаясь согласовать свои взгляды со взглядами дона Хуана, я вскоре понял, что он использует понятия, которые для него очевидны, мне же совершенно чужды, и потому попытка понять учение дона Хуана так, как понимал его он сам, завела меня в тупик. Поэтому моей главной задачей стало выявить его концептуальную систему. Размышляя в этом направлении, я заметил, что одну часть учения, а именно использование галлюциногенных растений, дон Хуан выделял особо. Это позволило мне пересмотреть исходную схему.

Независимо друг от друга и при разных обстоятельствах дон Хуан использовал три галлюциногенных растения: пейотль (Lophophora williamsii), дурман (Datura inoxia, синоним Datura meteloides) и какой-то гриб, вероятно Psilocybe mexicana.

Задолго до появления европейцев американские индейцы хорошо знали галлюциногенные свойства растений и широко применяли их в лечении, колдовстве, для достижения экстатических состояний и просто ради удовольствия. В рамках своего учения дон Хуан связывал использование Datura inoxia и Psilocybe mexicana с приобретением силы, которую он называл гуахо, или союзником, a Lophophora williamsii — с приобретением мудрости, то есть знания правильного образа жизни.

Значение этих растений заключалось для дона Хуана в их способности вызывать состояния специфического восприятия. Он вводил меня в такие состояния для того, чтобы раскрыть и утвердить свое знание.

Я назвал их «состояниями необычной реальности» — в противоположность нашей повседневной жизни, но сам дон Хуан рассматривал их как вполне реальные — только реальность эта отличалась от обыденной.

Дон, Хуан считал состояния необычной реальности единственной формой практического обучения и единственным способом приобретения силы. Возникало впечатление, что остальные элементы его учения были для приобретения силы несущественны. Эта точка зрения пронизывала отношение дона Хуана ко всему, что не было непосредственно связано с состояниями необычной реальности.

Важные высказывания дона Хуана разбросаны в моих полевых записях довольно бессистемно. В одном разговоре, например, он заметил, что некоторые предметы способны накапливать в себе силу и охотно используются начинающими брухо, но что сам он к предметам силы особого уважения не испытывает. Я часто расспрашивал дона Хуана о таких предметах, однако никак не мог вызвать старика на разговор. Но однажды, когда случайно всплыла, эта тема, он неожиданно согласился поговорить о них.

— Существуют предметы, насквозь пропитанные силой, — сказал он. — Многие из них выращены могущественными людьми с помощью духов-помощников. Это — орудия, но не обычные орудия, а орудия смерти. Всего-навсего орудия, учить они не способны. Можно сказать, что предметы силы относятся к вооружению и предназначены для войны, для того, чтобы убивать.

— Что это за предметы?

— На самом деле это не совсем предметы, а скорее сгустки силы.

— Как с ними обращаются?

— Смотря какой предмет используешь.

— А сколько их?

— Я уже говорил — много. Предметом силы может быть все, что угодно.

— В таком случае какие из них самые сильные?

— Сила предмета зависит от его владельца, от того, какой это человек. Предметы силы, выращенные низшими колдунами, — безделушки, а вот сильный, могущественный брухо способен наделить их своей силой.

— Какие предметы силы самые распространенные? Какие из них колдуны предпочитают?

— Особых предпочтений здесь нет. Все они стоят друг друга.

— А у тебя самого они есть?

Старик посмотрел на меня, ничего не ответил и засмеялся. Он долго молчал, и я решил, что мои расспросы ему надоели.

— Эти сгустки силы настоящему брухо ни к чему, — сказал он наконец. — Но тебе этого пока что не понять. У меня почти вся жизнь ушла на то, чтобы осознать: гуахо способен открыть все тайны этих низших сил, сделать их безопасными. Предметы силы были у меня, когда я был очень молод.

— Какие?

— Маис-пинто, кристаллы, перья...

— Что такое маис-пинто, дон Хуан?

— Кукурузное зерно с красной полоской на нем.

— Одно-единственное?

— Нет, у каждого брухо сорок восемь зерен.

— А для чего они?

— Зернышко проникает в человека и убивает его.

— Как оно в него проникает?

— Это — предмет силы, и сила позволяет ему войти в тело.

— Что оно там делает?

— Зерно укореняется в груди или кишках, и человек заболевает. Если брухо, который его лечит, слабее того, который его околдовал, через три месяца человек умирает.

— А больного можно вылечить?

— Единственный способ — высосать зерно из тела, но не всякий на такое отважится. Брухо может, конечно, высосать зерно, но если он недостаточно силен, зерно проникнет внутрь него самого и погубит его.

— Каким образом зерну удается проникнуть в тело?

— Чтобы объяснить это, я расскажу тебе о колдовстве с зернами — одном из самых сильных среди тех, что я знаю. Колдуют двумя зернами. Одно прячут в бутон некоего желтого цветка и подкидывают туда, где часто бывает жертва — на дорогу или в любое другое место. Стоит человеку наступить на зерно или хотя бы к нему прикоснуться — и колдовство начинается.

— Чтопроисходит с зерном, если к нему прикоснуться?

— Вся его сила переходит в человека, зерно опустошается. Это уже совсем другое зерно — его можно оставить на месте колдовства, а можно выбросить, не важно. Лучше всего, если его склюет птица.

— А если птица склюет зерно до того, как к нему прикоснется человек?

— Ну, таких глупых птиц не бывает! Они держатся от зерна силы подальше.

Дон Хуан описал очень сложную процедуру, посредством которой получают такие зерна.

— Только помни, что зернышко — всего-навсего орудие, а не гуахо! — предостерег он. — Когда усво-

ишь суть этого различия, тогда поймешь очень многое. Но если переоценишь орудия, останешься в дураках.

— Что сильнее: предметы силы или гуахо? — спросил я.