– Ты это брось! – воскликнул он. – Ты видел и слышал бесконечно более беспокоящие вещи, не лишаясь при этом сна. Тебя беспокоит что-то другое.
      Вначале я подумал, что он имеет в виду мою неискренность при рассказе о своей озабоченности. Я хотел было объясниться, но он продолжал говорить, пропустив мимо ушей мои слова.
      – Ты безапелляционно заявил прошлой ночью, что в пещере ты чувствуешь себя хорошо. Но это явно не так. Прошлой ночью я не стал больше говорить о пещере, чтобы понаблюдать за твоей реакцией.
      Дон Хуан объяснил, что пещера была сделана магами древности, чтобы служить катализатором. Ее форма была тщательно продумана так, чтобы вместить двух людей как два энергетических поля. Согласно теории магов, природа скалы и способ, которым была высечена пещера, позволяли двум телам, двум светящимся шарам, переплетать свои энергии.
      – Я специально взял тебя в эту пещеру, – продолжал он, – не потому, что мне нравится это место, – нет, оно мне не нравится, – но потому, что она создана как инструмент, чтобы толкнуть ученика глубоко в повышенное осознание. Маги древности не предавались размышлениям. Они склонялись к действию.
      – Ты всегда говорил, что твой бенефактор был такого же типа, – сказал я.
      – Я преувеличивал, – ответил он. – Это примерно так же, как когда я говорю тебе, что ты – дурак. Мой бенефактор был современным Нагвалем, занятым поисками свободы, но он всегда предпочитал действия вместо размышлений. Ты – современный Нагваль, занятый таким же поиском, но ты сильно тяготеешь к заблуждениям разума.
      Его сравнение явно показалось ему чрезвычайно забавным: в пустой комнате зазвучало эхо его хохота.
      Когда я попытался вновь заговорить о пещере, он сделал вид, что не слышит меня. По блеску его глаз и по тому, как он улыбался, я знал, что он притворяется.
      – Прошлой ночью я намеренно сообщил тебе первое абстрактное ядро, —сказал он, – с надеждой, что ты получишь представление и о других ядрах.Ты пробыл со мной долгое время, так что знаешь меня очень хорошо. Каждую минуту нашего общения я пытался согласовать свои действия и мысли с моделями абстрактных ядер.
      История Нагваля Элиаса – другое дело. Хотя она кажется рассказом о человеке, на самом деле она является рассказом о намерении,которое воздвигает перед нами здания и приглашает войти в них. Это способ понимания магами того, что происходит вокруг них.
      Дон Хуан напомйил мне, что я всегда упорно старался найти основополагающий порядок во всем, что он говорил мне. Я подумал, что он критикует меня за мою попытку превратить все, чему он учил меня, в проблему социальной науки. Я начал было оправдываться, что мои взгляды изменились под его влиянием. Он остановил меня и улыбнулся.
      – Ты действительно не очень понятлив, – сказал он и вздохнул. – Я хотел бы, чтобы ты понял основополагающий порядок того, чему я учу тебя. Мои возражения направлены против твоегопонимания природы этого порядка. Тебе кажется, что это какие-то тайные процедуры или скрытая последовательность. Для меня же это означает две вещи: здание, которое намерениевозводит в мгновение ока и помещает перед нами, приглашая войти, и знаки,которые оно дает нам, чтобы, находясь там, мы не заблудились.
      Ты мог бы заметить, что история Нагваля Элиаса – это более чем просто перечисление последовательных деталей, из которых состоит событие, – сказал он. – За всем этим стоит здание намерения.И рассказ был предназначен дать тебе представление о том, что являли собой Нагвали прошлого. Ты должен узнать, как они действовали с целью согласовать свои мысли и действия с величественными сооружениями, которые возводит намерение.
      Последовало длительное молчание. Мне нечего было сказать. Чтобы не дать угаснуть беседе, я сказал первое, что пришло мне в голову. Я сказал, что по услышанным мною историям у меня сложилось благоприятное впечатление о Нагвале Элиасе. Мне он нравился, но что касается Нагваля
      Хулиана, то по непонятным причинам все, что говорил о нем дон Хуан, ужасно меня беспокоило.
      Одно упоминание об этом дискомфорте привело дона Хуана в восторг. Он вынужден был встать со стула, чтобы не задохнуться от смеха. Положив мне руки на плечи, он сказал, что мы обычно или любим, или ненавидим тех, кто является отражением нас самих.
      И опять глупая застенчивость удержала меня от вопроса о том, что он имеет в виду. Дон Хуан снова засмеялся, явно понимая мое настроение. Наконец он заметил, что Нагваль Хулиан был похож на ребенка, чья собранность и выдержка всегда приходят извне. Если отбросить его практику как ученика магии, то у него совсем не было никакой внутренней дисциплины.
      Я почувствовал иррациональное желание защищаться, сказав дону Хуану, что моя дисциплина пришла как раз изнутри.
      – Конечно, – сказал он покровительственно. – Не можешь же ты надеяться быть в точности похожим на него.
      И он снова рассмеялся.
      Иногда дон Хуан настолько выводил меня из себя, что я был готов заорать на него. Правда, такое настроение никогда не было продолжительным. И теперь оно рассеялось так быстро, что мною тут же овладела другая мысль. Я спросил дона Хуана, возможно ли, чтобы я входил в повышенное осознание, не сознавая этого? Или, может быть, я оставался там в течение нескольких дней?
      – На этой стадии ты входишь в повышенное осознание целиком самостоятельно, – сказал он. – Повышенное осознание – тайна только для нашего разума. На практике оно очень просто. Мы сами усложняем это, как и многое другое, стараясь сделать понятной окружающую нас беспредельность.
      Он заметил, что вместо бесполезного спора о своей персоне я должен думать о данном мне абстрактном ядре.
      Я сказал ему, что думал об этом все утро и пришел к выводу, что метафорической темой истории были проявления духа.Только вот я не разобрался, где было то абстрактное ядро,о котором он говорил. Должно быть, это было нечто невыразимое.
      – Я повторяю, – сказал он тоном школьного учителя, муштрующего своих учеников, – проявления духа– это название первого абстрактного ядрав магических историях. То, что маги считают абстрактным ядром,в данный момент явно ускользает от тебя. Эту ускользающую от тебя деталь маги называют зданием намерения,или безмолвным голосом духа,или скрытым порядком абстрактного.
      Я сказал, что понимаю «скрытое» как нечто утаенное, как в «скрытом мотиве». Он ответил, что в данном случае «скрытое» значит больше: оно означает знание без слов вне нашего непосредственного понимания и в особенности – моего. Он допустил, что знание, на которое он ссылается, недосягаемо для меня лишь на данный момент, но не выше моих предельных возможностей понимания.
      – Если абстрактные ядравыше моего понимания, тогда какой смысл говорить о них? – спросил я.
      – Правило гласит, что абстрактные ядраи магические истории должны быть рассказаны тебе именно на этом этапе, – сказал он. – Иоднажды скрытый порядок абстрактного,который есть знание без слов, или здание намерения,заложенное в эти истории, раскроют тебе сами эти истории.
      Я все еще не понимал.
      – Скрытый порядок абстрактного —это не просто порядок, в котором были преподнесены тебе абстрактные ядра,– объяснил он, – и не то, что в них есть общего, и даже не соединяющая их ткань. Это есть непосредственное знание без вмешательства языка.
      Он молча рассматривал меня с головы до ног с явной целью видетьменя.
      – Да, это пока для тебя не очевидно, – заявил он и жестом выразил свое нетерпение, как если бы я досаждал ему своей медлительностью. Я встревожился. Обычно дон Хуан не был склонен к демонстрации психологического неудовольствия.
      – Это не имеет отношения к тебе или твоим действиям, – сказал он, когда я спросил о причине его неудовольствия и разочарования. – Это была мысль, которая пришла мне в голову, когда я виделтебя. В твоем светящемся существе есть такая черта, за которую дорого заплатили бы маги древности.
      – Скажи мне, что это, – потребовал я.
      – Я напомню тебе об этом как-нибудь в другой раз, – сказал он. – Давай продолжим об элементе, который стимулирует нас, – об абстрактном.Это элемент, без которого не может быть ни пути воина, ни даже самого воина в поиске знания.
      Он сказал, что испытываемые мною трудности не являются для него новостью. Через те же мучения в процессе понимания скрытого порядка абстрактногопрошел и он сам. Если бы не помощь Нагваля Элиаса, он закончил бы тем же, что и его бенефактор, – только действия и очень мало понимания.
      – Как выглядел Нагваль Элиас? – спросил я, чтобы сменить тему.
      – Он совсем не был похож на своего ученика, – сказал дон Хуан. – Он был индеец, очень темный и массивный, с резкими чертами, орлиным носом, маленькими черными глазами, густыми черными волосами совершенно без седины. Он был ниже ростом, чем Нагваль Хулиан, с большими руками и ногами. Он был очень скромный и очень мудрый, но в нем не было огня. По сравнению с моим бенефактором он казался тусклым. Всегда весь в себе, обдумывающий тот или иной вопрос. Нагваль Хулиан имел обыкновение шутить, что его учитель давал мудрость тоннами. За спиной он обычно называл его «Нагваль Тоннаж».
      Я не видел смысла в его шутках, – продолжал дон Хуан. – Для меня Нагваль Элиас был подобен дуновению свежего ветра. Он обычно объяснял мне все с невероятным терпением. Очень похоже на то, как я объясняю тебе, но, возможно, чуть больше чего-то еще. Я бы назвал это не состраданием, но скорее сочувствием. Воины не способны чувствовать сострадание, потому что они не испытывают жалости к самим себе. Без движущей силы самосожаления сострадание бессмысленно.
      – Не хочешь ли ты сказать, дон Хуан, что воин всегда сам по себе?
      – В известном смысле, да. Для воина все начинается и заканчивается собой. Однако контакт с абстрактнымприводит его к преодолению чувства собственной важности. Затем его «я» становится абстрактным и неличным.
      Нагваль Элиас считал, что наши жизни и личности весьма похожи, – продолжал дон Хуан. – Из-за этого он чувствовал себя обязанным помогать мне. Я не замечаю такого сходства с тобой, поэтому, думаю, я отношусь к тебе во многом так же, как относился ко мне Нагваль Хулиан.
      Дон Хуан сказал, что Нагваль Элиас взял его под свое крыло с того самого дня, как он появился в доме своего бе-нефактора. Нагваль Элиас стал объяснять ему все, что происходило во время его ученичества, даже если дон Хуан не мог понять его объяснений. Его стремление помогать дону Хуану было таким сильным, что он практически сделал его своим пленником. Таким образом он защищал его от резких и яростных атак Нагваля Хулиана.
      – Вначале я имел обыкновение оставаться в доме Нагваля Элиаса все время, – продолжал дон Хуан. – И мне это нравилось. В доме своего бенефактора я постоянно был настороже, был бдительным, боясь того, что он может выкинуть со мной в следующий момент. Но в доме Нагваля Элиаса я чувствовал себя уверенно и легко.
      Мой бенефактор оказывал на меня безжалостное давление, и я не мог понять, почему он так сильно меня угнетает. Я думал, что этот человек просто сумасшедший.
      Дон Хуан сказал, что Нагваль Элиас был индейцем из штата Оахака и что его учитель, Нагваль по имени Розендо, был родом из тех же мест. Дон Хуан описал Нагваля Элиаса как очень консервативного человека, оберегающего свое одиночество. И тем не* менее он был знаменитым целителем и магом не только в Оахаке, но и во всей Южной Мексике. Несмотря на свою известность, он жил в полной изоляции на противоположном конце страны, в Северной Мексике.
      Дон Хуан замолчал. Подняв брови, он вопрошающе уставился на меня. Но все, что я хотел от него, – это чтобы он продолжал свой рассказ.
      – Каждый раз, когда я хочу, чтобы ты задал вопрос, ты его не задаешь, – сказал он. – Надеюсь, ты слышал мои слова? Нагваль Элиас был знаменитым магом, который ежедневно имел дело с людьми в Южной Мексике и в то же время жил отшельником на севере страны. Разве это не возбудило твое любопытство?
      Я почувствовал себя ужасно глупо, так как во время его рассказа у меня мелькнула мысль, что этому человеку, должно быть, было очень нелегко совершать регулярные поездки туда и обратно.
      Дон Хуан смеялся надо мной, но, поскольку он обратил мое внимание на этот вопрос, я спросил, как мог Нагваль Элиас быть в двух местах одновременно.
      –  Сновидение– вот реактивный самолет мага, – сказал он. – Нагваль Элиас был сновидящим,а мой бенефактор был сталкером.Он мог создавать и посылать то, что маги называют телом сновиденияили другим,и находиться одновременно в двух разных местах. С помощью своего тела сновиденияон мог выполнить свои обязанности мага, в то время как его настоящее «я» оставалось в уединении.
      Я заметил, что со мной происходит что-то странное: я с легкостью принимал то, что Нагваль Элиас мог посылать свой осязаемый трехмерный образ, но хоть убей не понимал объяснений насчет абстрактных ядер.
      Дон Хуан ответил, что я мог понять идею о двойной жизни Нагваля Элиаса, поскольку духкак раз производит последние корректировки в моей способности к осознанию. Я тут же начал бурно протестовать по поводу таинственности его заявления.
      – Ну что же тут таинственного? – воскликнул он. – Это сообщение о факте. Ты мог бы сказать, что этот факт является недоступным в данный момент, но момент изменится.
      Не дав мне возможности ответить, он снова начал говорить о Нагвале Элиасе. Он сказал, что у Нагваля Элиаса был пытливый ум и очень умелые руки. Во время своих путешествий в качестве сновидящегоон видел множество предметов, которые потом копировал в дереве и железе. Дон Хуан уверял меня, что некоторые изделия отличались завораживающей, изысканной красотой.
      – А что служило ему оригиналами? – спросил я.
      – Не существует способа узнать это, – сказал дон Хуан. – Ты должен принять во внимание, что, поскольку Нагваль Элиас был индейцем, он пускался в своих сновиденияхв странствия тем же способом, что и дикий зверь, рыскающий в поисках пищи. Зверь никогда не обнаружит своего присутствия, если кто-то есть поблизости. Он нападает лишь в случае, когда ему никто не мешает. Нагваль Элиас как одинокий сновидящийпосещал, так сказать, свалку бесконечности, когда поблизости никого не было, а затем копировал все, что видел, не зная при этом ни назначения этих вещей, ни источника их происхождения.
      И снова я понимал его, не испытывая никаких трудностей. Смысл сказанного нисколько не казался мне абсурдом. Я уже собирался сказать ему об этом, но он остановил меня движением бровей и продолжил свой рассказ о Нагвале Элиасе.
      – Посещать его было для меня огромным удовольствием, – сказал он, – но в то же время источником странного чувства вины. Обычно я смертельно скучал у него – не потому, что Нагваль Элиас был занудой – просто Нагваль Хулиан не имел себе равных и портил кого угодно на всю жизнь.
      – Но мне казалось, что ты чувствовал себя в доме Нагваля Элиаса уверенно и легко, – сказал я.
      – Да, это так, но это и было источником моей вины и моих воображаемых проблем. Как и ты, я любил мучить самого себя. Думаю, вначале я нашел покой в обществе На-гваля Элиаса, но позже, когда я лучше понял Нагваля Хулиана, пошел его путем.
      Он рассказал мне, что перед домом Нагваля Элиаса была открытая веранда, где у него размещались кузница и столярная мастерская. Этот дом из необожженного кирпича под черепичной крышей представлял собой огромную комнату с земляным полом, где он жил с пятью женщинам и-видящими,которые, по сути, были его женами. Кроме них, были еще четверо мужчин-магов, тоже видящих,которые жили в маленьких домиках вокруг дома Нагваля. Все они были индейцами из разных частей страны, переехавшими в Северную Мексику.
      – Нагваль Элиас с большим уважением относился к сексуальной энергии, – сказал дон Хуан. – Он полагал, что, если она нам дана, мы должны использовать ее для сновиденияи что сновидениеутрачено человечеством из-за его способности нарушить шаткое умственное равновесие впечатлительных людей.
      Я учил тебя сновидениютак же, как он учил меня, – продолжал дон Хуан. – Он учил меня, что, когда мы спим, точка сборкисмещается очень мягко и естественно. Умственное равновесие является не чем иным, как фиксацией точки сборкив привычном для нас месте. Во сне эта точка сдвигается, и поскольку сновидениеиспользуется для контроля этого естественного сдвига и в сновидениизадействована наша сексуальная энергия, то, когда эту энергию растрачивают на секс вместо сновидения,результат подчас оказывается катастрофическим. В этом случае точка сборкиу сновидящихсдвигается в неправильное положение и они лишаются рассудка.
      – Что ты хочешь сказать этим, дон Хуан? – спросил я, чувствуя, что сновидениене является основной темой нашего разговора.
      – Ты – сновидящий, —сказал он. – Если ты не будешь осторожен со своей сексуальной энергией, то можешь подвергнуть себя опасности неправильных сдвигов точки сборки.Минуту назад ты был озадачен своими реакциями. Это значит, что твоя точка сборкидвигается не совсем правильно, поскольку твоя сексуальная энергия не сбалансирована.
      Я сказал что-то глупое и неуместное о сексуальной жизни взрослых мужчин.
      – Наша сексуальная энергия – вот что управляет сновидением, —повторил он. – Нагваль Элиас учил меня, – а я учил тебя, – что ты используешь свою сексуальную энергию или для занятий любовью, или для сновидения.Третьего не дано. Причина, по которой я заговорил об этом, заключается в том, что твои трудности в понимании нашей последней темы – абстрактного– связаны с серьезными проблемами со сдвигом точки сборки.
      Так же было и со мной, – продолжал он. – Только когда моя сексуальная энергия освободилась от пут мира, все стало на свои места. Для сновидящихэто является правилом. У сталкероввсе наоборот. Мой бенефактор был, как ты бы выразился, распущенным в сексуальном отношении – и как обычный человек, и как Нагваль.
      Дон Хуан был близок к тому, чтобы открыть мне деяния своего бенефактора, но потом, очевидно, передумал. Он тряхнул головой и сказал, что я слишком негибок для таких откровений. Я не настаивал.
      Он сказал, что у Нагваля Элиаса был такой уровень внутреннего покоя, какой сновидящиеприобретают лишь пройдя через невообразимые битвы с самими собой. И эту собранность он использовал для того чтобы полностью погрузиться в задачу отвечать на вопросы дона Хуана.
      – Нагваль Элиас объяснял, что для меня препятствием в понимании духабыло то же самое, что и для него, – продолжал дон Хуан. – Он полагал, что существует два разных вопроса. Первый – потребность в непрямом понимании того, что такое дух,второй – непосредственное понимание духа.Когда поймешь, что такое дух,второй вопрос разрешится сам собой, и наоборот. Если духбудет говорить с тобой при помощи безмолвной речи, ты немедленно и в точности узнаешь, что такое дух.
      Он сказал, что Нагваль Элиас видел причину трудностей в нашем нежелании принять идею существования знания без слов, которые должны объяснить его.
      – Но у меня не возникает трудностей в понимании этого, – сказал я.
      – Принятие этого утверждения не такая уж легкая штука, какой, по твоим словам, она для тебя является, – сказал дон Хуан. – Нагваль Элиас обычно говорил мне, что все человечество отошло от абстрактного,хотя когда-то мы, должно быть, были очень близки к нему. Оно, безусловно, было той силой, которая поддерживала нас. Потом произошло нечто такое, что отвратило нас от абстрактного.Теперь мы не можем вернуться к нему назад. Обычно он говорил мне, что ученику требуются годы, чтобы получить возможность вернуться к абстрактному,то есть понять, что знание и язык могут существовать независимо друг от друга.
      Дон Хуан повторил, что сутью наших трудностей в возвращении назад к абстрактномуявляется наш отказ принять возможность знания без слов или даже без мыслей.
      Я уже было собрался возразить, что он говорит бессмыслицу, как внезапно с удивительной силой ощутил, что я что-то упустил и что его точка зрения представляет для меня чрезвычайную важность. Он действительно пытался сообщить мне нечто такое, что я или не мог уловить, или что вообще невозможно было до конца выразить словами.
      –  Знаниеи язык существуют раздельно, – повторил он мягко.
      Я уже почти был готов сказать: «я знаю это», словно действительно знал, – напромолчал.
      – Я уже говорил тебе, что не существует способа говорить о духе,– продолжал дон Хуан, – потому что духможно только испытать. Маги пытаются объяснить это обстоятельство, когда говорят, что духне является чем-то таким, что можно увидеть или почувствовать. Но существует нечто такое, что всегда неясно вырисовывается перед нами. Иногда оно приходит к некоторым из нас. Но в большинстве случаев оно кажется нейтральным.
      Я молчал, и он продолжал объяснять. Он сказал, что духво многих отношениях подобен дикому зверю. Он держится на расстоянии от нас до тех пор, пока что-то не выманит его. Именно тогда духпроявляется.
      Я возразил, что если духне является сущностью или присутствием и не имеет сути, то как кто-то может выманить его?
      – Твоя проблема заключается в том, – сказал он, – что ты полагаешься только на свое собственное понимание абстрактного.Например, внутренняя сущность человека или фундаментальный принцип являются для тебя абстракцией. Иди, возможно, нечто менее смутное: характер, воля, мужество, достоинство, честность. Конечно, духможно описать с помощью любого из этих понятий. Но вот что и есть самое непонятное – духесть одновременно и все перечисленное, и ничто из них.
      Он добавил, что то, что я считал абстракциями, – это или противоположность всех реальных вещей, которые я могу себе представить, или вещи, в моем понимании не имеющие конкретного существования.
      – Тогда для мага абстрактноеесть нечто, не имеющее параллели в условиях существования человека, – сказал он.
      – Но это одно и то же, – закричал я. – Неужели ты не видишь, что мы говорим об одних и тех же вещах? ?
      – Нет, – настаивал он. – Для мага духесть абстрактноепросто потому, что он знаетего без слов или даже мыслей. Он есть абстрактное,потому что маг не может себе даже представить, что такое дух.И тем не менее, не имея ни малейшего шанса или желания понять дух,маг оперирует им. Он узнает его, подзывает его, знакомится с ним и выражает его своими действиями.
      Я безнадежно качнул головой, не в силах понять, в чем тут разница.
      – Причиной твоего непонимания является то, что я употребил термин «абстрактное», чтобы описать дух, —сказал он. – Для тебя абстрактное —всего лишь слово, описывающее состояние интуиции. Примером является слово дух,которое не описывает разум или прагматический опыт и которое, конечно, служит тебе только для того, чтобы просто разбудить фантазию.
      Я разозлился на дона Хуана. Я назвал его упрямым, и он начал смеяться надо мной. Он посоветовал мне подумать над утверждениями о том, что знатьможно независимо от языка, не беспокоясь о понимании, и тогда, возможно, что-то прояснится.
      – Подумай вот над чем, – сказал он. – Сама по себе встреча со мной не имела для тебя значения. В тот день, когда я тебя встретил, ты встретился с абстрактным.Но поскольку ты не мог говорить о нем, ты его не заметил. Маги встречают абстрактное,не думая о нем, не видя его и не чувствуя его присутствия.
      Я промолчал, поскольку мне не доставляло удовольствия спорить с ним. Временами мне казалось, что он умышленно сбивает меня с толку. Но дон Хуан был чрезвычайно доволен собой.

ПОСЛЕДНЕЕ ОБОЛЬЩЕНИЕ НАГВАЛЯ ХУЛИАНА