— Ал и я ехали по нашим следам, оставшимся от более ранней экспедиции по сбору проб грунта, чтобы найти датчик золота, который каким-то образом упал с «Большого Джона», и оказались в радиусе слышимости вашего подводного телефона.
— Мы услышали ваши тревожные вызовы, очень слабые, и направились в ту сторону, откуда они исходили, — закончил ответ Джиордино.
— Когда мы нашли ваш аппарат, — продолжил Питт, — Ал и я не могли перенести вас из вашего аппарата в наш экскаватор, вас просто раздавило бы в лепешку давление воды. Наша единственная надежда состояла в том, чтобы воспользоваться манипуляторами «Большого Джона», чтобы подключить кислородный шланг к вашему наружному аварийному патрубку. К счастью, ваш адаптер и наш точно подошли друг к другу.
— Затем мы использовали оба манипулятора, чтобы зацепиться за ваши подъемные крюки, — вступил в разговор Джиордино, изобразив обеими руками, как это было сделано, — и потащили ваш аппарат в нашу камеру-гараж, въехав туда вместе с ним через шлюзовую камеру.
— Вы спасли «Олд Герт»? — с удивлением спросил Планкетт, сразу повеселев.
— Ваш аппарат находится в нашем гараже, — ответил Джиордино.
— Как скоро мы сможем вернуться на наше базовое судно? — скорее потребовал, нежели спросил Салазар.
— Боюсь, что некоторое время это будет невозможно, — ответил Питт.
— Но мы должны сообщить команде нашего базового судна, что мы живы, — запротестовала Стаси. — Вы же наверняка можете с ними связаться?
Питт и Джиордино обменялись быстрыми взглядами. Затем Питт сказал:
— Когда мы ехали выручать вас, нам попалось по пути сильно поврежденное судно, недавно опустившееся на дно.
— Нет, это не мог быть «Неукротимый», — пробормотала Стаси, отказываясь верить такой скверной новости.
— Оно было сильно разрушено, как будто его смяло сильным взрывом, — заметил Джиордино. — Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь спасся.
— Два других судна были поблизости, когда мы начинали погружение, — привел свои доводы Планкетт. — Это, наверно, было одно из них.
— Трудно сказать, — допустил Питт. — Что-то случилось там наверху. Какая-то огромная турбулентность. У нас не было времени изучать это, и сейчас у нас нет никаких надежных ответов.
— Наверняка вы ощутили ту же ударную волну, которая повредила наш аппарат.
— Эта станция расположена в защищенной долине вне зоны разлома, в тридцати километрах от того места, где мы нашли вас и затонувшее судно. То, что осталось от ударной волны, прошло над нами. Все, что мы испытали, — это несильный порыв течения и метель из частичек ила, когда донные осадки были взбаламучены.
Стаси тем не менее сердито посмотрела на Питта.
— Вы собираетесь держать нас в качестве пленников?
— Это не совсем то слово, которое я собирался употребить. Но поскольку это действительно глубоко засекреченный проект, я обязан попросить вас еще какое-то время воспользоваться нашим гостеприимством.
— И долго будет продолжаться это «какое-то время»? — осторожно поинтересовался Салазар.
Питт сардонически взглянул на маленького мексиканца.
— Мы не предполагали возвращаться на поверхность еще шестьдесят дней.
Воцарилось молчание. Планкетт посмотрел сначала на Салазара, потом на Стаси и, наконец, на Питта.
— Черт подери! — воскликнул он с горечью. — Вы не можете держать нас здесь два месяца.
— Моя жена, — простонал Салазар. — Она подумает, что я мертв.
— У меня дочь, — сказала Стаси, быстро смиряясь.
— Положитесь на меня, — тихо сказал Питт. — Я понимаю, что кажусь бессердечным тираном, но ваше присутствие поставило меня в затруднительное положение. Когда мы лучше сможем понять, что случилось наверху, и я переговорю со своим руководством, мы сможем найти какой-то выход.
Питт замолчал, когда он заметил, что Кейт Харрис, сейсмолог проекта, стоит в дверях, кивая Питту, чтобы он вышел поговорить с ним снаружи.
Питт извинился и подошел к Харрису. Он сразу заметил выражение тревоги в глазах сейсмолога.
— У нас проблема? — спросил он кратко.
Харрис ответил сквозь свою пышную седую бороду, в масть волосам:
— Это возмущение вызвало все растущий шлейф толчков в морском дне. Пока что большинство из них слабые и неглубокие. Фактически мы еще не можем их ощущать. Но их частота и сила нарастают.
— И что это означает?
— Мы находимся на разломе, который чертовски неустойчив, — продолжал Харрис. — К тому же это вулканически активная зона. Энергия напряжений земной коры высвобождается с такой скоростью, которой мне никогда прежде не приходилось наблюдать. Я опасаюсь, что может произойти серьезное землетрясение с магнитудой шесть с половиной баллов.
— Этого нам ни за что не пережить, — сказал Питт с каменным выражением лица. — Одна трещина в одном из наших куполов, и давление воды раздавит всю станцию, как горошины под паровым молотом.
— Мне это видится точно так же, — сказал Харрис мрачно.
— Сколько у нас времени?
— Невозможно предсказать такие вещи сколь-нибудь надежно. Я понимаю, что это не слишком успокаивает, я могу только гадать, но, судя по скорости нарастания силы толчков, я бы сказал, что, наверно, часов двенадцать.
— Этого достаточно для эвакуации.
— Но я могу ошибиться. — Харрис, заколебавшись, попытался взять свои слова назад. — Если это действительно начальные ударные волны, то сильный толчок может произойти с минуты на минуту. С другой стороны, столь же возможно, что толчки могут затихнуть и совсем прекратиться.
Он еще не успел договорить эти слова, как они оба почувствовали, что пол под их ногами слегка дрожит и кофейные чашки на обеденном столе начали позвякивать на блюдечках.
Питт посмотрел на Харриса, и его губы раздвинулись в напряженной улыбке.
— Похоже, что время не на нашей стороне.
Глава 9
Сотрясения нарастали с ужасающей быстротой. Отдаленный рокот, казалось, придвинулся ближе. Затем раздались резкие звуки ударов, когда небольшие камешки покатились по склонам каньона и застучали по стенкам станции. Все, как зачарованные, смотрели на огромную выгнутую крышу камеры, в которой размещалось оборудование, замирая от страха, что обвал может повредить купол. Достаточно маленького отверстия, и вода устремится внутрь с разрушительной силой тысячи пушек.
Все было тихо, никакой паники. Кроме одежды, которая была на них, не брали ничего, кроме дискет с компьютерными файлами данных проекта. Хватило восьми минут, чтобы экипаж станции собрался и подготовил глубоководные аппараты к всплытию.
Питт мгновенно понял, что нескольким из них придется умереть. Два обитаемых аппарата были рассчитаны самое большее на шесть человек каждый. Можно втиснуть на борт семерых — итого четырнадцать — как раз численность команды участников проекта, — но ни одним человеком больше. А теперь они были обременены незапланированным присутствием экипажа «Олд Герт».
Толчки уже становились и сильнее, и чаще. Питт не видел никакой возможности, чтобы аппарат достиг поверхности, разгрузил спасенных и успел опять спуститься достаточно быстро, чтобы спасти оставшихся. Путь в оба конца занял бы не меньше четырех часов. Конструкции станции постепенно ослаблялись усиливающимися толчками, и оставались считанные минуты, прежде чем они поддадутся и будут раздавлены натиском океана.
Джиордино прочел зловещие признаки в застывшем выражении лица Питта.
— Нам придется сделать два рейса. Мне лучше подождать следующего…
— Сожалею, старина, — оборвал его Питт. — Ты поведешь первый аппарат. Я последую за тобой на втором. На поверхности высадишь пассажиров на надувные плотики и ныряй, как черт, за теми, кому придется остаться.
— Я никак не смогу успеть вовремя, — нервно ответил Джиордино.
— Ты можешь предложить что-нибудь получше? Джиордино покачал головой, признавая свое поражение.
— Кто вытащит короткий конец спички?
— Британский исследовательский экипаж.
Джиордино застыл.
— Никаких добровольцев? Не похоже на тебя оставлять женщину.
— Я обязан первым делом спасти наших собственных людей, — холодно ответил Питт.
Джиордино пожал плечами, его лицо выражало неодобрение.
— Мы спасли их, а теперь подписываем им смертный приговор.
Продолжительное, сильное сотрясение прошлось по морскому дну, сопровождаемое глубокой, зловещей вибрацией. Десять секунд. Питт внимательно смотрел вниз, на свои ручные часы. Толчок продолжался десять секунд. Затем все затихло опять, мертвая, глухая тишина.
Джиордино секунду внимательно смотрел в глаза своему другу. Он не смог прочесть в них ни малейших признаков страха. Питт казался неправдоподобно безучастным. У Джиордино не было никаких сомнений, что Питт лгал. Он никогда, ни секунды не предполагал пилотировать второй аппарат. Питт твердо решил, что он должен последним покинуть станцию.
Теперь было уже слишком поздно пытаться заставить его изменить свое решение. Ни для споров, ни для прощаний не оставалось ни секунды. Питт сгреб Джиордино рукой и наполовину швырнул, наполовину протолкнул крепкого маленького итальянца через отверстие люка первого аппарата.
— Ты окажешься на поверхности как раз вовремя, чтобы приветствовать адмирала. Передай ему мои наилучшие пожелания, — сказал он.
Джиордино не смог его услышать. Голос Питта был заглушен падением куска скальной породы, разбившегося о купол с таким грохотом, что все вокруг них затряслось. Затем Питт захлопнул крышку люка и исчез из вида.
Шестеро крупных мужчин внутри аппарата, казалось, заполняли своими телами каждый квадратный сантиметр пола кабины. Они молчали, избегая смотреть друг другу в глаза. Затем, как в последние секунды игры взгляды болельщиков следят за полетом футбольного мяча, они с нетерпением наблюдали, как Джиордино, извиваясь угрем, протискивается между их плотно прижатыми друг к другу телами к сиденью пилота.
Он быстро включил электромоторы, покатившие аппарат по рельсам в шлюзовую камеру. Он в дикой спешке провернул всю процедуру проверки жизненно важных систем и едва успел запрограммировать компьютер, как массивная внутренняя дверь шлюза закрылась и вода начала затоплять его через специальные ограничительные дроссели, с шумом просачиваясь из холодного, как лед, океана. В ту же секунду, как шлюз был заполнен и внутреннее давление уравновесило огромное наружное давление, компьютер автоматически открыл наружную дверь шлюза. Тогда Джиордино перешел на ручное управление, включил тяговые двигатели на максимальную мощность и повел аппарат навстречу волнам, плещущим далеко наверху.
Пока Джиордино и его пассажиры находились в шлюзовой камере, Питт быстро переключился на посадку пассажиров во второй аппарат. Он приказал женщинам из команды НУМА войти первыми. Затем он молча кивнул Стаси, чтобы она последовала за ними.
Она нерешительно замешкалась у отверстия люка, бросив на Питта напряженный, вопрошающий взгляд. Она стояла совершенно неподвижно, словно оцепенев от того, что происходило вокруг нее.
— Вы собираетесь умереть из-за того, что я заняла ваше место? — мягко спросила она.
На лице Питта вспыхнула улыбка сорвиголовы.
— До встречи на террасе отеля «Халекалани» в Гонолулу. Ждите меня, выпьем на закате солнца коктейль с ромом.
Она попыталась что-то сказать в ответ, но, прежде чем нашла слова, стоящий в очереди за ней мужчина не слишком вежливо втолкнул ее в люк.
Питт подошел к Дейву Лоудену, главному инженеру подводных аппаратов. Примерно столь же взволнованный, сколь спокойный, Лоуден одной рукой застегивал молнию своей кожаной куртки пилота бомбардировщика, а другой одновременно поправлял на носу очки без оправы.
— Вы хотели бы, чтобы я выполнял обязанности второго пилота? — тихо спросил Лоуден.
— Нет, вы доведете аппарат наверх самостоятельно, — сказал Питт. — Я буду дожидаться возвращения Джиордино.
Лоуден не смог скрыть огорчения, проступившего на его лице.
— Лучше тогда остаться мне, чем вам.
— У вас чудесная жена и трое маленьких детей. Я холостяк. Суйте свою задницу в этот аппарат, и побыстрее. — Питт повернулся спиной к Лоудену и подошел к месту, где стояли Планкетт и Салазар.
Планкетт тоже не проявлял никаких признаков страха. Огромный морской инженер выглядел столь же умиротворенным, как пастух овец, привычно поглядывающий на свое стадо во время весеннего дождичка.
— У вас есть семья, док? — спросил Питт.
Планкетт слегка покачал головой.
— У меня? Нет, черт возьми. Я убежденный старый холостяк.
— Я так и думал.
Салазар нервно потирал ладони друг о друга, в его глазах был испуганный блеск. Он до боли ясно осознавал свою беспомощность и неизбежность скорой гибели.
— Вы, кажется, говорили, что у вас есть жена? — спросил Питт, обращаясь к Салазару.
— И сын, — пробормотал он. — Они сейчас в Веракрусе.
— Там есть место еще для одного. Быстро прыгайте внутрь.
— Я буду восьмым, — тупо сказал Салазар. — Я думал, ваши аппараты вмещают только семерых.
— Я поместил самых крупных мужчин в первый аппарат и затолкнул самых маленьких и трех женщин во второй. Там осталось достаточно места, чтобы такой тощий парень, как ты, мог туда протиснуться.
Не сказав «спасибо», Салазар влез в аппарат, и Питт захлопнул крышку люка прямо за его пятками. Затем Лоуден плотно задраил люк изнутри.
Когда аппарат вкатился в шлюз и дверь последнего закрылась с бередящей душу окончательностью, Планкетт хлопнул Питта по спине своей огромной медвежьей лапой.
— А вы храбрый парень, мистер Питт. Никто не смог бы сыграть Господа Бога лучше вас.
— Сожалею, что мне не удалось найти еще одного места для вас.
— Это неважно. Сочту за честь умереть в хорошей компании,
Питт уставился на Планкетта, в его глазах было легкое удивление.
— А разве здесь кто-нибудь говорил хоть слово о том, чтобы умереть?
— Послушай, парень. Я знаю, что такое море. Не нужно быть великим сейсмологом, чтобы прекрасно понимать, что весь ваш проект вот-вот рухнет на наши головы.
— Док, — спокойно сказал Питт, стараясь, чтобы его можно было услышать сквозь грохот толчков, — верьте мне.
Планкетт очень скептически посмотрел на Питта.
— Вы знаете что-то, чего не знаю я?
— Давайте просто скажем, что мы садимся на последний корабль, покидающий «Мокрые делянки».
Двенадцать минут спустя ударные волны пошли непрерывной чередой. Тонны скальных пород обрушились со стен каньона, ударив по куполам станции с сокрушительной силой.
Наконец поврежденные стены подводного жилища схлопнулись внутрь, и миллионы литров ледяной воды ворвались, кипя, и смели дочиста все, что построили люди, словно здесь ничего и не было.
Глава 10
Первый аппарат вынырнул во впадине между волнами, по инерции выпрыгнул в воздух, как кит, и шлепнулся на брюхо в бирюзовую воду. Волнение заметно уменьшилось, небо было кристально чистым, и валы зыби едва достигали метровой высоты.
Джиордино быстро дотянулся до крышки люка, ухватился за маховик запорного устройства и повернул его. После двух оборотов тот начал вращаться легче, дошел до упора, и Джиордино смог откинуть крышку. Тонкая струйка воды брызнула внутрь аппарата, и тесно прижатые друг к другу пассажиры смогли благодарно вдохнуть свежий чистый воздух. Для некоторых из них это было первое всплытие на поверхность за долгие месяцы.
Джиордино пролез в люк и высунулся из низкой овальной трубы, защищавшей от волн отверстие люка. Он рассчитывал увидеть пустынный океан, но, обводя глазами горизонт, вдруг открыл рот от удивления и ужаса.
Менее чем в пятидесяти метрах от него какая-то джонка, традиционное китайское мореходное судно, шла прямо на болтающийся на волнах аппарат. С широкой нависающей над носом квадратной палубой и яйцевидной кормой, она несла три мачты с плетенными из полос коры бамбука прямыми парусами и современный кливер. Глаза, намалеванные на носу джонки, казалось, пялились прямо на Джиордино.
В течение краткого мига Джиордино не мог поверить этой неправдоподобной встрече. На огромных просторах Тихого океана его угораздило всплыть как раз в том месте, через которое минуту спустя должно было пройти судно. Он наклонился к люку и крикнул внутрь:
— Всем наружу! Быстро!
Два матроса из команды джонки заметили бирюзовый аппарат, когда его подняло на гребень волны, и начали кричать рулевому, чтобы тот круто повернул налево. Но расстояние между джонкой и аппаратом почти исчезло. Влекомый свежим бризом блестящий корпус из тикового дерева мчался прямо на людей, выскакивающих из аппарата и прыгающих в воду.
Судно приблизилось, струи брызг летели из-под форштевня, массивный руль с трудом поворачивался, становясь против течения. Команда джонки собралась у бортового ограждения; они стояли как вкопанные, с изумлением глядя на неожиданное препятствие, возникшее у них на пути, боясь, что удар может проломить нос джонки и отправить ее на дно.
Все сошлось вместе, чтобы сделать столкновение неизбежным: неожиданность; время реагирования впередсмотрящих, от того момента, когда они заметили препятствие, до того момента, когда начали кричать рулевому; промедление рулевого, пока он понял, что ему кричат, и сообразил, куда крутить современный штурвал, заменивший более привычный ему традиционный румпель. Слишком поздно неуклюжее судно вошло в мучительно медленный разворот.
Тень от огромного нависающего носа упала на Джиордино в тот миг, когда он схватил протянутую руку последнего оставшегося внутри аппарата человека. Он уже вытаскивал его наружу, когда нос джонки поднялся на волне и навалился на корму аппарата. Не было обычного громкого скрежета столкновения, вообще не было почти никакого звука, кроме мягкого всплеска, за которым последовало журчание и бульканье, когда аппарат лег на левый борт и вода устремилась в открытый люк.
Затем раздались крики на палубах джонки, когда ее команда начала убирать паруса, стягивая их вниз, как шторы. Судовой двигатель закашлял и запустился, отрабатывая полный назад, и в воду с борта полетели спасательные круги.
Джиордино отбросило от корпуса джонки, когда она прошла мимо него на расстоянии вытянутой руки; в это время он вытащил пассажира из люка, содрав себе кожу на коленях, и упал на спину, вытолкнутый под воду весом тела спасенного им мужчины. Он предусмотрительно держал рот закрытым, но набрал соленой воды через нос. Резко выдохнув, он прочистил нос и осмотрелся по сторонам. С облегчением насчитал шесть голов, подпрыгивающих на волнах; некоторые умело держались на воде, другие подбирались к спасательным кругам.
Но аппарат быстро заполнился водой и потерял плавучесть. Джиордино с яростью и отчаянием наблюдал, как глубоководный обитаемый аппарат скользнул под волну кормой вперед и ушел на дно.
Он взглянул на проходящую мимо джонку и прочитал ее название на пышно размалеванной корме. Судно называлось «Шанхайская раковина». Он изверг целый поток ругательств по поводу столь невероятного невезения. Как могло такое случиться, оказаться протараненным единственным судном на сотни километров вокруг? Джиордино чувствовал себя виноватым и опустошенным из-за того, что так подвел своего друга Питта, и твердо знал только одно: он должен управлять вторым аппаратом, нырнуть на дно и попытаться спасти Питта, какой бы тщетной ни казалась эта попытка. Они были ближе друг другу, чем братья, он был слишком многим обязан этому эксцентричному искателю приключений, чтобы позволить ему сгинуть без борьбы. Он не мог забыть, сколько раз Питту удавалось выручить его, когда ему самому казалось, что всякая надежда потеряна безвозвратно. Но сначала нужно заняться неотложными делами.
Он огляделся кругом.
— Если кто ранен, поднимите руку.
Только одна рука поднялась вверх. Это был молодой геолог.
— Мне кажется, у меня растянут голеностоп.
— Если это твое единственное ранение, то считай, что ты легко отделался, — прорычал Джиордино.
Джонка подошла к ним поближе и замедлила ход, остановившись в десяти метрах вниз по ветру от спасшихся пассажиров аппарата. Пожилой человек с белыми как снег волосами, развевающимися по ветру, и длинными изогнутыми седыми усами перегнулся через борт. Он сложил ладони рупором у рта и крикнул:
— Кто-нибудь ранен? Нам спустить шлюпку?
— Спустите штормтрап, — дал указание Джиордино. — Мы взберемся на борт. — Затем он добавил: — Внимательно смотрите на воду. Сейчас должен всплыть еще один аппарат.
— Я вас слышал.
Через пять минут после этого разговора все члены экипажа НУМА стояли на палубе джонки, все, кроме геолога с поврежденным голеностопом, которого пришлось втаскивать на борт с помощью рыболовной сети. Человек, который протаранил их, подошел и развел руки в стороны, выразив этим жестом свои извинения.
— Боже мой, мне очень жаль, что вы потеряли ваше судно. Мы заметили вас только тогда, когда было уже слишком поздно.
— Это не ваша вина, — сказал Джиордино, выходя на шаг вперед. — Мы вынырнули почти под вашим килем. Ваши впередсмотрящие были более бдительны, чем мы вправе были ожидать.
— Вы кого-нибудь потеряли?
— Нет, мы все здесь в полном составе.
— И то хоть хорошо. Весь день сегодня безумный. Мы подобрали из воды еще одного человека меньше чем в двадцати километрах к западу отсюда. Он в плохом состоянии. Говорит, его зовут Джимми Нокс. Это один из ваших людей?
— Нет, — ответил Джиордино. — Остальные мои люди следуют за нами в другом аппарате.
— Я приказал своим матросам смотреть в оба.
— Вы очень любезны, — механически поблагодарил Джиордино. Он мог сейчас думать лишь на шаг вперед.
Незнакомец, который, видимо, командовал здесь, обвел взглядом открытое море, и на его лице появилось выражение недоумения.
— Откуда вы все появились?
— Объяснения потом. Могу я воспользоваться вашей рацией?
— Конечно. Кстати, меня зовут Оуэн Мерфи.
— Ал Джиордино.
— Прямо в эту дверь, мистер Джиордино, — сказал Мерфи, благоразумно сдержав свое любопытство. Он двинулся к входу в большую кабину на кватердеке. — Пока вы заняты, я прослежу, чтобы ваши люди могли переодеться в какую-нибудь сухую одежду.
— Очень признателен, — бросил Джиордино через плечо, спеша к корме.
Не однажды после того, как они еле успели выбраться из тонущего аппарата, в его сознании вставала одна и та же картина: Питт и Планкетт беспомощно стоят, а на них обрушиваются миллионы тонн воды. Трезвым рассудком он понимал, что, вероятно, он уже опоздал, шансы на то, что они еще живы, где-то между нулем и полным отсутствием таковых. Но мысль о том, чтобы бросить их, списать со счетов, даже не приходила ему в голову. Он еще решительнее, если такое вообще возможно, чем когда-либо, был настроен вернуться на дно, независимо от того, какой кошмар он может там обнаружить.
Аппарат НУМА, пилотируемый Дейвом Лоуденом, всплыл на поверхность на траверзе джонки в полукилометре от нее. Благодаря умелым действиям рулевого, «Шанхайская раковина» остановилась менее чем в двух метрах от ограждения люка аппарата. На этот раз все члены экипажа аппарата, кроме Лоудена, сухими поднялись на борт джонки.
Джиордино бегом вернулся на палубу, как только ему удалось доложить адмиралу о ситуации и посоветовать пилоту самолета-амфибии приводниться рядом с джонкой. Он посмотрел прямо вниз на Лоудена, стоявшего в аппарате, наполовину высунувшись из люка.
— Приготовься, — крикнул ему Джиордино. — Я хочу повести аппарат обратно вниз.
Лоуден отрицательно помахал рукой.
— Нет, это совершенно невозможно. У нас появилась течь в корпусе аккумулятора. Четыре батареи закорочены. Оставшегося заряда совершенно недостаточно для еще одного погружения.
Когда Лоуден кончил говорить, наступила ледяная тишина. Неспособный произнести ни слова от полного поражения, Джиордино ударил кулаком по борту. Ученые и инженеры НУМА, Стаси и Салазар, даже матросы джонки — все молча смотрели на лицо Джиордино, на котором застыло выражение предельного отчаяния.
— Это несправедливо, — пробормотал он, внезапно охваченный гневом. — Несправедливо.
Он долго стоял там, глядя вниз на враждебное море, словно пытаясь проникнуть взором в его глубины. Он все еще стоял там, когда самолет адмирала Сэндекера появился из покрывшегося облаками неба и облетел вокруг дрейфующей джонки.
Стаси и Салазару показали, как найти каюту, в которой почти без сознания лежал Джимми Нокс. Мужчина с редеющими седыми волосами и доброжелательным огоньком в глазах поднялся со стула у койки и кивнул им.
— Здравствуйте, я Гарри Дирфилд.
— Ничего, что мы зашли? — спросила Стаси.
— Вы знакомы с мистером Ноксом?
— Мы его друзья с британского океанографического корабля, — ответил Салазар. — Как он?
— Устроен удобно, — сказал Дирфилд, но выражение его лица обещало все, что угодно, кроме быстрого выздоровления.
— Вы врач?
— На самом деле я педиатр. Я взял шестинедельный отпуск, чтобы помочь Оуэну Мерфи перегнать его судно от изготовителя в Сан-Диего. — Он повернулся к Ноксу. — Вы не против принять посетителей, Джимми?
Нокс, бледный и неподвижный, утвердительно поднял вверх пальцы одной руки. Его лицо было отекшим и обожженным, но глаза смотрели твердо, и они заметно оживились, когда он узнал Стаси и Салазара.
— Слава Богу, вы сумели это сделать, — прохрипел он. — Я уже не надеялся когда-либо вновь увидеть вас двоих. Где этот безумец Планкетт?
— Он скоро подойдет, — сказала Стаси, взглядом приказывая Салазару хранить молчание. — Что случилось, Джимми? Что случилось с «Неукротимым»?
Нокс слабо покачал головой.
— Я не знаю. Думаю, произошел какой-то взрыв. Только что я разговаривал с вами по подводному телефону, а в следующую минуту все судно было разорвано на части и горело. Я помню, как пытался связаться с вами, но ответа не было. А затем я карабкался по обломкам и мертвым телам, а судно тонуло подо мной.
— Погибли? — бормотал Салазар, отказываясь верить услышанному. — Судно потонуло, и весь наш экипаж погиб?
Нокс едва заметно кивнул.
— Я видел, как оно ушло на дно. Я кричал и постоянно искал глазами других, кто мог спастись. Но море было пустынно. Я не знаю, сколько времени я держался на воде и как далеко уплыл, прежде чем мистер Мерфи и его команда заметили меня и подобрали. Они обыскали море вокруг этого места, но ничего не нашли. Они сказали, что я, должно быть, единственный, кто выжил.
— Но что известно насчет двух других кораблей, которые находились поблизости, когда мы начали погружение? — спросила Стаси.
— Я не видел никаких признаков их присутствия. Они тоже исчезли.
Голос Нокса ослаб до шепота, и было очевидно, что он, как ни старался держаться, вот-вот потеряет сознание. Сила воли была при нем, но тело исчерпало свои силы. Его глаза закрылись, и голова слегка откинулась набок.
Доктор Дирфилд взмахом руки попросил Стаси и Салазара удалиться.
— Вы сможете снова побеседовать с ним, когда он отдохнет.
— Он поправится? — мягко спросила Стаси.
— Я не могу этого сказать, — увильнул от прямого ответа доктор Дирфилд в лучших медицинских традициях.
— Что именно у него не в порядке?
— Два или больше сломанных ребра, насколько я могу сказать без рентгена. Опухший голеностопный сустав — растяжение или перелом. Ушибы, ожоги первой степени. Это те травмы, с которыми я могу справиться. Остальные его симптомы — совсем не те, которые я ожидал бы найти у человека, пережившего кораблекрушение.
— Что вы имеете в виду?
— Высокая температура, артериальная гипотензия, — это такое название пониженного кровяного давления, сильная эритема, желудочные спазмы, странное кровотечение.
— А какова причина всех этих симптомов?
— Это не совсем моя область, — серьезно ответил Дирфилд. — Я лишь читал пару статей в медицинских журналах. Но думаю, что не ошибусь, если скажу, что крайне тяжелое состояние Джимми было вызвано полученной им дозой радиации, превышающей летальную.
Стаси секунду молчала, затем уточнила:
— Ионизирующая радиация?
Дирфилд кивнул.
— Хотелось бы мне ошибиться, но факты вынуждают меня придти к этому выводу.
— Наверно, вы можете что-нибудь сделать, чтобы спасти его?
Дирфилд жестом руки обвел каюту.
— Посмотрите вокруг, — грустно сказал он. — Это похоже на госпиталь? В это плаванье я отправился матросом. Моя аптечка состоит лишь из таблеток и перевязочных материалов для оказания первой помощи. Его нельзя эвакуировать вертолетом, пока мы не подойдем ближе к суше. И даже тогда я сомневаюсь, чтобы его можно было спасти существующими в настоящее время методами лечения.
— Повесить их! — неожиданно для всех вскрикнул Нокс. Его глаза моргнули и широко открылись, он смотрел сквозь присутствующих в каюте людей на некий не видимый им образ за переборкой.
— Повесить этих кровожадных ублюдков!
Они в изумлении глядели на него. Салазар стоял потрясенный. Стаси и Дирфилд бросились к койке, чтобы успокоить Нокса, который немощно пытался встать на ноги.
— Повесить этих ублюдков! — снова повторил Нокс гневно. У него был такой вид, словно он налагал проклятье на невидимых врагов. — Они будут убивать опять. Повесить их!
Но прежде чем Дирфилд успел сделать ему успокаивающий укол, Нокс застыл, его глаза на мгновенье вспыхнули, и затем туманная пленка застлала их, он упал навзничь, издал долгий протяжный вздох и обмяк.
Дирфилд быстро приступил к кардиопульмонарной реанимации, боясь, что Нокс был слишком обессилен острой лучевой болезнью, чтобы вернуться к жизни. Он продолжал свои попытки, пока от усталости ему не начало сводить руки и пот не полил с него ручьями. Наконец он с грустью признал, что сделал все, что было в его силах. Никто, никакое чудо не могло вернуть Джимми Нокса обратно.
— Мне очень жаль, — бормотал он, переводя дух.
Словно загипнотизированные, Стаси и Салазар медленно вышли из каюты. Салазар молчал, а Стаси начала слабо всхлипывать. Через некоторое время она утерла слезы рукой и выпрямилась.
— Он что-то увидел, — прошептала она.