«Flood Tide» 1998, перевод А. Дубова

Автор выражает глубокую признательность всем сотрудникам Службы иммиграции и натурализации, любезно предоставившим необходимую информацию и статистические данные по нелегальной иммиграции в Соединенные Штаты.

Автор благодарит специалистов Инженерного корпуса армии США за помощь в описании непредсказуемого характера течения рек Миссисипи и Атчафалайа, а также многих других людей, чья доброжелательная фантазия способствовала изобретению массы почти непреодолимых препятствий на пути главных героев книги — Дирка Питта и Ала Джордино

Пролог

Реквием «Принцессе»

10 декабря 1948 года. Неизвестные воды

Волнение усиливалось буквально с каждым новым порывом ветра. Прохладная и спокойная поутру, стихия совершенно распоясалась к вечеру, подобно необузданному мистеру Хайду, в которого превращался несчастный доктор Джекил. Белые барашки с гребней высоченных валов срывало штормом с такой силой, что они на глазах обращались в мельчайшую взвесь. Низко нависшие черные тучи сливались с разбушевавшимися водами, то и дело изрыгая слепящие снежные заряды. Пассажирский лайнер «Принцесса Ван Ду» продолжал мужественно противостоять волнам, ежесекундно обрушивающим на его борта и палубу тонны ледяной воды. Ни экипаж судна, ни пассажиры еще не догадывались, что от катастрофы их отделяют считанные минуты.

Положение усугублялось еще и тем, что ветер дул одновременно с северо-востока и северо-запада. Скрещиваясь в одной точке почти под прямым углом, воздушные потоки создавали такой немыслимый круговорот, что волны высотой с трехэтажный дом, словно в кулак, зажимали корпус злосчастного лайнера сразу со всех сторон. Скорость ветра вскоре достигла сотни миль в час. К сильнейшей бортовой качке добавилась килевая. «Принцесса» то глубоко зарывалась носом, и тогда обнажались бешено вращающиеся под кормой огромные лопасти винтов, то вставала на дыбы, как норовистая лошадь. Крен доходил до тридцати градусов; стальные леера постоянно захлестывало, и по прогулочной палубе прокатывались бурлящие водные потоки. Старый лайнер по-прежнему стойко сносил натиск стихии, но было заметно, что с каждым разом ему все тяжелее выправиться после очередной атаки самого мощного шторма, в который ему когда-либо доводилось попадать.

Второй помощник Пу Ли, на чью долю выпало нести вахту, мгновенно промерз до костей и нырнул обратно в помещение рулевой рубки, сопя и ругаясь сквозь зубы. Все равно в этой дьявольской круговерти даже в бинокль ничего не разглядишь. Всю свою жизнь он ходил в сравнительно теплых водах, омывающих юго-восточную оконечность Азии, поэтому снежная буря в сочетании с жестоким штормом оказалась для него в новинку. Дрожа от холода, Пу сетовал на судьбу и несправедливость богов, почему-то решивших излить свой гнев на «Принцессу», проделавшую путь длиной едва ли не в половину экватора, в тот самый момент, когда до порта назначения оставалось не более двухсот миль. За последние шестнадцать часов лайнер не смог преодолеть и четверти этого расстояния.

За исключением капитана Ли Ханта и старшего механика, вся команда «Принцессы» состояла из чистокровных китайцев. Хант был опытным моряком. Отслужив двенадцать лет в Королевском флоте, он ушел в отставку в чине лейтенанта и еще восемнадцать лет бороздил моря и океаны на судах различных пароходных компаний. Первые три года старпомом, а последние пятнадцать — полноправным капитаном. Мальчишкой он рыбачил с отцом на побережье Северного моря, а едва достигнув совершеннолетия, покинул родной городок Бридлингтон на востоке Великобритании и нанялся матросом на сухогруз, уходивший в Южную Африку. Тридцать лет в море развеяли юношеские иллюзии и превратили его в сухощавого и довольно желчного пожилого джентльмена с поредевшей седеющей шевелюрой и потускневшим взором. И без того склонный к пессимизму, Хант в настоящий момент питал серьезные сомнения по поводу того, удастся ли его судну вырваться из смертоносных объятий шторма.

На то имелись и другие причины. Двое суток назад один из матросов обратил его внимание на разошедшийся стык между двумя склепанными листами внешней обшивки корпуса. Дыра образовалась в кормовой части чуть выше ватерлинии. Тогда Хант не принял никаких мер, но сегодня без колебаний отдал бы месячное жалованье, лишь бы взглянуть на нее хоть одним глазом. К несчастью, любая попытка наружного осмотра в сложившихся условиях была равносильна самоубийству. Между тем, учитывая колоссальные перегрузки, которым подвергалось судно под неумолимым натиском ветра и волн, даже такая безобидная на первый взгляд протечка могла оказаться той самой соломинкой, что переломила хребет верблюду. Старый морской волк нутром чуял, что «Принцессе» угрожает смертельная опасность, но сделать ничего уже не мог и с присущим морякам фатализмом покорился судьбе.

Капитан недовольно покосился на залепившие стекла рубки и мешающие обзору ошметки мокрого снега и, не поворачиваясь, обратился к вахтенному офицеру:

— Мистер Пу, что у нас с обледенением?

— Плохо, сэр. Лед быстро нарастает.

— Как вы считаете, насколько велик риск перевернуться?

Помощник отрицательно покачал головой.

— Пока нам ничего подобного не грозит, но, если к утру погода не изменится, обледенение может достигнуть критической величины.

Хант на минуту задумался, потом коротко кивнул рулевому.

— Курс прежний, Цзюнь. Старайтесь удерживать судно носом к волне.

— Так точно, сэр, — откликнулся коренастый, широкоплечий китаец, крепко сжимающий заскорузлыми ладонями медные рукоятки штурвала.

Мысли капитана вновь обратились к злополучному стыку с внешней стороны корпуса. Он не мог припомнить ни одного случая, когда «Принцесса Ван Ду» по всем правилам проходила технический осмотр в сухом доке. Как ни странно, больше никто из членов команды не разделял его беспокойства за проржавевшие переборки и постоянные протечки в трюме, из-за которых судовые помпы не останавливались ни на минуту на протяжении всего рейса. Он один отчетливо понимал, что именно изношенный корпус является ахиллесовой пятой «Принцессы». Среднестатистическое океанское судно считается морально устаревшим и выработавшим ресурс по истечении двадцати лет с момента спуска на воду. Но то статистика. А эту источенную коррозией коробку нещадно эксплуатировали уже почти тридцать пять лет. Казалось чудом, что она вообще держится на поверхности воды.

Построенный в 1913 году для «Сингапурской тихоокеанской линии», гордый красавец-лайнер сошел со стапелей верфи Харленда и Вольфа под нежным названием «Ланаи»[1]. Его водоизмещение составляло около одиннадцати тысяч тонн, длина — от прямого форштевня до напоминающей очертаниями бутылку шампанского кормы — четыреста девяносто семь футов, а ширина в центре шкафута[2] — шестьдесят футов. Бронзовые лопасти двух винтов вращали паровые машины совокупной мощностью в пять тысяч лошадиных сил. В свои лучшие годы «Ланаи» без особых усилий развивал вполне достойную скорость в семнадцать узлов. Вплоть до 1931 года лайнер курсировал между Сингапуром и Гонолулу, выполняя регулярные пассажирские рейсы, после чего был продан компании «Кантонские линии» и переименован в «Принцессу Ван Ду». Переоборудованный в грузопассажирское судно, он продолжал перевозить людей и всякого рода товары, только теперь уже между многочисленными портами Юго-Восточной Азии.

Во время Второй мировой войны австралийское правительство реквизировало крупнотоннажное судно, превратив его в военный транспорт. По окончании военных действий сильно пострадавшую от бомбежек и обстрелов японской авиации «Принцессу» вернули прежним хозяевам. До весны 1948 года отремонтированное на скорую руку судно моталось между Гонконгом и Шанхаем, после чего было окончательно списано и продано в Сингапур на металлолом.

Первоначально лайнер мог принять на борт пятьдесят пять пассажиров первого класса, восемьдесят пять — второго и триста семьдесят — третьего. Экипаж и обслуживающий персонал составляли еще сто девяносто человек. Но в свой последний рейс он отправился с командой всего в тридцать восемь человек.

Ханту временами казалось, что на борту этого крошечного кусочка тверди, окруженного со всех сторон разъяренной стихией, разыгрывается какая-то непонятная драма, у которой нет ни содержания, ни смысла, ни зрителей. В такие минуты ему становилось немного жаль старушку, израненную и сплошь усеянную боевыми шрамами, но все же не поддающуюся непрестанным усилиям шторма утащить ее на дно. «Принцесса» натужно скрипела и стенала всеми своими расшатавшимися и прохудившимися стыками, однако всякий раз упрямо выбиралась из-под очередной волны и храбро таранила форштевнем накатывающуюся следом. Умом капитан понимал, что судну давно пора на слом. Да и ему самому не мешало бы задуматься о покое. Быть может, именно поэтому он испытывал какое-то странное чувство единения с пароходом?

Одно утешало: за все время плавания такие же изношенные и одряхлевшие, как корпус, машины ни разу не дали сбоя.

В машинном отделении скрипы и стоны терзаемого металла ошущались с особенной остротой. Течь заметно усилилась, и в поднявшейся почти до уровня переходных решеток воде плавали крупные хлопья ржавчины. Под напором стихии одна за другой выскакивали заклепки, скрепляющие стальные листы обшивки. Некоторые из заклепок вышибало с такой силой, что они со свистом разлетались во все стороны наподобие картечи. Китайцы — смазчики и младший механик — взирали на происходящее с апатичной бесстрастностью. На судах, построенных до внедрения сварки, такое явление считалось в порядке вещей. И только один человек среди них испытывал настоящий ужас, глядя на расползающуюся на глазах обшивку.

Стармех Гэллахер по прозвищу Гонконг, пышноусый здоровяк-ирландец, чья неизменно кирпичного цвета физиономия свидетельствовала о тесной дружбе с крепкой выпивкой, повидал в своей жизни немало всякого и отличить нормальное судно от такого, что вот-вот пойдет ко дну, мог, что называется, невооруженным глазом. Усилием воли он заставил себя преодолеть приступ панического страха, выбросил из головы все второстепенное и принялся хладнокровно размышлять о том, как спасти свою шкуру в этой катавасии. И не только свою...

Осиротевший в одиннадцатилетнем возрасте, Йен Гэллахер без сожаления покинул опостылевшие трущобы Белфаста и ушел в море, начав свою карьеру с мальчика на побегушках, что, как правило, куда более соответствует действительности, чем излюбленный романтиками термин «юнга». Впрочем, юнгой он пробыл недолго. У смышленого подростка обнаружился врожденный талант к общению с судовыми машинами. Поработав какое-то время смазчиком, он очень скоро дослужился до третьего помощника чифа[3], а к двадцати семи годам, окончив соответствующие курсы, сам стал дипломированным механиком. Ходил он, главным образом, на мелких и средних каботажных судах, осуществляющих грузоперевозки между бесчисленными островами в южной части Тихого океана. Прозвище свое Гэллахер заработал после эпического побоища в каком-то портовом кабаке Гонконга, когда он в одиночку уложил восемь докеров-китайцев, вздумавших на свою голову поиздеваться над обладающим бычьей силой ирландцем. Летом сорок пятого Гэллахеру исполнилось тридцать, и тогда же он подписал контракт на должность старшего механика «Принцессы Ван Ду».

С побледневшим, но исполненным решимости лицом Гэллахер повернулся ко второму механику Чжу Вэню.

— Быстро дуй наверх, парень, и будь готов покинуть судно, как только капитан даст команду.

Китаец, чуть не проглотивший от неожиданности торчащий у него из уголка рта окурок, озабоченно уставился на начальника.

— Вы думаете, что мы тонем, сэр?

— Я знаю, что мы тонем, — безапелляционно отрезал Гэллахер. — Эта прогнившая посудина не продержится и часа!

— Могу я узнать, вы уже уведомили об этом капитана, сэр? — вежливо поинтересовался Чжу.

— Капитан сам должен понимать, что творится, — огрызнулся ирландец. — А если не понимает, пускай глаза разует. И уши заодно.

— А как же вы, сэр? — заколебался китаец.

— Дуй, тебе говорят! — рявкнул Гэллахер. — За меня не беспокойся, я здесь тоже не задержусь.

Чжу Вэнь аккуратно вытер руки куском ветоши, коротко кивнул и без дальнейших рассуждений полез по трапу, ведущему на верхние палубы.

— А вы что стоите? — набросился ирландец на смазчиков, застывших в нерешительности рядом с паровой машиной. — Вам особое приглашение требуется?

Те переглянулись и последовали за Чжу.

Гэллахер бросил последний взгляд на свои любимые лоснящиеся маслом, шипящие, плюющиеся паром механизмы, с тоской представив их на дне — холодными и безжизненными, окруженными стайками рыб. Внезапно он вздрогнул и напрягся, услышав долгий, скрежещущий звук, эхом прокатившийся под сводами машинного отделения. Механик хорошо знал, что он означает. Давала о себе знать годами копившаяся усталость металла — скрытый недуг, поражающий не только суда, но и летательные аппараты. Ее почти невозможно выявить, когда все идет нормально, но в экстремальных условиях она часто становится решающим фактором, разделяющим жизнь и смерть. С другой стороны, «Принцессе» и в молодости не приходилось испытывать таких невероятных перегрузок, как в свое последнее плавание. Достаточно сказать, что сила удара волны по ее корпусу достигала двадцати тысяч фунтов на квадратный дюйм.

Сердце стармеха на миг замерло, когда он увидел разошедшиеся на добрый фут два листа обшивки по левому борту. Разрыв на глазах увеличивался. Ирландец метнулся к переговорной трубе и вызвал мостик.

— Вахтенный слушает, — услышал он знакомый голос Пу Ли.

— Это Гэллахер. Капитана мне. Срочно!

— Что случилось, мистер Гэллахер? — осведомился Хант после короткой паузы.

— В машинном только что открылась крупная течь, растущая с каждым мгновением, сэр.

Капитана потрясло это сообщение. В глубине души он все же надеялся успеть достичь земли до того, как положение станет критическим.

— Серьезная течь, говорите? А что с помпами?

— Они и раньше не справлялись, а теперь и вовсе захлебываются.

— Благодарю вас, мистер Гэллахер. Вы сможете удержать машины на ходу, пока мы не окажемся в безопасности?

— Сколько, по-вашему, времени понадобится для этого, сэр?

— По моим прикидкам, где-нибудь через час мы выйдем в сравнительно спокойные воды.

— Исключен", сэр, — твердо ответил Гэллахер. — У нас осталось не более десяти минут.

— Еще раз спасибо, чиф, — тяжело уронил Хант. — Рекомендую вам убраться из машинного, пока еще есть время.

Капитан устало повернулся и выглянул в иллюминатор. Кормовая часть заметно погрузилась в воду, вследствие чего качка несколько уменьшилась. От его первоначального плана — дойти до ближайшего берега и выброситься — теперь, очевидно, придется отказаться. А чтобы выйти из зоны урагана и добраться до спокойной воды, необходимо повернуть право на борт и лечь на новый курс, что, в свою очередь, чревато не меньшими последствиями. «Принцесса» набрала слишком много воды. Стоит ей теперь стать бортом к волне в промежутке между двумя валами, и ее либо опрокинет, либо захлестнет и потащит на дно. Учитывая быстро нарастающее обледенение, судно в любом случае обречено.

Глаза Ханта на миг затуманились, и он мысленно вернулся назад — на два месяца и десять тысяч миль — в шанхайский портовый док на реке Янцзы, куда поместили «Принцессу», чтобы снять с бывшего лайнера все ценное, прежде чем отправить на переплавку в Сингапур. Особенно отчетливо вспомнилось ему неожиданное появление на причале роскошного «паккарда». Выбравшийся из него офицер в форме майора армии националистов сообщил капитану, что генерал Юй Кун желает побеседовать с ним и приглашает в машину.

— Прошу простить за столь внезапное вторжение, капитан, но я выполняю личную директиву генералиссимуса Чан Кайши. — Генерал Юй Кун, чье лицо и руки поразили Ханта какой-то неестественной белизной, выглядел необычайно важно и представительно в своем идеально сидящем, пошитом на заказ мундире. Кроме того, генерал был невероятно толст и один занимал добрых три четверти заднего сиденья, отчего Ханту пришлось притулиться на самом краешке, неудобно вжимаясь спиной в дверцу и боковое стекло. — Согласно данной директиве, — продолжал Юй, — вам и вашей команде предписывается подготовить судно к длительному плаванию и быть готовыми выйти в море, как только поступит соответствующий приказ.

— Должно быть, тут какая-то ошибка, сэр, — растерялся Хант. — О каком длительном плавании может идти речь, если «Принцессу» уже списали на металлолом? У меня на борту минимум команды, а провизии и топлива едва хватит, чтобы доползти до Сингапура.

— Забудьте о Сингапуре, — величественно отмахнулся генерал. — Припасы и горючее не проблема, а в усиление к экипажу прибудут двадцать отборных матросов. А когда основной груз будет поднят и размещен на борту... — Юй сделал паузу, чтобы вставить сигарету в длинный мундштук и прикурить, — что произойдет, по моим подсчетам, дней через десять, вы получите от меня дополнительные распоряжения.

— Извините, сэр, но я должен уведомить об этом руководство моей компании, — решительно заявил Хант.

— Можете не беспокоиться, капитан. Совет директоров «Кантонских линий» уже поставлен в известность о том, что «Принцесса Ван Ду» временно реквизирована правительством для выполнения специального рейса.

— И они согласились? — не поверил своим ушам Хант.

Генерал ухмыльнулся.

— Учитывая весьма и весьма солидную компенсацию — заметьте, золотом! — они были просто счастливы оказать генералиссимусу эту небольшую услугу.

— Ну хорошо, — сдался Хант, — а что потом? Я имею в виду, когда мы доставим ваш груз по назначению?

— Как только это произойдет, вы свободны и можете следовать в свой Сингапур.

— В таком случае позвольте узнать, куда именно направляется «Принцесса»?

— Не позволю! — строго отрезал Юй.

— И что за груз, тоже, наверное, не скажете? — догадался капитан.

— Не скажу. Порученная мне миссия носит совершенно секретный характер. Начиная с этой минуты вы и ваш экипаж лишаетесь права покидать борт и сходить на берег. Вам также запрещено общаться с родственниками или друзьями. Мои люди будут охранять судно днем и ночью для обеспечения полной безопасности.

— Понятно, — сказал Хант, хотя на самом деле ни черта он не понял, кроме того, что влип по самые уши. А еще ему очень не понравилось, как бегают поросячьи глазки генерала.

— Кстати, — добавил Юй, — пока мы тут с вами беседуем, мой адъютант, вероятно, уже позаботился о том, чтобы все средства связи на борту были либо сняты, либо уничтожены.

— Да как же можно выходить в море без радио?! — потрясенно воскликнул Хант. — В случае чего мы даже сигнал бедствия подать не сможем!

Юй безмятежно разглядывал инкрустированный серебром мундштук с тлеющей в нем сигаретой.

— Полагаю, никаких непредвиденных случайностей не произойдет, — усмехнулся он.

— По-моему, вы слишком оптимистично настроены, генерал, — нахмурился Хант. — «Принцесса» стара и во предела изношена. Она не в том состоянии, чтобы успешно противостоять штормам и океанской волне.

— Уверяю вас, капитан, важность этой миссии такова, что оправдывает любой риск. Кроме того, вы и ваш экипаж получите крупную награду золотом после ее успешного завершения. Генералиссимус Чан Кайши лично гарантирует, что вся сумма будет незамедлительно выплачена, как только судно прибудет в порт назначения.

Хант с тоской покосился сквозь лобовое стекло «паккарда» на бурый от ржавчины борт «Принцессы» и снова повернулся к собеседнику.

— Боюсь, сэр, что от золота мало проку, когда лежишь на дне морском, — вздохнул он.

— Ничего, капитан, — улыбнулся Юй, — в случае чего, как вы выразились, лежать будем рядом. Я отправляюсь с вами.

Запомнилась капитану лихорадочная активность, сопровождавшая подготовку «Принцессы» к отплытию. Судовые танки под завязку залили мазутом, а у кока чуть глаза на лоб не вылезли, когда подсобки и холодильники камбуза доверху набили продуктами высшего качества. А вскоре начал поступать основной груз, доставляемый к причалу нескончаемой вереницей крытых брезентом армейских грузовиков. О том, что таилось внутри больших деревянных ящиков, переносимых в трюм и на палубу с помощью двух портальных кранов, можно было только догадываться.

Спустя несколько дней погрузка застопорилась. Трюмы заполнились до отказа, а грузовики продолжали прибывать. Генерал Юй приказал выкинуть из пустующих пассажирских кают все лишнее и размещать ящики там. Когда и там не осталось свободного места, складировать стали в коридорах. К концу недели был задействован каждый кубический фут пустого пространства на «Принцессе», вплоть до верхней палубы. Содержимое последних грузовиков пришлось оставить на прогулочной палубе под открытым небом, предварительно закрепив и накрыв брезентом. И, наконец, в сопровождении вооруженных до зубов телохранителей прибыл на борт сам генерал, чей багаж состоял из десятка сундуков и трех дюжин ящиков марочных вин и коньяков.

«Ну и для чего, скажите на милость, нужна была вся эта секретность? — с горечью подумал Хант. — Сколько трудов и усилий положено ради того лишь, чтобы перед самым финишем уткнуться носом в грязь, да еще не по своей вине, а по капризу матушки-природы!» А ведь начало путешествия отнюдь не предвещало никаких неприятностей. Море было спокойным, а на запросы встречных судов «Принцесса» не отвечала по причине отсутствия на борту даже самой примитивной радиоаппаратуры.

Капитан бросил исполненный последней надежды взгляд на экран установленного перед самым отплытием из устья Янцзы радара, но тот оставался девственно чист — никаких судов в радиусе пятидесяти миль не наблюдалось. К тому же Юй позаботился о том, чтобы они даже SOS подать не могли...

Дверь в рубку неожиданно отворилась, и в проем бочком протиснулся тучный генерал. Его обычно мучнисто-белое лицо заметно позеленело; к губам он прижимал испачканный носовой платок.

— Что, морская болезнь замучила? — не без ехидства осведомился Хант.

— Проклятый шторм! — простонал Юй. — И когда только он кончится?!

— Понятия не имею. — Капитан пожал плечами. — Могу только сказать, что вы оказались неплохим пророком, генерал.

— О чем вы говорите? — изумился тот.

— О том, что на дне мы с вами будем лежать рядышком. Потерпите, ждать осталось недолго.

Гэллахер белкой взлетел по трапу и пустился бегом по коридору к своей каюте. Он отнюдь не паниковал: каждое его движение было строго выверенным, в глазах сквозила решимость и холодная целеустремленность. Ирландец точно знал, что собирается сделать. В течение всего плавания он держал каюту запертой. Но сейчас его больше не волновали такие мелочи, поэтому он не стал возиться с ключом, а попросту вышиб дверь мощным пинком.

Лежащая на койке молодая блондинка с длинными распущенными волосами подскочила от неожиданности и выронила иллюстрированный журнал. Примостившаяся у нее в ногах карликовая такса проснулась и разразилась возмущенным тявканьем. Гэллахер остановился на пороге, невольно залюбовавшись своей невестой. Соблазнительный шелковый пеньюар с глубоким вырезом выгодно подчеркивал безупречные формы ее стройного тела. Нежная бархатистая кожа, чуть вздернутый носик, слегка выдающиеся скулы и широко распахнутые очаровательные глаза цвета утреннего июльского неба заставили бы неровно забиться сердце любого истинного ценителя женской красоты. Для женщины она была довольно высока ростом, хотя доходила макушкой всего лишь до подбородка великану Гэллахеру. Узнав вошедшего, она успокоилась, грациозно опустила на коврик изящные босые ножки и села на краешке койки, вопросительно глядя на него.

Гэллахер шагнул к девушке, схватил за руку и рывком поставил на ноги.

— Собирайся, Катя, — сказал он, на секунду прижав ее к груди и тут же отстранившись. — Быстрее. Каждая секунда на счету.

— Что случилось? — растерянно спросила она. — Мы входим в порт?

— Нет, дорогая. Мы идем ко дну.

— Боже! — испуганно вскрикнула девушка.

Гэллахер тем временем уже рылся в шкафах и выворачивал на койку содержимое чемоданов, выхватывая из общей кучи один предмет одежды за другим и швыряя их к ногам Кати.

— Натягивай на себя все, что сможешь. Несколько свитеров, несколько пар брюк... Побольше носков — сначала свои, потом мои. Короче говоря, одевайся слоями, как луковичка. Что потоньше — вниз, что потолще — сверху. Только поскорее, умоляю тебя. Эта старая лохань может отдать концы в любую минуту.

Девушка открыла было рот, собираясь, очевидно, выразить протест, но ей хватило одного взгляда на мрачное, сосредоточенное лицо Гэллахера, продолжающего рыться в вещах, чтобы передумать. Больше не колеблясь, она скинула пеньюар и стала поспешно облачаться, как было приказано, начав, разумеется, с нижнего белья и проявив в этом деле незаурядную сноровку. Поверх своих брюк в обтяжку она ухитрилась натянуть еще две пары принадлежащих ирландцу. За ними последовали три блузы и пять шерстяных свитеров. Слава богу, ей было из чего выбирать. Отправляясь на недельное — как они тогда полагали — свидание с женихом, Катя прихватила с собой целый чемодан с тряпками, да и у самого Гэллахера за годы странствий накопился солидный гардероб. Шесть пар обычных и три пары шерстяных носков с трудом втиснулись в объемистые сапоги ирландца, напоследок накинувшего ей на плечи свой безразмерный бушлат.

Маленький песик в возбуждении носился у их ног, отрывисто тявкая и хлопая длинными ушами. Гэллахер подарил щенка Кате в приложение к обручальному кольцу с изумрудом в тот самый день, когда сделал предложение и получил благосклонное согласие. Шею собачки украшал шикарный красный ошейник лаковой кожи с болтающимся на нем брелоком в виде золотого дракона.

— Прекрати, Фриц! — рассердилась девушка, чуть не наступившая на своего любимца. — Ступай на койку. Лежать!

Екатерина Гарина потеряла отца в двенадцатилетнем возрасте и с тех пор воспитывалась в семье бабушки, эмигрировавшей в Шанхай после краха Белого движения на Дальнем Востоке. Решительная и самостоятельная, она сама нашла работу в местном филиале «Кантонских линий» и за короткий срок дослужилась от простого клерка до секретаря-референта директора. С Гэллахером она впервые встретилась в офисе компании, куда тот явился с докладом о техническом состоянии машин «Принцессы Ван Ду». Девушку с первого взгляда потянуло к этому жизнерадостному увальню. Возможно, ему не хватало образования и манер, но он остро напоминал ей отца-капитана, пропавшего без вести вместе со своим судном где-то в Океании. К тому же гигант-ирландец оказался таким пылким и нежным, что она отбросила все сомнения и без колебаний дала согласие стать его женой.

Они встречались почти каждый день и очень скоро стали любовниками, проводя бурные ночи, исполненные страсти и взаимного наслаждения, в просторной каюте Гэллахера. Они незаметно прокрадывались на судно под носом вахтенных и капитана, что придавало их отношениям дополнительную пикантность. Особенно возбуждающе нелегальное пребывание на борту действовало на Катю, воображающую себя в такие минуты героиней захватывающего любовного романа. Они могли бы спокойно встречаться в ее уютной квартирке в престижном районе Шанхая, но девушке куда больше нравилось заниматься любовью тайком, ежеминутно рискуя быть разоблаченной и с позором изгнанной. Что и привело в конечном счете к совершенно непредсказуемым последствиям.

Когда генерал Юй отдал свой драконовский приказ о полной изоляции судна и экипажа, нагнав в док целый взвод автоматчиков, перекрывших все входы и выходы, Катя оказалась в ловушке. Гэллахеру пришлось все рассказать капитану. Хант пришел в ярость, но все же согласился помочь. Однако на все просьбы отпустить девушку на берег генерал ответил категорическим отказом. На протяжении всего плавания Катя почти не покидала каюту, а если и выходила изредка на палубу подышать свежим воздухом, то только в сопровождении жениха. Долгие часы вахты Гэллахера она проводила взаперти, в обществе маленького Фрица, которого от нечего делать обучила нескольким забавным трюкам.

Ирландец между тем собрал все документы, деньги и ценности, сложил их в водонепроницаемый пакет и засунул себе за пазуху. Затем сорвал с вешалки запасной бушлат и повернулся к Кате.

— Ты готова?

Она подняла руки над головой и критическим взором окинула бесформенную массу одежды, делавшую ее чуть ли не вдвое толще, чем на самом деле.

— Милый, мне ни за что не застегнуть поверх всего этого спасательный жилет, — жалобно проговорила девушка. — А без него я камнем пойду ко дну. Ты же знаешь, я не умею плавать.

— Ну, на этот счет можешь не волноваться, — хмуро усмехнулся Гэллахер. — Я тебе не рассказывал, но наш лучший друг генерал Юй еще месяц назад распорядился выкинуть за борт все спасательные жилеты.

— А шлюпки?

— Шлюпки остались в Шанхае. А если бы они и были под рукой, при таком волнении их все равно не спустишь. Шарахнет разок волной и по борту размажет.

Она посмотрела на него долгим взглядом, в котором не было и тени страха.

— Ты хочешь сказать, что мы обречены, да? Даже если мы не утонем, то погибнем от холода?

Вместо ответа Гэллахер нахлобучил ей на голову непромокаемую зюйдвестку, привлек девушку к себе и мягко поцеловал в губы.

— Успокойся, дорогая, — произнес он ободряющим тоном. — Неужели ты никогда не слышала, что ирландцы не тонут? А знаешь почему? — добавил он с усмешкой. — Нет? Да потому что им суждено быть повешенными.

Схватив Катю за руку, Гэллахер без лишних слов потянул ее за собой из каюты и дальше по коридору, ведущему на верхнюю палубу.

Забытый в спешке Фриц, послушно выполнивший последний приказ хозяйки, растянулся на одеяле, закрыл глаза и задремал, пребывая в полной уверенности, что она скоро вернется и принесет ему что-нибудь вкусненькое.

Свободные от вахты члены экипажа занимались своими обычными повседневными делами. Одни спали, другие играли в домино или карты, третьи делились воспоминаниями о преувеличенно жутких штормах, в которых им довелось побывать.