Волшебные чары

— Дорогой, я так волновалась! Что задержало тебя?

Викарий нежно поцеловал свою жену и ответил:

— Я же просил тебя не волноваться. Я бы давно был дома, если б не задержался в деревне.

— В деревне? — удивилась Гермия. — Что там случилось?

Зная, что не следует заставлять няню ждать еще дольше, отец прошел в столовую и сел во главе стола.

— Вы не поверите тому, что произошло, — сказал он, — да и я никак не могу поверить.

— Что такое? — спросила миссис Брук.

— Исчез маркиз Деверильский!

Гермия ошеломленно глядела на отца, как будто не уверенная, что правильно поняла сказанное.

— Что значит исчез, папа?

— Да буквально исчез, — ответил викарий. — Вся деревня взбудоражена этим. Сейчас все в поместье ищут его.

Гермия смотрела на отца широко раскрытыми глазами, желая что-то сказать, но мать опередила ее восклицанием:

— Расскажи нам все" дорогой, с самого начала. Я пытаюсь и не могу понять, что ты говоришь.

— Мне самому трудно осознать все это, — сказал викарий, — но когда я шел домой, полдюжины людей остановили меня, толкуя наперебой, как попугаи.

Он улыбнулся:

— Прежде чем я смог остановить их общий гомон, чтобы понять хоть что-нибудь, вокруг кабриолета столпилась половина деревни.

Он замолчал, наливая своей жене, а затем дочери суп из супницы, которую няня поставила на стол перед ним.

Это был суп из сельдерея, как всегда великолепный, одно из любимых блюд викария.

Он наполнил и свою тарелку и съел первую ложку, когда Гермия умоляюще воскликнула:

— Пожалуйста, продолжай, папа. Мы должны знать, что произошло!

— Да, конечно, — ответил викарий. — Ну вот. Очевидно, что сразу после завтрака в усадьбе мой брат решил поразить маркизу своих годовалых лошадок, которых он держит на поле в северной части парка.

Гермия знала, где было это поле, и не прерывала отца, который продолжал:

— Эти два джентльмена отправились туда верхом, не спеша, занятые разговором, как вдруг их галопом догоняет конюх, чтобы сказать графу, что к нему в усадьбу прибыл какой-то посетитель, которому нужно срочно и безотлагательно видеть графа.

Викарий остановился и проглотил еще ложку супа, прежде чем продолжил рассказ:

— Мой брат, очевидно, был недоволен необходимостью возвращаться, но поскольку они отъехали еще не далеко, он попросил маркиза продолжить путь одному и повернул назад к усадьбе.

— И кто же ожидал его там? — спросила миссис Брук.

— В деревне, очевидно, не знают этого, — ответил викарий, — но люди говорят, что Джон был в доме лишь несколько минут и сразу же поскакал догонять маркиза.

— И что же… случилось потом? — прошептала, затаив дыхание, Гермия.

— Он не смог найти его!

— Как это — не смог найти его? — спросила миссис Брук.

— Так-таки и не смог, — ответил ее муж. — Нигде не было и следов маркиза, и не понимая, что произошло, Джон вернулся обратно.

Он выдержал драматическую паузу, как будто хотел подержать слушавших в напряженной неизвестности, пока он продолжал прихлебывать свой суп.

— Едва мой брат успел доехать до конюшен в усадьбе, как, к его ужасу, во двор галопом прискакала лошадь, на которой ехал маркиз, с болтающимися по бокам стременами и с пустым седлом!

Гермия сдавленно вскрикнула:

— Я думала, что он — хороший наездник!

— Это действительно так! — ответил викарий. — Я слышал, что маркиз хвастался, мол, не было еще лошади, которая смогла бы сбросить его!

— Но тут уж он, очевидно, был сброшен! — воскликнула миссис Брук.

— Я думаю, что именно это предположили Джон и все другие, — сказал викарий.

— Что же дальше? — спросила Гермия.

— Естественно, твой дядя велел всем конюхам садиться на лошадей и найти маркиза как можно быстрее.

Наступила напряженная пауза, прежде чем миссис Брук спросила:

— Ты хочешь сказать, что они не нашли его?

— Никаких признаков! — ответил ее муж.

— Это невозможно! — воскликнула Гермия. — Он должен находиться где-то рядом!

Викарий доел свой, суп и, пока няня убирала супницу и приносила следующее блюдо, он сказал:

— Как только я закончу обедать, я поеду в усадьбу, чтобы предложить свою помощь. Даже Уэйд, очень разумный человек, утверждает, что все в усадьбе искали с обеда до вечера и нигде не смогли обнаружить маркиза.

Гермия и ее матушка знали, что Уэйд был главным управляющим и работал на усадьбе много лет.

Он был немногословным человеком, но тому, что он говорил, можно было верить, и они поняли, что если уж Уэйд сказал это, значит, тайна исчезновения маркиза не была преувеличена.

— Да, конечно, ты должен поехать на случай, если понадобится твоя помощь, дорогой, — пришла к выводу миссис Брук, — но кажется совершенно невероятным, что они не смогли найти его.

— Я совершенно согласен с тобой, хотя Уэйд сказал мне, что они искали абсолютно везде.

Улыбнувшись, он добавил:

— Жаль, что его лошадь не может говорить, потому что она то уж должна знать, где оставила своего прославленного всадника.

Гермия хранила молчание.

У нее даже мелькнула мысль, что, возможно, маркиз и был действительно Дьяволом — как она подумала, встретившись с ним впервые, — и он в конце концов возвратился в Подземное Царство, из которого вышел, и они никогда не увидят его вновь.

— Я думаю, единственное, что может сделать каждый из нас, — заметила миссис Брук, — это как-то самому попытаться найти маркиза.

— Ну, во всяком случае, я знаю лишь одно — что его нет в нашем доме! — сказал ее муж.

Он обнял свою жену и крепко прижал ее к себе, говоря:

— Я так хотел провести спокойный вечер с вами; но я не буду задерживаться слишком долго, если увижу, что ничем не смогу помочь. Я думаю, мне не стоит брать Гермию с собой?

— Пусть она лучше останется дома, — ответила миссис Брук.

Гермия угадывала мысли матушки о том, что, если, как она подозревала, маркиза считают в усадьбе предполагаемым женихом Мэрилин, там не захотят присутствия Гермии.

После отъезда отца Гермия с матушкой сидела в гостиной, обсуждая случившееся Миссис Брук спросила:

— Ты, наверное, разговаривала с маркизом нынешним утром, когда он был с Мэрилин. Каким он показался тебе?

— Лучше всего я смогу описать его, мама, сказав, что он пресыщен, циничен и очень саркастичен!

Миссис Брук казалась удивленной.

— Отчего бы ему быть таким?

— Я думаю, мама, что его испортил успех во всем, что бы он ни предпринимал.

— Ты думаешь, что Мэрилин влюблена в него? — поинтересовалась матушка.

— Она очень стремится выйти за него, мама, и это, конечно, очень устроило бы тетю Эдит.

— Уж это точно, — согласилась матушка, и Гермия поняла, что нет необходимости объяснять ей это подробнее.

Было уже около одиннадцати часов вечера, когда возвратился отец, и едва он переступил порог, его жена и дочь с нетерпением вскочили на ноги.

— Есть какие-нибудь новости, папа? — спросила Гермия прежде, чем ее матушка успела произнести хоть слово.

— Никаких, — ответил викарий. — Все это кажется совершенно необъяснимым, и я никогда не видел Джона таким взволнованным.

— А Эдит? — поинтересовалась миссис Брук.

— Ей было не до меня, как ты сама можешь представить, — пожал плечами викарий, — и мне сказали, что Мэрилин в таком расстройстве, что ее пришлось уложить в постель.

— Я думаю, это ужасно, когда такое случается с твоим гостем, кто бы он ни был, — заметила миссис Брук. — Я полагаю, что мы ничем не можем помочь?

— Ничем, — ответил викарий, — за исключением молитвы, чтобы он не оказался убитым из-за денег, которые могли быть при нем.

После небольшой паузы он сказал:

— Я полагаю, что мне не следовало бы говорить тебе этого, но Джон уверен, что это — работа предполагаемого наследника маркиза — Рошфора де Виля7.

— Какое странное имя! — пробормотала Гермия.

Ее отец уселся в свое любимое кресло возле камина.

— Де Виль — французское имя, имя его семьи, — объяснил он. — Я думаю, они — потомки норманов, пришедших с Континента во времена Вильяма Завоевателя.

— И ты думаешь, что этот человек, Рошфор де Виль, убил маркиза? — спросила миссис Брук с ноткой недоверчивости в голосе.

— Лично я не могу поверить этому, — ответил викарий. — Это было бы слишком явным преступлением. Но несомненно одно: по словам Джона, между ними была большая вражда. Маркиз множество раз оплачивал долги де Виля, а в последнее время стал наконец отказываться делать это.

— Значит, если он разделается с маркизом, то унаследует и его титул, и его состояние? — поинтересовалась Гермия.

— Если его не арестуют и не повесят за убийство, — ответил ее отец.

— Но если он будет главным подозреваемым, то глупо поступать таким образом? — упорно спрашивала Гермия.

— Ты совершенно права, дорогая, — согласился отец, — и поэтому я не верю, что маркиза убили. Он скорее всего вылетел из седла где-нибудь, и они просто еще не нашли его. Джон разошлет всех на поиски, как только рассветет.

Он поднялся с кресла и вздохнул:

— Я полагаю, что мне тоже следует присоединиться к ним, так что теперь я отправлюсь в постель, и спасибо вам, мои дорогие, что вы дождались меня.

Они поднялись по лестнице все вместе, Гермия поцеловала отца и мать, нежно желая им доброй ночи, и ушла в свою спальню.

Спальня была небольшая, но матушка позаботилась, чтобы она выглядела уютной. Здесь были все ее особые сокровища, которые Гермия собирала с самого детства.

Некоторые из фарфоровых украшений были подарены ей Мэрилин, и, глядя на них, она почувствовала жалость к кузине.

— Она, должно быть, мучается, не зная, что случилось с человеком, за которого она хотела выйти замуж, — тихо сказала сама себе Гермия.

И в то же время какая-то интуиция, от которой она не могла отделаться, говорила ей, что маркиз не имел намерений жениться на Мэрилин и ясно понимал, что она пыталась хитростью склонить его к тому, чтобы сделать ей предложение.

Девушка не знала, каким образом она поняла это, но это было так же ясно для нее, как если бы кто-то доказал ей истинность этих предположений.

— Бедная Мэрилин, — думала она с сочувствием, — Она будет очень расстроена. Но несомненно, что с такой внешностью она найдет в Лондоне множество других мужчин, готовых сделать ей предложение.

Они, может быть, будут не столь влиятельными или богатыми, как маркиз, но зато она будет более счастлива с человеком, не столь презрительно относящимся ко всему в жизни.

Гермия легла в постель, раздвинув перед этим занавеси на окне, и лежала, наблюдая, как мерцают звезды и как крадется по небу луна.

Луна была полная, и она вспомнила, что селяне считали такое время самым подходящим для шабаша ведьм, которые слетаются на него на своих метлах.

В тот момент, когда она подумала об этом, ей почудилось даже, что на фоне луны на мгновение мелькнул силуэт одной из ведьм.

Вдруг она вскрикнула, как бы вспомнив что-то, и села в кровати.

Если ее дядя был прав и злобный наследник маркиза убил его, она догадывалась теперь, куда могли спрятать его тело те, кто был нанят для такого чудовищного дела.

Она знала, что никто из живущих в деревне или в поместье не осмелился бы искать его в хижине старой миссис Уомбат, расположенной в центре Леса Колдуний.

Все так были напуганы своими собственными рассказами о колдунье, что стали верить в то, что ее привидение охраняет место, где она жила, хотя она сама давно умерла и была похоронена.

Более того, они могли поклясться, что в лунные ночи видели ее, веселящуюся с Сатаной.

Даже такой разумный человек, как главный управляющий Уэйд, не подошел бы, и близко к. этой хижине в лесу.

— Вот где он должен быть! — сказала себе Гермия.

Она была уверена в своей правоте, но знала, что должна проверить догадку, чтобы убедиться окончательно.

Сначала девушка подумала что следует сказать об этом отцу, но ведь он захочет, чтобы и она пошла туда вместе с ним, и Гермия будет выглядеть очень глупо, если окажется, что она ошиблась. Отец может тогда спросить ее, почему она так интересуется маркизом.

Лучше сказать ему это утром, чтобы он обязательно заглянул туда.

Но по какой-то причине, сама не зная почему, она чувствовала, что должна идти туда теперь же, в этот момент, и медлить никак нельзя.

Девушка встала с кровати и оделась, набросив на себя первое попавшееся под руку платье.

Она откинула назад волосы, завязав их лентой, и набросила на плечи небольшую шерстяную шаль на случай ночного холода.

Холода, однако, не ожидалось, поскольку весь день был жарким, безветренным, и даже сейчас было тепло.

Приготовившись таким образом, Гермия очень осторожно открыла дверь своей спальни и неслышно проскользнула вниз по лестнице в чудках, держа свои туфли в руке.

Она вышла через кухонную дверь сзади дома, опасаясь быть услышанной отцом и матерью, спавшими в большой спальне, выходившей окнами на фасад.

Надев туфли, она пошла через, сад, примыкавший к главной дороге, где ее уже не могли видеть из окон.

Вряд ли ее кто-нибудь заметил.

Она знала, что няня, да и родители были бы поражены, узнав, что она вышла в такое время.

Ей не было необходимости проходить через калитки, ведущие в парк дяди.

Вместо этого она, как делала неоднократно и ранее, взобралась на стену и соскочила на мягкую землю, направившись затем прямо к Лесу Колдуний.

Этот лес был ближайшим к деревне, и именно поэтому, подумала Гермия, миссис Уомбат много лет назад построила там себе хижину.

Это было еще во времена дедушки Гермии, который — как она слышала о нем — был очень схож характером с ее отцом: такой же жизнерадостный и добрый ко всем, кто жил на его земле.

Он не возражал, когда миссис Уомбат с помощью двух молодых людей, которых она, видимо, приворожила, построила себе дом, частично из кирпичей, частично из стволов деревьев, и стала там жить одна.

Теперь же, когда Гермия вошла с ближнюю часть Леса Колдуний, она поневоле задумалась, верно ли было то, что рассказывали о нем люди.

А вдруг она увидит в лунном свете странные видения и услышит музыку, под которую танцуют ведьмы, эхом разносящуюся по лесу?

Но затем она стала убеждать себя, что даже если ведьмы и собрались в лесу, они не тронут ее, поскольку эльфы и феи — бывшие ее друзьями с тех пор, как она впервые узнала о них — защитят ее от любой напасти.

Сам лес был прекрасен в лунном свете, и трудно было представить, что подобное очарование может омрачиться чем-то злобным.

Луна проливала свое серебро сквозь ветви деревьев, создавая причудливые узоры тени на дорожке, по которой шла Гермия.

Она видела звезды, бриллиантами сверкавшие в небесах над нею, и единственная музыка. которую она слышала, исходила из ее сердца и от деревьев.

Будучи маленькой девочкой, она всегда верила, что если прислушаться, приложив ухо к стволу дерева, то услышишь, как оно дышит, а иногда услышишь и песню, которую оно напевает себе.

Все же другие звуки, чудившиеся ей, исходили скорее всего от гоблинов — этих лесных духов, живущих под корнями деревьев — да от белок, прячущихся в своих гнездах высоко в ветвях и не боявшихся никого, кроме человека.

Неблизок был путь к середине леса, но даже подходя все ближе к хижине миссис Уомбат, она не боялась.

Сначала она увидела лесной пруд, в котором, как она знала, старая женщина купалась и из которого брала воду.

Это был прекрасный пруд, окруженный ирисами и болотными калужницами, и все-таки, казалось, под лунным светом поверхность воды таит мистические тайны.

Сразу за прудом, полускрытый кустами, разросшимися за многие годы, показался домик миссис Уомбат.

Он выглядел так, будто находится в удивительно хорошем состоянии, хотя в нем долго никто не жил. Крыша была цела, и печная труба — на месте.

Подойдя к нему, Гермия увидела, что два маленьких окошка с обеих сторон от двери были заколочены досками, и она удивилась, что кому-то понадобилось сделать это.

Она стояла, глядя на них и думая, что кто-то, не боявшийся проклятия колдуньи, должно быть, приходил сюда после ее смерти и оберегал домик от непрошеных гостей.

Но кто бы мог покуситься на него? Скорее всего это было сделано по распоряжению ее дяди, но эта мысль показалась ей невероятной.

Зная его, она была вполне уверена, что он пожелал бы, чтобы этот домик развалился, и чем скорее, тем лучше.

Тот же инстинкт, который привел ее сюда, . заставил заглянуть внутрь, и она положила руки на тяжелый деревянный брус, закрепленный поперек двери и запиравший ее.

Он был крепко вставлен в две железные скобы, вбитые в стену домика с двух сторон от двери. Даже в слабом лунном свете было видно, что скобы эти вбиты недавно.

Деревянный засов был тяжелым, и всех сил Гермии едва хватило на то, чтобы приподнять его. Но она в конце концов все же подняла его и сбросила на землю.

И тут, когда девушка уже была готова потянуть на себя дверь, открывая ее, она впервые почувствовала испуг.

А вдруг внутри — что-то ужасное?

Она ощутила дрожь страха, пробежавшую по ней. Все еще дрожа, она услышала тихий крик совы.

Это был такой знакомый звук, бывший неотъемлемой частью ее жизни, что он сразу успокоил ее, как будто ее отец или кто-то еще, кому она доверяла, оказался рядом.

Если это лесное существо не боится здесь ничего, значит, и ей нечего бояться.

Она приоткрыла дверь и в первый момент не смогла ничего увидеть.

Затем, когда ее глаза приспособились к полутьме, она увидела что-то лежавшее на полу в середине маленькой комнаты.

Сначала Гермия подумала, что это — просто брошенная одежда или, может быть, груда листьев.

Но затем интуиция подсказала ей, что это был человек, и она уже знала, что нашла маркиза.

Девушка открыла дверь на всю ширину, и теперь лунный свет позволил ей убедиться, что она не ошиблась.

На полу неподвижно лежало тело мужчины, и первое, что увидела Гермия, было сияние его сапог и затем — белизна его бриджей.

Она опустилась на колени рядом с ним, и от мысли, что он мертв, у нее внезапно сжалось сердце.

Но, найдя на ощупь в темноте его лоб и положив на него руку, она поняла, что он жив, хотя и без сознания.

Чтобы увериться в этом, она расстегнула пуговицы его жилета и просунула под него руку в области сердца.

Сквозь тонкую льняную рубашку она смогла почувствовать его слабое биение, и теперь, когда Гермия начала видеть в темноте более ясно, она заметила, что его глаза закрыты, а лоб и щека в крови.

Девушка мгновенно поняла, что он боролся с теми, кто бросил его сюда!

Возможно им в конце концов пришлось либо выстрелить в него, либо ударить чем-то тяжелым, отчего он потерял сознание.

Сняв руку с его сердца и очень осторожно дотронувшись до его головы, она почувствовала кровь, запекшуюся в волосах, и была уверена — хотя побоялась обследовать дальше, — что в том месте, куда его ударили прикладом ружья или тяжелой дубиной, была открытая рана.

«Я должна пойти за помощью», — подумала она и хотела подняться на ноги, но тут маркиз открыл глаза.

При этом он сделал такое движение, руками, по которому она поняла, что он борется, стараясь вернуться к осознанию реальности.

— Что… произошло? — спросил он.

— С вами все в порядке и вы в безопасности, — ответила Гермия, — но я думаю, что кто-то ударил вас по голове.

Она не была уверена, что он понял ее, но он сделал движение, как будто захотел сесть, и она помогла ему.

При этом Гермия почувствовала, какой он большой и тяжелый, но каким-то образом ей удалось помочь ему сесть.

Он застонал и попытался приложить руку ко лбу, как будто у него кружилась голова, — С вами все в порядке, — повторила она снова, — но я хочу, если смогу, увести вас отсюда.

Ее охватил неожиданный страх, что те, кто принес его в домик колдуньи и бросил на пол, могут вернуться, чтобы прикончить его или чтобы убедиться, что он еще здесь и никто его не вызволил.

Теперь, когда он сидел, она могла видеть, что рукав его верхового жакета оторван у плеча, а галстук развязан и смят.

Гермия заметила, что на руке, которую он пытался приложить к своему лбу, и на суставах его пальцев была кровь.

Очевидно, он бился со страшной силой против нападавших, но удар чем-то тяжелым по голове сразил его.

Она дала ему немного отдохнуть, а затем нежно сказала:

— Может быть, вы попытаетесь встать на ноги, если я помогу вам? Я не хочу оставлять вас здесь одного, пока буду ходить за помощью.

Маркиз не ответил, но она почувствовала, что он все понял, поскольку потянулся, пытаясь найти какую-нибудь опору, чтобы встать.

Дав ему возможность опереться на ее руку и напрягая каждый мускул тела, чтобы помочь ему, она думала, что только чудо сможет поднять его на ноги. И, возможно, благодаря чуду да еще его неукротимой силе воли он наконец стоял на ногах.

Она положила его руку на свое плечо, чтобы он мог использовать ее как опору, и обхватила его по поясу своей рукой.

Затем шаг за шагом, каждый момент боясь, что он упадет, Гермия довела его до двери.

Она подняла свою свободную руку вверх, чтобы предотвратить его удар головой о притолоку двери, и он поморщился: очевидно, рана была очень чувствительной.

Но он не сказал ничего.

Теперь уже они были снаружи хижины, в лунном свете, продвигаясь с черепашьей скоростью по тропинке, по которой она пришла через лес.

Впоследствии Гермия задавала себе вопрос, каким образом она смогла так далеко провести маркиза, удерживая на себе всю его тяжесть и способная только направлять каждый его шаг, чтобы не упасть на тропинке.

По временам она чувствовала, что он закрывал глаза, предоставляя ей вести его как слепого.

Поддерживая его таким образом, она не могла заглянуть ему в лицо и способна была лишь тащить его прочь от опасности, зная, что если люди, запершие его в хижине, вернутся, она ничего не сможет сделать для его спасения.

Прошел, быть может, час или больше, и они достигли того места, где она перелезала через стену в парк.

Они остановились, и когда наконец она смогла взглянуть в лицо маркиза, он как подкошенный упал на землю.

Он лежал, вытянувшись, с закрытыми глазами, и вновь на какой-то ужасающий момент она подумала, что он умер, но тут же поняла, что он напрягал всю свою волю, чтобы следовать за ней, и теперь был полностью истощен, не в силах двигаться дальше.

Она и сама чувствовала себя изнемогающей, но знала, что теперь уже может позвать отца, поскольку вряд ли кто-либо, желающий маркизу зла, найдет его здесь, пока она быстро сбегает домой.

Она перелезла через стену, ощущая, что вес маркиза, столь долго давивший на нее, чуть ее не искалечил.

Но боясь, что он может исчезнуть вновь, пока ее не будет с ним, она нашла в себе силы не идти, а бежать через заросший сад к задней двери дома.

Влетев в дом, она поспешила вверх по лестнице и без стука ворвалась в спальню родителей.

Они оба спали, и пока Гермия стояла, пытаясь справиться с дыханием, ее матушка проснулась первая, спросив:

— Что случилось, дорогая? В чем дело?

— П… папа… мне нужен папа! — выдохнула Гермия не своим голосом.

Ее отец сел в постели.

— Что случилось? Кто зовет меня?

— Я… я нашла… маркиза!

Она почувствовала, что слезы неизвестно почему бегут из ее глаз.

— Ты нашла маркиза? — повторил в изумлении викарий. — Где же он был?

— Он был в… Лесу Колдуний, папа, и я… довела его… по тропинке до стены… но он тяжело… ранен.

— В Лесу Колдуний? — сказал ее отец. — Я не могу понять, почему он оказался там.

— Его принесли туда те, кто, должно быть… напал на него. Его ударили по голове… но он… жив!

Отец, очевидно, поняв безотлагательность срочных мер, начал вставать с постели.

— Пойди и позови няню, — сказала матушка, — пока мы с папой одеваемся. Если его светлость ранены, скажи ей, что нам нужны будут горячая вода и повязки.

Гермия поспешила сделать, что сказала ее мать, и к тому времени, как она разбудила няню и объяснила ей, что произошло, ее отец уже спускался по лестнице.

— Покажи мне, где ты оставила его, — сказал он. — Я думаю, что сам смогу перенести его в дом.

В первый раз за все это время Гермия улыбнулась.

— Я довела его Из хижины колдуньи до стены.

— Очевидно, чистой магией, — ответил отец, — мне же придется управляться лишь человеческими способами!

Они оба рассмеялись, и Гермия побежала впереди отца туда, где она оставила маркиза.

Им пришлось вдвоем нести его через ворота парка в дом викария, так как он все еще был без сознания.

К тому времени, когда они добрались наконец до дома, ее матушка и няня приготовили для маркиза кровать в комнате Питера.

Они вскипятили воду в котелке, изготовили свежие повязки, разорвав старые простыни, а также принесли целебные средства и бальзамы, составленные матушкой из трав и меда, для излечения его ран.

Гермию отослали из комнаты, пока они раздевали его и укладывали в постель.

Когда же ей позволили вновь взглянуть на маркиза, он показался ей совсем иным, не таким, каким запомнился с первых встреч.

Одетый в одну из ночных рубашек ее отца, с закрытыми глазами и с повязкой вокруг головы, он выглядел значительно моложе и не казался вовсе ни циничным, ни пресыщенным.

По своему виду он мог быть одним из сверстников Питера.

Глядя на него сверху, Гермии представлялось, что он вовсе не титулованный господин, превозносимый всеми маркиз, а просто молодой человек, подвергнувшийся жестокому избиению, который завтра, несомненно, будет очень страдать от сильной боли.

— На сегодня мы сделали для него все, что возможно, — услышала она слова матушки.

— Тогда отправляйся спать, моя дорогая, — ответил отец, — а я буду сидеть рядом с его светлостью на случай, если он проснется. Как только рассветет, я пойду в усадьбу, пошлю конюха за доктором и скажу Джону, что его гость в безопасности, но занемог.

Миссис Брук подошла к креслу — старому и ветхому — и положила на него подушку, принесенную с кровати, чтобы ее муж смог положить на нее свою голову.

— Я принесу табуретку тебе под ноги, — сказала она, — и одеяло, чтобы ты накрылся. Я думаю, что маркиз еще несколько часов будет без сознания.

— Ты балуешь меня, — пошутил викарий.

— Ты знаешь, что я не люблю, когда тебе неудобно, дорогой, — ответила жена, — а поскольку я чувствую, что завтра у нас будет трудный день, тебе необходимо хоть немного поспать.

— Ты совершенно права, как всегда, — сказал викарий. — Я сам принесу табуретку. Где она?

— Перед моим туалетным столиком, как и всегда?

Викарий улыбнулся и вышел в соседнюю комнату.

Матушка обняла Гермию за плечи.

— Почему ты решила заглянуть в хижину миссис Уомбат? — спросила она.

— Я была совершенно уверена, что никто не осмелится искать его там, — ответила Гермия, — и что-то говорило мне, что именно в этом месте должны были спрятать его тело те, кто напал на него.

Говоря это, она вдруг вскрикнула, словно вспомнив что-то.

— Мама! — воскликнула она. — Я знаю теперь, кто сказал им, куда надо спрятать маркиза!

Ей вспомнился ее разговор с миссис Барлес?

— Это Бэн! — громко сказало она. — Бэн знал, что никто в деревне не заглянет в хижину колдуньи, боясь проклятия!

Она была теперь совершенно уверена в этом и добавила:

— Но почему Бэн оказался втянут в это дело? И почему маркизу нанесли такие удары, если даже, как говорил папа, его наследник ненавидит маркиза?

— Я тоже не понимаю этого, — ответила матушка, — но если ты права и Бэн ввязался в это, беда грозит не только ему, но и твоему дяде Джону, поскольку замешанным оказался один из его людей.

— Может быть, мне пока никому об этом не говорить?

— Я думаю, что это было бы разумно, дорогая, — ответила матушка, — по крайней мере пока сам маркиз не сможет рассказать нам, что с ним произошло.

— Да, конечно, мама, лучше всего подождать, — согласилась Гермия.

Она поцеловала матушку и ушла в свою комнату.

Раздеваясь, он чувствовала, как болят ее руки и плечи после груза тела маркиза, и думала, что завтра они смогут узнать все об этой тайне.

Это будет волнующая история.

Затем она подумала, что когда Мэрилин узнает, что маркиз находится у них и что она спасла его, она будет очень зла на нее.

— В этом нет моей вины! — сказала громко Гермия, как будто Мэрилин уже обвиняла ее.

Но она представила злое выражение глаз своей кузины и поняла, что независимо от любых доводов в свою защиту ей не простится вмешательство в это дело.

Глава 5

Странно, думала Гермия, как изменило жизнь в доме викария присутствие в нем маркиза.

Целых два дня он не приходил в сознание, лишь иногда произнося что-то бессвязное и беспокойно переворачиваясь со стороны на сторону.

Доктор, бывший старым другом семьи викария, приехав из близлежащего городка, сказал:

— Предоставьте ему отдых, а волшебные снадобья миссис Брук помогут ему лучше всего того, что я мог бы прописать ему.

Он засмеялся, говоря это, и Гермия поняла, что слава трав и природных веществ, используемых ее матушкой для исцеления почти всех недугов, разнеслась уже по всему графству.

Доктор подтвердил то, что Гермия подозревала: маркиз яростно дрался с напавшими на него, пока они не ударили его по голове чем-то тяжелым.

Бальзам ее матери и умение, с которым она накладывала ему повязку, обеспечили каждодневное улучшение состояния его раны.

Таким же успешным было лечение и разбитых суставов рук маркиза, огромных синяков на его теле и, как подозревал доктор, сломанного ребра.

Из усадьбы пришел камердинер маркиза, и хотя няня недовольно воскликнула, что, если в их дом будут прибывать новые люди, он развалится по швам, Хиксон оказался ценным помощником.

Обладая таким же оригинальным, но довольно едким взглядом на жизнь, которым отличалась няня, он хорошо поладил с ней.