Глава 1

1793 год

Свирепый ветер сотрясал плотно закрытые ставни, находил щели и врывался внутрь. Поэтому джентльмен, греющийся у камина в отдельном кабинете гостиницы, никак не мог избавиться от неприятной дрожи.

К тому же его угнетали тревожные мысли. Шторм бушует в Проливе, и в ближайшие двадцать четыре часа ни один безумец не отважится пуститься в плавание к английским берегам.

Шелдону Харкорту еще необыкновенно повезло, что ему удалось заполучить отдельную комнату в переполненном сверх всякой меры отеле «Англетер» в портовом городе Кале.

Месье Дессин, владелец «Англетера», совсем потерял голову, обслуживая множество постояльцев, в основном англичан, которые вдруг повалили прочь из Франции, торопясь попасть на вожделенную родину.

Известие о казни короля Людовика Шестнадцатого ввергло состоятельных английских путешественников, до этого безмятежно вкушавших прелести парижской жизни, в жуткую панику.

В Лондоне новости из Парижа сначала были восприняты с недоверием, потом там ужаснулись и впали в гнев. Любому самому беспечному оптимисту стало ясно, что правительство Англии проявит твердость и дело идет к неизбежной войне.

Страна, попавшая под власть революционного и совершенно непредсказуемого Конвента, перестала быть уютным пристанищем для скучающих богатых англичан.

И Шелдон Харкорт, учуяв, что пахнет жареным, оказался одним из первых, кто пустился наутек из охваченной смутой страны.

«Пора сматывать отсюда удочки!» – заявил он с апломбом истинно британского джентльмена. Французские его приятели поддержали принятое Шелдоном решение. Выбирать было почти не из чего. Или рисковать своей головой и драгоценной шеей, или спасаться бегством.

Августовские «народные» расправы над дворянами и священниками превратили Париж из города удовольствий в какое-то подобие ада.

Крики безвинных жертв, извлекаемых из тюремных застенков обезумевшей толпой, до сих пор звучали в ушах британского джентльмена.

Пять лет он прожил во Франции, полюбил эту страну, прикипел к ней душой, но настало время рвать, пусть и болезненно, скреплявшие его с Францией узы.

Он был истинный англичанин – англичанин благородного происхождения, хорошего воспитания и весьма недурной внешности.

Несмотря на трехдневное утомительное и далеко не комфортное путешествие, Шелдон Харкорт сохранил лоск и элегантность костюма и всего внешнего облика. Ну а манеры – про них можно сказать лишь одно: они были безупречны в общении и с прислугой, и со случайными попутчиками.

Шелдон Харкорт умел с достоинством удерживать все человеческие существа на почтительном расстоянии от себя, чтобы не утомлять себя общением с ними.

Сейчас он смотрел в полыхавший в камине огонь, ежился недовольно от случайных сквозняков и, так как пребывал в одиночестве, позволял себе морщить лоб и кривить губы, размышляя о неприятных материях.

Ход его мыслей нарушило появление хозяина гостиницы. Месье Дессин услужливо поставил на столик рядом с креслом, где восседал знатный гость, поднос с бутылкой вина и бокалом.

– Надеюсь, вам здесь удобно, милорд?

Для месье Дессина все богатые англичане были милордами, так как они щедро расплачивались, не слишком утруждая себя проверкой цифр, выставленных в счете.

– Да, мне удобно, но, к сожалению, обед почему-то запаздывает, – отозвался нехотя Шелдон Харкорт, сверившись со своим надежным хронометром.

– Он будет подан сию же минуту. Моя супруга готовит для вас специальное блюдо, милорд. Пожалуйста, извините нас за задержку, в отеле сегодня столько гостей!

– Это ваши проблемы, – отозвался англичанин.

– Да-да, конечно. – Хозяин гостиницы задергал плечиками, как бы собираясь с духом, и продолжал: – Обеденный зал до отказа заполнен не очень трезвыми джентльменами. Они много пьют и выражаются не всегда прилично…

– Мне до них нет дела.

– Разумеется, милорд.

– Впрочем, они чересчур шумят. Это меня раздражает.

В подтверждение его слов из-за дверей донеслось восклицание:

– Гарсон! Гарсон! Куда он запропастился? Подать его сюда… или его голову на блюде!

Последовал взрыв хохота. Месье Дессин наполнил бокал англичанина вином благородного алого цвета. Харкорт отпил глоток.

– Превосходно!

– Вино из моих личных погребов, – просветлел месье Дессин. – Оно вам понравилось?

– Да.

– Это лучшее, что у нас есть. Я бы не осмелился подать вам нечто другое.

– И поступили правильно… в таком случае.

В тоне англичанина содержателю отеля почудилось грозное предупреждение насчет его возможных промахов в будущем. Лоб у него покрылся испариной. Однако он не уходил, что заставило постояльца удивленно вскинуть брови.

– Умоляю вас об одном одолжении, милорд, – наконец выдавил из себя хозяин.

– Что такое?

– Одна леди ищет спокойное место, чтобы отобедать в тишине и…

– Что «и»?

– И не соизволите ли вы, милорд, пригласить эту весьма достойную особу составить вам компанию? Клянусь, мне просто некуда ее посадить. Везде полным-полно…

– Я заказал это помещение лично для себя, – оборвал его словоизлияния Харкорт.

– Я вас понимаю, милорд, но эта леди молода и красива, и ее присутствие в общем зале может послужить причиной… некоторых неприятностей. А в спальне, отведенной ей, ужасно холодно.

Месье Дессин буквально расстилался перед приезжим англичанином. Шелдон Харкорт окинул его недоверчивым взглядом.

– Молода и красива? Вы уверены?

– Убежден, что вы, милорд, согласитесь с этим. Готов поклясться – мадам истинная красотка…

Чтобы подкрепить свое утверждение, месье Дессин поцеловал кончики пальцев и принятым издревле у французов жестом , вскинул вверх раскрытую ладонь, выражая высшую степень восторга… Шелдон Харкорт смирился.

– Хорошо. Скажите этой красивой леди, что она окажет мне честь, если пообедает со мной. Но я удушу тебя, старый мошенник, если она окажется уродиной или рябой.

– Доверьтесь мне, милорд, и останетесь довольны. Я буду вам премного благодарен за ваше великодушие.

Он низко поклонился, а затем, сияя улыбкой, удалился из комнаты, оставив у Харкорта впечатление, что дело тут не совсем чисто и что хозяин преследует какую-то свою, не очень понятную цель.

– Черт его побери! – негодующе произнес Харкорт, когда дверь за ним закрылась. – Мне так хотелось побыть в покое одному, чтоб все как следует обдумать.

На самом деле он имел достаточно времени для раздумий с тех пор, как покинул Париж, но так и не пришел к какому-либо выводу. Однако сейчас, глотнув еще превосходного вина, Шелдон решил, что вечер, проведенный в одиночестве, только усугубит его угнетенное настроение.

Пару минут спустя дверь, скрипнув, приоткрылась. Шелдон Харкорт повернул голову, ожидая появления незнакомки, и был безмерно удивлен.

На пороге стоял маленький негритенок и держал в руках шелковую подушку, которая по размеру едва не превосходила его самого. Облачен он был в длинный, почти до щиколоток, парчовый сюртук, застегнутый на груди и животе двумя рядами крупных золотых пуговиц. Голову его украшал пестрый шелковый тюрбан с бриллиантовой брошью спереди и воткнутым туда пером белой цапли.

Негритенок проследовал к горящему камину, почтительно поклонился Шелдону и водрузил подушку на кресло. Ничего не говоря, он снова поклонился и исчез из комнаты.

Шелдон Харкорт наблюдал за ним с внезапно пробудившимся интересом. Ему было хорошо известно, что аристократические леди во Франции, как и в Англии, считают высшим шиком иметь темнокожих слуг. Они носят за ними веера, перчатки, сумочки, доставляют их письма и днем и ночью находятся при них.

Шелдону часто приходилось видеть, как какой-нибудь крохотный негритенок – почти дитя – едва не клюет носом или даже засыпает, чтобы тотчас быть разбуженным шлепком веера или болезненным пинком изящного носочка дамской туфельки.

Но этот черный слуга не был так юн, как те, что прежде попадались на глаза Шелдону в салонах аристократок. Скорее это был не подросток, а лилипут, карлик. Шелдон успел еще раз пригубить вина, когда дверь вновь отворилась.

На этот раз на пороге появилась женщина – пожилая служанка с перекинутым через руку плащом, подбитым горностаями. Ее белоснежный чепец выглядел необычно ярким, словно светился по сравнению с темным старческим лицом, покрытом морщинами.

Служанка, однако, не вошла в комнату, а лишь придерживала распахнутую дверь, и мгновение спустя появилась ее госпожа. Шелдон Харкорт усмотрел в этом ритуале желание обставить свой приход как можно эффектнее. Не хватало только торжественных фанфар.

Он, не торопясь, привстал, заметив сразу же, что внешность леди вполне соответствовала восторженным отзывам о ней хозяина отеля.

Черные волосы ее, выбившиеся из-под шапочки, ниспадали на чистый лоб, огромные глаза были обрамлены пушистыми ресницами, точеная фигурка, обтянутая траурным платьем, была выше всяких похвал.

Траур был ей к лицу и, как у истинной француженки, безукоризненно элегантен.

Строгость ее облачения из шуршащего при каждом шаге черного шелка лишь оттеняла узкая белая кайма на воротничке и обшлагах.

Грациозно, но с величайшим достоинством прекрасная дама приблизилась к Шелдону и присела в реверансе. В манерах ее было нечто воистину королевское.

Шелдон ответил ей почтительным поклоном.

– Монсеньор! Владелец гостиницы сообщил, что вы любезно пригласили меня отобедать с вами. Я искренне благодарна вам.

Ее английский выговор был безупречен, но все же в нем ощущался легкий акцент, который сам по себе звучал очаровательно. В глазах ее, когда она подняла их и смело взглянула прямо в глаза англичанину, светился призывный огонек, и такой же, как бы приглашающей к чему-то весьма приятному, была ее улыбка, слегка тронувшая ее нежные губки.

– Рад услужить вам, мадам, или мне следует называть вас мадемуазель?

– Я графиня де ла Тур, – представилась гостья и тут же, словно вспомнив что-то весьма важное, издала сдавленный крик и, обернувшись, сердито уставилась на служанку, по-прежнему стоящую у входа.

– Fermez la porte!1 – воскликнула дама. – Нас могут подслушать, и я расстанусь с головой на гильотине, как и мой бедный муж. Почему ты так плохо заботишься обо мне, Франсина?

– Pardonnez-moi, Madame!2

– Оставь мне накидку и отправляйся прочь! И помни; никому ни слова о том, что я здесь, в отеле.

– C'est entendu, Madame3.

Служанка аккуратно положила накидку на кресло, затем, присев в реверансе сначала перед хозяйкой, потом перед незнакомым милордом, вышла из комнаты, плотно затворив за собой дверь.

– Слуги всегда так глупы. Им трудно что-то втолковать.

Графиня пожала прелестными плечиками и даже всплеснула руками в знак возмущения тупостью прислуги.

Шелдон заметил на ее пальце массивное обручальное кольцо, скорее перстень с бриллиантами и жемчугом. Нитка жемчуга обвивалась вокруг ее лебединой шейки, и это были единственные ее украшения.

– Вам следует хоть немного рассказать мне о себе, графиня, – произнес Шелдон. – Не присядете ли?

Она опустилась в кресло, на которое он ей указал, поправила шуршащие пышные юбки и изучающе посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц, как бы раздумывая, может ли она ему доверять.

– Я мадам де ла Тур, – повторила она после короткого молчания. – Слово «графиня» ни в коем случае больше не должно быть произнесено, пока мы еще находимся на французской земле.

Она вдруг издала глухой стон и заломила руки.

– О мой обожаемый супруг! Я смотрела, как он поднимался на эшафот, где его ожидала эта ужасная гильотина! Он не совершил никакого преступления, кроме того, что родился дворянином.

– Я сочувствую вам, вы столько пережили, – вздохнул Шелдон. – Могу ли я предложить вам вина?

– Благодарю, но я бы предпочла подождать, когда будет подан обед.

– Вы начали рассказывать о своем супруге…

– Да-да. Мы жили в поместье вдали от Парижа. Казалось, что революция не коснется нас…

Графиня прикрыла глаза рукой, когда страшные воспоминания возникли перед ней.

– О Боже! Как мы ошибались! Месяц назад…

Она не в силах была продолжать.

– Я понимаю, – сказал Шелдон. – Я тоже потерял многих своих друзей.

– Вы были в это время в Париже, монсеньор?

– Да, в Париже, и думал, что дела понемногу наладятся, пока этот идиот Барер не потребовал, казнить короля якобы ради общественного спокойствия.

– Несчастный король! – прошептала графиня. – У меня сердце обливается кровью при мысли о королеве и ее детях. Она сделала паузу, потом спросила:

– И после расправы над Людовиком вы, монсеньер, решили вернуться в Англию?

– Я был вынужден покинуть Париж. Я убежден, как и все англичане, живущие во Франции, что скоро начнется война.

– И притом справедливейшая из войн! – подхватила графиня. – Но это означает, что вы… вы… – отчаяние перехватило ей горло, – вы благополучно возвращаетесь к себе домой, а я… ступаю в неизвестность…

– У вас есть друзья в Англии?

– Может быть, я встречу там знакомых среди эмигрантов… но как их найти?

Шелдон удивился:

– И вы решились предпринять путешествие в одиночестве?

Графиня грустно улыбнулась.

– У меня есть Франсина, которая печется обо мне с детства, и Бобо, мой личный слуга. Он гораздо сильнее, чем кажется с виду.

– Бобо, вероятно, не так молод, как может показаться на первый взгляд, мадам.

– В наблюдательности вам не откажешь, монсеньор. Вы правы, Бобо уже двадцать пять лет, и он обладает большой физической силой. Кто бы ни напал на меня, он, я уверена, выйдет из схватки победителем.

– В Англии с вами ничего такого не случится, – заверил графиню Шелдон.

– Очень на это надеюсь, монсеньор. Но здесь я сижу как на иголках. Ваша благословенная страна так близко, но ее отделяет Пролив. А во Франции меня на каждом шагу подстерегает опасность. Каждая минута промедления приводит меня в отчаяние. В Англии я надеюсь найти то, чего лишилась на родине, – душевное тепло, понимание, сочувствие.

Шелдон Харкорт мысленно пожелал, чтобы ей не пришлось испытать разочарование, оказавшись в вожделенной Англии. Ему было известно, что Лондон переполняли изгнанные из своего отечества французы и первоначально проявленное англичанами гостеприимство уже сменилось холодным равнодушием к их судьбе. Но самое печальное заключалось в том, что эмигранты, сбежавшие из Парижа при первых раскатах грома в 1789 году, предугадывая, чем все это может закончиться, стали называть себя «чистыми» эмигрантами в отличие от припоздавших «нечистых». Они относились к прибывающим в Англию несчастным изгнанникам, испытавшим ужасы террора, как к предателям за то, что те так долго не решались расстаться с родиной. Шелдон, однако, подумал, что графине не грозит тоскливое прозябание в Лондоне и пренебрежение со стороны собратьев-эмигрантов. Обладая деньгами и красивой внешностью, она, несомненно, добьется успеха в высшем свете и вскоре обнаружит для себя, что жизнь на чужбине может быть полна удовольствий.

Даже не имея поначалу близких друзей в английской столице, она очень скоро приобретет их множество.

Месье Дессин в сопровождении двух горничных и официанта уже суетился в комнате, сервируя стол.

Предстоял долгий и, по всей вероятности, обильный и вкусный обед.

Отель «Англетер» славился как изысканностью кухни, так и умопомрачительными ценами. Но тот, кто мог позволить себе потратить на одну трапезу сумму, достаточную, чтобы кормить досыта месяц-два большую крестьянскую семью, непременно остался бы доволен, откушав в «Англетере».

Свежевыловленные крабы, избавленные от панциря и поданные в специальном соусе, были отменны, шампанское – превосходно.

Когда дверь открывалась на какое-то время, впуская прислугу с очередными блюдами, из общего обеденного зала доносился назойливый, а подчас и грозный шум, что лишний раз напоминало Шелдону, как ему повезло получить отдельное помещение в переполненной до отказа гостинице.

Пока он и его гостья наслаждались едой, ветер завывал за окнами, а следовательно, шторм на море разбушевался вовсю. Порывы ветра проникали даже в каминную трубу, гася пламя в очаге, а все здание отеля содрогалось.

– Создается впечатление, что мы обречены пробыть здесь довольно долго, – заметил Шелдон.

– Надеюсь, что нет, – откликнулась графиня. И тотчас поспешно добавила: – Я не хотела бы показаться невежливой, монсеньор… вы ведь были так добры… но поймите, я очень тревожусь за свою безопасность.

– Разумеется, я все понимаю, – произнес Шелдон Харкорт как можно мягче. – Но я почти уверен, что в Кале вам ничто не грозит. Революция распространилась только на большие города, а самые кровавые события происходят в Париже.

– Однако они не миновали нашего поместья…

Печаль затуманила глаза графини. Она была близка к тому, чтобы вот-вот разрыдаться.

В молчании они закончили обед. Посуда была убрана. Остались только кофейный прибор, чашки и графинчик отборного бренди для Шелдона.

Графиня вдруг протянула дрожащую от волнения руку и легко коснулась руки Шелдона.

– А вы проявите такую же доброту ко мне, когда мы очутимся в Англии? Вы, я уверена, пользуетесь большим влиянием и сможете оказать мне неоценимую помощь, а под вашим покровительством я буду чувствовать себя спокойно.

Голубые глаза Шелдона Харкорта, обычно невозмутимые, невольно расширились изумлении. Он окончательно убедился – о чем, впрочем, догадывался и раньше, во время совместного обеда, – что графиня с ним флиртует.

Шелдон безупречно повел свою партию игре, состоящую из ничего не значащих слов, жестов и взглядов, которые на самом деле значили очень многое… так как он имел большой опыт общения с хорошенькими женщинами. Естественно было, что графиня обратилась к нему, как к англичанину, за помощью, но Шелдон никак не ожидал, что она сделав у это с такой прямотой и с таким явным подтекстом. Он взял ее руку, поднес к губам и запечатлел галантный поцелуй,

– Я к вашим услугам, мадам, но все же хотел бы знать о вас больше.

На какой-то момент графиня сжала своими тонкими пальчиками его пальцы, потом отпустила и убрала руку легким, словно взмах крыльев бабочки, движением.

– А что бы вы хотели узнать, монсеньор? – спросила она. – Мой супруг был очень богат, но наше с ним общее состояние, боюсь, теперь… растаяло. Во всяком случае, я лишена возможности им пользоваться.

– А в Англии у вас есть деньги?

– Я… не знаю… не уверена… Когда я попаду в Лондон, я попробую отыскать поверенного… и навести справки. В настоящее время у меня имеется кое-что…

Она прервала свой несколько сбивчивый монолог и провела кончиком пальца по жемчугам на шее, потом указала на обручальное кольцо.

Графиня чуть пошевелила рукой, и бриллианты вспыхнули радугой в отсветах пламени.

– Если вы посоветуете, монсеньор, – продолжила она, – в каком отеле мне лучше остановиться по прибытии в Лондон, я буду вам очень благодарна. Затем, конечно, я начну подыскивать себе постоянное жилье… непременно в приличном районе. – Она вздохнула. – Если только я смогла бы у кого-нибудь пожить некоторое время… пока.. как следует осмотрюсь.

Шелдон не удержался от усмешки.

– Сожалею, что не могу приютить вас в моем фамильном особняке, мадам, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти вам подходящий кров на первое время, пока вы не выберете себе пристанище соответственно вашим желаниям.

– Вы не можете представить себе, монсеньор, через что я прошла. – Голос ее дрогнул. – А теперь осталась совсем одна среди чужих… в этом страшном мире. Мне не на кого опереться… некого любить…

– Я уже говорил вам, мадам, что глубоко сочувствую вам.

– Да, вы очень добры. Вероятно, если бы я была постарше и имела больше опыта, мне было бы легче. Но супруг все делал для меня… ограждал от всех напастей и забот.

– А теперь вы одиноки… Весьма печально.

– Я стараюсь не терять мужества… Как и он, когда всходил на эшафот к гильотине и голос его буквально звенел в тишине: «Господи, возьми мою душу, а дьявол пусть заберет ваши!»

Эти воспоминания были настолько невыносимы, что графиня закрыла лицо руками.

– Немного коньяку, мадам? – осведомился Шелдон и взялся за графин.

Графиня отрицательно покачала головой.

– Я уверен, что вы держались храбро до сих пор. И будет глупо, если вы сдадитесь под конец. Как бы трагично ни было прошлое, оно уже позади. Мужайтесь!

– Да, в будущем мне понадобятся мужество и твердость духа, – согласилась графиня. – Она отняла руки от лица и продолжила: – Вот англичане… они всегда были стойкими… в любых испытаниях. Это у них в крови.

– Мне кажется, вы, мадам, чересчур высокого мнения о моих соотечественниках.

– Вас это удивляет?

Графиня явно принялась заигрывать с ним. Томный взгляд темных глаз выдавал ее намерения.

Она взяла из его руки бокал с коньяком и приподняла, произнося тост:

– Счастье, что я встретила истинного джентльмена в трудную минуту своей жизни.

Шелдон из вежливости склонил голову, но не стал чокаться с ней.

Вместо этого он откинулся на спинку кресла и, приняв удобную, несколько расслабленную позу, занялся тщательным исследованием внешности сидящей перед ним дамы.

Она действительно была необыкновенно хороша собой. При ближайшем рассмотрении кожа ее поражала матовой белизной, черты лица были аристократичны и тонки, а жемчужные зубки, которые слегка виднелись, когда алые губы приоткрывались для произнесения очередной фразы, могли вызвать восторг у ценителя и горечь у дантиста, потерявшего источник дохода.

Догадавшись, что она подвергается изучению, словно инфузория под микроскопом, графиня слегка покраснела.

– Мне кажется, что вы… как это звучит по-английски… раздеваете меня взглядом…

– Ваш английский просто поражает! – воскликнул Шелдон Харкорт. – Можно подумать, что вы родились в семье британского пэра, и причем не дальше от Лондона, чем графство Кент. Кто вас учил английскому?

– Моя мать была англичанкой.

– Но вы выглядите истинной француженкой.

– Мой отец не позволил мне посещать страну, о которой мать столько рассказывала и вспоминала с большой теплотой.

– У вас есть таким образом, родственники в Англии? – спросил Шелдон.

Графиня опять горестно всплеснула своими прелестными руками, словно ангел крыльями.

– Не знаю… может быть.

Опустив глаза и спрятав их под пушистыми ресницами, она исповедалась с очаровательной застенчивостью:

– Отец увез мою мать… похитил против воли ее родителей. Для него это был, как это говорится, ужасный мезальянс. Семья матери – они были буржуа… как теперь провозглашают – третье сословие, а предки отца участвовали в крестовых походах.

– О, как смешалось все в королевстве датском! – откликнулся Шелдон искаженной цитатой из шекспировского «Гамлета».

– Теперь вы понимаете, монсеньор, почему я так стремлюсь в Англию?

– Не только понимаю, но и радуюсь, что судьба свела нас, – любезно ответил он. Шелдон не мог оторваться от разглядывания этого прелестного личика.

– А я рада, что оказалась здесь… в комнате, отделенной прочными стенами от всего мира, где творится нечто ужасное. Вы меня понимаете? – настаивала графиня.

– О, я вполне вас понимаю… но и не могу быть эгоистом… Как это ни крамольно звучит, но я доволен тем, что на море шторм, а в Париже революционеры творят расправы. И то, и другое свело нас вместе.

– Теперь вы льстите мне, монсеньор.

– Нет, я говорю совершенно искренне. Она встала, сделала шаг к камину, протянула руки к огню. Отсветы пламени отразились в ее глазах, огненные блики оживили ее бледное лицо.

Шелдон Харкорт тоже поднялся со своего места, встал рядом с ней… ближе, чем позволяли приличия в общении с малознакомой ему вдовой недавно казненного французского аристократа.

– Я должна отправиться к себе… У меня был трудный день, – прошептала графиня. – Я так устала от ожидания.

– Надеюсь, ветер стихнет к утру, и завтра мы благополучно пересечем Пролив.

– О, Пролив! Преграда, разделяющая жизнь и смерть! – высокопарно воскликнула графиня.

– Жизнь продолжается везде – и на этом берегу тоже… – Слова рождались в мозгу Шелдона Харкорта сами собой. – Я не хотел бы расставаться с вами, мадам.

«Это здесь, а там?..» – послышалось ему, но на самом деле она ничего не произнесла, а лишь, взглянув на него, вновь опустила длинные ресницы. Шелдон обнял ее и крепко прижал к себе. Она и не думала сопротивляться, и он ощутил дрожь желания, пробежавшую по всему его телу. Все шло, как обычно.

Головка графини склонилась немного к плечику, он отыскал ее губы и стал терзать их поцелуями. Пошли в ход все знакомые любовные приемы, хорошо известные опытному мужчине. Он был настойчив, а она податлива.

Шелдон настолько впился ртом в ее нежные губы, что ей стало трудно дышать.

Затем, когда она все-таки затрепетала в его объятиях и полностью сдалась, Шелдон разжал объятия.

– Теперь выкладывайте все как на исповеди! – властно распорядился он.

– Всю правду?..

Темная глубина ее глаз завлекала его словно омут.

– Правду и только правду, – потребовал Шелдон. – Должна же ты расплатиться за хороший обед.

– О чем вы говорите?..

– О том, что ты сама прекрасно знаешь. Ты никакая не графиня де ла Тур, а самозванка.

– Как вы это узнали?

– Я достаточно долго прожил во Франции и встречал графиню де ла Тур на приемах. Она средних лет и невзрачная, как любая из ее горничных.

– Как жаль!

– Кого?

– Графиню, которую вы встречали монсеньор, – вздохнула мнимая графиня де ла Тур, опускаясь в кресло у камина.

– Может быть, но я жду от тебя объяснений.

– Каких?

– Кто ты такая на самом деле? Почему ты носишь на пальце это обручальное кольцо? Ты же не замужем? И тебя ни один мужчина, как мне кажется, не целовал до меня.

Незнакомка вдруг ощетинилась, как одичавшая кошка.

– Болван! Чем я тебе не понравилась? Неужели я что-то сделала не так?

– Почти все как надо, – хладнокровно отметил Шелдон. – Но опыта тебе явно недостает…

– Так научите меня… Или вы неспособны?

– Я должен подумать, прежде чем ввязываться в какую-то темную авантюру.

– Так думайте скорее. У меня мало времени.

Она вскочила с кресла.

– Как вы могли разоблачить меня – ума не приложу! Сколько здесь, в отеле, мужчин, кого я могла бы легко обмануть, но надо же-я нарвалась на вас, на одного-единственного…

– …который кое-что понимает в великосветских дамах, – не преминул похвалиться Шелдон.

– …нет, который видел настоящую графиню де ла Тур до того, как она взошла вслед за мужем на гильотину.

Шелдон Харкорт не мог не улыбнуться ее почти неподдельному энтузиазму, направленному против революционного террора. Котеночек неплохо изображал большого разгневанного зверя.

– Ну-ка сядь и расскажи мне всю свою историю с самого начала, – предложил он.

Шелдон думал, что она смутится. Ничего подобного.

Она охотно опустилась в кресло и начала рассказывать. Правда, сначала немного пококетничала, притворившись на этот раз несмышленой девочкой.

– Что вы желаете знать, монсеньор?

– Все. Ты любопытное существо, которое меня заинтересовало.

– А что я получу взамен за исповедь? Вы мне поможете?

– Это зависит от того, что ты мне расскажешь, и от размера твоих… пожеланий, выраженных в цифрах.

– Они не так уж велики, уверяю вас. Вы англичанин, а все англичане богаты.

Шелдон Харкорт расхохотался и подлил себе в бокал коньяку. Затем взял стул и переместился поближе к своей гостье.

– Пока лишь не я, а ты подвергаешь меня допросу, словно в суде. Отвечу только на один вопрос утвердительно – да, я англичанин. Но я не очень-то знатен. Мой титул придуман месье Дессином, величающим меня милордом, потому что я щедро плачу и не обращаю внимания на некоторые неточности в подаваемых мне счетах. Это обременительно и опустошает кошелек, но что поделаешь?

– Черт побери! Вы сказали мне правду?

– Как на духу, – насмешливо отозвался Шелдон. – В основном я живу в долг. А в Англию возвращаюсь потому, что революционеры отрубили головы всем, у кого я мог прежде занимать деньги.

– Какая досада!

– Теперь твоя очередь исповедоваться. Я выложил все, что у меня на душе. Будь так же искренна.

– Разумеется, я не замужем, – призналась девушка, приняв удобную позу для длительных словоизлияний о своем прошлом. – Но мне очень хотелось очутиться в Лондоне со свитой – негритенком Бобо и такой вышколенной служанкой, как Франсина.

– А супругов де ла Тур ты действительно знала?

Последовало краткое замешательство, как будто она перебирала в уме разные варианты ответа.

– Мы с мамочкой жили в деревне по соседству от них. Мы пользовались покровительством графа.

– Почему?

– Мой истинный папаша – герцог де Валенс. Мама любила его, а он… любил мою маму. Но он был женат еще задолго до их встречи на скучной женщине, которая предпочитала постели церковь и общество мужчин в рясах.

– Значит, ты дитя любви?

Вопрос был задан впустую. По ее очаровательной мордашке и… прочему все и так было ясно. И по каждому изгибу ее тела, по каждому жесту.

– Герцог… погиб в Париже в августе. – Она шмыгнула носом.

Несомненно, «великая» августовская резня повлияла на ее судьбу весьма отрицательно.

– Он был из тех тысячи двухсот аристократов, кого нанизали на пики, а потом чуть не сожрали, как жаркое под соусом, – показал свою осведомленность Шелдон. – Но еще там также поджарилось с полдюжины епископов. Мамочка не смогла пережить его ужасной кончины, – донесся до Шелдона голосок рыдающей девицы. – Она буквально таяла на глазах и вскоре… умерла.

Последовали горестные всхлипывания.

– Я похоронила ее две недели назад… прежде чем…

Слезы мешали ей говорить.

– Отправиться на поиски приключений, – безжалостно закончил за нее фразу Шелдон. – И теперь ты одинокая юная леди? Не так ли? Бедная сиротка?

– Вы правы, – донеслось сквозь рыдания. – Я совершенно одинока. У меня нет никого на свете, кроме Франсины и Бобо!

Теперь Шелдон все понял. Нет у нее друзей в Лондоне и нет никаких родственников, согласных приютить незаконную дочь вдоволь повеселившегося в молодости герцога.

– И что ты собираешься предпринять? – спросил он.

– Поскорее выйти замуж…

– Зачем? – удивился Шелдон.

– Я хочу быть респектабельной жеищиной.

Его ироническая улыбка сразу исчезла с лица, когда он уловил поистине стальную интонацию в ее голосе.

– Лучше бы тебе найти покровителя.

– На что вы намекаете? Временного любовника? Содержателя, оплачивающего мои расходы?

Она переменила позу в кресле и стала еще соблазнительнее для мужчины, взирающего на нее.

– Вы ничего не поняли. Я прошла через все семь кругов ада. А до этого вдоволь настрадалась всего лишь по одной ничтожной причине – мой папочка не посмел надеть на палец мамочки обручальное кольцо.

Она набрала полную грудь воздуха и продолжила:

– Я намерена стать богатой и обрести положение в обществе. И никто… ни один червяк… подобный вам, не помешает мне.

Горячая ее речь оказала на Шелдона сильное впечатление. Удар был силен. Он даже растерялся и с трудом обрел прежний свой скепсис.

– Превосходно! От тебя так и пышет жаром. Если ты будешь так обрушиваться на всех встреченных тобою мужчин, то никого не останется, кто действительно мог бы тебе помочь.

– А вы, монсеньор?

– Я не монсеньор. Зови меня просто Шелдон. И помочь тебе я не в силах.

– Почему же? Вы можете сказать мне, куда направиться, когда мы очутимся в Лондоне, представить меня подходящим мужчинам… и тому подобное, Я же не знаю, кто у вас там в Англии знатен и богат, а кто гол как сокол.

Она на мгновение задумалась. Ее нахмуренное личико было очаровательно, как и маленькая морщинка, перерезавшая лоб.

– Давайте заключим сделку. Вы знакомите меня с перспективным богатым женихом, а после заключения брака я выплачиваю вам вознаграждение – определенный процент с его состояния.

Как только столь практичные планы могли родиться в такой хорошенькой головке! Это все выглядело воистину по-французски и… одновременно по-британски.

Шелдон Харкорт расхохотался.

– Никто раньше не предлагал мне подобных сделок! – отсмеявшись, признался он.

– Так пользуйтесь случаем. У вас верные козыри на руках. Разве я не красива? Разве от меня не дышит невинностью… и прочим, что нравится английским милордам?

Он смолк, презрительно сузил глаза и промолвил:

– Ты думаешь, что я возьму у тебя деньги? За кого ты меня принимаешь? За сутенера?

– А почему бы и нет? В чем проблема?

– Как твое настоящее имя? – спросил Шелдон, едва не задохнувшись от оскорбления, брошенного ему в лицо с такой наивной бесцеремонностью.

– Керисса… А впрочем… какая-разница! Любое имя не умалит достоинств моей фигуры.

– А как звала тебя матушка?

– Вам это интересно? Тогда скажу. Валенса. Ей было приятно вспоминать при этом моего папашу-герцога.

– О Боже! – Шелдон потер виски. – Бедное дитя!

– Что вы подразумеваете под этим восклицанием? Вы мне сочувствуете?

– Разумеется. Не твоя вина в том, что ты появилась на свет незаконнорожденной и церковь не освятила брак твоей матушки с герцогом.

Керисса… или Валенса вздохнула.

– Их связывали более прочные узы, чем церковные. Я не стыжусь ни своей матери, ни отца. Для них не существовало сословных препон.

Она воздела к потолку свои изящные руки.

– Вероятно, они воссоединились там… на небесах.

– Надеюсь, – сказал Шелдон.

– А теперь, когда я исповедалась перед вами, вы, я надеюсь, возьмете надо мной опеку?

Говоря это, девушка уставилась на своего собеседника испытующим взглядом.

Нечто колдовское было в ее очах, противостоять им было свыше человеческих сил.

– Подумаю, – как мог, сопротивлялся Шелдон.

– Думайте быстрее. Или лучше давайте размышлять вместе.

Она протянула руку, схватила свою накидку и укуталась в нее.

– Я вам полностью доверилась…

– Значит, ты рассчитываешь, что я настолько глуп, что доверюсь лихой авантюристке? Да я распознал тебя, как только ты перешагнула порог этой комнаты.

– Однако вы не выгнали меня прочь!

Шелдон замялся.

– Пять лет уже я живу в кредит, – признался он.

Она была ошеломлена.

– Из-за этого вы, наверное, и покинули Англию?

– Как вы догадливы, мадам!

– А что же вас потянуло обратно? – Она явно почувствовала в нем родственную душу.

– Давай не будем ходить вокруг да около, – обозлился Шелдон. – Я тебе не помощник. Я, конечно, не прочь переспать с красивой француженкой, но заплатить за ее услуги мне не по средствам.

– Какая же Франсина дура! – с досадой сказала девушка. – Ей в голову пришло, что для меня гораздо выгоднее разыгрывать вдову, чем невинную девушку.

– Твоя служанка весьма изобретательна.

Грудь девушки, вздымающаяся под скромной траурной одеждой, неудержимо тянула Шелдона прикоснуться к этим соблазнительным округлостям.

– Послушай! – сказал он. – Никто тебя не воспримет как неутешную вдовушку, не обольщайся.

– Это почему же? Мне кажется, что я хорошо играю свою роль.

– Нет, плохо. Дураки, может быть, и поверят, но те, у кого есть деньги и кто навидался подобных тебе особ, – вряд ли.

Глаза ее наполнились слезами, и она еще больше похорошела.

– Тогда мне придется сыграть девственницу, как Жанне Орлеанской. Мне это нетрудно. Я еще не спала с мужчиной.

– Не может быть!

– Мне лучше знать это! – разъярилась Керисса.

– Сколько же тебе лет?

– Не знаю точно… около семнадцати.

– Ты так молода?

– Но я прошла через многое и выгляжу старше своих лет. Мне так часто приходилось скрывать свой возраст…

– Чтобы понравиться палачам?

– И такое бывало…

– А чем же ты их удовлетворяла?

– Разными способами…

Шелдон прервал ее дальнейшую исповедь жестом. Вряд ли ему доставило бы удовольствие услышать, на какие извращения способны мужчины, опьяненные внезапно свалившейся на них властью.

– Ты молодец. Ты здорово сыграла роль графини. Дай мне подумать, прежде чем я что-либо решу.

Он уставился на пламя, пожирающее поленья в камине.

– Ты случайно не знаешь, кто-нибудь из семьи герцогов де Валенс успел удрать в Англию?

– Никто. Их всех прихлопнули, как букашек на одном пне. Мой папаша заявил, что только трусы покидают свою страну. Он согласился умереть, лишь бы не прослыть трусом.

– А его вдова… герцогиня?

– Ее вскоре отправили на гильотину… вместе с ее любимым священником. Может быть, в этом и была высшая справедливость. Она слишком обожала его.

Шелдон Харкорт провел пальцем по ее щечке.

– Ты кровожадное дитя.

– Что поделаешь, если я ее ненавидела! Она втоптала мою мать в грязь…

– Разумеется. Ведь она ревновала.

– Она лишилась любви супруга по своей собственной вине. Какой мужчина согласится лечь в постель с этой святошей, восклицающей все время: «О, как это ужасно, как постыдно, как унизительно!»

– А ты сама слышала подобные восклицания? – не удержался от ехидного вопроса Шелдон.

– Мне удавалось иногда подслушать под дверью, – с чарующей непосредственностью призналась прекрасная гостья.

– А как ты приобрела манеры аристократки? Тоже подслушивала, подглядывала?

– Да, прячась за портьерами или за деревьями в парке. Как вы догадались, монсеньор? Я, ловкая как обезьяна, взбиралась на верхушки деревьев и пряталась в ветвях. Я даже видела короля и королеву, как они целовались…

– Друг с другом?

– Нет, он с одной придворной дамой, а она с кавалером…

– Оставим эту тему. Ладно, что тебе требуется?

– Не что, а кто! Товарищ, подельник… Вы склонны к авантюрам, я тоже авантюристка. Давайте работать на пару, монсеньор.

«Монсеньор» легко слетало с ее языка, словно уже предназначенная для Шелдона воровская кличка.

– И грабить богачей? – в шутку поинтересовался он.

– А почему бы и нет? До тех пор, пока мы сообща не найдем богатого дурака, согласного взять меня замуж.

Керисса – так Шелдону легче было ее называть – вскочила и продемонстрировала ему достоинства своей фигуры.

– Посмотрите на меня. Разве не найдется в Англии хоть одного богатого дурня, кто не клюнет на эту приманку?

Она выглядела в отсветах пламени из камина как комета, пронесшаяся над Землей и обреченная навсегда ее покинуть.

Шелдон не мог спокойно выдержать такого зрелища, как любой англичанин, француз или китаец, окажись он на его месте.

– Да, ты права, – пробормотал он. Горло его пересохло, да другой реакции и трудно было ожидать. Как бы он вообще не утратил способности управлять собой.

– Раз я права, так давайте вместе искать этого простофилю.

– Но найти такого не очень легко.

– Почему?

– Потому что, общаясь между собой, люди богатые и знатные сразу же становятся подозрительными.

– Но вы же не стали.

– Ошибаешься, милая. Я все понял, как только трактирщик начал шептать мне на ухо…

– К черту трактирщиков и прочих сводников! Мама так и говорила перед смертью: надо обходиться без них. А почему бы вам не объявить себя моим опекуном, дядюшкой, спасшим племянницу буквально из-под ножа гильотины? Предположим, что мой папочка-герцог, прежде чем ему отсекли голову, поручил вам заботиться обо мне и благополучно доставить в Англию.

– Трудно в это поверить.

– А если б папочка действительно так поступил, вы бы согласились?

Керисса сложила на груди руки, которые так и тянуло расцеловать или хотя бы к ним прикоснуться.

– Если б я был настолько глуп, чтобы приблизиться к помосту с гильотиной, то все равно ничего бы не услышал из-за рева толпы. Все англичане, побывавшие на публичных казнях в Париже, это прекрасно знают. Твоя версия, красотка, неубедительна.

– А если, предположим, он оставил завещание? Человек, знающий, что его ждет скорая смерть, не станет лгать…

– Устное завещание или письменное? И каким нотариусом заверенное?

– Неважно. Все равно вы мой опекун… Тут она, склонив головку, прищурила глаза и стала внимательно изучать Шелдона.

– Вы достаточно взрослый, чтобы вам разрешили взять опеку над девушкой?

– Мне тридцать один год, но я никому не позволю заглядывать в мое свидетельство о рождении! – возмутился Шелдон Харкорт.

– И правильно сделаете, – с довольным видом сказала девушка. – Пусть лучше вам будет тридцать семь. Так все будет выглядеть гораздо приличнее, когда вы возьмете опеку надо мной. В этом возрасте уже не так сильно проявляются мужские потребности.

– А какой возраст ты подберешь себе? – поинтересовался Шелдон.

– Между шестнадцатью и семнадцатью. Так мне посоветовала Франсина. У нее большой опыт… Она сказала: «Ни то ни се»…

Девушка решительно сняла с пальца обручальное кольцо, расстегнула жемчужное ожерелье и все это протянула Шелдону.

–~ Держите! Возможно, это пригодится в трудную минуту… Так мне сказала мамочка, умирая…

– О Боже! – выдавил из себя Шелдон. – Ты так доверчива! А если я смоюсь со всем этим твоим достоянием?

– Мой инстинкт меня никогда еще не подводил. Папочка часто говорил, что я сущая ведьма.

– Охотно верю. В более безумном спектакле я никогда еще не участвовал.

– Это не театр, а жизнь. Перед вами дочь обезглавленного герцога, нуждающаяся в покровительстве.

– А сколько таких дочерей у герцога де Валенса еще бродит по просторам Франции?

– Лично я знаю трех. Но им ничего не светит, – невозмутимо ответила Керисса. – Я лучшая из троих.

– Не сомневаюсь. Представить даже в воображении нечто более прекрасное не в моих силах, – согласился Шелдон. – А сыновей у него не было?

– Двое законных. Их посадили в тюрьму вместе с отцом. Говорят, что их тоже казнили. Во всяком случае, в замок никто не вернулся. Там теперь хозяйничают… «революционные экспроприаторы»…

Она с трудом, но старательно выговаривала эти новые для людей, живущих в конце восемнадцатого столетия, слова.

– А ты с матерью жила по соседству?

– В двух лье от замка. Ему нравилось навещать нас и проводить час-другой в деревенской тиши. А несколько раз он возил нас в Париж. Боже, какой красивый у него был там дом, но нас он поселил по соседству… в отвратительной конуре.

Керисса скривила губки.

– Там было полным-полно крыс, но это не мешало ему заниматься с мамой на койке…

Она замолчала, глаза ее увлажнились.

– Вам, монсеньор, надеюсь, теперь понятно, почему я желаю обрести высокое положение в обществе?

– Ты могла бы достичь этого с помощью революции.

– Меня тошнит при виде крови, – поморщилась Керисса. – А проехаться в. шикарном экипаже по лондонским улицам, швыряя горстями мелочь нищим, – чем не забава?

– Все это тебе быстро наскучит.

– Может быть, но не до тех пор, пока я не отомщу за унижения, выпавшие на долю моей матери. Она, бедная, не знала, что мы будем кушать на завтрак, если его светлость позабудет оплатить наши счета.

Молчание Шелдона раздражало ее. Она сверкнула глазами.

– Ну что же вы, монсеньор! У вас появился шанс сделать доброе дело. Так оседлайте лошадку – и в путь! Что вас держит?

Если бы он мог признаться, что его удерживает от властного желания повалить ее тут же на пол, на ковер, сорвать с нее фальшивый вдовий наряд и…

И сказать, что он слишком хорошо воспитан, чтобы воспользоваться беззащитностью юной девицы. Шелдон проглотил комок, застрявший в горле, и произнес внезапно охрипшим голосом:

– Если я все-таки захочу тебе помочь, ты обещаешь подчиняться мне во всем?

– Это значит, вы возьмете меня с собой в Англию?

– Вероятно, я совершаю наибольшую ошибку в своей жизни, но это так. Я знаю один рыбацкий баркас… Он доставит нас на остров быстрее, чем любой корабль.

Все тело Кериссы пришло в движение, и каждый жест был красноречивее любых слов.

– О, монсеньор! Я готова молиться на вас и отдать вам все, чем располагаю!

Глава 2

– Давай прикинем, сколько у нас всего денег, чтобы не тратить сверх меры, – благоразумно заметил Шелдон Харкорт. Они еще не покинули уютную комнату, где пылал камин, так как в их спальнях, как и предупреждал хозяин гостиницы, было чертовски холодно, а за окнами свирепо завывал ветер.

– Я с детства сильна в арифметике, – заверила Шелдона его новая знакомая.

Если на улице дул такой сильный ветер, то, значит, и в Проливе бушевал шторм. Нет никакой надежды пересечь его в ближайшее время.

Всего три часа плавания отделяло их от Дувра, но только при условии, что буря утихнет. Пока же на это не было ни малейших надежд.

Неужели Шелдону придется терпеть столько времени присутствие дамы, овладеть которой ему хотелось в высшей степени, причем желание это было абсолютно явно для Кериссы и поэтому тем более постыдно. Он, как мог, пытался прикрыть свои неприлично топорщившиеся панталоны.

На баркасе, который Шелдон заблаговременно арендовал, были две вполне удобные пассажирские каюты. Вероятно, там раньше переправлялись разного рода преступники, ища убежище на том или другом берегу.

Бог с ними! Теперь самый честный и богобоязненный человек готов был залезть в любую крысиную нору и войти в сделку с любым контрабандистом, лишь бы избежать гильотины.

Дождавшись утра и ни разу не поцеловав «графиню», что стоило ему многих мучений, Шелдон выскользнул из погруженной в мирный сон гостиницы и прогулялся по Кале.

Ничего достопримечательного в этом провинциальном городе не было, хотя в прежние века за обладание им яростно сражались английские и французские короли. Улицы были узки и обильно залиты помоями. Все они вели к рыночной площади. Дома также производили грустное впечатление. Ветер срывал с остроконечных крыш черепицу и швырял ее наземь, изредка попадая в прохожих.

Всего жителей в городке было шесть-семь тысяч, не больше, но, к удовольствию приезжих, они были все как один – и мужчины, и женщины – очень приветливы. Ведь все их благополучие зависело от тех, кто по разным причинам желал пересечь Пролив и попасть в Англию. В каждом незнакомце, появившемся в Кале, они видели будущего соискателя места на их судне или суденышке, тем более в столь тревожные времена.

Дождь наконец прекратился, из-за серых облаков выглянуло солнышко, на улице стало немного повеселее.

Шелдон обращал внимание на хорошеньких женщин в толпе грубых рыбачек в ужасающих красных юбках и тяжелых деревянных башмаках.

Голубоглазые, светловолосые девушки заставляли вспомнить походы короля-завоевателя Эдуарда Третьего. Вернув Кале под власть британской короны, рачительный король заставил всех своих молодых рыцарей жениться на местных уроженках, и отсюда пошла неизвестно какая, но очень симпатичная раса. Наследственность особенно сказывалась у женского пола. Мужчин смешение крови почти не коснулось.

Распознав в Шелдоне англичанина, торговцы стали усиленно зазывать его, как и прочих его соотечественников, в свои лавчонки, буквально ломившиеся от сравнительно недорогих товаров.

Шелдон Харкорт слишком долго прожил во Франции, чтобы не поддаваться на уловки лавочников, не соблазняться дешевизной, как, к своему последующему глубокому разочарованию, поступали неопытные лондонские аристократы.

Обидевшись на самих себя, но возлагая вину на якобы обманувших их торговцев, английские снобы награждали французов самыми нелестными прозвищами.

Слава Богу, что пресловутое английское воспитание заставляло большей частью держать это мнение при себе. Иначе революционная буря могла бы разразиться и здесь, в тихом провинциальном Кале, и даже, чем черт не шутит, перекинуться через Пролив в туманный Альбион. Ведь там тоже полтора века назад подданные отрубили голову своему королю.

Шелдон слегка гордился в душе, что он успел познать французский нрав и душу народа. Он чаще всего старался увидеть в людях не недостатки их, а достоинства, и во французах он ценил их жизнерадостность, приветливость и воистину рыцарское великодушие, что, впрочем, слегка поугасло в наступившие тяжелые времена.

Конечно, он не мог не восстанавливать в памяти недавние события, а именно беседу с Кериссой.

«Черт побери! – разглагольствовал один из его знакомых английских снобов. – Не знаю почему, но эти француженки умеют свести британского мужчину с ума. Вероятно, их учат этому с детства».

Такого же мнения он придерживался на протяжении всего вчерашнего вечера по отношению к Кериссе.

Сидя у огня и грея свои очаровательные ножки, лишь совсем чуть-чуть приподняв для этого юбки, она произнесла:

– Я получила хорошее образование. Папа сказал, что ненавидит пустоголовых дамочек.

– Ты училась в школе или в монастыре?

Керисса резко тряхнула головой.

– В такие места я не ходок. Там бы девчонки издевались надо мной, потому что я незаконнорожденная. И дразнили бы меня «вшивой герцогиней». А разве я виновата, что мой отец действительно был герцогом?

Шелдон тут же поспешил сменить тему разговора.

Но теперь, вспоминая эти подробности, он все больше проникался уважением к встреченной им вчера авантюристке.

Он был даже склонен поверить, что ее мамочка родилась в аристократическом английском семействе, близком к придворным кругам.

Во всяком случае, мать Кериссы познакомилась с герцогом де Валенс где-нибудь в Букингемском дворце. Он там пригласил ее на танец, и после этого единственного танца его охватила безумная любовь.

Полковник Арчибальд Уоринг тогда привез свою жену и дочь на лондонский сезон.

Герцог де Валенс на следующее же утро после бала явился с визитом к Уорингам, но был принят холодно.

Мать юной Мадлен сразу же догадалась о брачных намерениях герцога, но весьма мало была польщена его предложением. Как бы родовит и богат ни был этот аристократ, отпускать дочь на чужбину она не желала. Однако ни герцог, ни Мадлен уже не мыслили жизни друг без друга. Они тайно переписывались, и эта любовная почта могла бы составить целый роман. Потом они вновь свиделись, и герцог убедил Мадлен сбежать с ним из родительского дома.

Глядя на Кериссу, нетрудно было поверить, что французский герцог без памяти влюбился в ее матушку Мадлен, если только в матери была хоть половина очарования дочки. Ради такой женщины можно было совершить самые безумные поступки.

И даже для такого опытного наблюдателя человеческих характеров, каким являлся Шелдон Харкорт, было неожиданным, какую метаморфозу сотворила с собой Керисса за время их совместного ужина в интимной обстановке отдельного кабинета.

Сперва она явилась туда как неприступная гранд-дама и превосходно сыграла роль скорбящей вдовы-аристократки.

А каково было выражение ее лица! Боже, такой скорби, трогательной печали нельзя было противостоять!

На его глазах неутешная вдова превратилась в девственницу, впрочем, весьма дерзкую. И все соблазнительное, чем она обладала – локонами, округлыми грудками и нежными ручками, – все это демонстрировалось как бы на витрине воспаленному мужскому взгляду. И все это с такой наивной непосредственностью!

Черт побери, от этого зрелища запросто можно было бы свихнуться!

Шелдон тогда нашел единственную относительно здравомыслящую фразу, которую поспешил произнести:

– Нам обоим повезло, что тебе не надо тратиться на наряды. То, во что ты одета, вызовет к тебе всеобщее сочувствие.

– Да, вы правы, монсеньор. Но к тому же у меня с собой весь гардероб покойной мамочки. К счастью, она всегда предпочитала черный цвет.

Шелдон чуть не зааплодировал, услышав такое высказывание.

Керисса между тем очаровательно улыбнулась и добавила скромно:

– Конечно, мне придется на первых порах довольствоваться скудным гардеробом.

Шелдон промолчал, позволяя милой девушке продолжать свои рассуждения. Керисса разгладила юбку, обрисовывающую округлые колени, и со вздохом произнесла:

– Мне-то, разумеется, нравятся более живые, веселые цвета, но, вероятно, траур вызовет ко мне больше сочувствия и… подчеркнет достоинства моей фигуры…

О, об этих достоинствах не стоило бы ей напоминать! Шелдон едва не накинулся на нее при этом упоминании и не повалил прямо на ковер, рискуя опалить ее локоны в пламени камина.

Но она как бы не заметила его порыва, а Шелдон умело сдержал себя.

– Да, внешний вид очень важен для твоей последующей карьеры, милочка, – сказал он, с трудом шевеля языком в пересохшем от волнения и плотского вожделения рту, – но сначала нужно подсчитать денежки и выяснить, чем мы оба располагаем. Откосвенно признаюсь, что все мое состояние, включая нижнее белье, довольно давно не стиранное, которое сейчас на мне, можно оценить максимум в шестьдесят фунтов стерлингов.

– О, так вы, монсеньор, настоящий богач! – восторженно откликнулась Керисса. – С моим гардеробом и бельем, кстати, накануне отъезда приведенном в порядок, мы прочно стоим на ногах. Нам обоим этого вполне хватит. Я помогу вам материально, если вы мне, конечно, в свою очередь, тоже поможете.

Она как бы невзначай погладила рукав его сюртука, потом ее пальцы переместились на манжету рубашки и наконец скользнули на запястье.

Керисса заметила, что Шелдон рассерженно сжал губы, оскорбленный предложением брать деньги у женщины.

– Впрочем, только вам и судить, как мне лучше распорядиться финансами при наших скудных возможностях, – мягко произнесла она. – В своей стране вы хозяин, монсеньор, и вам следует править бал. Ваше знание английских обычаев и знакомства в высшем обществе, несомненно, представляют большую ценность, и услуги ваши не должны остаться без вознаграждения.

– Вы слишком поспешно уверовали в меня, – сказал Шелдон Харкорт, – даже не узнав, что я из себя представляю, о моем прошлом и перспективах на будущее.

– Конечно, это очень важно, но… – тут Керисса томно взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.

– Тогда перейдем к суровой действительности, – резко сказал Шелдон, поборов наконец свое смущение. – Будем придерживаться фактов, а не предаваться бесплодным мечтам.

– Прекрасно! Я согласна, – немедленно откликнулась Керисса. – Мой папаша подарил моей мамочке полмиллиона франков, когда началась революция. Он положил их в Парижский банк на имя Мадлен Уоринг и сказал при этом: «Это для тебя и для Кериссы… если со мной что-нибудь случится…»

– В Парижский банк! – не удержался от горестного восклицания Шелдон.

– Там же поместила мама и все свои я драгоценности перед нашим отъездом в деревню, – продолжала свой рассказ Керисса. – Мы все собирались забрать оттуда хотя бы часть наших драгоценностей, но боялись.

– Разумеется, я все понимаю.

– Когда же я решилась отправиться в Англию, то подумала, не стоит ли перевести счет и бриллианты в Лондон, и попробовала связаться с управляющим банка. Но дела пошли во Франции совсем плохо, и вряд ли мои письма дошли до Парижа…

– А теперь, когда война на носу, – уверенно заявил Шелдон, – все счета будут заморожены.

– Вы подразумеваете… что я никогда не получу… своих денег и драгоценностей?

– Во всяком случае, до окончания войны.

– Этого я больше всего опасалась… Если бы я набралась храбрости явиться в Парижский банк… но уже поздно сожалеть об этом… После того, что произошло с папой, у меня просто не было сил…

Неподдельный ужас застыл в ее глазах. Она передернула изящными плечами.

– Зато, вполне возможно, эти средства послужат вам надежным утешением в старости, – выразил осторожный оптимизм Шелдон. – А в остальном чем все-таки ты располагаешь, милочка?

– При жизни папа давал маме каждый месяц определенную сумму на наше содержание – на одежду и на жалованье прислуге. У нас были и другие слуги – не только Франсина и Бобо…

– Не сомневаюсь, – оборвал ее приятные, но бесполезные воспоминания Шелдон. – Но деньги, естественно, перестали поступать после этого злополучного августа?

Керисса печально кивнула.

– Мама рассчитала всех остальных слуг, потом мне пришлось заплатить доктору… и за похороны.

– И сколько у тебя осталось? – поинтересовался Шелдон, начиная терять терпение. Он с неудовольствием чувствовал, что жалость к девушке начинает возобладать над всеми иными чувствами.

– Семь с половиной тысяч франков.

– Три сотни фунтов на английские деньги… при условии, что удастся эти франки достаточно выгодно обменять по ту сторону Пролива, в чем я сильно сомневаюсь.

– У меня есть еще жемчужное ожерелье, кольцо и бриллиантовая брошь… – Девушка вздохнула. – Какие у мамы были чудесные драгоценности! Если бы мы не поступили так неразумно и оставили их при себе вместо того, чтобы класть в банк…

– Задним умом мы все крепки, – резонно заметил Харкорт. – Сделанного уже не воротишь. А сокрушаться об этом – значит просто зря терять время.

– Вы правы, – согласилась Керисса. – Однако жаль и мебель, оставшуюся в нашем бывшем доме. Такие дорогие вещи! Папа желал, чтобы нас с мамой окружала обстановка, достойная ее красоты…

– А как ты поступила с обстановкой?

– Самое ценное мы с Франсиной передали на хранение местному доктору. Он, по-моему, приличный человек. Они с папой были старинными приятелями.

– А дом?

– Двери мы заперли и покинули дом глухой ночью, так, чтобы никто не увидел, как мы уезжаем…

Керисса вдруг в отчаянии всплеснула руками.

– Может быть, дом уже сожгли! Те же самые простолюдины, тот же нищий сброд… кто спалил и герцогский замок… С горечью она продолжала:

– Я захватила с собой несколько ценных безделушек – изящные золотые коробочки с украшениями из бриллиантов, миниатюры, подаренные отцом маме, с изображением древнегреческих богинь и нимф. Он говорил, что их лица напоминают ее лицо…

Керисса смолкла, погрузившись в воспоминания такого радужного, беззаботного прошлого.

– Это были подарки к Рождеству и к годовщинам их знакомства. Мама очень дорожила ими.

– Их не следует продавать, пока не наступит острая необходимость, – твердо заявил Шелдон, полный искреннего сочувствия к девушке.

Ведь нельзя было допустить, чтобы она осталась без тех милых ее душе вещичек, напоминающих ей о покойной матери, о былой счастливой жизни.

В то же время он хорошо понимал, в каком бедственном положении очутилась Керисса. Зная прекрасно, как быстро уплывают из рук деньги, он мог предугадать, что трехсот фунтов хватит ненадолго.

– Ладно. Мне пришла в голову идея, которая касается тебя, – сказал он.

А Керисса молча подняла на него вопрошающий взгляд.

– По прибытии в Англию мы не отправимся в Лондон. У меня есть причины личного порядка, чтобы не попадаться на глаза некоторым знакомым в столице. Кроме того, нам обойдется дешевле, если мы поселимся в небольшом городке. Я предлагаю тебе направиться в Бат.

– Бат? Я что-то припоминаю… Мама рассказывала мне про Бат, – сказала Керисса.

– Это фешенебельный курорт на западе Англии, куда наведываются на целебные ванны почти все аристократы с целью подправить здоровье и вдохнуть свежего воздуха.

Керисса навострила уши. Ее мгновенно заинтересовал этот райский уголок.

– Бат невелик, – между тем продолжал Шелдон, – но весьма красив и уютен. Так как он намного меньше Лондона, у тебя появится больше шансов встретить каких-либо благородных и состоятельных джентльменов и завести полезные знакомства, как говорится, запросто, якобы случайно. Я, к твоему сведению, всегда руководствуюсь в жизни принципом – ловить крупную рыбу в маленьком пруду. И хлопот меньше, и возможностей больше.

Он состроил несколько брезгливую гримасу.

– Вероятно, мои чересчур откровенные предложения не очень нравятся юной леди, пребывающей в ослеплении и тешащей себя иллюзиями, с каким восторгом примет ее высшее лондонское общество.

– Это я-то ослеплена? Ничего подобного! У меня нет никаких иллюзий. А глаза мои действительно слепы. Но в них лишь черный мрак… после всего того, что мне пришлось повидать.

Она склонила головку к плечу и закатила очи.

– Я уверен, – сказал Шелдон, – что в маленьком Бате ты станешь звездой всех местных балов и желанной гостьей во всех гостиных. Там гораздо меньше чопорности и больше непринужденности в общении, чем в Лондоне.

– Тогда едем в Бат! – вскричала Керисса с энтузиазмом великого Александра Македонского, направляющего свою армию на край света.

– Я составлю письмецо, чтобы нам зарезервировали комнаты, и опущу его в почтовый ящик в Дувре, если мы, конечно, туда когда-нибудь доберемся. Погода и в Англии, вероятно, сейчас не лучше, и путешествие от Дувра до Бата будет утомительным, но, как говорят наши иомены, овчинка стоит выделки.

– У французских крестьян есть точно такая же поговорка! А они не дураки.

В Кериссе внезапно вспыхнул вулканический темперамент.

– Я готова исполнить все, что вы мне прикажете, – с безрассудностью юности добавила она.

– Что я прикажу первым делом тебе, милая, так это обменять свои глупые франки на английские фунты до нашего отъезда, если, конечно, тебе это удастся.

Роль рассудительного, уверенного в себе покровителя юной пылкой девицы давалась Шелдону нелегко.

– Или, впрочем… – Тут его осенила хорошая мысль. – Я попробую это сделать сам. Мне это будет легче.

В ответ на недоумевающий взгляд Кериссы он пояснил:

– Наш любезный хозяин месье Дессин ценит благорасположение английских джентльменов, путешествующих туда-сюда, и прилично наживается на обменном курсе.

– Наверное, да, – согласилась Керисса.

– А так как Конвент непременно предпримет строгие революционные меры по изъятию незаконной наживы, наш друг поспешит избавиться от проклятых фунтов, заполучив в обмен на них родные франки. Ведь он наверняка патриот своей страны!

– И здесь вы правы. – Керисса вела себя как послушная девочка. – Я сейчас сбегаю и принесу деньги. Я знаю, где Франсина их прячет.

О Боже, какая наивность!

– С такой дурочкой у Шелдона могут возникнуть большие затруднения. Они оба могут застрять во Франции, а что дальше… одному Богу известно.

Девушка быстро вернулась с пачкой купюр и с кошельком, полным монет. – Вот они! Больше у меня ничего нет.

– Я же, по-моему, говорил… – Шелдон внезапно перешел на прежний уважительный тон, – что вы слишком доверчивы…

– Но я доверила вам больше, чем деньги… свою судьбу. Разве не так? – совершенно искренне осведомилась Керисса.

– Но вы взваливаете на мои плечи неимоверную тяжесть и великую ответственность.

Шелдон шутил, говоря это, и в ответ она тоже пошутила:

– На мой взгляд, плечи у вас достаточно широки… И с этими словами Керисса удалилась, Шелдон никак не мог догадаться, что она делает, скрывшись из виду. А Керисса у себя в крохотном номере присела на коврике у тлеющего смрадного камина и обратилась к небесам:

– Возблагодари, Господи, этого человека за его щедрость и великодушие! Я лучшего, чем он, не встречала после смерти родителей. Он пробудил меня к жизни. Спасибо, Господи, что позволил нам встретиться».

Море никак не желало утихомириться. Солнце только выглядывало ненадолго, а потом вновь скрывалось в низко нависших облаках. Морские птицы, в основном мародеры-чайки, тоже были недовольны плохой погодой. Рыба ушла вглубь, а значит, им нечем поживиться.

За пару суток, проведенных в бездействии, скучающие мужчины чувствовали острую потребность в женском обществе, и вожделенные взгляды, бросаемые ими на соблазнительно округлую фигурку юной французской графини – а именно за нее благодаря стараниям месье Дессина принимали ее постояльцы «Англетера», – могли прожечь тело девушки насквозь.

Ну а когда они все же поднялись на борт «Святой Анны» – судна, которого только благорасположение близкой к самому Господу святой мученицы смогло бы уберечь от потопления, вихрь мужских ухаживаний закрутился вокруг Керисс почище любого шторма.

Никто из мужчин не мог себе представить, что рядом с ними накануне их предполагаемой гибели в морской пучине окажется столь элегантная, прелестная пассажирка.

Несмотря на то что она укуталась как могла в шали, пледы и меховую накидку, спасаясь от пронзительного ветра, изящные очертания ее фигуры все же просматривались и даже отвлекали путешественников-мужчин от приступов морской болезни. Ну а ее лучезарная улыбка, казалось, пролагала быстрейший путь к вожделенной пристани.

Еще когда Шелдон Харкорт и его спутница грузили на корабль с помощью негра-карлика и суровой Франсины не очень-то объемистый багаж, эта парочка привлекала к себе всеобщее внимание. Некое волнение пробежало по толпе ожидающих посадки на «Святую Анну» подобно первой морской зыби – предвестнице грядущего шторма.

Взгляды заинтересованных пассажиров переходили от женственной фигурки Кериссы к мужественной фигуре Шелдона.

В отличие от хрупкой Кериссы, Шелдон Харкорт выглядел истинным колоссом. Его модное великолепное пальто обрисовывало широкие плечи, уже сами по себе внушающие уважение к их обладателю, а начищенные до блеска черные сапоги сияли даже в скудных лучах неласкового солнца.

Но настоящую сенсацию произвели слуги Кериссы. Франсина в своем белоснежном чепчике и крахмальном воротничке была строга и величественна до умопомрачения, а Бобо, наоборот, забавлял всех.

Его черная кожа в сочетании с богато расшитой, пурпурного оттенка благородного кларета ливрее с крупными золотыми пуговицами вызывала у англичан ассоциации с карточным чертенком, в иных колодах называемым джокером, из-за которого им частенько приходилось терять немалые суммы за игорным столом. Но сейчас этот «чертенок» был важен, как туземный вождь, и распоряжался матросами, грузившими багаж, словно своими покорными людоедами.

Шелдон только сейчас заметил герцогский герб, выгравированный на пуговицах темнокожего слуги. Это была непростительная неосторожность, проявленная Кериссой.

В ответ на его безмолвный вопрос девушка произнесла тихим шепотом:

– Папа подарил мне Бобо на день рождения.

– Вместе с гербовыми пуговицами на ливрее? Разве ты законная дочь герцога?

Внезапная злость охватила Шелдона. Его раздражал весь этот спектакль.

– Герцог считал меня таковой! – не менее раздраженно откликнулась Керисса.

Он не счел нужным возражать ей в этой неподходящей обстановке. Шелдон мог только наблюдать, как искорки вспыхивают в ее глазах, как надменно вздернулся ее подбородок. Из-за высокого воротника обнажились один-два дюйма белоснежной шейки – вполне достаточное для удара ножом гильотины.

Что ж, пусть, несмотря на все сопутствующие этому заблуждению опасности, она считает себя аристократкой.

Но если Керисса захочет стать респектабельной дамой и выйти замуж за благородных кровей джентльмена, Франсина, знающая всю ее подноготную, может представлять для нее угрозу, если развяжет язык.

С первой встречи Шелдон уловил, что служанка не так простовата и не одобряет игры, затеянной ее хозяйкой.

– Что происходит с твоей Франсиной? – осведомился Шелдон у Кериссы, видя, как чрезмерно гордая служанка с явной неохотой втаскивает багаж в каюту госпожи.

Керисса улыбнулась.

– Франсина раскусила вас сразу же. Вы, по ее мнению, не такая уж важная персона, раз путешествуете без лакея. К тому же при вашей красивой внешности вы почему-то остаетесь холостяком или выдаете себя за неженатого мужчину. Она точно определила ваш возраст и решила, что очень подозрительно, почему вы до сих пор не обзавелись супругой.

Шелдон не мог удержаться от смеха.

– До чего же проницательна твоя Франсина!

– Я все объяснила ей, почему вы согласились нам помогать… но она все же боится, что я влюблюсь в вас…

– А это возможно? – поинтересовался Шелдон, сохраняя полную серьезность.

– Нет, конечно! Мамочка безрассудно влюбилась в папу и даже сбежала с ним из родительского дома, но я не похожа на нее… я трезвомыслящая…

Она запнулась в поисках подходящего слова.

– …юная девица, не теряющая головы в любых ситуациях, – закончил за нее фразу Шелдон.

– Да-да… вы угадали…

– Но жаждущая приключений… – продолжал дразнить он ее. – Не смейтесь, я действительно такая…

– Я не собираюсь смеяться над вами, – успокоил ее Шелдон. – Я сделаю все, чтобы вы сорвали самый спелый персик с верхушки дерева.

– Тогда, пожалуйста, убедите в ваших добрых намерениях Франсину. Иначе я не ручаюсь за нее и Бобо. Он способен напасть на вас…

Шелдон Харкорт удивленно вскинул брови.

– Да, это не шутка. Он жутко свиреп. Он чуть не растерзал нескольких бродяг, грабивших папин замок, прежде чем его поджечь.

– Посоветуйте ему быть поосторожней и умерить свой дикарский темперамент. В Англии он запросто может попасть в тюрьму.

– Я уже говорила с ним об этом. Но если Франсина сочтет, что вы… не мой бескорыстный друг… то я не ручаюсь за последствия. И не дай Бог, если они подумают, что мы любовники…

– А ведь их подозрения могут в любой момент оправдаться! – выразил предположение Шелдон.

Керисса слегка склонила головку и уставилась на него странным взглядом.

– А вы бы этого хотели?

Харкорт с размаху стукнул кулаком по шаткому столику в каюте, так что стоящая на нем тяжелая бронзовая чернильница подпрыгнула.

– Не следует задавать мне подобных вопросов! Ты находишься под моей опекой. Я, конечно, старше тебя и окажусь последним негодяем, если воспользуюсь моей властью над тобой. А ты, в свою очередь, должна относиться ко мне с уважением.

– Даже когда мы остаемся наедине? – спросила Керисса.

Он глянул на нее не менее свирепо, чем это бы сделал Бобо.

– С этого момента мы будем играть свои роли все двадцать четыре часа в сутки. И ни на секунду не забывать о том, что мы играем роль. Даже во сне!

Керисса опять улыбнулась. На этот раз чарующе.

– Приказ понят и будет исполнен. Но напоследок я хочу сказать… признаться… Как это по-английски? Вспомнила! Вы чертовски привлекательный мужчина!

– Спасибо! А в ответ на твой комплимент я скажу, что ты чертовски, просто до неприличия растрепана, а нос у тебя чем-то испачкан.

Керисса в ужасе произнесла что-то невнятное на французском и старательно потерла кончик носа.

Ловким кошачьим движением она устремилась к зеркалу, глянула на себя и возразила:

– Вы издеваетесь надо мной! Как вам не стыдно! У меня ничего нет на носу…

– Я сказал это, чтобы поставить тебя на место. И напомнить разницу в нашем положении – кто есть ты, а кто я. Теперь давай решим, как ты будешь обращаться ко мне.

– Я уже над этим думала. Наверное, «мой уважаемый опекун» будет звучать слишком официально. Я предпочитаю звать вас «монсеньор». Это вполне подойдет к вашему внешнему облику. Мне нравится такое обращение.

– Так обращаются к членам королевской семьи, епископам и к таким важным персонам, как твой покойный папочка, – возразил Шелдон.

– А чем вы его хуже? – быстро ответила Керисса.

– Ладно, я согласен на монсеньора. – А Шелдону не хотелось спорить по пустякам. – Но только не забывайся! Он немного разозлился. Ему показалось, что Керисса подсмеивается над ним. Надо будет серьезно поговорить с Франсиной. Уж очень нежелательно, если дикий чернокожий лилипут Бобо вдруг вцепится ему ни с того ни с сего в горло, напав из-за угла.

Шелдон воспользовался случаем, когда Франсина явилась в каюту, чтобы постелить постель для госпожи. Это произошло незадолго до ужина.

Ее плотно сжатые губы и высокомерно выпрямленный стан явно выражали недоброжелательное отношение к Шелдону.

– Я желаю поговорить с вами, Франсина.

– Я слушаю.

Он начал разговор по-французски, хотя прекрасно знал, что Франсине и английский язык вполне понятен.

Франсина воплощала собой нерушимую крепостную преграду, в которой, по его мнению, очень нуждалась податливая Керисса.

– Когда мы приплывем в Англию, – сказал Шелдон, – я намерен забрать вашу госпожу с собой в Бат. В моем отечестве у вашей госпожи нет знакомых, и я беру на себя все заботы о ней. Я введу ее в приличное общество, где она сможет найти себе подходящего супруга и обеспечить тем самым свое будущее.

Франсина не шелохнулась. Только сверлила взглядом самозваного и нежелательного для нее опекуна.

– Вам лучше, чем кому-либо, известно, какими скудными средствами располагает мадемуазель… и на какое короткое время их может хватить. Но она очень красива и в Бате получит возможность познакомиться с богатыми холостяками, которые будут счастливы предложить руку, сердце и свое состояние столь привлекательной молодой особе.

– Вы собираетесь выдать ее замуж? Поклянитесь мне, монсеньор, что таковы ваши намерения.

– Я не обманываю вас, Франсина, – сказал Шелдон. – Мадемуазель призналась, что вы не очень-то доверяете ей. Так доверьтесь мне! Я не покушаюсь на честь вашей хозяйки и не предпринимаю никаких поползновений овладеть ею. Мною движет лишь дружеское сочувствие.

Франсина продолжала пристально глядеть в глаза Харкорту, пытаясь выяснить, не лжет ли он, потом у нее вдруг вырвалось сдавленное рыдание.

Она простонала:

– Я готова отдать жизнь за мадемуазель Кериссу! Да, это именно так, монсеньор! Я была при ней неотлучно со дня ее появления на свет. Она дороже мне, чем мое собственное дитя.

– Тогда мы вместе должны побеспокоиться о ее будущем. Я нуждаюсь в помощи и вашей, и Бобо. Тебе понятно, Франсина?

Харкорт счел уместным перейти в разговоре со служанкой на более фамильярный тон. В то же время в голосе его появилась некая задушевность, которая больше подействовала на Франсину, чем слова, произнесенные им.

Она взглянула на него с теплотой, столь неожиданной после прежней суровой холодности.

– Располагайте мной, монсеньор. Я убеждена, что сам Господь послал вас нам во спасение.

Серьезность, с какой было это произнесено, позабавила Харкорта, но он удержался от улыбки, не желая обидеть добрую старушку.

Выпроводив Франсину, Харкорт погрузился в размышления.

Вся предшествующая сцена и слова, сказанные Франсиной по поводу его отношения к мадемуазель, напоминали дурной спектакль в каком-нибудь дешевом театрике на Челтнхем-роуд и не имели ничего общего с реальностью.

Он посмеялся над самим собой и над той ролью, которую вызвался сыграть в этой пьесе. Однако завязавшаяся интрига была заманчива.

Как только Шелдон вступил на борт «Святой Анны», его настроение резко улучшилось, и не осталось и следа от той глубокой меланхолии, что угнетала его в последние дни, проведенные в Кале.

Оставив Кериссу разбираться вместе со слугами с багажом, он вышел погулять по палубе. К морю он привык издавна, и самое сильное волнение не доставляло ему ни малейшего беспокойства. Другие пассажиры, наоборот, весьма страдали от морской болезни и разлеглись по каютам, как только «Святая Анна» покинула гавань. Поэтому на палубе не было ни души. Облокотившись о борт на корме, Шелдон бросил последний взгляд на уплывающие в туманную дымку берега Франции. И тут рядом с ним неожиданно возник Бобо.

– Простите, монсеньор, но здесь неподалеку находится джентльмен, который, по моему мнению, чересчур много выпил.

– И что из того? – равнодушно спросил Шелдон.

– У него с собой бумажник, полный банкнот, монсеньор. Если бы я не забрал его, то это, несомненно, сделал бы кто-нибудь другой.

– Не будь таким дураком! – резко откликнулся Шелдон. – Если тебя поймают, то тут же осудят и повесят. В лучшем случае отправят обратно и выдадут на руки французским властям.

Кажется, Бобо был ошеломлен таким заявлением, но разве можно было уловить какое-либо выражение на его угольно-черной физиономии?

– В Англии очень строго наказывают за воровство, – попытался втолковать ему Шелдон. – Ради благополучия мадемуазель хотя бы не смей ввязываться ни в какие переделки, которые могут привлечь к нам излишнее внимание. Ты меня понял?

Суровый тон монсеньора заставил Бобо исторгнуть печальный вздох.

– Вы, конечно, правы, монсеньор, но это было так легко, поверьте, просто одно удовольствие…

– Ты дурак, Бобо! Кого первого заподозрят в таких делишках, как не темнокожего слугу? Я сам тебе скажу, когда мы докатимся до такого отчаянного положения, что придется пойти на воровство. А до тех пор и не думай рисковать! Это мой приказ.

– Я все понял… Я буду подчиняться вам, монсеньор. Всегда к вашим услугам. Низкий поклон Бобо, преувеличенно почтительный, был весьма комичен. Затем карлик удалился походкой, не лишенной достоинства.

«Только этого нам не хватало», – с досадой подумал Шелдон Харкорт. Он вновь погрузился в созерцание морской стихии.

Шелдон хорошо понимал, что все проблемы еще впереди и ему предстоит улаживать еще немало неприятностей. Но судьба бросила ему вызов, и не в его правилах было уклоняться от поединка. Тщательно планируя предстоящую кампанию, Шелдон Харкорт действовал как умудренный опытом полководец.

Он принял решение не покидать Дувра в тот же день, как они прибыли туда. Плавание их всех утомило. Маленькому войску Шелдона требовался отдых.

Они с удобством разместились в «Королевской голове», гостинице такого же класса, как и «Англетер», можно даже сказать, бывшей его точной копией, но где кормили неизмеримо хуже.

– Я не могу это есть, – заявила Керисса, морща нос и отодвигая от себя тарелку с жесткой бараниной и гарниром из водянистых вареных овощей.

– Завтра нас здесь уже не будет, – утешил ее Шелдон. – Мы выедем, как только я раздобуду дорожный фаэтон.

– Фаэтон! – изумилась Керисса.

– Это не моя прихоть, хотя я лично ненавижу путешествовать в почтовых дилижансах, – пояснил Шелдон. – Дело в том, что нам выгоднее появиться в Бате в собственном экипаже, чтобы произвести благоприятное впечатление на местную публику.

Она внимала его объяснениям, как прилежная ученица.

Главное, чего мы должны избежать, это не показаться нищими в глазах всяких снобов, обитающих там. Нам следует произвести благоприятное впечатление и выгодно отличаться от прочих голоштанных эмигрантов, которые сейчас наводнили Англию. Если люди решат, что мы в состоянии оплачивать свои долги, нам откроют кредит и примут с распростертыми объятиями.

– Как вы правы! – горячо согласилась Керисса. – Папочка часто говорил, что именно так ведут себя придворные в Версале. Они тратят бешеные деньги на одежду, на украшения и драгоценности своих жен, и им охотно дают в долг, а сами они месяцами, а иногда даже и годами не платят прислуге жалованье и кормят слуг одними обещаниями.

– Что ж, мы увидели, к чему это привело, – глубокомысленно заметил Шелдон. – Людям надоело ждать обещанного, они постарались взять сами то, до чего хотя бы дотянулись их руки.

– Трудно понять, как придворные могли поступать так неразумно, – вторила Харкорту девушка. – Они покупали бриллианты и щеголяли ими перед нищими, которые у дворцовых ворот вымаливали кусок хлеба.

Но внезапно в настроении Кериссы произошла разительная перемена. Она воскликнула:

– И все же как хорошо быть богатым и веселиться! Давайте и мы притворимся богатыми и беспечными. Будем надувать настоящих богачей и оставлять их с носом!

– Но при этом будем осторожными, – предупредил Харкорт.

– О, монсеньор? Я буду так осторожна! Когда я буду хохотать, никто из них не догадается, что я смеюсь над ними.

– Как бы они потом не посмеялись над нами?

– О, вы, монсеньор, похожи на мою Франсину – вам все видится в мрачных тонах.

Керисса уморительно передразнила старую служанку:

– Не делай того, не желай этого! Будь осмотрительна! Не рискуй! Как следует подумай, прежде чем куда-то шагнуть! Мне надоело слушать ее наставления! Я хочу поступать так, как мне угодно.

Она раскинула руки и в этой позе выглядела настолько соблазнительно, что Харкорту стоило больших усилий сурово одернуть ее.

– Попридержи язык, милочка, и поменьше жестикулируй. Помни: ты ведь только что осиротела. Твое сердце разбито. Ты скорбишь о потере папочки и мамочки. К тому же ты еще и изгнанница, вынужденная покинуть милую свою родину.

– Я и улыбаться не имею права? – осведомилась не без лукавства Керисса.

– Улыбаться можно, но нечасто.

– Тогда мне лучше вернуться во Францию. Мне там сразу отрубили бы голову, зато я не мучилась бы от тоски. Как это – не улыбаться? Вы хотите, чтобы я все время плакала?

– Ну зачем же! Хныкающие женщины отвратительны! – заметил Шелдон.

– Но если я не улыбаюсь, то рыдаю! Или то, или другое. Выбирайте. Вероятно, вам хочется, монсеньор, чтобы я рыдала у вас на плече. О, как поэтично! Как завлекательно! А вы бы меня утешали… ласкали…

– Прекрати! Прибереги эти сцены до той поры, когда выскочишь замуж. Будешь плакаться в жилетку своему супругу. А сейчас марш в постель! Мне еще многое надо обдумать, а ты меня отвлекаешь.

– То же самое папочка говорил мамочке, когда готовил какой-нибудь важный документ для королевских министров. Однако все потом кончалось тем, что он целовал ее и признавался, что рад тому, что его отвлекли.

Керисса сделала многозначительную паузу, потом поинтересовалась:

– Не желаете ли и вы поступить со мной, как папенька? Я имею в виду поцелуй?

– Уйдешь ли ты когда-нибудь к себе?! – прорычал Шелдон Харкорт. – И зови меня монсеньором! Сколько раз мне повторять одно и то же! Спокойной ночи!

Он взмахнул рукой со сжатым кулаком, отправляя девицу прочь, но затем, опомнившись, величественно протянул ей руку.

Керисса присела в глубоком реверансе.

– А вам хороших сновидений, монсеньор, – произнесла она насмешливо и, приподнявшись на цыпочках, запечатлела поцелуй на его щеке.

В полдень на следующий день они уселись в фаэтон, приобретенный Шелдоном Харкортом по дешевке в Дувре.

Он был слегка старомодным, этот экипаж, но в хорошем состоянии и раньше принадлежал благородному джентльмену. На стенках были нарисованы гербы, а колеса покрашены в ярко-желтый цвет.

– Как мило! – воскликнула Керисса. – У нашей кареты очень жизнерадостный вид.

Две лошади с почтовой станции тоже производили приятное впечатление, но морщина прорезала лоб озабоченного Харкорта. Произведенные расходы уже превзошли намеченную им до того цифру. Если так дело пойдет и дальше, они раньше времени окажутся на мели.

Когда весь багаж был погружен, выяснилось, что фаэтон вот-вот лопнет от обилия набитых в него баулов и сундуков. А для Франсины и Бобо осталось лишь местечко на сиденье рядом с возницей, причем чернокожий карлик водрузил на колени кожаный саквояж Кериссы, а Франсина держала шкатулку с драгоценностями мадемуазель, нкрустированную изображением пэрской короны.

Так как солнце ярко светило, Керисса украсила свою головку премиленькой шляпкой с шелковыми ленточками, завязанными под подбородком, но плечи ее укутывала подбитая мехом накидка, как будто вот-вот ударит мороз в разгар солнечного дня.

– Мы будем ехать с частыми остановками, – объявил Шелдон. – Незачем нам появляться в Бате измученными, а лошади тоже должны выглядеть свежими и отдохнувшими.

– Как я вижу, вы предусмотрели все до мелочей, монсеньор. А в Бате нам быстро ли отыщется местечко для отдыха?

– Все зависит от того, сколько с нас запросят за пристанище. Я безуспешно пытался припомнить хоть кого-то из знакомых, кто бы владел подходящим домом в Бате или поблизости от него. Я не бывал там давно. Последний раз, когда мне было всего семнадцать.

– А какая хворь привела вас, монсеньор, в столь раннем возрасте на курорт? – спросила Керисса.

Из-под полей шляпки насмешливо сверкнули ее глаза.

– Моя матушка заболела, и доктор прописал ей пить целебные воды. Обнаружилось так же, что из-за сырости в домах, где мы жили в Лондоне и Хертфордшире, у нее начался нехороший кашель…

– Ваша мать была красива? – вдруг поинтересовалась Керисса.

– Очень! – с готовностью ответил Шелдон Харкорт и добавил с печалью: – Она скончалась меньше чем через год после нашего посещения Бата.

– О, как я вам сочувствую! Вы, наверное, очень тосковали по ней?

– Конечно. А мой отец умер от тоски два года спустя.

– Значит, вы стали сиротой в том же возрасте, что и я.

– Примерно. Это нас некоторым образом роднит.

– Так же, как и многое другое… – с удивительной настойчивостью вставила Керисса.

– Что же еще?

Она на мгновение задумалась. – У нас одинаковые вкусы… хотя, впрочем, мы не имели времени, чтобы обсудить этот вопрос. А папа говорил, что общие вкусы скрепляют связь двух людей. А разница во вкусах эту связь губит, и тогда мужчина и женщина начинают раздражать друг друга одним лишь своим присутствием.

– Высказывания твоего папочки мне все больше напоминают библейские скрижали. Если он был так мудр, как пророк Моисей, куда же он завел самого себя? Под нож гильотины?

Слезинка тотчас выкатилась из глаз Кериссы.

– О, прости! Я лишь желал похвалить твоего папочку.

– Я так и поняла, но мне грустно… Я постараюсь никогда не раздражать вас, монсеньор.

– Вот именно это и есть предел моих желаний.

– Я пытаюсь, но иногда это выше моих сил. Разве вы не замечаете моих стараний? Мне грустно, что вы недооцениваете моих попыток!

– Я уже определил им цену, – улыбнулся Шелдон Харкорт. – Но давай подождем до Бата, посмотрим, как ты справишься с нашей общей задачей и какое произведешь впечатление на курорте. От этого зависит мое отношение к тебе.

Он на некоторое время задумался, а потом произнес с жаром:

– Мы свалимся на головы отдыхающих в Бате джентльменов, как бомба с зажженным запалом. И добавим к этому еще и фейерверк. Но…

Тут он выдержал паузу и погрозил Кериссе пальцем.

– Но… не сразу. Поначалу мы будем вести себя тихо, и лишь Франсина и Бобо подогреют их любопытство. И никаких подозрений о сходстве наших вкусов и о том, что за этим следует. Я твой благородный опекун, а ты моя невинная, как утренняя роса, подопечная.

– Я притворюсь и неопытной, – подхватила его мысль Керисса, – и совсем невинной. Когда вы, монсеньор, будете представлять меня джентльменам, я широко открою глаза и буду хлопать ресницами вот так…

Керисса это немедленно продемонстрировала.

– И буду спрашивать у всех, на каком свете я нахожусь, – не без юмора добавила она.

Девушка издала легкий смешок. Лучше бы она этого не делала.

Харкорту захотелось впиться поцелуем в эти пухлые смеющиеся губки. Его остановила лишь произнесенная ею тотчас же фраза:

– Мужчинам ведь нужна именно глупышка? Как вы считаете, умудренный опытом монсеньор? Им нравится брать над ними верх!

– Тебе не следует задумываться о подобных философских материях! Это не входит в твою роль, какую мы сейчас репетируем.

– Мои размышления не касаются вас, монсеньор.

– Так и не высказывай их вслух.

– Они предназначены только для вас…

– Тогда придержи их! – с гневом сказал Шелдон Харкорт, получивший в награду за свои хлопоты звание монсеньора и вдобавок дерзкую «племянницу».

Следующую ночь они провели в премиленькой гостинице на пути в Бат, где оказались единственными постояльцами.

Владелец приветствовал их, стоя на пороге, и отвел им лучшие апартаменты, причем сделал вполне простительную ошибку, приняв их за мужа и жену.

В их общей гостиной, соединяющей две спальни, в камине горел веселый огонь, а ужин, поданный туда и состоящий из традиционных английских блюд, все же не вызвал приступа отвращения у Кериссы. Она устала и была против обыкновения не слишком разговорчива.

После обильной трапезы Шелдон Харкорт, усевшись у камина со стаканом портвейна в руке, сам уже стал клевать носом.

Раскинувшаяся в кресле напротив Керисса была очаровательна в своей дремоте, как спящая нимфа.

Заботливый Бобо подложил ей под голову подушечку, укутал ее все той же роскошной меховой накидкой, как и при первой ее встрече с Шелдоном.

Во сне ее личико выглядело совсем детским и лишенным того железного упорства и вызывающей иронии, какая буквально исходила от этой девицы, когда она бодрствовала.

Но почему-то искры в камине казались тусклыми, когда Харкорт вспоминал подобные искорки, вспыхивающие в ее насмешливых глазах. Они были ярче, так и воспламеняли душу…

Он тряхнул головой, отгоняя наваждение.

Долгое время Шелдон просидел неподвижно, наблюдая за ней, словно энтомолог за только что усыпленным красивым насекомым. Но не крылья и прочие атрибуты этой бабочки интересовали его, а собственные чувства. Чуть более двух суток прошло с тех пор, как он встретил это странное существо. И почему-то оно, с его нелепой судьбой, с малоправдоподобной историей, вошло в его жизнь, а его жизнь неожиданно обрела смысл. И у него появилась цель, а в голове стали роиться хоть какие-то, пусть глупые, но все же реальные планы.

И надо же, глупая девчонка отдала ему в руки последние свои сбережения как раз в то время, когда он сам последние свои пенни не мог сохранить на черный день.

У него была надежда, что, добравшись до игорного стола, он возместит все потери, понесенные им ранее во Франции. Уж, во всяком случае, он не ограбит и не оставит без гроша девушку, которую разглядывает сейчас с таким сочувствием.

– Клянусь, я найду тебе хорошего мужа!

Он произнес это вслух и надеялся, что его голос разбудит ее.

Но Керисса безмятежно спала.

Шелдон мысленно поклялся, что его покровительство не будет стоить ей ни пенни и что он найдет ей мужа как можно быстрее… чтобы убрать ее с глаз долой, чтобы она самим своим видом не резала его сердце по живому.

Затем его мысли перенеслись в недалекое будущее. Кто бы мог стать приемлемым супругом для Кериссы? В особо высокое общество он не мог ввести ее, поскольку сам был туда не вхож.

Но Керисса была настолько чарующе прекрасна, что смогла бы преодолеть любые препоны.

Или он ошибается, поддается извечным иллюзиям?

В жизни Шелдона Харкорта появлялось и исчезало множество красивых женщин. Их белоснежные ручки ласкали его, мелькали рядом с ним за игорным столом, когда он выигрывал, сыпали монеты в его карманы, таяли в воздухе при малейшей его неудаче. Он пытался, но не мог сравнить удивительные, меняющиеся, как погода в Ла-Манше, глаза Кериссы с вожделеющими денег или постельных утех глазами своих прежних приятельниц.

Шелдон подумал: «Какой мужчина в Бате или еще где-нибудь устоит перед этим насмешливым огоньком в глазах в сочетании с гордым носиком и пухленькими губками, особенно когда они кривятся в чуть иронической улыбке».

Он вспомнил весь спектакль, разыгранный ими при их первой встрече в Кале. И ее жалкие попытки обмануть такого опытного мужчину, как Шелдон Харкорт, выдав себя за вдову казненного революционерами аристократа. И он даже ее поцеловал. Правда, губы ее были тогда безжизненны, лишены страсти, но… но тело… ее стройное юное тело, освобожденное от покровов, представлялось ему в воображении, и он не мог заменить это наваждение никакими другими картинами, вызванными из памяти.

Он еще долго смотрел на Кериссу и вдруг подумал, что это его дитя. Шелдон встал и захотел разбудить ее, чтобы отправить в детскую, но помедлил. Ему нравилось рассматривать ее спящей. Она притворялась женщиной, а на самом деле была девственницей. Уж такому искушенному человеку, как Шелдон Харкорт, нетрудно было в этом убедиться.

Но в ней была иная тайна, которую Шелдон пока не раскрыл. Что она скрывает?

Шпионские сведения или затерянные сокровища казненного полтора века назад короля Карла Первого? Вряд ли, но какая-то тайна в ней была.

Она так мирно спала, что было бы жестоко разбудить ее. И все же он обнял Кериссу, поставил на ноги.

Керисса вздрогнула, приблизила свое личико к его лицу, ожидая нежного поцелуя, может быть, как в детстве, потом вновь забылась во сне.

Шелдон перенес ее на руках по узкой скрипучей лестнице, на каждой ступени ощущая ее дыхание, пахнувшее весенними фиалками.

Он отдал девушку на попечение Франсины, ожидающей их появления, будто адский пес Цербер, но попросил не будить мадемуазель.

Шелдон сам донес девушку до постели, уложил, попятился к двери и удалился.

Никто в мире, кроме него, не мог повести себя так по-джентльменски.

Глава 3

Дни, проведенные в пути, могли показаться порой скучноватыми, а само путешествие бесконечным. Однако не только Керисса, но и Харкорт постоянно открывали для себя что-то новое, что вызывало у них интерес.

Шелдон обнаружил, например, что за пять лет его отсутствия в стране произошли большие перемены. В первую очередь улучшились дороги. Раньше они представляли собой почти сплошные моря липкой грязи, в которой колеса увязали по ступицы, лошади надрывались, когда тянули даже легкие экипажи, и, лишь когда мороз сковывал лужи ледком, дорога становилась более или менее проезжей. Теперь же, видимо, правительство начало проявлять заботу о путешественниках. Шелдона заинтересовали также почтовые дилижансы.

В 1784 году, за несколько лет до своего отбытия за границу, Шелдон часто встречался по разным поводам с Джоном Палмером, членом парламента от города Бат.

Палмера очень беспокоило, как и многих других влиятельных людей, состояние почтовой службы в стране. Но никто не знал, как ее наладить и что для этого следует предпринять.

Доставка писем и посылок на значительные расстояния была тогда доверена так называемым «почтовым мальчикам», которые, считаясь негосударственными служащими пусть и невысокого ранга, возомнили о себе невесть что, работали спустя рукава, а о точности и быстроте доставки и речи не могло идти. Любой упрек в их адрес воспринимался ими как оскорбление. Письма и особенно ценные бандероли исчезали неизвестно куда.

«Они повязаны одной веревочкой с дорожными грабителями», – громогласно обвинял «почтовых мальчиков» Джон Палмер со всех трибун, где бы он ни выступал. Будучи политиком, он, естественно, был немного и актером. К тому же он действительно увлекался театром.

В Бате и Бристоле он содержал на свои средства две театральные сцены и добывал для своих спектаклей самых талантливых актеров, так как имел множество знакомых в среде лондонских агентов.

«Моя собственная карета вдвое быстрее этих почтовых колымаг, – говорил он неоднократно Шелдону, – и уж, конечно, гораздо надежнее».

Джон Палмер убеждал главного королевского почтмейстера, что такие экипажи, как его, – легкие, компактные, скоростные, – должны заменить громоздкую рухлядь «почтовых мальчиков», а самих этих негодяев надо гнать в шею. «Им требуется пятьдесят часов, чтобы проехать из Лондона в Бристоль, – возмущался он, – а я в своем экипаже уложился в пятнадцать». И вот теперь, по возвращении на родину, Шелдон узнал, что Палмер получил почтовую службу в свое ведение и его фаэтоны доставляют письма и посылки во все крупные города Англии.

– Революция в британской почтовой службе наконец-то свершилась! – усмехнулся Шелдон.

Когда погода позволяла, он предпочитал не запираться в тесном экипаже, а, поменявшись местами с Франсиной, устраивался на облучке и иногда даже сам правил экипажем. Возницу, которого он нанял, усиленно рекомендовал ему каретный мастер в Дувре. Чапмен – так звали кучера – вызвал у Шелдона доверие с самого первого взгляда, а то, как он обращался с лошадьми, доказывало, что он души в них не чает и возница он опытный.

Вообще кучера в Англии – это особое и очень своеобразное сословие, но в нем, как и везде, представлены самые разные человеческие экземпляры. Тех, кто возит почту или правит дилижансами, заботит только одно – необходимость соблюдать расписание.

Шелдона и раньше приводило в негодование то, как в Англии относятся к лошадям. Он часто цитировал изречение одного испанца: «Англия – рай для женщин и ад для лошадей!»

Без сомнения, для многих владельцев конюшен лошади представлялись неодушевленными механизмами, которые должны работать, пока не сломаются и их не уволокут на свалку.

И не скорость передвижения экипажей изматывала и убивала лошадей, а неимоверные тяжести, которые их заставляли тащить. Дилижансы и кареты грузились, как говорят, «под завязку». Возить товары было выгоднее, чем пассажиров.

Но все же английские возницы, накачанные крепким портером, поглощающие невероятное количество ветчины и картофеля, с цветными платками, обмотанными вокруг толстой шеи, в красно-желтых жилетках, в щегольских жокейских сапогах, были одной из главных достопримечательностей старой доброй Англии. Правда, таких щеголей с каретных дворов Шелдон остерегался и не брал себе в услужение.

Чапмен, наоборот, был человеком спокойным и не драл понапрасну глотку, понукая лошадей. Впрочем, он подчас не боялся повысить голос, отстаивая свое мнение, но за это Шелдон проникся к нему еще большим уважением. Хорошие отношения, установившиеся между слугой и нанимателем, скрасили довольно утомительное и долгое путешествие. Время, казалось, бежало быстрее. Когда Шелдон не держал в руках вожжи, он предавался размышлениям об их с Кериссой финансовом положении.

Хотя покупка собственного фаэтона обошлась недешево, но он выяснил в Дувре, что проезд в наемном экипаже стоил бы четыре фунта восемь шиллингов, да еще с него могли содрать по два лишних пенни за каждую милю, если бы на почтовых станциях, по заявлению их владельцев, не хватало сменных лошадей.

Конечно, дешевле было бы ехать в дилижансе с полным отсутствием комфорта, страдать от жуткой тесноты и духоты внутри кареты или мерзнуть на ее крыше. И еще существовал риск опрокинуться по вине пьянчуги-кучера, а также застрять после поломки колеса в каком-нибудь глухом месте на многие часы.

Ради успешного свершения планов Кериссы Шелдон считал, что им необходимо появиться в Бате как весьма достойным и состоятельным персонам, а не обнищавшим авантюристам, каковыми они были в действительности.

Одним утешением в их поездке было то, что придорожные гостиницы отличались достаточным комфортом и приличным обслуживанием. Хозяева и горничные были любезны. Гостей ждали дымящийся пунш, подогретый эль и достаточно аппетитные на вид блюда. Кровати были удобны, перины – мягки, а еда вполне приемлема.

Чапмен не только знал наиболее короткую дорогу в Бат, но и то, в каких трактирах стоило останавливаться, а каких избегать.

Он допустил промашку лишь однажды, когда указал гостиницу, где они не получили того, что ожидали, хотя плату с них взяли безбожную.

В этот дождливый, слякотный день, как они ни погоняли лошадей, взятых на последней почтовой станции, фаэтон продвигался вперед медленнее, чем рассчитывал Чапмен.

В конце концов, когда стало смеркаться да вдобавок на дорогу спустился густой туман, он сообщил Шелдону, что продолжать путь было бы неразумно.

– Я вижу там, впереди, гостиницу. Будем останавливаться, сэр? – обратился он к Шелдону.

– Пожалуй, это будет разумно, – согласился тот, – даже если это не трактир, а убогая лачуга. А то мы ненароком можем перевернуться в темноте.

– Я как раз подумал о том же, – с уважением произнес Чапмен. Они подъехали к гостинице, которая называлась «Свинья и свисток». Здание было весьма живописным, а интерьер – старомодным, с могучими потолочными балками из мореного дуба и огромными каминами. Но супруга содержателя заведения в это время собралась рожать, а муж был настолько потрясен ожидающимся событием, что смог уделить вновь прибывшим постояльцам минимум внимания. Вот тогда Шелдон обнаружил, насколько оказался полезен его собственный штат прислуги – Чапмен, Франсина и Бобо взяли все дело в свои руки.

Франсина хозяйничала на кухне, Бобо накрывал на стол, а Чапмен разжег огонь, набрал воды, наполнил грелки и достал из погреба вино.

– Хотите я что-нибудь приготовлю для вас, если Франсина допустит, конечно, меня к плите? – предложила Керисса.

– У тебя был утомительный день, – сказал Шелдон, – и мне кажется, обойдутся и без твоей помощи, так что отдыхай.

– Но… я с удовольствием бы накормила вас, монсеньор, своей стряпней. Я очень хорошая повариха. Папа был очень привередлив в еде, и, когда слуги из-за революции совсем разболтались, я готовила ему изысканные блюда.

– Что ж, твое умение, может быть, когда-нибудь нам и пригодится, – с сомнением в голосе произнес Шелдон, – хотя вряд ли.

– А папа говорил, что очень важно владеть поварским искусством, несмотря на то, что работа эта тяжелая.

– Что правда, то правда, – улыбнулся Шелдон. – Я не намерен позволять тебе заниматься физическим трудом и превращаться в кухарку. Помни – ты знатная леди и должна вести себя соответственно.

Говоря это, он подумал, что только истинная леди могла так хорошо вести себя на протяжении всего путешествия, как Керисса. Она ни на что не жаловалась, не болтала сверх меры, не капризничала, ни разу не впала в дурное настроение и везде, на каждом участке пути и при каждой остановке обнаруживала для себя что-либо любопытное и охотно делилась своими впечатлениями с Шелдоном.

Ее восхищали деревья, покрытые белым инеем. Ей казалось, что она перенеслась в зимнюю сказку. Ей нравились булыжные мостовые в маленьких уютных городках, через которые они проезжали, аккуратные домики под соломенными крышами в деревнях и широкие луга под низко нависшим свинцовым небом. Керисса постоянно улыбалась, она была весела и жизнерадостна. Если Шелдон опасался, что его спутница окажется избалованной и жеманной, капризной девицей, требующей каких-то особых услуг и удобств, то он был приятно разочарован. В то же время они все-таки вздохнули с облегчением, когда наконец добрались до холмистой гряды, которую прорезала величественная дорога, ведущая уже напрямую в Бат. Это было, может быть, самое лучшее наследство, оставленное древними римлянами Британии – вымощенная камнем дорога от Эксетера до Линкольна.

Шелдон уже успел рассказать Кериссе, что Бат еще при римлянах считался фешенебельным курортом, так как это единственное место в Англии, где есть горячие целебные источники.

– Как замечательно! – искренне восторгалась она.

Шелдон знал, что легенда, связанная с открытием этих источников, непременно заинтересует ее.

– Древний король Британии имел сына по имени Бладард, который болел проказой. Несчастный скитался по стране, гонимый всеми, и стал свинопасом.

Керисса вся обратилась в слух.

– Как и Бладард, свиньи тоже страдали от каких-то язв на коже. Однажды он и его стадо набрели близ песчаного берега на болото, над которым клубился пар.

– Я догадываюсь, чем все это кончилось! – радостно воскликнула нетерпеливая Керисса.

– Свиньи зашли в болото и вывалялись в грязи. Когда Бладарду наконец удалось выгнать их оттуда, кожа их была уже гладкой.

– И Бладард последовал их примеру?

– Конечно. И излечился от проказы. Позже римляне построили город и назвали его Аква Сулис – Источник Сулы, в честь кельтской богини.

– А я тоже могу в нем искупаться? – полюбопытствовала Керисса.

– Думаю, что да, – ответил Шелдон. – Мне было семнадцать, когда я в него окунулся… Правда, по причине юного возраста я совсем не заботился о том, чтобы как-то улучшить свой внешний вид и нравиться женщинам.

– В семнадцать лет вы еще не интересовались женщинами? – удивилась Керисса.

– Не особенно, – невозмутимо ответил Шелдон. – Мальчики в Англии взрослеют позже, чем их ровесники на континенте.

– Папа рассказывал мне, что он уже в двенадцать лет был пылко влюблен!

– Но ведь твой отец француз!

– Вероятно, вы холодный человек по природе, и женщине трудно пробудить в вас безумную страсть.

Шелдон несколько возмутился, но потом понял, что Керисса просто дразнит его.

– Любовная жизнь твоего опекуна ни в малейшей степени не должна интересовать тебя.

– Она меня, наоборот, очень интересует. Я просто сгораю от любопытства!

– Твое любопытство останется неудовлетворенным, – произнес Шелдон ледяным тоном.

Керисса издала преувеличенно тяжкий вздох.

– Я составлю длинный список предметов, о которых не смею заговаривать, – сказала она. – Скоро они составят целую книгу, и я опубликую ее под названием «Правила поведения для юных девиц, сочиненные мужчиной, совершенно не понимающим женщин»!

Шелдон не мог удержаться от улыбки. Он вдруг подумал о том, сколько красивых молодых леди, которых он знал в прошлом, заявляли, что он не понимает их. Беда заключалась в том, что он слишком хорошо их понимал.

– Мне кажется, ты провоцируешь меня, Керисса, – сказал Шелдон. – Если так будет продолжаться, я воспользуюсь прерогативой опекуна и задам тебе хорошую трепку.

Ресницы Кериссы затрепетали. Она пристально вгляделась в лицо мужчины, желая узнать, насколько серьезно его намерение отшлепать ее. Затем произнесла тихонько:

– По крайней мере этот ваш поступок покажет, что вы не совсем ко мне равнодушны.

– А разве я кажусь тебе равнодушным? Керисса опять вздохнула.

– У меня создается такое впечатление, что я лишь какая-то безделушка, товар, который вы готовитесь продать за возможно более высокую цену. Вы меня шлифуете, покрываете лаком, раскрашиваете. Все ваши заботы и наставления имеют лишь одну цель – выручить за меня как можно больше денег. Вас интересует только собственная выгода и ничего больше.

Обвинение было явно несправедливым. Они оба это понимали, но Шелдон решил подыграть ее нелепым фантазиям насчет его намерений.

– И, разумеется, если на тебя не будет спроса, постараюсь сбыть тебя за любую предложенную цену первому попавшемуся покупателю или просто выставлю вон.

В ответ Керисса швырнула в него диванную подушку.

К концу следующего дня путешественники попали в пустынную местность, где до самого горизонта не было видно ни пасущегося скота, ни зеленеющих посевов. На бесплодной почве произрастали лишь редкие низкорослые деревья.

Шелдон подумал, что такой пейзаж скорее характерен для северных провинций Испании, чем для цветущего графства Сомерсет.

Трудно было себе представить, что всего в пятнадцати милях от этого унылого, невозделанного и заброшенного людьми плоскогорья расположен самый очаровательный и легкомысленный из английских курортов.

Зарядил мелкий дождик, и Шелдон остановил фаэтон, чтобы пересесть внутрь, оставив Бобо на облучке в компании с Чапменом, предоставив им возможность развлекать друг друга на последнем участке пути.

Через пару миль, как помнилось Шелдону, дорога должна была пойти под уклон по направлению к Бристольскому заливу, который сейчас отсюда, издалека, казался лишь голубоватым расплывчатым пятнышком.

Когда он залез в экипаж, Франсина собралась было уступить ему место, но Шелдон остановил ее:

– Начался дождь, Франсина, и становится холодно. Чуть дальше, в долине, будет теплее, но на плоскогорье ветер гуляет вовсю.

– А нам еще долго ехать? – поинтересовалась Керисса.

Закутанная в свою меховую накидку да вдобавок накрытая пледами, она напоминала маленького зверька, приготовившегося к зимней спячке. Но голос ее был по-прежнему звонок и весел, а глаза радостно светились. В ней ощущалась неукротимая живость шустрого бельчонка, на которого, по мнению Шелдона, она была похожа.

– Нет, осталось уже совсем немного, – успокоил ее Шелдон, – и я хочу искренне поздравить тебя. Ты выдержала испытание путешествием с честью.

– Я не была вам в тягость?

– Ни в коем случае! – заверил ее Шелдон. – Иногда, правда, твое поведение было непредсказуемо, изредка оно меня ставило в тупик, но я готов вручить тебе диплом образцовой спутницы.

– Папа часто жаловался, что для него было истинным мучением путешествовать с семейством. То они требовали остановить карету, то громко болтали, когда он хотел спать, то засыпали, когда он испытывал желание поговорить. А мадам герцогиня не переносила тряску.

– Сочувствую всем, кто имел в жизни подобных спутников. Уверен, что страдания мадам доставляли ему немало огорчений.

– Он говорил, что она притворяется.

– Неужели твой отец был так жесток к своей супруге?

– А как бы вы отнеслись ко мне, если бы я постоянно хныкала и молила остановиться потому, что мне стало дурно? Вы бы, наверное, скрипели зубами от ярости.

– Но ничего такого ты себе не позволяла, – уклонился от прямого ответа Шелдон. – И за это мне следует тебя поблагодарить.

– Что ж, я с удовольствием услышала бы от вас «спасибо».

Шелдон решил на этом закончить разговор.

Он поглядел в окно и увидел, что они уже покинули суровое плоскогорье и спускаются в долину.

Неожиданно Чапмен натянул поводья и даже прибегнул к тормозам. Остановка была резкой.

– Что случилось? – воскликнул Шелдон.

Словно в ответ на его вопрос дверца экипажа распахнулась, и мужчина в маске, вооруженный пистолетом, заглянул внутрь.

Керисса тихо вскрикнула, а Франсина застыла в ужасе.

– Выкладывайте все, чем богаты! И поживее! – грубо рявкнул грабитель.

На размышления не было времени, а уж тем более на споры с вооруженным незнакомцем, и поэтому рука Шелдона мгновенно опустилась в карман пальто, где был спрятан заряженный пистолет.

Ни один разумный джентльмен не отправлялся в те времена в путь без оружия, и Шелдон также не позволил себе подобной беспечности. Однако мирное, без всяких приключений путешествие несколько убаюкало его. Он даже забыл о пистолете.

Но инстинкт сработал, и палец Шелдона оказался на курке.

Он выстрелил, и пуля, пройдя сквозь плотную ткань его пальто, вонзилась в грудь налетчика.

Какое-то мгновение грабитель пребывал в неподвижности, ошеломленный грохотом выстрела и ударом пули. Затем его рот как-то нелепо скривился, и, падая на спину, он разрядил свой пистолет в Шелдона, попав ему в руку чуть выше локтя. Пороховым дымом заволокло внутренность фаэтона.

Снаружи второй разбойник, направивший пистолет на Чапмена и заставивший его осадить лошадей, услышав выстрелы, повернул голову. Он явно не ожидал, что их будет двое. И тут настал момент вступить в дело карлику Бобо.

Длинный тонкий кинжал, заостренный на конце как игла, пролетел по воздуху и поразил грабителя в шею. Тот свалился на дорогу, а Чапмен хлестнул лошадей, и экипаж резко рванул с места.

Франсина дотянулась до дверцы и захлопнула ее, иначе в этой рискованной скачке Шелдон мог вывалиться на дорогу.

Керисса немедля сбросила с себя капюшон накидки и склонилась над Шелдоном, привалившимся к стенке экипажа.

– Вы ранены, монсеньор! Вы ранены!

Шелдон не откликнулся.

Он придерживал правой рукой пробитую пулей левую руку и чувствовал, как кровь течет из раны и пропитывает одежду.

– Что нам делать? Мы должны остановить кровотечение! – в испуге восклицала Керисса.

– Все в порядке, – возразил Шелдон, однако речь давалась ему с трудом. – Пуля лишь задела руку, рана пустяковая.

– Нет, это серьезно, – настаивала Керисса. – Мы должны остановиться, и я перевяжу вас.

– Сначала отъедем подальше.

Он был уверен, что Чапмен сделает все возможное, чтобы экипаж поскорее удалился от опасных мест.

Им повезло, что грабителей было всего двое. Шелдон проклинал себя за то, что потерял бдительность и не был готов к нападению, проезжая по безлюдной, отдаленной от селений местности.

Слишком долго он пробыл за границей и забыл про славных английских грабителей с большой дороги.

Естественно, что окрестности фешенебельного Бата кишели всяческого рода жульем и головорезами. Где им еще поживиться за счет богатых и беспечных путешественников, как не здесь, возле курорта. Знатные персоны, посещающие Бат, часто становились жертвами разбойных нападений.

Несмотря на дождь и плохую видимость, надо было мчаться во весь опор и ни в коем случае не останавливаться, чтобы больше не рисковать.

Франсина, хранившая молчание после первого и единственного испуганного вопля, теперь занялась тем, что доставала из карманов и саквояжей батистовые платочки. Они явно не годились для перевязки, но она обнаружила наконец льняное полотенце и маникюрными ножницами разрезала его на полоски достаточной длины.

Карету на ходу безбожно встряхивало, и Керисса увидела, как расползается темное пятно по рукаву светлого пальто Шелдона.

– Умоляю, давайте остановимся! – в ужасе вскричала она, и, заслышав ее громкий голос, Чапмен придержал лошадей.

Бобо ловко впрыгнул в карету.

– Я прикончил его, монсеньор! Мой нож вошел в его горло, как в масло!

Чернокожий карлик был весьма доволен своим подвигом, но тут же его белозубая улыбка исчезла с лица.

– Монсеньор пострадал!

– В монсеньора выстрелил этот негодяй, – пояснила Франсина.

Воспользовавшись остановкой, Франсина с помощью Кериссы быстро и умело освободила Шелдона от пальто и сюртука.

Бобо заметил, как бледен Шелдон.

– Коньяк! Прежде всего монсеньору требуется глоток коньяку!

– Конечно, – поддержала его Керисса. – Как я не догадалась раньше! Ищи фляжку, Бобо, она где-то в саквояже.

Подвергнувшись усиленным заботам двух женщин и получив изрядную порцию спиртного от Бобо, Шелдон ощутил головокружение, приступы тошноты и слабость последовавшие сразу же после того, как миновал нервный шок. Но все же он постарался улыбкой ободрить Франсину, которая искусно наложила ему повязку, и призвал Кериссу умерить свое волнение.

– Но вас же могли убить! – глухо произнесла она, и ее прекрасные глаза затуманились от слез.

– Я уверен, что этот негодяй отвратительный стрелок, – возразил Шелдон. – Большинство бродяг вообще не умеют обращаться с оружием. Они стараются брать на испуг и блефуют, когда же дело доходит до настоящей стычки, они предпочитают пуститься наутек.

– А я думала, что буду в безопасности здесь, в Англии, – сокрушалась Керисса. – Во Франции… гильотина, а здесь – как вы его назвали? – бродяги…

– Грабители с большой дороги обычно ездят верхом, а воришки помельче – те на своих двоих, пешком.

– А мне кажется, что у этих мерзавцев были лошади, монсеньор, – подал голос Бобо. – Я заметил впереди двух лошадей, привязанных поодаль к дереву, но не догадался, чем это нам грозит.

– Мне надо было находиться снаружи – посетовал Шелдон. – Пожалуй, так и следует поступить на остатке пути.

– И не думайте об этом, монсеньор! – решительно заявила Керисса. – Отдайте свой пистолет Бобо. Он перезарядит его и будет держать при себе. Бобо отличный стрелок. Папа обучил его, чтобы он мог охранять нас с матушкой. В нашем уединенном доме мы всегда опасались разбойников.

Шелдон не стал спорить, у него просто не было на это сил. Керисса извлекла пистолет из кармана его пальто и протянула оружие Бобо.

– А теперь поспешим в Бат. Чем скорее мы окажемся там, тем лучше. Надо срочно найти врача, чтобы он осмотрел монсеньора.

Экипаж тронулся, и Шелдон снова почувствовал себя плохо, когда фаэтон затрясло по дороге.

Женщины обложили его подушками, но, несмотря на это, каждый толчок кареты отзывался в нем нестерпимой болью. Керисса с тревогой наблюдала, как в узкую щелочку сжимаются его губы, когда колеса подпрыгивали на очередном ухабе.

Фляжка с бренди почти опустела, когда копыта лошадей ступили на мостовую городского предместья и дробно застучали по булыжнику.

Кериссе было, конечно, не до того, чтобы разглядывать великолепные здания, о которых ей рассказывал Шелдон. А она так мечтала всю дорогу насладиться этим зрелищем, своими первыми минутами пребывания в прославленном городе!

Ее мысли сейчас были целиком заняты насущными проблемами. Где отыскать доктора и как побыстрее оказать Шелдону помощь?

Когда фаэтон въехал во двор отеля «Белый олень», где, как она знала, Шелдон забронировал для них номера, ее практичный ум подсказал ей, что из злосчастного приключения, случившегося с ними по дороге, можно извлечь определенную выгоду.

Керисса поспешно пригладила растрепавшиеся волосы, распустила их по дорогому меху своей накидки, быстренько подкрасила губки алым кармином, баночку с которым она хранила в ридикюле. Мимолетный взгляд в ручное зеркальце убедил ее, что, несмотря на бледность, она выглядит весьма привлекательно.

Фаэтон подкатил к подъезду, и ливрейные слуги поспешили к нему, чтобы открыть дверцы.

Но Бобо опередил их.

– Пожалуйста, Бобо, объяви о моем прибытии и сообщи, что с нами произошел в пути несчастный случай, – по-французски сказала Керисса.

Послушный Бобо устремился вверх по ступеням, выполняя ее распоряжение.

«Белый олень», будучи самым большим из многочисленных отелей города, часто использовался для проведения пышных приемов.

Было еще не слишком поздно, но в Бате обедали рано, и гости лорда Уолбертона уже заполнили громадный холл.

Джентльмены грелись у камина в ожидании своих дам, которые поднялись наверх поправить прически и туалеты перед тем, как проследовать в особый обеденный зал, специально заказанный лордом для приглашенных им гостей.

Невероятно элегантные мужчины в белых бриджах до колен, шелковых чулках и замысловато завязанных шейных платках все как один были не напудрены, ибо последний крик моды требовал, чтобы волосы у джентльменов были того естественного цвета, с какими их создал сам Господь.

Представители старшего поколения, конечно, возмущались, вполне резонно спрашивая, куда катится мир, если джентльмены отказываются от париков и пудры и уподобляются тем самым простонародью.

Но таким способом его королевское высочество принц Уэльский выражал свой протест против скучных формальностей, введенных при дворе его родителя.

Всем было известно, что в Букингемском дворце и в Виндзоре леди обязаны были по-прежнему носить обручи под юбками и безжалостно пудрить прически, а мужчины не допускались ко двору без париков.

Разговор джентльменов у камина касался в основном темы самой животрепещущей, а именно войны, которую три дня тому назад Англия объявила Франции.

– Я убежден, что мы не можем себе позволить воевать, – громко выступил пожилой мужчина. – Но не остается ничего другого, если мы хотим сохранить уважение к себе.

– Я слышал, что наши корабли – сплошное гнилье, да к тому же моряков не хватает, чтобы плавать на этих посудинах, – высказался другой собеседник.

– Армейское командование годами твердило, что все наше оружие годится лишь на свалку, но кто нас слушал? – рявкнул седовласый отставной генерал.

– Теперь им придется многое выслушать, – вмешался еще кто-то, – Одна надежда на то, что война с французиками не продлится долго. У них же нет настоящих генералов – одно мужичье.

– Я так прямо и сказал этой свинье Талейрану, явившемуся в Лондон: «Ваша революция – это сплошное распутство». Мы с женой решили не принимать его у себя в доме.

Почтенный пэр, убеленный сединами, горячо поддержал последнее высказывание:

– Совершенно согласен с вами. Почему мы должны ублажать этих чертовых лягушатников – дипломаты они или еще кто, – когда у них на уме только одно – как бы нам перерезать горло.

Речь эта вызвала аплодисменты, после чего джентльмены двинулись навстречу своим женам и дочерям, во всем блеске своих нарядов и драгоценностей спускавшихся по устланной ковром мраморной лестнице.

Облаченные в платья с пышными юбками, что делало их похожими на грациозных лебедей, с прическами, где пряди волос были завиты и уложены по методу, изобретенному миссис Фицгерберт, все леди сверкали бриллиантами.

Сказочная процессия почти достигла нижних ступеней, когда в холл отеля сквозь парадные двери ворвалось странное маленькое существо. Его черное личико, алая ливрея с золотыми пуговицами, огромная шляпа с кокардой, которую он держал в руке, обтянутой белой перчаткой, не могли не привлечь к себе внимание.

Карлик подбежал к стойке портье, размещенной у подножия лестницы, и закричал пронзительным голосом, чтобы его услышали все присутствующие:

– Мадемуазель графиня прибыла, но с ней произошло несчастье! Английский милорд ранен разбойниками! Врача! Зовите врача немедленно!

– Разбойниками?

Это слово, казалось, было повторено всеми, а портье, внушительный господин, занимающийся приемом гостей, произнес в ужасе:

– Кто-то ранен? Кто?

– Да-да, месье, – торопливо заговорил карлик. – Разбойники опасно ранили милорда. Мадемуазель графиня едва не лишилась чувств. Нам срочно нужен доктор. Пожалуйста, вызовите доктора…

– Сейчас все будет сделано.

– А милорда надо перенести к нему в комнату…

Под конец драматичного монолога Бобо о дверях отеля появилась Керисса. Она была прекрасна в своем неподдельном волнении.

Словно не замечая обращенных на нее взглядов, Керисса обратилась к портье. Нежный ее голосок с очаровательным акцентом был слышен отчетливо в наступившей тишине:

– Мой слуга сообщил вам, месье, об ужасном происшествии, случившемся с нами по дороге сюда?

– Да, он сказал, мадемуазель. – Портье печально склонил голову. – Я глубоко сожалею…

– Я графиня Керисса де Валенс, – прервала его девушка, – а от нападения грабителей пострадал мой опекун, мистер Шелдон Харкорт. Он проявил храбрость… и мы оставили двух убитых разбойников там, на дороге. По крайней мере негодяи больше не смогут угрожать путешественникам.

– Какой ужас вам пришлось пережить, сочувствую вам, мадемуазель, – проникновенно произнес высокий джентльмен с седеющими висками, выступивший из толпы гостей. – Почту за счастье быть вам полезным и оказать любую помощь.

Керисса взглянула на него широко открытыми испуганными глазами, ее губы дрожали, изящные пальчики судорожно сжимали меховую накидку. Она смотрела на рослого мужчину снизу вверх, и это лишь подчеркивало, как она слаба и нуждается в опеке и жалости после пережитого несчастья.

– Мне было так страшно, монсеньор…

– Не сомневаюсь.

– Если бы вы смогли порекомендовать какого-нибудь врача…

Тут она повернулась к дверям. Все последовали ее примеру, словно загипнотизированные.

Четверо молодых слуг атлетического сложения внесли в холл Шелдона Харкорта.

Зрелище было поставлено с блеском, а сам Шелдон с закрытыми глазами и перевязанной рукой выглядел павшим на поле битвы героем, не теряя при этом присущей ему элегантности.

Шедшая позади Франсина дополняла живописную картину, олицетворяя собой верную служанку, убитую горем.

Слуги понесли тело героя наверх, и дамы и девицы, заполнившие лестницу, с трепетом расступались, с сочувствием и не без любопытства заглядывая в мертвенно-бледное лицо молодого человека.

– Доктор! Где же доктор? – восклицала Керисса, едва не задыхаясь. – Мой опекун… он единственный… кто остался на свете… чтобы заботиться обо мне… и оберегать меня. Если я потеряю его… то не знаю… вероятно, жизнь моя будет кончена… Мой отец перед смертью на гильотине… отдал меня на попечение благороднейшего мистера Харкорта…

Сбивчивая речь, милые ошибки в грамматике и произношении некоторых слов, а главное несомненный актерский талант Кериссы произвели ожидаемое впечатление на публику. Сердца всех мужчин исполнились жалостью, а джентльмен с седыми висками поспешил заверить Кериссу:

– Мой личный врач – отменный специалист. Я пришлю его к вам немедленно. Во всем Бате нет лучшего хирурга, чем он.

– Мерси, мерси, монсеньор, – прошептала Керисса. – Не сообщите ли вы свое имя?

– Тревеллин… Сэр Ральф Тревеллин.

– О, как я вам благодарна, сэр Ральф!

Керисса одарила его изящным реверансом. А затем, никого больше не удостаивая взглядом, устремилась вверх по ступеням у вслед за слугами, несущими Харкорта.

И все же за поворотом лестницы она замедлила шаг и прислушалась.

Внизу все заговорили разом, и хор голосов напоминал взбаламученное море.

В большой обставленной с комфортом спальне – одной из лучших в «Белом олене» – Шелдон поддержал свои силы доброй порцией бренди и уже не выглядел умирающим страдальцем, каким предстал перед собравшейся в холле публикой.

Франсина удалилась в соседнюю гостиную распаковывать багаж, доставленный из фаэтона носильщиком. В спальне с Шелдоном остались только Керисса и Бобо.

– Все прошло великолепно, – высказал свое мнение Шелдон.

– Кажется, нам следует поблагодарить этих разбойников, – заметила Керисса. – Да упокоятся их души! – Затем она сменила тон: – Вы очень страдаете? Надеюсь, врач скоро прибудет.

– Мне лучше, чем было поначалу, – признался Шелдон. – Так что в спешке нет особой необходимости.

– Но ваш обморок выглядел так убедительно. Даже я испугалась.

– Я предпочел потерять сознание на пороге отеля. Это всегда производит впечатление. Но надо отдать должное и тебе. Если наше дело не выгорит, то я устрою тебя в театр. Твое упоминание о завещании отца у гильотины – образец высокого актерского искусства. Ты попала в самую точку.

– Мы же об этом договорились заранее, – попыталась защититься от его иронии Керисса.

– Да, но это было твое предложение, и оно сработало! Теперь им там внизу есть о чем поговорить.

– А вы что-нибудь слышали о сэре Ральфе Тревеллине?

– Ничего, – с сожалением признался Шелдон, – но неважно. Я все разузнаю о нем у врача. А сейчас Бобо горит желанием уложить меня в постель. Так что, пожалуйста, Керисса, избавь нас от своего присутствия.

– Вы отказываетесь от моей помощи? – огорчилась Керисса.

– Делай, что тебе велят, – коротко ответил ей Шелдон.

Понимая, что Бобо справится лучше, чем она, Керисса безропотно удалилась.

Доктор, однако, задержался по какой-то причине, и к его приходу у Шелдона вновь поднялась температура.

Мучительная процедура очищения раны, хоть и проведенная умелой рукой хирурга заставила Харкорта корчиться и стонать, и он презирал себя за недостаток мужества и неспособность терпеть боль.

С радостью он принял опиум, который дал ему доктор Прайс, и погрузился в спасительный сон.

– Не беспокойте его, – сказал врач Кериссе, ожидавшей его в гостиной.

Девушка показалась ему трогательно юной и вызывающей сострадание. Черный наряд, который искусная Франсина успела оживить белым шелковым воротничком, усиливал это впечатление.

Зная, что все доктора склонны посплетничать, она, не теряя времени, сообщила ему полные сведения о своей персоне.

Керисса не сомневалась, что пациенты доктора Прайса – сливки местного общества – вскоре узнают о трагической участи ее отца, о разграблении их родового замка, где множество сокровищ, собранных ее предками, погибло при пожаре или было похищено.

– Вы не представляете, как я сочувствую вам, графиня, – проникновенно произнес доктор Прайс и пригубил отличного портвейна, поданного ему Франсиной. Этим благородным напитком он был не в силах пренебречь.

– К счастью, мой отец поступил весьма л мудро, переправив в Англию некоторую сумму денег, – сказала Керисса, уверенная, что эта информация распространится незамедлительно, – поэтому я нахожусь в несколько лучшем положении, чем другие эмигранты.

Она грустно улыбнулась.

– И мне особенно повезло с опекуном. Мистер Харкорт – давний папин друг. К счастью, он был в это время во Франции и ему удалось вызволить меня и привезти сюда, в вашу замечательную страну.

– Да, действительно, это большая удача, – глубокомысленно заявил доктор. – Но мне кажется, что мистер Харкорт слишком молод, чтобы взять на себя обязанность опекать красивую девушку.

Керисса устремила на собеседника взгляд, полный невинного удивления.

– Он только выглядит моложе своих лет. На самом деле он почти одного возраста с моим покойным папочкой. Они были дружны много лет, и я всегда относилась к монсеньору Харкорту как к своему дядюшке.

– А что привело вас в Бат? – поинтересовался доктор Прайс после очередного глотка портвейна.

– Мой опекун знает, что я зимой часто простужаюсь и меня одолевает кашель, – ответила Керисса. – Кроме того, я не могла в данный момент появиться в Лондоне, так как ношу глубокий траур и мне не следует посещать балы и приемы. – Она глубоко вздохнула. – Впрочем, я не испытываю желания развлекаться.

– Могу вас понять, – живо откликнулся доктор Прайс, – но все же мы не можем позволить вам хандрить. Мы обязаны выманить вас, графиня, из добровольного заключения. Сезон только начинается, и будет жаль, если вы лишите себя многих удовольствий, которые может предоставить наш славный Бат…

Доктор, вдохновленный портвейном, обрел дар красноречия.

Керисса мило улыбнулась.

– Вы очень добры, мистер Прайс, но я… мне кажется, оставила все, что меня связывало с жизнью… и молодость, и способность веселиться… там, во Франции…

У доктора перехватило горло от жалости. Насколько трагична была судьба этого очаровательного невинного создания.

– Нет-нет, не говорите так. На вас подействовал недавний печальный инцидент. Советую вам лечь в постель и хорошенько выспаться. Завтра я навещу нашего пациента и буду рад встретиться и с вами. Кстати, вы собираетесь ужинать у себя наверху и не спуститесь вниз?

– Разумеется, – произнесла Керисса таким тоном, что доктор сразу почувствовал неуместность заданного вопроса. – Только на прощание посоветуйте мне, доктор, как лучше ухаживать за раненым, – продолжала она. – Я так хочу, чтобы мой бедный опекун скорее поправился.

– Тогда мы общими усилиями и поставим его очень скоро на ноги, – галантно откликнулся доктор. – А пока не тревожьте его. Лучшее лекарство – это душевный и физический покой.

– Как это мудро сказано! Спасибо вам, доктор! – Керисса поблагодарила его так сердечно, что мистер Прайс расплылся в улыбке от удовольствия.

И ее прощальный реверанс он тоже нашел весьма очаровательным.

Они расстались – каждый очень довольный состоявшейся беседой.

Доктор поспешил прочь, переполненный сведениями, которыми горел желанием поделиться с другими пациентами и друзьями, Керисса же устремилась к Шелдону, чтобы доложить о своих успехах.

К сожалению, он пребывал после дозы опиума в дремотном состоянии и был не способен выслушивать ее излияния.

Бобо же сурово обошелся с госпожой буквально выдворив ее из спальни монсеньора. Однако это не слишком расстроило Кериссу. Она нашла себе собеседницу в лице Франсины.

– День-два, и монсеньор будет в порядке, – с уверенностью заявила Керисса. – И к его выздоровлению почва будет уже вспахана и засеяна.

– Я очень рада, – отозвалась Франсина. – Вам, госпожа, тоже следует отдохнуть.

– Но мне так хотелось бы побыть возле монсеньора, – сказала Керисса, сверкнув глазами.

– Вам нечего делать в спальне наедине с молодым мужчиной. Чем скорее вы найдете себе мужа, тем будет лучше. Теперь это уже ясно, – резко оборвала госпожу старая служанка. – Кстати, судя по тому, что я успела увидеть краем глаза, выбор здесь богатый.

– Английские мужчины выше ростом и на лицо гораздо приятней, чем французы, – принялась рассуждать Керисса. – Правда, они держатся слишком высокомерно. Можно подумать, будто весь мир брошен к их ногам и они могут пройти по нему как по ковру.

Франсина буркнула что-то в ответ, но Керисса не обратила внимания. Она размечталась:

– Хорошо бы стать женой англичанина. Мне всегда нравились английские фамилии.

– Так поспешите заиметь какого-нибудь, желательно с прибавлением словечка «сэр». Это будет легко, когда вы вновь похорошели.

– Я похорошела? – быстро переспросила Керисса. – Ты намекаешь на что-то? Франсина, во мне что-то изменилось? Что, скажи?

– Уж не знаю что, но вы опять стали миленькой. А пара суток отдыха в удобной постели и хорошая еда вообще превратят вас в красавицу.

– Пожалуй, я последую твоему совету. День был ужасный. – Керисса зевнула.

– И не говорите! – вздохнула Франсина. Тут только Керисса подумала, что и Франсина, наверное, очень устала.

– Бат от нас не убежит, – сказала госпожа.

– Конечно, никуда он от нас не денется, – согласилась старая служанка.

Глава 4

Дверь приотворилась настолько, чтобы Керисса могла вснуть головку в образовавшуюся щель. Она увидела, что Шелдон бодрствует, и решилась войти.

Девушка изучающе уставилась на него.

– Вам лучше?

– Намного. Я почти выздоровел. Он сидел, откинувшись на подушки, рука его покоилась на перевязи, но он был гладко выбрит, причесан и обрел свой прежний облик.

Керисса поспешно приблизилась к ложу больного. От его взгляда не укрылось, что она тщательно подготовилась к свиданию. Очаровательное прозрачное неглиже из нежно-голубого газа великолепно сочеталось с ее темными локонами.

– Как все замечательно складывается, монсеньор! – воскликнула она. – Вы, оказывается, настоящий герой! Все газеты полны восхвалений, о вашей храбрости уже слагаются легенды.

– Газеты? – насторожился Шелдон.

– Да… О вас напечатана целая колонка в «Бат Геральд», и там же интервью с Чап-меном и Бобо о том, что произошло.

– Дай-ка мне взглянуть.

На лбу Харкорта появилась морщинка, которая совсем не понравилась Кериссе.

– Вы чем-то недовольны?

– Меньше всего я желал бы попасть в газету, даже если она издается в Бате и только там ее и читают.

Он взял у нее газету и увидел, что вся первая страница посвящена их недавнему приключению.

Заголовок был кричащим и напечатан огромными буквами:

– Ну что я вам говорила? – воскликнула Керисса, заметив, что Шелдон добрался до конца статьи. – Разве это не льстит вашему самолюбию?

– Такого рода популярность, – ответил Шелдон, – мне не по душе. Будем надеяться, что в Лондоне не проявят интереса к этому незначительному событию.

Холодность Шелдона ошеломила Кериссу. Но при ее сообразительности Кериссе не стоило большого труда догадаться, что Шелдон не желает, чтобы стало известно о его появлении в Англии.

Легко было понять, что она ничего не добьется, задавая вопросы. Поэтому девушка сменила тему разговора.

– Мне столько вам надо рассказать. Франсина запрещала мне вас беспокоить вчера, а я провела время не без пользы.

Она присела на краешек кровати и произнесла с улыбкой:

– Если честно, я проспала весь день напролет.

– Мне об этом доложили, когда я поинтересовался, чем ты занята. Ему стоило немалых усилий скрыть восхищение, которое вызывал в нем сегодняшний вид его подопечной.

Продолжительный отдых вернул нежный румянец на ее щеки, исчезли тени из-под ее глаз. Личико Кериссы, обрамленное черными локонами, как бы притягивало к себе солнечный свет, льющийся из окна.

Снаружи был прохладный, но ясный день. Легкий морозец, словно шаловливый волшебник, заставил всю природу сиять, осыпав белым снежком землю, деревья и крыши домов. Сам прозрачный воздух, казалось, тоже светился…

Искорки вспыхнули в глазах Кериссы, когда она вновь заговорила:

– Но какое количество визитеров пожаловало к нам! Я собрала все визитные карточки, чтобы показать вам, а гостиная полна цветов.

Шелдон понимающе кивнул.

– Более драматично обставить наше первое появление в Бате не додумался бы никто. Сама жизнь подарила нам шанс.

– Это правда, – согласилась Керисса. – Кстати, один посетитель, оставивший свою карточку, сказал Франсине, что он главный церемониймейстер. Что это такое?

– Это означает, что ты получишь доступ в Зал ассамблей, где встретишь всех важных персон из тех, что сейчас находятся в Бате.

Губы Шелдона тронула циничная усмешка, когда он объяснил Кериссе:

– Рядовой курортник должен сам первым нанести формальный визит распорядителю церемоний, представиться и тогда только будет допущен в общество. А вполне возможно, ему и откажут.

– Но распорядитель церемоний пришел к нам сам!

– Значит, нас принимают за важных особ. Разве ты не этого хотела? – спросил Шелдон, явно подсмеиваясь над Кериссой. – Когда он в следующий раз явится и ты примешь его, тебе придется, разумеется, заплатить за наш абонемент.

– Мы должны что-то платить? – забеспокоилась Керисса.

– Могу заверить тебя, что в Бате, как и всюду, ничего не дается даром. Ничего не отдав, ничего и не приобретешь, – философски заметил Шелдон Харкорт.

Заметив тревожное выражение в глазах Кериссы, он поспешил успокоить ее:

– Впрочем, это пустяки! Ты уже твердо стоишь на первой ступеньке социальной лесенки, так что смело взбирайся выше!

– По-моему, вы этим не очень-то довольны…

– Я доволен за тебя.

– Но как было бы прекрасно… если б мы радовались вместе!

– Я буду радоваться не меньше, чем ты, но… издали, – улыбнулся Шелдон и продолжал деловым тоном: – Теперь выслушай меня. Первым делом ты должна поменять свое неглиже на пристойный наряд. Второе – ты отправляешься с Франсиной в курзал. Там, как я предполагаю, все уже с нетерпением ждут твоего появления.

– В курзал?.. – переспросила Керисса, не веря своим ушам.

– Ты будешь пить целебные воды. А их качают из-под земли насосами. Они на вкус отвратительны и пахнут не лучше, но запомни – ты приехала в Бат поправить свое здоровье. Так уж, пожалуйста, заставь себя проглотить пару стаканов водички.

– А потом?..

– Потом, если останешься жива… будешь действовать, смотря по обстоятельствам. Я тебя отпускаю в свободное плавание. Мне доктор не разрешил вставать с постели до завтра.

– О нет! Это ужасно! – запротестовала Керисса. – Я надеялась, что мы все будем делать вместе…

– Вряд ли это разумно. По-моему, постельный режим, прописанный мне доктором, для нас очень выгоден. Ты так трогательна в своем черном облачении, что, я уверен, найдется немало джентльменов, готовых утешать тебя в отсутствие опекуна.

Он был настолько саркастичен, что Керисса глянула на него в растерянности – не дразнит ли ее Шелдон, как обычно?

Но он прикрикнул:

– Быстрей! Быстрей! Не теряй времени! И немедленно скинь это неприличное одеяние, что на тебе сейчас, и никогда не появляйся в нем у меня на глазах. Даже опекуны не заслуживают пытки лицезреть столь юную прелестную особу в дезабилье.

Керисса вскочила.

– Не дезабилье, а неглиже! Разве вам оно не нравится? Это лучшее из моих неглиже, и я считаю, что оно очень миленькое…

– Чертовски миленько рассматривать тебя сквозь него, согласен, – заявил Шелдон. – А теперь прочь из моей комнаты, и дай мне возможность вести себя как инвалиду, каковым меня здесь считают.

– Мужчины всегда капризны, когда болеют, – сказала Керисса, – но так как я хочу, чтобы вы скорее выздоровели, то не буду вам перечить, а поступлю, как вы мне велите. Я знаю, что вам сейчас надо угождать во всем.

– Вот и угождай мне! Проваливай! – приказал Шелдон довольно грубо.

После ее ухода он снова взялся за газету.

По курортному расписанию было уже довольно поздно, когда Керисса, сопровождаемая Франсиной, появилась в курзале.

Греческие колонны украшали это поистине замечательное сооружение. Строили его долго, а последние штрихи наносил прославленный архитектор Томан Болдвин.

Керисса не могла не восторгаться при виде просторного зала с ослепительно белыми колоннадами, подпирающими устремленный ввысь потолок застекленными округлыми светлыми нишами с обоих концов, и галереей для музыкантов.

В нише возвышалась статуя джентльмена плотного сложения. Это был, как потом выяснила Керисса, Бью Нэш – мэр Бата в начале восемнадцатого столетия и фактический основатель самого известного курорта в Англии.

Однако Кериссе некогда было осматривать достопримечательности этого роскошного заведения. Первый визит всегда волнителен, когда чувствуешь себя чужаком и не знаешь, к кому обратиться.

Керисса заметила в дальнем конце зала безукоризненно одетую почтенную даму в широкополой белоснежной шляпке с голубой лентой вокруг тульи. Женщина подавала посетителям высокие стаканы со знаменитой целебной водой. К ней и направила свои стопы Керисса.

Она шла через зал медленно и с достоинством, скромно опустив глаза, и как бы не замечала, что все смотрят на нее.

Публики было уже не так много, как обычно по утрам. В ранние часы курзал бывал заполнен до отказа несчастными страдальцами, надеющимися на чудо. Теперь же те, кто присутствовал здесь, пришли на самом деле скорее не для лечения, а для того, чтобы пообщаться со знакомыми, как говорится – других повидать и себя показать.

Это был обязательный курортный ритуал. После приема порции отвратительно пахнущей жидкости леди и джентльмены расходились – кто в библиотеку и читальню за газетами, кто в уютные кафе.

Керисса была только на половине пути к цели, как уже ощутила, что кто-то идет рядом с ней, подлаживаясь под ее шаг.

Она подняла взгляд и обнаружила, что это сэр Ральф Тревеллин. Он выглядел еще привлекательнее и импозантнее, чем в знаменательный вечер ее появления в «Белом олене».

С поклоном сэр Тревеллин произнес:

– Какое счастье, графиня, что вы немного оправились! Я был у вас с визитом вчера, но мне сказали, что вы никого не принимаете. Я боялся, что ужасное событие, случившееся на дороге, нанесло вред вашему здоровью.

– Bonjour, сэр Ральф! – откликнулась Керисса и сделала изящный реверанс. – Как мне было приятно узнать, что вы навестили меня, и еще приятнее получить от вас прекрасный букет! Я благодарю вас! Благодарю!

– Это лишь ничтожная дань, плата за великое благодеяние, оказанное нашему городу вами и вашим мужественным опекуном. Мы у вас в вечном долгу.

– Вы необыкновенно любезны, – сказала Керисса. – Но мне бы не хотелось пережить подобное вторично.

– О, я вас понимаю!

– Нам просто повезло! Все могло кончиться гораздо хуже, – храбро заявила Керисса.

– Доктор Прайс сообщил, что рана мистера Харкорта не слишком опасна.

– Доктор Прайс очень строгий доктор, – улыбнулась Керисса. – Он не разрешает монсеньору вставать.

– Доктор Прайс знает свое дело, ему надо доверять. Хоть это и прискорбно, но из всякого положения есть выход. В отсутствие мистера Харкорта не окажете ли вы мне честь, графиня, позволив сопровождать вас и… – тут сэр Ральф сделал попытку пошутить, – и охранять!

– Я надеюсь, что здесь… я в безопасности. – Керисса оглянулась по сторонам с притворным испугом. – К тому же со мной моя служанка,

– Я не имею в виду нападение разбойников, – улыбнулся сэр Ральф. – Здесь вам это не грозит. Но поймите меня правильно, все в Бате горят желанием завести с вами знакомство…

– Со мной? – Изумление Кериссы казалось неподдельным.

– Разумеется, с вами. Вы не только главная героиня драмы, разыгравшейся в окрестностях курорта, но – извините меня за мою прямоту – еще и очень красивая женщина.

Керисса великолепно изобразила смущение и, казалось, потеряла дар речи. Сэр Ральф поспешил представить сконфуженную девушку находящимся поблизости дамам.

Она плохо расслышала их имена, но уловила, что каждая была обладательницей какого-нибудь титула.

Керисса отметила, что все они были не так уж шикарно одеты, как она ожидала, хотя платья их были пошиты из самых дорогих материалов. Шелка и бархат были отменного качества, а немногие драгоценности, которыми леди украсили себя, стоили, вероятно, целое состояние.

Свойственная девушке проницательность подсказала ей, что истинно благородные леди не выставляют себя напоказ и не гонятся бездумно за последней модой.

Ее положение в обществе не нужно утверждать броскими нарядами.

Керисса сделала для себя вывод, что выбранное ею на сегодняшний день скромное одеяние и отсутствие бриллиантов произвели на дам благоприятное впечатление. А то, что она держалась с достоинством, но без излишней самоуверенности, располагало к ней ее новых знакомых.

Керисса не стала ввязываться в светскую беседу. Извинившись и сославшись на предписание доктора Прайса пить целебную воду, она проследовала со своим спутником к стойке, где сэр Ральф галантно подал ей стакан.

Кериссе достаточно было сделать один глоток, чтобы убедиться, насколько прав был Шелдон, предсказывая, что вода придется ей не по вкусу.

Если говорить о вкусе, то он был отвратителен, но она проявила такт и не сказала об этом вслух. Однако пить воду и даже находиться близко от дурно пахнущих кранов она была не в состоянии.

Сэр Ральф выручил ее:

– Позвольте показать вам Королевские купальни?

– Вы хотите сказать, что мы можем увидеть их отсюда?

В Кериссе проснулось любопытство.

– Конечно, Королевские купальни как раз расположены за окнами, – сообщил сэр Ральф.

Он подвел ее к окну, и она увидела множество людей, вероятно, больных и калек, погрузившихся по горло в горячую, окутанную паром воду.

К удивлению Кериссы, женщины и мужчины купались вместе.

– Как необычно! – воскликнула она. Сэр Ральф рассмеялся.

– Действительно, вновь прибывшему в Бат человеку это покажется несколько странным, но люди готовы на все, чтобы избавиться от своих болезней, и, несомненно, здесь, на этом курорте, иногда совершаются чудеса.

– Но я ни за что не стану купаться вместе со всей этой публикой! – решительно заявила Керисса.

– Да, это не очень приятно, – согласился сэр Ральф.

– А как же с одеждой?.. Ведь они голые? – поинтересовалась Керисса.

– Перед купанием их раздевают пожилые женщины… специально нанятые… Они же потом вытирают купальщиков, заворачивают их в теплые одеяла и большинство курортников развозят по квартирам в специальных креслах.

Керисса с интересом посмотрела на него.

– А что это такое?

– Скоро вы их увидите, – пообещал сэр Ральф. – Кажется, это изобретение еще самого Нэша. Для инвалидов это незаменимый вид транспорта. Смотрите! Вот перед вами один экземпляр!

Сэр Ральф показал на кресло с большими колесами, которое толкал вдоль колоннады слуга в ливрее. В кресле восседала очень толстая и очень старая женщина, обвешанная бриллиантами и греющая руки в меховой муфте.

Керисса не могла сдержать смех.

– Вам еще не скоро придется путешествовать в подобном экипаже, – заверил девушку сэр Ральф. – Но здесь, в Бате, такой способ передвижения весьма распространен. Многие приезжают в таких креслах на званые обеды, чтобы лишний раз не запрягать лошадей в целях экономии.

– Я догадываюсь, что в Бате все как-то связано с целебной водой и ваннами.

– Конечно. Даже местные бисквиты названы кондитерами «ванны Оливера». Их пекут по рецепту знаменитого врача сэра Уильяма Оливера.

– Надеюсь, они съедобны и не так пахнут, как целебная вода! – сморщила носик Керисса.

Сэр Ральф сжалился и забрал у девушки стакан, который она по-прежнему сжимала в руке.

– Не пытайтесь влить в себя этой гадости больше, чем можете. Доктору Прайсу я вас не выдам.

– Спасибо, – улыбнулась Керисса. ~ Но сейчас, я думаю, мне следует возвратиться под крылышко своего опекуна. Вероятно, он уже интересуется, почему я так долго отсутствую.

– Мне хотелось бы еще многое вам показать и со многими людьми познакомить.

– Может быть… в другой раз, – неопределенно произнесла Керисса.

– Могу ли я предложить вам прогулку в моем экипаже во второй половине дня? Погода стоит чудесная, и я показал бы вам местные достопримечательности.

Керисса улыбалась. Тогда он произнес с мягкой настойчивостью:

– Пожалуйста, дайте согласие. Вы доставите мне удовольствие, которое я даже не в силах выразить словами.

– Мне надо посоветоваться с опекуном. Я впервые в Англии и боюсь совершить поступок, который сочтут неправильным. А в таком случае, я уверена, он очень рассердится на меня.

– Он строг с вами?

– Очень… – ответила Керисса с грустью. – Он старается… заменить мне моего отца.

Она тихо вздохнула, и Ральф сказал поспешно:

– Я догадываюсь, как вам грустно и одиноко, но мы в Англии сделаем все возможное, чтобы вы забыли пережитые вами беды.

– Забыть это невозможно… – тихо произнесла Керисса, – но, вероятно, со временем воспоминания перестанут быть такими… мучительными…

– Вы мужественная молодая леди!

– Я стараюсь… быть такой, но иногда… безуспешно.

– Если вам нужен верный друг, то вот он – перед вами. – Сэр Ральф понизил голос. – Всей душой готов служить вам.

Она бросила на него мимолетный взгляд, затем отвернулась, словно бы сконфуженная.

– Все же мне следует поскорее вернуться в отель.

– Я провожу вас, – сказал сэр Ральф.

Они отправились в обратный путь, а Франсина неотступно следовала за ними по пятам.

Так как «Белый олень» был совсем близко от курзала, прогулка закончилась через пару минут.

– Я уже поняла, что Бат действительно прекрасен, – произнесла Керисса, оглядываясь.

– Я покажу вам новые улицы, а полукруглую площадь и бульвары, которыми горожане весьма гордятся, мы сможем осмотреть, проехав в моем фаэтоне, – сказал сэр Ральф, предвкушая удовольствие от предстоящей совместной экскурсии.

– Я не имею права что-либо обещать вам, пока не поговорю с монсеньером.

– А нельзя это сделать сейчас? – настаивал сэр Ральф. – Ваша служанка могла бы выйти и сообщить мне ваш ответ.

– Пожалуй, я так и поступлю, – согласилась Керисса. – Если, конечно, монсеньор не спит.

– Я буду ждать! – сказал сэр Ральф и остался стоять в холле гостиницы.

– Благодарю вас за то, что вы были так добры ко мне! – произнесла Керисса детским голоском и стала медленно поднимать ся по широкой лестнице, догадываясь, что он смотрит ей вслед.

Она для приличия стукнула разок в дверь Шелдона и тут же ворвалась в спальню.

– Я имела ошеломляющий успех! – воскликнула она на ходу и, усевшись без приглашения на край постели, продолжила: – Сэр Ральф Тревеллин – тот человек, что прислал нам доктора Прайса, – у моих ног! Он пригласил меня на прогулку в своем фаэтоне. Сегодня после полудня… Я сказала, что ничего не делаю без вашего разрешения и что вы… очень строгий.

Шелдон воззрился на нее с неопределенным выражением на лице.

– Я выяснил у доктора, – сказал Шелдон после короткого молчания, – что сэр Ральф Тревеллин очень богатый человек, невероятно богатый. Но он впервые посетил Бат, и доктор о нем больше ничего не знает.

– А что еще требуется знать, если он очень богат? – беспечно заявила Керисса. – Решайте, монсеньор. Или мне ехать кататься с ним, или продержать его в состоянии неизвестности до завтрашнего дня.

– У него могут быть… иные цели, – задумчиво сказал Шелдон.

– Мне он таким не показался, – сказала Керисса. – Все леди, с которыми он меня познакомил в курзале, средних лет или старше, и у каждой, я уверена, имеется супруг и с полдюжины детишек, ожидающих мамочку дома.

– Доктор сказал, что Тревеллин здесь один и занял апартаменты в «Йорк-хаузе», а этот отель еще дороже, чем наш.

– А нам не стоит туда перебраться? – поинтересовалась Керисса.

– Может, и стоит. Это в любом случае пойдет нам на пользу. Доктор говорит, что весь Бат полнится слухами о нашем появлении на приеме у лорда Уолбертона и о том, какой мы произвели фурор.

– Как мне везет! – воскликнула Керисса. – С тех пор, как я попала в Кале, моя жизнь стала похожа на волшебный сон. Я все время скрещиваю мизинцы, чтобы вы не исчезли…

– Мы вроде бы завели разговор о сэре Тревеллине. Не вернуться ли нам к этой теме?

– Он проявил интерес ко мне, а я, как мы оба считаем, должна поймать на крючок еще нескольких кандидатов, чтобы было из кого выбирать. Вы не в счет, хотя я охотно включила бы вас в их число.

– Спасибо, – сухо откликнулся Шелдон, – но учти, что время не на нашей стороне, так что решай свою головоломку как можно скорее.

Последовала пауза.

– Вас волнует денежный вопрос? – осведомилась Керисса.

– Из всех волнующих меня вопросов этот на первом месте.

– А другие… вопросы?

– Нет надобности загружать ими твою головку в данный момент. Прогуляйся в свое удовольствие с сэром Ральфом и заодно приглядись к нему как следует, постарайся понять, что он из себя представляет. И не расточай понапрасну свой шарм.

– Не буду, – покорно кивнула Керисса.

Она отправилась на поиски Франсины.

Воодушевление, еще недавно светившееся в ее глазах, несколько поугасло.

Впрочем, поездка с сэром Ральфом на его фаэтоне оставила приятное впечатление.

Керисса, отбросив прочь тревожные мысли, от чистого сердца наслаждалась и роскошным фаэтоном, влекомым парой великолепных лошадей, и видами очаровательного городка.

Несомненно, и площадь Королевы, и бульвар, и эспланада являли собой образцы архитектурной выдумки и безупречного вкуса.

– У меня только одна надежда, что война с Францией не помешает осуществить намеченные планы еще большего украшения Бата, – признался сэр Ральф.

– Но война ведь не продлится долго? – высказала свое мнение Керисса.

– Надеюсь, но у всех войн, особенно на континенте, есть дурной обычай затягиваться.

Керисса вздохнула. Ее вздох напоминал дуновение ветерка.

– На долю Франции и так выпало много страданий.

– Ваши чувства понятны… Но давайте перейдем на более приятные темы. О вас, например.

– Я так думаю, что обо мне вы все уже знаете. А возвращаться в такой момент к воспоминаниям о счастливых днях… до начала революции… мне невыносимо… – Голосок ее дрогнул, но она продолжала: – Лучше поговорим о вас, сэр Ральф. Расскажите о себе.

– Я живу в очень большом доме, – начал он, – в Оксфордшире.

– Вы живете один?

– Да, за исключением тех случаев, когда меня навещают друзья. А это происходит довольно часто.

– Я так понимаю – вы нуждаетесь в них. Иначе бы вы почувствовали себя одиноким.

– Это правда, – согласился сэр Ральф. – Я уверен, что вам понравился бы мой дом, в меру красивый и весьма комфортабельный. Может быть, когда вы покинете Бат, вы вместе с вашим опекуном нанесете мне визит?

– В самом деле? О, я была бы счастлива. Я столько слышала хорошего о загородных домах в Англии, что мечтаю побывать хотя бы в одном из них.

– Надеюсь, ваш опекун описывал вам свой фамильный особняк, – предположил сэр Ральф. – Доннингтон-холл действительно впечатляющее здание. Оно просто ошеломляет своим внешним видом.

Керисса промолчала. Она не могла признаться, что никогда не слышала о Доннинг-тон-холле и о том, что Шелдон Харкорт как-то с ним связан.

– Расскажите мне о вашем доме подробней, сэр Ральф, – попросила она.

Сэр Ральф с большой охотой поведал ей о сокровищах, собранных его предками за многие века, о парке, созданном по проекту самого Брауна, и о фасаде в стиле Палладио.

Сэр Ральф не стал долго задерживать Кериссу, так как, едва солнце зашло, в воздухе заметно похолодало.

– Ночью ожидается сильный мороз, – предупредил он, поворачивая лошадей обратно к «Белому оленю». – Но все же в это время года в Бате теплее, чем где-нибудь в другом месте Англии.

– Мне повезло, что я попала сюда, – улыбнулась Керисса.

– А мне повезло, что я встретил вас здесь, – проявил галантность сэр Ральф.

Они уже подъезжали к отелю, когда он сказал:

– Осмелюсь надеяться, что ваш опекун позволит вам принять мое приглашение на обед, который сегодня вечером дает леди Имоджин Кенридж.

Керисса посмотрела на него озадаченно, и тогда он пояснил:

– Леди Имоджин – сестра маркиза Уичвуда. Она находится здесь со своей матушкой, вдовствующей маркизой. Поскольку они обе вдовы, то у каждой отдельный особняк.

Сэр Ральф остановил экипаж и продолжал:

– У леди Имоджин прелестный домик на площади Королевы. Я знаю, что она будет рада видеть вас у себя в гостях. Между прочим, она присутствовала на приеме у лорда Уолбертона, когда вы там неожиданно появились.

– Я бы с радостью согласилась, – сказала Керисса, – но должна сперва спросить разрешения у опекуна.

– Я пошлю одного из моих слуг за вашим ответом через полчаса.

Он улыбнулся несколько смущенно.

– Вероятно, я нарушаю некоторые формальности, приглашая вас так неожиданно, но уверен, что леди Имоджин черкнет вам личное письмецо, узнав, что вы вечером свободны.

– Благодарю за столь приятную поездку! – сказала Керисса.

Сэр Ральф бросил поводья подбежавшему груму и сам спрыгнул на землю, чтобы помочь даме сойти.

Он задержал ее ручку в своей несколько дольше, чем это было необходимо. Когда же она шагнула к подъезду, сэр Ральф произнес негромко, но настоятельно:

– Пожалуйста, подарите мне этот вечер. Я буду очень расстроен, если вы откажетесь.

В самой этой просьбе и в его тоне было что-то мальчишеское. Керисса невольно улыбнулась и проследовала в комнату Шелдона.

Ее щечки разрумянились на морозе, и выглядела она очаровательно, когда вошла в теплое помещение, где в камине ярко пылал огонь.

– Он уже всерьез ухаживает за мной, – сообщила Керисса без лишних предисловий. – Сегодня он пригласил меня отобедать у леди Имоджин Кенридж.

– У кого?

– У леди Имоджин Кенридж. Я уверена, что правильно произнесла это имя. Она дочь маркиза Уичвуда. Ее папочка, вероятно, скончался, так как сэр Ральф сказал, что ее брат теперь маркиз.

– Да, так оно и есть.

– Вы с ней знакомы?

– Можно сказать и так…

Что-то в его тоне насторожило Кериссу.

– Вы не хотели бы снова увидеться с ней?

– Дело не в этом. Она может знать о моем прошлом, и я бы предпочел избежать встречи с нею.

– Сэр Ральф сказал, что ваше родовое поместье называется Доннингтон-Парк.

– Значит, они знают, – едва слышно произнес Шелдон. – К сожалению, невозможно сохранить тайну, если не путешествовать инкогнито.

– А что это за тайна? – Керисса просто сгорала от любопытства.

– Когда-нибудь я все тебе расскажу, – ответил он, – но сейчас представляю, как твой ухажер подпрыгивает в нетерпении, желая узнать, согласишься ли ты провести с ним вечер.

– С леди Имоджин, а не с ним наедине, – поправила Керисса Шелдона.

– Надеюсь, что не наедине.

После короткой паузы он вдруг заговорил раздраженно:

– Чего ты ждешь? Скажи ему, что ты счастлива принять его предложение и готова прыгнуть ему в руки, едва только он протянет их. Ты же именно этого хочешь, разве нет?

Резкость его тона заставила Кериссу взглянуть на Шелдона с сомнением.

– Я думала, что мы… что у нас общая цель. Он очень богат… и живет один…

– Ты готова выйти за него замуж?

На какой-то момент воцарилась тишина.

Керисса колебалась.

– Я не совсем уверена в этом… но он вращается в нужных нам кругах… Он знает людей, с кем я бы хотела свести знакомство…

– Тогда пиши ему записку! – вырвалось у Шелдона. – Напиши, что с замиранием сердца, с трепетом, с дрожью в коленках… ждешь, когда он увлечет тебя куда ему заблагорассудится, а ты готова пойти за ним хоть на край света… а для начала на обед к леди Имоджин Кенридж.

Керисса прошлась по комнате.

– Для начала, я думаю, вам нужно выпить минеральной воды в курзале. После этого мир покажется вам прекрасным, – вызывающе сказала она.

Затем девушка покинула спальню, а Шелдон откинулся на подушки. Ему было весьма стыдно за себя. Он подумал: «Чем скорее я перестану вести себя как капризное дитя, тем больше от меня будет пользы. От долгого лежания мои нервы совсем расшатались».

Он начал приводить в порядок свои мысли и пришел к выводу, что его вынужденная пассивность, наоборот, помогает их общему с Кериссой делу. Вряд ли приглашение на обед последовало бы так быстро, если бы и его, опекуна молодой красотки, нужно было включать в список гостей. Нет ничего на свете более привлекательного для галантного мужчины, чем храбрая девушка, в одиночестве пробивающая себе путь в суровом и враждебном ей мире.

И вполне очевидно, что Керисса справляется с задачей самостоятельно и использует ситуацию с блеском и ради своей выгоды.

Однако у него возникла идея по поводу сегодняшнего вечера, и он вызвал Франсину.

Едва она явилась, Шелдон заявил тоном, не терпящим возражений:

– Ты будешь сопровождать мадемуазель Кериссу, когда она отправится на обед. Поедешь с ней в экипаже и подождешь в доме, чтобы проводить ее обратно.

Франсина выглядела удивленной, и Шелдон снизошел до объяснений:

– Мы должны оберегать репутацию мадемуазель. Было бы ошибкой с ее стороны предстать в глазах людей чересчур пылкой и неосмотрительной.

– Монсеньор рассуждает очень здраво, – кивнула Франсина.

В ее голосе и во взгляде чувствовалось одобрение.

– Я хорошо знаю высший свет и знаю, какие там ядовитые языки, – заметил Шелдон как бы про себя.

Он встретился с Кериссой, когда она, полностью одетая к званому обеду, зашла к нему в комнату, чтобы спросить, одобряет ли он ее внешний вид.

То, что она еще никогда раньше не выглядела такой привлекательной, сомнению не подлежало.

Обнаженные плечи, сверкающие белизной, но теплые, живые, в сочетании с платьем из черного нежного газа, принадлежавшим когда-то ее матушке, представляли зрелище, которым просто любоваться было нельзя, не испытывая при этом иных чувств.

Платье окутывало фигуру Кериссы, но и открывало взгляду все ее достоинства. Материнское ожерелье из жемчуга матово светилось на ее шее.

Франсина соорудила Кериссе такую прическу, что все ее завитки и локоны казались естественными, и в этой шелковистой темной массе волос яркими цветными пятнышками выделялись два крохотных бутончика роз.

Огромные глаза Кериссы, казалось, занимали все ее тонко очерченное личико, и когда она остановилась возле его кровати, требуя, чтобы он высказал свое мнение, Шелдон понял, что девушки подобной красоты ему в жизни не встречалось.

Он был убежден, что Керисса пленит всех гостей мужского пола на вечернем приеме, даже если женщины будут атаковать ее исподтишка и подпускать шпильки.

– По-моему, я сделала все, чтобы вам угодить! – первой подала она голос, так как Шелдон тупо молчал. – То, что вы хотели, то, кажется, и получили.

– А ты ждешь от меня аплодисментов? Их будет достаточно там, где они тебе действительно нужны.

– Вы все еще сердитесь? – поинтересовалась Керисса.

Не получив ответа, она подошла ближе, и ее ладонь легла на его рукав.

– Если бы я поступила так, как действительно хочу, то предпочла бы остаться здесь с вами, – сказала она тихо. – Мы могли бы пообедать вместе и поговорить о вещах… о которых я даже не имею представления… о том, чему только вы можете меня научить.

Ее пальчики сжали его руку крепче. Керисса продолжала:

– Но я знаю, что вас беспокоит отсутствие денег. И даже на еде нам следует экономить.

– Ты абсолютно права, – подтвердил Шелдон. – Прости, что я вел себя, как медведь, разбуженный во время зимней спячки, но моя болезнь меня бесит. Я не привык болеть.

– Конечно, вы не привыкли. Как и все мужчины, – умудренно заявила Керисса.

– Иди и развлекайся! И не беспокойся о том, как выглядишь. Ты все там перевернешь вверх тормашками!

Керисса посмотрела на него озадаченно.

– Как это… тормашками? Что означает это слово?

Шелдон улыбнулся.

– Это означает, что все онемеют при твоем появлении, а потом тебя провозгласят звездой курорта Бат!

Он увидел, что глаза ее заблестели, и расхохотался:

– Ты очень красива! Ты ведь хотела, чтобы я тебе это сказал, разве не так? Что ж, я это сказал. Теперь иди.

Керисса наклонилась к нему.

– Воп soir, монсеньор, – прошептала она и поцеловала Шелдона в щеку.

Дом на площади Королевы был скорее дворцом. В холле толпилось множество слуг в голубых ливреях с серебряными пуговицами.

Поднимаясь по плавно изогнутой лестнице наверх, Керисса услышала невнятный говор многих голосов и поняла, что приглашенных на скромный обед в «домике» гораздо больше, чем она ожидала.

В салоне с портьерами из голубой парчи, залитом светом пяти хрустальных люстр, собралось не менее тридцати гостей.

Стены были ослепительно белыми с позолотой, и когда Керисса увидела хозяйку дома, она сразу же сделала заключение, что все цвета в интерьере соответствуют платью, да и всему облику леди Имоджин.

Возраст гостеприимной дамы можно было определить примерно лет в двадцать пять, она была в самом расцвете красоты и женственности. Керисса рассчитывала встретить более пожилую женщину и поэтому в первый момент немного растерялась.

Зная, что леди Имоджин вдова, Керисса почему-то подумала про нее, что она ровесница сэра Ральфа. При виде молодой богини красоты в бело-голубом с золотом одеянии у Кериссы перехватило дыхание.

В высшем свете леди Имоджин провозгласили «бесподобной», как только она появилась на первом своем балу.

В семнадцать лет она взяла Лондон штурмом, в восемнадцать обвенчалась с Джулианом Кенриджем, сыном и наследником невероятно богатого пэра, чьи дикие выходки и безумные идеи неизменно находили отражение на страницах «Бомонда».

Он фактически покончил с собой три года спустя, затеяв чудовищный полночный стипльчез с завязанными глазами за приз в пятьсот гиней. Конечно, такой способ расстаться с жизнью нельзя было назвать разумным, но Джулиан Кенридж за время своего краткого пребывания на этом свете не совершил ни одного разумного поступка, за исключением выбора супруги.

Леди Имоджин не слишком долго оплакивала его. Она нашла весьма приятным для себя статус вдовы двадцати одного года от роду, обладающей огромным состоянием, благосклонности которой добивался практически любой мужчина.

Семья усиленно пыталась вновь выдать ее замуж и поскорее, но она отвергла все предложения, настаивая на том, что будет сама себе хозяйкой и благодаря богатству покойного супруга независимой от кого-либо.

В окружении принца Уэльского в Сент-Джеймсском дворце о ее любовных похождениях постоянно возникали толки, но, так как она была красива, богата и имела высокий титул, никто не посмел подвергнуть ее остракизму.

И она жила так, как хотела.

Леди Имоджин была свидетельницей необычного появления Кериссы и Шелдона в «Белом олене», и этот эпизод ее позабавил хотя бы потому, что был поставлен и разыгран мастерски.

Бат показался ей скучным. Однако удалиться на некоторое время из Лондона всегда приятно. Слабое здоровье ее матери послужило благовидным предлогом, чтобы улизнуть от очередного ухажера, который стал назойливым и начал тяготить ее.

Несмотря на толпу навязчивых поклонников, последовавших за ней на целебные воды, после месяца процедур и тщательно продуманных еще великим Нэшем обязательных курортных развлечений леди Имоджин пришла к выводу, что все это ей надоело.

Она стала искать взглядом вокруг новый предмет для забавы, но фантазия ничего ей не подсказывала, пока она не увидела, как бесчувственного Шелдона Харкорта торжественно вносят в отель.

Одного мимолетного взгляда на откинувшегося в позе мученика красивого мужчину было достаточно, чтобы мгновенно понять – объект для приложения переполнявших ее жизненных сил, а также умственных способностей найден!

Леди Имоджин всегда шла к цели экстравагантным путем. Но уж если она наметила что-то, никакие препятствия ее не останавливали и ничто не могло заставить ее изменить свои планы.

Решение она приняла еще до того, как слуги, уносящие тело страдальца, скрылись за поворотом лестницы. Шелдон Харкорт на какое-то время войдет в ее жизнь. Вопрос только в том, как скоро это произойдет.

Леди Имоджин видела, как сэр Ральф обхаживал Кериссу в курзале, и поняла, что удача сама плывет ей в руки и через эту парочку она непременно выйдет на мистера Харкорта.

– Я рада встрече с вами, графиня! – сказала она после того, как сэр Ральф представил ей Кериссу. – Я знаю, как нелегко вам приходится, как печально оказаться в одиночестве в чужом городе.

– Со мной мой опекун, – вкрадчиво вставила Керисса.

– О да, он мужественный боец. Но мы возьмем на себя заботу о вас, пока он прикован к постели.

– Вы очень добры, мадам, – пробормотала Керисса.

– Ну что вы! Все готовы вам помочь. Разрешите представить вас моим друзьям.

Она провела Кериссу по салону, и на девушку обрушилось столько английских благородных имен и звучных титулов, причем такой скороговоркой произнесенных, что запомнить их было совершенно невозможно. Но Керисса подумала, что сэр Ральф потом скажет ей, кто есть кто, и на этом успокоилась.

Она заметила, что все молодые люди в салоне глаз не сводят с обольстительной хозяйки дома.

К облегчению Кериссы, за столом ее усадили рядом с сэром Ральфом. Она была рада этому обстоятельству, так как уже успела привыкнуть к обходительному джентльмену.

Он смог поведать ей, что представляют из себя некоторые важные персоны, а также некоторые подробности их биографии.

Керисса вдруг обнаружила, что ей очень даже весело, хотя, конечно, было нехорошо смеяться над дряхлым пэром, чья жена проматывала денежки с такой быстротой, что он был вынужден увезти ее в Бат для смены обстановки. Но несчастья преследовали его и здесь. Вскоре супруга пэра пристрастилась к игорному столу и истратила за ним даже больше, чем за год, проведенный в Лондоне.

Один из представителей молодого поколения, мистер Арчи Арбенот, выискивал для себя богатую наследницу годами, но девица, которая держала его на крючке целый год, вдруг вздумала преподать ему урок. Когда он сделал ей наконец предложение по всей форме, она со смехом указала ему на дверь.

Среди гостей были и другие мужчины, выглядевшие весьма презентабельно, но, как выяснилось, все они состояли в браке.

За столом присутствовали и личности настолько малоприятные, что, несмотря на их звучные титулы и, вероятно, внушительные счета в банке, Керисса смотрела на них с содроганием и думала, что никогда не смогла бы заставить себя выйти замуж за подобного типа.

Словом, к концу обеда она призналась самой себе, что сэр Ральф был единственным, кто хоть как-то соответствовал ее представлениям о будущем муже. С чувством облегчения она также отметила, что, несмотря на несравненную красоту хозяйки дома, он смотрел на Кериссу с таким обожанием, как и раньше на прогулке.

После обеда все общество переместилось в гостиную к игорным столам, и сэр Ральф настоял на праве быть ее банкиром.

– Вероятно, я неправильно поступаю, соглашаясь на это, – сказала Керисса, испытующе взглянув на него и распахнув с наивной доверчивостью огромные свои глазищи.

– Почту за честь, если вы согласитесь… Я уверен, что изгнанница из объятой террором Франции не может себе позволить тратить деньги на такое пустое и рискованное занятие, как игры с фортуной.

– Я не так бедна, как многие другие несчастные эмигранты, – пролепетала Керисса тоном маленькой, но гордой девочки. – Правда, я не знаю, сколько денег папа успел перевести на мое имя в английские банки. Мне известно, что у меня есть какие-то средства, но, конечно, почти все наше состояние осталось во Франции.

– Я убежден лишь в одном, – заявил сэр Ральф. – Где бы вы ни оказались, хоть на краю света, ваше прелестное личико, графиня, откроет вам путь к богатству. Оно и есть ваше главное достояние.

– Спасибо. – Керисса мило улыбнулась.

В картах ей не повезло, и сэр Ральф расплатился за ее проигрыш.

Когда они собрались уходить, леди Имоджин с необычайной теплотой пожала Кериссе руку.

– У меня не было возможности поговорить с вами наедине, о чем я очень сожалею. Я обожаю Францию. Я люблю французов, их искусство, их цивилизованный образ жизни. Мы с вами должны подружиться, графиня!

– Благодарю вас, – произнесла Керисса в ответ.

– Когда мы вновь встретимся? – поинтересовалась леди Имоджин.

Она задумалась на мгновение и воскликнула, как будто ее только что осенила идея:

– А почему бы не завтра? И мне бы хотелось познакомиться с вашим опекуном. Не сможете ли вы прийти оба ко мне на ленч?

Керисса колебалась.

– Доктор Прайс сказал, что монсеньор может завтра встать с постели, но разрешит ли он ему выходить…

– Я думаю, что небольшая прогулка пойдет ему на пользу, – нетерпеливо прервала ее леди Имоджин. – Я скажу вам, что сделаю. Я пошлю за вами экипаж моей матери, который специально предназначен для больного человека… – С улыбкой она продолжила: – У нас не будет многолюдного приема. Вашему опекуну это, вероятно, еще не по силам. Мы позавтракаем в узком кругу – вы, я, он и сэр Ральф. А как только мистер Харкорт почувствует себя усталым, вас тут же отвезут обратно.

Леди Имоджин взглянула на сэра Ральфа.

– Разве это плохая идея?

– С моей точки зрения, идея превосходная! – согласился тот.

– Тогда решено, – произнесла леди Имоджин, прежде чем Керисса открыла рот.

– Если вы не дадите знать, что отказываетесь от приглашения, графиня, карета будет ждать вас у подъезда «Белого оленя» завтра ровно в полдень.

– Вы очень добры, – пробормотала Керисса. Иных слов она не нашла.

Только когда она очутилась в фаэтоне, сопровождаемая почтительной Франсиной, ей пришло в голову, что каким-то образом она оказалась пешкой в игре, затеянной с непонятной целью.

Разумеется, Шелдону будет интересно побывать в столь замечательном доме, полюбоваться обстановкой, картинами и скульптурами и… увидеть леди Имоджин.

Теперь, сидя рядом с сэром Ральфом который уверенной рукой правил своими великолепными лошадками, и довольная приятно проведенным вечером, она ощутила вдруг внезапное беспокойство. Не будет ли Шелдону слишком интересно общество леди Имоджин? Ведь она так красива и многоопытна.

Глава 5

– В Бате есть чем заняться, но я так скучала здесь до сих пор – до сегодняшнего дня.

Речь леди Имоджин лилась гладко, но невозможно было не заметить, что последние слова она выделила особо. Взгляд ее голубых глаз не отпускал Шелдона, и в нем ясно читалось приглашение к чему-то, Кериссе непонятному.

Но Шелдон понял сразу по прибытии в дом на площади Королевы, что интерес леди Имоджин обращен не на Кериссу, а исключительно на него.

Шелдон был слишком опытен, чтобы ошибиться в определении ее намерений, и во время затянувшегося ленча губы его все чаще кривились в циничной усмешке, а выражение лица становилось все более ироничным.

Он долго размышлял, стоит ли принимать новое приглашение настойчивой леди. Может быть, Кериссе выгоднее будет появиться в зале ассамблей, где собираются все важные персоны, и можно будет сделать выбор прежде, чем во мнении общества она окажется прочно связанной с сэром Ральфом Тревеллином.

И все же Шелдон решил, что в кругу знакомых леди Имоджин и ее матери, вдовствующей графини Марч, Керисса имеет больше возможностей найти то, что она ищет.

Как он смог уже убедиться, число состоятельных джентльменов, посещающих Бат, было весьма ограниченным.

Курорт был предназначен в основном для людей пожилых и хворых, и только неистощимый на выдумки талант незабвенного Кэша сделал этот город привлекательным для высшей аристократии. Но с кончиной гения померкло и его создание.

Так что Шелдон, к тому же уставший от сидения взаперти, пришел к выводу, что будет глупо пренебречь приглашением лети Имоджин.

Комфортабельный экипаж был изготовлен специально для вдовы маркиза Уичвуда, и благодаря ему она, почти калека из-за тяжелого артрита, могла с удобствами путешествовать из Лондона в Бат и обратно. Правда, в случае с Шелдоном в этом не было необходимости.

Доктор Прайс удивлялся тому, как быстро заживает рана его пациента. В сущности, ранение было легким – пуля лишь задела руку Харкорта, правда, в дороге он потерял много крови. Хороший уход очень скоро поставил его на ноги.

Не только Бобо проявил себя отменным камердинером, но и Чапмен оказался весьма полезным. В искусстве наведения глянца на сапоги и прочую обувь ему не было равных.

С помощью Франсины, постиравшей и выгладившей его рубашки и платки, Шелдон приобрел надлежащий внешний вид. Его так не обслуживали давно, почти с тех пор, как он покинул Англию.

Он вспомнил времена, когда жил в своем доме, и тут же резко оборвал цепочку воспоминаний. Какой смысл возвращаться, хотя бы мысленно, в прошлое? Чем меньше он помнит и помнят о нем другие – тем лучше.

Даже с рукой на перевязи и в пальто, накинутом лишь на одно плечо, он выглядел немыслимо элегантным. Особенно когда спускался по лестнице «Белого оленя» бок о бок с Кериссой.

Одетая в черный бархатный костюм с отделкой из горностая и с горностаевой муфтой, она была столь прелестна, что даже мальчишки-посыльные, дежурившие у дверей, пялили на нее глаза.

От взгляда портье не укрылось, что карета вдовствующей графини Марч ожидает Шелдона и Кериссу у подъезда, и по этой причине его поклоны – отдельно джентльмену, отдельно леди – были сверх меры почтительны.

– Франсина передала мне, что владелец отеля и вся прислуга гордятся тем, что у них проживает столь героическая личность, как вы, монсеньор, – не преминула сообщить Керисса, едва карета тронулась с места.

– Лавры героя меня мало волнуют, – откликнулся Шелдон. – Но я должен поздравить тебя, Керисса! Ты маневрировала с таким искусством, что за короткое время уже укрепила позиции на стратегических высотах.

На самом деле в тоне его, в противовес словам, ощущалась некоторая язвительность. Решив, что им опять овладела хандра, она придвинулась поближе. Ее ручка скользнула в его ладонь.

– Я не так уж сведуща в военной науке как вам показалось. Я действую лишь так как вы учили меня.

– Значит, ты способная ученица.

– Я стараюсь. И вы не представляете, как я счастлива, что мы снова вместе… вместе приглашены на прием. Кто последит за мной, кто поможет, кто наставит на путь истинный?

– По-моему, сэр Ральф вполне для этого пригоден.

Шелдон говорил холодно, но пальцы его инстинктивно сомкнулись вокруг нежной ручки Кериссы.

– Как увлекательно! Как романтично! – воскликнула она.

– Ты говоришь загадками. Я не понимаю..,

– Мы обманываем людей и тратим на это столько выдумки, – сказала Керисса. – Вам доставляет удовольствие притворяться, и вы не хотите испортить игру раньше времени.

Шелдон невольно расхохотался.

– Ты думаешь, что это нечто вроде детской игры, а в действительности все гораздо серьезнее.

– Знаю! Но знайте и вы! Вы нравитесь мне, только когда улыбаетесь, когда глаза ваши сверкают. А когда вы хмуритесь и беретесь поучать меня или, хуже того, подкалывать, словно тучи закрывают солнце, и вы становитесь мне… отвратительны.

Шелдон вновь рассмеялся.

– Постараюсь не быть мрачным, – пообещал он.

– И скажите мне вслух, открыто, что мы просто забавляемся, водим других за нос, изображая из себя Бог весть каких персон, а люди не догадываются, кто мы такие на самом деле.

– Не обольщайся. Опасно недооценивать врага.

– Вот это точное слово! – Керисса пришла в волнение. – Конечно, враги! И мы их всех победим и станем богачами… мы оба.

Шелдон никак не откликнулся на порыв Кериссы, но руку ее не отпустил, и так они доехали до площади Королевы.

Лишь когда он взглянул в глаза леди Имоджин, встретился с нею взглядом, ему стало ясно, какая еще проблема ждет их впереди.

Ленч был превосходен, а сэр Ральф постарался немало, чтобы расположить к себе опекуна Кериссы.

Настроение у компании соответствовало количеству выпитого вина и его отличному качеству. В таком же приподнятом настроении они покинули столовую и перешли в бело-голубой салон.

– Присядем у огня, – предложила леди Имоджин Шелдону. – Вы должны устроиться удобно, иначе я получу выговор от доктора Прайса.

Шелдон подчинился, а леди Имоджин села к нему так близко, что их разговор при желании не мог быть услышан Кериссой и сэром Ральфом.

Галантный джентльмен показывал юной леди альбом с гравюрами и зарисовками уголков старого Бата, а также паркового ансамбля, созданного самим знаменитым Джоном By дом.

Их голоса долетали до Шелдона только как невнятное бормотание, зато леди Имоджин произнесла свою вступительную речь в расчете на то, что он услышит не только текст, но и подтекст.

– Я стремилась познакомиться с вами с момента, как увидела… Вас несли вверх по лестнице, словно раненого центуриона.

Шелдон промолчал, и она продолжила:

– Но сейчас мне кажется, что мы встречались и раньше…

– Вы были очень молоды, – сказал он, – но уже тогда в Лондоне ни о чем другом не говорили, как только о вашей бесподобной красоте.

– Мне лестно слышать это от вас, но я предполагала, что с годами стала выглядеть лучше.

– Что я могу сказать? Пожалуй, лишь одно: распустившийся цветок несравним с бутоном.

Леди Имоджин протянула ручку и коснулась его руки.

– Шелдон… как старый друг, я, надеюсь, имею право к вам так обращаться… так вот, Шелдон, что вы делали все эти годы?

– Жил во Франции. Она печально вздохнула.

– О, там столько красавиц! Наверняка вам трудно привыкать после экзотических орхидей к скромным английским фиалкам?

– Вас трудно причислить к скромным фиалкам.

– А как бы вы меня назвали? – оживилась леди Имоджин.

– Вам не следует полагаться на мои суждения. По слухам, за вами следуют, куда бы вы ни направлялись, толпы поклонников, готовых вырвать сердца из груди и бросить их к вашим ногам.

Леди Имоджин притворно вздрогнула.

– Красочная картина, но и правдивая. Признаюсь вам, поклонники тяготят меня. И лондонская публика мне наскучила, и Бат я едва выносила вплоть до сегодняшнего дня.

– А чем знаменателен этот день?

– Нашей встречей.

Шелдон поспешил прекратить опасную беседу.

– Как вам уже, не сомневаюсь, известно, все мое время посвящено детской комнате и заботе о ребенке.

– Вы называете графиню ребенком? – Леди Имоджин стоило большого труда, чтобы не расхохотаться. – Этот ребенок только и мечтает выскочить из колыбели прямо под венец и освободить вас от обязанностей опекуна. И вам это было бы на руку, – добавила она после паузы, которая, впрочем, затянулась надолго.

Леди Имоджин заговорила вновь:

– Жаль, что сэр Ральф, который явно очарован ею, вам в этом деле не помощник. Он не соответствует… ее целям.

Великих усилий стоило Шелдону не проявить повышенный интерес к высказыванию, сорвавшемуся с уст прелестной вдовы.

Он спросил равнодушно:

– Что означает «не соответствует»?

И тут он заметил, что Керисса и сэр л Ральф покинули салон. Кровь ударила ему в голову при мысли, что они могут делать наедине.

– Я знаю Ральфа много лет, – объяснила леди Имоджин. – Он жутко богат и из хорошей семьи, и у него прелестнейший дом, наверное, самый очаровательный из тех, где я побывала…

«Так в чем же дело?» – хотелось воскликнуть Шелдону, но он терпеливо ждал, что скажет леди Имоджин. Он предчувствовал, что она нанесет жестокий удар.

– Ральф необдуманно женился, будучи еще юношей. Жена его до сих пор жива, но она сумасшедшая.

Шелдон все-таки сумел сохранить присутствие духа.

– Бедный малый! – произнес он сочувственно. – Теперь расскажите мне о себе…

– Однако я все-таки занялась проблемой вашей подопечной и попыталась решить ее, – сказала леди Имоджин, пропустив мимо ушей его предложение исповедаться. – И, кажется, решение есть.

– Керисса очень молода, – предупредил ее Шелдон, – и она не так бедна, как могут подумать здесь, в Бате. Покойный герцог, ее отец, перевел деньги в Англию на ее имя. Вероятно, какую-то мелочь, но все же она вполне достойная леди. А во Франции у нее есть целое состояние. Ей некуда торопиться, и она должна сделать правильный выбор…

– Из кого? Приемлемых женихов сейчас в нашем окружении нет. Это мы с вами, Шелдон, можем при желании набраться терпения…

– Древняя мудрость гласит, что терпение – благо…

– Но я нетерпелива! – Восклицание леди Имоджин было подобно удару шпагой. – Если я что-то хочу, то я это и получаю. Если в огонь не подбрасывать дрова, он угаснет!

– Ты не переменилась, – после долгого раздумья произнес Шелдон. – Я помню разговоры о том, что ты похожа на пороховой заряд. Поджигаешь фитиль и взрываешься. Ты и за Кенриджа вышла замуж… не на трезвую голову… на пари…

– Не худший вариант, – сказала леди Имоджин.

– Если бы он прожил дольше, он пожалел бы об этом.

– И ты его знал?

– Мы вместе учились в Оксфорде и сблизились… как это бывает. Но я уже удрал за границу, когда ты с ним обвенчалась, и не знаю, что ты с ним сотворила.

– Много речной воды утекло с той поры под мостами, – со вздохом произнесла французскую поговорку леди Имоджин. – Нам надо наверстать упущенное…

– Это невозможно.

– Почему?

– Я дал клятву герцогу де Валенсу перед тем, как гильотина лишила его головы, позаботиться о Кериссе.

– Так давай заботиться о ней вместе. Я устрою в ее честь бал, и весь Бат будет рад развлечься. А когда мы вернемся в Лондон, я поселю вас у себя и обеспечу девчонке две первые страницы в «Бомонде» каждую неделю.

– Как ты одним мановением волшебной палочки разрешила все мои проблемы! – с искренним удивлением, но и не без иронии сказал Шелдон.

Однако в голосе его не было уверенности. Он был готов клюнуть на приманку.

Леди Имоджин вдруг сорвалась с места и хлопнула в восторге в ладоши.

– Я придумала! О небеса, я нашла выход! Какая же я глупышка, что не догадалась об этом раньше!

– О чем? – поинтересовался Шелдон.

– Мама сообщила мне, что Прикки завтра будет здесь.

– Кто такой Прикки? – поморщился Шелдон, услышав это уменьшительное имя, напоминающее собачью кличку.

– Мой брат, затеявший войну со своими опекунами.

– А за что он воюет?

– Неужели тебе надо объяснять? Он вообразил, что по уши влюблен в танцовщицу из Королевского театра. Ноги у нее выше всяких похвал, но она не идет ни в какое сравнение с твоей подопечной.

Шелдон надел на себя маску сурового жреца и молчал.

Леди Имоджин между тем развивала свою мысль:

– Наш папочка завещал Прикки порядочную сумму, но при очень разумных условиях, что, если он женится до достижения двадцати одного года, опекуны выплатят ему наследство, только когда ему исполнится двадцать пять.

– Сложная арифметика, но она позволяет держать его в узде, – согласился Шелдон.

– Конечно, как ты проницателен! К несчастью, ему исполнится двадцать один в мае, а он поклялся этому порхающему созданию – черт, забыла как ее зовут – жениться в скором времени, и ничто не может его разубедить…

Леди Имоджин настолько загорелась собственной идеей, что даже на мгновение выпустила из плена руку Шелдона.

– Сколько времени я мучилась над этой проблемой, но наконец ее решила!

– Боюсь, что я не очень тебя понимаю, – осторожно произнес Шелдон.

– Что тут непонятного? Ты опекун графини. Она графиня, хоть и француженка, и в тысячу раз красивее этой вульгарной плясуньи. Она ему кажется феей лишь потому, что дирекция театра не скупится на свечи и на сцене она просто сияет. А твоя подопечная способна крутить пируэты?

– Не уверен… но…

– Пожалуйста, никаких «но»! – взмолилась леди Имоджин. – Не относись с предубеждением к нашему Прикки на основании того, что я тебе рассказала. Он не сильнее влюблен в эту дурочку в прозрачной кисее, чем в дюжину других девиц, ей подобных. Такое с ним случается постоянно. Есть лишь одно лишь средство остановить его дикую охоту на танцовщиц – это усадить его рядом с каким-нибудь очаровательным и воспитанным в приличном обществе созданием.

И опять леди Имоджин принялась терзать пожатиями здоровую руку Шелдона.

– Мы должны соединить свои усилия… ты и я, и помочь юной парочке обрести счастье.

Заметив, что он еще не совсем поддался на ее доводы, она продолжала:

– Тебе же известно, что нет более влиятельной семьи в Англии, чем Уичвуды, и Прикки по достижении совершеннолетия заграбастает огромные денежки. Его состояние будет во сто крат превосходить даже мое, и хотя он выглядит немного диковатым, на самом деле мой братец приятный малый.

– Если он хоть немного похож на тебя, то, наверное, так оно и есть.

– Я знала, что ты поймешь меня с полуслова! – воскликнула леди Имоджин, торжествуя победу. – Здравый смысл в тебе еще теплится!

– У меня нет желания играть роль сурового опекуна, – сказал Шелдон. – Но… после того, что ты мне рассказала о потаенных «скелетах в шкафу» сэра Ральфа, я уже ничему не верю.

Как только он произнес это, дверь отворилась, и пара воркующих голубков возвратилась в салон.

– Мы посмотрели на ваших спаниелей, леди Имоджин, – поспешила объяснить столь долгое отсутствие Керисса. – Неужели сам император Карл вывел эту породу? Более замечательных и ласковых собак я раньше не видела. Сэр Ральф сказал, что вы подарите мне щенка, если я когда-нибудь обрету постоянное жилье, где смогу держать его.

Говоря это, она смотрела на Шелдона.

– Сэр Ральф, очевидно, желал угодить вам, – произнес Шелдон холодно. – Но, как вам хорошо известно, у нас нет постоянного пристанища, а прежде чем заводить собаку, надо подумать, кто за ней будет присматривать. У меня сложилось мнение, что прежде всего надо научиться присматривать за собой…

– Я так и думала, что вы скажете что-нибудь в этом роде, монсеньор, – с грустью призналась Керисса. – Но все-таки, когда мы уедем из Бата и не будем жить в гостинице…

– Когда это случится, я надеюсь, вы окажете мне честь погостить у меня в Оксфордшире, – вмешался сэр Ральф.

– Я уверена, что мы с радостью примем ваше приглашение, – со всей искренностью откликнулась Керисса.

– В настоящее время трудно что-то загадывать наперед, – ледяным тоном заявил Шелдон. – Ближайшая наша цель – вернуться в отель.

– Вы устали, монсеньор? – встревожилась Керисса.

– Отчасти.

– Так поедем немедленно!

– Я жду вас завтра, – вмешалась леди Имоджин. – Я устраиваю прием в честь приезда моего брата в Бат и приглашаю ради такого случая, как говорится, «омоложенное общество». И вы, графиня, несомненно, будете на нем самой яркой звездой.

Керисса в ответ сделала вежливый реверанс.

– Спасибо за прекрасный ленч, миледи. Я уже мечтаю о завтрашней нашей встрече.

– Надеюсь, и ваш опекун разделяет ваши чувства. Его рана уже залечивается, и от вашей заботы о нем, Керисса, зависит, почтит ли он нас завтра своим присутствием.

– Я постараюсь, – сказала Керисса. Шелдон вежливо приложился к руке леди Имоджин.

– Ни слова о наших планах, – прошептал он. – Никому.

– Конечно, – в ответ заговорщически прошептала леди Имоджин и продолжила уже громко: – Поутру я заберу нашу милую графиню и покажу ей зал ассамблей.

– Вы воплощенная любезность, – поклонился Шелдон.

– Я бы хотела быть таковой по отношению к вам обоим. Вы оба мне симпатичны.

За внешней доброжелательностью леди Имоджин таился строгий расчет – это Шелдону было понятно… Не совсем понятна была ее конечная цель.

Когда они уселись в карету, Шелдон обратил внимание, что сэр Ральф провожает Кериссу унылым взглядом. Все, что он переживал, было написано на его лице.

Шелдон откинулся на подушку и произнес резким тоном:

– Ты зря тратишь на него время.

– Почему?

– Тревеллин женат!

Он заметил, как Керисса вздрогнула. Ему стало жаль ее. Она с трудом произнесла:

– Невозможно… Как он мог! – Ей не хватало слов.

– Как видишь, очень даже мог…

– Теперь мне кое-что стало понятно из его недомолвок. А где его супруга?

– Она душевнобольная.

– О Боже! Бедный сэр Ральф! Я так ему сочувствую!

– Пожалей лучше себя.

– Ко мне он был очень добр и великодушен, но я совсем не собиралась выходить за него замуж!

– Ты уверена? По какой причине ты вдруг совершаешь такой кульбит? Мы не в цирке, и ты не акробатка.

– Когда мы глядели на собачек, сэр Ральф взял меня за руку… Ничего большего он не позволил себе… но мне стало неприятно, – попыталась объяснить свои чувства Керисса.

– Ерунда! Если бы он был свободен, ты бы вышла за него замуж, не так ли?

– Вероятно. Неплохо быть супругой столь респектабельного джентльмена.

– Вот только надеть тебе на пальчик обручальное колечко он никак не сможет. Зато в его власти предложить многое другое…

– Не думаю, что он на это осмелится… но он наговорил столько разных вещей… что я…

– О чем он говорил? – резко прервал ее Шелдон.

– Что я неземное создание… что я воплощение мечты всей его жизни, что он много раз видел меня во сне, но не ожидал, что сон обратится в явь.

– Сентиментальный вздор, хоть и сказано красиво, – усмехнулся Шелдон.

– Но он говорил серьезно и с такой печалью. Теперь я понимаю, почему он так страдает.

– Он должен был рассказать тебе о своей супруге, прежде чем начать описывать круги вокруг тебя и закатывать глаза.

– О ней он не упоминал. Как вы считаете, сэр Ральф может предложить мне что-то иное… кроме женитьбы?

– Сомневаюсь, что у него на это хватит наглости, если только он не пронюхал каким-то образом о нашем бедственном положении. А такую возможность нельзя сбрасывать со счетов, к сожалению.

– Вы имеете в виду, что он мог догадаться о том, что мы сидим без гроша? И что у вас… есть какие-то секреты, о которых вы даже мне не рассказываете? – не без некоторого ехидства задала вопрос Керисса.

– Даже в этом случае его предложение оказывать тебе, скажем так, покровительство воспринималось бы как оскорбление. Я был бы вынужден послать ему вызов.

– А разве дуэли не запрещены в Англии?

– Официально – да, но никто этот закон не соблюдает.

– Я бы не хотела, чтоб… вы дрались, из-за меня. Вас могут… ранить…

– Скорее я бы нанизал его на вертел, – сухо откликнулся Шелдон. – К твоему сведению, я брал уроки у лучших фехтовальщиков Франции, и учителя хвалили мой удар.

– Список ваших достоинств все растет!

Я восхищаюсь вами, монсеньор! – сверкнув глазами, произнесла Керисса. – Я уже теряюсь, не зная, как к вам относиться…

– Твое отношение ко мне не имеет никакого значения, – отпарировал Шелдон. – Скажи лучше, тебе известно, зачем леди Имоджин устраивает завтра прием?

– Чтобы еще раз увидеться с вами. Шелдон не ожидал от Кериссы такой проницательности. Он явно недооценил ее умственных способностей и наблюдательности. Впредь надо быть с ней поосторожнее.

– Прием она затеяла ради тебя, – сказал он, предвкушая эффект, который его сообщение произведет на Кериссу. – С целью свести тебя со своим братцем, сосланным в Бат, потому что он свихнулся из-за какой-то лондонской танцовщицы.

– И вы надеетесь, что он… что я вскружу ему голову и заменю танцовщицу?

– Если ты станешь маркизой Уичвуд, то займешь положение в обществе лишь на одну ступеньку ниже членов королевской фамилии, – наставительно произнес Шелдон.

– Мне это по душе.

– Вот и прекрасно! Владения Уичвудов весьма обширны – поместья в Хертфордшире и особняк в Лондоне, не уступающий по величине и великолепию Карлтон-хауз.

– Кажется, я об этом и мечтала, – вздохнула Керисса.

– И все это достанется тебе легко, если, конечно, Уичвуд не слепой.

– Вероятно, он так влюблен в свою танцовщицу, что других женщин для него не существует.

– Что ты знаешь о любви? – спросил Шелдон.

– Я знаю, что если человек влюблен по-настоящему, то мир вокруг меркнет и лишь сияет предмет его любви.

– О Боже! Кто засорил твои мозги подобной чепухой?

– Это вовсе не чепуха. Мои родители именно так любили друг друга. И так будет со мной, если… если я полюблю кого-нибудь. .

– Но, ради Бога, сначала выскочи замуж! – взмолился Шелдон.

– Может быть, я влюблюсь в того человека, кто на мне женится?

– Такое случается только в сказках. Позволь мне все разъяснить тебе, Керисса, и очистить твою бедную головку от вздорных мыслей. Поскольку, Керисса, ты выбрала свой путь, пожалуйста, уж не сворачивай с него. Брак с богачом, кольцо на пальце – вот твоя цель! Корыстный расчет и райское блаженство в любви несовместимы. Или одно или другое!

– Значит, вы признаете, что любовь – это блаженство? – мягко, но настойчиво допытывалась Керисса.

– Я так не говорил.

– Но так думаете, я уверена. Может ли быть большая радость, чем… находиться рядом с человеком, которого любишь… касаться его, целовать… не замечать никого вокруг… видеть только его…

– Когда же ты прекратишь болтать чепуху? – рассердился Шелдон. – Ты начиталась бредовых книжонок, и они тебе затуманили мозги. Спустись с луны… или с небес… на землю и взгляни в лицо суровой правде жизни.

– Я не слепая, и у меня с мозгами все в порядке, – возразила Керисса. – Я вижу все то, что вы называете суровой правдой жизни. Но ни вы, никто другой не запретит мне… мечтать… и слушать голос своего сердца… А оно знает, что такое истинная любовь.

Ему почудилось, что она вот-вот разрыдается, настолько сильные чувства обуревали ее. Но ему не представилось возможности как-то успокоить Кериссу, так как они уже прибыли в «Белый олень».

Только после того, как Шелдон удобно устроился на софе у горящего камина, Керисса поведала ему, что сэр Ральф пригласил их обоих вечером на обед.

– Пошли ему записку с отказом, – распорядился Шелдон.

Шелдон подумал, что Керисса начнет спорить с ним, и по причине усталости, охватившей его после визита к леди Имоджин, и удрученный возникшими новыми проблемами, он заранее прикрыл глаза, показывая, что не склонен выслушивать ее возражения.

Но Керисса, постояв с минуту посреди комнаты в явной растерянности, покорно уселась за бюро и принялась сочинять послание сэру Ральфу.

Закончив его, она вызвала Бобо и приказала доставить письмо адресату немедленно. Когда за темнокожим слугой затворилась дверь, она робко приблизилась и уселась на полу возле софы, на которой возлежал Шелдон.

Хотя глаза его были закрыты, она догадывалась, что он не спит. Выждав немного, Керисса тихо произнесла:

– Предположим, мы… поменяем наши планы… Предположим, мы раздобудем достаточно денег, чтобы жить скромно… и обойтись без моего замужества.

– Неужели ты так быстро сдалась? – спросил он. – Мы еще не исчерпали всех возможностей, которые дает нам Бат.

– Еще вчера я думала, что если сэр Ральф сделает мне предложение, то я соглашусь… но сегодня, когда он дотронулся до меня, я решила, что это невозможно.

– Я уже объяснил, что ты слишком много хочешь, – сказал Шелдон. – Это была целиком твоя идея, что тебе надо обрести респектабельность и надеть обручальное кольцо на пальце. Почему у тебя возникли сомнения, когда успех дела уже так близок?

– Да, я хотела заиметь крышу над головой, надежное пристанище и уверенность в будущем… Хотела быть чьей-то женой, хотела, чтобы все меня уважали. Но я не подумала, что… – Керисса с трудом подбирала слова, – что когда-нибудь мне придется… остаться наедине… с таким человеком, как сэр Ральф.

– В твоей стране все браки заключаются по расчету, – сказал Шелдон. – Да будет тебе известно, что если бы твой папаша признал тебя своей законной дочерью, ты бы уже давно была замужем за каким-нибудь родовитым аристократом, и совсем необязательно, что ты сама остановила бы на нем свой выбор.

– Да, я знаю, – согласилась Керисса, – и, вероятно, я бы заполучила в мужья скучного скупердяя, которого бы со временем возненавидела, как мой отец свою законную супругу.

– Ярмо на шее, – мрачно произнес Шелдон, – и на всю жизнь.

Керисса ничего не отвечала, и он продолжил:

– А теперь ты все же имеешь возможность выбирать, пока у нас не кончатся деньги.

Он вздохнул.

– Вместо того чтобы валяться здесь мне давно следует находиться за игорным столом.

Он сбросил укрывавший его плед и приподнялся.

– Нет-нет! – запротестовала Керисса. – Поберегите себя. Обождите до завтра.

– Самое время начать добывать деньги.

Шелдон поднялся.

– Возьмите меня с собой, – попросила Керисса.

Когда он направился в гостиную, она бросилась вслед за ним.

– Пожалуйста, позвольте мне пойти с вами…

– Нет! – ответил он. – Оставайся здесь и помни, что чем больше я добуду денег, тем дольше ты сможешь выбирать себе муженька по душе.

Он скрылся за дверью, а Керисса медленно, словно во сне, побрела обратно на свое место у жаркого камина.

– Мой Бог! Почему я так глупа? – едва слышно шептала она.

Фаэтон доставил Шелдона к городской библиотеке.

В просторном зале кругом были расставлены удобные кресла, в которых расположились почтенные джентльмены.

Шелдон взял со стола «Тайме» и «Морцинг пост», отыскал свободное кресло и с некоторым затруднением начал разворачивать газету. Его рука на перевязи несколько сковывала движения.

Пожилой сосед заговорил с ним:

– Уверен, сэр, что вы тот самый смельчак, который укокошил двух грабителей несколько дней назад.

– Только одного, сэр, с другим справился мой лакей, – уточнил Шелдон.

– Приношу вам свою благодарность, – сказал джентльмен. – В прошлом году негодяи обчистили меня на пятьдесят гиней, сняли два перстня и вытащили бриллиантовую булавку из шейного платка.

– Прискорбно это слышать, – откликнулся Шелдон. – Мне очень жаль.

– Мне тоже. Моя фамилия Уолбертон. Я давал обед в тот вечер, когда вы появились в «Белом олене».

– Я узнал об этом впоследствии. В тот момент я был не в состоянии на что-либо обращать внимание…

– Разумеется, – согласился лорд Уолбертон. – Хочу сказать вам, что вы проявили храбрость, и те, кто ранее пострадал от грабителей, оценили ваш поступок по достоинству.

– Я предполагаю, что будут приняты надлежащие меры, чтобы подобные случаи больше не повторялись.

– Городской совет занят только выкачиванием денег из приезжающих и больше ничем, – буркнул лорд Уолбертон.

Шелдон улыбнулся.

– Их можно понять…

– А что они будут делать, когда источники остынут? Вода уже не так горяча, как в былые времена.

– Неужели? Как печально… Лорд Уолбертон внезапно осекся.

– Впрочем, мы побеседуем об этом позже. Я вижу, вы собирались читать газеты.

– Я удивляюсь, с какой быстротой их доставляют сюда из Лондона.

– Это все благодаря почтовым каретам Палмера. Они курсируют в столицу и обратно ежедневно.

– Разве это возможно? – заинтересовался Шелдон. – Я предполагал, что раз или два в неделю…

– Нет, каждый день.

– Значит, – настойчиво развивал Шелдон затронутую тему, – новости из Бата уже появились в лондонских газетах?

– Бесспорно, – заявил лорд Уолбертон. – В прежнее время я, приезжая в Бат, попадал словно за границу. Никаких новостей, кроме местных сплетен, а в Лондоне не имели представления о том, что происходит здесь. Сейчас все изменилось.

– Предчувствие меня не обманывало, – произнес Шелдон невнятно, как бы про себя и поднялся, оставив на кресле так и не прочитанные газеты.

– То, что вы здесь, в Бате, заделались местным героем, в Лондоне, несомненно, уже знают, – сказал лорд Уолбертон. – Так что готовьтесь пожинать лавры, когда возвратитесь в столицу.

Шелдон ничего не ответил. Кивком головы распрощавшись с его светлостью, он покинул библиотеку, озабоченно нахмурившись.

День, впрочем, закончился довольно удачно. Выиграв несколько фунтов за игорным столом, он вернулся к Кериссе в хорошем настроении, но, поскольку было уже позднее время, незамедлительно отправил ее спать.

Утром Шелдон заявил, что собирается до полудня, по собственному его выражению, «убивать время», а Кериссу, несмотря на ее протесты, послал на прогулку в сопровождении Франсины, отвергнув назойливые попытки сэра Ральфа проникнуть к Шелдону для беседы с глазу на глаз.

Шелдон также настоял на том, чтобы Керисса не появлялась в зале ассамблей где она условилась раньше встретиться с леди Имоджин.

Чем он занимался почти весь день, осталось тайной, но когда Шелдон возвратился в «Белый олень», чтобы переодеться к обеду, он по-прежнему пребывал в отличном расположении духа.

Керисса встретила его с сияющими глазами и болтала без умолку до самого порога «домика» леди Имоджин на площади Королевы.

Леди Имоджин сдержала слово, и гости, собравшиеся за обеденным столом, были все как один молоды и весьма привлекательны. Несколько девиц были приглашены с явной целью привлечь к себе внимание ее братца. Но, как она и предполагала, увидев Кериссу, маркиз тотчас лишился последних остатков благоразумия. Это было неудивительно, ибо Шелдон тщательно продумал наряд Кериссы.

Черный цвет, который доминировал в ее одежде постоянно с момента приезда в Бат, сменился белым, и в этом белоснежном облачении юная девушка выглядела еще прелестнее. И в то же время в этом платье была некая вызывающая и слегка даже порочная изысканность, какой только парижский портной мог наделить придуманный им фасон.

Материнский бриллиант сверкал в темных волосах Кериссы. В изящных пальчиках, обтянутых прозрачной перчаткой, она держала чудно расписанный веер.

Шелдон сразу же заметил несколько озадаченное выражение голубых глаз леди Имоджин. Юная французская графиня уже представляла опасность для нее самой.

Он подумал, что в своих стараниях представить Кериссу обществу в наилучшем виде зашел за черту, которую нельзя было преступать. Леди Имоджин могла усмотреть в этом сознательную попытку затмить хозяйку дома.

Но, слава Богу, обед прошел без осложнений, и как только в салоне заиграл оркестр и молодежь отправилась танцевать, леди Имоджин увлекла Шелдона в уединенную гостиную.

Сцена, как ему показалось, была поставлена заранее и снабжена необходимым реквизитом. В гостиной царил полумрак, в камине пылал огонь, рядом с ним располагалась софа с мягкими подушками.

Едва они вошли и Шелдон, пропустив даму вперед, притворил за собой дверь леди Имоджин оказалась в его объятиях, и он поцеловал ее, как от него и ожидалось. Действовал он так скорее по необходимости, а не движимый каким-либо чувством.

– Я в тебе не ошиблась, – промурлыкала леди Имоджин.

Ответных слов от него не требовалось, и Шелдон вновь поцеловал ее. Он почувствовал, что она вся трепещет от страсти.

Светловолосые, голубоглазые создания женского пола, по общепринятому мнению, не обладают темпераментом, но ему приходилось не раз убеждаться, что это суждение ошибочно. Подо льдом часто скрывается вулканическая лава.

Леди Имоджин прерывисто вздохнула и увлекла его на софу.

– Все идет отлично. Соответственно моему плану. Прикки без ума от Кериссы.

– Они оба так молоды, – сказал Шелдон, понимая, что надо что-то сказать.

– А так как мы старше, то нам нельзя тратить время на раздумья, а нужно пользоваться тем, что дарует нам судьба.

С этими словами она прижала его голову к своей пышной груди. Экзотический аромат ее духов, все ее телодвижения, приемы опытной обольстительницы и их последовательность были ему хорошо знакомы.

Она была неприятно удивлена, когда Шелдон разомкнул кольцо ее рук и встал с софы.

– Мы возвращаемся в салон, – произнес он тоном, не допускающим никаких возражений.

– Почему, Шелдон? Почему?

– Я не хочу, чтобы Керисса думала, будто я обделываю свои делишки за ее спиной.

Заметив, как гневно вспыхнули глаза леди Имоджин, он добавил с насмешкой в голосе, которая ошеломила вдовствующую маркизу:

– Я также предпочитаю охотиться сам, а не становиться чьей-то добычей.

В какой-то момент ему показалось, что дама сейчас вцепится в него ногтями и разорвет на куски, но она неожиданно расхохоталась.

– Ты всегда был непредсказуем! – воскликнула она. – Мне давно надо было догадаться, что ты не похож на всех других мужчин, что я прежде встречала.

– Так продолжим играть по моим правилам, чтобы игра тебе не наскучила слишком скоро.

Он поправил свой шейный платок перед зеркалом в красивой резной раме.

– Мне с тобой пока не скучно, – сказала леди Имоджин, глядя из-за его плеча на отражение в зеркале. – Когда мы снова увидимся?

– Я дам тебе знать.

– Завтра?

– Я еще не знаю, каковы наши планы.

– Ты подразумеваешь, что это зависит от твоей подопечной? Я сделаю так, что Прикки пригласит ее на прогулку.

– Возможно, она не захочет прогуливаться без сопровождения.

Леди Имоджин не смогла удержаться от смеха.

– Я слышала, что служанка буквально водила ее на поводке в первый ее выход, когда сэр Ральф познакомился с нею.

– Керисса француженка, а французских девиц держат в строгости. Я никогда не позволю Кериссе свидания наедине с мужчиной, пока она не замужем.

– Посадили вора сторожить золото, – пробормотала леди Имоджин поговорку.

– Вернемся в салон, – повторил Шелдон.

– Значит, ты заявляешь, – сказала она А ему вслед, когда Шелдон направился к двери, – что, только когда графиня выйдет замуж или хотя бы обручится, ты станешь свободным и сможешь пойти навстречу моим желаниям?

– Ты вкладываешь в мои уста те слова, которых я не говорил, – запротестовал Шелдон. – Я лишь сказал, что трудно намечать какие-то планы на будущее, когда в твоих руках судьба юной невинной девочки!

– Чем скорее она перестанет быть невинной, тем лучше! – откровенно высказалась леди Имоджин.

– Я не намерен силой гнать Кериссу к алтарю.

Он уже коснулся ручки двери, когда леди Имоджин повернула его к себе лицом и вновь заключила в объятия.

– Я помогу тебе, Шелдон! Я избавлю тебя от этой обузы! Но не испытывай мое терпение слишком долго!

Ее губы прижались к его губам. Она уже уверовала, что мужчина не в силах противиться ее напору, но ошиблась. Шелдон решительно высвободился из плена прекрасных рук и с холодной галантностью препроводил леди Имоджин обратно в салон.

Шелдон отъехал от библиотеки и направился к залу ассамблей, где договорился встретиться с Кериссой.

Если там у нее все в порядке, он направит свои стопы в игорный зал, если нет, то отвезет ее в «Белый олень».

Он велел Чапмену ждать.

Шелдон обнаружил Кериссу в компании нескольких леди и их дочерей, знакомых ей по приему у леди Имоджин. Дамы пили чай.

Незадолго до появления Шелдона к дамскому обществу присоединился и маркиз Уичвуд.

Маркиз Прикки выглядел именно так, как и должен был выглядеть молодой маркиз. У него были светлые волосы и голубые глаза, точно как у его сестры. Но, в отличие от красавицы леди Имоджин, его внешность портил слишком выдвинутый вперед подбородок. Одет он был безукоризненно и живостью характера, несомненно, привлекал к себе женские сердца.

Шелдон был уверен, что юный повеса заскучает в Бате и, если его сестра вознамерилась помешать ему вернуться в Лондон к соблазнительным прелестям танцовщицы, Кериссе надо действовать быстро и решительно.

Очевидно было, что маркиз уже увлекся ею. Вопрос только в том, насколько его интерес к ней серьезен. Или она лишь одна из «муслиновых куколок», которые в его глазах все одинаково очаровательны.

На обеде и во время танцев он смотрел только на нее, да и сейчас, на чаепитии, казалось, не слушал, что ему говорили другие девицы и их матери.

Он уставился своими небесной голубизны, но довольно пустыми глазами на француженку-графиню, и окружающий мир перестал для них существовать.

Шелдон подошел к Кериссе и тронул ее за плечо. Девушка улыбнулась, и глаза ее засветились от радости.

Она вскочила.

– Вы управились очень скоро, монсеньор. Я даже не ожидала.

– Надеюсь, вы здесь не скучали без меня, графиня. – При посторонних Шелдон решил обращаться к Кериссе вполне официально.

Шелдон поклонился присутствующим леди с грацией, которую они нашли очень привлекательной, затем обратился к Кериссе:

– Я думаю, мне пора отвезти вас в отель. У меня срочное свидание в игорном зале.

Одна из женщин, услышав его реплику воскликнула:

– О, пожалуйста, мистер Харкорт, не навещайте так часто игорный зал. Вы сделаете наших бедных мужей банкротами. Я заявляю, что с тех пор, как вы появились в Бате, их кошельки изрядно похудели.

– Заверяю вас, что в сравнении с тем, как идет игра в Лондоне, мы здесь играем по маленькой, – успокоил даму Шелдон. – Ставки мизерны.

– Они мизерны, может быть, для тех, кто выигрывает, – возразила леди. – Для тех, кто проиграл, это все равно убыток.

– Полностью согласен с вами, – откликнулся Шелдон. – И все же я нахожу интерес в игре. Поэтому я намерен забрать свою подопечную домой.

– Могу ли я составить вам компанию, сэр? – спросил маркиз.

Шелдон удивленно поднял брови, как бы посчитав эту просьбу несколько странной.

Распрощавшись с дамами, они с Кериссой прошли по анфиладе роскошных комнат с высокими потолками и огромными хрустальными люстрами к выходу. Маркиз неотступно следовал за ними.

У подъезда их поджидал фаэтон с Чапменом на козлах.

– Вы намерены ехать с нами, милорд? – спросил Шелдон маркиза.

– Если вы позволите… – скромно отозвался маркиз. – Графиня обещала показать мне несколько табакерок, которые она привезла из Франции. Может быть, вам известно, сэр, что коллекция табакерок моего покойного отца знаменита на весь мир.

– Да, я слышал о ней, – произнес Шелдон осторожно.

– А я затеял собирать собственную коллекцию.

Говоря это, маркиз достал из кармана изящную золотую табакерку с орнаментом из мелких бриллиантов.

– О, какая прелесть! – воскликнула Керисса. – Я никогда не видела более изысканной вещицы.

– Она ваша! – сказал маркиз.

Шелдон забрал у Кериссы табакерку и вернул владельцу.

– Это прелестная безделушка, но моей подопечной не позволяется принимать столь дорогие подарки. Надеюсь, вы меня понимаете, маркиз? – строго сказал Шелдон.

В его тоне прозвучал упрек, заставивший маркиза смутиться.

– Извините, – произнес он. – Я поступил необдуманно.

– Вы, разумеется, прощены, – заявил Шелдон добродушно. – А теперь поведайте нам о ваших планах. Как долго вы намереваетесь пробыть в Бате?

– Не более одного-двух дней, – ответил Прикки. – Так я предполагал раньше. Но теперь я уже не тороплюсь.

Произнося эти слова, он устремил взгляд на Кериссу, но она, как нарочно, смотрела в это время в окошко кареты, и казалось, до нее не дошел скрытый смысл его громкого заявления.

До «Белого оленя» было рукой подать. Маркиз поднялся с Шелдоном и Кериссой наверх в гостиную.

– Подождите, пожалуйста, – сказала девушка, – я сейчас принесу табакерки.

Шелдон и маркиз остались одни. Молодой человек даже слегка поежился, когда Шелдон стал пристально разглядывать его.

– Моя подопечная, – сказал Шелдон, – еще совсем дитя, и ее воспитывали в строгости. В своей замкнутой жизни она никогда не встречалась с людьми, подобными вам, маркиз.

Прикки слушал внимательно, однако с виду был озадачен.

– Как светский человек светскому человеку, как мужчина мужчине скажу вам… – Шелдон сделал паузу и сурово сжал губы. – Я прошу не разбивать ей сердце.

Кровь бросилась в голову молодого человека. Маркиз побагровел.

– Вы считаете, что я способен на такой поступок?

– На этот вопрос может ответить только Керисса. Но я не хочу, чтобы она была несчастна.

– И я тоже! Клянусь!

То, что маркиз говорил искренне, было очевидно.

Шелдон опустил руку на плечо юноши.

– Благодарю вас, – сказал он. – Я знал, что вы меня поймете.

Когда Керисса возвратилась из своей спальни, за ней шла Франсина с набором табакерок. Она разложила их на столе, затем, почтительно отступила в дальний угол комнаты и уселась там на стульчике.

Она достала вышивание и занялась работой, пока маркиз и Керисса рассматривали табакерки.

Шелдон наблюдал за этой милой, почти домашней сценой. Но когда скептическую гримасу, исказившую его лицо, было уже невозможно скрыть, он покинул гостиную и направился туда, где, вероятно, было его место – к карточному столу.

Глава 6

– Я должен увидеться с вами наедине!

– Мой опекун это запрещает. Керисса грациозно двигалась, выполняя сложные фигуры менуэта.

– Но ведь это как-то можно устроить. Вы просто сведете меня с ума!

– Как? Неужели? Я же ничего не делаю… такого…

Ее недоумение выглядело по-детски безыскусным.

– Может, вашей вины в этом нет, но это так, – сквозь стиснутые зубы промолвил маркиз.

Керисса взглянула на него мельком из-под опущенных ресниц и поняла, что молодой человек в самом деле теряет голову.

Только по настоянию Шелдона она отказывалась от общения с маркизом наедине. Ей же самой горько было выслушивать стоны и упреки, которые срывались то и дело с его уст.

Если бы не воля Шелдона, она охотно согласилась бы выполнить совсем невинную – с ее точку зрения – просьбу его светлости. Жаль было смотреть, как дрожат от бессилия и обиды губы влюбленного юноши.

«Торопиться незачем», – уговаривала она сама себя.

Но нетерпение маркиза все росло, и она сомневалась, что ей удастся удерживать его на расстоянии сколько-нибудь долго.

Когда они степенно двигались в танце под сияющими люстрами в зале ассамблей, Керисса отдавала себе отчет, что две вдовы – мать и сестра маркиза – наблюдают за ней и то, что он не отходит от нее ни на шаг, давно ими замечено. Вопрос только времени, когда пыл его выльется в конкретные слова, сказанные вслух.

Керисса была почти уверена, что он предложит ей руку, сердце и брачный контракт. Шелдон не преувеличивал, когда говорил о состоянии маркиза, о знатности его рода. Став его женой, она займет столь высокое положение в обществе, что ей можно будет только завидовать.

Обстоятельства, в которых очутилась Керисса, диктовали ей свою волю, подгоняли ее.

«У меня достаточно времени», – тщетно убеждала себя Керисса. Однако она знала, что Шелдон торопит события всеми возможными способами. Она чувствовала, что ее так и подталкивают к алтарю.

Сквозь толпу, заполнившую бальный зал, она разглядела Шелдона. Он занял место на банкетке возле леди Имоджин. Их головы сблизились. Было ясно, что они ведут весьма интимную беседу.

Маркиз перехватил ее взгляд и сказал:

– Им нет дела до нас. Давайте улизнем отсюда куда-нибудь, где мы будем предоставлены самим себе.

Настойчивость в голосе маркиза и выражение его лица заставили Кериссу встревожиться.

Она промолчала, но после короткой паузы маркиз возобновил этот разговор. Теперь в его голосе появились раздраженные нотки:

– У моей сестрицы больше опыта в общении с мужчинами, чем у меня – с женщинами. Ей везет с кавалерами, а мне с вами – нет.

– О чем вы говорите? Не понимаю… – на всякий случай пожала плечами Керисса.

– Не удивлюсь, если в одно прекрасное утро обнаружится, что леди Имоджин стала кем-то вроде вашей мачехи или… уж даже не знаю, как это именовать. В общем, вы окажетесь под ее опекой.

Керисса споткнулась, выполняя очередную фигуру менуэта.

– Как вы можете… делать такие… предположения? – запинаясь на каждом слове, у произнесла она.

– Я никогда не видел сестрицу столь увлеченной погоней за добычей, – ответил маркиз и хихикнул. – Обычно мужчины преследуют ее, но там, где замешан мистер Харкорт, все происходит наоборот.

Кериссе показалось, будто ледяная рука сжала ее сердце.

«Вот чем занимается Шелдон! – подумала она. – Ищет себе богатую жену, супругу, которая может дать ему все, что он пожелает!»

Казалось, что бальный зал закружился, а она стоит на месте. Силуэты танцующих проносились мимо нее словно на карусели.

Она вновь споткнулась.

Маркиз поддержал ее под руку.

– С вами все в порядке?

– У меня слегка кружится голова, – слабым голосом произнесла Керисса.

Он повел ее к выходу. Они прошли в вестибюль, где подавали прохладительные напитки.

Маркиз усадил Кериссу в удобное кресло, сбегал к буфету и принес ей бокал лимонада.

Она приняла напиток с благодарностью. Губы ее пересохли, но, несмотря на жару, внутри у нее царил холод.

– Вам не лучше? – заботливо спросил Прикки.

– Да… гораздо лучше… Спасибо… – Каждое слово давалось Кериссе с трудом. – Я думаю, вам нужно присоединиться к вашей сестре…

– Не будем торопиться, – настаивал маркиз. – Я хочу сказать вам о своих чувствах…

– Пожалуйста, не сейчас… и не здесь… – прервала его Керисса.

– Почему не сейчас? – спросил он. – В другое время у меня не будет шанса… а я не могу спать, потому что все время думаю о вас.

Откровенная страсть слышалась в его голосе, и это заставило Кериссу поспешно вскочить.

– Монсеньор рассердится, если я останусь здесь… с вами наедине.

– Черт побери! В данный момент он напрочь выбросил вас из головы. У него другие заботы! – воскликнул маркиз.

Но Керисса уже торопилась обратно в бальный зал, и маркиз был вынужден следовать за ней.

Леди Имоджин взглянула на подошедших Кериссу и маркиза. То, что выражали ее глаза, невозможно было не понять.

– С какой стати вы прервали танцы? – спросила она недовольно и тут же поинтересовалась: – Нельзя ли их продолжить?

– Керисса почувствовала себя плохо, – объяснил маркиз. – В зале слишком жарко и не хватает воздуха.

Шелдон внимательно изучал Кериссу.

– Вам в самом деле нехорошо?

– Я… в порядке… теперь… – ответила Керисса.

Она жутко боялась его гнева. Ведь она прервала его тет-а-тет с леди Имоджин.

Керисса горела желанием узнать, о чем они говорили. Неужели маркиз прав и они действительно собираются пожениться? К обществу присоединился лорд Уолбертон.

– У меня есть кое-какая сплетня, специально предназначенная для ваших прелестных ушек, леди Имоджин, – жизнерадостно заявил лорд Уолбертон.

– Какая же? – в ответ улыбнулась она.

Лорд Уолбертон был известен в Бате как главный разносчик сплетен.

– Вы помните Арчи Арбенота?

– Да, конечно, – сказала леди Имоджин. – Он обедал у меня прошлый раз.

– Так вот, он наконец поймал свою «золотую рыбку» – то бишь богатую наследницу.

– Как интересно! – воскликнула леди Имоджин. – Кто же она?

– Некая простушка. Выглядит лет на тридцать пять – при тусклом освещении – и богата, как вдова Креза.

– Арчи заслуживает удачи, которая ему выпала. Он так упорно шел к цели, – рассмеялась леди Имоджин.

– И не оставил себе путей к отступлению, – подхватил лорд Уолбертон. – Он обвенчался сегодня в полдень в Октагане.

– Где это? – поинтересовался Шелдон. – Я не слышал о таком храме.

– Неужели? Это самая знаменитая наша частная церковь, – пояснил лорд Уолбертон. – Всего их шесть, построенных на деньги предприимчивых дельцов скорее ради получения прибыли, а не из-за духовного возрождения грешных душ.

– Они еще не освящены, но в них можно заключать так называемые «быстрые» бракосочетания, – добавила леди Имоджин, – что означает упрощенную процедуру. Не надобны лицензии, церковные оглашения и документы о согласии родителей.

– Я не имел представления, что подобные заведения существуют в Бате! – воскликнул Шелдон.

– Браки эти вполне легальны и признаются законными. Их процедура обходится недешево, – с удовольствием просвещал новичка лорд Уолбертон. – Кстати, церкви эти привлекают много прихожан, потому что там отличные проповедники и хорошая музыка.

– Это точь-в-точь как храм Мэйфер в Лондоне, – продолжала леди Имоджин, – где венчалась герцогиня Гамильтон. Я рада за Арчи. Теперь он может передохнуть и попользоваться роскошью в обществе богатой женушки.

Несколько злорадный смех последовал за этим заявлением.

Затем лорд Уолбертон обратился к Шелдону:

– У меня и для вас есть кое-что. Шелдон удивленно вскинул брови.

– Во вчерашнем номере «Таймса» рассказ о вас занял почти половину колонки. Я принес вам эту новость в клюве, а газету вы можете прочесть в библиотеке.

– Не продолжение ли это саги о подвигах мистера Харкорта на большой дороге? – предположила леди Имоджин. – Шелдон исключительно метко стреляет по разбойникам.

– Его мужество ставится в пример всем читателям «Таймса». Им рекомендуется поступать так же. Тогда наши дороги очистятся от всякой нечисти.

– Видите, Шелдон, вы стали знаменитостью! – В тоне леди Имоджин ощущалась ласковая заботливость.

– Мне бы хотелось вернуться… в отель, – вдруг объявила Керисса. Шелдон мгновенно поднялся.

– Я провожу вас.

– Я говорил, что здесь чересчур жарко, – с раздражением произнес маркиз. – Ощущение такое же, как в местной горячей ванне.

Он взял Кериссу под руку и повел ее к выходу.

Она услышала, как за ее спиной леди Имоджин сказала Шелдону:

– Возвращайся скорее, как только уложишь ее в кроватку. Я буду ждать.

Он не ответил и догнал Кериссу.

Их фаэтон ожидал у подъезда. Не спрашивая разрешения, маркиз пристроился в экипаже на маленькой скамеечке.

– Вы должны хорошенько отдохнуть, – сказал он, – а завтра утром мы увидимся. Может быть, вы пожелаете прогуляться.

– Благодарю вас, – пробормотала Керисса.

После краткого путешествия до «Белого оленя» Шелдон обратился к Чапмену:

– Ты не понадобишься больше сегодня вечером.

– Спасибо. Спокойной ночи, сэр.

– И тебе спокойной ночи, Чапмен.

У Кериссы отлегло от сердца. Тяжесть, которая сдавливала ее грудь там, в зале ассамблей, внезапно исчезла.

Они вошли в холл, и Керисса протянула руку маркизу.

– До свидания, милорд!

– Значит, мы встретимся завтра?

– Я была бы рада… если буду себя достаточно хорошо чувствовать.

Прикки крепко сжал ее руку. Потом не удержался и поднес пальчики Кериссы к губам.

– Помните! Я должен встретиться с вами наедине, – предупредил он ее тихо, так, что слышала его только она.

Керисса высвободила руку – не слишком резко, но решительно – и начала подниматься по ступеням.

Шелдон обратился к маркизу:

– Я хочу поговорить с вами. Не подождете ли вы здесь, пока я провожу мою подопечную в ее комнату?

– Разумеется.

Шелдон догнал Кериссу на лестнице. Когда им уже не грозило быть услышанными, она спросила:

– Что вы собираетесь сказать маркизу?

– Позже ты все узнаешь.

Она не могла догадаться, что он затеял, но выражение его глаз ее встревожило. Инстинктивно она ощущала, что надвигаются какие-то события, но ей было непонятно, чем они вызваны.

Они задержались у двери ее спальни.

– Что вас беспокоит? – спросила она. – Я должна знать. Я не выношу, когда меня держат в неизвестности.

– Наберись терпения, скоро я все тебе расскажу. Укладывайся в постель. Будь послушной девочкой.

– Вы зайдете ко мне и расскажете? Вы обещаете?

– Я сдержу свое слово.

Шелдон повернулся и начал спускаться вниз.

Керисса встревоженно смотрела ему вслед. Затем, чувствуя, что испуг и дурные предчувствия одолевают ее, вошла в спальню, где Франсина уже готовила ей постель.

Маркиз в неподвижной позе стоял у огромного камина в холле, поджидая возвращения Шелдона.

– Пройдемте в комнату для гостей, – предложил Шелдон. – Там редко кто бывает в эти вечерние часы, и нам никто не помешает.

Не ожидая ответа от маркиза, он направился туда, и молодому человеку ничего не оставалось, как последовать за ним.

Они очутились в небольшом уютном кабинете, изысканно обставленном, с массивными письменными столами и двумя глубокими креслами возле мерцающего огня в камине.

Шелдон плотно притворил дверь и без предисловий начал разговор:

– Я думаю, что поступлю по отношению к вам честно, если сообщу, что мы с Кериссой завтра отбываем в Шотландию.

– В Шотландию? – переспросил изумленный маркиз.

– Я не хотел расстраивать Кериссу преждевременно. Она так приятно провела сегодняшний вечер, и я радовался за нее. Но есть причины, по которым мы должны покинуть Бат как можно раньше поутру.

– Но при чем тут Шотландия? Почему вы должны туда ехать?

– Один из моих родственников, на кого я определенно рассчитываю в материальном смысле – вы меня, надеюсь, понимаете, – тяжело болен, – объяснил Шелдон. – Дай Бог, если я успею застать его в живых.

– Это немыслимо!.. Это невозможно!.. – воскликнул маркиз. – Я имею в виду Кериссу… Она обязательно должна ехать с вами?

Шелдон долго хранил молчание, потом медленно, выделяя каждое слово, задал вопрос:

– Почему вы так настаиваете, чтобы она осталась здесь?

– Я люблю ее, – не задумываясь, ответил маркиз. – Я пытался признаться ей в этом уже сегодня, но она не стала меня слушать.

Вновь наступило молчание, и вновь Шелдон медленно заговорил:

– Не сочтете ли вы дерзостью с моей стороны, если я, как опекун Кериссы, поинтересуюсь, каковы ваши намерения в отношении ее?

Прикки откликнулся сразу же:

– Я хочу жениться на ней! Конечно, спешить особо некуда, но я уверен, что мы с ней и с вами поладим.

– Я тоже так думаю, – согласился Шелдон, – но там, где дело касается вас, требуется именно спешка.

– Почему вы так говорите? – В маркизе проснулось любопытство. Шелдон улыбнулся.

– Неужели вы думаете, что, проехав с Кериссой всю страну, практически вдоль и поперек, я не навидался молодых людей, влюбившихся в нее с первого взгляда и предлагавших ей руку и сердце? Я насчитал дюжину…

– Не сомневаюсь, – пробормотал маркиз. – Мы должны обручиться до ее отъезда. Шелдон пожал плечами.

– Обручение вещь ненадежная. О нем часто забывают… или разрывают помолвку, когда встретят другого.

Маркиз внезапно насторожился.

– На чем вы настаиваете? Каковы ваши условия?

– Я настаиваю на том, что если вы любите Кериссу, как говорите, а я склонен вам верить, то женитесь на ней прежде, чем она найдет того, кто ей больше придется по душе.

– Вы подразумеваете, что мне надо жениться на ней до того, как вы отправитесь в Шотландию?

– Почему бы и нет?

Шелдон видел, как изумление отразилось на и без того наивно-глуповатом лице молодого маркиза, но безжалостно продолжил атаку:

– Я бы на этом не настаивал, если бы не знал, как Керисса способна глубоко и искренне привязываться к человеку. Поэтому я и прошу вас быть осторожным и не ранить ее сердце. Но теперь, узнав, что ваши намерения серьезны, я не вижу причины откладывать ваш брак с ней.

– Но мои опекуны… – начал было маркиз.

– Я осведомлен благодаря вашей сестрице, что вы освободитесь от опеки в мае, и, как бы там ни было, вряд ли они будут против невесты столь благородного происхождения, как Керисса.

– Нет, конечно, нет! Кроме того… – маркиз издал легкий смешок, – я думаю, что они вздохнут с облегчением, когда выяснят, что я остепенился, принимая во внимание ту головную боль, которую я им причинял последний год.

– Я не имею желания давить на вас, – сказал Шелдон, – но даже ради такого важного дела, как бракосочетание Кериссы, я не могу отложить отъезд в Шотландию. Однако его можно перенести с раннего утра, скажем, на полдень. Вас это устраивает?

– Значит, мы должны пожениться до вашего отбытия… – произнес Прикки так, будто эта мысль сама родилась у него в голове.

– Я уверен, что вы нашли мудрое решение, – сказал Шелдон. – Ведь, в конце концов, может быть, пройдет три или четыре месяца, прежде чем вы снова увидите Кериссу, а мы все знаем поговорку: с глаз долой – из сердца вон!

– Мы поженимся, – твердо сказал маркиз.

– Раз вы настроены так решительно, – произнес Шелдон, как бы размышляя вслух и выказывая некоторую неуверенность, – то мне придется предложить вам некоторые условия. Я думаю, что будет неразумно извещать вашу мать и даже вашу сестру о бракосочетании, прежде чем Керисса станет вашей законной супругой.

Он сделал паузу и добавил:

– Я также прошу не говорить вашей сестре о моем отъезде. Я знаю, что это ее расстроит, а я не выношу прощальных сцен.

– Могу вас понять, – согласился маркиз. – Если вы будете так добры, что возьмете на себя все хлопоты по устройству нашего с Кериссой бракосочетания, то я проведу спокойно завтрашнее утро с матерью, так что у нее не возникнет ни малейших подозрений.

– Я завтра повидаюсь с настоятелем Октагана, если я правильно запомнил название церкви, – первым делом, прямо с утра, – пообещал Шелдон. – Если он занят и не сможет совершить церемонию, то в Бате, как говорил лорд Уолбертон, есть еще пять подобных храмов.

Он задумался на мгновение, потом добавил:

– Появитесь здесь, в отеле, завтра в одиннадцать. Приезжайте на собственном фаэтоне, так как я отбуду в своей карете сразу же после церемонии.

– Я все понял и благодарю вас, – сказал Прикки. – В самом деле, я искренне благодарен вам.

Он горячо пожал руку Шелдону.

– Вы скажете Кериссе, о чем мы договорились? Наверное, сейчас уже слишком поздно, чтобы я мог подняться к ней? – предположил маркиз.

– Ей слегка нездоровится, – ответил Щелдон. – Как вы верно заметили, причиной тому невыносимая духота в бальном зале. Я уверен, что она уже легла. Утром я первым делом все ей расскажу. Наверное, она с радостью воспримет эту новость. Кроме всего прочего, она так утомилась от всех наших странствий. Бедное дитя!

– Мы проведем первую половину медового месяца в Бате, – заявил маркиз, – а затем я повезу ее в Лондон. Уверен, что Керисса сверкнет там на светском небосклоне как новая звезда. По сравнению с ней все другие покажутся тусклыми, как городские молочницы.

– Вы совершенно правы, – согласился Шелдон. – Керисса бесподобное создание. Первая среди бесподобных красавиц. Вы везучий малый!

– Да, это так! – самодовольно улыбнулся Прикки. – И я теперь благодарен своим опекунам, не позволившим мне жениться на той балетной крошке. Однако если честно признаться, то и та танцовщица была не без достоинств.

– Уверен, что найдется много красивых молодых женщин, чьи сердца будут разбиты при известии о вашем решении связать себя узами брака.

Маркизу это было приятно слышать.

– Боюсь, что в ваших словах содержится большая доля правды.

Они вместе покинули кабинет. В холле Прикки пожелал Шелдону спокойной ночи и направился к выходу из отеля.

– Ни слова вашей сестрице, – напомнил Шелдон. – Лишь передайте ей, что я очень сожалею, что не смог вернуться в зал ассамблей, и приношу ей глубокие извинения.

– Обязательно передам, – сказал маркиз. – Имоджин, конечно, будет недовольна, но я все улажу. Предоставьте это мне.

Они дружески расстались.

– Самодовольный щенок! – пробормотал Шелдон в ярости, поднимаясь к себе наверх.

Он осторожно постучался в дверь спальни Кериссы.

– Войдите!

Он увидел ее в ночном одеянии в постели.

Слабый свет шел только от догорающего камина и единственной свечи на прикроватном столике.

Выглядела она трогательной и хорошенькой с распущенными черными волосами, ниспадающими на плечи и темными волнами покрывающими подушку.

Глаза ее были широко раскрыты. Тревожное ожидание ясно читалось на ее личике, так похожем своими очертаниями на маленькое сердечко.

– Что происходит? Что вы хотите мне сказать?

Она забросала его вопросами, а Шелдон молчал и смотрел на нее. Наконец он объяснил:

– Шар попал в лузу! Ты выходишь замуж за Прикки! Завтра в полдень ты, дорогуша, станешь маркизой!

– Замуж… за маркиза… Как вы узнали?

– Потому что я все это устроил. История, рассказанная Уолбертоном о частной церкви, навела меня на мысль…

– Но к чему такая спешка? Почему я должна…

– Потому что я уезжаю из Бата немедленно после твоей свадьбы.

– Почему? Что случилось?

– Я отправляюсь в Ирландию, хотя на всякий случай сказал твоему жениху, что мой путь лежит в Шотландию.

– Я не понимаю…

Шелдон промолчал, и Керисса продолжила:

– Я не выйду ни за кого замуж в такой спешке и в такой… странной церкви. Это просто неприлично!

– Это как раз то, что ты должна сделать, и тебе невероятно повезло, что я смог все это организовать.

– Но скажите мне, почему? Вы должны… объяснить.

Он, казалось, некоторое время колебался, и Керисса крикнула во весь голос:

– Я должна знать!

– Хорошо, я скажу.

С трудом подбирая слова, Шелдон заговорил:

– Причина, по которой я покинул пять лет назад Англию, заключается в том, что… я убил человека.

– Я догадывалась о чем-то подобном, – тихо произнесла Керисса. – Это была дуэль?

– Да, дуэль, – подтвердил Шелдон, – но, к несчастью, моим противником был мой ближайший кузен, старший сын моего дяди лорда Доннингтона!

– Так вот почему сэр Ральф называл Доннингтон-Парк вашим фамильным поместьем.

– Оно принадлежало моему деду, и я там вырос и жил до того, как мне исполнилось пятнадцать лет. Затем мой дядя унаследовал титул, и моим родителям, которые жили там же и ухаживали за дедушкой, ставшим старым и больным, пришлось искать себе другое жилище.

– Как печально!

– Мой отец не хотел покидать родное гнездо, но ничего не мог поделать. Он был вторым сыном и не ладил со старшим братом.

Шелдон сделал паузу, и Керисса взмолилась:

– Продолжайте! Что было дальше?

– Мой дядя имел двух сыновей. Старший, Гервайс, и в детстве был неприятным ребенком, а с годами стал еще хуже. Он всегда ненавидел меня, и я его невзлюбил.

Керисса слушала напряженно, впившись взглядом в лицо Шелдона.

Он же опустил глаза вниз, чтобы не смотреть на нее.

– Гервайс пристрастился к пьянству и в Лондоне валял дурака, попадая в разные переделки, и я стыдился того, что он мой родственник.

Шелдон глубоко вздохнул, прежде чем йродолжить:

– Однажды вечером в Уайте-клубе он подсел к столу, где я вел игру, и начал вести себя непозволительно.

– Что он сделал?

– Он оскорбил меня, практически обвинил в шулерстве, затем повторил несколько мерзких и заведомо ложных сплетен о леди, к которой… скажем так, я проявлял интерес.

– Вы были влюблены в нее? – затаив дыхание, спросила Керисса.

– Если только так можно назвать чувство юноши к красивой женщине, значительно старше его годами.

– И что было дальше?

– Гервайс зашел слишком далеко… Я не мог не вызвать его на дуэль.

– И он принял ваш вызов?

– Мы вышли из-за стола, чтобы решить… наши споры миром, но…

– Но он жаждал вашей смерти? Не так ли? – воскликнула Керисса.

– Вероятно, да. Мы отправились в Сент-Джеймсский парк… Светила яркая луна…

– Вы дрались на шпагах или стрелялись?

– Мы предпочли пистолеты. Вернее, Гервайс решил так. Он посчитал себя отличным стрелком.

– А что потом?

– Он промахнулся.

– Слава Богу!

– Он не дождался отсчета до десяти и подло выстрелил мне в спину, когда я еще не дошел до черты и не обернулся… но из-за беспробудного пьянства рука его дрожала. Он только сбил с моей головы шляпу… Я выстрелил в ответ.

– И вы убили его? Но в чем ваша вина? Вы абсолютно чисты…

– Так посчитали и все четыре секунданта, а вслед за ними и мировой судья. Но мой дядя назвал меня убийцей.

– Вы ему рассказали, как все произошло?

– Конечно! И выразил свою искреннюю скорбь по поводу преждевременной кончины его старшего сына. Я пытался объяснить ему, что в мои намерения не входило убить Гервайса.

Вспоминая об этой тяжкой беседе, Шелдон на некоторое время закрыл лицо руками. Затем он хрипло произнес:

– Если бы мой кузен не шатался, будь он трезвым, я бы попал ему в руку, как хотел… Но он покачнулся… и пуля поразила его в сердце.

– Однако дядюшка не пожелал вас слушать?

– Ты догадлива, Керисса. Он всегда ненавидел меня и воспользовался поводом… Он заявил, что если я немедленно не уберусь из Англии, то он предаст меня суду за умышленное убийство. Якобы я уже несколько раз покушался на жизнь Гервайса.

– Но это же ложь!

– Конечно, ложь! Но, чтобы избежать петли на шее, я вынужден был покориться. Рассчитывать на справедливый суд в Олд-Бейли мне не приходилось при моем нищенском положении. Я даже не мог нанять приличного адвоката. А ради спасения чести семьи от скандала дядюшка раскрыл свой кошелек и выделил мне скромную сумму… для путешествия за границу.

– Как жестоко!.. Как мерзостен… этот ваш дядюшка!

– Он мой родственник, и я ничего не мог поделать. Он меня предупредил, что, если я вернусь в Англию, он пустит в ход ордер на мой арест.

– Немыслимо! – забывшись, выразила свое негодование Керисса.

– Мой отец придерживался такого же мнения, но он ничем не мог мне помочь.

– Ваш отец жив?

– Нет. Он скончался два года тому назад.

Наступило молчание. Керисса собиралась с мыслями.

– И ваш дядюшка готов на все?

– На все. – Шелдон горестно кивнул. – И никакой семейный скандал его не остановит. Я висельник, и моя шея уже чувствует петлю.

– Поэтому вы предпочли Бат Лондону?

– Но безуспешно.

– Ваш дядюшка прочитал о вас в газетах?

– Не сомневаюсь в этом. Я не ожидал, что медлительная английская почта достигнет такого прогресса за время моего пребывания в Европе.

– Может быть, он вас простит?

– Он не тот человек, чтобы простить кого-либо.

– Так спрячьтесь от него!

– Вот поэтому я и собираюсь отправиться в Ирландию!

– А там вы будете в безопасности?

– Надеюсь… хотя бы потому, что все местные глупцы осведомлены, что я отправляюсь в Шотландию. Возможно, я впоследствии обрету приют в Америке. Чем не прекрасная перспектива! Новый мир, новая жизнь…

– Но вы не можете… оставить меня здесь… одну!

Слезы, как прозрачные бисеринки, скатились по круглым щечкам Кериссы.

– Так выходи замуж за маркиза. Что тебе еще надо? Обручальное кольцо на пальчик, кредит во всех модных лавках и до конца заполненная карточка кавалерами на балу…

– И я буду, по-вашему, счастлива?

– А разве нет? Может быть, судьба когда-нибудь сведет нас вновь. У тебя уже будет пятеро детишек, а у меня множество негритят, которые назовут меня папой.

– Вы шутите, монсеньор!

– А что мне остается делать? Только шутить.

– Но мне не нужен глупый, беспомощный муж. За мной надо присматривать! – воскликнула Керисса. – Я ведь способна на дурные поступки. А маркиз за мной не углядит…

– Да, это, конечно, проблема. Но лучшего выхода из нашего безнадежного положения я не вижу. Я тебя пристроил, и перестань капризничать.

– Но я хочу… – Керисса начала было говорить, но тотчас словно прикусила язык.

– Говори, что ты хочешь… Скорее, и не трать понапрасну время.

– А вы бы хотели стать моим мужем? – выпалила Керисса.

– С какой стати? – тут же откликнулся Шелдон. – Чтобы повесить на себя еще заботы о взбалмошной и безденежной девице? Твое будущее благодаря моим стараниям обеспечено, и поставим на этом точку.

– Точка еще не поставлена! – вскричала Керисса. – Я хочу вас… вы хотите меня как женщину… разве это недостаточный повод для заключения брака?

– Если бы я руководствовался подобными доводами, у меня был бы целый гарем.

Шелдон забыл, где находится – у себя в спальне или у нее. Ему хотелось уйти, захлопнуть за собой дверь, не видеть ее глаз, не слышать ее голоса.

Так он почти и сделал, но его задержал на пороге ее крик:

– Монсеньор! Выслушайте меня!

«Нет, не желаю ничего слушать!» – подумал он.

– Монсеньор! – Ее голос донесся к нему как будто издалека.

За ним закрылась дверь, а Керисеа в бессилии опустилась на подушки.

«Какая из меня маркиза? Кому я нужна в этом мире и кто нужен мне? Я бы отдала жизнь, чтобы он поцеловал меня… так, как в тот первый раз… Ведь я люблю его…»

Глава 7

Чапмен подал фаэтон точно в назначенное время к парадному входу в отель.

Служители «Белого оленя» скопились гурьбой, желая чем-нибудь помочь приезжему или отъезжающему гостю и ожидая щедрых чаевых, но Шелдон пренебрег их услугами и опустил оконную занавеску.

Он уже опаздывал, так как не смог убедить церковника из Октагана отложить ранее назначенную церемонию и ему пришлось искать другую церковь и другого, более сговорчивого пастора, чтобы скрепить брачные узы Кериссы и маркиза.

Шелдон в нетерпении ждал, когда же Чапмен тронет экипаж с места, но вдруг кто-то настойчиво постучал в окошко.

Он отдернул занавеску и увидел Бобо.

– Что случилось? Разве мои чемоданы еще не погружены? – раздраженно спросил Шелдон.

– Простите, монсеньор, но… – Бобо говорил тихо, чтобы окружающие не могли его услышать. – Два каких-то джентльмена настаивают на срочном свидании с вами.

Шелдон обомлел.

– Как они выглядят?

У негра заискрились глаза. Ему явно льстила роль сметливого шпиона.

– Осмелюсь высказать свое мнение, монсеньор: они похожи на правительственных чиновников. Один постарше, другой помоложе, но у обоих постные рожи. Надеюсь, вы поняли меня, монсеньор!

– Вполне. Спасибо, Бобо. А где они сейчас?

– Я сказал им, что вы очень занятой господин, у вас много дел и вы предпочли… переехать в «Йорк-хауз», где вам будет удобнее…

– Ты на редкость умен, Бобо! – похвалил его Шелдон и устремился в вестибюль, надвинув поглубже шляпу, чтобы по возможности скрыть лицо.

Вряд ли преданность Бобо простиралась настолько, чтобы негр не выдал его властям. Вполне вероятно, что лондонская «Таймс», дошедшая сюда, в Бат, обрисовала Шелдона как разыскиваемого преступника.

Уже на лестнице Шелдон столкнулся с возбужденным маркизом. По бледному лицу юноши он сразу понял, что надо готовиться к самому худшему.

Прикки был настолько растерян, что даже не сразу узнал Шелдона.

– В чем дело, сэр? Или вам мерещатся привидения? Извиняюсь, что запоздал, но эти чертовы священники…

Прикки вцепился в рукав Шелдона, едва устояв на ногах.

– Керисса отказывается выйти за меня замуж!

– Отказывается?!

Возглас Шелдона прозвучал словно пушечный выстрел. От его голоса сотряслись стены отеля.

– Да, отказывается, – как эхо откликнулся маркиз. – Она сказала, что не любит меня…

– Что значит – не любит? – Шелдон заставил себя выдавить улыбку. – И вы ей поверили? Друг мой, любая женщина накануне свадьбы впадает в истерику. Ей кажется, что брак – это пучина, которая поглотит ее…

– Нет-нет, она заявила совершенно определенно, – печально возразил Прикки.

Двое мужчин застыли на лестнице, как две скульптурные фигуры, позволяя посетителям отеля проходить между ними.

– Нам неудобно здесь продолжать разговор, – сказал Шелдон. – Давайте пройдем в кабинет.

– Да-да, конечно, – отозвался маркиз, будто выныривая из пропасти отчаяния. – Я последую за вами, куда вы прикажете.

К счастью, кабинет оказался в этот час свободным.

Шелдон и маркиз расположились в креслах.

– К сожалению, я не смог присутствовать при вашем разговоре, но, когда я покинул Кериссу утром, она была так счастлива и только о том и мечтала, чтобы выйти за вас замуж.

Маркиз грустно опустил голову.

– Но теперь она совсем несчастлива.

– Ничего подобного. Керисса просто очень молода, а юную девушку всегда пугает предстоящее замужество. Но я уверяю вас, милый мой, что она передумает в ближайшее время. Таковы женщины – они ветрены.

– Но другие женщины все мечтали выйти замени замуж… – проронил Прикки.

– Конечно, ведь вы привлекательный молодой человек, и, кстати, Керисса мне тоже говорила как-то, что вы очень хороши собой. Но поймите, дорогой Прикки, что для девственницы так страшно выйти замуж за опытного мужчину.

Услышав подобные слова, маркиз не смог удержаться от самодовольной улыбки.

– Да, мне тоже показалось, что она совсем неопытна и невинна.

– Поэтому вы и должны быть с ней осторожны и нежны. Керисса… как бы это лучше выразиться… она не «муслиновая куколка».

Маркиз тут же осведомился:

– А все-таки она согласится выйти за меня замуж?

– Я твердо в этом уверен, – заявил Шелдон. – Пусть она выплачет все свои глаза, пусть бьется в истерике, но на самом деле это все женские капризы. Подождите меня здесь, дружище, пока я не переговорю с ней.

– Я еще не встречал девушки, которая отказалась бы от моей руки. Шелдон поправил его:

– Керисса не обычная девушка, она совсем не похожа на тех, с кем вы встречались раньше. У нее возвышенная душа, и к тому же она француженка, а вы понимаете, мой друг, что это такое? Может быть, вам предстоит пробудить в ней истинное чувство.

Улыбка на губах маркиза стала еще шире – ему явно льстила эта перспектива.

– Может быть, я действительно немного поторопился и как-то резко обошелся с ней. Но она все-таки была столь решительно настроена.

– Вам надо было просто схватить ее в объятия и крепко поцеловать, – посоветовал Шелдон. – Действие всегда убедительнее любых слов.

– О, как вы правы, конечно, вы правы.

Маркиз чуть не вскочил с кресла. Шелдон искоса взглянул на часы на каминной полке.

– Священник нас ждет, – сказал он. – Мне следует известить Кериссу, что нам надо немедленно ехать.

Он протянул руку к звонку.

– Когда явится лакей, закажите ему бутылку шампанского, мой дорогой друг. Я думаю, что нам следует выпить на дорожку по бокалу, а потом уже не медлить.

Не дожидаясь ответа от маркиза, Шелдон выскочил из комнаты и буквально двумя прыжками преодолел ступени, ведущие наверх, в покои Кериссы.

Он распахнул дверь и увидел ее стоящей у окна. Ее глаза были устремлены на него, как будто она ожидала его появления.

Шелдон сделал шаг вперед и рассерженно захлопнул дверь за собой.

– Какого дьявола ты капризничаешь?! – воскликнул он вне себя от ярости.

– Я… не могу выйти за него замуж… – Эти слова разозлили его еще больше.

На Кериссе было великолепное платье, в которое, согласно распоряжению Шелдона, сделанному им, прежде чем он покинул отель, облачила ее Франсина, и роскошная меховая накидка, так запомнившаяся ему с их первой встречи в Кале, волшебно оттеняла этот наряд.

Пламя, полыхающее в камине, отражалось в ее огромных глазах и все же не могло растопить печаль в ее взоре.

– Ты должна обвенчаться с ним, и мы сейчас же отправляемся в церковь!

– Я… не могу, не могу! Зачем мне этот маркиз?

– Ты что, сошла с ума? Другого такого случая не предвидится! Неужели ты не хочешь стать маркизой?

Шелдон увидел, как задрожали губы Кериссы, и это еще сильнее разозлило его.

– Неужели ты думаешь, что найдется еще один дурак, который согласится жениться на безвестной авантюристке, на пустоголовой кукле вроде тебя? Лови момент, пока не поздно!

Керисса опустила голову, а он безжалостно продолжил:

– Подумай только, что будет, если он вздумает навести справки. Кто ты есть? Незаконная дочь какого-то французского аристократа без пенни в кошельке? И ты еще собралась выйти замуж за маркиза! Да тебя любой полицейский арестует за отсутствие документов.

Керисса еще больше сжалась и на глазах у Шелдона превратилась в какое-то маленькое ничтожное существо.

Он же гаркнул на нее во весь голос:

– Ну-ка смотри на меня и слушай внимательно!

Шелдон молча следил, как глаза Кериссы медленно открылись и встретились с его глазами. Но жалости к ней он не испытывал. Он продолжал яростно:

– Твой маркиз в конце концов обнаружит, что мы составили заговор с целью одурачить его, что все сведения о твоем благородном происхождении – ложь и я тоже мошенник!

Керисса вскинула руки в тщетном протесте, что-то попыталась произнести, но Шелдон оборвал ее:

– Ты никакая не графиня де Валенс! Ты незаконная дочь выдуманного тобою герцога. А может быть, он никакой и не герцог, а просто прощелыга, переспавший с твоей матерью!

Керисса издала крик, какой, наверное, можно услышать от смертельно раненного зверька, загнанного охотниками.

– Взгляни правде в лицо, ты, дура! – кричал Шелдон. – И поблагодари Господа за то, что он дал тебе возможность попасть в приличное общество, познакомил со мною, а я позаботился о тебе.

Он сделал паузу, чтобы набрать воздуха в легкие для новых проклятий и ругательств, но почему-то ему не хватило сил продолжить свою гневную речь.

Керисса пристально смотрела на него, и он замолк под ее взглядом.

Она была очень бледна, но стан ее выпрямился, головка вскинулась, и изящный ротик твердо произнес:

– Все ваши оскорбления я принимаю, но замуж за маркиза я не выйду… Вы не можете меня заставить.

– Проклятье! – вскричал Шелдон. – Ты сейчас же отправишься в церковь, даже если мне придется избить тебя до потери сознания и на руках потащить к алтарю.

Двух широких шагов ему хватило, чтобы достичь ее, схватить за плечи, и она беспомощно поникла в его руках, будто тряпичная кукла.

Он свирепо тряс ее, а она молчала. А потом вдруг Шелдон услышал, как Керисса произнесла:

– Я люблю вас… Как же я могу выйти за кого-то замуж… если я люблю только одного человека…

И эти слова заставили Шелдона отшатнуться.

Он замер, с трудом переводя дыхание, а она все продолжала шептать:

– Я люблю вас… я готова быть… кем угодно… вашей служанкой… вашей любовницей… лишь бы быть с вами рядом…

Казалось, вся душа ее стремилась ему навстречу.

– Я готова работать за вас, зарабатывать для вас деньги… но я не могу позволить никакому мужчине, кроме вас… касаться меня…

И тут слезы неудержимо хлынули из ее глаз, а Шелдон… Что оставалось делать Шелдону?

Он заключил ее в объятия, и она припала своей головкой к его широкой груди.

Шелдон слегка приподнял подбородок Кериссы, чтобы найти ее губы.

И они поцеловались… Второй раз в жизни… И этот поцелуй был еще более сладостным, чем первый.

Они так изголодались друг по другу, столько преград сами выстроили на пути к сближению, и теперь эти преграды как бы становились невидимыми.

Казалось, все ближе и ближе они становились друг другу, сливаясь в единое существо. И поцелуи лишали их дыхания, а комната, залитая солнечным светом, вдруг превратилась в волшебную карусель, и все закружилось вокруг них.

Шелдон с трудом оторвался от ее нежных губ.

– О Боже мой! – воскликнул он. – Что ты делаешь со мной?

– Я люблю… тебя… – сказала она и добавила по-французски: – е t'aimel Je t'dorel

Бледность исчезла с лица Кериссы, щеки ее, наоборот, стали алыми, а руки, до того беспомощно опущенные, вдруг обрели силу. Она была способна до бесконечности ласкать любимого мужчину, изливать на него свою нежность.

– Моя дорогая… моя любимая девочка! Я приложил столько стараний, чтобы этого не произошло, но все оказалось бесполезным! Как мне было нелегко держаться от тебя на расстоянии!

– Я… ваша… я не могу жить без вас…

– Но ты должна, Керисса! Как ты не можешь этого понять!

– Не могу! – решительно тряхнула головой Керисса. – Разве можно, зная, что мы любим друг друга, жить в разлуке?

Столько страсти было в ее голосе, столько желания обнять любимого человека еще крепче, еще сильнее прижаться к нему!

Как тяжко ему было урезонивать Кериссу, внушать ей убеждение, что дальнейший их совместный путь по жизни невозможен.

– Меня уже разыскивают, – наконец сказал он. – Бобо пустил ищеек по ложному следу, но боюсь, что это даст лишь временную передышку. Они вцепятся в меня, если я не покину Бат немедленно.

– Я отправляюсь с вами!

– А я не разрешаю тебе! Твой жених уже ждет тебя внизу.

– И вы по-прежнему верите, что я… способна выйти за него замуж? После тех слов, которые мы только что сказали друг другу?

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, излучавшими сияние, и под воздействием этого взгляда Шелдону показалось, что весь мир вокруг исчез.

– И ты действительно собираешься отправиться со мной? – спросил Шелдон с недоверием. – Обречь себя на нищету, на вечные странствия… – Прежде чем продолжить, ему пришлось перевести дыхание. – Если они меня поймают, то тут же закуют в кандалы. Затем после суда меня или вышлют из Англии, или на долгие годы посадят в тюрьму.

– Я буду ждать вас… я готова ждать вас хоть целую вечность… Моя любовь к вам так сильна, что она не угаснет и за тысячу лет…

– Милая моя, сладкая, обожаемая… Что мне сказать тебе?

– Скажите мне то, что я хотела бы услышать от вас, – прошептала Керисса.

– Сказать, что я люблю тебя, – спросил он, – так ты это уже знаешь. Невозможно описать, какие мучения я испытывал, зная, что не имею права прикоснуться к тебе и должен отдать тебя другому мужчине…

– Однако вам это так и не удалось… – Улыбка Кериссы была счастливой.

– Ты в этом уверена? Думаю, что ты не права. Нельзя так бездумно распоряжаться своей судьбой. Сейчас ты принесешь себя в жертву, а потом начнешь меня упрекать за то, что я испортил твою жизнь.

– Никогда, никогда я ни в чем не упрекну вас!

В ней было столько страсти, столько чарующего, истинно женского обаяния, что Шелдон вновь забыл обо всем.

Еще раз их губы на мгновение слились в поцелуе, а потом он, собравшись с духом, слегка отстранил ее от себя.

– Пусть так! Если мы любим друг друга – все остальное неважно. Ты ведь это хотела от меня услышать? Но тогда нам надо уехать немедленно. Нельзя терять ни минуты. Если мы сейчас скроемся из Бата и будем вести себя по-умному, то затрудним им поиски.

– Франсина уже сложила все мои вещи и отправила чемоданы вниз.

– Какая ты предусмотрительная девочка! – не мог не улыбнуться Шелдон. – Значит, твое решение твердо?

– Мое решение тверже алмаза, – заявила Керисса. – Я готова следовать за вами хоть на край света. Ничто не может помешать мне быть с вами рядом.

Керисса быстрым движением накинула на плечи меховую накидку, но тут раздался стук в дверь.

Они оба замерли, глядя друг на друга в растерянности.

Румянец на лице Кериссы мгновенно поблек, а морщины на лбу Шелдона стали еще глубже.

Он попытался придать своему голосу твердость.

– Войдите!

В эти мгновения Керисса судорожно размышляла о том, не лучше ли им сбежать через соседнюю спальню, а потом через черный ход, но поняла, что это не привело бы ни к чему хорошему.

На пороге появился гостиничный лакей.

– Два джентльмена хотят видеть вас, сэр, – объявил он.

Шелдон молча кивнул. Ручка Кериссы скользнула в его ладонь, и он ощутил, как дрожат ее пальчики.

Двое мужчин обошли лакея и приблизились к Шелдону. Одеты они были весьма скромно, словно стремились не выделяться из толпы и не привлекать к себе излишнего внимания.

Старший из них – седоволосый джентльмен – двигался на полшага впереди своего спутника, лицо которого с бегающими глазками напоминало мордочку хорька. Зато глаза старшего не выражали абсолютно ничего.

Остановившись напротив Шелдона, оба нежеланных визитера вежливо поклонились.

Шелдон молчал, а Керисса нервно облизывала пересохшие губы.

– Вы и есть мистер Шелдон Харкорт? – поинтересовался старший из пришедших.

К своему ужасу, Керисса вдруг представила себе, что Шелдон уже находится в зале суда и отвечает на вопросы королевского прокурора.

– Да, это я.

– Мы имели сведения, что вы находитесь за границей, мистер Харкорт. Но совершенно случайно, открыв позавчерашний номер «Таймса», я прочитал о ваших весьма волнующих приключениях здесь, в Бате.

Шелдон печально склонил голову.

– О, если бы не это злосчастное приключение на дороге, все могло бы обернуться по-другому.

– «Таймс» отозвалась о вас, сэр, в весьма лестных выражениях.

– Вполне возможно, – холодно заметил Шелдон. – Мне эта газета еще не попалась на глаза.

– А я вам скажу, что это был истинный подарок фортуны, сэр, что я обратил на нее внимание. От скольких хлопот мы избавились, и я, и мой младший клерк, ведь мы уже собрались разыскивать вас на континенте, а, как вы можете понять, сейчас это сделать невероятно трудно, так как война с Францией уже объявлена.

– Могу вас понять.

– И все же, сэр, я боюсь, что вы уже не сможете присутствовать на похоронах, ведь они состоятся сегодня. Но, несомненно, вы организуете заупокойную службу в ближайшие неделю-две.

Шелдон спросил:

– Похороны? Какие похороны? Чьи?

– Ваш дядя эрл Доннингтон скончался от сердечного приступа четыре дня назад, и, естественно, мы незамедлительно попытались связаться с вами.

– Зачем?

Пожилой клерк выглядел удивленным.

– Как зачем? Ведь вы единственный наследник вашего дяди. Сейчас вы, милорд, уже фактически стали обладателем титула и восьмым графом Доннингтоном.

Какое-то время казалось, что Шелдон не поверил тому, что услышал. Во всяком случае, в голосе его звучало сомнение, когда он спросил:

– Но мой кузен Ричард? Второй сын моего дяди, что с ним?

– К сожалению, будучи за границей, милорд, вы, наверное, мало были осведомлены о событиях в нашей стране. Разве никто не сообщил вам о смерти вашего кузена год назад? Очень прискорбный случай!

– Никто ничего мне не сообщил. – Теперь уже Шелдон полностью овладел собой.

– Я понимаю, милорд, что вас потрясло столько свалившихся на вас одновременно грустных известий, но мы высоко оценили бы ваше участие в решении многих проблем, возникших после скоропостижной кончины вашего дяди.

Пожилой клерк явно робел перед новоиспеченным лордом.

– Как я понял из объяснений портье в гостинице, вы собрались отбыть из Бата сегодня. Могу ли я поинтересоваться, ваша светлость, не входит ли в ваши планы навестить поместье Доннингтон-Парк в ближайшее время?

– Я готов подумать об этом. Пожилой клерк мгновенно просветлел.

– Это сразу же снимает с наших плеч тяжелую ношу, милорд, и мы все будем очень благодарны вам.

Он перевел взгляд на Кериссу и тактично заметил:

– Вероятно, мы сейчас удалимся, чтобы дать вам время спокойно собраться. Я уверен, что мы нарушили ваши планы, милорд, но что поделаешь, таковы были наши обязанности. Мы подождем внизу, пока вы не соизволите послать за нами.

Оба мужчины поклонились еще более почтительно, чем при своем появлении, и, пятясь, удалилась из комнаты.

Какой-то момент Шелдон и Керисса оставались недвижимы. И вдруг он услышал ее беззвучный, почти как дуновение ветерка, шепот:

– Неужели все изменилось и я уже не нужна вам?

Какое наслаждение было вновь взглянуть на нее, заключить ее в объятия, уже ничего не опасаясь и никуда не спеша!

Его губы касались ее волос, потом он приподнял подбородок Кериссы и заглянул ей в лицо.

Он внезапно понял, что она все же дрожит от страха и думает, что от столь неожиданного известия между ними возникла стена.

– Ты ведь хотела стать респектабельной дамой, милая моя девочка?

– Но, как я поняла, респектабельным стали вы, монсеньор, я не я. И захотите ли вы теперь жениться… на авантюристке? Я ни на что не претендую, я только прошу вашего разрешения хоть какое-то время находиться рядом с вами.

Голосок ее сорвался, и она уткнулась личиком в его плечо.

Шелдон произнес как можно мягче:

– Я буду чувствовать себя очень одиноким в своем огромном поместье, если там не будет жены, которая согласится присматривать за мной.

Шелдон ощутил, что Керисса затаила дыхание, ожидая от него продолжения.

– Я официально предлагаю тебе выйти за меня замуж, моя обожаемая маленькая авантюристка. Возможно, наша будущая совместная жизнь покажется тебе весьма унылой после всех пережитых нами приключений. Респектабельность – скучная вещь, но как-нибудь вместе мы выдержим это испытание.

– О, Шелдон!

Керисса, не скрываясь, заплакала, но слезы, струящиеся по ее лицу, были слезами счастья. И как волшебно они сверкали в лучах солнца, проникающих сквозь окно!

Она восклицала, захлебываясь рыданиями:

– Я люблю… люблю вас… О, монсеньор, я всей душой принадлежу вам! Моп cheril(l) Для меня не существует никого в мире, кроме вас!

Шелдон пытался осушить ее слезы своими поцелуями, но она отстранилась. Ей надо было выплакаться.

– Это правда, что нам теперь нечего бояться? – спросила она с надеждой.

– Правда, дорогая! Ты станешь моей женой, и я буду охранять тебя и заботиться о тебе.

– Я так мечтала, так долго искала надежное пристанище! Я знала, что только вы можете подарить мне покой и уют… Но вы всегда говорили, что я должна… слушаться ума, а не сердца…

– Но ты не слушалась меня и не выполняла мои приказы.

– Потому что сердце мое оказалось сильнее ума!

– На будущее я бы все-таки посоветовал тебе как-то совладать со своим сердцем.

– Я, конечно, буду стараться, монсеньор, и стану строгой, приличной, затянутой в корсет и бесчувственной английской леди.

– Правильнее было бы сказать: английской графиней. Учти, это тяжелая обуза!

– О Боже! А если мне не удастся совладать с собой? Я тогда вернусь во Францию и сложу голову на гильотине.

Шелдон рассмеялся и вновь крепко прижал ее к себе.

– Прежде чем ты доберешься до гильотины, я тебя поймаю и сильно отшлепаю.

– Вы по-прежнему суровы ко мне, монсеньор.

– Тебя надо крепко держать в руках.

– Да, это верно, я способна на безумные поступки. Например, я умираю от ревности.

– От ревности? К кому?

– К леди Имоджин. О, это дьявольская женщина! Я хотела бы выцарапать ей глаза!

– Значит, мне вообще нельзя глядеть на других женщин, кроме тебя?

– Раз вы выбрали, монсеньор, такую участь, то что ж, придется вам с этим примириться. Я ведь не англичанка! Моей страсти хватит на нескольких английских женщин,

Шелдон взглянул на каминные часы.

– А не поторопиться ли нам?

– Да, конечно, – согласилась Керисса и потянулась за шляпкой. – Мы едем в Лондон?

– Да, но с одной маленькой остановкой в пути – ради свадебной церемонии, которую нельзя откладывать. Священник ведь ждет, а я щедро уплатил ему авансом. И жаль будет потерять эти деньги.

Их взгляды вновь встретились, и они расхохотались.

– О, монсеньор! Мой чудесный, чудесный Шелдон!

Им, конечно, надо было поторопиться, иначе они подчинились бы зову страсти и забыли бы обо всем на свете.

1

Закрой дверь! (фр.)

2

Извините, мадам! (фр.)

3

Разумеется, мадам (фр.)