Лев Кассиль
      Черемыш брат героя
      Оглавление:
      В классе новенький!
      Брат, того самого...
      Военлет Черемыш
      Класс и его родственники
      Вольные хоккеисты
      Испытaнue
      Кандидат
      Вызов принят
      Встреча
      Тайна раскрывается
      Свои и посторонние
      На исадах
      Матч
      Поражение
      Мяч выходит из игры
      Братишка
      Задачка peшена
      В классе новенький!
      В новичке не было ничего примечательного. Мальчик как мальчик.Невзрачный такой. Лобастый и накоротко стриженный. Но с виду не тихий. Смотрит ровно, напрямик. Уставится - так не переглядишь, сам сморгнешь.
      Пришел он в школу вместе с детдомовскими. Однако одет в свое. Гимнастерка на военный лад. Но заметно, что сшита на другого. Рукава подвернуты. Воротник вокруг шеи - как обруч на палке. На воротнике голубые полоски.
      - Под летчика вырядился, фы!.. Нацепил петлички! - фыркнул толстый пучеглазый Федя Плинтусов, которого в классе звали просто Плинтус.
      На партах хихикнули.
      Новенький внимательно посмотрел на толстяка и вдруг смешно надул щеки.
      Плинтус моргнул, засопел и разинул рот. Но тотчас же, поперхнувшись, закрыл его.
      - Скушал на здоровье, - сказал новичок, усаживаясь на заднюю парту, где было свободное место, рядом с молчаливым Колей Званцевым - тоже из детского дома.
      Тихонький Званцев почему-то сразу заважничал и поглядывал теперь на класс так, будто узнал что-то очень интересное...
      Звонок уже был, но в классе еще не угомонились - от крика и возни парты ходуном ходили. Ребята всем своим видом давали понять, что им дела нет до новичка. На него будто и внимания не обратили. Но всем хотелось показать себя новенькому с лучшей стороны. Поэтому девочки бегали вокруг парт, старательно визжа. А мальчики, схватившись у доски, тузили друг друга с преувеличенным рвением.
      Упрямый новичок должен был видеть, что попал в класс отчаянный...
      Но тут в дверь, сам себя нахлестывая ремнем, влетел с прискоком высокий чернявый мальчик. Между носом и оттопыренной верхней губой у него были зажаты две гусиные кисточки для красок. Они торчали, как усы. Чернявый и плечи даже держал так, словно за ними распласталась на скаку бурка.
      - По коням! - закричал чернявый.
      И все кинулись за парты.
      Вошла учительница. Волосы у нее были седые, собранные в большой узел на затылке. Но сама она двигалась легко, и походка у нее была совсем девичья.
      Класс вскочил ладно и вдруг. По тому, с каким удо- вольствием и треском выполнен был закон встречи, можно было догадаться, что учительница строга, но любима.
      - Доброе утро! - сказала учительница таким неожиданно молодым голосом, что новичок вскинул на нее удивленные глаза.
      - Драссте, Докия Ласьна!.. Здравствуйте, Евдокия Власьевна! - хором закричал класс. - А у нас новенький в классе!
      - Знаю, знаю, садитесь! - Она стояла, опершись ладонями о край стола, закинув голову, словно волосы оттягивали ее назад, и оглядывала класс. Садитесь, садитесь! - повторяла она.
      Все опустились на места.
      Но когда Евдокия Власьевна стала спрашивать фамилию новенького, чтобы занести в журнал, и новичок поднялся на задней парте и назвал себя, весь класс всколыхнулся...
      - Черемыш, - негромко, но внятно произнес новичок. - Черемыш Геннадий, отчетливо повторил он.
      И, за исключением детдомовских, которые теперь торжествующе оглядывали класс, все разом обернулись к задней парте.
      - Черемыш?!
      - У, какая у тебя фамилия знаменитая! - сказала Евдокия Власьевна. - Не родственник тому? - Она показала пальцем на потолок.
      - Это мой брат, - ответил мальчик, потупившись, и так зарумянился, что даже стриженая макушка его порозовела сквозь колючую белесоватую стернь волос.
      - Вот как?! В самом деле!.. Родной брат! Это хорошо! Это хорошо! Таким братом гордиться можно. И не только тебе - всем нам. Ну, ребята, надо будет подтянуться. А то если наш Черемыш так же быстро и высоко заберется в науках, как его брат - в небе, то вам за ним не угнаться. Ну, а теперь довольно шуметь. Тишина! Плинтусов, сядь! Где твое место? Как это ты успел на задней парте очутиться? Это что за новоселье?
      Багровощекий увалень оказался настигнутым после перебежки. Плинтусу не терпелось расспросить новичка о его прославленном брате, и он решил незаметно подсесть к Черемышу.
      - Я теперь тут навсегда буду сидеть, Евдокия Власьевна! - закричал Плинтус.
      - Почему же вас там трое на парте?
      - Потому что, Евдокия Власьевна... новенький, вот, Евдокия Власьевна, место занял... А я еще на той неделе сюда собирался пересесть, Евдокия Власьевна. Ничего, нам, Евдокия Власьевна, втроем не тесно, мы как-нибудь...
      - Марш, марш на место! - сказала Евдокия Власьевна, хлопая рукой по столу. - Живо отсаживайся! Плинтусов, это я тебе говорю. Что ты Званцева выселяешь с его законного места? Это ты там лишний.
      Плинтус с неохотой покинул парту Черемыша и Званцева и, переваливаясь, побрел восвояси.
      - Скопление мятежников рассеяно, - громким шепотом возвестил чернявый.
      Плинтус зло плюхнулся на свою парту. По классу побежали смешки.
      - Лукашин, - строго сказала Евдокия Власьевна, - может быть, обойдемся без твоих примечаний?
      Затихло. Но через минуту Званцев получил записку от настойчивого толстяка:
      "Колька! Давай меняться впересадку. Ты на мое место, а я на твое. Тебе же выгода: у вас парта со скрипом. Как урок, так двинуться нельзя. А с моего места даже каланчу напротив видно. Жду ответа. Ф. П. ".
      Но Званцев, обычно такой сговорчивый, на этот раз только язык показал.
      - Ладно, ладно! - погрозил ему Плинтус. - Припомнишь у меня...
      Но тут его вызвала Евдокия Власьевна. Пыхтя и багровея, поплелся он к карте.
      Черемыш тем временем поглядывал в окно. Тихий городок лежал за стеклами. Белесоватое северное небо. Свежие бревенчатые срубы. Кирпичное здание с флагом и портретами вождей на фронтоне: райсовет. Высокие ели росли прямо на улице. Город был невелик. Бор смотрел уже из-за ближних домов.
      Везли лес. Бревна, огромные рыжие стволы мачтовых сосен, ползли на разъятых дрогах: от передка, где, правя, сидел возчик, до задних колес - чуть не верста!
      От окна новичка отвлек солнечный заяц. Заяц вспрыгнул на парту, скользнул по гимнастерке, соскочил на стену. Потом радужное пятнышко мазнуло Черемыша по макушке. И все увидели, как в стриженых ершистых волосах забегали на мгновение оранжевые, красные, зеленые. фиолетовые искорки. Рядом тихо засмеялись. Новичок огляделся и зажмурился: зайчик, слепя, задел его глаз, вильнул, заметался и совсем погас. Но Черемыш, уколотый лучом в глаз, заметил зеркальце, вспыхнувшее в руках маленькой ученицы. Она быстро отвернулась, насмешливо сморщив нос и передернув озорными колючими плечиками. Это она донимала новичка. Солидная ее соседка, староста класса, осуждающе качала головой. Но ей и самой было смешно.
      Вообще нелегко было в этот урок сохранить порядок в классе. Все украдкой то и дело поглядывали на новичка. Шутка ли сказать - родной брат Климентия Черемыша! Кто бы мог подумать? Такой с виду неказистый, а брат!..
      Евдокия Власьевна тем временем спрашивала незадачливого Плинтуса, стоявшего возле карты:
      - Ну, о чем ты читал сегодня к уроку, Плинтусов?
      - О реках Сибири, - убитым голосом отвечал Плинтус.
      - Ну, расскажи нам.
      - В Сибири есть реки, - начал Плинтус довольно уверенно, - они текут и впадают...
      Молчание.
      - Ну, какие же это реки?
      - Реки в Сибири ужасно глубокие, - тяжело вздохнул Плинтус.
      - А вот это какая река? - спросила Евдокия Власьевна, тронув карту указкой.
      Плинтус молчал, беспомощно водя пальцем по одной из толстых синих прожилок на карте. Новичок поднял руку.
      - Ин-ди-гир-ка, - отчеканил новичок.
      - Правильно, Черемыш, - улыбнулась Евдокия Власьевна. - Еще бы Индигирку тебе не знать: как раз на трассе у брата была.
      И все посмотрели на карту. Карта была потрепанная, старая. На ней виднелись следы потайного карандаша, слабо начертавшего наименования "немых" городов и рек. Бумага кое-где отстала от полотна, запузырилась и лопнула, образовав горы и возвышенности там, где значилась равнина... Все посмотрели на эту десятки раз виденную, уже заученную карту и словно впервые разглядели ее, на ней будто проступило что-то... Стали видны бесконечные глухие дали тайги, километры, километры, километры просторов, и нескончаемые льды, и ветры, и расстояния...
      И над всем этим провел в небе свой самолет Климен-тий Черемыш, знаменитый советский летчик.
      Все посмотрели на карту и ужаснулись, как велика земля, как труден был подвиг...
      И это совершил брат вон того стриженого мальчика, что сидел теперь на задней парте рядом с Колькой Званцевым.
      Тоже Черемыш, только Геннадий, Гешка. И с виду совсем обыкновенный мальчик. Пожалуй, Плинтус его одной рукой одолеет.
      - Вот сколько славы у нас на карте, ребята, куда ни посмотришь! - сказала своим певучим голосом Евдокия Власьевна и задумчиво обернулась к доске. Двадцать семь лет я у этой карты стою... И я за это время изменилась, и карта другая стала. И по всей этой карте мои выученики живут, плавают, летают... Один уже академиком, ребята, стал... А тоже у этой карты мне урок отвечал. Два доктора разных наук есть. Капитан дальнего плавания, летчики, машинисты, гидротехники... Новые города на эту карту наносят, реки поворачивают, моря друг с дружкой соединяют... И мне письма пишут, меня новой географии обучают... Ученики мои...
      Мягко и широко обвела своей легкой рукой учительница большую страну, занявшую почти всю карту Европы и Азии.
      Брат, того самого...
      - Вы знаете, - сказала Евдокия Власьевна, входя после урока в учительскую, - новичок у нас в пятом "Б", ну, знаете, из детского дома, Черемыш. Так, оказывается, брат того самого Черемыша, летчика.
      Даже учителя все заинтересовались новичком. Они как бы невзначай проходили мимо Гешки и приглядывались.
      - Только, пожалуйста, не выделяйте, не выпячивайте его, сделайте одолжение, - твердил директор Кирилл Степанович. - Хуже нет этого, тем более что он парень,видно, еще не набалованный, скромница, и это очень хорошо.
      - Удивляюсь немножко, - говорила Евдокия Власьев-на, - все-таки брат такого знатного человека и живет почему-то в детском доме. Неужели старший брат не может его при себе в Москве держать?
      Тут директор заявил, что отношения Гешки с его братом - дело частное. Мальчик - сирота. Переведен в местный детский дом из города Н. В прежней школе поведение и успехи его были отменные, а вмешиваться в личную жизнь героев директор не намерен.
      Весть о том, что в пятом классе "Б" будет теперь учиться родной брат летчика Черемыша, быстро обошла всю школу. У дверей пятого класса "Б" вертелись, юлили мошкарой пронырливые первоклассники. Сметая их на ходу, делая равнодушные лица, в класс заглядывали солидные парни из старших классов. Всем хотелось поглядеть на брата героя.
      - Это ты того Черемыша брат? - спрашивали в сотый раз Гешку.
      - Вот ловко - брат!.. А!..
      - Ты вон кто, оказывается! А мы сразу не догадались.
      Толстый Плинтус не знал, как загладить свою утреннюю шутку насчет голубых петличек. Теперь всем было понятно, откуда у новичка гимнастерка пилота.
      - Это здорово, что ты к нам поступил! - бубнил Плинтус. - У нас ребята один к одному... елка к елке, лес строевой.
      Староста класса Аня Баратова подошла к новичку.
      - Вы сами тоже летали когда-нибудь? - спросила Аня.
      - Приходилось, -ответил Черемыш, - на "П-5". Но, - добавил вдруг Гешка другим, поучающим голосом, - самолеты различных типов, как и различные лошади, ведут себя также различно. В первое время летайте на новом для вас самолете особенно осторожно.
      Он выпалил это без единой запинки, как заведенный. Даже не передохнул ни разу. Аня, староста, с уважением глядела на него. Где ей было догадаться, что Гешка жарит наизусть из авиационного учебника! Там эта фраза была напечатана курсивом.
      - Эх, вот бы мне полетать хоть крошечку! - воскликнула маленькая Рита та, что задирала Гешку зайчиком от зеркала.
      - О, - передразнил ее лупоглазый Плинтус, - а сама бы скорее вниз запросилась!
      - И ничего подобного бы, не запросилась! Это спервоначалу только наверху страшно кажется... А я бы первый разок попросилась не совсем высоко...
      - Лихачество на небольшой высоте может привести к тому, что вашим друзьям придется отнести цветы на вашу могилу, - заводным голосом сказал Гешка.
      Плинтус только глаза еще больше выпучил. Он был подавлен зловещей ученостью новичка.
      - А Плинтуса даже и самолет не поднимет, - сказала Аня.
      Аня Баратова была рослая девочка. Правда, она была лишь на полголовы выше Гешки, но ему показалось, что Аня смотрит на него свысока. Однако он не отвел глаз. Его заинтересовала Анина прическа - баранчиком, как назвал Гешка про себя. Косы у Ани были свернуты по бокам головы в виде наушников. Прическа эта показалась Гешке ужасно смешной. Найдя у старосты класса эту слабую сторону, Гешка успокоился и снова почувствовал свое превосходство. Тут Аня спросила, почему он не живет в Москве у Климентия.
      - На то есть "почему", только долго объяснять, - сказал, замявшись, Гешка, и все увидели, что Гешка что-то скрывает. - С квартирой у него еще не налажено. Он в общежитии летчиков. Это раз. Дома он почти не бывает, летает все... Да и так, вообще... Но он мне часто письма пишет.
      И Гешка вынул из сумки надорванный конверт с письмом. На конверте был московский штемпель, и внизу ребята прочитали обратный адрес: "Москва, Авиагородок, Кл. Черемыш".
      Все хотели непременно потрогать драгоценный конверт. Восхищались почерком.
      - Красиво пишет, с толстым нажимом, - оценил Плинтус. - А про чего он пишет? Прочти.
      Все возмутились, замахали на него руками.
      - Вот дурной Плинтус! - сказала Аня.
      Но Гешка оценил эту деликатность новых товарищей.
      - Любознательность послужила причиной многих открытий, - произнес он, сам вынул из конверта письмо и, загнув листок, показал его.
      "Прости, что я тебе редко пишу, Геша. Сейчас работаем ночи напролет. Сдаем новое правительственное задание. С комнатой обещают мне в скором времени наладить. Этот год еще поживи так, а потом пора и снять тебя с государственного кошта. Ну, учись хорошенько. Будь здоров, браток. Кл. Черемыш".
      - Счастливый! - говорили ребята и с завистью поглядывали на мальчика, стараясь отыскать в нем печать славного родства.
      Военлет Черемыш
      Не было в классе, не было в школе, не было во всем городе Северянске, да и во всей стране не было человека, который бы не знал, кто такой Климентий Черемыш. Герой Советского Союза, военный летчик майор Черемыш прославился еще на Дальнем Востоке.
      Тогда Красная Армия дала немногословный и поучительный урок белокитайцам и бандитам, захотевшим по-разбойничать на Китайско-Восточной железной дороге.
      Оглушительным ударом ответила на дерзость врага Особая Дальневосточная Красная Армия. Среди отличившихся в этой операции был и молодой военлет Климентий Черемыш.
      Он был ранен. Его привезли в Москву. Знаменитейший хирург вынул у него из груди пулю. А потом в незабываемый, ослепительный и торжественный кремлевский вечер на зажившей груди Черемыша появился первый орден.
      Года три Климентий был летчиком-испытателем. А я водил в небо на первый воздушный экзамен новые боевые машины. Затем стало известно, что он награжден вторым орденом. "За особые заслуги в деле укрепления оборонной мощи страны и образцовое выполнение специального правительственного задания" - так было написано в газете.
      Вскоре имя его прогремело по всей стране в сверхрекордном, сверхдальнем арктическом перелете. Он получил звание Героя Советского Союза, стал одним из самых лучших летчиков Красного Воздушного Флота, одним из самых знатных людей в стране. Вся страна повторяла короткие и веселые радиограммы Климентия с борта самолета: "Мотор - как часы. Летим - как по-писаному. Прочее соответственно".
      "Прочее соответственно" - так кончались все сообщения с самолета. Эти два слова обозначали, что люди крепки, приборы точны, настроение отличное, все обстоит как нельзя лучше.
      Климентий был неутомим. Он брался за самые трудные, самые ответственные задания. Он, если требовалось, летел в самые глухие и далекие углы страны, вывозил заболевших зимовщиков с островов, с кораблей, зажатых льдами. Ставил рекорды скорости. Он работал весело и быстро. Отмахивался от назойливой славы. А в дни больших народных праздников его бешено ревущая, почти неуглядимая машина первой врывалась в праздничное небо над Красной площадью. Забравшись на огромную высоту, багровый кургузый самолетик, похожий на оперенный бочонок, стремглав свергался вниз, куролесил, кувыркался и снова шестисотметровым швырком, по отвесу, возносился вверх.
      Воздух вокруг был полон гремящего воя. Мотор с дискантового минора переходил на басовый мажор.
      А на земле люди, задирая кверху головы и ежась, дивились неистовому искусству высшего пилотажа, великим мастером которого слыл Климентий Черемыш.
      Вот какой брат был у Гешки!
      Класс и его родственники
      Все завидовали ему. Мальчики вообще любят хвастаться своими старшими братьями. И каждый хотел иметь чем-нибудь примечательного старшего брата. Это была поголовная мечта. "Вот у меня брат!" - слышалось то и дело в классе. "У меня брательник, знаешь, он на заводе первый. Ему к Октябрю велосипед премировали".
      И даже толстый Плинтус, старший брат которого был замечателен лишь тем, что превосходил по объему младшего, похвалился однажды:
      - Это что! Вот у меня брат, так он может два батона, халу и кило ситного зараз съесть!
      Другие рассказывали, что у них братья инженеры, врачи, пограничники. У Коли Званцева брат был художник.
      Миша Сбруев хвастал, что у него двоюродный брат - конный милиционер. У Ани Баратовой старшая сестра - химичка в Ленинграде. Впрочем, мальчики, мечтавшие о знаменитых старших братьях, сестер в счет не брали.
      Однако в разговорах о братьях и сестрах выяснилось, что почти у всех есть родство с замечательными людьми, Люди эти были, может быть, и не очень знатные, но просто хорошие советские люди, работящие, нужные, живущие весело и интересно; конструкторы, сталевары, учителя, мастера, комбайнеры, артисты. Но все это, конечно, не уменьшало славы Гешки Черемыша, старший брат которого был прославлен на весь мир. Тут уж и спорить было нечего... Просто вот так уж повезло парню из пятого класса "Б" в третьей северянской средней школе-десятилетке.
      Пятый класс "Б" гордился Гешкой. Действительно, не в каждом классе учится брат такого героя! Для всей страны был летчик майор Климентий Черемыш, а для Гешки-ных одноклассников - "Черемыша из нашего класса брат.., Гешкин брат... ".
      И, когда почтальон Валенюк проходил утром мимо школы, ребята выбегали навстречу ему и кричали:
      - А Черемышу нет?
      - Есть - заказное спешное, - неизменно отвечал почтальон, - только еще чернила не просохли. В Москве лежит, сохнет.
      Но изредка действительно оказывалось письмо из Москвы. Ребята вносили в класс, вырывая друг у друга, конверт, в обратном адресе которого значилось: "Кл. Черемыш". Гешка никогда не читал письма в классе. Он уносил к себе в детский дом и там, в укромном уголке, за печкой, прочитывал.
      - Ну, что пишет? - интересовались на другой день ребята. - Никуда не летит?
      Но Гешка отмалчивался.
      Так каждое письмо окутывалось некоей тайной. И вообще ребята чувствовали, что в отношениях между Гешкой и его знатным братом есть какой-то секрет, который Гешка ни за что никому не выдаст. Впрочем, он охотно рисовал для ребят цветными карандашами портреты своего брата. У него была богатейшая коллекция фотографий знамени- того летчика. Он аккуратно вырезал их из журналов. У Климентия на портретах был просторный лоб и широко поставленные глаза. От этого меж бровей, над переносицей, выпирал выпуклый треугольник, и глаза смотрели упрямо, широким и зорким оглядом. Климентий Черемыш, коренастый и смуглый, улыбался, выглядывал из люка самолета, кого-то приветствовал.
      И слава брата была так неотделима от Гешки, что даже Евдокия Власьевна говорила иногда на уроках:
      - Черемыш, Черемыш, сиди как следует! Ай-ай-ай!.. Стыдно! А еще, брат героя! Не подобает тебе...
      Иногда это становилось даже скучным. Хочешь не хочешь, а надо хорошо заниматься. Неловко, если брат героя и вдруг будет отстающим. Нельзя было участвовать во многих проделках ребят. Неудобно - скажут: брат такого героя, а хулиган, фамилию позоришь... Ничего не поделаешь - раз уж вышел из такой геройской семьи, так "прочее соответственно" должно быть: изволь и сам соответствовать высокому родству!
      Вольные хоккеисты
      Но Гешка Черемыш завоевал уважение товарищей в школе не толькой своей фамилией. Одной фамилией ничего бы он не добился. Первые дни, правда, все охали. А потом понемножку привыкли. Брат так брат. Что уж тут такого?!
      Но едва открылся в городе каток, слава Гешки снова загремела по классам. На коньках "снегурочка" он обогнал самого Лукашина, А Лукашин слыл чемпионом школы от первого класса "А" до пятого "Б". И бежал он на настоящих "норвегах". К тому же Гешка оказался добрым хоккеистом.
      А в городе Северянске, близком к морозным краям нашей страны, зима была ранняя и долгая. Все очень уважали русский хоккей, летучую и искристую игру борьбу за маленький пробковый мяч в вихре льдистой пыли, в высверках стали и стуке клюшек...
      И вот оказалось, что Гешка Черемыш - замечательный хоккеист. Он играл нападающим на правом крае и обладал редким умением бить с ходу точно по воротам. Никто не умел так внезапно, на бегу отставив одну ногу в сторону, резнув лезвием с полного разгона лед, застопорить на месте и, завертевшись, мгновенно взять обратный разбег.
      Кроме того, Гешка уснащал свои разговоры на катке множеством летных выражений.
      - Клюшку на себя! - командовал Гешка. - Заходи на удар! - распоряжался он. - Сажай на три точки! Есть!.. Впритирочку!
      Это нравилось хоккеистам. Игра приобретала боевую значительность. Гешку на катке оценили.
      Зима в Северянске наступала рано, и в то время как в Москве еще доигрывались на взмокшей траве стадионов осенние матчи в футбол, в Северянске на подмерзших прудах и лужах уже появлялись вольные и дикие хоккеисты, гоняя по льду все, что попадалось под клюшку, будь то старая галоша или смерзшаяся навозная лепеха.
      Старшеклассники играли в юношеских командах города. А в школе были две свои "вольные" хоккейные команды. В первой капитаном вскоре стал Геша Черемыш, во второй... Вторая команда была "девчачья", как называли ее в школе. Организовала ее Аня Баратова. Аню Баратову дразнили в школе "мальчишницей", потому что она одинаково хорошо и просто водилась как с девочками, так и с мальчиками. И ни Гешке, ни Плинтусу, ни тихонькому Коле Званцеву, ни воинственному задире Лукашину никогда не приходило в голову подразнить Аню, как других девчонок. Она была своя. С ней было интересно.
      Команда Ани Баратовой была сколочена еще за год до поступления Гешки в школу. Девочки сперва шли неохотно, стеснялись, говорили, что хоккей - это "мальчишья", игра. Но успехи "девчачьей" команды сделали школьниц героями катка.
      А зимами каток был центральным местом в городе. Каток устраивали на реке, огораживая флажками, вехами, а со стороны берега - легким временным палисадом участок замерзшего русла. И Аня Баратова добилась своего. Девочки, которые и прежде отлично катались на коньках, раздобыли теперь кустарные клюшки и вскоре стали такими же азартными игроками, как и мальчики. Еще в прошлом году команда Ани Баратовой вышла на первое место среди девочек Северянска. Но все же мальчики относились к хоккеисткам пренебрежительно, считая, что "девчачий хоккей - это не игра, а один писк"...
      Испытaнue
      Однажды радио, а потом газеты принесли из Москвы весть, что Герой Советского Союза летчик майор Климентий Черемыш один отправился в новый неслыханный беспосадочный перелет Севастополь-Чукотка. Наискось через всю страну - из угла в угол! На одноместном скоростном самолете. Сквозь осенние ливни юга, напролом через туманные заморозки средней полосы и метели таежной зимы. Когда в школе узнали об этом, Климентий Черемыш летел уже над предгорьями Урала.
      На большой карте красной ниткой, приколотой булавками, обозначили маршрут перелета. Вдоль нее передвигали флажок. Вечером пришло известие, что Черемыш летит над тайгой. Потом связь с летчиком оборвалась. Флажок на карте остался непередвинутым...
      Утром Гешка пришел в класс осунувшийся и молчаливый. Ребята боялись взглянуть на него. Климентий Черемыш исчез в бездонных далях Восточной Сибири.
      - Ты только, Геша, не волнуйся, прежде всего, - говорила Аня. - Я вот почему-то уверена...
      - Конечно, мало ли что, -начал толстый Плинтус. - Может быть, знаешь чего? Может, вдруг атмосфера не пропускает там радио. А потом пропустит, и мы узнаем.
      - "Атмосфера, атмосфера"! - сказал Гешка. - В голове у тебя, видно, атмосфера!
      Начались уроки. Но учителя и ребята то и дело поглядывали на крайнюю заднюю парту, где сидел, опустив голову, Гешка Черемыш, брат летчика, сгинувшего в безлюдной студеной глухомани Севера.
      Учителя не вызывали в этот день Гешку. Перед письменной по математике сам директор справился, как он себя чувствует, не освободить ли его от работы. Но Гешка упрямо заявил, что хочет решить задачу, и наотрез отказался от поблажек.
      Задачка была не очень трудная, хотя и запутанная. Решать ее нужно было осмотрительно, со вниманием. А Гешка никак не мог собрать свои мысли. И Званцев видел, что сосед его рисует на промокашке самолеты... Много самолетов... А на страничке раскрытой тетради по математике у Гешки по-прежнему ничего не было, кроме условия задачки. Званцев хотел подсказать Гешке решение, но тот зло отмахнулся.
      Скоро почти все решили задачку. Сдав тетради учителю, ребята выходили из класса, оглядываясь на Гешку. Гешка по-прежнему сидел за партой, не подымая головы. Вот уже и Плинтус кончил. А Гешка все еще решал задачку в опустевшем классе.
      - Ну, как Гешка там? - спрашивали ребята у Плинтуса, вышедшего в коридор.
      Плинтус только рукой махнул.
      - Не повезло сегодня братьям, - сказал остряк Лукашин, - и этот завяз... без вести пропал.
      Его чуть не отколотили.
      - Тебе что, смешно?
      - Ну, уж пошутить нельзя...
      - Нашел чем шутить!
      Ребята теснились у дверей класса, заглядывали через замочную скважину как там Гешка Черемыш... Пытались даже подсказать ответ задачи. Не заметили, что подошел директор Кирилл Степанович.
      - Это вы там кого через замочную скважину в науку вытягиваете? - раздался вдруг его низковатый голос, и все шарахнулись от двери.
      А Кирилл Степанович подошел, плотнее прикрыл дверь в класс и, обернувшись к смущенным ребятам, продолжал:
      - Говорят вам, говорят, что у нас двери в науку для всех широко раскрыты, а вы все сквозь щелочку хотите знание подсовывать. Тесновата щелочка для науки. Пошли бы вы лучше погуляли, чем тут толкаться да шептаться.
      Директор ушел в учительскую, а ребята, ненадолго отошедшие от двери, как только он скрылся, снова все, как один, не сговариваясь, слетелись к дверям. Каждого выходившего из класса сейчас же осаждали расспросами:
      - Ну, как Гешка? Выходит у него?
      А тот, легонько отдуваясь после усилий, потраченных на решение задачи, и сообщив, что Черемыш все еще решает, шепотом спрашивал в свою очередь:
      - Икс чему равен? Тридцать два?
      И, успокоенный тем, что ответ у него сошелся с другими, сам начинал заглядывать в класс, на Гешку.
      Вышел Миша Сбруев, потный и взъерошенный... Вид у него был такой, что никто даже не спросил уже про Черемыша.
      - Решил! - торжественно объявил Сбруев.
      -- А у тебя что получилось? - поинтересовалась Аня.
      - У меня получилось, - отвечал Сбруев, - сто тринадцать да еще там с дробью...
      Поднялся шум, приглушенный хохот у дверей. Аня, зажимая ладонью рот, махала на всех рукой. Но тут внезапно открылась дверь класса, и показался усталый Гешка.
      Все кинулись к нему:
      - Решил?
      Гешка только кивнул утомленно.
      - У тебя чему икс равен? - не мог успокоиться Сбруев.
      - Тридцать два, - сказал Гешка. - А что?
      - Молодец, Гешка! Правильно!.. Верно решил! - обрадовались ребята.
      У всех словно от сердца отлегло.
      А перед четвертым уроком, когда уже был звонок и в классе все расселись по местам, появилась вдруг, не по расписанию, Евдокия Власьевна. Помолодев от волнения, придерживая падающую прическу, стремительно подошла она к парте, где сидел Гешка. И на парту упала ее шпилька.
      - Ну, Черемыш, поздравляю! Брат благополучно сел на Чукотке. У него было повреждение радиостанции. Теперь с ним связались. Все в порядке. Новый рекорд!
      - Что! Я ведь говорила! - закричала Аня и повисла на шее у Евдокии Власьевны.
      - А я нет? - забасил Плинтус. - Я говорил, сквозь атмосферу не слышно...
      И все в классе зааплодировали, закричали "ура" и стали хлопать друг друга по спинам, а Плинтус, надув свои румяные щеки, бил по ним, как по барабану. Евдокия Власьевна смеялась со всеми и затягивала на затылке узел волос.
      А Гешка вдруг схватился руками за щеки и выбежал из класса в коридор.
      Евдокия Власьевна нашла его через несколько минут в углу коридора, у окна. Он облокотился на подоконник и стоял, приплюснув нос к холодному стеклу.
      - Ну, успокойся, Черемыш, - сказала Евдокия Власьевна, - чего уж сейчас-то... - И положила руку на его стриженую макушку. - Ведь все уже прошло, все уже в порядке. И прочее соответственно... как говорят летчики.
      Так чего же ты?
      Кандидат
      В те дни по всей стране начали готовиться к выборам в Верховный Совет СССР. Страницы газет заполнились именами и портретами кандидатов. Здесь были уже давно прославленные, большие люди страны. Встречались и новые, еще малоизвестные. Но в своих краях они были знамениты, и народ призывал доверить им дело и власть.