Полицейский пришел в явное замешательство.
- Приказ, господин профессор. Лекцию надо кончать!
Грубость инспектора вызвала новую вспышку возмущения, его слова потонули в сплошном шуме и свисте, В тот же момент в аудиторию с трех сторон ворвались отряды полиции. В течение нескольких секунд она превратилась в поле сражения. Вокруг профессора Бирминга образовалось живое кольцо защитников. Студенты отважно сражались, отбиваясь от наседавших полицейских толстыми учебниками и сорванными пюпитрами. Полицейских, пустивших в ход резиновые дубинки, дружными усилиями удалось вытеснить из зала. Потерпев поражение в рукопашной схватке, полиция пустила в ход против разъяренных студентов бомбы со слезоточивым газом. В результате столкновения обе стороны понесли потери: четырнадцать человек было ранено, из них пять полицейских. Полиция арестовала двадцать пять студентов. Профессору Бирмингу удалось беспрепятственно покинуть аудиторию.
Сейчас университет напоминает осажденный город. Студенты сколачивают боевые дружины и возводят баррикады. На экстренном заседании ученого совета в адрес правительства была отправлена телеграмма, в которой ученые протестуют против вторжения полиции, солидаризируются с профессором Бирмингем и требуют немедленного освобождения арестованных студентов.
Газета "Микланс фыочер" опубликовала и снимок, на котором был запечатлен митинг в университете. Мой двойник в сером костюме в полоску, позаимствованном из моего гардероба, ничуть не напоминал пламенного народного трибуна. Должен признаться, меня самого крайне возмутили действия полиции; вряд ли они могли способствовать тому, чтобы число приверженцев правительства множилось.
Я никак не мог собраться с мыслями. Как же так? Военная контрразведка и полиция разыскивают "репродуцированного Бирминга". Почему же до сих пор его не арестовали?
Словно зверь в клетке, метался я по кабинету. В течение дня Давид несколько раз звонил в министерство, но каждый раз ему отвечали, что министра все еще нет. Роковая развязка драматических событий неотвратимо надвигалась. У меня было такое чувство, словно я выброшен за борт и ничем не могу не только предотвратить, но и замедлить ее приближение.
СКАНДАЛ НА ЗАСЕДАНИИ КОНГРЕССА!
КОНГРЕССМЕН О.НЭДДЕРЕ - БИОРОБОТ?
Сегодня на утреннем заседании конгресса происходили бурные сцены. Депутат-радикал Ф. Харрусон обратился к министру внутренних дел с запросом: чем вызвано грубое вторжение полиции в университет? Ок потребовал отставки министра. (Возгласы протеста и улюлюканье на скамье крайних правых.)
Отвечая на запрос депутата, министр внутренних дед оправдывал действия полиции необходимостью поддерживать общественный порядок:
- Мы должны со всей анергией и решительностью пресечь подрывную деятельность смутьянов, подстрекающих к анархии и хаосу. (Шум в зале.)
Вслед за тем к министру внутренних дел обратился А. Йеннен, депутат от партии центра.
- Как известно, профессор Бирминг потребовал от микланского правительства гарантий, что его открытие не будет использовано в военных целях. Намерено ли правительство удовлетворить это требование профессора Бирминга?
Министр принялся пространно рассуждать о том, что правительство якобы не может принимать просьбу Бирминга всерьез, поскольку-де состояние его психики внушает серьезные опасения...
Однако такой ответ не удовлетворил Йеннен, и он задал новый вопрос:
- Можно ли верить слухам, будто существует двойник профессора Бирминга?
- Стоит ли нам уподобляться паникерам, которым на каждом шагу мерещится тень черта? - уклончиво ответил министр. (Реплика с места: "В таком случае на кой черт арестовали студентов?" Крики, шум.)
Взявший слово О. Нэддере, крайний правый конгрессмен, потребовал немедленного ареста Бирминга и всех его двойников:
- В войне победит лишь нация, спаянная единством. (Неодобрительные возгласы на левом крыле.)
Председательствующий тщетно взывал к спокойствию - его настойчивые призывы потонули в невообразимом шуме.
На трибуне вновь появился Ф. Харрусон:
- Ходят слухи, будто у Бирминга есть двойник, и даже но один. Предлагаю создать комиссию, провести расследование и выяснить, насколько достоверны эти слухи. Если они подтвердятся, то установить, кто же является подлинным Бирмингем. Однако комиссия не должна ограничиться только этим, - продолжал Харрусон под злобные выкрики и обструкцию правых и одобрительные возгласы на скамьях слева. - Комиссии надлежит также установить подлинность кое-кого из уважаемых членов конгресса. Ведь если существуют поддельные Бирминги, то где гарантия, что нет и поддельных конгрессменов? (Оживление и смех на скамьях слева; оглушительный свист, выкрики справа.) Взять, к примеру, коллегу О. Нэддере... (При упоминании этого имени одни депутаты разразились аплодисментами и одобрительными возгласами, другие принялись громко выражать недовольство. В конце концов любопытство взяло верх, установился относительный порядок и Харрусон смог продолжать.) До сих пор мне казалось, что он появился на свет, как и все прочие смертные; в младенческом возрасте пищал, как и все сосунки, требуя материнскую грудь; в отроческие годы любил играть в салки, порезвиться, и если порой ему приходилось ссориться и даже драться Со своими сверстниками, то он, хоть и мнил себя бесстрашным героем, никогда не горел особым желанием сложить свою голову в какой-нибудь стычке... (Нэддере пытается протестовать, но на левом крыле его резко осаживают. Новый взрыв возмущения...) Юношей он по уши влюбился в стройную белокурую красавицу, взял ее в жены, и она народила ему целую кучу малышей. Да, так я полагал до самого последнего момента. Однако теперь, услышав, что конгрессмен Нэддере ратует за истребительную войну, я вправе предположить, уж не имеем ли мы дело с искусственно созданным биороботом? Да, да! Этот конгрессмен сошел с конвейера одного из тех военных заводов, акции которых хранятся в его сейфе! (По залу прокатилась волна глухого ропота, перешедшая в невообразимый гвалт.)
Оратору приходится перекрикивать разбушевавшихся депутатов:
- Все части его организма были подвергнуты термической обработке и основательной закалке. Несмотря на эти меры предосторожности, он уязвим? даже для обычной пули, не говоря уже о чем-нибудь другом! Какой бы непроницаемой ни была кожа искусственно сфабрикованного конгрессмена, она не в состоянии заменить броню!
Последние слова Харрусона потонули в сплошном гуле возмущенных голосов. Скандал достиг своего апогея. В ряде мест словесная перепалка перешла в открытую потасовку. Председательствующий вынужден был закрыть заседание.
"ПОЛКОВНИК" СТЕППО ПРЕДЛАГАЕТ СВОИ УСЛУГИ ВОЕННОМУ МИНИС
ТЕРСТВУ
"Правительство может рассчитывать на моего шефа", - заявил уполномоченный знаменитого "полковника" Степпо.
"Полковник" Степпо - кличка небезызвестного Г. Хабаноса, знаменитого главаря шайки гангстеров. О нем ходят различные кривотолки: одни утверждают, что он откупился от правосудия за баснословную сумму; по словам других, его боевые заслуги в колониальных войнах отмечены высокими правительственными наградами. Как бы то ни было, только этим можно объяснить полную беспомощность полиции, так и не сумевшей обнаружить виновных в ограблении "Граан банка" и в злодейском убийстве на площади Торриц. Между тем даже профанам было очевидно, что и в том и в другом преступлении замешан пресловутый "полковник" Степпо.
Свою кличку Хабанос получил еще в те времена, когда находился при штабе экспедиционного корпуса и участвовал в зверском подавлении партизанского движения в Юго-Восточной Азии. Самозванный "полковник" никогда не был офицером, но за "успехи в истреблении туземцев" неоднократно удостаивался высоких боевых наград.
Из достоверных источников стало известно, что уполномоченный "полковника" явился в военное министерство и вручил следующий меморандум своего шефа:
"Предлагаю себя для формирования идеальной армии и надеюсь, что микланское правительство учтет мои заслуги и долголетнюю безупречную службу. Мой рост 192, плечи - косая сажень, зубы - без единого дупла, ни предсмертный хрип, ни смертельная опасность не в состоянии согнать улыбку с моего лица. Атлетическое сложение и высокий моральный дух, изворотливость, ловкость и отвага, граничащая с безрассудством, общеизвестны. Я, полковник Степпо, - живое олицетворение карающего меча современной цивилизации, идеал молодежи и кумир женщин, заклятый враг всех цветных, иммигрантов, иноверцев, любой антимиклански настроенной партии и личности. Мне тридцать три года, я холост, родился в штате Стиар. Родители умерли, когда я был еще подростком. Но укокошил их не я, хотя они мне порядком осточертели, пичкая порошковым молоком с сахаром меня, полковника Степпо, который, подобно удаву, предпочитает проглотить жертву живьем! Короче, у меня все шансы быть репродуцированным по методу профессора Бирминга. Полагаю, что каждый отдельно взятый полковник Степпо будет носить знаки отличия, коими удостоен я, поэтому я намереваюсь предстать перед биокамерами при всех регалиях. Поскольку ни одна армия не может состоять из одних полковников, прошу каждому четвертому Степпо присвоить звание генерал-майора или генерал-лейтенанта. Чем больше генералов, тем боеспособнее армия. Жалованье, причитающееся всему личному составу армии, надлежит перечислить по меньшей мере за два года вперед на мой текущий счет: Б. 0/205 179, так как фактически всю армию буду составлять я один. Не исключено, что для сосредоточения в одних руках руководства всеми стратегическими операциями я потребую назначить меня на пост верховного главнокомандующего вооруженными силами Миклана, а также военного министра.
Одно только имя - Степпо из Миклана - повергнет в ужас весь мир. Нельзя допустить, чтобы столь выдающаяся личность всю свою жизнь занималась мелкими делишками с целью наживы! Мне требуется широкое поле деятельности, такой простор, где бы все мои дарования могли развернуться в полную силу, где создавались бы наиболее благоприятные условия для проявления ярких особенностей моей недюжинной натуры и самобытного характера.
Любого, кто недооценивает значение подлинной, ничем не ограниченной свободы независимой личности, ждет неминуемая смерть!
Железный кулак главнокомандующего Степпо сразит врагов! Микланцы, положитесь на меня!"
Наш корреспондент не располагает сведениями о реакции правительства (а также нынешнего военного министра!) на предложение полковника Степпо. Изсестно только, что Степпо не указал срока, в течение которого правительство обязано ответить на его меморандум. Это в известной мере облегчает задачу официальных органов.
ПРОФЕССОР БИРМИНГ ОТВЕЧАЕТ НА ВОПРОС:
"СУЩЕСТВУЮТ ЛИ БИОРОБОТЫ?"
В связи с упорными слухами, будто некие искусственно созданные люди развили таинственную дея тельность, наш корреспондент обратился за разъяснениями к профессору Бирмингу. Ему посчастливилось встретиться с ученым в зале "Хиддард" на митинге, проходившем под лозунгом "Свободу 25 студентам университета!"
- Уважаемый профессор, на Бодиэнском конгрессе вы говорили о возможности создания теледвойников. Нас интересует, существуют ли уже такие двойники и каким образом их можно распознать?
- Суть моего открытия упорно извращают. На Бодиэнском конгрессе я уже говорил, что так называемого теледвойника нельзя создать из ничего. Теледвойник - живое существо, второй, третий, четвертый и т. д. экземпляр какого-то конкретного лица. Поэтому ваш вопрос правильнее было бы поставить так: "Видел ли кто-нибудь одного человека, размноженного в нескольких экземплярах?" или "Есть ли у какого-нибудь определенного лица его двойники?"
- Значит, искусственно созданных людей пока нет?
Профессор Бирминг усмехнулся:
- Вы уже читали выступление депутата Харрусона на сессии конгресса?
- Разумеется.
- Тогда вам должно быть известно, что искусственно сфабрикованные люди, хотя я еще и еще раз отмежевываюсь от подобного определения, оказывается, все-таки существуют. Каковы же их отличительные черты? Что касается конгрессмена Нэддере, то Харрусон исчерпывающе и весьма убедительно охарактеризовал его. Но постараемся глубже вникнуть в суть дела. Искусственный человек обладает лишь физиологическими свойствами. Следовательно, ему присущи инстинкт утоления голода, жажды и т. п. По своему внешнему виду биоробот ничем не отличается от обычного человека: он тоже читает газеты, ночью храпит, утром выводит свою собаку на прогулку. Что же всетаки отличает его от обычного человека? То, что его жизнь протекает как бы машинально, он не задумывается над ее смыслом и целью, не в состоянии проанализировать собственное поведение, предвидеть последствия своих поступков, то есть все его бытие носит чисто механический характер.
- Вполне согласен с вами, господин профессор. Но все же хотелось бы услышать определенно: есть теледвойники или нет?
- Вы же знаете о расторжении мной контракта с правительством. Я наотрез отказался сообщить какиелибо технические данные, относящиеся к изобретению. Это значит, что теледвойники не могут появиться до тех пор, пока правительство не обязуется использовать мое открытие только в мирных целях.
- Не сочтите меня назойливым, господин профессор, но вокруг вашей собственной персоны ходит много кривотолков. Одни уверяют, что существует один профессор Бирминг. Другие...
- Можете не продолжать. С некоторых пор состояние моей психики стало предметом пристального внимания досужих людей. Смею вас уверить, попытки подобного психоанализа ни на чем не основаны. Что же касается утверждения, что, помимо меня, существует еще несколько Бирмингов, то я почел бы за счастье встретиться с ними.
- Последний вопрос. Как вы полагаете, увенчается ли успехом борьба за освобождение арестованных студентов?
- Я ученый и всю жизнь верил в торжество разума и справедливости.
- Благодарю вас, господин профессор.
МИНАЙНС ФЬЮЧЕР
АРЕСТ УЧЕНОГО СЕКРЕТАРЯ ПРОФЕССОРА БИРМИНГА!
По окончании митинга солидарности, проведенного в зале "Хиддард", профессора Бирминга видели вместе с его секретарем Ниллом Керсеном. Как нам только что сообщили, сегодня после полудня полиция арестовала Нилла Керсена. О причинах ареста и обстоятельствах, предшествовавших ему, до сего времени ничего не известно.
Последнее заявление "профессора Бирминга" меня заинтересовало. Значит, теледвойник категорически отвергает версию о своем умопомешательстве и в то же время отрицает существование двух Бирмангов. Какие же цели он преследует? Новая неразрешимая загадка. Непонятно также, почему он до сих пор разгуливает на свободе, а Нилл Керсен арестован.
Я решил не мешкая доискаться истины, выяснить наконец, в чем дело. У меня и раньше были все основания тревожиться за судьбу близких мне людей; арест Нилла Керсена только усугубил мою тревогу. Терпению пришел конец. Мысль, что от того, другого Бирминга зависит моя дальнейшая судьба, приводила меня в отчаяние. Однако чего же, собственно, я хочу? Мне и самому это было не совсем ясно. Несомненно только одно: нужно что-то предпринять.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Я начал лихорадочно размышлять. Все мои мысли сосредоточились вокруг разыгравшихся событий. Перебирая их в памяти, я вое искал выхода из тупика, но тщетно: слишком много появлялось всяких "случайностей", сводивших на нет заранее намеченный и, казалось бы, продуманный план дальнейших действий. Кое-что не вызывало у меня ни малейших сомнений, тогда как многое по-прежнему оставалось неясным. Почему, например, правительство упорно держит в секрете какие бы то ни было сведения? Почему теледвойник до сих пор не задержан? Какой неожиданный для меня оборот приняло это дело! За что, наконец, арестован Нилл Керсен? Тут же я подумал о другом, не менее важном деле: надо во что бы то ни стало встретиться с Лиан и предостеречь ее от общения с "репродуцированным Бирмингем". Теперь, когда близким людям угрожает опасность, я не вправе больше скрывать от них правду.
Но возникало новое осложнение: не станут ли вновь приставать ко мне с назойливыми расспросами, не повредит ли делу то, что я самовольно выйду из дому? Как показали последующие события, мне не пришлось раскаиваться в принятом решении. Да и не мог я больше находиться в бездействии! Я сидел как на иголках, и с каждым часом становился все нетерпеливее.
К вечеру меня немало изумила необычная многословность Давида. Когда я справился, в порядке ли машина, Давид - такое случалось с ним крайне редко! - неожиданно поинтересовался:
- Уж не собирается ли господин профессор ехать куда-нибудь?
- Вот именно. А что?
- Господин профессор, верно, запамятовал о своем распоряжении сказать репортерам, что его нет дома, но я точно выполнил поручение.
- А они до сих пор торчат у подъезда?
- Они решили дождаться вашего возвращения. Уселись на лестнице.
- Вот незадача! Неужели они просидели всю ночь?
- Кто их знает, господин профессор. Может, и так. Число их оставалось неизменным, но лица менялись.
- Вы хотите сказать, что на смену одним приходили другие?
- Совершенно верно, господин профессор. Осмелюсь спросить, вы не рассердитесь, если я кое-что скажу?
- Конечно, нет, Давид, говорите смело, не стесняйтесь.
- Господин профессор, эти молодчики не настоящие репортеры.
- То есть как не настоящие? - Мне вспомнились крикливые заголовки газет о таинственных двойниках, я уже совсем было собрался отчитать Давида, но в моем голосе зазвучали скорее умоляющие, чем гневные, нотки:
- Бог мой, значит и вы о том же? Как это не настоящие?
Давид искоса взглянул на меня, в глазах его светился странный огонек. Я понял: Давид догадался, на что я намекаю, он знает решительно обо всем.
- Нет, господин профессор, это не то, что вы имеете в виду. Я этому ни на грош не верю.
- Чему именно?
- Стоит ли об этом толковать, господин профессор...
- Нет, мне интересно, что же именно я имел в виду? Чему вы не верите?
- Наша экономка вчера жаловалась. Оказывается, у бакалейщика все подтрунивают над ней: мол, она не та, за кого себя выдает, а искусственная, потому как господин профессор маг и волшебник...
- Волшебник?
- Право, они ее до слез довели: заладили, что господин профессор маг и волшебник, и все тут. Какой-то бесстыжий пытался даже пощупать ее своими лапищами, чтобы убедиться, всамделишная ли она. Ну, уж тут она сумела постоять за себя! Вы же знаете, какая она добродетельная женщина, наша экономка Стреме. О ней не скажешь, что она дитя несмышленое, да и язык у нее подвешен так, что дай боже... Да... А все же я скажу: никакие они не журналисты.
- Как вас понять, Давид? Только что вы уверяли, что не верите в волшебников...
- Ну да, не верю. Я ведь что хочу сказать? Вовсе они не репортеры, а сыщики.
- Почему вы так думаете?
- Я узнал одного из них. Еще с прошлого года помню, когда расследовали убийство.
- Какое убийство?
- Разве вы забыли, господин профессор? Старика Ганделлера прикончили в особняке, что на углу Крети и Френолли. Вы и старика не помните?
- Никогда о нем не слыхал.
- Хороший был человек, царство ему небесное. На деньги позарились, вот и убили...
- Хорошо, хорошо, что еще говорят у бакалейщика?
- Всякий вздор. Дескать, каждому работяге придется теперь вкалывать как бы за десятерых, поскольку-де его размножат в десяти экземплярах, а получать жалованье он будет на одного...
- Значит, они, по-вашему, сыщики?
- Как пить дать, господин профессор, можете не сомневаться.
- А за черным ходом они тоже наблюдают?
- В сад я их не пустил. Но, кто их знает, может шпики подстерегают вас за пригорком. Пойти поглядеть?
- Нет нужды, Давид. Там они или нет, все равно я должен идти. Мне нечего их бояться. Может, они вовсе и не за мной следит.
Заметив во взгляде Давида плохо скрываемое любопытство, я решил растолковать ему смысл своих слов:
- Видите ли, возможно, им поручили оберегать меня от назойливых репортеров и непрошеных посетителей. Вы же сами рассказываете, что всякие вздорные слухи и вымыслы в связи с моим изобретением взбудоражили людей и посеяли немалую смуту. Машина заправлена?
- Сию минуту узнаю, господин профессор. Вызвать шофера?
- Нет, я поведу сам.
Все, что я сказал Давиду о детективах, не было простой уверткой. Я не сомневался, что они выслеживают моего теледвойника, с тем чтобы схватить его, если он "вернется домой". Вот почему я совершенно спокойно, по крайней мере внешне, направился к выходу. Правда... Если уж быть откровенным до конца, то признаюсь, спокойствие это не было таким уж безмятежным. Я все время помнил, что "репродуцированный Бирминг" внешне - моя точная копия, вылитый мой портрет, особенно когда молчит... Но стоит только ему заговорить, и его сразу же можно отличить от меня, он начинает рассказывать такое, о чем я никогда не стал бы распространяться. Возможно, ему удалось отвести от себя подозрения именно потому, что он столь пространно говорит об изобретении. В самом деле: кому придет в голову, что какой-то аппарат, сделанный руками человека, станет выдавать себя за изобретателя, который его создал?!
Не успел я выйти, как вооруженные фотоаппаратами детективы, словно по команде, бросились ко мне и, окружив плотным кольцом, рьяно пытались протиснуться как можно ближе. Форменная свалка и даже потасовка, которую они устроили вокруг меня, не походила на действия полицейских. "Может быть, Давид все-таки ошибся? - подумал я. - Или они пока не раскрывают своих подлинных намерений?" Как бы там ни было, придется сделать вид, будто я ни о чем не подозреваю. Поэтому, упорно пробиваясь к машине, я безмятежно произнес:
- Чудесная погода, не правда ли, джентльмены?
Мнимые журналисты даже опешили от неожиданности. Услышав столь глубокомысленное высказывание, произнесенное непринужденным тоном, они невольно посторонились, уступая мне дорогу.
До квартиры Лиан меньше четверти часа езды на машине. При въезде на проспект Клен пришлось переждать у светофора. В бесконечной веренице застопоривших машин, в третьем или четвертом ряду позади себя, я увидел небольшой спортивный автомобиль салатного цвета, неотступно следовавший за мной с самого проспекта Крети. Это меня не удивило. Если в машине действительно находились профессиональные репортеры, то они с присущей им настойчивостью и хваткой обязательно следовали бы за мной. Однако у Римерских ворот удалось оторваться от преследовавшей юркой машины. Едва я успел проскочить зеленый светофор, как вспыхнул красный сигнал и ехавшие следом машины резко затормозили.
Я решил проехать через Национальный парк. Правда, этот путь несколько длиннее, зато движение там меньше. Лиан имела обыкновение отправляться в театр в самую последнюю минуту, и я рассчитывал застать ее дома. Однако непредвиденные обстоятельства задержали меня в парке несколько дольше обычного. За Лебединым мостом мне пришлось затормозить: всю проезжую часть дороги заполнила колонна медленно двигавшихся людей. Подъехав поближе, я увидел, что это шла молодежь - юноши и девушки. Их было человек двести. Не требовалось орлиной зоркости, чтобы заметить конных полицейских, с обеих сторон попарно патрулировавших аллею, по которой направлялись демонстранты. "Гм, полицейский кордон - испытанное средство правительства против любых массовых выступлении", - подумал я. Молодые демонстранты расступились, пропуская машину, и все же я с большим трудом продвигался сквозь их ряды. Вдруг кто-то произнес мое имя. Я невольно оглянулся, резко затормозив машину. Студенты университета - а это оказались именно они - толпой окружили машину и стали... вполголоса провозглашать лозунги. Да, да, они скандировали их почти шепотом. Негромкие возгласы юных демонстрантов звучали как доверительные, дружеские обращения:
- Да здравствует профессор Бирминг!
- Мы с вами, профессор!
Кто-то громко крикнул:
- Идемте к театру!
Заметив знакомые лица студентов с факультета электроники, я вышел из машины.
- Куда вы собрались, друзья? - обратился я к возбужденным, раскрасневшимся студентам, стараясь своим тоном как-то успокоить их.
- В театр! - решительно ответила девушка в полотняной шапочке.
- Какой же именно?
- В театр "Орма".
Какое совпадение! Именно в этом театре выступает Лиан.
- Профессор, может быть, вы скажете что-нибудь?
- Да, да, нам так интересно вас послушать!
Вероятно, со стороны это зрелище казалось не только весьма необычным, но и несуразным: по обочинам аллеи, держась на почтительном расстоянии, будто оказавшись там чисто случайно, картинно гарцевали конные полицейские, а посредине шествовали разгоряченные девушки и юноши, вполголоса скандируя какие-то лозунги.
- И полицейские с вами? - спросил я простодушно. Ничего умнее не пришло мне в голову.
- Они боятся, как бы наше шествие не приняло характер политической демонстрации. Но мы ведь только прогуливаемся по парку, - широкоплечий юноша нетерпеливо встряхнул головой. Трудно было понять, что означал этот жест: то ли протест против полицейских, то ли решимость действовать наперекор всему, с каким бы риском и опасностями это ни было связано.
- Профессор, просим выступить!
- Просим, просим! - раздавалось со всех сторон. Растерявшись, я не знал, как поступить в столь необычной обстановке.
Окружившая меня толпа студентов образовала пробку: сзади нетерпеливо сигналили.
Пришлось перейти на тротуар. Однако от этого положение нисколько не улучшилось. До сих пор не представляю, как это ей удалось, но откуда-то сбоку вынырнула юркая спортивная машина салатного цвета и остановилась рядом с нами. Несколько репортеров, или подосланных под видом журналистов агентов полиции, зашелкали затворами фотоаппаратов перед самым моим носом.
- Друзья мои, надо всячески избегать столкновения с полицией. - Я пытался увещевать молодежь.
- Э, не беспокойтесь! Мы их обведем вокруг пальца, - и уже знакомый мне юноша кивнул в сторону полицейских. - Сделаем вид, словно прогуливаемся не спеша, и тем временем потолкуем.- Повернувшись к стоящему рядом студенту, он скомандовал: - Передай по рядам! Без лишнего шума! - Затем вновь обратился ко мне: - Поговорим по душам, профессор, а потом проводим вас к машине, не бойтесь.
При этих словах я горько усмехнулся.
- О чем же мы потолкуем?
- Вы же сделали колоссальное открытие! А ваша смелая борьба против нашего реакционного правительства?! Вот и расскажите нам об этом, дорогой профессор.
Подумать только: дорогой профессор! Это уже что-то совсем новое.
Репортеры с настораживающей поспешностью записывали что-то в свои блокноты, поэтому я решил прибегнуть к тактической уловке - чему только не научишься, попав в такой переплет!
- Сначала я предпочел бы послушать вас, господа.
- Пожалуйста, господин профессор, будем очень рады.
- Что вы намерены делать в театре?
- Там будет спектакль, а затем дискуссия о роли искусства в борьбе за мир, - ответила девушка в полотняной шапочке.
От толпы отделился молодой, но уже лысеющий юноша. Непомерно вздернутый нос придавал его лицу какое-то детское выражение.
- Настало время, когда в борьбе за мир надо использовать все возможности. В этом, господин профессор, мы целиком на вашей стороне. Вы не одиноки в своей борьбе.
- Очень мило с вашей стороны! Право, вы меня даже растрогали. Ну-с, а на что же вы рассчитываете? К чему может привести ваша позиция?
- Мы рассчитываем добиться многого. Прежде всего надо вынудить правительство дать твердую гарантию, что ваше открытие будет использовано только в интересах мира и прогресса.
- Так что же, друзья, вы развернули кампанию протеста во имя прогресса науки?
- Вот именно!
- Тогда позвольте вас спросить: зачем понадобилась эта манифестация?
Мой наивный вопрос вызвал сочувственные улыбки на лицах студентов. Некоторые даже добродушно засмеялись. Тотчас же послышалось:
- Тсс! Не шуметь!
- На улице поется лучше, - задорно ответила девушка в полотняной шапочке.
- Правда, профессор, мы поем народные песни. Против них даже конная полиция вряд ли может возражать.
- Итак, песня на благо науки и прогресса? - Я иронически улыбнулся.
- Можно сформулировать и так, господин профессор.
- Черт возьми! Недурно бы написать диссертацию на тему: роль песни в развитии науки!
Как ни парадоксально, мой иронический совет вовсе не был воспринят слушателями как насмешка. Студентам, развернувшим широкую кампанию солидарности с профессором Бирмингем, и в голову не приходило, что этот самый профессор способен их высмеять! Со мной получилось точь-в-точь, как с тем сказочным героем, который хотел отодрать репей, а тот в ответ больно уколол его руку своими колючками!
Все это время репортеры непрерывно щелкали затворами фотоаппаратов и усердно записывали в свои блокноты все, что им удавалось услышать. До самого последнего момента я старался держать их поодаль и не допускать до разговора со студентами. Заметив, какие отчаянные усилия делают журналисты, чтобы протиснуться ко мне, я решил во что бы то ни стало избежать интервью, не сулившего ничего, кроме неприятностей, и обратился к окружающим:
- Вы обещали проводить меня до машины.
- А вы тоже в театр, господин профессор? - оживленно откликнулись студенты.
- К сожалению, я уже приглашен в другое место.
- В таком случае до свидания, господин профессор.
- Бирмингу ура!
Включив мотор и дав газ, я с тоской, внезапно сжавшей сердце, подумал, что все слова одобрения и похвалы адресованы вовсе не мне. Мое место там, в лаборатории, где я должен работать, но это исключено, так как тот, другой "Бирминг", расторгнул контракт с правительством. Пока его не схватят, нечего и думать о возобновлении экспериментов.
Свернув в боковую аллею, машина миновала конных полицейских и остановилась у дома Лиан. Я вышел не сразу. Меня задержало сообщение, передаваемое по радио (приемник смонтирован на щитке машины):
"Как мы уже сообщали, сегодня во второй половине дня в Национальном парке было намечено студенческое шествие.