Глава 48

— Бежать, — ворчал Джиордино, расхаживая по маленькому коттеджу под бдительным оком Макгуна. — Бежать куда? Лучший в мире пловец на длинные дистанции не смог бы проплыть шестьдесят километров в холодной воде, борясь с течениями, достигающими здесь пяти узлов. А если бы ему это и удалось, то ищейки Сумы будут поджидать на побережье, чтобы выпотрошить нас в ту же минуту, как мы выползем на берег.

— Ну, так каков план игры? — спросил Питт, отжимаясь от пола.

— Оставаться в живых как можно дольше. А что нам еще остается?

— Умереть как мужественные люди.

Джиордино поднял бровь и подозрительно посмотрел на Питта.

— Ну, конечно, разорвать на груди рубаху, отказаться от повязки на глаза и попыхивать сигаретой, пока Кама-тори поднимает свой меч.

— Зачем бороться с неизбежным?

— С каких пор ты сдаешься после первого шаха? — сказал Джиордино, начиная подозревать, что у его друга не все в порядке с головой.

— Мы можем попытаться прятаться на острове в каком-нибудь укромном уголке столько, сколько удастся, но это безнадежная затея. Я подозреваю, что Каматори сжульничает и воспользуется датчиками своих роботов, чтобы выследить нас.

— А как же Стаси? Ты же не можешь сидеть сложа руки и смотреть, как этот круглорожий мерзавец будет убивать ее.

Питт поднялся с пола.

— А на что ты надеешься, ведь мы безоружны? Нельзя же голыми руками сражаться с механическими киборгами и знатоками боевых искусств с мечом.

— Я надеюсь, что ты покажешь, на что ты способен, как ты делал это в сотнях других передряг, из которых мы выпутались вместе.

Питт, едва наступая на правую ногу, прохромал мимо Макгуна и встал к роботу спиной.

— Тебе легко говорить, дружище. Ты в хорошей физической форме. Я же повредил ногу, когда плюхнулся в этот рыбий садок, и едва хожу. У меня нет никаких шансов ускользнуть от Каматори.

Только тут Джиордино, увидев хитроватую ухмылку на лице Питта, начал понимать, в чем дело. Он вдруг почувствовал себя полным олухом. Кроме датчиков Макгуна, эта комната должна была быть оборудована дюжиной подслушивающих устройств и скрытых видеокамер. Он понял, какой спектакль разыгрывает Питт, и подыграл ему.

— Каматори слишком уважает самурайский кодекс чести, чтобы охотиться на раненого. Если в нем есть хоть капля спортивного духа, он должен дать тебе фору.

Питт покачал головой.

— Я бы согласился на то, чтобы как-то уменьшить боль.

— Макгун, — окликнул Джиордино робота. — На этом курорте есть врач?

— В моих программах об этом ничего не сказано.

— Тогда вызови своего начальника и узнай.

— Пожалуйста, подождите.

Робот молчал, пока его система связи посылала запрос в его контрольный центр. Ответ пришел сразу.

— Имеется немногочисленный медперсонал в клинике на четвертом уровне. Нуждается ли мистер Питт в медицинской помощи?

— Да, — ответил Питт. — Мне нужен укол болеутоляющего и тугая повязка на коленный сустав, чтобы я мог обеспечить господину Каматори надлежащий уровень соревнования.

— Вы не выглядели хромающим несколько часов назад, — парировал Макгун.

— Мое колено онемело, и я не чувствовал боли, — соврал Питт. — Но теперь боль и ограничение подвижности усилились настолько, что мне стало трудно ходить. — Он сделал несколько неловких шажков и напряг лицевые мышцы, словно испытывал довольно сильную боль.

Будучи машиной, вполне соответствующей своему предназначению, Мурасаки, он же Макгун, надлежащим образом передал свои визуальные наблюдения разыгранного Питтом представления своему контролирующему оператору, в недра центра «Дракон», и получил разрешение сопровождать своего раненного пленника в медпункт. Тут же появился еще один робот-страж, чтобы присматривать за Джиордино; тот немедленно назвал новоприбывшего Макгурком.

Разыгрывая из себя хромого, словно впереди маячила награда за лучшее исполнение мужской роли от Академии театрального искусства, Питт неуклюже ковылял по лабиринту коридоров, пока, наконец, Макгун не привел его в кабину лифта.

Робот нажал своим металлическим пальцем на кнопку нужного этажа, и лифт начал почти беззвучно опускаться, хотя и не так бесшумно, как лифт в Федеральной штаб-квартире.

Скверно, думал Питт, пока они спускались, что у группы МОГ не было разведданных о лифте, связывающем поверхность острова с подземным центром. Можно было бы тогда попытаться проникнуть туда с территории курорта, имея лучшие шансы на успех. Через несколько секунд двери раздвинулись, и Макгун выпихнул Питта в ярко освещенный коридор.

— Четвертая дверь слева от вас. Откройте ее и входите.

Эта дверь, как и все гладкие поверхности в подземном центре, была выкрашена в белый цвет. Маленький красный крест был единственным указанием на то, что там находится медицинское учреждение. На двери не было ручки, только кнопка на косяке. Питт нажал ее, и дверь бесшумно скользнула в сторону. Он, хромая, вошел внутрь. Привлекательная девушка, одетая, как все медсестры, посмотрела на него из-за стола серьезными темно-карими глазами, когда он вошел. Она заговорила с ним по-японски, и он непонимающе пожал плечами.

— Простите, — сказал он. — Я говорю только по-английски.

Она молча встала из-за стола, прошла через комнату с шестью пустыми койками и исчезла за дверью кабинета. Через несколько секунд молодой улыбающийся японец в джинсах и водолазке под обычным белым халатом с болтающимся на шее стетоскопом подошел к нему в сопровождении следовавшей за ним медсестры.

— Мистер Питт, мистер Дирк Питт? — спросил он, выговаривая слова совсем как жители Западного побережья США.

— Мне сообщили, что вы должны прийти. Я Джош Ногами. Для меня встретиться с вами — большая честь. Я был вашим поклонником с тех пор, как вы подняли Титаник. Фактически именно из-за вас я увлекся плаванием с аквалангом.

— Очень приятно, — сказал Питт почти застенчиво. — У вас не местное произношение.

— Я родился и вырос в Сан-Франциско, в тени знаменитого моста через бухту. А вы откуда?

— Из Ньюпорт-Бич, что в Калифорнии.

— Надо же. Я проходил ординатуру в госпитале Св. Павла в Санта-Анне. В те времена я все свободное время занимался серфингом в Ньюпорте.

— Далеко же вы ушли от прежних занятий.

— Не дальше, чем вы, мистер Питт.

— Сума сделал вам такое заманчивое предложение, которое вы были не в силах отклонить?

Улыбка доктора стала холодной.

— Я также почитатель талантов господина Сумы. Четыре года назад я пошел к нему на службу и вовсе не потому, что был куплен.

— Верите в то, что он делает?

— На все сто процентов.

— Извините меня за это допущение, но мне кажется, вы дезориентированы.

— Я не дезориентирован, мистер Питт. Просто я японец. Я верю в превосходство нашей интеллектуальной и эстетической культуры над зараженным пороками обществом, в которое превратилась Америка.

Питт нисколько не был настроен дискутировать на отвлеченные темы. Он показал на свое колено.

— Завтра оно должно мне понадобиться. Наверно, я растянул связки. Вы можете достаточно ослабить боль, чтобы я мог им пользоваться?

— Пожалуйста, закатайте штанину.

Питт сделал это и изобразил нужные гримасы и прерывистое дыхание, пока доктор осматривал и ощупывал сустав.

— Оно не выглядит отекшим или ушибленным. Признаков разрыва связки тоже нет.

— Боль, однако, адская. Я не могу его согнуть.

— Повредили его, когда неудачно приземлились на курорте господина Сумы?

— Слухи здесь разносятся быстро.

— Система обмена сплетнями среди здешних роботов почище, чем у узников тюрьмы Сан-Квентин. Когда я узнал, что вы появились здесь, я поднялся посмотреть на обломки вашего аппарата. Господину Суме не доставило большого удовольствия, что вы угробили породистых карпов, призеров выставок, стоивших свыше четырехсот тысяч йен.

— Тогда вы знаете, что я выступаю первым номером в завтрашней резне, — сказал Питт.

Улыбка сбежала с лица Ногами, и его глаза помрачнели.

— Мне бы хотелось, чтобы вы знали, что, хоть я и подчиняюсь приказам господина Сумы, мне ничуть не нравятся кровожадные охотничьи игры Каматори.

— Не хотите ли дать какой-нибудь совет приговоренному?

Ногами широким жестом обвел помещение.

— У этих стен больше глаз и ушей, чем у публики в театре. Если бы я посмел болеть за вас, меня бы заставили присоединиться к вам на поле. Нет уж, спасибо, мистер Питт. Я очень огорчен тем, в какую вы попали переделку, но вам некого упрекать, кроме самого себя, за то, что погрузили весла в опасные воды.

— Но вы посмотрите, что можно сделать с моим коленом?

— Как врач я сделаю все, что смогу, чтобы уменьшить боль. Кроме того, Каматори приказал мне позаботиться о том, чтобы вы смогли принять участие в завтрашней охоте.

Ногами сделал в колено Питта инъекцию какого-то болеутоляющего лекарства с непроизносимым названием и обмотал его эластичным бинтом. Затем он дал Питту небольшой пузырек с таблетками.

— Принимайте по две штуки каждые четыре часа. Не передозируйте, не то будете вялым и станете легкой добычей для Каматори.

Питт внимательно следил за сестрой, несколько раз заходившей в небольшое складское помещение то за таблетками, то за бинтом.

— Вы не будете возражать, если я немного полежу на одной из ваших пустых коек, чтобы чуточку расслабиться. Эти японские подстилки для спанья мало подходят для моих костей.

— Я не против. Я сообщу вашему роботу-охраннику, что буду час-друтой присматривать за вами. — Ногами пристально посмотрел на Питта. — Даже не думайте пытаться бежать. Здесь нет ни окон, ни запасных выходов, и роботы настигнут вас прежде, чем вы успеете сделать два шага к лифту.

— Не беспокойтесь, — сказал Питт с дружелюбной улыбкой. — Я сейчас способен думать только о том, чтобы набраться сил для завтрашней забавы.

Ногами кивнул.

— Ложитесь на первую койку. У нее самый мягкий матрац. Я сам на ней сплю. Это единственный западный порок, с которым мне не хочется расставаться. Я тоже не выношу этих проклятых татами.

— Ванная тут есть?

— Через кладовку слева от вас.

Питт пожал доктору руку.

— Я весьма признателен вам, доктор Ногами. Жаль, что мы по-разному смотрим на вещи.

После того как Ногами вернулся в свой кабинет и медсестра снова уселась за столик у входа спиной к нему, Питт проковылял к ванной, но не зашел внутрь, а просто открыл и закрыл дверь, произведя соответствующие звуки, чтобы отвести все подозрения. Медсестра была занята заполнением бланков на своем столе и не обернулась, чтобы проверить, чем он занимается в кладовке.

Тогда он тихо обшарил ящички и шкафчики с лекарствами и перевязочными средствами, пока не нашел коробку пластиковых мешочков, к которым были присоединены тонкие трубочки, кончавшиеся толстыми иглами для переливания крови. На этих мешочках была маркировка: «Си-Пи-Ци-Эй-1 для эритроцитов с противосвертывающим раствором». Он вытащил один мешочек из коробки и засунул его под рубашку. Снаружи он был совершенно незаметен.

В углу кладовки он нашел какой-то переносной медицинский прибор. Он секунду глядел на него, и ему в голову пришла одна мысль. Он ногтями отодрал пластмассовую пластинку с названием фирмы-изготовителя я, действуя ею как отверткой, отвинтил заднюю панель прибора. Он быстро отвернул клеммы контактов, подключавших к схемам два сухих аккумуляторных шестивольтовых элемента, извлек один из них и опустил себе в трусы. Затем вырвал из прибора провод, сколько можно было извлечь без лишнего шума, и обмотал его вокруг талии.

Наконец он тихо прошел в ванную, воспользовался ею и спустил воду в унитазе. Медсестра даже не взглянула на него, когда он устраивался поудобнее на койке. В своем кабинете Ногами, видимо, был занят делами, громко разговаривая по телефону.

Питт смотрел в пустой потолок спокойно и расслабленно. Вряд ли Джордан и Керн назвали бы то, что было у него на уме, потрясающим мастерским планом, но другого у него не было, и он твердо решил довести его до конца.

Глава 49

Моро Каматори не только выглядел, как злодей, он таковым и был. Его черные зрачки всегда смотрели свирепо, как глаза ядовитой змеи, а туго поджатые губы почти никогда не трогала улыбка. Если все же они раздвигались в злобной ухмылке, что случалось редко, за ними обнажался ряд золотых коронок.

Даже в этот ранний час — небо еще было темным в пять утра — в его облике чувствовалась высокомерная манерность. Он был щегольски одет в хакаму, брюки с широченными штанинами, которые выглядели как длинная раздвоенная юбка, и катагани, древнеяпонскую разновидность охотничьей безрукавки из шелковой парчи. На ногах его были лишь сандалии.

Питт, напротив, был одет как оборванец. На нем была лишь тенниска и шорты, выкроенные наспех из нижней части летного костюма. Он не обулся, только надел пару теплых белых шерстяных носков.

После того, как его разбудили и привели в личный рабочий кабинет Каматори, он стоял, дрожа от холода в нетопленом помещении, и внимательно рассматривал богатую коллекцию старинного оружия, заполнявшую стены кабинета. Здесь было вооружение всех эпох и народов. Посередине комнаты, как солдаты на часах, стояли рыцарские доспехи — европейские и японские. Питт почувствовал спазмы в желудке, увидев охотничьи трофеи, аккуратно развешанные на стенах между сотнями мечей, копий, луков и ружей.

Он насчитал тридцать препарированных по всем правилам набивки чучел человеческих голов, принадлежавших злополучным жертвам Каматори, которые немигающими стеклянными глазами взирали со стен. Большинство были азиатской внешности, но четыре явно имели европейские черты. У него кровь застыла в жилах, когда он узнал голову Джима Ханамуры.

— Входите, мистер Питт, и выпейте чашечку кофе, — предложил Каматори, показав Питту жестом свободную подушку перед низким столиком. — Мы немного поговорим, прежде чем….

— Где остальные? — перебил его Питт.

Каматори холодно посмотрел на него.

— Они сидят в небольшой комнате рядом, где будут следить за охотой по телеэкрану.

— Как зеваки в кинотеатре, где поздно ночью крутят паршивые фильмы.

— Может быть, последний из участников охоты чему-нибудь научится на ошибках предшественников.

— Или, может быть, они зажмурятся и пропустят представление.

Каматори сидел неподвижно, как статуя, лишь слабая тень улыбки тронула один уголок его плотно сжатых губ.

— Это не первая охота. Процедура отработана на основе большого опыта. Жертвы ждут своей очереди, привязанные к стульям; если нужно, их веки фиксируют пластырем, чтобы они не могли закрыть глаза или отвернуться. У них будут все возможности увидеть, как вы умрете.

— Я надеюсь, вы отошлете ко мне домой копию этого видеофильма, — сказал Питт, притворяясь, что рассматривает головы на стенах. На самом деле он попытался не обращать внимания на это устрашающее зрелище, сконцентрировав взгляд на подставке для мечей.

— Вы очень неплохо притворяетесь невозмутимым, — заметил Каматори. — Я и не ждал иного от человека с вашей репутацией.

— Кто будет следующим? — внезапно спросил Питт.

Мясник пожал плечами.

— Ваш друг Джиордино, или, может быть, женщина-оперативник. Да, я полагаю, загнать ее на глазах у остальных было бы неплохо. Это их разъярит и сделает более опасной добычей.

Питт повернулся.

— А если вы не сможете поймать одного из нас?

— Остров невелик. Никому не удавалось ускользнуть от меня дольше восьми часов.

— И вы никого не щадили.

— Никого, — сказал Каматори, зловеще улыбнувшись. — Это не детская игра в прятки с проигравшими и выигравшими. Ваша смерть будет быстрой и чистой. Это обещаю.

Питт смотрел в глаза самурая.

— Не игра? Мне кажется, я буду играть в Сентера Рэинсфорда, а вы в генерала Жарова.

Глаза Каматори прищурились.

— Эти имена мне незнакомы.

— Вы не читали «Самую опасную игру» Ричарда Коннела? Это классический рассказ о человеке, который охотился за людьми ради спортивного интереса.

— Я не засоряю ум чтением западной литературы.

— Рад это слышать, — сказал Питт, мысленно прибавляя маленькое преимущество к своим шансам остаться в живых.

Каматори показал на дверь.

— Вам пора начинать.

Питт четко держался своей роли.

— Вы не объяснили основных правил.

— Нет основных правил, мистер Питт. Я щедро даю вам час форы. Затем я начинаю охоту за вами, вооруженный только моим мечом. Это потомственное оружие, принадлежавшее моему роду несколько поколений и видевшее много вражеской крови.

— Ваши предки-самураи должны и в самом деле гордиться потомком, позорящим их честь убийствами безоружных и беззащитных людей.

Каматори знал, что Питт нарочно раздражает его, но он не мог сдержать растущего гнева на американца, не показавшего ни следа страха.

— Вот дверь, — прошипел он. — Я начинаю преследование через час.

Личина беззаботного безразличия была отброшена в ту же секунду, как Питт миновал ворота в заборе, обтянутом проволокой под током.

Неукротимая ярость несла его мимо окружавших курорт деревьев к вырисовывающимся во мраке голым скалам. Он словно смотрел на себя со стороны, став холодным и изобретательным, с необычно обостренным восприятием, ведомым одной всепоглощающей мыслью.

Он должен спасти себя, чтобы спасти остальных.

Риск бежать в одних носках, а не в тяжелых ботинках, которые были на нем, когда он взлетел с палубы «Ральфа Р. Беннетта», оправдал себя. К счастью, скалистый грунт был покрыт несколькими сантиметрами влажной почвы, за века образовавшейся в результате выветривания лавовой породы.

Он бежал со смертельной целеустремленностью, подгоняемый гневом и страхом неудачи. Его план был очень прост, прост до смешного, хотя, казалось бы, обмануть Каматори — затея безнадежная. Но он был абсолютно уверен, что то, что он задумал, не пробовал до него никто из тех, на кого охотился этот негодяй. Неожиданность была на его стороне. Все предыдущие жертвы только старались убежать как можно дальше от курорта, прежде чем начать отчаянно искать, где бы спрятаться, чтобы их было трудно найти. Отчаяние рождает гениальность, но все они потерпели неудачу, притом роковую.

Питт же собирался попробовать внести в эту игру совершенно новое направление, которое было бы как раз достаточно безумным, чтобы этот трюк мог сработать.

У него также было еще одно преимущество перед предыдущими жертвами. Благодаря подробнейшему макету острова, изготовленному Пеннером, Питт был хорошо знаком с местностью. Он вспоминал расстояния и высоты совершенно отчетливо и ясно, точно зная, куда ему нужно бежать. И тем местом, к которому он стремился, была вовсе не самая высокая точка острова.

Люди, в страхе бегущие от преследования, по необъяснимой причине стараются оказаться повыше — взбежать вверх по лестнице в здании, залезть на дерево, чтобы спрятаться среди ветвей, взобраться на скалы, увенчивающие вершину горы. И оказываются в тупике, откуда невозможно спастись.

Питт же отклонился от этой схемы и стал спускаться к восточному берегу, оставляя извилистый, петляющий след, словно он не знал, куда деться, иногда возвращаясь назад по своим следам, чтобы преследователь подумал, что он потерял направление и блуждает бесцельно. Неровный ландшафт, напоминающий лунный пейзаж, и тусклый, рассеянный свет не позволяли точно определять направление, но звезды еще не поблекли полностью, и он еще мог найти север по Полярной звезде. Он остановился на несколько минут, чтобы перевести дух, и тут его осенила идея.

Он понял, что Каматори, гоняясь за своими жертвами в сандалиях, не смог бы догнать их всех всего за восемь часов. Опытный турист-любитель или охотник, если бы ему чуть-чуть повезло, должен был бы суметь ускользнуть от преследования и продержаться хотя бы день-другой, даже если бы по его следу шли собаки, — если только преследователь не воспользовался преимуществами, предоставляемыми электронными датчиками, способными реагировать на тепло человеческого тела. Питт нисколько не сомневался, что за ним будет гнаться робот, оснащенный такими датчиками. Он снова побежал, все еще дрожа от холода, но не чувствуя ни боли, ни усталости.

В конце отпущенного ему часа Питт огибал утесы, нависавшие над морем. Одиночные деревья и кустарники росли на самом краю обрывов. Он замедлил свой бег до легкой рысцы, ища расселину в скалах, о которые разбивались волны прибоя в двадцати метрах под ним. Наконец он выбежал на маленькую полянку между массивными утесами. Небольшое сосновое деревце с обнажившимися от выветривания корнями еле держалось на краю обрыва, нависая над кипящей водой, шумевшей далеко внизу.

Он внимательно обшарил глазами все вокруг, высматривая спрятанные видеокамеры или инфракрасные датчики, и не обнаружил ничего.

Более или менее уверенный, что за ним не наблюдают, он налег на ствол дерева своим весом. Оно подалось, и покрытая хвоей верхушка наклонилась еще на пять сантиметров вперед и вниз. Он прикинул, что, если взобраться достаточно высоко по стволу, его добавочный вес вырвет корни из земли и он вместе с деревом рухнет вниз вдоль отвесной стены утеса в море.

Затем он внимательно рассмотрел темную и пенящуюся водоворотами воду, как это делают ныряльщики со скал в Акапулько. Он оценил глубину воды в узкой щели между скалами, внизу равной трем метрам, доходящей до четырех, когда в бухточку с ревом вкатывалась волна прибоя. Ни один человек в здравом уме не стал бы даже рассматривать всерьез идею, крутившуюся у Питта в мозгу, когда он изучал силу отбойной волны и направление сноса течения. Без водолазного костюма, хотя бы мокрого типа, пловец бы не смог проплыть в холодной воде больше двадцати минут, прежде чем начнется переохлаждение, даже если бы ему удалось пережить падение со скалы.

Он присел на обломок скалы и вытащил из-за пояса шорт пластиковый пакет для переливания крови и положил его на землю у ног. Он распрямил левую руку и сжал кулак, пальцем правой руки нащупал вену на сгибе локтя. Он несколько секунд запоминал, как она проходит, представляя себе, что это резиновая трубка. Затем он взял иглу, прикрепленную к концу трубки, выходящей из пластикового мешочка, и под углом ткнул ее в вену.

Он промахнулся, и ему пришлось попробовать снова. Наконец, с третьей попытки, игла скользнула в вену. Теперь он сидел и отдыхал, пока его кровь наполняла мешочек.

Вдруг ему послышался отдаленный собачий лай. То, что показалось ему в тот момент очевидной истиной, заставило его оцепенеть. Он поверить не мог, насколько он переоценил Каматори. Ему и в голову не могло прийти, что за ним будет гнаться настоящий живой пес. Он слепо поверил, что его преследователь будет использовать электронные датчики или робота, чтобы найти свою добычу, Он мог только вообразить, с каким вожделением исказится лицо кровожадного самурая, когда он найдет Питта, загнанного на дерево злобным псом.

С невероятной выдержкой Питт сидел и ждал, пока его кровь не наполнит мешочек, слушая, как лай раздается все ближе и ближе. Пес неотступно шел по его следу и был уже в двухстах метрах от полянки, когда объем крови в мешочке достиг отметки 450 миллилитров, и Питт выдернул иглу из руки. Он быстро спрятал заполненный кровью пакет под кучкой камней, надежно замаскировав все.

Большинство обезглавленных Каматори людей, охваченных ужасом и паникой, нелепо старались убежать от собаки, пока падали от изнеможения. Лишь самые храбрые останавливались и предпринимали попытку защититься от собаки первым подвернувшимся под руку предметом, чаще всего тяжелой палкой. Все еще не ведая о поджидавшем его сюрпризе, Питт продвинулся на шаг дальше по сравнению с этим. Он нашел длинный, толстый сук, но также подобрал два увесистых камня. В качестве последнего приготовления к обороне он забросил свое нехитрое оружие на вершину крупного обломка скалы и залез туда.

Его ноги едва успели оторваться от земли, когда лающий пес вынырнул из чащи деревьев и побежал к краю утеса, на котором стоял Питт.

Питт глядел на него с немым изумлением. Гончий пес отнюдь не был лохмат. Это, наверное, был самый гротескный робот, которого когда-либо приходилось видеть.

Японские инженеры-роботехники из лабораторий Хидеки Сумы превзошли самих себя, соорудив подобное чудище, словно явившееся из кошмарного сна.

Торчком стоявший хвост служил антенной, а ноги вращались, словно спицы колеса, концы которых были отогнуты под прямым углом, чтобы цеплять за почву. Тело представляло собой сложное переплетение электронных схем и приборов, прикрепленных к корпусу ультразвукового локатора. Это было последнее достижение технологии выслеживающих машин, способное находить человека по запаху, тепловому излучению тела и выделению пота, а также обходить и преследовать препятствия со скоростью добермана-пинчера.

Единственную черту сходства с настоящей собакой, не считая записанного на пленку лая, можно было усмотреть. если напрячь воображение, в отвратительной системе челюстей, вооруженных зубами, которые, однако, не кусали, а бегали вдоль челюстей туда-сюда, как зубья цепной электропилы. Питт помахал одним концом своего сука перед металлической пастью, и его тут же вырвало у него из рук и перемололо в облако щепок.

Удивительно, каким образом от жертв Каматори оставалось хоть что-то, что можно было повесить на с гену в качестве трофея, подумал Питт. Но искусственный пес не делал никаких попыток приблизиться к нему, чтобы убить. Он влез на скалу, на которой стоял Питт, и держался на одном и том же расстоянии, а тем временем миниатюрная телекамера записывала или передавала положение Питта и его движения. Пес должен был, понял Питт, лишь загнать жертву и не позволять ей убежать, пока Каматори не подойдет, чтобы совершить ритуальное убийство.

Питт поднял один из приготовленных камней над головой и швырнул его. Электронная дворняжка была слишком подвижной, она легко отпрыгнула вправо, камень пролетел мимо и упал на землю в нескольких сантиметрах от нее.

Питт поднял второй камень, единственное оружие, которое у него осталось, и размахнулся, словно собирался швырнуть его, но остановил свое движение на полпути, увидев, что собака опять прыгнула направо. Затем, как артиллерист, уточнил точку прицеливания и метнул камень. Его реакция была точной, и упреждение рассчитано правильно. Робопес, очевидно запрограммированный на стандартный маневр уклонения от броска, ринулся прямо под падающий камень.

Не было ни лая, ни визга, ни треска от короткого замыкания или искр. Механическое собаковидное чучело просто медленно поникло на своих ногах-колесах, не опрокинувшись, когда его компьютерные и следящие системы были разбиты вдребезги. Питт даже почувствовал и что-то вроде жалости, когда оно постепенно замирало до полной неподвижности, как детская игрушка, у которой сели батарейки. Но он не слишком жалел уничтоженный шедевр инженерной мысли. Он спустился со своей скалы и пнул ногой в его электронное брюхо, повалив пса на бок. Питт убедился, что его видеокамера не действует, и достал спрятанный мешочек с кровью из-под камней и листьев.

Он истово верил, что кровопускание не ослабило его. Для той работы, которую ему предстояло совершить, нужны были все его силы до последней капли.

Каматори забеспокоился, когда на маленьком экранчике у него на запястье вдруг пропало изображение. Последний раз, когда он считывал показания датчика механического пса, Питт находился примерно в ста семидесяти пяти метрах в юго-восточном направлении, двигаясь к прибрежным утесам. Его удивило, что Питт так быстро позволил загнать себя в угол. Он поспешил туда, подумав сначала, что в системе произошел спонтанный отказ какой-то электронной схемы. Когда он подбегал к тому месту, откуда были получены последние сигналы от пса, то начал подозревать, что виновником отказа могла быть сама намеченная жертва.

С предыдущими жертвами такого ни разу не случалось. Никто из них даже не приблизился к тому, чтобы обмануть робота или нанести ему какое-либо повреждение. Если Питт смог сделать то, что не удалось никому другому, то, подумал Каматори, подходить к нему нужно очень осторожно. Он замедлил шаг, больше не заботясь о времени. Этого добра у него было навалом.

Он потратил почти двадцать минут, чтобы преодолеть оставшееся расстояние, и подошел к небольшой, открытой площадке над береговыми утесами. Он едва различил очертания робопса через кустарник. Он опасался самого худшего, увидев, что пес лежит на боку.

Оставаясь среди деревьев, он обошел широким полукругом открыто лежавшую кучу камней. Осторожно ступая, Каматори приблизился к собаке, лежащей тихо и неподвижно. Он вытащил свои меч и высоко поднял его над головой, держа рукоять обеими руками.

Умело владея техникой «киаи», то есть побуждающей силы, приводящей его в нужное для боя состояние ярости, и твердо решив ошеломить противника, Каматори глубоко вздохнул, издал душераздирающий вопль и прыгнул на полянку, надеясь наброситься на ненавистного врага в тот самый момент, когда Питт сделает свой выдох.

Но никакого Питта перед ним не оказалось.

Небольшая полянка выглядела так, как будто она послужила ареной чудовищной резни. Кровью было забрызгано все: робопес, скалы, земля у его ног; даже на вертикальной стене утеса он нашел тоненькие потеки крови. Он внимательно осмотрел землю. Отпечатки ног Питта располагались совершенно беспорядочно, и все же с полянки не уходил ни один кровавый след. Он посмотрел на море и скалы внизу и увидел дерево, уносимое прочь отступающими волнами прибоя и снова прибиваемое к берегу приходящей волной, бросающей его на скалы. Он также изучил выдернутый пласт земли и обрывки корней на краю обрыва.