— Думаю, очень редко, — сконфуженно призналась Корнелия. — Я никогда не находила времени для этого.

— Сто движений щеткой каждое утро и каждый вечер — это минимум, правда, Мари?

Мари пробормотала что-то вроде «О, англичанки!»и взмахнула щеткой.

Корнелия сочла очень приятной процедуру расчесывания волос. Мари легкими равномерными движениями разбирала каждую длинную прядь, и с каждым взмахом щетки, казалось, волосы приобретают эластичность и мягкость. Затем, когда, судя по бормотанию Мари, стало понятно, что она удовлетворена результатом своих усилий, горничная приступила к укладке волос, следуя указаниям Рене.

— У вас голова превосходной формы, — сказала она Корнелии. — Зачем вам прятать ее под такой огромной и нелепой башней, что была у вас на голове? Ваша королева Александра достаточно умна для того, чтобы не скрывать, а подчеркивать свои достоинства. Берите пример с нее.

Наблюдать за действиями Мари доставляло удовольствие, это была работа первоклассного мастера-парикмахера. Горничная зачесала волосы со лба и ушей, разделила их на пробор, а затем уложила локоны естественными волнами. Корнелия никогда прежде не думала о таком стиле прически для себя и теперь с удивлением должна была признать, что законченная прическа выглядит так естественно и так идет ей, что невозможно было не предположить, что это то единственное, что сама природа подразумевала на ее голове.

— Как вы умны! — воскликнула Корнелия.

Мари улыбнулась комплименту и на секунду, показалось, стала менее возмущенной недомыслием англичанок.

— Теперь, если вы собираетесь к «Максиму», то ваш муж не узнает вас, — сказала Рене. — Я должна еще кое-какие мелочи проделать с вашим лицом. Я знаю, что в Англии женщины не пользуются косметикой. Но вы в Париже, и если вас увидят в моей компании, то вы покажетесь странной без пудры и губной помады.

— Тетя Лили пользовалась пудрой, — ответила Корнелия, — но она говорила мне, что я не должна пользоваться косметикой до замужества.

— Замужняя женщина имеет свои привилегии, — улыбнулась Рене, — и теперь, когда вы замужем, вы можете поступать так, как вам хочется.

Первое и основное — ресницы.

Рене достала маленькую щеточку и черную тушь, чтобы подтемнить ресницы Корнелии. Она положила тонкий слой румян на ее щеки и накрасила ей губы. Когда Корнелия уже было повернулась к зеркалу, чтобы оглядеть себя, Рене остановила ее:

— Погоди! Я не хочу, чтобы ты видела себя прежде, чем я закончу. Мари! Ярко-красное кружевное платье, которое я купила на прошлой неделе.

— Но, мадам! Вы не должны одалживать мне свое новое платье, — запротестовала Корнелия. — Какое-нибудь старое, которое вам надоело, мне вполне подойдет.

— И весь Париж узнает, что ты наряжаешься в мои обноски? — спросила Рене. — Нет-нет, это никуда не годится. У меня есть план. Потерпи, дитя мое, еще немножко, и я тебе все расскажу.

Из гардероба, удобно встроенного в стену так, что Корнелия и не заметила его вначале. Мари достала платье. Это было самое прекрасное платье, какое только Корнелия видела в своей жизни! Яркие, огненно-красные кружева в узких оборках превосходно облегали фигуру. Платье было сильно декольтировано и едва прикрывало грудь; узкое в талии и на бедрах, оно образовывало широкий водоворот кружев вокруг ног.

— Это платье, должно быть, сшито специально для тебя! — в восхищении воскликнула Рене. — У нас с тобой один размер.

— Я не верю в это, мадам, — ответила ей Корнелия. — У вас такая узкая талия.

— Как и твоя, моя дорогая, — улыбнулась Рене.

Из шкатулки с драгоценностями она вынула длинные бриллиантовые серьги в виде капель и вдела их в уши Корнелии.

— Сними свое обручальное кольцо, — велела она. — Сегодня ты не замужем — мадемуазель!

И не успела Корнелия возразить, как Рене уже положила ее кольцо на туалетный столик.

— Черные перчатки, Мари, — приказала она. — А теперь наконец, моя очаровательная английская подружка, ты можешь взглянуть на себя!

Рене подвела девушку к зеркалу. С секунду Корнелия думала, что она, должно быть, ошиблась — она видела не свое отражение, а отражение незнакомой прелестной молодой женщины.

Но затем она поняла, что это она сама и есть. В это было невозможно поверить — такое преображение случается лишь в волшебном сне!

Лицо Корнелии стало неузнаваемым. Исчезла не только несчастная страдалица герцогиня Роухэмптон, но и маленькая Корнелия из Росарилла!

Волнения и мучения последних двух дней, в течение которых Корнелия почти ничего не ела, в результате истончили черты ее лица, и глаза по контрасту казались огромными. Превосходной формы, обрамленные длинными загнутыми ресницами, они напоминали зеленые островки под весенними лучами солнца. Глубокого зеленого цвета с мерцающими золотистыми искорками глаза, казалось, вмещают все чувства и эмоции Корнелии. Теперь же, широко распахнутые от возбуждения, они сверкали так, что невольно приковывали взгляд.

Остальные черты лица, миниатюрные и правильные, подчеркивали величину глаз Корнелии, и только рот еще выделялся на ее бледном лице — слегка накрашенные, манящие, трепещущие губы, которые боялись говорить о любви.

Изящная головка, посаженная с гордостью осознания своей неожиданной красоты, была украшена короной роскошных волос, отсвечивающих мягким блеском.

И только теперь Корнелия поняла впервые, почему все ее туалеты, приобретенные в Лондоне, были столь ужасны. Яркое пламя кружев подчеркнуло белизну ее кожи и утонченность ее красоты.

Как бы угадав мысли Корнелии, Рене произнесла:

— Тебе никогда не следует носить ничего, кроме самых ярких и чистых цветов или черного.

Поразительно, но у тебя кожа испанки, того удивительного цвета магнолии, которому все мы, женщины, завидуем. Но белый, бежевый и другие пастельные тона убивают этот цвет и делают его болезненно-желтоватым.

— Я запомню, — просто сказала Корнелия.

— И теперь, Мари, — улыбнулась Рене, — шляпку с перьями и накидку из черно-бурой лисы.

— Шляпку? — удивленно переспросила Корнелия.

— Ты сама увидишь, что все посетительницы у «Максима» носят шляпки, — ответила Рене. — В Париже это положено к вечернему туалету. Только англичанки показывают ночью свои плохо причесанные волосы.

Черная бархатная шляпка со струящимися перьями была, безусловно, к лицу Корнелии и превосходно гармонировала с остальным ее нарядом и особенно с длинными, мерцающими на свету бриллиантовыми серьгами, свисающими вниз из-под полей шляпки. Завершая картину, Рене прикрепила к шляпке изумрудную заколку, которую извлекла из собственной головы. Мари подала меховую накидку, чтобы Корнелия могла накинуть ее на себя в экипаже.

Корнелия была полностью готова.

— Одну секундочку, — сказала Рене, когда девушка уже направилась к дверям спальни. — Важно, чтобы ты кое-что запомнила! Твой муж не ожидает увидеть тебя сегодня ночью, он даже и на мгновение не сможет вообразить себе, что это обворожительное, красивейшее создание, которое он увидит сегодня в моем обществе, — его собственная жена. Я говорю тебе это для того, чтобы ты держала свою голову высоко и, если герцог подойдет к нам, смотрела ему прямо в глаза и ничего не боялась. Ты прекрасно говоришь по-французски. Но не забывай про акцент, если тебе придется что-нибудь сказать по-английски!

— Я постараюсь, — сказала Корнелия. — Вы действительно полагаете, что герцог может заговорить со мной? — Она испугалась.

— Я знаю твоего мужа не первый год. Если он у «Максима», он непременно подойдет поздороваться со мной. Хватит ли у тебя смелости встретиться с ним лицом к лицу?

Корнелия издала глубокий вздох.

— Я сделаю все, что вы скажете мне, мадам. Вы правы — он не узнает меня.

— Тогда тебе следует все время помнить, что ты должна делать все так, как тот, другой человек, которого ты изображаешь сейчас. Корнелии, герцогини Роухэмптон, сейчас не существует. Ты моя подруга, я дам тебе новое имя и буду всегда обращаться к тебе с ним. Как бы нам назвать ее, Мари?

— Нетрудно придумать новое имя, мадам, — ответила Мари. — Mademoiselle est elegante, desirable!

— Так и назовем! — воскликнула Рене. — Дезире — желание! Превосходное имя, дитя. Как раз для тебя! Помни о том, что сказала Мари, — ты желанная женщина, которую все мужчины стремятся узнать и полюбить.

— Я постараюсь привыкнуть к своему новому имени, — покорно согласилась Корнелия. — Спасибо, мадам! Благодарю вас, Мари! Я никогда не надеялась, что что-нибудь подобное может случиться со мной. Я чувствую себя очень странно и взволнованно.

— Это превосходно! — сказала Рене. — А теперь покажись Арчи.

Они прошли обратно по галерее и снова очутились в салоне. Арчи, с удобством расположившись в кресле, читал «Пари суар». Когда женщины показались в дверях, он вскочил на ноги, и по взгляду, брошенному на нее, Корнелия поняла, что кузен ее не узнал.

— Ну, Арчи, что ты скажешь о моей работе? — спросила Рене.

— Боже всемилостивый! Уж не хочешь ли ты сказать, что это Корнелия? Я поклялся бы, что это незнакомка. Ей-богу! Я не понимаю, как это возможно.

— Ты в самом деле думаешь, что Дрого не узнает меня? — спросила его Корнелия.

— Ну, если он узнает, тогда он чертовски проницателен. Рене, ты гений!

— Материал оказался подходящий, — ответила Рене. — Она очень привлекательна, твоя маленькая кузина.

— Я ужасно рад, что это так! — воскликнул Арчи. — Но я не замечал этого раньше.

— А теперь я должна сказать тебе, Арчи, то, о чем я уже предупредила твою кузину. С этого момента напрочь забудь о герцогине Роухэмптон.

Это моя подруга… Дезире. Дезире Сент-Клауд, которая приехала ко мне погостить в Париж.

— Я понимаю, — улыбнулся Арчи. — А теперь к «Максиму»!

— Мы не попадем туда слишком поздно? — забеспокоилась Корнелия.

— Поздно?

Рене и Арчи засмеялись, глядя на нее.

— Веселье у «Максима» продолжается всю ночь, и как раз середина ночи — самое лучшее время для визита. Даже немного рано.

Корнелия замолчала и больше не задавала вопросов, но всю дорогу терзалась беспокойством, действительно ли герцог все еще там.

Когда наемный экипаж остановился напротив неброского входа в ресторан, Корнелия почувствовала себя слегка разочарованной. Она ожидала чего-то необычного, даже фантастического.

Но когда она ступила внутрь, то атмосфера самого знаменитого ресторана Парижа заворожила ее. Квадратный зал с малиновой и золоченой обивкой и зеркалами, искрящимися, как бокалы с шампанским, от поднимающихся со дна сверкающих пузырьков, ослепил Корнелию в первый момент. Сам воздух здесь, казалось, возбуждал и пьянил. Быстрая музыка горячила кровь, и танцующие пары двигались в такт этому зажигательному веселью. Красивые женщины были одеты в вечерние туалеты и шляпки с перьями. На них было множество сверкающих украшений, которые тем не менее блистали не ярче, чем их горящие глаза и улыбающиеся красные губы.

Единственное, что поняла Корнелия сразу, увидев этих женщин, как ни глубока была ее неискушенность, что они относятся к другому обществу, не соприкасающемуся с тем, которое она узнала в Лондоне. Они не были леди в том понимании этого слова, с которым Корнелию ознакомили в Англии, хотя в этих женщинах не было ничего вульгарного или неприличного. Они были красивы и ярки, как цветы, непосредственны и живы, как дети, наслаждающиеся своим участием в общем веселье.

У «Максима», как позднее узнала Корнелия, собирались сливки полусвета, и Хьюго, метрдотель заведения, строго следил за тем, чтобы не нарушить тот высокий стандарт, который сделал ресторан самым популярным местом развлечений во всей Европе.

Здесь собирались аристократы всех национальностей — цвет французского дворянства, вельможи европейских дворов и многих других стран.

Метрдотель проводил Рене к столику, который держали для нее постоянно. «Королевская ложа», как кто-то шутливо назвал его, и это было не очень далеко от истины, ведь Рене, без сомнения, являлась королевой в этом мире веселья и наслаждений.

Глаза Корнелии все время выискивали одно лицо, одного человека среди толпы смеющихся, веселящихся людей. Когда маленькая компания уселась, Арчи заказал икру и бутылку шампанского, которую подали в серебряном ведерке, обложенную льдом.

— Не смотри так пристально, Дезире, — приказала Рене.

И в этот момент Корнелия увидела его! Герцог сидел на другом конце зала, и она разглядела его и сидящих с ним рядом женщин. На секунду все, казалось, поплыло перед глазами Корнелии так, что она ничего не могла различить.

— Выпей немного шампанского, — спокойно произнес Арчи, — тебе станет лучше.

Корнелия залпом выпила бокал, предложенный ей Арчи, и он придал ей сил снова взглянуть на мужа. Кто-то засмеялся за тем столом, и теперь он поднял свой бокал, чокаясь с хорошенькой ярко-рыжей девушкой в нарядном платье, обшитом блестками.

Заиграла новая музыка, и пары закружились по залу. Герцог был среди них. Его партнершей оказалась не рыжеволосая девушка, а блондинка с голубыми глазами, которая слегка напоминала Лили Бедлингтон. Корнелия старалась не глядеть на танцующую пару, опуская глаза к столу, но наблюдала за ними из-под полуопущенных ресниц. Она поняла, что герцог заметил Рене, и, как только закончилась музыка, он отвел свою партнершу обратно к столику и приблизился к их компании.

— Я весь вечер надеялся на то, что вы появитесь сегодня, — донеслось до Корнелии.

Герцог взял руку Рене и поднес ее к своим губам.

— Как приятно увидеть вас здесь снова, — заметила Рене.

Герцог поклонился.

— Клянусь, что без вас Париж не Париж! Пока я не увидел вас, я чувствовал совершенную скуку.

— Вы искусный льстец, — показала свои ямочки Рене, — и это комплимент, которым я редко награждаю англичан.

— Как поживаете, Блаф? — спросил герцог, пожимая руку Арчи.

— Как всегда, — отозвался тот. — Как Лондон?

— Скучен и пасмурен, как всегда, — ответил герцог.

Он смотрел на Корнелию, отвечая. Она старалась не глядеть на него, рассматривая танцующих и стараясь держаться спокойно и равнодушно.

Только ее пальцы крепче стиснули бокал с шампанским.

— Не представите ли вы меня вашей подруге? — мягким голосом спросил герцог, обращаясь к Рене.

Она улыбнулась в ответ, но отрицательно покачала головой.

— Нет, mon cher , это знакомство было бы ошибкой. Она — не для вас!

— Что вы имеете в виду?

Герцог выглядел чрезвычайно заинтригованным словами Рене. В это время услужливый официант принес ему стул, и он сел лицом к Корнелии и Рене и спиной к залу.

— Она deja fres occupee, — пояснила Рене.

— И это та причина, по которой я не могу познакомиться с вашей подругой?

Рене пожала плечами:

— Она очень хороша собой, но мысли ее заняты другим.

— Я все же хочу познакомиться с ней.

— Ну хорошо, раз вы так настаиваете, — ответила Рене.

Она коснулась руки Корнелии, привлекая ее внимание.

— Дезире, позволь представить тебе герцога Роухэмптона… моя подруга, мадемуазель Сент-Клауд.

Герцог поднялся, и Корнелия протянула ему свою руку. Тот коснулся ее губами, а затем, обойдя столик, уселся рядом с ней.

— Вы парижанка? — спросил он, говоря по-английски, как говорил до этого с Рене.

— Нет, монсеньер. Я только гощу у своей подруги, — ответила Корнелия с акцентом, который для нее самой прозвучал непривычно.

— Это замечательно, потому что мадам де Вальме мой хороший друг тоже.

— В самом деле?

— Да, и я собираюсь ее навещать регулярно, пока я в Париже.

— Это должно быть хорошо… для Рене.

Возникшая пауза была очень выразительна.

— И это все? — мягко спросил герцог.

— Что же еще?

— Я надеялся, что вам тоже будет приятно повидать меня.

— Mais, Monsieur, откуда я могу это знать? Я никогда прежде не видела вас. Не можете же вы рассчитывать, что заинтересуете меня с первого взгляда.

— Я обещаю вам, что постараюсь быть интересен для вас.

Корнелия издала легкий смешок.

— И вы ждете, что я должна благодарить вас за это?

Она отпила глоток шампанского и решила про себя, что она, должно быть, легкомысленная особа! Оказалось так легко флиртовать, делать остроумные замечания и колкие выпады. Но, разумеется, она была одета иначе, чем прежде, и знала, что очень привлекательна.

Какой же глупой была она в прошлом! Какой идиоткой! Хотя до некоторой степени отчаяние ее положения придало ей силы и храбрости вести себя по-новому, она с удовольствием обнаружила в себе умение держаться уверенно и раскованно.

Рене привлекла внимание герцога.

— Почтите ли вы нас своим присутствием за ужином? — спросила она.

— Если вы пожелаете пригласить меня, — ответил тот.

— О! Если вы сумеете любезно попросить меня об этом, я дозволю вам остаться.

— Похлопочите за меня, — обратился упрашивающим тоном герцог к Корнелии.

— Нет ли здесь ваших друзей, которые могли бы огорчиться, что вы их оставили? — спросила. она.

— Я здесь один, — ответил герцог, — один и скучаю! Вернее, я скучал всего несколько минут тому назад…

Выражение его глаз заставило Корнелию быстро отвести свой взгляд. Она никогда не видела его таким прежде, подумала Корнелия, таким веселым, таким жизнерадостным, таким молодым.

Обычно он имел вид серьезный и задумчивый, и Корнелия догадывалась, что это связано с его интригой с тетей Лили и навязанной ему тягостной ролью в этом спектакле, которая ему претит.

Официант принес бокал герцогу и наполнил его шампанским. Роухэмптон поднял руку с бокалом.

— Avos beaux yeux, Mademoisele! — провозгласил он.

Корнелия тоже подняла свой бокал.

— Mersi, Monsienr. Я хотела бы выпить за вас, — произнесла она, — но я… как это сказать… не знаю, что говорить…

— Выпейте за нашу следующую встречу, — предложил герцог.

— А вы полагаете, она состоится?

— Обязательно, — твердо сказал он, — я клянусь вам в этом!