Все так же не дрогнув и перышком, «игрушка» вдруг раскрыла ярко-красный клюв и зашипела Лысому прямо в физиономию. У того глаза распахнулись широко-широко, выкатились, готовые свалиться с побелевшего лица. Он открыл рот – и заорал. Человек и гусь замерли нос к клюву – один вопил, второй шипел.
      Гусю надоело первому. Длинная шея выпрямилась, как атакующая кобра, и широкий гусиный клюв долбанул мужика прямо в глаз. Лысый разжал руки и попятился, визжа и закрывая ладонями ушибленный орган зрения. Евлампий Харлампиевич плюхнулся на пол, но даже не подумал сматываться. Наоборот. Тут же провел фирменную «подсечку Харли» – со всей силы долбанул клювом противнику по коленке и дернул его за штанину. Человек вскрикнул и всей своей массой грохнулся об пол. Распахнув крылья, Харли встал в любимую боевую стойку и зашипел. Вид у гуся был до невозможности грозный.
      Противник с трудом поднялся на четвереньки и целым глазом неверяще уставился на гордую птицу. Так можно глядеть разве что на любимого плюшевого мишку, когда тот вдруг отрывает головы всем куклам Барби, разбивает любимую мамину статуэтку балерины, крутящуюся на одной ножке под попурри из «Лебединого озера», а в довершение разгрома решает накакать посреди чистенькой детской комнаты. А главное – доказать родителям, что во всем виноват мишка, не удастся! Поэтому… Надо бежа-а-ать!
      – Куда? – завопил вслед улепетывающему Лысому его сотоварищ. – Телегу возьми!
      Но затираненный гусем приятель даже не оглянулся. Репанный ухватил обе тележки и рысью рванул мимо грозно растопырившего крылья гуся на выход.
      Катька проскользнула у него за спиной, подхватила гуся:
      – Молодец, Евлампий Харлампиевич, умница какой! – поглаживая его по длинной шее, ласково прошептала она. Выхватила из ячейки свой рюкзачок и, колотя себя по ногам кульком с продуктами, помчалась к выходу. Вихрем вынеслась за двери и замерла на продуваемой ветром площадке. Из ряда автомобилей вырулил заляпанный грязью серый фургончик и стартовал с площадки, рыча мотором так злобно, что Катька была уверена – побитый гусем Лысый сидит именно в нем. На парковке остались две брошенные опустевшие тележки.

      Пока девчонка выслеживала странных мужиков, совсем стемнело. Она замешкалась у выхода, не зная, идти по улице или опять проходными дворами, куда по темноте она обычно не совалась. Падавшие из окон квадраты света делали черноту вокруг еще гуще, и Катька прямо чувствовала, как в углах затаилось что-то… что-то… Ну очень страшное!
      Но сейчас путь по улицам казался еще страшнее. А вдруг серый фургон тоже где-нибудь затаился и будет мстить гусю за нанесенные обиды и понесенные увечья? Не-ет, Евлампию Харлампиевичу она пропасть не даст!
      Обреченно вздохнув, Катька подняла гуся на руки и свернула во двор. Испуганно остановилась. Ни одно окно не светилось. Приземистые коробки старых домов стояли черные и мрачные и жутко пялились на Катьку темными озерами слепых окон. Черный двор казался громадной распахнутой пастью. Ступи в сплошной мрак – гигантские зубы клацнут, и Катька навеки канет в непроглядную тьму. Вместе с гусем, лимонадом и сухариками. И даже колбасы от них не останется!
      «Спокойно, спокойно!» – мысленно твердила себе Катька. Ничего страшного не происходит, просто в домах нет света, отключился. Она пройдет, и ничего с ней не случится, никакой пасти там тоже нет…
      Катька попыталась сдвинуться с места, но ноги не шли. Они были словно сами по себе, головы не слушались и, кажется, были категорически уверены: может, чего-то и нет, а жадная пасть во мраке точно есть!
      Катька жалобно оглянулась назад, на освещенный отблесками уличных огней проход – лучше ей вернуться…
      Обморочная, страшная слабость окатила ее с ног до головы. Стало трудно дышать. Прямо за спиной, катясь тихо и неслышно, ехал знакомый заляпанный грязью фургон. Тупая железная морда с погашенными фарами нависла над девчонкой и, казалось, ехидно ухмылялась железным оскалом бампера. На ватных ногах Катька отступила назад, упершись спиной в стену…
      Прикосновение холодного бетона привело ее в чувство. Катька рванула вдоль дома к лазу между гаражами, со всей силы прижимая к себе притихшего Харли. Послышался звук мотора – словно серый фургон зарычал ей вслед – и все так же неторопливо и неумолимо покатил следом.
      – Ой, Харли, не надо нам было его клевать! И шипеть не надо было! – прохрипела на бегу Катька, проскакивая в лаз.
      Цепляясь рюкзаком за натянутую между гаражами проволоку, Катька проскользнула в соседний двор. В лаз фургону за ней не протиснуться… Катька со всех ног кинулась к ведущей на улицу арке. Скорей туда, где свет, где люди…
      Катька подбежала к арке и замерла. Тихо шурша шинами по старому асфальту, серый фургон с погашенными фарами выворачивал ей навстречу.
      Катька отпрыгнула обратно во мрак и в отчаянии огляделась. Если она снова побежит через двор, заметят – ее яркая куртка и белые перья Харли четко выделялись в темноте. Катька заметалась. Деваться некуда, ставший неожиданно тяжелым Евлампий Харлампиевич буквально обрывал руку, сумка с продуктами висела гирей… а фургон уже заполонил собой арку, вот-вот протиснется во двор, и Катька с гусем окажутся как на ладони.
      Катька снова бросилась в глубь темного двора. Пробежала мимо пристройки у «собачьей» квартиры.
      Фургон уже въехал во двор. Катька спиной чуяла, как сквозь лобовое стекло две пары недобрых глаз всматриваются во мрак двора, выискивают…
      Что-то с силой ударило ее по коленям. Катька глухо вскрикнула, зашаталась, едва не уронив гуся… плашмя ляпнулась на что-то высокое… твердое… плоское… Она наскоро провела рукой по поверхности и поняла, что, налетев впотьмах на скамейку, она лежит на металлическом дворовом столике, за которым коротают время местные бабушки.
      Фургон, словно привязанный к Катьке невидимой нитью, катил точно в ее сторону.
      Катька вьюном проскользнула под стол, втащила за собой сумку… и затаилась между столбиками ножек, на всякий случай зажимая рукой клюв Евлампия Харлампиевича.
      Темная громада фургона выступила из черноты и нависла прямо над Катькиным убежищем. Громко хрустнул гравий… и грязное колесо остановилось точно перед Катькой. Хлопнула дверь, и с высокой подножки на землю ступили ноги в тяжелых ботинках. Потом еще одни…
      Катька в ужасе зарылась лицом в перья гуся. Сейчас ее ухватят за шиворот, выдернут из-под стола… и все, они с Харли пропали!
      Обе пары ботинок некоторое время потоптались у самого Катькиного носа, словно их обладатели оглядывались по сторонам… и двинулись прочь. А потом девочка услышала резкое дребезжание дверного звонка и заливистый собачий лай.
      Катька осторожно выглянула из-под стола, так, что одни ее глаза торчали над деревянной скамейкой. Она не ошиблась – это были ее знакомцы из супермаркета, Лысый и Репанный. Лысый держался за подбитый Харли глаз и слегка прихрамывал. Подойдя к пристройке, он вдавил кнопку звонка. Его репанный приятель стоял рядом, прислонившись спиной к косяку, и прислушивался к собачьему лаю за плотно закрытой створкой.
      Катька высунулась из-за скамейки чуть дальше. Что же получается – эти двое вовсе и не гнались за ней? Они себе ехали по своим делам, а она панику подняла, по двору металась, под стол зачем-то залезла…
      Лай за дверью смолк, и тонкий девчоночий голос испуганно и неуверенно спросил:
      – Кто там?
      – Ты Аня, да? Открой, пожалуйста, нас прислал твой папа, – сладко пропел Лысый, и его тон показался Катьке каким-то очень знакомым. Только она никак не могла сообразить, где уже его слышала.
      За дверью «собачьей» квартиры явно воцарилось смятение. Сперва там тоненько недоуменно тявкнули, а потом дрожащий девчоночий голос снова сказал:
      – Папа не разрешает никому открывать, когда его нет дома.
      Лысый вздохнул так шумно, что, казалось, стекла задрожали:
      – Мы не хотели тебя пугать, но… понимаешь, деточка… – он вроде как замялся. – Боюсь, папы твоего сегодня дома и не будет… – горестно протянул он. – Ты же сама знаешь, он ездил на полигон, проводить испытания…
      – Облучение? Или взрыв? – теперь в голосе за дверью звучал откровенный ужас.
      Катька услышала, как внутри щелкают замки… и из темной, лишенной света квартиры на улицу высунулась изящная длинная морда афганской борзой. Катька кивнула – она всегда догадывалась, что эти собаки не простые, и вот, пожалуйста, – разговаривают!
      «Афганка» с легким взвизгом исчезла в дверях – словно ее втянули обратно. Вместо нее на пороге появилась худющая, коротко стриженная девчонка примерно того же возраста, что и Вадька. И быстро спросила:
      – Он в больнице? Или… – она задохнулась, и лицо ее, казалось, засветилось в темноте – таким оно было белым. – Или он… Он же не?…
      – Нет, нет, конечно, нет, – отступая от порога и пятясь к фургону, ласково-ласково пел Лысый. – И с ним, и с тобой все будет в порядке. Мы отвезем тебя к папе, деточка…
      Девчонка невольно шагнула за ним, выходя из квартиры…
      В эту секунду Катька сообразила много всякого и сразу. Сначала она поняла: Репанный занял такую позицию, что его невозможно увидеть ни от двери, ни из окна «собачьей» квартиры. Потом до нее вдруг дошло, на что похож приторный голосочек Лысого, – тот говорил в точности как волк из сказки «Семеро козлят»! И Катька вспомнила, что случилось с ней самой, когда она вот так же открыла дверь незнакомым дядькам.
      Выскочив из-под стола, Катька заорала:
      – Берегись!
      Девочка Аня растерянно обернулась на крик…
      Дверь за ее спиной с лязгом захлопнулась. Изнутри послышался отчаянный лай собак… А в плечи девочки впились лапищи Репанного. Аня рванулась, попыталась закричать… Широкая ладонь мгновенно запечатала ей рот. Девочка вцепилась в эту ладонь обеими руками, пытаясь отодрать ее от своего лица, взбрыкнула ногами… Лысый тут же ухватил ее за щиколотки. В одну секунду они сдернули извивающуюся и мычащую сквозь заткнутый рот девочку с крыльца… и зашвырнули ее внутрь фургона. Репанный с лязгом захлопнул дверцу… а потом они оба медленно и как-то очень страшно обернулись к Катьке.
      И только тогда девчонка сообразила, что столик больше не прикрывает ее.
      – Тю! – удивился Лысый. – Это ж та самая девчонка, из супермаркета. Что бутылку с водой уволокла! Оба-на! – завидев у Катьки под мышкой Евлампия Харлампиевича, вскричал он. – И гусь тоже твой? Я не понял – ты что, следишь за нами, малая? – Глаз в сине-черном ободе набухающего синяка налился кровью, и Лысый шагнул к Катьке.
      – Ничего я не слежу, – потерянно пробормотала та. – А если вы из-за бутылки, так нате, забирайте, пожалуйста… – И, с силой размахнувшись, Катька запустила кульком с бутылкой и продуктами в Лысого. Пакет угодил ему точно в живот, а Катька попыталась рвануть в сторону…
      Ее с силой схватили за руку.
      – Я вам покажу, как людей зрения лишать! – яростно взревел вцепившийся в нее лысый дядька. – Обоим шею сверну – и тебе, и гусю твоему!
      – Помогите! – чуть не теряя сознание от ужаса, заорала Катька.
      – Ори, ори, может, кто и поможет! – издевательски процедил Лысый, выдергивая ее из щели между столиком и скамейкой…
      Он оказался прав – ей действительно помогли. Двухголосый лай за дверью «собачьей» квартиры вдруг прекратился, а сама дверь странно хрустнула, словно в ней что-то сломалось. Створка широко распахнулась. Борзая, похожая на длинный росчерк рыжего карандаша, вылетела во двор и кинулась на кабину фургона, где была заперта ее хозяйка. Машина покачнулась. Изнутри послышался крик, и борзая принялась отчаянно биться о дверцу. Выкатившийся следом за ней бульдог, оттолкнувшись кривенькими лапами от земли, прыгнул на Лысого, опрокидывая его на землю и целясь зубами в шею… Лысый завопил, извиваясь в грязи, рванулся и пнул в морду бульдогу тяжелой подошвой ботинка.
      Послышалось звучное «хамк!»… Валяющийся на мокрой земле Лысый дрыгал ногой, безуспешно пытаясь стряхнуть бульдога, намертво всадившего в его подошву зубы. Бульдог упорно висел…
      Но у Катьки не было времени любоваться этой картиной. Стоило Лысому отпустить ее – она повернулась… и понеслась прочь с такой скоростью, что, казалось, ее собственные ноги не поспевают за этим безумным бегом.
      – Убегает! Держи! – мотая ногой и колотя бульдогом то об скамейку, то об землю, кричал Лысый.
      Репанный выскочил откуда-то сбоку. Катьку сильно пнули в плечо. Она пошатнулась… и рухнула в широченную лужу. Под ней сдавленно гоготнул Евлампий Харлампиевич. На нее навалились сзади, сильные жесткие руки ухватили ее за предплечья, заломили локти за спину…
      – Есть! – торжествующе завопил Репанный. – Я ее поймал… А-а-а! – радостный крик сорвался на вопль боли.
      Придавленный Катькой Евлампий Харлампиевич просунул длинную шею над ее плечом… и шарахнул Репанного клювом точно в глаз.
      Держась за клюнутый глаз, Репанный опрокинулся в лужу и взвыл. Катька взвилась на ноги…
      – Стреляй в нее, Рашид, стреляй! Уйдет! – исходящие из лужи вопли Репанного вдруг приобрели зловещую осмысленность.
      Позади бегущей изо всех сил Катьки взревел мотор фургона… Послышался отчаянный визг собаки… Два желтых конуса света ударили ей в спину, выкатились перед ней, как коврик, разворачивая у ног ее собственную черную и длинную тень. Позади глухо хлопнуло – девочка почувствовала, как ее словно бы сильно дернули за рукав куртки. Катька кинула быстрый взгляд через плечо.
      Злобно сверкая желтыми фарами, серый фургон катил прямо на нее. Из окна машины высовывался человек, в блеске фар казавшийся просто принявшим человеческую форму сгустком тьмы. Реальным в нем был только направленный на Катьку огромный вороненый пистолет. Из ствола с глухим хлопком вырвался сноп огня – Катьке показалось, что прямо ей в лицо! – и пуля, присвистнув, ударилась об асфальт, подняв в луже фонтанчик брызг.
      «Глушитель!» – только и мелькнуло в голове у девчонки.
      Молотя крыльями, белый гусь пронесся над Катькиной головой… и ринулся в распахнутую дверь ближайшего подъезда. Катька бросилась за ним. Прыгая через две ступеньки, побежала вверх по лестнице.
      Во дворе снова взревел мотор, истошно завизжала собака… и в ответ на лай и человеческие крики наконец-то послышались звуки открывающихся окон.
      – Что здесь происходит? – завопили откуда-то сверху.
      – Убирайтесь отсюда, хулиганье, сейчас милицию вызову! – звонко объявила какая-то женщина.
      Хлопнула дверь парадного…
      Взлетевшая на пятый этаж хрущевки Катька кинулась к окошку на лестничной площадке. Сквозь мутное от застарелой грязи стекло она увидела, как из подъездов выбегают люди, мечутся, перекликаясь друг с другом. За темными окнами мелькают огоньки… И еще с высоты пятого этажа было отлично видно, как быстро и тихо сворачивает в соседний проходной двор серый фургон с выключенными фарами, увозя похищенную девчонку. А следом длинными прыжками несется «афганка» и ковыляет бульдог.

      – Я что-то не понял, – с неожиданным тяжелым недоумением сказал Сева, каменно молчавший все время, пока Катька рассказывала. – Это что же – наша малая пошла в супермаркет, а ее убить пытались? – в голосе его звучало безграничное изумление. – Застрелить из пистолета с «глушаком»?
      – Что ты, Севочка, как можно, – с совершенно невозмутимой физиономией ответила Кисонька. – Это просто теперь такая новая гламурная фишка. Ну, то на скейтах катались, потом на роликах, а сейчас модно разъезжать по проходным дворам и из окна машины постреливать по прохожим.
      Сева дико покосился на Кисоньку – голос рыжей звучал с такой глубочайшей серьезностью, что было немудрено и поверить.
      – А если вдруг попадут? – обалдело поинтересовался он.
      – Чучело набивают, – сообщила Кисонька. – На память, трофей все-таки…
      Мурка захихикала.
      – Я сейчас это чучело сам набью! Ремнем по попе! – пригрозил Вадька, недобро поглядывая на сестру. – И мать, и я сколько раз предупреждали – не суйся в «проходняки»! Там дворовые собаки, там бомжи…
      – О стрелках с пистолетами тоже предупреждали? – рявкнул на Вадьку Сева. – Ты у нас в курсе модных тенденций? – Он злобно покосился на Кисоньку. – Народ, вы что себе думаете? Катька выходит из офиса, и ее обстреливают! Даже не потому, что она вела дело и преступник догадался, что на самом деле она – не просто ребенок!
      Катька мгновенно приосанилась – всякому приятно слышать, что ты «не просто ребенок».
      – В нее стреляли по дороге из магазина! Считай – за просто так! И даже гонорара не будет!
      – Ах, вот что тебя возмущает! – пренебрежительно протянула Кисонька.
      – Да! Возмущает! – взвился Сева. – Когда обстреливают за гонорар – это наша работа! А когда за просто так – это хамство! Подумаешь – похищение она видела! Тоже мне, невидаль! Мы, с тех пор как «Белого гуся» открыли, и не такого навидались! А вы сидите!
      – А что нам делать? – напуганная Севкиным напором пробормотала Мурка.
      – Разбираться! – гаркнул Сева. – Никто не имеет права стрелять по нашей Катьке… – он вдруг замялся. – Ну, и по Харли тоже… Вообще по всем нам, сыщикам, никто не будет стрелять безнаказанно! Что за номера – уже за колбасой сходить нельзя, чтоб тебя не обстреляли! – Несмотря на некоторую несвязность последнего заявления, видно было, что Сева настроен решительно.
      – Севочка-а! – жалобно протянула Катька. – А гонорар как же? За меня гонорар не заплатят!
      – Плевал я на гонорар! – заматывая шею шарфом, огрызнулся Сева.
      – Ух ты! – глядя на Севу широко распахнутыми восторженными глазами, выдохнула Катька. Торопливо одернула рукава грязного свитера и кокетливо поправила стянутые в точно такой же, как у Кисоньки, хвост волосы. Косичек она с некоторых пор не носила.
      – Ничего себе! – тоже разглядывая Севу, будто впервые его видела, присвистнула Мурка. – Если уж Севке на гонорар плевать… Надо идти, – заключила она, натягивая снятую было куртку.
      – Ладно, – покорно согласился Вадька, тоже слегка ошеломленный Севиной яростью. – Только я нашего Саляма отпущу, зачем ему тут сидеть. – Он кивнул на окно в стене, сквозь которое отлично был виден парадный, для приема клиентов, офис агентства «Белый гусь» и сидевший там крепкий бородатый мужик, меланхолично жевавший бутерброд с салями.
      Собственно, за страсть к этой колбасе Салям и получил свое прозвище. Как его звали на самом деле, сейчас помнил, наверное, только Сева, который регулярно притаскивал Саляму на подпись всякие документы, – потому что Салям был подставным владельцем «Белого гуся». Что же поделаешь, если по закону двум мальчишкам, трем девчонкам и белому гусю, в полном расцвете его гусиных сил, нельзя владеть собственным детективным агентством! Приходится заводить себе такого бородатого Саляма.
      На переговорах Саляма тоже приходилось использовать. Взрослые, как говорит в таких случаях Кисонька, «мыслят шаблонами». То есть если тебе тридцать лет, ты сидишь в навороченном офисе и выглядишь как накачанный шкаф с бородой – ты великий сыщик, способный распутать самое сложное дело. А если ты ходишь в школу и выглядишь как обычный пацан или девчонка – иди учи уроки, деточка, и не лезь в дела взрослых! Поэтому реальное общение с клиентом выглядело следующим образом. Затаившись в рабочей комнате, сыщики наблюдали за клиентом через окно, которое с другой, выходящей в парадный офис, стороны выглядело обычным зеркалом. И через микрофончик за ухом у Саляма подсказывали ему, что говорить. С модными дамами обычно договаривалась Кисонька, а если в офисе появлялся перекачанный браток – к микрофону усаживалась решительная Мурка. Не сладившим со злобными хакерами программистам все нюансы профессионально разъяснял Вадька, а за гонорар всегда торговался Сева. В результате Саляма в городе считали не только гениальным сыщиком, но и человеком, способным с кем угодно найти общий язык. Даже с капризными младенцами и озлобленными животными (Катька и гусь у микрофона).
      – Салям, мы уходим, и ты тоже можешь идти, – сказал Вадька.
      – Могу, – благодушно согласился Салям. – Ноги-то есть… – вытягивая конечности, чтобы Вадька убедился, что ноги у него действительно есть, сообщил Салям. И впился зубами в очередной бутерброд.
      У кого-то другого эта фраза могла сойти за незамысловатую шутку, но Вадька знал, что Салям абсолютно серьезен.
      – Рабочий день закончился, – стараясь говорить очень четко и ясно, как маленькому ребенку, повторил Вадька. – Мы запираем офис, иди домой. – Иногда Вадьку бесило, что их «подставной» такой тупой. Но что поделаешь, как говорил Сева: «Был бы Салям умный, хвостик бы мы от его салями имели, а не агентство – по документам тут все его!»
      – Не может быть, – уперся Салям. – Я за рабочий день успеваю съесть пятнадцать бутербродов. А сейчас ем только тринадцатый, – демонстрируя Вадьке надкушенный бутерброд, объявил Салям. – До конца рабочего дня еще два с половиной бутерброда осталось. Не годится прерываться на тринадцатом – число несчастливое. – И он снова принялся жевать.
      «Ой, тупо-ой!» – чуть не взвыл Вадька и сам себя остановил. Некрасиво даже в мыслях ругать человека, который совсем недавно отбил тебя у шайки грабителей. Кстати, с помощью своей обожаемой салями.
      – Давай ты несчастливый бутерброд быстренько доешь, а оставшиеся два с собой возьмешь, – тоже заглядывая в офис, предложила дипломатичная Кисонька. – Дома их проработаешь.
      Салям немного подумал и, согласно кивнув, принялся орудовать ножом, сооружая себе бутерброды на дом. Полностью одетые компаньоны нетерпеливо переминались в ожидании.
      – Кстати, ты мне колбасу купила? – поглядывая на Катьку, вопросил Салям. – А то у меня заканчивается. Завтра уже не с чем работать, – демонстрируя колбасную «попку», объявил Салям.
      – За колбасу нынче и пристрелить могут, – пробурчал Сева, который все никак не мог переварить сегодняшнее происшествие с Катькой.
      Но Салям услышал и понял по-своему.
      – В городе что, перебои с колбасой? – спросил он. Замерев с ножом в руках, он переводил напряженный взгляд с одного из ребят на другого. – А как же я? – голос его зазвучал жалобно. – Я без колбасы не могу! Вы мне лучше зарплату недодайте, но колбаса чтоб была!
      – Не подавай Севке ценных идей, а то он ими воспользуется, – буркнула Мурка, иронически косясь на вдруг призадумавшегося Севу. – Будет тебе твое стратегическое сырье, не дергайся!
      Слегка успокоенный Салям кивнул, но Вадька заметил, что на всякий случай он прихватил с собой не только готовые бутерброды, но и колбасную «попку». Вадька с облегчением запер парадную дверь за подставным владельцем «Белого гуся», и компаньоны бегом рванули к черному ходу, скрытому за штабелем старых ящиков из соседнего магазина. По строгим правилам агентства парадной дверью под солидной, серебром на сером фоне, вывеской пользовались только клиенты и Салям, а настоящие владельцы «Белого гуся» всегда шастали через черный ход.
      Захлопнув за собой тяжелую бронированную дверь, Вадька принялся колдовать над кодовым замком.
      – Ребятки… – вдруг неуверенно окликнул их незнакомый взрослый голос.
      Не дрогнув, Вадька прикрыл клавиатуру кодового замка полоской проржавленного засова. И только тогда обернулся.
      Из-за штабеля старых ящиков на них глядела мужская голова в китайской вязаной шапочке.
      – Ребятки, вы не знаете, где тут этот… – запинаясь, начала голова. – «Серый птах»… Не, не так… «Белый хвост»? Короче, где тут сыщик ведет прием народонаселения? – требовательно вопросила голова.
      – Вы ищете детективное агентство «Белый гусь»? – как всегда, безупречно вежливо поинтересовалась Кисонька.
      – Точно! – при голове обнаружились еще плечо и рука, и грязноватый палец этой самой руки подтверждающе ткнул в Кисоньку поверх штабеля. – Я ж помню, что там какие-то звери были!
      – Гусь – не зверь, – прижимая к себе покрепче Евлампия Харлампиевича, тихонько пробормотала Катька. – Вы еще скажите, что он насекомое, таракан какой-нибудь…
      Евлампий Харлампиевич гоготнул – быть тараканом он решительно не соглашался.
      – Зачем вам детективное агентство? – недоверчиво спросил Сева. Не походила эта самая голова на их обычных клиентов. Те как-то посолиднее выглядели.
      – Да сперли у меня тут кой-чего, – печально вздохнула голова.
      Все-таки клиент. Под конец рабочего дня явился – и нате вам, они уходить собрались и, главное, Саляма отпустили! Что особенно обидно – сам Сева и предложил разобраться с Катькиной стрельбой, никто его за язык не тянул!
      – Если сыщик не найдет, хоть пропадай, скоро есть станет нечего! – потерянно пробубнил клиент и завозился, пытаясь подойти к ребятам поближе.
      Цепляясь за ящики, он выбрался из-за штабеля… При голове оказалась не только рука, но и остальное тело. Невысокий и какой-то заморенный мужичок средних лет что-то придерживал под распахнутой полой дешевенькой китайской куртки, словно изготовившийся к стрельбе киллер.
      – А что у вас украли? – старательно маскируя профессиональный интерес под детское любопытство, спросил Сева. Надо хоть выяснить, что у мужика случилось, может, удастся уговорить его прийти завтра?
      – Да колбасу! – рявкнул мужик в китайской куртке и, словно пистолет, выхватил из-под полы… обломанную палку сухой колбасы.
      – Половины сервелата как не бывало! – в доказательство потрясая колбасным обломком у Севы прямо перед носом, возмущенно выпалил мужик. – А за него деньги плачены, не черепья трачены…
      Сзади тихонько захихикали девчонки. Севкина физиономия окаменела.
      – Сыщик тоже не бесплатно работает, – сухим, как та самая колбаса, тоном отрезал он. – Если вы не можете купить себе новую колбасу, как вы ему гонорар заплатите?
      – Да брось, пацан! Не возьмет же он с меня больше, чем моя колбаса стоит? – разглядывая обломанную палку, недоверчиво покачал головой мужик.
      – Дай нашему Саляму волю, он за колбасу что угодно сделает. Хорошо хоть, это сервелат, а не салями, – тихонько пробормотала Мурка и, отодвинув с дороги Севу, пробралась вперед. – Извините, но мы насчет сыщика не в курсе, – решительно объявила она мужику. – До свидания. – Волоча за собой сестру, она быстрым шагом направилась к выходу. Компаньоны поспешили за ней, оставив вооруженного обломанной колбасой мужика растерянно глядеть им вслед. – Мы же собирались со стрельбой разобраться, а ты тут со всякими колбасными психами беседуешь! – упрекнула она Севу.
      Они свернули с улицы в проходной двор…

      – Только вы осторожнее, там света нет, темень – жуть! – начала Катька и… осеклась.
      Вырывая черные силуэты домов из темноты позднего вечера, ярко сияли окна. Золотистые прямоугольники света ложились на асфальт, блестками осыпали рябящую под ветерком лужу.
      – Свет уже есть, – заключил Вадька. – Давай, малая, показывай, где тут на тебя всеми колесами наехали?
      Катька нерешительно двинулась в глубь двора. Теперь, в падающем из окон ярком свете, дворик выглядел удивительно мирно. Будто не здесь час назад собаки гнались за похитителями, а по Катьке и Харли палили из пистолета с глушителем.
      – Отсюда Лысый и Репанный девчонку выманили, – показывая на отдельный вход квартиры с кирпичной пристройкой и кованой оградой, объяснила Катька. Сейчас эта квартира была единственной, в которой не горело ни одно окно. – Потом ее в фургон кинули! Фургон вот здесь стоял…
      – Здесь? – с сомнением переспросил Вадька, разглядывая ведущую к пристройке дорожку. Он вытащил фонарик из кармана и поводил им вдоль узкого серого языка асфальта. – А следы колес где?
      – Не знаю, – растерянно ответила Катька, тоже разглядывая абсолютно чистый, словно вымытый, асфальт перед пристройкой. – Вот под этим столиком я пряталась, а когда Лысый ко мне полез, я в него кульком с продуктами запустила… – Катька вытащила свой фонарик и зашарила лучом вокруг. На мокрой, расползшейся в грязь земле валялось много всего – окурки, бумажки, пустые банки из-под пива, но никакого пакета не было.
      – Наверное, его Лысый прихватил, – сказала Катька.
      – Того, что он в супермаркете набрал, ему мало? – недоверчиво хмыкнул Сева. Похоже, он снова начал жалеть, что так рьяно выступил в защиту Катькиных интересов.
      – Могли соседи подобрать, – поторопилась вмешаться Кисонька.
      – Я туда побежала, а водитель, его Рашидом называли, принялся по мне палить… Одна пуля вон в лужу улетела…
      Вадька тяжко вздохнул, присел на корточки… и, закатав рукава куртки, принялся шарить в луже. Сева минуту поколебался – уж очень не хотелось ему лезть в грязную холодную воду, – но солидарность победила, и он начал прочесывать лужу с другой стороны. Девчонки столпились у них за спиной.
      – Нет здесь ничего! – после десяти минут безуспешных поисков раздосадованно рявкнул Сева и принялся тереть закоченевшие мокрые ладони.
      – Как же нет, когда была! – чуть не плача, вскричала Катька. – Я сама в этой луже валялась!
      – Ты, может, и валялась, а пули там нет, – упрямо повторил Сева.
      – Точно – нет, – поднимаясь, подтвердил и Вадька.
      – Но в меня же стреляли! – закричала Катька. – Говорю вам – он прямо с водительского места по мне: бах, бах! – Она растерянно оглядела нахмуренные лица компаньонов. – Вы что, мне не верите?
      – Верим, конечно! – поторопилась ответить Мурка. – Просто странно как-то: ты говоришь, света не было – а он есть, фургон был – а следов нет. Пули тоже нет…
      – Зато, может, похищенная девчонка как раз есть? – хихикнул Сева.