Глава 1

1879 год

Веста только что сошла на берег, и ей казалось, что земля чуть покачивается у нее под ногами. Девушка немного прошла по пирсу и остановилась, оглядываясь.

Она ожидала, что Катония будет красивой, но реальность превзошла все ее ожидания.

Маленькая гавань, окруженная деревянными домиками под красными черепичными крышами, сама по себе была весьма живописным местом, а за ней виднелись оливковые рощи, еще выше — поросшие лесами горы, снежные вершины которых сверкали на фоне ярко-голубого неба. Пейзаж поражал своим великолепием.

И еще кругом были цветы.

Цветы на окнах домов, цветы у подножия гор, на равнине, под оливковыми деревьями — островки чудной красоты, от которой у Весты захватило дух.

— Вот моя новая страна, — тихо прошептала Веста. Сверкающими голубыми глазами она посмотрела на приближавшегося к ней мужчину в форме морского офицера.

Отдав девушке честь, офицер сказал:

— Я заплатил десяти грузчикам, которые отнесут в гостиницу ваш багаж, миледи. Вы позволите мне сопровождать вас?

— Не стоит, мистер Барнз, — ответила Веста. — Я знаю, как трудно капитану управляться с судном одному в таком неспокойном море. Он наверняка захочет, чтобы вы вернулись как можно скорее.

— Но, миледи, ведь кто-то должен встретить вас.

— Наверное, люди принца ждут меня в гостинице. Ведь, в конце концов, они не знают не только точного времени, но даже дня нашего прибытия.

— Разумеется, миледи, и им еще повезло, что мы вообще оказались здесь.

Офицер улыбнулся, и Веста улыбнулась в ответ.

— Иногда мне было страшно, — призналась она. — Но вы доставили меня сюда в целости и сохранности, и я благодарна вам за это. Пожалуйста, передайте мою благодарность и всем членам команды.

— Обязательно, миледи. Это была для нас большая честь.

— Спасибо, мистер Барнз.

Веста подала ему руку. Барнз пожал ее и сказал:

— Мне хотелось бы от своего имени и от имени всей команды пожелать вам счастья.

— Еще раз спасибо вам, мистер Барнз.

Он снова отдал честь и направился к лодке, которая доставила на берег леди Весту Крессингтон и ее багаж.

В лодке сидели на веслах восемь матросов, и Веста с трудом подавила в себе желание помахать им на прощание, сочтя этот жест чересчур фамильярным.

Она повернулась и медленно пошла за мужчинами, несущими ее чемоданы. Некоторые из носильщиков, заметила Веста, были такими старыми, что сгибались под грузом почти вдвое.

Странно, подумала Веста, что составляющие ее гардероб невесомые элегантные платья весят так много.

Но сейчас ее не особенно интересовали чемоданы. Гораздо интереснее были люди, стоящие на крылечках и выглядывавшие из окон, ведь среди них ей предстоит провести всю свою оставшуюся жизнь. Мужчины были темноволосыми и коренастыми, с довольно грубыми чертами лица, женщины — пухленькими, румяными и миловидными.

Все они улыбались, а кожа их, обожженная горячим солнцем, казалась золотисто-коричневой.

Темноглазые дети, с любопытством взиравшие на нее, носили красные шапочки, отделанные тесьмой, — часть национального костюма катонийцев.

«Это прекрасная страна, в которой живут милые, красивые люди», — подумала Веста.

Она вспомнила, как удивленно поглядела на отца, когда он впервые упомянул о Катонии.

— Ты знаешь, где она расположена? — спросил герцог Сэлфонт.

Веста на секунду задумалась.

— Где-то в Средиземном море, — с сомнением произнесла она. — О, какая же я дурочка! Я же знаю, знаю, где это. Страна лежит между Албанией и Грецией. Она не так давно получила независимость от Оттоманской империи, управляемой турками.

— Да, верно, — кивнул герцог. — Я рад, что ты демонстрируешь такую начитанность.

— Должна признаться, я мало знаю об этой стране. Но, кажется, не ошибусь, если скажу, что война их не коснулась.

— Ты права, — ответил дочери герцог. — Наполеон Бонапарт не высаживался в Катонии, поэтому ее жителей миновало опустошение, которое постигло другие страны Европы, и им не пришлось жертвовать своими мужчинами.

От Весты не укрылась горечь, звучавшая в словах отца. Любое упоминание о войне заставляло герцога вспомнить, что он потерял в битве при Ватерлоо единственного сына.

Очнувшись от воспоминаний. Веста увидела, что носильщики с ее багажом как раз входят во дворик небольшой гостиницы. Девушка последовала вслед за ними и подошла к стоящему на крыльце человеку, явно хозяину гостиницы, который с улыбкой низко поклонился девушке.

Настал момент продемонстрировать успехи в изучении катонийского языка, над которым она билась всю дорогу из Англии.

— Вы ожидали меня? — неуверенно спросила Веста, надеясь, что хозяин поймет ее.

— О, да, да, любезная госпожа!

— Где люди, которые приехали меня встретить?

Хозяин покачал головой и пустился в пространные объяснения, из которых Веста поняла лишь несколько отдельных слов.

Однако ей стало ясно, что ее никто не встречает!

Но в то же время Весту явно ждали, и хозяин выразил надежду, что многие захотят поприветствовать ее.

Продолжая говорить, он провел Весту по узкому коридору в небольшую гостиную. Комната показалась ей очень милой.

Окна с одной стороны выходили на гавань, с другой — в маленький садик позади дома. Веста впервые в жизни увидела апельсиновое дерево, ветви которого гнулись под тяжестью плодов.

Затем появилась полная женщина, очевидно, жена хозяина гостиницы, и, присев в реверансе, предложила Весте последовать за ней наверх.

Веста вошла в просторную спальню, где, насколько она поняла, можно было умыться и переодеться с дороги.

Но Веста только что сошла с корабля, поэтому она лишь положила на кровать тяжелый черный плащ, в который куталась, пока плыла в лодке, и поспешила спуститься обратно в гостиную.

Подойдя к окну, она увидела качающуюся на якорях шхуну, доставившую ее из Англии. Лодку как раз втаскивали на борт, и Веста внезапно испытала страх, глядя на то последнее, что еще связывало ее с Англией.

На корабле было пятьдесят человек, знавших Весту, говорящих на ее языке, — ее соотечественников. И вот они оставляют девушку одну в чужой стране, власти которой не потрудились даже прислать кого-нибудь поприветствовать ее по прибытии.

Веста никак не могла понять этого!

Премьер-министр, его превосходительство Янош Сутез, ясно объяснил Весте, чего ей следует ожидать.

— Его королевское высочество не будет встречать вас в порту, — сказал премьер-министр. — Принц будет ожидать вас во дворце в Диласе. Но вас встретит барон Милован, знатный дворянин, обладатель потрясающего замка на полпути между Йено, где вы высадитесь, и Диласом, где вас примут со всеми подобающими церемониями.

— Кто еще будет c бароном? — спросила Веста, понимая, что надо быть готовой ко всему.

Премьер-министр понимал беспокойство девушки. Он подробно описал всех, кто будет присутствовать при ее первом появлении в стране, которой предстояло стать для Весты новой родиной.

Кроме жены барона, при встрече должны были присутствовать еще две женщины, а также множество придворных дворян и государственных деятелей, которые должны были сопровождать ее в столицу.

— В первый день не будет никаких особых формальностей, — продолжал премьер-министр. — Все понимают, что вы устанете с дороги. Вас доставят в замок барона Милована, где вы переночуете. На следующий день, хотя от замка до Диласа всего два часа пути, ленч состоится за пределами города, в роскошном поместье, принадлежащем на сей раз члену правительства. — Он улыбнулся. — Там вы сможете переодеться в одно из своих лучших платьев — ведь вам предстоит поразить воображение будущих подданных, которые наверняка выйдут на улицы поприветствовать вас при въезде в город.

— А принц? — спросила Веста.

— Его королевское высочество будет ждать вас на ступеньках дворца. Конечно, он будет извещен о точном часе вашего прибытия и спустится по лестнице, приветствуя свою избранницу. Как мне жаль, что я не смогу быть там, чтобы лично иметь честь представить вас, но в мое отсутствие это сделает барон Милован.

Веста глубоко вздохнула, подумав о том, что это будет самый волнующий момент во всей ее поездке.

Сейчас она взволнованно мерила шагами крошечную гостиную. Как могло получиться, что никто не приехал ее встречать? Премьер-министр ясно сказал: всем известно, что она высадится в Йено. Дальше на побережье был более крупный порт, но Йено находился ближе к столице.

Отсюда до Диласа было всего пять часов пути, но Весте хотели дать возможность передохнуть в замке барона.

— Наверное, они перепутали день моего прибытия, — сказала себе девушка.

Однако премьер-министр нисколько не сомневался, что они доберутся до Йено между двадцать пятым мая и первым июня.

Сегодня было только двадцать шестое, так что она не опоздала! Но даже если бы она прибыла на день раньше — неужели ей пришлось бы ждать одной в этой маленькой, гостинице?

Впрочем, никто ведь не ожидал, что девушка прибудет одна! Но даже если и так. Веста представляла себе, как разгневался бы премьер-министр, если бы действительно сопровождал Весту и с ними обошлись бы таким неподобающим образом.

В гостиную вошел хозяин, и Веста поняла, что он спрашивает, не хочет ли она поесть.

— Спасибо, с удовольствием, — ответила девушка.

Было только около полудня, но она уже успела проголодаться.

В Неаполе на корабль погрузили запас продовольствия, но Весте быстро надоело то ограниченное количество блюд, которые готовил корабельный кок. С каждым днем она ела все меньше и меньше.

Для нее накрыли стол у окна, выходящего в сад, а через несколько секунд в комнату вошла девушка с золотистой кожей и тугими черными косами, которая несла огромное блюдо.

Пахло кушанье потрясающе, и вскоре Веста уже наслаждалась рыбой под яично-лимонным соусом, который с восторгом описывал ей помощник премьер-министра.

Он также был ее учителем не только в отношении языка, но и во всем, что касалось обычаев страны, пищи и развлечений ее жителей.

— Как вы знаете, — говорил помощник, — население нашей страны состоит из греков, венгров и албанцев, поэтому мы впитали в себя обычаи всех трех стран. — Молодой человек улыбнулся. — Что касается пищи, наибольшее влияние исходит, пожалуй, от греков. У нас огромное побережье, так что никогда не бывает недостатка в морепродуктах, и любая женщина, даже если она скверная кухарка, умеет готовить рыбу.

Рыба, которую ела сейчас Веста, была потрясающе вкусной.

За рыбой последовало нежное мясо барашка, тушенного с помидорами и с каким-то неизвестным Весте овощем, напоминавшим по вкусу зеленый перец.

Барашек был обильно сдобрен специями, и Веста сказала себе, что, когда доберется наконец до столицы, надо будет поинтересоваться подробнее растительностью Катонии.

Ей принесли легкого белого вина, и, хотя Веста попросила также воды, вино показалось ей удивительно вкусным.

Ей захотелось спросить, делали ли его из местного винограда, но она не смогла подобрать подходящих слов.

Веста обнаружила, что не понимает хозяина гостиницы — он говорил совсем не так, как премьер-министр и его помощник. Было также ясно, что и он не понимает ее.

Закончив ленч. Веста обнаружила, что уже около часа дня и обитатели портового городка скоро удалятся на сиесту.

Выглянув в окно, она увидела, что сидящие на крылечках старики клюют носами.

Что же ей делать, если никто так и не приедет за ней?

Мысль эта пугала девушку. А что, если о Весте вообще забыли? Она так и будет сидеть здесь день за днем, месяц за месяцем? А когда кончатся деньги и она не сможет платить за еду и ночлег?

Придется работать! А что она умеет? Ухаживать за оливковыми деревьями, помогать в гостинице?

Веста заставила себя отвлечься от подобных мыслей. Мать всегда ругала ее за буйную фантазию, готовую разыграться в любой момент.

— Тебе надо научиться быть более практичной, — говорила она дочери. — Не витать в облаках, перестать жить в мире фей и эльфов.

Веста признавала за собой этот недостаток, но трудно было бороться с тем, от чего бывало иногда так хорошо!

Она вспомнила, как два или три года назад случайно услышала разговор отца с матерью.

— Я беспокоюсь о Весте, — сказала герцогиня.

— Почему? — поинтересовался герцог.

— Она очень замкнутая. Совсем не такая, как другие девочки. Живет в своем воображаемом мире и не всегда понимает, что на самом деле происходит вокруг.

— Может быть, это и к лучшему, — улыбнулся герцог.

— Ничего подобного! — сердито бросила в ответ герцогиня. — Веста ждет от людей слишком многого. И считает, что они будут жить согласно ее идеалам.

— Значит, ее ждут разочарования, — предсказал герцог.

— Она будет несчастлива, потому что тех, кто ждет от окружающих слишком многого, всегда ждет разочарование.

Герцогиня вздохнула.

— Веста слишком чувствительна, замкнута, и у нее слишком богатое воображение.

— Она перерастет это, — успокоил жену герцог. Теперь Веста знала, что отец оказался не прав. С возрастом воображение ее становилось только еще богаче.

Но перед отплытием из Англии она дала себе слово, что будет очень осторожной, внимательной и постарается не удивляться даже самым странным и неприятным вещам.

«Я не должна ни от кого ждать слишком многого», — повторяла себе Веста, в глубине души прекрасно понимая, что имеет в виду одного конкретного человека.

Она прошлась по комнате, чувствуя нарастающее беспокойство. Отправиться прогуляться по гавани или просто ждать в гостинице, не приедет ли все-таки кто-нибудь?

Веста заставила себя сесть в кресло и успокоиться.

В камине, где зимой наверняка пылали толстые поленья, сейчас не было огня, и он казался пустым и печальным. При взгляде на камин настроение у Весты испортилось еще больше.

И тут она услышала снаружи мужской голос, явно принадлежащий человеку властному и, насколько могла судить Веста, культурному и образованному.

Неужели наконец-то прибыл ее эскорт? Веста выпрямилась, принимая величавую позу.

Перед отъездом мать посоветовала ей:

— Никогда не забывай о своем достоинстве и величии, Веста. У тебя есть все основания гордиться своей родословной и могуществом твоего отца. К тому же помни, что ты англичанка. Держи голову высоко и, что бы ни происходило, не выдавай своих эмоций.

— Я постараюсь, мама, — покорно пообещала Веста.

Вот и сейчас она надеялась, что лицо ее не выдает никаких эмоций. Дверь распахнулась, и в комнату вошел молодой мужчина. Несмотря на свою твердую решимость, Веста не могла сдержать удивления по поводу его наружности.

Он был черноволос, широкоплеч и строен. Но прежде всего приковывало к себе внимание лицо молодого человека. Черты его были резко очерчены, а огромные черные глаза смотрели на Весту так испытующе, что девушка почувствовала смущение.

Удивительная бесцеремонность!

Она также с изумлением отметила, что одежда незнакомца покрыта толстым слоем пыли, а ворот рубашки расстегнут, открывая взору загорелую кожу груди и шеи.

— Мне сказали, что вы прибыли одна, — голос его, казалось, эхом отдавался в комнате. — А где же премьер-министр?

Веста еще сильнее напрягла и без того прямую спину. Впервые с момента прибытия в Катонию она вдруг почувствовала гнев. До сих пор ее лишь тревожил тот факт, что ее никто не встретил, но теперь, когда этот мужчина ворвался сюда так беспардонно, ее переполнило негодование.

— Поскольку, сэр, вам, вне всяких сомнений, известно, кто я, — сказала Веста, — не соблаговолите ли вы представиться, прежде чем задавать мне вопросы?

Мужчина, казалось, был несказанно удивлен подобной просьбой. Он захлопнул за собой дверь и подошел к Весте поближе.

Вся его фигура словно излучала силу и власть, а черные глаза пристально смотрели в лицо Весты. Она вдруг подумала, что этот человек похож на орла.

— Меня зовут Шако, граф Миклош Шако, и у меня чрезвычайно важное послание для премьер-министра.

Его английский был безукоризненным, лишь легкий акцент, выражавшийся скорее в не правильной интонации, показывал, что он говорит не на родном языке.

— Тогда, боюсь, вам придется преодолеть множество миль, чтобы вручить ваше послание его светлости, — заявила Веста.

— Что вы, черт побери, имеете в виду?! — воскликнул граф. И тут же добавил, увидев изумление на лице девушки:

— Прошу простить меня, миледи. Мне не следовало говорить в подобной манере. Но я привез его светлости инструкции от принца.

— Так вы прибыли сюда по приказанию его королевского высочества?

— Да.

Трудно было представить себе более короткий ответ.

— Насколько я понимаю, — заметила Веста, — произошла какая-то ошибка относительно даты моего прибытия. Его светлость премьер-министр ожидал, что меня встретит здесь барон Милован.

— Так где же премьер-министр? — снова потребовал ответа граф.

Он был явно раздражен тем, что не получил ответа с первого раза.

— Его светлость в больнице в Неаполе.

— В больнице?

— Путешествие по Бискайскому заливу было очень непростым, но все это не шло ни в какое сравнение со штормом, в который мы попали, входя в Средиземное море. В какой-то момент капитану показалось даже, что не удастся спасти корабль.

— И премьер-министр пострадал?

— Он сломал ногу. Очень тяжелый перелом. Доктора в Неаполе сказали, что он не сможет двинуться с места недели две. Но его светлость настоял на том, чтобы я продолжала свое путешествие.

— Одна? — удивился граф. — А где же остальные люди, которые должны были сопровождать вас?

Веста улыбнулась, и на ее щеках появились две ямочки. Ясно было, что стоящий перед ней мужчина поражен сложившейся ситуацией, и поскольку он успел вызвать ее гнев. Веста была довольна тем, что ей удалось обескуражить его.

— Когда мы отплыли из Неаполя, — продолжала девушка, — несколько членов команды заболели. Это случилось на двенадцатый день после отплытия. Все по очереди покрывались ужасной сыпью. Мы уже было решили, что это корь.

— Корь! — удивленно воскликнул граф.

— К счастью, наши опасения оказались беспочвенными. Это была одна из форм ветрянки.

— Но сопровождающие вас лица…

— Моя компаньонка и помощник премьер-министра заболели вчера. К утру у обоих поднялась чудовищная температура. Не могло быть и речи о том, чтобы они сошли на берег.

— Боже правый!

Мужчина в пыльной одежде был явно поражен сообщенной Вестой информацией.

Он посмотрел в синие глаза, поблескивающие от возбуждения, а затем вдруг резко произнес:

— Поскольку премьер-министра здесь нет, я должен объяснить вам, что случилось. Вас не приветствовали подобающим образом, миледи, поскольку в Катонии произошла революция.

— Революция?!

Теперь настала очередь Весты удивляться.

Граф кивнул.

— Она началась около недели назад, и принц решил, что вам лучше вернуться домой. Это я и должен был передать премьер-министру.

Веста помолчала несколько секунд, потом спросила голосом, показавшимся ей самой каким-то чужим:

— Вы действительно… хотите, чтобы я вернулась в Англию?

— Так будет лучше.

— После того как я проделала весь этот… долгий и тяжелый путь?

— Я все понимаю, — сказал граф. — Но революция опасна, а исход ее непредсказуем.

— Вы хотите сказать, что принца могут… свергнуть или заставить отречься от престола?

— Всегда существует такая возможность.

— Но ведь этого еще не случилось?

— Нет… Пока нет.

Веста снова замолчала, а затем произнесла:

— И как, по-вашему, я смогу вернуться? Мой корабль отплыл в сторону Афин. Моя компаньонка и помощник премьер-министра вернутся в Катонию по морю или по суше, когда выздоровеют.

— Но должны быть и другие корабли, — быстро произнес граф.

Говоря это, он взглянул в окно, словно ожидая увидеть в гавани какой-нибудь корабль.

— Даже если бы здесь и был корабль, я не стала бы подниматься на его борт, — твердо заявила Веста. — Я не намерена возвращаться в Англию.

— Но это же просто смешно! — воскликнул граф. — Вы так мало знаете об этой стране. И еще меньше — о революциях, ведь в Англии не бывает революций. Вы должны подумать о себе и немедленно отбыть в безопасное место.

— Я приехала сюда по собственной воле и, что бы ни случилось, считаю своим долгом остаться.

— Боже правый, но ведь решения принимаете не вы! Граф произнес это так непочтительно, что Веста вскочила с кресла. Глаза ее засверкали, словно голубые молнии.

— Трудно представить себе, — сказала она, — что приближенные его высочества потеряли всякое чувство приличия только потому, что в стране случилась революция. Не соблаговолите ли извиниться за то, что позволили себе разговаривать со мной подобным образом?

Глаза их встретились, — и на секунду девушке показалось, что сейчас она услышит новую дерзость, но граф покорно произнес:

— Я извиняюсь и надеюсь, что вы простите меня. Я просто очень озабочен проблемой вашей безопасности.

— Я предпочитаю заботиться о ней сама, — отрезала Веста. — А теперь ответьте на мой вопрос: его высочеству угрожает опасность?

Граф задумался, прежде чем ответить.

— Не могу сказать с уверенностью. Возможно, угрожает.

— В таком случае, — заявила Веста, — я должна быть рядом с ним.

— Это невозможно! — воскликнул граф. — У меня есть распоряжение его высочества просить вас вернуться домой! Когда в Катонии все утрясется, его эмиссары прибудут в Англию, чтобы продолжить обсуждение вопроса о вашем браке. — Граф сделал паузу, затем продолжал:

— Сейчас в ваших интересах вернуться домой. Я найду корабль, который доставит вас в Англию.

— Я ведь уже сказала вам, граф, — девушка говорила с ним как с капризным ребенком, — что я не собираюсь покидать Катонию. И не стоит больше говорить об этом. Я прошу вас — а если надо, могу и приказать — отвезти меня к моему мужу, На секунду граф застыл. Затем произнес голосом, полным изумления:

— К вашему мужу?!

— Нас поженили по доверенности, прежде чем я покинула Англию. Все необходимые бумаги находятся у премьер-министра.

— Поженили! Но принц понятия не имел об этом. Что это позволяет себе премьер-министр?! Старая хитрая лиса!

— Насколько я поняла, — пояснила Веста, — прося моей руки, премьер-министр исполнял волю его высочества. Но на бракосочетании до моего отъезда настоял отец. Герцог не хотел, чтобы его дочь везли сюда по принципу «купим или вернем».

Граф был слишком изумлен, чтобы произнести хоть слово.

— Оказывается, отец был прав, — с иронией добавила девушка. — Но даже он не мог предположить, что меня попросят уехать обратно еще до того, как я увижу своего будущего супруга.

Нахмурившись, граф подошел к окну, выходящему на гавань.

— Если это правда, — сказал он, — все еще можно исправить. Женитьба по доверенности — лишь юридическая церемония. Принц — глава законодательства Катонии, и брак можно будет объявить недействительным.

Веста глубоко вздохнула.

— Мне кажется, этот вопрос я могу обсуждать только с принцем, но никак не с посторонними, — холодно произнесла она.

Отвернувшись от окна, граф ответил:

— Очень хорошо, мисс. Разумеется, я должен подчиняться вашим приказам. Я отвезу вас к его высочеству. Но позвольте сказать вам вот что. Если в любой момент нашей поездки вы передумаете, я буду рад доставить вас обратно сюда или найти в любом другом порту корабль, который отвезет вас домой, в Англию.

— Я очень благодарна вам за подобную заботу, — в голосе Весты явственно слышался сарказм. — Не соблаговолите ли сообщить, когда мы можем отправляться?

Лицо графа вдруг изменилось.

— Немедленно! — воскликнул он. — Я должен был сразу сказать, почему так спешил сюда. Ваша жизнь, возможно, в опасности. Есть люди, которым не хотелось бы, чтобы вы оставались в Катонии.

Веста неуверенно посмотрела на графа.

— Вы хотите сказать… что на меня могут напасть? Убить меня?

— Скорее всего эти люди попытались бы заставить вас вернуться в Англию на том же корабле, на котором вы приплыли, но поскольку судно уже отчалило, я не могу поручиться за вашу безопасность.

— Эти люди… революционеры? Граф кивнул в ответ.

— Неужели вы не передумаете даже теперь? Возвращайтесь в Англию, леди Веста. Возвращайтесь в страну, где нет революций, где вас знают и любят. Возвращайтесь к людям, которых вы понимаете. К своей семье, к своим родителям, к безопасности, миру и комфорту.

Граф почти умолял ее.

— Ваши слова звучат очень убедительно, — признала Веста. — Но позвольте напомнить вам, что, поскольку я замужем за вашим правящим монархом, я имею в этой стране кое-какую власть. Поэтому я приказываю вам доставить меня как можно скорее к его высочеству.

Она говорила спокойно, но глаза ее по-прежнему гневно сверкали.

Граф в упор посмотрел на девушку, и Веста поняла, что он тоже вне себя. Молодой человек явно не ожидал, что встретит со стороны скромной девушки такой решительный отпор.

Да, он, несомненно, был похож на орла — такой же жестокий, сильный и властный.

На мгновение она с ужасом подумала, что будет с ней, если этот человек — вовсе не приближенный принца, а глава одной из повстанческих банд. Но тут же сказала себе, что должна доверять этому мужчине — у нее просто нет другого выхода. Неожиданно граф сдался.

— Хорошо, мадам, я согласен подчиняться вам. Но не обвиняйте меня в последствиях своего решения, какими бы они ни были.

— Я согласна, — ответила Веста.

— Тогда переодевайтесь. Быстро. Какой из этой огромной кучи чемоданов отнести в вашу спальню?

— Мы поедем верхом? — поинтересовалась Веста.

— Верхом, — кивнул граф. — И вы можете взять с собой только то, что поместится в седельный мешок, да и то желательно обойтись без лишнего веса. Но не забудьте теплый плащ — ночью может быть холодно.

Веста не стала терять зря время. Граф открыл перед ней дверь, и она вышла в коридор.

Багаж Весты почти перекрывал вход в гостиницу. К счастью, герцогиня настояла на том, чтобы ее дочь лично посмотрела, что где лежит.

Граф стоял рядом. На секунду Веста ужаснулась, что не может вспомнить, где ее дорожный костюм. Но в следующий момент она уверенно указала на круглый кожаный баул, и хозяин гостиницы вместе с девушкой, которая прислуживала за столом, понесли его наверх.

В маленькой спальне с низким потолком Веста прижала ладони к щекам. Сражение с графом далось ей нелегко, но приятно было думать, что победа все-таки осталась за ней.

В графе было что-то властное и несгибаемое. Веста понимала: он твердо уверен, что ей лучше вернуться в Англию Граф почти физически выталкивал ее из своей страны, словно ему не нравилось, что она здесь находилась.

— Ненавижу его! — сказала себе Веста. — Ненавижу этого человека!

Она не часто испытывала к кому-то столь сильные чувства, и уж, конечно, ни одному мужчине еще не удавалось так ее взволновать.

Наверное, все дело в том, что граф — иностранец. Иностранцы всегда выражали свои чувства куда более явно и непосредственно, чем было принято у англичан.

Но все равно он не имел права разговаривать с ней подобным образом. Быть таким грубым, ругаться в ее присутствии, пытаться навязать ей свое решение.

— Ненавижу его, — снова прошептала девушка.

И все же ей придется доверить этому человеку свою жизнь.

Ей не к кому больше обратиться за помощью, не у кого попросить совета. А ведь, если граф прав, у нее в этой стране есть враги, которые хотят ее погубить.

Мысль эта показалась Весте ужасной, и она постаралась убедить себя, что граф все преувеличивает, расписывает ситуацию в слишком темных красках. Речь идет всего-навсего о людях, которым не хочется, чтобы она вышла замуж за принца.

Но в словах графа наверняка была доля истины.

И нельзя было отрицать тот факт, что никто не встретил ее по прибытии, а граф проделал долгий нелегкий путь, стремясь доставить премьер-министру послание принца.

Веста подумала вдруг о том, что никогда еще не видела джентльмена без шейного платка, не считая ее брата. И ни один мужчина не говорил с ней так, как говорил сегодня граф.

Юная горничная, открыв крышку чемодана, ждала ее дальнейших указаний. К великому облегчению Весты, летний костюм для верховой езды нашелся практически сразу.

Девушка быстро сняла муслиновое платье, которое надела перед высадкой на берег. Однако, посмотрев на костюм из зеленого шелка, она поняла, что он куда больше подходит для неспешной прогулки по Роттен-роу, чем для опасного путешествия в Дилас.

Но надеть было больше нечего, и оставалось только радоваться, что наряд, по крайней мере, ей идет.

К костюму прилагалось с полдюжины блузок, и, поскольку сегодня было очень жарко. Веста выбрала тонкую белую с кружевами. Затем она послала горничную вниз за шляпными картонками.

«Береги кожу, — напутствовала дочь герцогиня. — Солнце там жжет куда сильнее, чем в Англии. Твой цвет волос и белая кожа наверняка понравятся катонийцам, так что особенно внимательно следи за тем, чтобы не обгореть. — Она еще раз окинула взглядом свою красавицу дочь и добавила:

— У истинной леди всегда должна быть белая кожа».

Веста достала широкополую соломенную шляпу, украшенную зелеными листьями под цвет костюма.

В 1819 году в Лондон пришла из Парижа мода на узкую талию и пышные юбки. Корсеты оставались для тех, кто в них нуждался, остальные же предпочитали нижние юбки. Под дорожным костюмом Весты были две нижние юбки, отделанные кружевом по краю подола. Еще она надела белые перчатки и взяла кнутик с золотой рукояткой — свадебный подарок одной из сестер.

Веста не без удовольствия посмотрела в зеркало на собственное отражение. Но оставалось еще решить, что ей взять с собой. Девушка понимала, что граф будет недоволен, если она нагрузит на лошадь слишком много. А Веста решила не давать ему поводов придираться.

Поэтому она лишь завернула в одну из ночных рубашек, являвшихся частью ее свадебного гардероба, щетку, расческу и несколько носовых платков.

Те немногие косметические средства, которыми пользовалась Веста, легко поместились в кармане.

Взяв с кровати черный плащ, девушка спустилась вниз.

Граф находился в гостиной, и Веста отметила про себя, что он воспользовался ее отсутствием, чтобы привести в порядок свой костюм. Сюртук его был вычищен, сапоги отполированы, и теперь на нем был шейный платок, что являлось значительным улучшением его внешнего вида в глазах Весты.

Конечно, это был не настоящий галстук, а всего-навсего шелковый носовой платок, завязанный узлом на шее. Английский денди посмотрел бы на такой галстук с презрением. Но, по крайней мере, платок закрывал шею.

Когда Веста вошла в гостиную, граф держал в руке бокал вина, а на столе стояла пустая тарелка — очевидно, он успел съесть ленч.

При виде Весты граф поднялся на ноги.

— Удивительно быстро для женщины! — заметил он довольно ехидно, а затем добавил, встретившись с ней глазами:

— Мисс.

— Вы, кажется, настаивали на том, чтобы мы выехали немедленно, — ответила на это Веста. — Мне не хотелось бы навлечь на вас неприятности. — Увидев, что губы графа изогнулись в улыбке, девушка добавила:

— Я буду очень благодарна, если вы организуете, чтобы мой багаж спрятали в безопасное место. Приехав в Дилас, я, вероятно, пошлю за ним.

— Да, конечно, — сказал граф. — Если к тому времени закончится революция.

— Разумеется, я подумала об этом, — холодно произнесла Веста.

— Я договорился о лошадях, — сообщил ей граф. — Они должны стоять перед входом.

Веста ездила верхом практически с младенчества, и не было такой лошади, с которой она не могла бы справиться. Но она никогда не видела ничего похожего на двух приземистых лохматых коняг, стоявших перед гостиницей.

От графа не укрылось выражение ее лица.

— Там, куда мы отправляемся, лучше ездить именно на таких, — сказал он. — Хотя, конечно, в таком наряде катаются совсем на других лошадях.

Веста поняла, что над ней издеваются, и ненависть к графу вспыхнула в ней с новой силой. Взяв из рук девушки плащ, граф приторочил его к седлу. Затем он положил в седельный мешок своей лошади пакет с одеждой Весты.

Хозяин гостиницы стоял в дверях. Веста протянула ему руку.

— Благодарю вас, — произнесла она по-катонийски, — за то, что позаботились обо мне. И, пожалуйста, постарайтесь сохранить в целости мой багаж.

Она с трудом подобрала нужные слова, но владелец гостиницы понял, о чем идет речь. Он с улыбкой обещал беречь багаж пуще глаз и пожелал Весте и графу «попутного ветра»в их поездке.

Человек, приставленный к лошадям, помог Весте забраться в седло. Граф уже сидел верхом. Когда они выехали на мощенную камнем дорогу, он сказал:

— Итак, вы взяли на себя труд изучить наш язык.

— Совсем немного, но было бы жаль узнать, что я зря потратила силы и время.

— О, да, мисс, — в голосе графа снова послышались дразнящие нотки. Они проехали мимо последних домов, мостовая кончилась, перейдя в пыльную дорогу, и Веста увидела оливковые рощи и цветы, видом которых наслаждалась, стоя на пирсе.

Она и представить себе не могла такого многоцветья радужных красок, открывавшегося теперь ее взору.

Каких только цветов здесь не было — красные маки, золотистые ноготки, лиловый, белый, розовый клевер, а также нежные цикламены, желтые ирисы и дикие гладиолусы, растущие по соседству с ярко-синими лютиками.

Вдоль дороги росло и множество других цветов, названий которых Веста не знала. Но ей не хотелось спрашивать об этом графа. Она подозревала, что вопросы о цветах снова вызовут на его губах полную иронии улыбку.

Они проехали еще немного, и граф свернул на тропинку, поднимающуюся в горы.

Веста следовала за ним, настолько поглощенная красотой окружающего пейзажа, что ей даже не приходило в голову интересоваться маршрутом, по которому они ехали.

Теперь их окружали апельсиновые деревья, и Веста представила себе, в какой восторг придут ее сестры и их дети, когда она напишет им в письме, что видела, как апельсины растут на деревьях, среди зеленых листьев.

Еще здесь росли лимоны и какие-то фрукты, похожие на гранаты.

Только через полчаса Веста заметила, что они все время поднимаются вверх.

Оглядываясь назад, она видела крошечный порт, лежащий далеко внизу, а впереди были только горы, поднимавшиеся все выше и выше.

Вскоре и цветы остались позади. Тропинка теперь петляла среди толстых древесных корней, продолжая подниматься вверх. Здесь было гораздо прохладнее, а солнце, проглядывавшее сквозь ветви деревьев, казалось удивительно красивым.

Вокруг росли можжевельник, орех, мирт, потом пошли сосны, дубы и ели.

Они уверенно двигались вперед, и только теперь Веста поняла, что граф не ошибся в выборе лошадей.

Явно привычные к горам, они шагали не спеша и в то же время покрывали довольно большое расстояние. Веста поняла, что, хотя выглядят лошадки не слишком живописно, им не занимать выносливости.

Тропинка становилась все уже, но граф уверенно двигался вперед. Иногда он оборачивался посмотреть, поспевает ли за ним Веста. Граф не разговаривал с девушкой, наверное, продолжал сердиться за то, что она проигнорировала его совет и не согласилась вернуться в Англию.

«Неужели мой брак действительно можно объявить недействительным? — думала про себя Веста. — Но зачем тогда было просить меня проделать весь этот путь из Англии, если принц так быстро захотел от меня избавиться?»

И тут Веста поняла вдруг, что знает ответ на этот вопрос. Он давно маячил угрожающей тенью на задворках ее сознания.

Она старалась не вспоминать об этом, но теперь неожиданно поняла, что пора повернуться лицом к ужасной правде.

Глава 2

За последние несколько месяцев жизнь Весты круто изменилась. Даже сейчас, когда она думала об этом, у нее перехватывало дыхание.

Весной она собиралась в полной мере насладиться своим вторым сезоном в Лондоне. Первый сезон прошел успешно, чего и следовало ожидать, когда высшему свету представляли дочь такого влиятельного вельможи, как герцог Сэлфонт.

К тому же Веста давно знала все правила поведения юной леди в обществе. Герцогиня постоянно давала приемы для пятерых старших дочерей, и Веста часто принимала в них участие еще до официального представления свету.

Когда девочке исполнилось пятнадцать, ее стали приглашать на приемы вместе со старшими сестрами, потому что необычная красота Весты словно озаряла собой любой праздник.

Многие молодые люди просили у герцога разрешения ухаживать за его дочерью, но лишь слышали в ответ, что Веста еще слишком молода.

И вот в феврале, через месяц после восемнадцатого дня рождения Весты, в жизни ее взорвалась бомба в лице премьер-министра Катонии.

Веста хорошо помнила собственное изумление, когда герцог неожиданно пригласил ее в библиотеку их дома на Беркли-сквер и сказал несвойственным ему серьезным тоном:

— Веста, я хочу поговорить с тобой.

Девушку охватили недобрые предчувствия. Обычно серьезный тон отца означал, что за этим последует строгая нотация. Но сейчас герцог сказал:

— Вчера мне нанес визит его светлость премьер-министр Катонии. Он сообщил мне, что его высочество принц Катонии просит оказать честь отдать тебя ему в жены.

Веста смотрела на отца пораженная, чтобы произнести хоть слово.

— Это означает, что, поскольку Катония является независимым государством, тебе фактически предстоит стать королевой этой маленькой, но очень важной для международной политики страны.

Весте вдруг показалось, что она просто не правильно расслышала отца. Потом она произнесла, почти как маленькая:

— Но я ведь… я ведь не знаю принца.

Отец взял ее за руку и усадил рядом с собой на диван.

— Моя дорогая, когда речь идет о королевских фамилиях, браки устраиваются политиками, и мне кажется, со стороны советников принца было очень мудро предложить ему в жены дочь английского герцога.

— Вы хотите сказать, что это было предложение правительства… а не самого принца?

— Как я уже говорил, — продолжал герцог, — такие вещи организуются с учетом множества дипломатических и политических факторов. Я уже проконсультировался с лордом Кестлери, который считает, что мы должны в этом случае пойти навстречу интересам Катонии.

— Но папа! — воскликнула Веста. — Я ведь никогда не видела принца!

— Это очень обходительный и милый молодой человек, в жилах которого течет к тому же английская кровь. Его бабушка и прабабушка были англичанками. — Сделав паузу, герцог продолжал:

— Катония и Англия всегда были дружественными государствами. Необходимо, чтобы так оставалось и впредь.

На следующий день то же самое повторил Весте министр иностранных дел виконт Кестлери, когда она явилась на аудиенцию к премьер-министру, герцогу Ливерпульскому, в гостиной дома номер десять по Даунинг-стрит .

Визит этот немного страшил Весту, хотя она всегда испытывала искреннее расположение к лорду Кестлери, высокому, полному достоинства джентльмену, унаследовавшему знаменитую красоту своей матери, что делало его выдающейся фигурой в ряду британских министров иностранных дел.

Будучи предметом обожания многих женщин, он в отличие от премьер-министра и герцога Сэлфонта знал, как обращаться с нежной, чувствительной девушкой.

— Вижу, мне придется раскрыть вам свои секреты, — сказал он Весте. — Катония очень важна для нас с точки зрения передела Европы. С момента прошлогодней конференции в Экс-ля-Шапель и возвращения Франции в Европейский союз мы отчаянно пытаемся сохранить баланс сил.

Веста всегда интересовалась политикой, поэтому прекрасно понимала, о чем говорит министр иностранных дел. Улыбнувшись, он продолжал:

— В настоящий момент я твердо намерен сопротивляться планам русского царя Александра создать при поддержке австрийского канцлера Меттерниха союз европейских держав и поддерживать существующий порядок с помощью военной угрозы.

— Уверена, что это было бы ошибкой! — воскликнула Веста.

— Вижу, вы в курсе дел, — одобрительно заметил лорд Кестлери. — Поэтому должны понять, как нам необходимо, чтобы вы согласились отправиться в Катонию и оказывать необходимое нам влияние на принца Александра. — Заметив на лице девушки замешательство, министр поспешил добавить:

— Я знаком с принцем и готов заверить вас, что он очень милый, интеллигентный человек и отличный спортсмен.

«Полюбит ли он меня?»— хотелось спросить Весте, но она знала, что задавать сейчас подобный вопрос было бы неуместным.

Премьер-министр был так же настойчив, как министр иностранных дел.

— Уверяю вас, леди Веста, мы не были бы так счастливы видеть женой принца Катонии ни одну другую женщину. Вы — дочь своего отца. — Он улыбнулся. — Я много лет знаком с вашей семьей и знаю, что значит для вас благо Англии. Никто, я подчеркиваю, никто не сможет лучше вас представлять интересы Британии в этом вопросе.

«Высокопарные слова!»— думала Веста по дороге домой.

И все же ее пугала перспектива выйти замуж за человека, которого она совсем не знала, если не считать того, что говорили о нем члены кабинета.

Словно почувствовав смятение девушки, лорд Кестлери постарался утешить ее на прощание.

— Я был в Катонии, леди Веста, — сказал он. — Там так красиво! Такое буйство цветов и красок! Отрада для мысли и для очей! Иногда природа способна дать нам то, чего не могут дать люди.

Теперь, оказавшись в Катонии, Веста понимала, что он имел в виду.

Но даже министр иностранных дел не мог бы представить себе, что Веста прибудет в эту страну в разгар революции и обнаружит, что здесь ее никто не ждет.

Вспомнив настойчивые просьбы графа вернуться в Англию, Веста подумала о том, что принц ни за что не стал бы настаивать на этом, а вот революционеры скорее всего стали бы.

Для принца действия такого рода означали бы дипломатический конфликт с Англией. Их помолвка была широко обнародована в европейской прессе и обсуждалась в парламенте.

У Весты почти не осталось времени, чтобы успеть обновить свой гардероб и отплыть в назначенный день, но тем не менее в ее честь было устроено множество приемов.

Количество свадебных подарков исчислялось сотнями, среди них был и щедрый дар принца-регента — китайская напольная ваза удивительной красоты, вызывавшая восхищение всех, кто ее видел.

— Нет, — сказала себе Веста. — Принц не сможет заставить меня вернуться, как бы сильно ему этого ни хотелось.

Она решила также, что граф явно превысил свои полномочия, уговаривая ее отплыть обратно в Англию.

И невольно вновь подумала о том, что омрачало ее путешествие в Катонию.

Мечты и грезы были важной частью жизни Весты, и она уже успела сочинить сказочную историю о себе и принце Александре.

В ней жила почти детская уверенность, что при первой же встрече они с принцем непременно влюбятся друг в друга.

В конце концов, мама говорила ей, что катонийцы, сами будучи черными и смуглыми, очень любят блондинок, а Веста была не настолько неопытной, чтобы не понимать, как она красива.

Не только молодые люди, с которыми она танцевала на балах, говорили ей об этом. На лице каждого, кто встречал ее, неизменно отражалось благоговейное восхищение.

Сама себе Веста казалась слишком маленькой и хрупкой по сравнению со своей сестрой Ангелиной, напоминавшей античную статую, и слишком простенькой по сравнению с изысканно красивой Шарлоттой.

Но у нее была чудесная, почти прозрачная, белоснежная кожа, огромные голубые глаза и копна густых золотистых волос.

Порой Веста относилась к себе весьма критически, но чаще готова была представлять себя принцессой из волшебной сказки, путешествующей вокруг света в поисках прекрасного принца. А уж когда они встретят друг друга, то наверняка будут жить долго и счастливо.

Веста воображала, как они будут проводить время, свободное от обязанностей перед своими подданными.

От помощника премьер-министра она слышала, что принц Александр был отличным наездником. Наверное, потому что его мать была родом из Венгрии.

— Венгры отлично управляются с лошадьми, не правда ли? — спросила тогда Веста.

— Невозможно даже описать словами их умение, — подтвердил помощник. — Они, кажется, срастаются со своими лошадьми и способны заставить их творить чудеса.

Эта информация дала Весте пищу для новых грез.

«Мы будем скакать по широким равнинам, — представляла она. — А еще он будет катать меня в своем фаэтоне».

Она вела с будущим мужем воображаемые разговоры, говорила ему о вещах, о которых никогда и никому не говорила. Ведь став супругами, они будут самыми близкими людьми на свете.

Мечты ее были такими отчетливыми, что вскоре принц Александр уже казался Весте самым близким человеком из всех, кого она знала в своей жизни. Она могла представить себе в его облике все, кроме лица. Этот пробел предстояло восполнить в момент их встречи.

Пробуждение от грез было подобно удару.

Корабль вошел в Средиземное море прямо перед штормом, во время которого судно швыряло в разные стороны, словно щепку.

Весте захотелось подышать свежим воздухом, поэтому перед ленчем, завернувшись в черный плащ, она вышла на палубу.

Дул сильный ветер, матросы суетились на палубе с таким тревожным видом, что Веста поняла: надвигается беда.

Огромные волны захлестывали палубу.

Пробыв на палубе всего несколько минут, Веста насквозь промокла и решила, что разумнее будет спуститься вниз.

По узкому коридору она направилась в просторный салон, где они обедали.

Напротив входа были вбиты крючки, на которые матросы вешали мокрые плащи, чтобы не испачкать шикарную обивку стульев.

Веста откинула капюшон и стала медленно расстегивать плащ. Пуговиц было много, и, расстегивая их, девушка услышала голос помощника премьер-министра.

— Она слишком молода, слишком невинна, слишком неопытна, чтобы справиться с тем, что ждет ее впереди. Вы должны это понимать.

Он говорил горячо и убежденно.

— В леди Весте — уйма здравого смысла, — ответил премьер-министр.

Веста напряглась. Голоса доносились из-за приоткрытой двери салона.

— Я согласен с его светлостью, — сказал капитан. — Она не только самая обаятельная девушка из всех, кого мне приходилось видеть в своей жизни, но в ней определенно есть характер.

Веста поняла, что все говорили по-английски из-за капитана. И глупо было не послушать, что думают о ней эти люди.

— Но она полна фантазий, — возразил своим собеседникам помощник. — Она очень чувствительная. Как сможет она противостоять такой женщине, как мадам Зулейя.

— Разве его королевское высочество не покинул эту женщину? — спросил капитан. — Когда я последний раз был в Катонии, все говорили о ней с такой ненавистью, что любая здравомыслящая женщина немедленно убежала бы из этой страны.

— Пока она под защитой принца, ее никто не тронет, — сказал премьер-министр. — Но я согласен с вами, капитан. Я знаю о ней гораздо больше, чем вы: это дурная женщина, она оказывает на принца пагубное влияние и причинила моей стране больше зла, чем можно себе вообразить.

— Но ведь вам удалось убедить его высочество жениться, — заметил капитан.

— Я убедил его без труда, так как он всегда понимал: рано или поздно ему придется вступить в брак.

— Но, вступив в брак, он обязан расстаться с этой премерзкой особой! — воскликнул помощник. — Эта турчанка лишний раз подтвердила, что турка, всегда были и останутся нашими злейшими врагами.

В голосе помощника снова звучало волнение. Веста знала, что молодой человек влюблен в нее. Она не была бы женщиной, если бы не заметила, как он день ото дня все больше теряет голову из-за нее.

Каждый день помощник находил все новые предлоги, чтобы побыть рядом с ней, поговорить о чем-нибудь, хотя, прекрасно зная свое место, ни за что бы не решился выразить свои чувства.

— Я спрашивал вас, — напомнил капитан, — согласился ли его высочество расстаться с мадам Зулейей.

— Он дал понять, что собирается это сделать. — В голосе премьер-министра звучала неуверенность.

Капитан и премьер-министр были старыми друзьями. Они знали друг друга с детства. Но ни капитан, ни помощник понятия не имели, что принц и леди Веста уже связаны браком по доверенности.

Это держалось в строжайшем секрете. Кроме родных Весты, на церемонии присутствовали лишь лорд Кестлери и герцог Ливерпульский.

Веста не удивилась, услышав, как помощник премьер-министра заявил:

— Если бы это зависело от меня, я повернул бы корабль и доставил леди Весту обратно в Англию. Представляете, в каком шоке она будет, когда узнает о мадам Зулейе, когда поймет, что мужчина, который уже успел превратиться для нее в героя, очарован любовницей, которую ненавидят и презирают все в нашей стране.

Неожиданно Веста поняла, что не может больше все это слышать. Прокравшись мимо салона, она бросилась в свою каюту и упала на кровать.

Это просто не могло быть правдой! В ее голове не укладывалось то, что она узнала.

Построенный ею воздушный замок рассыпался, словно карточный домик. Веста была в шоке. Думать о том, что она услышала, было настолько невыносимо, что девушка постаралась об этом забыть.

Веста попыталась убедить себя, что, когда она прибудет в Катонию, все будет хорошо, как она и мечтала.

Но несмотря ни на что, мадам Зулейя не желала покидать ее мысли.

«Мерзкая женщина», — назвал ее премьер-министр.

— Но я достаточна сильна, чтобы противостоять злу, — убеждала себя Веста.

Она была так поглощена своими мыслями, что не сразу заметила, как граф остановил коня.

Лошадь Весты тут же встала рядом.

— Мы едем уже три часа, — сказал граф, — и мне кажется, лошадям надо дать отдых. К тому же перед нами лежит самая трудная часть пути.

— Да, неплохо было бы отдохнуть, — кивнула Веста.

Она увидела, как граф спешивается, и поняла, что, по долгу вежливости, он подойдет, чтобы помочь и ей.

Весте не хотелось, чтобы граф касался ее, поэтому она быстро соскользнула на землю.

Граф отвел лошадей в сторону, и они стали щипать траву.

— Давайте пройдемся немного, — сказал граф Весте. — Я должен показать вам кое-что.

Веста последовала за ним. Деревья вдруг кончились, и девушка с замиранием сердца увидела впереди голые скалы, лишенные какой-либо растительности.

Отвесные стены поднимались ввысь и обрывались над лежащей внизу долиной.

Веста молчала, пораженная, думая о том, какое стихийное бедствие могло привести к такому опустошению. Но тут же поняла, что видит перед собой образование из древних пород. На этих скалах никогда ничего не росло.

Разглядывая горы, она увидела узенькую тропку, по которой едва смогла бы пройти лошадь.

Тропинка была извилистой и каменистой, а с одной стороны ее тянулся обрыв.

— И это… туда нам предстоит ехать? — с замиранием сердца спросила Веста, не узнавая собственного голоса.

— Если вы намерены продолжать путь в Дилас.

По тону графа Веста сразу же поняла: он привел ее к этой тропинке, чтобы напугать. Хотя он, конечно же, не мог знать, что Веста с детства боялась высоты.

Когда она была маленькой, сестры как-то взяли ее с собой на крышу замка Сэлфонт. Они были старше и любили забираться на его причудливые башенки. А о Весте попросту забыли.

Час спустя они нашли девочку, словно окаменевшую от ужаса. Веста отказывалась двигаться с места, только в страхе смотрела вниз. Она так и сидела, дрожа всем телом, пока девочки не позвали брата, который отнес малышку в ее комнату.

С тех пор в семье принято было шутить, что «Веста никогда не достигнет высот». Но сколько бы ни дразнили ее сестры. Веста не в силах была побороть страх.

Иногда ей снилось, что она снова стоит на краю крыши, а затем падает оттуда. Веста с криком просыпалась.

Сейчас она чувствовала, что граф внимательно наблюдает за ней.

— Если вам хочется вернуться, — произнес он, — самое время сделать это сейчас. Когда мы перейдем перевал и окажемся на той стороне, может быть уже поздно. — Граф все еще надеялся убедить девушку. — Если мы повернем сейчас назад, вы сможете переночевать в Йено. А завтра, я уверен, можно будет найти корабль, который отвезет вас в Афины, и у вас появится шанс догнать шхуну, доставившую вас сюда.

Веста ничего не отвечала. Она с ужасом смотрела на лежащую перед ней тропу.

Сможет ли она выдержать этот путь? Сможет ли проехать вдоль отвесной скалы, словно приглашающей упасть вниз. Конечно, кони их явно привыкли к горам, но ведь они все равно могут оступиться.

— Так просто вернуться назад, — уговаривал ее граф. — Я ведь предупреждал вас, что поездка будет трудной. Но сейчас это единственная дорога в столицу, которую не контролируют революционеры. — Он указал на лежащую внизу долину. — Посмотрите, вон дорога, по которой нам следовало бы ехать, и вас везли бы с комфортом до самого замка барона Милована.

Заставив себя поглядеть вниз. Веста увидела далеко внизу извилистую дорогу вдоль серебристой реки.

Дорога казалась пустой, но, как утверждал граф, вдоль обочин притаились засады революционеров. А часть их, возможно, уже движется в Йено, чтобы не дать ей высадиться на берег.

Или все это — лишь плод воображения графа, и вовсе нет необходимости тащить ее в горы?

Она готова была противостоять сейчас сотне революционеров, только бы не ступать на опасную горную тропу.

— Поедемте назад. — Граф словно чувствовал ее страх и пытался использовать его в своих целях.

Ответ стоил Весте почти нечеловеческих усилий.

— Я ведь уже сказала вам, граф, что хочу добраться до Диласа. И не вижу причин менять свое решение.

Она отвернулась, понимая, что не в силах больше смотреть на эти скалы.

Снова удалившись в лес, Веста присела под дубом и стала смотреть, как пасутся лошади.

Граф не последовал за ней, наверное, потому, что его разозлила новая неудача.

Веста увидела в чаще леса оленя и попыталась отвлечься от того, что ждало ее впереди, вспоминая рассказы помощника премьер-министра о фауне Катонии: шакалы, еноты, дикие кошки, бурые медведи, рыси.

— И, конечно же, в горах водятся орлы, — говорил помощник. — Некоторые из них очень большие. Любой пастух скажет вам, что эти птицы опасны для маленьких ягнят.

«Вот и граф представляет опасность! — подумала Веста. — Он хочет испугать меня. Пользуется любыми средствами, чтобы заставить меня покинуть страну».

Но она не поддастся ему, не даст понять, что ею владеет страх.

Однако, когда они снова сели на лошадей и двинулись по тропинке, Весте стало так страшно, что захотелось со слезами умолять графа отвезти ее назад.

— Я не должна смотреть вниз, я не должна смотреть вниз, — повторяла она себе.

Лошадь ее тихо следовала за лошадью графа, а Веста закрыла глаза и принялась молиться.

— Пожалуйста, господи, не позволяй мне бояться. Не дай мне упасть! Пожалуйста, господи, дай мне сил выжить и быть смелой.

Глаза ее на секунду открылись, и девушка поняла, что край скалы находится всего в нескольких дюймах от копыт ее лошади.

Веста снова закрыла глаза и продолжала молиться. Один раз ее лошадь споткнулась. У Весты перехватило дыхание. В грудь ей словно вонзили нож.

— С вами все в порядке? — спросил, оглядываясь, граф. Голос его эхом отозвался среди скал.

Веста не могла ничего ответить. Просто невозможно было выдавить из себя хоть слово. Она не могла даже шептать молитвы, только твердила их про себя.

— Пожалуйста, господи, не позволь мне… упасть. Ей казалось, что прошло целое столетие. Кони медленно брели вперед, подковы их стучали по камням, бряцание уздечки казалось ужасно громким.

Веста перестала делать вид, что не боится. Она ехала с закрытыми глазами, крепко вцепившись в уздечку. Ей казалось, что она вот-вот задохнется от душившего ее страха, когда голос графа произнес:

— Ну вот и опять деревья.

Он произнес это как ни в чем не бывало. Не решаясь поверить ему. Веста открыла глаза.

Граф говорил правду. Они снова ехали под сенью деревьев.

Веста глубоко вздохнула, и ей показалось, что сейчас она упадет в обморок. Она так крепко сжимала вожжи, что костяшки пальцев побелели.

«Как он, должно быть, презирает меня за мой страх», — думала она.

— Не могли бы мы остановиться на минутку, — попросила она.

— Конечно, — вежливо ответил граф.

Она соскользнула с лошади, не дожидаясь, пока граф спешится, не сознавая, что делает, сняла шляпу и углубилась в лес, где он не мог ее видеть.

Она дрожала от холода, но на лбу ее выступил пот.

— Я должна опустить голову, я должна опустить голову, — повторяла Веста.

Убедившись, что граф не видит ее, она упала на колени и попыталась склонить голову. И тут же свалилась почти без сознания, ударившись лбом о землю!

От удара тьма перед глазами рассеялась. Несколько секунд Веста лежала неподвижно, затем перекатилась на спину и попыталась дышать ровнее.

Сейчас Веста не могла вспомнить, что произошло с тех пор, как она спешилась с лошади.

— Дыши глубже, — твердила она себе. — Вдох-выдох. Темнота перед, глазами рассеивалась, но она продолжала дрожать, руки и ноги ее словно онемели.

— Как это ужасно — быть трусихой.

Ну почему она не такая, как другие, не такая, как ее сестры, спокойно лазающие где угодно.

Лежа на земле, она вдруг услышала шаги и поняла, что граф приближается к ней.

Нечеловеческим усилием Веста заставила себя сесть. Голова ее кружилась.

Трудно было сфокусировать взгляд, но она постаралась смотреть прямо перед собой.

— С вами все в порядке? — впервые в голосе графа слышалось что-то вроде участия.

— Конечно, — с трудом произнесла Веста. Взглянув на бледное лицо девушки, граф вынул из кармана фляжку и наполнил крышку в виде стаканчика.

— Выпейте это.

Веста с удовольствием возразила бы, но ей по-прежнему трудно было говорить.

Вместо этого она покорно протянула руку к стаканчику и, увидев, что рука дрожит, поддержала се второй. Бренди обжег ей горло, но уже после первого глотка Веста почувствовала себя лучше.

— Допейте все, — приказал граф.

Веста подчинилась — повиноваться было проще, чем спорить.

Она чувствовала, как алкоголь проникает в кровь, заставляя ее быстрее бежать по жилам. Теперь руки больше не дрожали.

Она видела возвышавшегося над ней графа и думала о том, что он, должно быть, торжествует, видя ее слабость.

— Извините за мою беспомощность, — пробормотала Веста. — Наверное, это оттого, что я провела много времени в море. Мой дядя, адмирал, говорил мне, что ему всегда требуется дня два, чтобы привыкнуть к суше, когда он пробудет какое-то время в море.

Каждое слово давалось ей с трудом, но Веста все же умудрилась произнести длинную фразу до конца. Это стало ее маленькой победой.

— Это вполне понятно, — ответил граф. — Многим бывает не по себе после длительного морского путешествия. А лорд Нельсон страдал морской болезнью всякий раз, когда возвращался с суши на свое судно.

Веста вернула графу серебряный стаканчик.

— Теперь со мной все в порядке, — все еще нетвердым голосом произнесла она. — И вы, разумеется, захотите продолжить путь.

Веста сомневалась, сможет ли подняться на ноги, но граф помог ей, подав руку.

Теперь ей уже не казалась неприятной мысль о его прикосновении.

Граф протянул Весте шляпу.

— У вас на лбу шишка, — неожиданно произнес он.

— Я… я напоролась на сук, — быстро сказала Веста.

— Наверное, на этом суке был песок, — сухо произнес граф.

Поддерживая девушку под локоть, он повел ее через лес, туда, где стояли их лошади.

Затем легко, словно пушинку, поднял Весту на руки и усадил в седло.

— Вы достаточно оправились, чтобы продолжать путь? — поинтересовался граф. — До гостиницы, где мы проведем ночь, осталось совсем немного.

— Со мной все в порядке, — гордо ответила Веста.

— Не хотите ли надеть свою шляпу?

— Нет, сейчас она мне не нужна.

— Тогда я возьму ее.

— Если это не слишком вас затруднит.

— Совсем не затруднит. Если снова почувствуете необходимость остановиться…

— Ваш бренди… исцелил мою болезнь, — отрезала Веста. — Уверена, что теперь все будет в порядке.

Она не решалась взглянуть на графа, опасаясь, что он раскусит ее притворство. Весте ни за что не хотелось бы, чтобы он понял, что одна лишь трусость и боязнь высоты довели ее до подобного состояния. Ведь тогда граф будет презирать ее.

Другое дело морская болезнь — от нее никто не застрахован.

Они снова отправились в путь. Солнце спускалось все ниже и ниже, и в лучах его густые кроны деревьев на фоне темнеющего неба казались таинственными, почти волшебными.

«Интересно, — подумала Веста. — Не притаились ли в ветвях драконы».

Ребенком она считала, что драконы живут в ельниках, и рассказывала сама себе истории о рыцарях в сияющих доспехах, которые спасают ее от этих драконов.

Но уж графа-то никто не принял бы за рыцаря в сияющих доспехах, угрюмо думала девушка. Скорее он напоминал самого дьявола, искушающего ее забыть о своем долге и призывающего все силы ада, чтобы отомстить ей за ее упорство.

«Уж лучше бы это действительно было адское пламя, — подумала Веста, — чем поездка по отвесной скале».

Глава 3

Теперь дорога была ровной, а лес становился все гуще и гуще. Деревья неожиданно кончились, и Веста увидела дом, который представлял собой весьма живописное зрелище: он был сложен из толстых бревен, а крышу поддерживали огромные валуны.

Дом казался на первый взгляд убогим — половина окон без стекол, а некоторые завешаны какими-то тряпками.

Видимо, на лице Весты отразилось удивление, потому что граф поспешил объяснить:

— В этой гостинице останавливаются дровосеки, иногда охотники. Это единственное место, где можно отдохнуть. Вы ведь вряд ли в состоянии продолжать путь ночью.

— Конечно, нет, — подтвердила Веста. — Что ж, здесь у нас хоть будет крыша над головой.

Она попыталась улыбнуться. Вблизи гостиница показалась еще более запущенной. К тому же Веста подозревала, что внутри этого убогого здания чудовищно грязно.

Граф спешился, и на этот раз Веста, поглощенная созерцанием гостиницы, не смогла спрыгнуть с лошади прежде, чем он подал ей руку.

— Здесь наверняка должна быть своего рода конюшня, куда я собираюсь поставить лошадей, — пояснил он.

— Я пойду с вами, — быстро сказала Веста.

Ей не хотелось одной заходить в гостиницу, где, возможно, придется объяснять, что она здесь делает.

Граф был прав, предположив, что конюшня вряд ли окажется лучше дома. Это были всего-навсего два перекошенных стойла, куда они завели лошадей, и граф поспешил расседлать их.

В каждом стойле стояло ведро с водой и лежало несвежего вида сено, но животные начали жевать его с явным удовольствием.

— Они привыкли быть непритязательными, — улыбнулся граф, запирая стойла на перекладину, болтавшуюся на веревке. — А как насчет вас?

— Смею заверить, что справлюсь не хуже, — сухо ответила Веста. Девушка проследовала вперед с высоко поднятой головой, дав себе слово, что не станет жаловаться, какой бы ужасной ни оказалась гостиница.

Через низкую дверь они вошли в комнату с огромным очагом, в котором горело толстое бревно.

По обе стороны очага стояли две длинные деревянные скамьи, в противоположном конце комнаты находился стол с четырьмя шаткими с виду стульями. Другой мебели не было.

Появилась женщина средних лет в национальном костюме. Она была грязной и неопрятной и совсем не походила на милую и аккуратную жену хозяина гостиницы в Йено.

Передник ее явно нуждался в стирке, платье потемнело под мышками, черные волосы неаккуратными прядями падали на спину.

Граф поприветствовал женщину, и она ответила на диалекте, который бесполезно было даже пытаться понять.

Но граф, видимо, был знаком с этим диалектом, потому что, переговорив с женщиной, сказал:

— Плохие новости. Она говорит, что ее муж охотится и не вернется до завтрашнего утра, а есть в доме нечего. — Весте показалось, что в глазах графа мелькнул издевательский огонек.

— Нечего есть? — Веста вдруг поняла, что вовсе не отказалась бы сейчас от обеда.

— Так говорит эта женщина. Она держит кур и обещала зарезать для нас одну и приготовить, чтобы завтра мы могли взять ее с собой. Но на это потребуется время.

— Если она держит кур, то у нее должны быть и яйца, — заметила Веста.

— Это неплохая идея.

Граф повернулся к женщине, и Веста по ее кивку поняла, что яйца действительно есть.

— Послушайте, — сказала Веста, — не обижайте эту женщину, просто поинтересуйтесь у нее, не возражает ли она, чтобы яйца приготовила я. Объясните, что я недавно проделала тяжелый путь и желудок мой очень слаб. Я не хочу задеть ее гордость, но уверена, что приготовлю яйца лучше.

— Для вас имеет значение, заденете ли вы ее чувства? — переспросил граф.

— Конечно, имеет! — резко ответила Веста. — Переведите ей то, что я сказала.

Граф перевел, и женщина вяло пожала плечами, словно ей было абсолютно все равно, кто будет готовить.

Она вышла в дверь, которая наверняка вела в кухню. Девушка была права, предположив, что там чудовищно грязно.

На столах застыли пятна жира, в кухне стоял прогорклый запах, а висящие по стенам кастрюли и сковородки были не правдоподобно грязными.

Взяв корзину, хозяйка направилась к выходу из гостиницы, и Веста решила, что та пошла собирать яйца.

Через несколько секунд послышалось отчаянное квохтанье — наверное, хозяйка ловила курицу, которую собиралась зажарить им в дорогу.

Веста огляделась, думая, с чего бы начать. Найдя сковородку, она последовала во двор за хозяйкой.

Ее нигде не было видно, и девушка решила, что женщина побежала в лес за курицей, которая никак не желала быть зажаренной. Как она и ожидала, совсем рядом с гостиницей оказался небольшой, бьющий из скалы ручей.

Наверное, здесь хозяйка и брала воду. Но Веста вдруг поняла, что, хотя у нее и хватит сил поставить ведро на камни, наполненное, оно будет слишком тяжелым для нее.

Она вернулась в дом и увидела, что граф подкладывает дрова в очаг.

— Помогите мне принести ведро, — попросила Веста. Если бы она не ненавидела этого человека, ее позабавило бы выражение его лица в этот момент.

— Ведро? — изумленно переспросил он.

— Прежде чем пользоваться сковородкой, я должна ее вымыть.

Несколько секунд граф непонимающе смотрел на нее, и вдруг лицо его озарилось улыбкой, настоящей дружелюбной, что он впервые перестал казаться Весте таким уж устрашающим.

В кухне Веста дала графу тяжелое деревянное ведро. Она могла бы поклясться, что он поднимает ведро впервые в жизни.

В заднем дворе гостиницы блеял привязанный к столбу козел, и множество цыплят копались в куче дурно пахнущих отбросов.

Рядом кто-то, видимо, хозяин гостиницы, попытался вырастить на крошечном огороде какие-то овощи, но они уныло задыхались от обилия прекрасно чувствующих себя сорняков.

Чтобы хоть как-то скрасить унылое запустение этого места, природа украсила его растущим неподалеку кустом шиповника и разнообразными цветами, которые тянули к солнцу свои желтые, белые и синие лепестки везде, где только могли пробиться.

Веста направилась к ручью.

Граф обратил внимание, что девушка несет сковородку, грязную тряпку и нож, который она взяла с кухонного стола.

— Не могли бы вы наполнить ведро и убрать его от водопада, чтобы я могла помыть все это, — попросила девушка.

Выполнив просьбу Весты, граф с улыбкой наблюдал, как она с серьезным выражением лица упорно терла кастрюлю, пока не отошла какая-то часть глубоко въевшихся жира и грязи. Длинные ресницы девушки тихонько подрагивали на фоне белоснежной кожи, волосы сияли в лучах пробивавшегося сквозь густые ветви заходящего солнца, и легкий ветерок трепал их нежные завитки.

Девушка выглядела почти нереальной, прекрасной нимфой, маленькой богиней, сошедшей с Олимпа, чтобы смущать человеческие существа.

— У вас необычное имя, — заметил граф.

— Веста была греческой богиней домашнего очага.

— То есть богиней огня?

Девушка ничего не отвечала, и граф продолжал:

— В вашей крови есть огонь, Веста? Большинство английских женщин холодны, как снег в горах.

— И много английских женщин вы знали? Если англичане кажутся холодными и сдержанными, то лишь потому, что у нас есть гордость и… достоинство.

— Я не говорил об англичанах как о расе. А лишь о женщинах, и в частности о вас.

— Почему вас интересуют мои чувства? — настороженно спросила Веста, словно подозревая, что у графа есть какие-то тайные мотивы говорить с ней в подобной манере.

— Ну конечно же, меня интересует жена моего повелителя, — ответил граф.

— Да… конечно.

— Но вы не ответили на мой вопрос. Так вы оправдываете свое имя? В вас действительно есть огонь?

— Не думаю… что понимаю… что вы… имеете в виду, — запинаясь, проговорила Веста.

— А я думаю, что понимаете. Успели ли вы научиться любить и быть любимой? Может ли мужчина заставить участиться ваше дыхание? Бывают ли ваши глаза полными желания?

На секунду Веста усомнилась, что верно расслышала графа. Щеки ее залил яркий румянец, и она сухо произнесла:

— Я отказываюсь отвечать на ваш вопрос, граф, даже если бы признала за вами право его задать.

Граф тихо рассмеялся.

Покончив со сковородкой. Веста принялась за тряпку, которую мыла и отжимала до тех пор, пока она не стала достаточно чистой, чтобы начать полировать ею вымытую посуду.

— А теперь не могли бы вы снова наполнить ведро, — сухо попросила Веста. — Я хотела бы помыться, прежде чем лягу спать.

— Чистота — залог здоровья, — поддразнил ее граф.

— И удобства, — не осталась в долгу Веста.

— Конечно, мисс.

Не было никаких сомнений, что он смеется над усилиями Весты состряпать для них хоть какой-то обед.

— Вы наверняка не ожидали, что вам самой придется готовить свой первый обед в Катонии, — сказал граф.

Веста подумала, что он пытается сделать беседу более непринужденной и загладить неловкость, возникшую после его бестактных вопросов.

— Конечно, нет! — ответила девушка. — Я ожидала, что меня примут со всеми церемониями в прекрасном замке.

— И вам бы это понравилось?

— Всегда очень приятно… ощущать свою значимость. Граф удивленно поднял брови, и Веста поспешила объясниться:

— У меня пять старших сестер. Мне все время приходилось донашивать за ними платья, сидеть в экипаже спиной к лошадям и делать то, что не хотел делать никто другой.

Граф рассмеялся.

— И вы решили, что, став членом королевской семьи, получите все внимание и восхищение, о котором мечтали?

— Что-то в этом роде.

Веста была поглощена полировкой сковороды.

— Когда это произойдет, вы, вероятно, будете разочарованы, — предупредил ее граф.

— Но почему же? — поинтересовалась Веста.

— Возможно, ожидание покажется вам более волнующим, чем реальность. — Сделав короткую паузу, граф продолжал:

— У нас в Катонии есть легенда о принцессе, которая заснула на сто лет и была разбужена поцелуем прекрасного принца.

— Это сказка о Спящей красавице, и написал ее француз. — Веста рада была возможности продемонстрировать свою начитанность.

— Так вот, я часто думаю, что принцессе, возможно, вовсе не понравилось то, что она увидела, и бедняжка пожалела об утраченных снах.

— Но она же влюбилась в принца, — возразила Веста.

— Во французской версии? Видимо, у катонийской истории другой конец.

Веста застыла неподвижно.

— Неужели принц… не захотел ее поцеловать? — спросила она.

Щеки ее вдруг залил румянец. И как она могла заговорить с графом о столь интимных вещах!

Веста отвернулась, сердясь на себя за подобную импульсивность, и снова выполоскала и почти с остервенением отжала тряпку.

Почувствовав ее напряжение, граф поинтересовался:

— Вы действительно умеете готовить?

— Ответите на этот вопрос после обеда, — выдавила из себя Веста. — Должна признаться, я предпочла бы использовать для этого лучшую посуду.

Граф поднял тяжелое ведро, которое текло при каждом шаге, и понес его к гостинице.

Навстречу им появилась хозяйка с курицей в руках.

Она сказала что-то, по тону показавшееся Весте дерзким, а граф перевел:

— Она поймала старую курицу. Даже для самого принца она не принесла бы в жертву одну из своих молодок.

— Уверена, что его высочество сильно огорчил бы подобный недостаток патриотизма, — улыбнулась Веста. Женщина прошла мимо них в кухню.

— Наверное, вам стоит устроиться поудобнее у камина, — сказала Веста. — Если мне снова понадобится помощь, я позову вас.

— Вы очень любезны, — в голосе графа звучал сарказм, но он покорно проследовал в комнату.

Кроме курицы, женщина принесла с собой несколько яиц. Некоторые выглядели грязными и старыми. Веста предусмотрительно разбила их по отдельности, обнаружив, как она и ожидала, несколько тухлых.

Вскоре граф услышал из кухни смех и, когда Веста появилась на пороге комнаты, спросил, что показалось ей таким забавным.

— Это нашей хозяйке кажется забавным, что я зажимаю нос, обнаружив тухлое яйцо. Мы прекрасно изъясняемся на языке жестов.

Она протянула графу миску с грибами.

— Я хотела спросить, какие из этих грибов, найденных мною возле гостиницы, являются съедобными. Мне кажется, хотя я и не уверена, что вот эти красные — ядовитые.

— И вы правы! — воскликнул граф. — Это аминита мускария. Они растут в сосновых лесах. Даже если эти грибы и не убьют нас, нам предстоит провести весьма неприятную ночь.

— Так я и думала. А вот эти?

Она показала еще два гриба, коричневых с желтыми пятнами.

— А это суллиус элеганз, — сказал граф. — Их широко используют в Катонии. Они очень вкусны, если их правильно приготовить.

— Это вызов? — улыбнулась Веста, снова удаляясь в кухню..

Примерно через час она появилась на пороге с блюдом и двумя тарелками. Поставив все это на стол, она побежала на кухню и принесла две вилки.

— Я помыла их, — успокоила она поморщившегося графа. Разделив омлет ложкой, она положила большую часть графу.

— Ешьте быстро, пока он горячий. Лицо ее раскраснелось от жара плиты, белокурые локоны падали на лоб. Девушка выглядела юной и такой красивой! Граф долго рассматривал ее, прежде чем взяться за вилку и приступить к омлету.

Он сразу понял, что кушанье просто великолепно. Омлет был очень легким, с золотистой корочкой и грибами, тушенными предварительно в козьем молоке.

— Поздравляю! — воскликнул граф. — Я и не подозревал, что вы настолько талантливы!

— Мама всегда говорила, что мы не должны просить слуг о том, что можем сделать сами. И, честно говоря, мне нравится готовить.

— Не думаю, что шеф-повар дворца обрадуется вашему появлению на кухне.

— Ничего, возможно, мне еще представится случай продемонстрировать свое искусство.

Говоря это. Веста думала о конных экспедициях, которые они будут предпринимать вместе с принцем. Но потом подумала, чувствуя, как защемило сердце, что принц, возможно, и не захочет ездить с нею на прогулки.

Покончив со своей порцией омлета, она собрала тарелки и ушла в кухню.

Затем девушка вернулась, неся еще одно блюдо и две подогретые тарелки.

— Еще еда? — удивился граф.

Он успел обнаружить в буфете несколько бутылок красного вина, которое пили крестьяне Катонии, и налил стакан для Весты.

— Боюсь, мое» меню ограничено двумя блюдами, — пошутила девушка, — и я не знаю, как ваш серый хлеб сочетается с такой сугубо английской пищей, но у вас есть возможность попробовать все самому.

Веста поставила блюдо на стол. Оно приятно пахло сыром, и граф не заставил себя уговаривать.

Веста обнаружила на кухне не только серый хлеб, но и козий сыр, приготовленный хозяйкой какое-то время назад.

Он был очень жестким, но, тонко нарезав его и добавив две луковицы, сорванные в огороде, и немного козьего молока. Весте удалось приготовить некое подобие английского сырного пирога.

Она с тревогой смотрела на графа, пробующего блюдо.

— Чудесно! — воскликнул он. — Надеюсь, вы позовете меня как-нибудь на обед. Разумеется, когда будете готовить сами.

— Мне кажется, козий сыр плавится не очень хорошо, — скептически заметила Веста. — Но я так голодна, что мне он кажется вкусным.

— И мне тоже, — искренне признался граф. — Поздравляю вас, мисс. Немногие женщины, не говоря уже о принцессах, могут приготовить столь вкусную пищу за такое короткое время и с таким ограниченным набором продуктов.

Веста улыбнулась ему, впервые забыв на секунду о своей ненависти.

— Как это мило с вашей стороны — так высоко оценить мое искусство, — сказала она. — Если нам предстоит умереть от несвежей пищи, это будет не моя вина. С ужасом думаю о том, что приходится переносить рядовым постояльцам этой гостиницы.

— Вообще катонийцы — аккуратный народ. Но здесь уединенное место, в этой гостинице почти не бывает постояльцев, а тех, кто заглядывает сюда, как правило, интересует только выпивка. Муж этой женщины гораздо больше зарабатывает за счет охоты, чем от содержания гостиницы.

— Уверена, что немногие захотели бы здесь поужинать, — заметила Веста.

— Разве что ужин готовили бы вы, — снова сделал ей комплимент граф.

— Я задумывалась над тем, что станет со мной, если никто так и не приедет меня встретить. Деньги рано или поздно кончатся. Я предполагала, что придется работать в апельсиновых садах, чтобы было чем заплатить за хлеб и кров, но теперь понимаю, что могла бы претендовать на должность повара. Например, я с удовольствием попробовала бы приготовить яично-лимонный соус, которым была приправлена моя рыба за ленчем.

— Я вижу, вы весьма практичны. Веста улыбнулась.

— Хотелось бы мне, чтобы это было так! Мама всегда ругала меня за то, что я витаю в облаках.

— И о чем вы обычно думаете, когда всем кажется, что вы витаете в облаках? — поинтересовался граф.

Снаружи сгущались сумерки, комнату с закопченными окнами освещал тусклый свет. Огонь отбрасывал длинные тени, и почему-то казалось удивительно легко разговаривать, не испытывая друг к другу враждебности.

— О многих… вещах, — ответила графу Веста.

— Расскажите мне, о чем вы думали сегодня, когда мы ехали, — попросил он.

Весте не хотелось признаваться графу, что она все время думала о принце, поэтому она быстро произнесла:

— Когда я смотрела на цветы — никогда не видела столько прекрасных цветов, — я думала, что они наверняка живые, как и мы с вами. — Она сделала паузу и продолжала:

— А значит, наверное, жестоко… срывать их. Но мы делаем это, цветы умирают, и им, возможно, так же больно, как людям, когда их убивают.

Вестой вдруг овладели дурные предчувствия. Как это ей пришло в голову делиться своими тайными мыслями, да еще не с кем-нибудь, а с этим ужасным графом.

Она ожидала, что он рассмеется, и это было подобно ожиданию удара. Веста заранее чувствовала боль! Но граф лишь произнес тихо:

— Многие буддисты верят, что так оно и есть. И точно так же, как они не отнимут жизнь у человека, они никогда не сорвут цветок.

Веста посмотрела на него через стол горящими глазами.

— А мне казалось… что только я… думаю о таких вещах.

— Я уверен, что по мере того, как люди развиваются духовно и становятся более зрелыми, они задумываются над одними и теми же вечными ценностями, — сказал граф.

Веста помолчала, думая над его словами. Затем воскликнула:

— Это… самая замечательная вещь… какую я только слышала в своей жизни! — и выбежала из комнаты.

Она вернулась не скоро, но графу слышны были голоса и смех в кухне. Эти две такие разные женщины умудрялись как-то понимать друг друга.

Веста вошла в комнату в сопровождении хозяйки гостиницы, которая несла зажженную свечу.

— Она хочет показать мне дорогу в мою спальню, — сказала Веста графу.

— Я принесу вам наверх ведро с водой, — сказал граф, вставая и направляясь в кухню.

Когда он вернулся, обе женщины карабкались вверх по лестнице.

— Вам оказана большая честь, — сказал граф. — Свечи в этих местах — настоящее сокровище. Люди стараются, лечь спать до темноты.

— Я очень благодарна, — улыбнулась Веста. Наверху было всего две спальни. Перекошенные двери не закрывались до конца. Веста прошла вслед за женщиной в первую спальню и тут же поняла, почему ей необходима зажженная свеча.

Окно, в котором отсутствовало стекло, было занавешено грязными тряпками; сюда не проникали ни свет, ни воздух.

У стены стояла кровать из грубого неполированного дерева. Напротив находился столик с тазом для умывания.

Больше в комнате не было ничего, даже стула. С первого взгляда Весте стало ясно, что одеяло на кровати не только дырявое, но и чудовищно грязное.

Граф налил немного воды в таз для умывания и поставил ведро на пол.

— Спокойной ночи, мисс, — сказал он и вышел из комнаты.

Веста подумала, что граф опять как-то неприятно улыбается.

Когда они вместе ели приготовленный ею обед, она забыла о своей ненависти к этому человеку, но сейчас ненависть эта нахлынула на нее с новой силой.

Веста была уверена: граф злорадствовал по поводу того, что ей придется ночевать в самой грязной и отвратительной комнате, какую только можно себе представить.

Здесь пахло пылью, грязью и потом предыдущих постояльцев. В постели наверняка водились блохи, если не что-нибудь похуже.

Хозяйка поставила свечу на стол.

— Спокойной ночи, — сказала она, улыбаясь, и даже присела в подобии реверанса.

— Спокойной ночи и спасибо вам, — ответила Веста. Пламя свечи отбрасывало на потолок странные тени.

Веста с ужасом взглянула на кровать, затем подошла к тазу и умылась холодной водой.

После этого она придирчиво оглядела полотенце и решила, что ничто не заставит ее воспользоваться им.

Вместо этого Веста вынула из кармана платок. Она едва закончила вытирать лицо, когда раздался пук в дверь — Кто там? — спросила Веста.

— Я принес вам ваши вещи из седельного мешка, вы забыли о них, — послышался голос графа.

— О, действительно забыла. Спасибо вам большое! Открыв дверь, она приняла от графа сверток.

— Спокойной ночи, мисс, — произнес он, кланяясь. — Надеюсь, вы хорошо выспитесь.

— Я тоже желаю вам приятных снов, граф, — ответила Веста.

За закрытой дверью послышались шаги — граф направлялся в свою комнату. Девушка крепко прижала к груди узел со своей прелестной ночной рубашкой.

Но она вовсе не собиралась раздеваться среди всей этой грязи. К тому же Веста почувствовала, что в комнате становится холодно.

Она слышала, как ходит за стеной граф. И неожиданно в голову ей пришло очень простое решение. Она присела на край кровати, постелив под себя плащ, чтобы не испачкалась юбка.

Затем подождала, пока стихнут звуки в соседней комнате. Сняв туфли из лайковой кожи. Веста собрала все, что у нее было, включая зубную щетку, и тихонько открыла дверь.

Держа в руках туфли и стараясь ступать как можно тише, она спустилась по лестнице в комнату с очагом.

Огонь все еще пылал — граф подбросил побольше дров. Веста сложила все свои пожитки на одной скамье и легла на другую, накрывшись плащом.

Без подушки спать было очень неудобно. Через какое-то время Веста встала, чтобы подбросить дров в огонь.

Она старалась двигаться как можно тише, чтобы ее не услышали граф и хозяйка.

Девушка сняла жакет от костюма и положила его под голову.

Скамейка была жесткой, но от огня исходило приятное тепло, и Веста внезапно поняла, что очень устала.

Ей так много пришлось сегодня пережить: волнения по приезде, отчаянную борьбу с графом, страх во время горного перехода.

Глаза Весты закрылись словно сами собой, и она не заметила, как уснула.

Глава 4

Ее разбудил звук упавшего в огонь полена. Открыв глаза. Веста увидела, что она не одна. На лавке с другой стороны от очага сидел граф. Он смотрел на девушку в упор, и она подумала, что, возможно, ее разбудил именно этот настойчивый взгляд.

Несколько секунд Веста смотрела на него полусонным взглядом, затем пролепетала, прежде чем снова погрузиться в сон:

— Я… думала… что вы… орел… но вы… спасли меня.

— Орел? — хрипло переспросил граф.

— Я… падала, — пробормотала Веста, глаза ее закрылись, и она вернулась к своим снам.

Проснувшись утром. Веста увидела, что сквозь грязные окна в комнату проникает дневной свет. Несколько секунд девушка не могла вспомнить, где находится.

Потом она увидела тлеющие в камине угли. А напротив, на другой скамье спал, вытянувшись, граф.

Веста постаралась встать очень тихо, чтобы не разбудить его.

У нее затекла одна нога — скамья была очень жесткой, — но тем не менее Веста отлично проспала всю ночь и проснулась свежей и полной энергии.

Посмотрев на графа, она увидела, что он снова снял шейный платок и расстегнул рубашку. В то же время Веста не могла не заметить, что, расслабившись, граф выглядит куда более молодым и менее грозным.

«Наверное, — подумала она, — это потому, что у него закрыты глаза».

Перекинув через руку плащ, она подняла сверток с вещами, который граф положил на пол, и тихо двинулась к лестнице.

Ступеньки скрипели под ее тяжестью, но когда она, поднявшись, посмотрела вниз, граф все еще спал.

Веста прошла в комнату, где должна была ночевать.

Здесь пахло еще хуже, чем накануне ночью. Отодвинув закрывавшую окно тряпку, Веста впустила в комнату свежий воздух и первые лучи солнечного света.

Надо было привести себя в порядок, прежде чем они с графом продолжат путь. Может быть, сегодня они доберутся до Диласа, и ей не хотелось бы выглядеть замарашкой.

На столе стоял таз с водой, которой она умывалась вчера. Ведро было наполовину полным.

Веста подошла к окну, убедилась, что внизу нет ничего, кроме кустов, и выплеснула грязную воду.

Затем она разделась, тщательно следя за тем, чтобы одежда лежала не на полу, который не мыли, вероятно, годами, а поверх плаща.

Умывшись холодной водой и почувствовав прилив бодрости и свежести, Веста вытерлась ночной рубашкой.

— Когда я прибуду в Дилас, кто-нибудь, надеюсь, одолжит мне рубашку, пока прибудет мой багаж, — тешила себя Веста.

Затем она снова оделась, расчесала волосы и попыталась сделать прическу перед прикрепленным к стене осколком зеркала.

Припудрив немного нос. Веста спустилась вниз. Утренний туалет занял у нее порядочно времени, поэтому девушка не удивилась, обнаружив, что комната пуста. Она направилась на кухню и увидела идущего ей навстречу графа.

— Вы рано встали, — прокомментировал он.

— Хотела привести себя в порядок, — ответила Веста.

— Выглядите вы очень элегантно. — Веста не была уверена, что слышит комплимент, а не критику.

Хозяйка гостиницы варила им на завтрак яйца. Веста не поспела вовремя, чтобы помешать им перевариться, но жаловаться было бы невежливым.

Старая курица — вечером Веста научила хозяйку, как лучше ее приготовить — оказалась достаточно мягкой и вкусной. Лук и молоко, которые добавила к ней Веста, придали курице нежный вкус. Девушка вынула курятину из жаровни и, не найдя ничего чистого, во что можно было бы ее завернуть, использовала для этого бумагу, в которую была завернута ее одежда.

Больше с собой взять было нечего, но Веста надеялась, что по дороге им снова, как вчера, попадутся апельсиновые деревья.

Граф быстро позавтракал яйцами и серым хлебом без масла, и, хотя он молчал, у Весты сложилось впечатление, что ему хочется поскорее покинуть это место.

— Нам сегодня предстоит долгий путь? — спросила она.

— Зависит от обстоятельств, — ответил граф. — Я давно не ездил этой дорогой. Снега и торосы меняют ее год от года почти до неузнаваемости.

Веста подумала, что граф снова хочет напугать се, и укрепилась в своей мысли, когда, оседлав коней, граф спросил:

— Вы уверены, что не хотите вернуться назад, мисс? Теперь Весте уже казалось, что он скорее дразнит, чем пугает ее, она ответила абсолютно серьезно:

— Как я уже говорила вам, граф, я намерена добраться до Диласа.

На самом деле, даже если бы Весте хотелось вернуться, она не смогла бы вновь пережить путешествие над обрывом.

Граф расплатился с хозяйкой гостиницы, которая с улыбкой пожелала им счастливого пути.

Веста протянула женщине руку и сказала на ломаном катонийском:

— Большое вам спасибо.

Женщина что-то спросила, и Веста повернулась к графу, который перевел:

— Она спрашивает, хорошо ли вы спали этой ночью.

— Скажите ей, что все было замечательно. Граф поднял брови и сказал по-английски.

— А я думал, вы — правдивая девушка.

— Это правда. Я действительно отлично спала, и вы это знаете.

Он передал женщине слова Весты, и та с довольным видом сложила на груди руки, а затем присела в реверансе, снова желая своим гостям счастливого пути.

Хозяйка махала им вслед, пока они не скрылись из вида.

— Она сделала все, что могла, — сказала Веста, обращаясь словно к самой себе.

— Вы очень снисходительны, — отозвался граф.

— Благие намерения тоже имеют цену, и не стоит ждать от людей слишком многого.

Веста вспомнила, что говорили про нее отец и мать, и задумчиво произнесла:

— Я не должна ждать от людей слишком многого.

— Чтобы вас не постигло разочарование? — в голосе графа слышались нотки иронии.

Веста ничего не ответила. Она думала о том, что, прибыв в Дилас, не надо ждать слишком многого от принца.

Может быть, он и не влюбится в нее с первого взгляда, но если они сумеют стать хорошими друзьями, возможно, любовь придет позже. Трудно выходить замуж без любви.

Тропинка под деревьями напоминала ту, по которой они ехали вчера. Поднималось солнце, день обещал быть жарким.

Веста сняла шляпу и перчатки. Шляпу она положила перед собой, перчатки засунула в карман жакета.

Она знала: мать никогда не одобрила бы подобных вольностей. Но здесь, в лесу, ее никто не видел, и вскоре Веста решила снять и жакет.

Теперь она понимала, почему граф ездил без шейного платка.

Кони шли ровным шагом, видно было, что они привыкли к долгим переходам и не скоро устанут.

Веста предалась мечтам. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь зеленые кроны, вызывал в памяти воспоминания о древнегреческих мифах. Наверное, все это можно было рассказать и о Катонии.

Она уже начинала испытывать голод, когда граф решил наконец устроить привал.

— У меня такое чувство, — сказал он, — что пора съесть эту так называемую курицу, пока она не состарилась еще больше в моем седельном мешке.

— Признаюсь, я проголодалась, — ответила Веста.

Спешившись, она отпустила лошадь и вдруг вскрикнула от восторга.

Деревья в этом месте были реже, и глазам ее открылась залитая солнечным светом поляна, покрытая травой и цветами. И вдруг Веста увидела среди цветов ягодки земляники. Она побежала к ним, восторженная, словно ребенок.

— Земляника! Я была уверена, что мы найдем ее здесь. Веста попробовала ягодку. Она была сладкой и теплой от солнца. Затем, набрав горсть земляники, девушка вернулась к дереву, под которым устроился граф, положив рядом нарезанную курицу.

Веста положила землянику на бумагу, в которую был завернут их ленч, и сказала:

— Позже пойду наберу еще. Но сначала давайте поедим курицу.

— Будь я лучшим натуралистом, — сказал граф, — я нарвал бы для вас дикого салата. Что касается флоры моей страны, образование мое оставляет желать лучшего.

— Когда я только приехала, — призналась Веста, — мне пришла в голову мысль, что надо бы получше изучить растения Катонии.

— Почему?

— Моя мама увлекается медицинскими травами, делает из них бальзамы и лосьоны. У нас дома есть травяной садик. Он был засеян еще во время правления Генриха Восьмого.

Откусив кусок курятины, девушка продолжала:

— Курица была бы гораздо вкуснее, если бы мне удалось найти базилик. Не знаю, как он называется по-катонийски.

— Вам надо посмотреть кулинарную книгу, — улыбнулся граф.

— Во дворце большая библиотека? — поинтересовалась Веста.

— Да, библиотека достаточно обширна. Покойный принц Андреас, отец его высочества, очень любил читать.

— Это просто замечательно, мне понадобится много читать, чтобы освоить ваш язык.

— Я вижу, — заметил граф, — вы действительно собираетесь здесь поселиться.

Щеки девушки залил румянец гнева.

— А вы все еще надеетесь отослать меня домой? Очень мило с вашей стороны, но ничто не заставит меня изменить своих планов.

— Ничто? — переспросил граф.

— Только смерть принца, — ответила Веста. — Вы действительно думаете, что революционеры могут его убить? Граф пожал плечами.

— А это очень вас опечалит?

Вопрос застиг Весту врасплох, и она ответила запинаясь:

— Ну, я была бы… расстроена.

— Потеряв мужа, которого никогда не видели? Веста собралась было ответить ему, но у нее появилось ощущение, что граф специально хочет поставить ее. в неловкое положение.

— Мне кажется, граф, — холодно произнесла девушка, — вы снова пытаетесь выяснить то, что вас не касается.

Она старалась говорить как можно официальнее, но это было довольно трудно, когда они сидели бок о бок в лесу, делясь кусками курятины.

— Как вы жестоки, мисс, — в глазах графа застыла улыбка.

— Я пытаюсь вести себя… правильно. А с вами это очень непросто.

— Тогда я искренне извиняюсь.

Весте показалось, что граф говорит серьезно. Она отвела глаза и сказала:

— Я чувствую себя одинокой и немного скучаю по дому. Когда корабль уплыл, я потеряла последнюю связь с Англией. Я стараюсь полюбить Катонию. Ведь ей предстоит стать моей родиной «.

Она старалась говорить спокойно, но голос ее дрожал. После паузы граф ответил таким тоном, каким еще ни разу с ней не говорил:

— Прошу извинить, если мое поведение сделало вашу задачу более трудной.

Веста никогда не умела долго сердиться, особенно если люди извинялись за свои оплошности.

Она улыбнулась графу и поднялась на ноги.

— Пойду попробую собрать еще земляники. Там, на солнышке, наверняка есть еще ягоды.

Граф смотрел вслед Весте.

Она оказалась права — на поляне под зелеными листьями было множество нежных красных ягод.

Веста набрала целую горсть и, когда ягоды перестали помещаться в ладони, решила, что лучше отнести их графу.

Оглянувшись, она обнаружила, что отошла довольно далеко от места их привала. Веста направилась назад, но тут в траве послышался странный шипящий звук, и девушка увидела черную змею.

Она застыла неподвижно, не в силах двинуться ни вперед, ни назад.

Почти непроизвольно у Весты вырвался тихий вскрик. И тут же она увидела краем глаза, что граф вскочил на ноги.

— Что такое? — спросил он.

Змея агрессивно зашипела, и Веста подумала, что, продолжая кричать, она только разозлит ее еще сильнее. Она смутно помнила, что при встрече со змеей лучше стоять абсолютно неподвижно. Девушка замерла с земляникой в руках, не в силах отвести взгляд от змеи.

Змея словно негодовала по поводу вторжения на ее территорию. Она подняла голову, раздвоенный язычок быстро мелькал в пасти, глаза налились злобой.

Веста видела, как движутся» чешуйки на спине змеи, и ей казалось, что та готова кинуться на нее в любой момент.

Граф дошел до опушки и сразу понял, почему замолчала Веста. Со скоростью, поразившей девушку, он кинулся к лошади и достал что-то из седельного мешка, а затем направился к Весте.

— Стойте спокойно, не двигайтесь, — приказал он.

При звуках его голоса змея повернулась Вт его сторону, и граф застрелил ее одним метким выстрелом из револьвера. Эхо выстрела отдалось в горах.

Веста увидела, как шевелится хвост змеи, хотя голова ее уже расплющена. Подхватив Весту на руки, граф перепрыгнул вместе с ней через змею.

Затем он опустил девушку на землю и заглянул в ее бледное лицо.

— С вами все в порядке? — спросил он. — Змея не тронула вас?

— Со мной… все в порядке, — выдавила из себя Веста и, повернувшись, пошла прочь.

«Я не должна показывать своих эмоций, — строго повторяла себе девушка. — Я должна сохранять спокойствие. Граф сочтет меня дурно воспитанной, если я покажу, что испугалась змеи».

Звук выстрела все еще гремел у нее в ушах. Дойдя до лошади, она почти повисла на седле, не в силах держаться на ногах. Сзади послышались шаги графа.

Он подошел к своей лошади и вынул из мешка красный пояс, какие Веста видела на катонийцах в Йено.

Граф надел пояс и засунул за него пистолет. Веста еще раньше догадалась, что этот пояс предназначен для пистолета или ножа.

Затем граф подошел к ней.

— Я должен был предвидеть, что в это время года в траве встречаются змеи, — сердито произнес он. — Я проявил преступную неосторожность, во-первых, не предупредив вас и позволив гулять одной, а во-вторых, не надев пояс с пистолетом. Такое больше не повторится.

— Змея была… ядовитой? — с замиранием сердца спросила Веста.

— Да, черт возьми! В Катонии много змей, укусы которых абсолютно безвредны, но черные — очень ядовиты. Говоря все это, граф поднял Весту и усадил ее в седло.

— Лучше поторопиться вернуться к цивилизации. За эти сутки мы оба успели насладиться простотой и близостью к природе так, что этого нам хватит на всю оставшуюся жизнь.

Он вскочил на лошадь и пустил ее быстрым шагом. Теперь деревья перемежались огромными валунами. Граф время от времени смотрел вверх, словно хотел что-то разглядеть.

Тропинка стала шире, и Веста смогла ехать рядом с графом.

— На что вы смотрите? — спросила она.

— Ни на что конкретно. Но в этих местах надо держать ухо востро. У этих гор дурная репутация. А выстрел из пистолета здесь слышно на много миль вокруг.

— Что значит «дурная репутация»? — поинтересовалась Веста.

Говоря это, она увидела людей, бегущих к ним из леса. Рука графа потянулась к пистолету, но он тут же понял, что в лесу наверняка прячется не меньше десятка мужчин. Ему не справиться со всеми.

Мужчины приблизились, и Веста увидела, что одеты они в белые хлопковые туники и овчинные жилеты — меховые или дубленые. У большинства были жирные длинные волосы, усы и бороды.

В руках мужчины держали колья, и на всех были красные пояса с ножами, похожие на пояс графа.

Они подходили все ближе, пока граф и Веста, остановившие лошадей, не оказались в плотном кольце.

— Что вы хотите? — спросил граф.

Один из мужчин ответил ему на диалекте, которого Веста не в состоянии была понять. Но что бы он там ни сказал, граф энергично запротестовал.

— Мы — мирные путешественники. И просим только дать нам беспрепятственно следовать дальше.

И снова тот же мужчина заговорил грубым голосом. Веста подумала, что это весьма неприятный тип — щеку его рассекал жуткий шрам, придавая лицу зловещее выражение.

Один из мужчин взял под уздцы лошадь Весты, другой — лошадь графа.

— Что… происходит? — испуганно спросила Веста.

— Они настаивают на том, что должны отвести нас к своему вожаку, — ответил по-английски граф.

— Своему вожаку? — удивленно переспросила Веста.

— Это повстанцы, — угрюмо объяснил граф. — Думаю, нам придется им подчиниться.

Двое мужчин достали из карманов грязные платки. Один из них потянулся к Весте. Веста с отвращением отшатнулась — ее тошнило от одной мысли о прикосновении этих грязных рук. Тогда граф быстро сорвал с шеи платок.

— Они хотят завязать нам глаза, — объяснил он. — Но я сказал им, что вы моя жена и никто не должен прикасаться к вам, кроме меня. Поэтому я сам завяжу вам глаза.

Не спешиваясь, граф наклонился к Весте и завязал платок у нее на затылке.

— Постарайтесь не пугаться, — тихо посоветовал он.

Но Веста понимала, что граф лишь пытается ее приободрить, а на самом деле они попали в очень неприятную и явно опасную ситуацию.

Девушка представила себе, как завязывают глаза графу, потом услышала, как повели его коня, за ним двинулась ее лошадь, а Весте оставалось только стараться удержаться в седле и думать, что будет дальше.

Пока они ехали, мужчины почти не переговаривались между собой.

Веста не видела их, и затянувшееся молчание казалось ей зловещим. Уж лучше бы они говорили, а она попыталась бы понять хоть слово.

Они съехали с тропинки и теперь поднимались вверх по склону горы.

Шли зигзагами, как казалось Весте, обходя деревья, но вскоре деревья, должно быть, остались позади, потому что теперь Веста слышала цокот копыт по камням.

Она с испугом подумала, не идут ли они снова над отвесной скалой, как вчера.

Граф не говорил с ней, но Веста чувствовала, что он едет впереди. Однажды он попытался заговорить с главарем. Веста поняла слово «деньги»и догадалась, что граф предлагает заплатить за их свободу.

«Наверное, они захватили нас ради выкупа», — подумала девушка.

Бандит что-то быстро и резко ответил. Веста не поняла ни слова, но решила, что, видимо, судьбу их должен решить предводитель шайки.

Они шли и шли, вперед и вверх.

Кони тяжело дышали от усталости — подъем был крутым.

Прошло, должно быть, несколько часов, а они все поднимались вверх, пока не раздался наконец резкий окрик. Кони остановились, и Веста почувствовала, как сильные руки снимают ее с седла.

Она стояла в нерешительности, не зная, можно ли снять повязку. Затем Веста услышала слова графа:

— Дайте мне руку.

Девушка нашла протянутую руку.

— Они… не причинят нам зла?

— Надеюсь, что нет, — ответил граф.

Но Весте показалось, что он не уверен в этом.

Их повели вперед. Веста от души надеялась, что не споткнется и не упадет. Затем кто-то заговорил, и граф перевел, что они могут снять повязки.

Потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли — но не к свету, как ожидала Веста, а к сумеречному полумраку пещеры.

Это была огромная пещера в скале, освещенная падавшим снаружи, от входа, светом и двумя пылающими факелами.

Веста с интересом разглядывала стоящих вокруг людей.

Они с графом оказались в самом центре пещеры, а вокруг сгрудилось около тридцати человек — мужчин и женщин, одетых так же, как те, кто захватил их. Еще здесь были болезненного вида дети. Женщины выглядели так неопрятно! Весте трудно было поверить, что она видит существа одного с ней пола.

Но вот взгляд ее остановился на человеке, который наверняка являлся их главарем.

Это был огромный мужчина, куда крупнее остальных, в волосах его просвечивала седина, глаза казались яркими и проницательными, на лице было множество шрамов, а нос, должно быть, когда-то перебили, и он сросся не правильно.

Главарь говорил грубо, но граф отвечал ему холодно и спокойно. Веста знала: он объясняет, что они обычные путешественники, занятые лишь своим делом.

Граф сделал жест в сторону девушки, наверное, объяснял, что она — его жена.

Главарь, видимо, пошутил и сам захохотал над своей шуткой, но граф даже не улыбнулся. Затем главарь сказал что-то своим людям, и они стали переговариваться между собой.

Один или два положили руки на рукоятки торчащих из-за пояса ножей. И Веста впервые испугалась по-настоящему.

Тут граф стал вдруг очень красноречив. По тону его было слышно, что он угрожает, уговаривает, просит, но явно получает на все свои предложения неудовлетворительные ответы. Веста снова поняла слово «деньги».

Ею владела странная уверенность, что деньги главаря не интересуют.

Наконец, когда стало ясно, что переговоры ни к чему не приведут, граф попросил разрешения объяснить Весте, что происходит. Главарь кивнул.

Граф повернулся к девушке, и выражение его лица заставило ее содрогнуться.

— Что они хотят с нами… сделать?

— Мне предстоит умереть, — ответил граф. — Эти люди говорят, что мы вторглись на их территорию и они должны меня убить.

Веста попыталась сказать что-то, но слова отказывались слетать у нее с языка. Граф продолжал:

— Они обещают сохранить вам жизнь, если вы станете женой — это приличное выражение для того, что они хотят на самом деле — главы отряда, который привел нас сюда. Он — брат главаря.

Несколько секунд до Весты не доходил смысл слов графа.

Затем, вспомнив мужчину с неприятным взглядом и шрамом на щеке, она произнесла голосом, в котором, как ни странно, не слышалось дрожи:

— Тогда вы должны меня убить.

— Конечно, — ответил граф, глядя ей прямо в глаза.

— Как вы… сделаете это? — спросила Веста.

— Они отобрали пистолет, — сказал граф. — Но у меня за поясом есть нож.

Веста глубоко вздохнула.

— На теле есть место, — прошептала она. — Кажется… между грудей.

— Я знаю.

— Я не хочу… кричать и стонать перед этими…

— Нет, конечно, нет.

Веста вдруг подумала, что все это просто не может происходить с ней. Не может быть правдой! Удивительно, но она чувствовала себя странно спокойной. Словно от шока атрофировались все ее чувства, и ей было почти все равно, что она должна умереть.

— Я попрошу у них разрешения проститься с вами, — сказал граф. — Они наверняка будут ждать проявления чувств, заламывания рук. Эти люди любят такие вещи.

Он повернулся к главарю. Тот ответил на вопрос положительно.

— У нас есть три минуты, — сказал граф Весте. — Расстегнитесь, а потом обнимите меня за шею. Это прикроет мою руку, и я смогу достать нож. Когда я буду готов, я поцелую вас и одновременно ударю. Понимаете?

— Понимаю, — кивнула Веста, глядя ему прямо в глаза.

Она расстегнула пуговицы жакета, шагнула к графу и обвила его за шею руками.

Веста впервые была так близка с мужчиной, и нечто внутри нее отказывалось понимать, что это также и ее последний раз.

Она чувствовала, как бьется сердце графа и как дрожит его рука, обвившая ее талию.

Затем Веста почувствовала, как он достал что-то из-за пояса.

— Мы должны продолжать разговор, — сказал граф. — Они не поймут слов и решат, что мы обмениваемся прощальными нежностями.

— Как они… убьют вас? — спросила Веста.

— Зарежут, — сказал граф. — А впрочем, не все ли равно, как умирать, если уж тебе предстоит умереть.

— Вы убедитесь… что я мертва… прежде чем они покончат с вами? Я не хочу… остаться среди них живой.

— Я обещаю, что вы умрете, — прошептал в ответ граф. — Боли не будет.

Главарь сказал что-то, и Веста поняла: он сообщает им, что у них мало времени.

Люди сомкнулись вокруг Них плотным кольцом. Мужчины, женщины, дети — все внимательно смотрели на происходящую на их глазах драму.

— Вы готовы? — спросил граф.

— Я… готова, — прошептала Веста.

— Тогда целуйте меня в губы, — и Веста почувствовала, как рука его движется вверх.

Она знала, что нож мгновенно проткнет ее тело и ее ждет смерть — быстрая, легкая смерть. Веста глубоко вздохнула, моля бога, чтобы у нее достало мужества не закричать.

— Помоги мне… господи.

Руки ее все крепче обнимали за шею графа.

И тут напряженную тишину разорвал вдруг душераздирающий крик. Он был таким ужасным, что граф и Веста инстинктивно оглянулись.

Кричала женщина, и указывала она не на них, а на ребенка, стоявшего у их ног.

Это был мальчик примерно полутора лет, маленький и бледный, но сейчас личико его побагровело, глаза выкатились из орбит — было ясно, что ребенок отчаянно пытается вдохнуть воздух, но что-то мешает ему.

Несколько секунд все смотрели на мальчика, а женщина все кричала и кричала.

Вдруг Веста быстро отпустила графа, подхватила ребенка на руки и перевернула его вверх ногами.

Несколько секунд она держала его так, пока что-то не выпало из его рта и не стукнуло об пол.

Это был камушек!

Когда Веста подняла ребенка, женщина перестала кричать, и поэтому звук падающего камня был слышен очень отчетливо. Кричавшая женщина кинулась вперед и подобрала его.

Она держала камень в руке, а Веста поставила малыша на пол, и он тут же зашелся в плаче — это был громкий, протестующий рев испуганного ребенка.

Но мать не обращала на него внимания. Она показала всем камень, лежащий у нее на ладони. Затем женщина опустилась перед Вестой на колени и поцеловала ей руку, вновь и вновь повторяя что-то срывающимся голосом.

Веста посмотрела на графа, и как только она это сделала, тишина пещеры разорвалась гулом голосов.

К ним подошел главарь разбойников. Он сказал что-то своим людям, и те замолчали, а главарь разразился потоком слов, которые Веста не понимала. Но она видела, как бандит улыбается и кланяется ей.

Мать ребенка продолжала целовать ее руку, а другая женщина взяла мальчика на руки и попыталась его утешить.

— Главарь говорит, что вы спасли его единственного сына, — тихо сказал граф. — У него восемь дочерей, но этот мальчик — его единственный наследник. — В голосе графа слышалось облегчение. — Мы больше не пленники, — продолжал он. — И нам не придется умирать. Мы его гости, и он устроит в нашу честь праздник.

Веста обескураженно смотрела на графа. Она тихонько покачнулась, но граф обхватил ее за плечи.

— Все в порядке, — сказал он. — Самое страшное позади. Вы спасли нас обоих.

Веста глубоко вздохнула. Оцепенение, от которого ей казалось, что все происходит во сне, начинало проходить. Но даже сейчас Веста до конца не осознавала, что только что была на волосок от смерти.

Женщины засуетились вокруг, получая какие-то указания от главаря.

— Что происходит? — спросила Веста.

— Они собираются зарезать козла. И когда мы съедим его, то окажемся гораздо ближе к смерти, чем только что были.

Веста понимала, что граф пытается смягчить с помощью иронии ужас происшедшего.

— Полагаю, вы бы с удовольствием присели, — продолжал Граф, — но это место обставлено скудновато.

Он оглядел пещеру и обнаружил, что сиденья расположены вдоль стен и накрыты шкурами животных.

Но прежде чем граф успел подвести Весту к одному из сидений, рядом с ними оказалась какая-то женщина.

Она была молода, но уродлива и грязна, спутанные волосы падали ей на лицо. Женщина явно страдала от недоедания, а когда Веста посмотрела на ребенка, которого та держала на руках, ей показалось сначала, что ребенок мертв.

Маленькое тельце было скрючено, а личико казалось синим.

— Что она говорит? — спросила Веста графа.

— Она спрашивает, не можете ли вы помочь ей. Но вы ничего не сможете сделать.

— Откуда вы знаете, что не смогу? — поинтересовалась Веста.

— Было бы ошибкой даже пытаться, — ответил граф. — Ребенок все равно умрет, и в его смерти могут обвинить вас.

— Но я должна помочь, если это в моих силах, — твердо сказала Веста. — Что, по ее мнению, не в порядке с ребенком?

— Я же сказал вам — не надо, — настаивал граф. — Вы уже свершили тут одно «чудо», так не надо искушать удачу.

Выпрямившись, Веста освободилась от обнимающей ее руки графа.

— Я хочу знать «, что говорит мне эта женщина! Глаза их встретились. Это напоминало поединок самолюбий.

— Пожалуйста, переведите, — настойчиво повторила Веста.

— Вы командуете мной? — губы графа искривились.

— Если это необходимо. Бандиты они или нет, но эти люди вскоре станут моими подданными.

— Очень хорошо, мисс, — со вздохом произнес граф. — Если вы хотите снова навлечь на наши головы гнев главаря, я ничем не могу вам помешать.

И он повернулся к женщине.

— Она говорит, что этому ребенку четыре дня от роду, но у нее нет молока. И спрашивает, не можете ли вы помочь ей, как помогли ее сестре. Она очень хочет спасти ребенка, тем более что это тоже мальчик. Надеюсь, теперь вы признаете, что ничего не можете сделать? Он снова издевался!

— Спросите ее, пыталась ли она накормить ребенка, — велела Веста.

Граф повиновался.

— Она говорит, что влила ему в рот несколько ложек козьего молока, но мальчик не стал глотать.

— Разумеется — в этом возрасте дети не умеют глотать. Вокруг них собрались другие женщины, пытаясь понять, что происходит.

— Попросите одну из них, — сказала Веста, — принести немного козьего молока и налить его, если можно, в чистую кастрюлю.

— Вряд ли это возможно, — прокомментировал граф.

Однако он перевел инструкции Весты, и одна из женщин побежала их выполнять.

Веста пощупала ручки ребенка. Они были очень холодными, но ребенок был еще жив, хотя казалось, что это ненадолго.

Вернулась женщина с козьим молоком. Оно было парным — прямо из-под козы. Веста достала из кармана одну из своих перчаток.

— Мне нужна ложка, — обратилась она к графу. Ей принесли ложку, и Веста налила молока в указательный палец перчатки.

Женщины внимательно наблюдали за ней, а теперь вокруг стали собираться еще и мужчины.

— От всей души надеюсь, — тихо произнес граф, — что вы знаете, что делаете.

Веста не обращала на него внимания. Перчатка была из мягкой замши. Наполнив палец перчатки молоком, Веста отколола от блузки брошь и проткнула небольшую дырочку в коже.

Затем она обмакнула перчатку в молоко и прижала к губам ребенка.

Секунду ничего не происходило. Потом ротик младенца открылся, и он едва слышно запищал. Веста просунула перчатку между маленьких губок, которые тут же сжали ее.

Ребенок сделал сосущее движение, потом еще раз, смелее. Все затаили дыхание. Через несколько минут ребенок уже сосал палец с таким видом, как будто получил наконец долгожданную пищу.

А Веста оказалась в настоящей осаде. Казалось, все, кто находился в пещере, нуждались в ее помощи.

Граф навел какое-то подобие порядка, приказав женщинам говорить по очереди, а не всем вместе.

— Скажите мне, — попросила Веста, — чем питаются эти люди?

— В основном мясом, — ответил граф. — Мужчины охотятся в лесу на диких козлов и медведей, которых они особенно любят. Еще они готовят традиционное блюдо из мяса ежа.

— А овощи и фрукты? — удивилась Веста.

— Я думаю, они не видят в этом необходимости.

Веста попросила графа сказать окружившим ее женщинам, что кто-нибудь должен спуститься в долину набрать апельсинов. И следует давать каждому ребенку не меньше одного апельсина в день.

Еще она сказала, что им следует собирать землянику, всегда держать в пещере лимоны и во время урожая маслин собирать их столько, чтобы быть уверенными, что всю зиму каждый ребенок сможет получать каждый день хоть по капле оливкового масла.

Ее слушали с открытым ртом. Затем граф сказал:

— Одна из женщин — она выглядит умнее остальных — спрашивает, что им делать зимой, когда нет овощей и фруктов. Многие из них страдают в той или иной форме цингой.

— Посоветуйте им набрать еловых иголок, бросить их в кипящую воду, настоять час и пить по пять чашек в день.

— Вы уверены, что это поможет? — удивился граф.

— Один русский рассказывал моей матери, что так делают в Сибири.

Она объясняла, а женщины кивали, и Веста не сомневалась, что ради блага своих детей эти женщины выполнят все, что она советует.

— Они, должно быть, могут достать меду, — сказала она графу.

— Если только озаботятся тем, чтобы его собрать. Как вы понимаете, при таком количестве цветов в наших лесах полно пчел.

— Скажите этим женщинам, что их мужчины не должны быть трусами — пусть собирают для детей мед. Скажите, чтобы женщины высмеяли их как следует, если они испугаются пчел.

Женщины одобрительно засмеялись.

— Еще скажите, что дети должны получать круглый год по три ложки меда в день. И они могут добавлять мед в напиток из еловых иголок, чтобы он не был таким невкусным.

Весте задавали так много вопросов, что вскоре она устала. Граф взял ее за руку и подвел к одному из сидений у стены.

— Я сказал им, что на сегодняшний вечер врачебная контора закрыта.

Женщины переговаривались между собой, накрывая посреди комнаты столы для предстоящего праздника.

— Откуда вы знаете все это? — спросил граф у Весты.

— Я же говорила вам, что интересуюсь растениями.

— Не могу привыкнуть к мысли, что такая женщина, как вы, знает так много, что это спасло наши жизни.

— Это как раз была просто удача, — ответила Веста. — Просто такое случилось однажды с моей племянницей. И ее отец сделал то же, что я сделала с тем ребенком. Предмет, попавший ей в горло, выскочил, и дальше все было в порядке.

— Наверное, нам не суждено умереть, — сказал граф. — По крайней мере не сегодня.

— Они… отпустят нас? — поинтересовалась Веста.

— Сегодня мы должны остаться здесь! Праздник будет продолжаться долго, и было бы оскорбительным уехать так быстро — ведь празднество устроено в нашу честь. Завтра, я уверен, главарь сдержит свое слово и мы будем свободны.

— Надеюсь, — тихо произнесла Веста. Граф накрыл рукой ее руку. Странно, но Весте было приятно.

Глава 5

Праздник доставил массу удовольствия всем обитателям пещеры от самого старого разбойника до детей, которым представился случай наесться вдоволь.

Когда в пещеру внесли зажаренного целиком козла, Веста постаралась не смотреть. Ей достаточно было представить, как ужасно он выглядит с неотрезанной головой.

Козла поместили в середину стола, и главарь отрезал по куску себе, своим гостям, а потом членам семьи. Затем все накинулись на пищу, стараясь отрезать присмотренный лакомый кусочек.

Веста с ужасом смотрела на стоящую перед ней тарелку с мясом.

К счастью, ее место было рядом с графом, сидевшим справа от главаря.

— Пожуйте мясо, — тихо посоветовал он, — потом выньте его изо рта и скормите собакам. — Глаза его лукаво сверкнули, и граф продолжал:

— Возможно, это идет вразрез с хорошими манерами, но наши хозяева не особенно им привержены.

Это было еще мягко сказано. Разбойники набивали рты обеими руками, с удовольствием жевали и сплевывали, когда им этого хотелось.

Женщины прислуживали за обедом, и Веста была единственной особой женского пола, усаженной за стол.

Она радовалась, что не сидит рядом с братом главаря, который хотел взять ее в жены. Во время еды он все время смотрел на Весту такими глазами, что девушка вздрагивала всякий раз, когда встречалась с ним взглядом, и подвигалась поближе к графу — ей было страшно.

Граф вопросительно взглянул на девушку.

— Вы ведь… не оставите меня одну? — робко спросила Веста.

Граф увидел, что брат предводителя разбойников наблюдает за ними, и понял причину беспокойства Весты.

— Вам нечего бояться, — твердо сказал он. — Я ведь обещал, что это животное не приблизится к вам.

Это немного приободрило Весту, но она все равно не могла унять дрожь, когда смотрела на брата главаря, запихивающего мясо в рот обеими руками.

За столом не было недостатка в красном вине, таком же, какое они пили в гостинице, и вскоре смех пирующих стал громче. Слава богу. Веста не понимала их шуток. Она подозревала, что шутки эти довольно грубые.

Девушка выпила немного вина и поела серого хлеба, который, несмотря на едковатый кислый вкус, оказался вполне съедобен.

Ей даже понравился козий сыр, который не был таким черствым и старым, как тот, что она готовила накануне вечером.

Наконец, когда ее уже начала одолевать усталость, со стола убрали опустевшие блюда, и Веста с облегчением поняла, что праздник закончен.

Главарь сказал что-то графу, и тот повернулся к Весте.

— Нам действительно оказана великая честь. Главарь и его жена отдают нам на эту ночь свою спальню. Я сказал, что в этом нет необходимости, но он настаивает.

Однако, когда Веста увидела пещеру, выполнявшую роль спальни, благодеяние вождя показалось ей сомнительным.

Спальня была маленькой и вплотную примыкала к огромному залу, где они ели.

Вход был завешен медвежьей шкурой, а постель состояла из шкур животных, сваленных в кучу. Мебели в комнате не было.

Свет и воздух проникали сюда только из большого зала, пока жена вождя не внесла пылающий факел, который она вставила в специальное железное кольцо.

— Она говорит. Что факел будет гореть минут, десять, так что нам надо ложиться скорее, — поведал Весте граф.

Пожелав молодым людям спокойной ночи, главарь и его жена удалились.

Веста опасливо посмотрела на постель. Заметив настороженное выражение ее лица, граф сказал:

— Думаю, единственное, что нам остается, — расстелить ваш плащ. Мне не особенно нравится постель из шкур, да и вам, я думаю, тоже.

Вспомнив, какими грязными были разбойники и их жены. Веста содрогнулась.

Граф взял плащ Весты и постелил его, чтобы он покрыл шкуры там, где их должны были касаться их головы. На шкурах будут лежать только их ноги.

— Наверное, спать вот так вместе не совсем соответствует светским условностям, — сказал граф, — но, надеюсь, вы не будете настаивать, чтобы я спал в общей зале.

Веста подумала о брате предводителя разбойников и о том, как он смотрел на нее весь вечер, и снова вздрогнула.

— Нет… пожалуйста… пожалуйста, не оставляйте меня, — попросила девушка.

— Я лишен возможности проспать всю ночь на стуле, так как здесь нет стульев. А идея спать на полу не очень мне нравится.

— Нет, конечно, нет. Мы можем оба лечь на мой плащ. Все равно о том, чтобы раздеться, не может быть и речи.

Говоря это. Веста поежилась. В полном народу зале было тепло, теперь же она начинала чувствовать холод.

» Наверное, мы очень высоко в горах «, — подумала она.

Затем, испытывая некоторую неловкость. Веста забралась в постель и улеглась на плащ, стараясь держаться с краю.

— Кровать очень мягкая, — сказала она графу. — Интересно, сколько стоят меха, на которых мы лежим.

— Хотите попросить, чтобы вам сшили из них шубку? — поддразнил ее граф.

— Конечно, нет. Просто удивляюсь, почему эти люди не продадут меха животных, на которых охотятся, чтобы купить мебель.

— Наверное, им нравится жить так, как они живут, и считать это роскошью, — ответил граф. — Они не настоящие катонийцы, это албанцы, бежавшие сюда от зверства турок, захвативших их страну. Я слышал о них уже давно, но мне везло, и я никогда с ними не встречался.

— Они… многих убили так, как собирались убить вас? — поинтересовалась Веста.

— Если на территорию, которую эти люди считают своей, забредают путешественники, боюсь, они обречены. Нам же просто не повезло — они услышали выстрел, когда я убил змею. Иначе мы бы проследовали мимо, а они даже не узнали бы об этом.

Говоря это, граф устраивался поудобнее на кровати. Он тоже лег на самый край, так что между ним и Вестей оказалось много места.

— Я должен попытаться уснуть. Надо набраться сил. Подозреваю, что разбойники увезли нас сильно в сторону и завтра предстоит нелегкий путь.

— Я очень устала, — призналась Веста, — и уверена, что засну быстро.

Говоря это, она подумала вдруг о том, что, если бы не чудо, они с графом были бы сейчас мертвы. Интересно, где похоронили бы их разбойники? Даже мысль о том, что они коснулись бы ее мертвого тела, заставила Весту содрогнуться.

— Вам холодно? — спросил граф.

— Нет, — сказала Веста. — Я вздрогнула при мысли, что мы… могли быть уже мертвы.

— Забудьте об этом, — посоветовал граф.

Как только он сказал это, факел вспыхнул и погас, оставив в воздухе запах тлеющих углей.

В пещере стало темно, но, привыкнув к темноте. Веста разглядела свет, пробивавшийся из смежной пещеры.

» Постараюсь не думать о том, что произошло, — мысленно сказала она себе. — Буду думать о цветах и солнечном свете, пробивающемся сквозь древесные кроны «.

Она закрыла глаза и попыталась забыть, что граф лежит рядом. И тут» послышался какой-то странный звук.

— Что это? — испуганно спросила Веста.

— Наверное, крысы, — ответил граф.

Он говорил как ни в чем не бывало, но Веста, вскрикнув, вдруг схватила его за полу сюртука и уткнулась носом ему в плечо.

— Не позволяйте им добраться до меня! — она почти рыдала.

Несколько секунд графом владело изумление, затем он тихонько обнял девушку.

— Все хорошо, — ласково прошептал он. — Я не позволю им причинить вам вред.

— Но они могут пробежать по мне, — простонала Веста. — Я не вынесу этого.

Скованная страхом, она продолжала держаться за лацкан его сюртука, прислушиваясь к звукам.

Затем неожиданно подняла голову и произнесла обвиняюще:

— Вы смеетесь!

— Я думал, что вы — самая храбрая девушка из всех, кого мне доводилось встречать. Вы готовы были без слез взглянуть в лицо смерти, вы стояли спокойно, когда на вас готовилась напасть змея. А теперь боитесь крыс!

— Я ничего не могу с собой поделать. Унизительно давать вам увидеть мой страх, но крысы всегда приводили меня в ужас.

— Я никогда не стану считать вас трусихой, хотя и вижу ваш испуг, — успокоил ее граф. — Как я уже говорил, нет на свете женщины отважнее вас.

Веста ничего не ответила, но Через секунду граф с удивлением понял, что она плачет.

— Что я такого сказал? Чем расстроил вас? — в голосе его звучала искренняя забота.

— Это… потому что… вы так добры, — всхлипывала Веста. — Мне легче было… казаться храброй… когда я ненавидела вас.

Граф крепче сжал ее в объятиях.

— Вам столько пришлось пережить! Но теперь все кончено. Благодаря вам мы остались живы.

Он понимал, что Веста отчаянно пытается овладеть собой. Через несколько минут она отпустила его сюртук и вытерла глаза.

— Мне очень стыдно, — произнесла она.

— Вам нечего стыдиться.

— Вы сказали, что считаете меня… храброй. Но это не так. Я солгала вам вчера, когда сказала, что мне дурно после морского путешествия. — Она тяжело вздохнула, словно ей стоило немалого труда сказать правду. — На самом деле я почувствовала себя плохо, потому что боялась ехать по краю скалы. Я всегда боялась высоты. — Весте было так неловко, что она снова спрятала лицо на груди графа.

— Очень смело с вашей стороны — сказать мне об этом. Но и я, признаюсь, подозревал, в чем дело. У каждого из нас есть своя ахиллесова пята «. Может быть, в один прекрасный день вы обнаружите мою.

— Так вы тоже чего-то боитесь? — с любопытством спросила Веста.

— Конечно, — ответил граф. — Но у меня не хватит мужества признаться вам в этом.

Последовала пауза, затем Веста произнесла дрожащим голосом:

— Когда мы прибудем в Дилас, вы не скажете принцу, что я боюсь высоты и что я… плакала?

— А вы не хотите, чтобы он знал?

— Нет, пожалуйста, не рассказывайте ему, — почти умоляла Веста — Мама говорила, что воспитанные девушки не должны показывать своих эмоций — какими бы они ни были. И что члены королевской семьи всегда должны быть мужественны, даже когда анархисты бросают бомбы в их экипажи или стреляют в них из пистолетов, — А как насчет эмоций другого рода? — спросил граф. — Их вы тоже собираетесь подавлять?

— О каких эмоциях вы говорите? — не поняла Веста.

— Самая главная из них, конечно же, любовь. Последовала пауза.

— Мама говорила, — тихо ответила Веста, — что я не должна… ждать любви.

— Но вы ведь надеетесь встретить ее!

Веста глубоко вздохнула.

Интересно, как он понял, что она втайне надеется обрести любовь принца и полюбить его в ответ.

Но тут Веста подумала, что не стоит вести подобных разговоров с чужим человеком, который к тому же является другом принца и его придворным.

— Я уверена, — медленно произнесла Веста, — моя мать… сочла бы… неподобающим, что я говорю с вами о таких… интимных вещах. Я знаю также, она была бы в шоке от того, что мы лежим тут с вами… вместе, хотя я не вижу для нас другого выхода.

Говоря это, Веста выскользнула из объятий графа и снова отодвинулась на свой край постели.

— Есть две вещи, которые вам стоит обдумать, — сказал граф. — Во-первых, мы попалила исключительные обстоятельства, а во-вторых, ваша мать очень далеко и вряд ли способна помочь вам справиться с крысами.

Пока граф говорил. Веста снова услышала скребущие звуки в углу.

Не думая ни о чем, вновь охваченная страхом, она прильнула к графу, дрожа при мысли, что по ней может пробежать крыса.

— Вы думаете… их тут много? — испуганно прошептала девушка. А граф вдруг увидел поверх ее головы тощую кошку с длинным хвостом, которая пробиралась мимо постели к выходу из пещеры.

Улыбнувшись, он крепче сжал девушку в объятиях. — Вы в безопасности, леди, пока держитесь поближе ко мне.

Проснувшись, Веста обнаружила, что она одна. Девушка оглядела пещеру, но графа нигде не было.

Тут она заметила, что в пещере стало гораздо светлее, чем было ночью. Медвежья шкура, закрывавшая вход, была чуть отогнута, и видно было, как в большой пещере снуют туда-сюда люди.

Сев на постели. Веста разглядела среди них графа.

Она видела, как он бреется бритвой, которую достал, должно быть, из седельного мешка, а дети толпятся вокруг него, наблюдая за незнакомыми им действиями.

Веста встала и с ужасом обнаружила, что юбка ее измята. Она попробовала расправить ее, тряся нижними юбками.

Когда герцогиня покупала этот костюм для верховой езды у одного из известнейших лондонских портных, ей и в голову не могло прийти, как ужасно с ним будут обращаться.

В ногах кровати Веста увидела сверток со своими вещами, который принес для нее граф.

Веста с удовольствием причесалась, хотя сегодня в ее распоряжении не было зеркала.

Видимо, бесполезно было просить воды, чтобы умыться. К тому же ее не покидало чувство, что больше всего графу хочется поскорее убраться отсюда.

Взяв плащ и сверток с вещами. Веста вышла в общую пещеру.

Вокруг нее тут же снова собрались женщины. Мать накормленного вчера ребенка подошла к ней с младенцем на руках, что-то возбужденно тараторя.

Веста посмотрела на ребенка сначала с опаской, а потом с восторгом. Несомненно, ему стало лучше! Личико не было больше синим, а ручки стали теплыми.

Мать объяснила, что вчера ребенок несколько раз попил козьего молока. Веста вынула из кармана вторую перчатку и попросила графа снова поработать переводчиком. Она объяснила, что перчатки надо бережно хранить и использовать новый палец, только когда придет в негодность старый. Если дырка будет чересчур большой, мальчик станет слишком быстро заглатывать молоко, и это может вызвать несварение желудка.

Граф перевел инструкцию, и женщина понимающе кивнула.

Весте теперь задавали много других вопросов, которые уже не касались здоровья детей.

Пока граф пытался договориться, чтобы оседлали их лошадей, его постоянно отвлекали переводить рецепты Весты для лечения различных болезней, от которых, очевидно, страдала вся община.

Она объяснила, что следует собирать чеснок и употреблять его с молоком и медом, когда у кого-то заболит горло или начнется кашель.

— А горечавка — замечательное тонизирующее средство для страдающих анемией женщин, вроде матери этого ребенка. Я видела много синей горечавки вдоль дороги, но скажите им, что лучше всего желтая.

Граф улыбнулся.

— Я тоже слышал об этом лекарстве. Легенда гласит, что оно было открыто королю Венгрии Ладиславу, когда он помолился, чтобы господь спас его народ от чумы, опустошавшей страну.

Глаза Весты загорелись.

— Это очень красивая легенда, — кивнула она. — Скажите им, чтобы нарезали корень горечавки ломтиками, добавили немного вина и принимали по столовой ложке перед едой. Если держать настойку в бутылке с пробкой, она сохранится всю зиму.

— Нам надо ехать, — тихо произнес граф. — Дайте им еще один рецепт, как поддерживать свое здоровье, чтобы оно по-прежнему позволяло им, выходя на большую дорогу, грабить и убивать путников, а затем прощайтесь.

— Надеюсь, они не понимают вас, — с опаской произнесла Веста.

— За это можете не беспокоиться. Так что еще мне сказать им?

— Скажите, что березовая кора — тоже хорошее средство. Многие дети страдают экземой. Кора поможет им, так как очищает кровь. И мама всегда говорила, что настой березовой коры очень полезен для пожилых людей.

Граф перевел слова Весты и, не обращая внимания на новые вопросы, повел ее к выходу из пещеры.

— Нам должны завязать глаза, — сказал он. — Так что прощайтесь.

Веста протянула руку жене главаря, сына которой спасла от удушья. Но, к великому смущению девушки, женщина снова опустилась на колени и поцеловала ей руку.

За ней последовали другие женщины. Наконец граф завязал ей глаза своим шейным платком и, подхватив на руки, посадил на лошадь.

Затем Веста поняла, что графу тоже завязывают глаза. Их лошадей повели вперед, под прощальные крики главаря и его общины.

Неожиданно раздался женский вой.

— Они говорят, что никогда больше не увидят вас, — перевел граф.

— Скажите, что я вернусь к ним. Или они пусть придут ко мне. Я не забуду их.

— Вы уверены, что хотите, чтобы я это сказал?

— Абсолютно.

И граф перевел ее слова. Вой сменился воплями восторга. И хотя ей не видно было женщин, она знала, что ей машут вслед.

Голоса их доносились до Весты, пока они не отъехали подальше от пещеры.

Веста снова знала, что граф едет впереди, а ей остается только следовать за ним.

Однако, если вчера они ехали в полной тишине, то теперь мужчины переговаривались друг с другом, шутили, и граф смеялся и шутил вместе с ними.

Иногда он подолгу говорил что-то разбойникам, и они молча, с уважением слушали его.

Они проехали по прямой дороге, затем спустились по склону холма.

Наконец разбойники остановили коней.

— Здесь они оставят нас, — сказал граф. — Вы можете снять платок с глаз.

Веста повиновалась и, привыкнув к свету, увидела, что они стоят на тропинке посреди леса, похожей на ту, с которой их увели вчера.

Граф достал из седельного мешка немного денег и передал их предводителю отряда.

Тот попытался отказаться, но граф настаивал. Веста подумала, что он, наверное, говорит, что это для женщин и детей.

Все по очереди пожали графу руку.

— Они хотят воздать вам должное за то, что вы сделали для них и их семей, — сказал граф Весте. — Сидите спокойно — они не станут прикладываться к вашей руке.

Веста удивленно смотрела на мужчин. Все по очереди вставали на одно колено перед ее лошадью и целовали край платья девушки.

Они подходили один за другим с опущенными головами. Последним подошел брат предводителя, глядевший на Весту все теми же наглыми глазами, в которых явно читалось желание.

Но он тоже опустился на колени и поцеловал край ее юбки, а затем разбойники помахали им на прощание и словно растворились среди деревьев — через несколько секунд их уже не было видно.

Веста поглядела им вслед и спросила графа:

— Почему они целовали подол моего платья?

— Они канонизировали вас. На их глазах вы совершили два чуда подряд, и теперь эти люди считают вас святой.

— Они не должны так думать обо мне, — пробормотала Веста. — Я… недостаточно хороша.

— Одна женщина сказала мне как-то:» Это ангел, посланный богом «. Именно так вы выглядели в пещере.

Веста вопросительно поглядела на графа. Должно быть, он снова дразнит ее. Но взгляд графа был серьезным и искренним. Он тяжело вздохнул.

— Я бывал в своей жизни во многих опасных ситуациях, — сказал он. — Но ни одна из них не могла сравниться с тем, что нам пришлось пережить вчера. И я должен еще раз поблагодарить вас за свое спасение. Понимаете ли вы, мисс, что спасли жизнь нам обоим?

— Сегодня утром вы не были уверены, что нас отпустят? — спросила Веста.

— Я надеялся. У этих людей своеобразные принципы, но они придерживаются их. В то же время разбойники, как вы успели заметить, народ непредсказуемый. И раз уж нам так повезло, давайте поскорее выбираться отсюда, — добавил он с улыбкой.

Граф пришпорил коня, и они поехали чуть быстрее, чем накануне.

Вскоре деревья стали реже, и теперь перед ними открывался время от времени захватывающе красивый вид на долину. Весте даже показалось, что она уже различает вдали крыши Диласа.

После нескольких часов пути граф остановил коня, чтобы оглядеться, и сказал:

— Из-за разбойников мы сбились с пути, и не думаю, что сумеем добраться до Диласа сегодня.

— Нам есть где остановиться? — Вестой понемногу овладевали дурные предчувствия.

— Да, есть… — начал граф.

Но не успел он договорить, как Веста, смотревшая вниз в долину, воскликнула:

— Смотрите, там, в долине, люди.

Белая лента дороги вилась внизу, среди холмов и по склонам гор, и на ней хорошо видны были всадники, а на поле у дороги — пешие мужчины.

Граф молча смотрел вниз.

— Это солдаты? — спросила Веста, заметив, что они несут что-то, поблескивающее в лучах солнца.

— Не знаю, — сказал граф. — Но нам лучше не рисковать.

Он поехал вперед, не говоря более ни слова. Веста двинулась за ним.» Какие еще опасные приключения ждут нас?«— пыталась угадать девушка.

Очень скоро они выехали на затерянное в горах плато, где их наверняка не было видно, и стали подниматься вверх сквозь низкий кустарник.

Совершенно неожиданно для Весты они оказались вдруг на вершине и стали спускаться вниз.

Кругом росли серебристые ели, можжевельник, кустики земляники.

Они шли вниз, отклоняясь немного к западу, пока не увидели небольшой водопад, бьющий прямо из скалы. Вода падала на камни, рассыпая вокруг серебристые брызги.

Здесь росли огромные кусты диких роз, плющ, ракитник, азалии, рододендроны и масса других кустарников, названия которых Веста не знала. Девушка подъехала вслед за графом к небольшой поляне, напоминавшей альпийское плато.

Никогда в жизни Веста не видела таких великолепных, таких захватывающе красивых цветов!

Рядом с плато вода образовала небольшое озерцо и, переливаясь через край, низвергалась вниз новым водопадом.

Граф остановил коня и подождал, пока Веста поравняется с ним.

— Мне пришло в голову, что я сумею обеспечить нам ленч, — сказал он.

— Каким образом? — удивилась Веста.

Говоря это, она поняла, что голодна. На завтрак они ели только хлеб с сыром. Она заставила себя запить эту еду козьим молоком, стараясь не думать о том, какой грязной была чашка, куда его налили.

— Я пытаюсь вспомнить, как мы ловили рыбу, когда я был мальчишкой. Мы останавливались в этих горах лагерем, и если я еще не утратил навыков, вскоре мы полакомимся свежей форелью.

— Вы действительно сможете ее поймать?!

— Не хочу, чтобы вы видели мою неудачу, — сказал граф. — Поэтому предлагаю вам оставить здесь свою лошадь и спуститься немного вниз. Не уходите далеко и не забывайте о змеях. Но вам, может быть, удастся найти лимоны или апельсины, которые могли бы улучшить вкус нашей пищи.

— О, да! — восхищенно воскликнула Веста. — И там наверняка будет земляника. Я могу собрать ее в свою шляпу.

Говоря это, девушка спешилась и, сняв висевшую за спиной шляпу, взяла ее как корзину.

Было уже жарко, поэтому Веста сняла и жакет и бросила его на траву среди цветов.

— Вы придете, если я позову? Ведь мне снова может попасться змея!

— Я буду прислушиваться, — заверил ее граф. Граф тоже снял сюртук и закатал рукава. Он так и не повязал на шею платок, которым были завязаны глаза Весты.

Словно прочитав мысли девушки, граф спросил с улыбкой — Надеюсь, вы простите мне неподобающий туалет? Веста вспыхнула.

— Да, конечно, — смущенно ответила она — Я не хочу, чтобы вы считали меня чересчур придирчивой, особенно после того, как вы были так добры и одолжили мне свой шейный платок в качестве повязки для глаз. Я не перенесла бы, если бы на его месте оказались те мерзкие лохмотья, что носят эти люди. — Помолчав, девушка добавила:

— Если я показалась вам чересчур чопорной при нашей первой встрече, то это лишь потому, что мне никогда не приходилось видеть джентльмена… с открытым воротом.

Граф улыбнулся.

— Вы еще очень молоды, но в вашей маленькой золотистой головке уже столько ума!

Он сказал это так ласково, что Веста удивленно посмотрела на него, а затем смущенно потупила взгляд и, повернувшись, убежала прочь.

Она довольно быстро обнаружила лимонное дерево.

Наверное, граф хотел приготовить рыбу с лимоном, и четырех плодов будет вполне достаточно.

Она собиралась оставить в шляпе место для земляники, но, к сожалению, ее нигде не было видно.

Эта равнина была более тенистой, чем та, где они проезжали вчера, и, видимо, земляника здесь уже отцвела.

Зато кругом было много спелых апельсинов и малины, которой Веста быстро наполнила шляпу. А лимоны и апельсины пришлось нести в руках.

Змей тоже нигде не было видно, и среди всего этого великолепия цветущей природы Весте показалось, что она гуляет по райскому саду.

— Как чудесно было бы остаться здесь навсегда, — произнесла она вслух.

Тогда не надо было бы бояться Диласа, встречи с принцем, необходимости не уронить чести и достоинства члена королевской фамилии. От одной мысли об этом ей становилось не по себе с тех пор, как Веста узнала, что ей предстоит стать принцессой. Тогда она сказала себе, что все это глупости. Надо было верить в то, что в новой жизни ее ждет счастье.

Вернувшись на плато. Веста увидела, что граф уже разжег костер. Он горел очень ярко, и сначала Веста подумала, что невыносимо будет находиться рядом с таким жаром, но тут заметила, что граф предусмотрительно развел костер таким образом, что весь дым и жар шли в одну сторону, а с другой можно было спокойно сидеть.

Когда Веста подошла к костру, граф поднял голову и улыбнулся.

— Так как — удача улыбнулась вам? — спросила Веста. Он указал на берег озера, где лежали шесть серебристых форелей.

— Так вы поймали их! — восторженно воскликнула девушка. — Какой вы ловкий!

— Я схватил их, — поправил граф. — Так говорят в этих местах опытные рыболовы. — Он прочитал в глазах девушки восхищение и поспешил добавить:

— Говоря по правде, это было очень легко. Здесь бывало так мало людей, что рыба совершенно не пугается.

Веста поглядела на озерцо. В серебристой водной глади резвилось бессчетное количество голубой озерной форели. Сложив фрукты на землю, она спросила:

— Как вы собираетесь ее приготовить?

— Я пытаюсь вспомнить, как мы делали это раньше. Вы с вашим знанием растений, наверное, сможете найти мне в лесу дикий анис.

— Конечно, — ответила Веста. — Его здесь полно, — она указала на растения с плоскими желтыми головками, растущие среди кустов. — Но мне нужен ваш нож, чтобы срезать их — стебли аниса довольно жесткие.

— Я срежу сам, — сказал граф. — Только покажите, что именно, чтобы я не ошибся.

Они набрали листьев аниса, обернули ими рыбу, и Веста сказала, улыбнувшись:

— Анис обещает тем, кто его ест, долгую жизнь, силу и мужество.

— А какие травы обещают любовь?

— Я их не знаю, — быстро ответила Веста.

— Думаю, знаете. — Граф заметил, как щеки девушки залил яркий румянец.

— В Англии сельские жители верят в дамский башмачок и дамский локон, — произнесла наконец Веста, видя, что граф ждет ее ответа. — Это дикие орхидеи. Про все орхидеи говорят, что их… используют в любовных зельях.

— Уверен, что нам они не понадобятся, — тихо произнес граф.

» Интересно, что он имеет в виду «, — подумала Веста.

В середине пламени уже тлели седые угли, и граф положил на них рыбу Они поспорили немного, сколько должна готовиться форель. Когда приступили к трапезе, Веста вынуждена была признать правоту графа.

Кожица легко отделялась, а мякоть пропеклась до кости. Рыба была очень горячей, и они, смеясь, дули на пальцы. Затем выдавливали на кусочки лимонный сок, прежде чем отправить их в рот, и казалось, что на свете не может быть ничего вкуснее.

— Никогда не ела ничего подобного, — призналась Веста. — Вы готовите куда лучше меня!

— Думаю, дело в том, что мы оба очень голодны, — улыбнулся граф. — Прошло слишком много времени с тех пор, как мы последний раз ели что-либо съедобное.

— Не напоминайте мне про козлиное мясо, — Весту передернуло. — Оно выглядело так ужасно, что я почувствовала себя каннибалом, хотя даже не прикоснулась к нему. — Девушка рассмеялась. — Уверена, что бедные псы мучились всю ночь от несварения желудка.

— Нам повезло, что они оказались рядом, — заметил граф. — Разбойники сочли бы за оскорбление, если бы мы отказались откушать мяса животного, зарезанного в нашу честь.

Веста разложила перед ним апельсины и малину.

— Земляника здесь уже отцвела, — сказала она. — Но лично я предпочитаю малину.

— И я тоже, — ответил граф.

— Ну разве можно представить себе более роскошный пикник! — воскликнула Веста, когда они доели десерт. — Или более великолепный пейзаж.

Она огляделась вокруг, затем посмотрела на свои руки и сказала;

— Я должна помыть их в пруду. Вообще-то мне стоило сделать это до ленча.

Подойдя к пруду. Веста встала на колени и по локоть погрузила руки в ледяную воду. Вода была такой чистой! Веста пожалела, что не может раздеться и выкупаться.

Набрав воды в ладони, она плеснула ее себе в лицо.

И только ослепнув от брызг, вспомнила, что платок ее остался в жакете.

— Пожалуйста, — крикнула она графу, — принесите мой платок. Он в кармане жакета.

— Сейчас достану, — ответил граф.

Веста снова плеснула себе в лицо, а потом, услышав шаги подошедшего графа, протянула руку за платком.

Глаза девушки были закрыты, а в лучах солнечного света всеми цветами радуги на ресницах переливались капельки воды.

Она почувствовала, как граф опустился рядом с ней на колени и начал вытирать платком ее лицо.

— Спасибо, — сказала Веста, поднимая руку, чтобы взять платок.

Но граф вдруг заключил ее в объятия, и прежде чем Веста успела опомниться, губы его нашли ее губы.

На секунду она замерла в изумлении.

Потом попыталась вырваться. Но тут все ее тело охватила вдруг такая сладкая, блаженная истома, что Веста была уже не в силах пошевелиться.

Она только чувствовала то, чего не чувствовала никогда раньше, все тело ее трепетало от нахлынувших незнакомых эмоций.

Руки графа сжимали ее так крепко, что Веста едва могла дышать. Губы его властно завладели губами девушки, и по телу ее проходила одна горячая волна за другой, пока Веста не перестала быть собой и не почувствовала себя частью обнимавшего ее мужчины.

Ей казалось, что он вынул из ее груди сердце. Все прекрасное и совершенное слилось неожиданно в этом чувстве, которое пробудил в ней граф.

Она не знала, как долго сжимал он ее, в своих объятиях, но когда граф поднял наконец голову. Веста взглянула ему в лицо, вновь и вновь понимая, что ее воля ей больше не подчиняется.

— Господи, как я люблю вас! — хрипло, по-катонийски произнес граф дрожащим голосом.

А через мгновение он уже целовал ее снова — медленно и в то же время требовательно, так что Веста содрогалась от страсти, которую олицетворял этот поцелуй.

Пламя разгоралось в ее груди, зажженное огнем, пылавшим в сердце графа.

И в тот момент, когда Весте показалось, что они достигли горных вершин и вот-вот вознесутся на небеса, граф снова поднял голову.

Тихо вскрикнув. Веста сделала над собой нечеловеческое усилие и высвободилась из его объятий.

Она отошла на несколько шагов и опустилась среди цветов, дрожа всем телом и прижимая руки к груди.

Полными изумления глазами она посмотрела на графа и произнесла еще дрожащими от его поцелуев губами:

— Как… вы… — могли?

— Я люблю вас, — хрипло ответил граф, не сводя глаз с девушки.

— Это… не правильно, — попыталась возразить она. Но тут рука ее непроизвольно коснулась губ, и Веста пробормотала, словно разговаривая сама с собой:

— Я и не думала, что поцелуй может быть… таким!

— Поцелуй может быть таким, только если двое по-настоящему любят друг друга, — сказал граф.

— Но мы… не можем. Мы не должны.

— Почему же нет? — спросил граф. — Я ведь мужчина.

И ни один мужчина, моя дорогая красавица, не смог бы пробыть с вами рядом два дня и не полюбить вас.

— Я… не понимаю. — Веста была в отчаянии.

— Неужели это так трудно понять? — не поверил граф. — Вы — самая красивая женщина, которую я встречал в своей жизни, еще вы самая умная, самая храбрая и самая добрая. Трудно ожидать большего от такой малышки.

— Вы не должны так говорить, — всхлипнула Веста. — Это не правильно, не правильно.

— Разве любовь может быть не права?

— Я… ничего… не знаю… о любви.

— Зато я знаю, — заверил ее граф. — Настоящая любовь приходит лишь раз в жизни. Любовь, которая становится всем, о чем мужчина и женщина молятся и мечтают и на что надеются всю свою жизнь. — Увидев, как вздрогнула Веста, граф тихо добавил:

— И именно этой любовью я полюбил вас.

— Я не должна вас слушать, мне лучше уйти, — бормотала Веста.

Но она не двинулась с места, и через несколько секунд граф произнес:

— Когда вы лежали вчера ночью в моих объятиях, я понял: вы — все, о чем я мечтал, все, чего я просил у бога — Я не должна была вести себя так. Но там были крысы!

— Если бы не было крыс, было бы что-нибудь еще, — ответил граф. — Я верю, что мы созданы друг для друга и мы нашли бы друг друга, какие бы барьеры и препятствия нас ни разделяли.

Веста закрыла глаза ладонями.

— Я не должна слушать, — сказала она. — Вы же знаете, что я замужем.

— За человеком, которого ни разу не видели.

— Это не повод, — возразила Веста. — Я официально вступила с ним в брак. Вы не должны говорить со мной так. Зачем, ну зачем вы поцеловали меня?

— Я поцеловал вас, потому что ничего не мог с собой поделать, — признался граф. — Но когда мои губы коснулись ваших, я почувствовал, как вы отвечаете на мой поцелуй. И вам был приятен этот поцелуй, моя драгоценная. Не лгите же, признайтесь, что и вы любите меня.

— Я., не могу… не должна.

Это был крик испуганного ребенка. Граф посмотрел на нее долгим взглядом, затем тихо произнес:

— Слишком поздно. Ваши губы, сердце моего сердца, рассказали мне о вашей любви.

Глава 6

— Нет! Нет! — заплакала Веста.

Но, произнося это, в глубине души она знала, что граф прав.

Она действительно любила его! Веста сама не заметила, как ненависть ее переросла в любовь.

Сначала она по-настоящему ненавидела графа за то, что он был таким высокомерным и властным, таким агрессивным. Она ненавидела его, но с самого начала к ненависти примешивалось восхищение этим умным, мужественным человеком.

Граф волновал ее, и Веста ощущала его близость каждую секунду, что они были вместе.

Когда они ехали по лесу, Веста старалась погрузиться в свои мечты, но и в эти моменты она чувствовала присутствие графа, он словно отвлекал ее от мыслей о светлом будущем.

» А теперь я полюбила его «, — в отчаянии думала девушка.

Она вдруг поняла, что ненависть ее окончательно превратилась в любовь в тот момент, когда в грязной гостинице она видела сон про графа, а проснувшись, обнаружила, что он смотрит на нее с лавки по другую сторону очага.

Сон ее был таким живым, таким реальным Она падала с края скалы, охваченная душераздирающим страхом, который испытывала всякий раз при одной только мысли о высоте.

Веста кричала о помощи, но вокруг никого не было. Тут в небе неожиданно появился орел и кинулся на помощь девушке.

Она почувствовала, как обнимают ее сильные крылья, и поняла, что она в безопасности, что ей не грозит больше гибель. Вздохнув с облегчением. Веста увидела, что спасший ее от смерти орел — не кто иной, как граф.

Сон этот подарил ей чувство безопасности и комфорта. И он же стал причиной рождения другого чувства, о котором Веста не подозревала до сегодняшнего дня.

Это была любовь, думала она — ведь именно любовь побудила Весту довериться графу, чтобы он убил ее, но не оставлял на милость разбойников.

Странно, но, зная, что граф вот-вот пронзит ножом ее грудь, она не испытывала страха.

Потом она внушила себе, что ничего не чувствовала, потому что онемела от страха, но теперь Веста знала, что любила графа, и поэтому готова была умереть от его руки, зная, что он не подведет ее.

» Я люблю его «, — повторяла себе Веста, зная, что только в объятиях любимого мужчины могла пролежать всю ночь, не испытывая ни страха, ни стыда.

Как можно было быть такой слепой, такой глупой, как можно было не заметить настоящего чувства, поселившегося в ее сердце?

Но тут Веста вспомнила церемонию, состоявшуюся в Лондоне в доме номер десять по Даунинг-стрит в присутствии ее отца и виконта Кестлери в качестве свидетелей, а также премьер-министра Катонии, который женился на ней по доверенности вместо своего монарха. За несколько коротких минут Веста стала женой человека, которого никогда не видела.

» Я ведь замужем за принцем Александром «, — напомнила себе Веста.

Разве могла она даже представить себе, что влюбится в другого мужчину, да еще в графа, которого знала всего два дня?

Веста перевела дыхание, все еще прижимая руку к груди, и тут поняла, что граф неотрывно смотрит на нее.

В его темных глазах горел огонь. Веста отвела взгляд и посмотрела на водопад.

Она показалась графу неземным удивительным существом. Солнце превратило волосы Весты в золотой ореол, цветы словно обрамляли ее гирляндой, изящная белая шея казалась еще прекраснее на фоне тонкого муслина блузки.

— Вы так красивы! — хрипло произнес граф. — Я и не думал, что на свете существует столь совершенная красота!

Веста ничего не ответила, и, помолчав немного, граф продолжал:

— Знаете, что бы я хотел сделать? Веста покачала головой, не в силах произнести ни слова.

— Я хотел бы увезти вас в пещеру, в горах, где мы были бы одни. И там я сумел бы убедить вас признаться, что и вы любите меня. Я целовал бы вас, мучил, даже пытал, пока не понял бы, что вы действительно моя — ведь вы всегда были предназначены мне, — голос его дрожал. — Я овладел бы не только вашими сладкими губами и вашим желанным телом, но и вашими мыслями, чувствами, каждым вашим дыханием. Я хочу владеть всем вашим существом, Веста, я хочу быть с вами всегда.

От его слов по телу Весты снова пробежала дрожь. Увидев, что дыхание девушки участилось, граф продолжал:

— Вы говорили, что ничего не знаете о любви. Позвольте же мне показать вам, что такое любовь — не к хладнокровному англичанину, который считает вульгарным любое проявление эмоций, а ко мне, к человеку, принадлежащему этой стране.

В голосе его снова слышались страстные нотки, которым Веста просто не могла сопротивляться, но она заставила себя не поднимать на него глаз.

— Любовь — настоящая любовь, какую испытываю к вам я, — продолжал граф, — это словно» по жар в лесу, всепоглощающий, сметающий все на своем пути, бурный и необузданный. Любовь — словно шторм на море, властный, готовый разрушить все, что не желает ему подчиниться. Любовь — это сила, подчиняющая и завоевывающая. Вот какова любовь. Веста. И разве может противиться ей такое маленькое слабое существо, как вы.

Веста по-прежнему ничего не отвечала, и граф продолжал изменившимся голосом, который стал теперь тихим и нежным:

— Но еще любовь — это солнечный свет, пение птиц, жужжание пчел, цветы у ваших ног. И это тоже любовь, моя дорогая. Потому что она — это часть нас, она вокруг нас, и внутри нас, и нет от нее спасения.

— Но мы не должны, — попыталась произнести Веста.

— Кто может остановить любовь? — возразил граф. — Только не слова, которые пробормотал над вами в Лондоне какой-то юридический чин, не подписи на кусочке бумаги. Даже государственные деятели всей Европы не могут помешать нам любить друг друга, здесь, сейчас.

Веста молчала.

— Посмотрите же на меня!

Девушка дрожала, но не поворачивала головы в его сторону.

— Посмотрите на меня. Веста! — почти угрожающе произнес граф.

Очень медленно Веста взглянула на него огромными, испуганными глазами.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Веста чувствовала, как какая-то странная сила словно толкает ее к графу. Сила эта была такой властной, что она ощущала ее почти физически.

Веста чувствовала, как дрожит ее тело, как тянется к графу все ее существо. Ей было страшно и хотелось спрятаться от бед в его объятиях.

С тихим вскриком Веста закрыла ладонями лицо.

— Я хочу вас, — произнес граф. — Вы моя, Веста.

— Нет, — пробормотала Веста сквозь сжатые пальцы. — Нет, нет!

Граф посмотрел на нее долгим взглядом, затем встал и отошел на пару шагов, остановившись у пруда, в котором он ловил форель.

Затем он произнес каким-то странным голосом:

— Так вот оно что! Корона значит для женщины куда больше, чем любовь. Вы любите меня, но вместо того, чтобы признаться в этом, хотите отправиться в Дилас и стать принцессой, и это для вас важнее всего остального. Что ж, надеюсь, ликующие крики толпы покажутся вам не хуже моих поцелуев!

В голосе его звучало столько злобы, что Весте показалось, будто ее ударили, и она даже поморщилась от боли. Затем произнесла заплетающимся языком, — Как вы… могли… подумать обо мне такое? Как могли поверить, что я вышла замуж за принца лишь для того, чтобы насладиться королевскими почестями?

— А что я, по-вашему, должен был подумать? — не оборачиваясь, спросил граф.

— Пожалуйста, — попросила Веста, — пожалуйста, позвольте мне объяснить вам!

— Что тут объяснять? — грубо ответил граф — Вы сделали свой выбор. Как вы сказали мне при нашей первой встрече — ваше место рядом с вашим мужем.

Веста встала и сделала шаг в его сторону. Лицо ее было бледным. Встав рядом с графом, она произнесла:

— Хотите знать, что заставило меня принять предложение принца Александра?

— Уверен, что вы позаботились о подходящем объяснении, — усмехнулся граф.

— Пожалуйста, выслушайте меня, — молила Веста.

— Если это доставит вам удовольствие, — угрюмо ответил граф.

— Не могли бы мы пересесть в тень, — попросила Веста. — Солнце печет очень жарко.

— Разумеется, — тоном светской любезности ответил граф. — И как это раньше не пришло мне в голову?

Веста внимательно вгляделась в его лицо.

Черты его словно окаменели — граф снова напоминал орла, безжалостного и неумолимого, чуждого людских забот.

Тихо вздохнув, Веста отошла в тень деревьев.

Камни были покрыты сухим мхом, и, присев, Веста постаралась расправить юбку.

Граф не стал садиться — он просто привалился к стволу соседнего дерева.

Веста чувствовала, что он намеренно держится от нее подальше и наверняка презирает ее. Она не решалась взглянуть ему в лицо, потому что боялась увидеть презрение в его глазах.

— Я уже говорила вам, — начала Веста, — что ничего не знаю о любви. И это правда. Но я всегда чувствовала, что в один прекрасный день встречу человека, которого смогу полюбить, и мы поженимся.

Веста произнесла это с некоторым сомнением и осеклась. Она чувствовала, что между ней и графом разверзлась пропасть.

Он даже не пытался понять ее. Граф словно отделял себя от нее, и Веста ощутила вдруг чудовищное одиночество.

— Пожалуйста, о пожалуйста, — взмолилась она. — Попытайтесь понять то, что я вам говорю! Это очень трудно, но я хочу, чтобы вы знали.

— Я слушаю, — сказал граф.

— Почему бы вам не присесть? — предложила она. — Вы такой высокий, и мне кажется, что вы очень далеко.

— Почему вам так кажется?

— Не знаю. Я просто поняла, что вы… покинули меня.

— И это заставило вас почувствовать неуверенность и одиночество?

— Вы ведь сами знаете, что это так.

Глаза его впились в лицо девушки. Затем он опустился у корней дерева.

У графа по-прежнему был несколько отстраненный вид, но теперь Веста почувствовала, что ей уже не так трудно продолжать.

— Я всегда хотела полюбить кого-нибудь. Сэлфонты — очень древний род. Уже в тринадцатом веке существовал граф Сэлфонт, а когда моему предку после сражения при Мальборо пожаловали герцогство, это стало следующей главой безупречной службы Сэлфонтов британской короне. — В голосе девушки звучала гордость. — Всем нам постарались привить чувство глубокой ответственности за нашу страну и ее людей.

— Я слышал о вашей семье, — сказал граф.

— Тогда вы поймете, — продолжала Веста. — Как важен был для отца наследник. Но у них с мамой родилось пять дочерей, прежде чем появился наконец Джеральд. Мама часто говорила мне: «Я молилась. Веста, я молилась день и ночь, чтобы бог помог мне подарить твоему отцу сына, которого он так хотел. При рождении каждого ребенка первое, о чем я спрашивала, было:» Кто это?«И акушерка отвечала:» Мне жаль, мадам, но это опять девочка «.

В горле Весты стоял ком.

Она любила свою мать, и ей всегда больно было думать, что сама она доставила родителям столько разочарований.

— Когда родился Джеральд, — продолжала она, — доктор сказал, что мама не должна больше рожать детей. Но им с папой так хотелось иметь второго сына на случай… если что-нибудь случится с первым. — Взглянув на графа. Веста увидела, что он больше не смотрит на нее так презрительно. — Но вместо второго мальчика родилась я! После этого доктора твердо заявили, что еще одна беременность убьет маму.

— Так вы были нежеланным ребенком! — удивился граф.

— Отец и мать всегда были добры ко мне. Но скоро я узнала, как сильно разочаровала их и как счастливы они были бы, если бы вместо меня родился мальчик. — Веста посмотрела на водопад, блестящий в лучах солнечного света. — Сознание этого окрасило все мои детские впечатления. Возможно, именно поэтому я предпочитала предаваться мечтам, хотя меня часто наказывали за это. Наверное, я боялась взглянуть в лицо реальности.

— Как и сейчас, — тихо вставил граф.

— А когда Джеральд погиб при Ватерлоо, — продолжала Веста, — я стала стыдиться того, что я — это я.

— Так он погиб при Ватерлоо?

— Я думала, это убьет папу. Мы очень долго не решались говорить о Джеральде в его присутствии. Потом он снова стал самим собой, но в душе его поселилась грусть.

— Но у герцога наверняка есть наследник? — спросил граф.

— Конечно. Сын его брата. Мы никогда не любили его, и иногда мне кажется, что отец просто ненавидит Руперта, и я вполне его понимаю.

Веста сделала паузу, словно размышляя, что сказать дальше.

— Вы, наверное, думаете, что я начала слишком Издалека, но мне хочется, чтобы вы поняли, почему я приехала в Катонию.

— Продолжайте же! — сказал граф.

— Когда папа сказал, что ваш принц просит моей руки, я была поражена. Я не могла поверить, что отец хочет, чтобы я приняла это предложение. Я ведь совсем не знала принца! Но папа объяснил, что королевские браки всегда заключаются подобным образом. И что предложение мне сделал скорее не сам принц, а его правительство.

— Это имело для вас значение?

— Конечно. И я сказала отцу, что не хочу выходить замуж по просьбе правительства за человека, которого никогда не видела и ничего о нем не знаю.

Говоря все это, Веста словно видела себя в библиотеке Сэлфонт-хаус. Она смотрела на деревья на Беркли-сквер и пыталась представить себе странную страну под названием Катония, люди которой хотят, чтобы она правила ими.» Катония и Британия всегда были дружественными государствами, — сказал ей отец. — И очень важно, чтобы все оставалось по-прежнему «. Говоря это, отец стоял спиной к камину, а Веста вдруг почувствовала, что по телу ее пробежала дрожь. Не потому, что в комнате было холодно, а потому, что в голосе отца звучала хорошо знакомая ей непреклонность. Герцог всегда был строг со своими дочерьми, но в то же время он не заставил ни одну из них выйти замуж за человека, который ей не нравился.

Когда к Гариет посватался маркиз де Северн и она сказала, что не вынесет этого замужества, отец не стал настаивать.

Хотя он и был разочарован, он позволил дочери выйти замуж за простого баронета, которого выбрало ее сердце.

» Мне жаль, папа, — сказала Веста. — И хотя я глубоко польщена предложением правительства Катонии, ответ, конечно же, будет «нет». «Почему» конечно же «?»— поинтересовался герцог. «Потому что я не хочу выходить замуж без любви, — ответила Веста. — Вы с мамой всегда были счастливы вместе, и сестры мои тоже счастливы. Кэролайн сказала мне недавно, что сейчас они с Робертом любят друг друга еще больше, чем когда только поженились». «Это разные вещи», — медленно произнес герцог. «Почему же, папа?»— «Потому что, выйдя замуж за принца Александра, ты окажешь услугу своей стране». Говоря это, герцог прошелся по комнате и остановился перед висящим над камином портретом. Это был портрет Джеральда в форме гвардейского гренадера. Любимый портретист принца-регента сумел уловить искорку в его глазах, улыбку на губах и юношеский энтузиазм, благодаря которому Джеральд вызывал симпатию у всех, кто его знал. «Я хотела бы сделать для Англии очень многое, — нервно произнесла Веста. — Но только не провести остаток жизни вдали от дома, в чужой стране, с человеком, которого я не знаю и который не знает меня». Наступила неловкая пауза, затем герцог тихо произнес:

«Джеральд отдал за Англию жизнь, Веста. И я прошу тебя сослужить службу своей стране, как ты сделала бы, если бы была мужчиной. Ты не можешь воевать за Англию, как Джеральд, но, выйдя замуж за принца, ты сможешь послужить стране, как это всегда делали Сэлфонты». Голос герцога был полон боли.

Веста снова осознала, как остро переживает он потерю сына. Она хотела было возразить что-то, все ее существо противилось подобной жертве, решению, идущему вразрез с ее принципами и чувствами.

Но, открыв рот, чтобы сказать отцу, что их брак с принцем все равно невозможен, что она сделает для страны все, что угодно, кроме этого. Веста вдруг увидела в глазах отца слезы.

Для детей всегда ужасно увидеть своих родителей плачущими. В этот момент они понимают вдруг, что родители их — не те неуязвимые взрослые, какими они привыкли их воспринимать, но живые существа, которые могут страдать.

Герцог не плакал, когда ему сообщили о смерти сына. Он словно окаменел, когда в семейном склепе устанавливали мемориальное надгробие Джеральда.

Он не плакал, когда Веллингтон лично рассказал ему о храбрости Джеральда, о том, как он снова и снова вел своих людей в атаку против французов, пока пуля не попала ему в сердце.

Но сейчас в глазах его стояли слезы.

— Папа плакал, — сказала Веста графу, — и я поняла, что мне ничего не остается, как принять предложение принца Катонии. — Смахнув слезу, она продолжала:

— Как могла я сказать отцу, что… боюсь? Как вы уже знаете, я боюсь многих вещей, но в тот момент я больше всего боялась причинить отцу боль.

Веста замолчала, глядя на графа умоляющими глазами. Ей так хотелось, чтобы он понял ее!

— Одно дело умереть на поле боя в пылу битвы, исполняя свой долг, — сказал граф. — В борьбе есть свое упоение, которое помогает мужчине без страха глядеть в лицо смерти. Но вы — это совсем другое.

Он поглядел на Весту и тихо произнес:

— И вы действительно готовы жить день за днем, месяц за месяцем, год за годом с человеком, который может вам не понравиться, может даже показаться отвратительным? — Увидев, как Веста стиснула руки, он продолжал:

— , Только англичане могли потребовать такой жестокой, негуманной жертвы от столь чувствительной девушки, как вы. Так же как они отправляют своих драгоценных наследников в школы-пансионы, где их бьют и морят голодом, так ваш отец, не сомневаясь, послал вас в чужую страну, о который вы ничего не знали, стать женой человека, которого вы никогда не видели.

— Лорд Кестлери сказал… что принц — очень умный молодой человек. И хороший спортсмен.

— Что еще вы успели узнать о нем? — спросил граф. Веста молчала.

— Мне кажется, вы слышали что-то еще. Расскажите же мне.

Но девушка ничего не говорила.

— Расскажите!

Это был почти приказ, и Веста с неохотой произнесла:

— Я не хотела слушать. Но когда мы были в море, капитан, премьер-министр и его помощник разговаривали как-то в салопе. А я как раз вешала в коридоре свой плащ. На палубе лил дождь.

— И что же вы услышали?

— Они говорили о принце и обо мне.

— Что говорили?

— Помощник премьер-министра сказал, что я слишком неопытна, чтобы справиться с тем, что ждет меня впереди.

— Премьер-министр согласился с ним? Веста снова молчала.

— Я хочу знать!

— Они говорили, — медленно произнесла Веста, — что принц увлечен кем-то другим.

— И это расстроило вас?

— Я не могла представить, что у него есть другая женщина. Может быть, поэтому они и считали меня неопытной.

— А вы думали, что, когда приедете в Катонию, принц будет ждать вас, вы влюбитесь друг в друга с первого взгляда и будете жить долго и счастливо. Я ведь прав?

— Я надеялась, что мы сможем стать друзьями.

— Друзьями? — переспросил граф. — Но стоит ли ожидать дружбы от брака?

— Я думала, что смогу помочь его высочеству управлять своими подданными. Поэтому в дороге я изучала историю Катонии, старалась повыспросить у премьер-министра и его помощника как можно больше о ее жителях.

— А вы спрашивали их о самом принце?

— Нет… нет!

— Почему же?

— Я стеснялась показаться несдержанной.

— Но ведь для вас важно было узнать это! А вы вместо этого создали в своем воображении образ принца, каким вам хотелось бы его видеть. Ваш принц — не живой человек, а часть ваших фантазий.

Веста глубоко вздохнула и спросила едва слышно:

— А что еще я могла сделать?

— Я знаю, что вы можете сделать сейчас — взглянуть в лицо реальности. Вы влюблены, моя маленькая Веста. Поцелуй разбудил спящую красавицу. Мой поцелуй.

— Но это не правильно.

— Вы сколько угодно можете считать это не правильным, но то, что вы собираетесь сделать, куда не правильнее. Неужели вы думаете, что сможете всю жизнь продолжать этот фарс, подчиняясь решению отца пожертвовать вами? Сможете ли вы искусно играть навязанную вам роль, не станете ли пародией на образцовую жену?

Веста смотрела на него широко открытыми глазами.

— Проснитесь же, любимая. Внутри вас уже пылает пламя. Пока оно еще не разгорелось в полную силу, но очень скоро превратится в пожар, от которого вам не убежать, — голос графа был хриплым от страсти. — Я научу вас любить, Веста, научу любить меня так, как я люблю вас. Я разбужу вас и заставлю увидеть любовь во всем ее великолепии. Я заставлю вас жить! Все, чего я прошу взамен — чтобы вы признались в своей любви ко мне.

— Но как я могу? Я пыталась объяснить вам, почему должна ехать к принцу. Я уже принадлежу ему.

— Вы принадлежите мне! — не сдавался граф. — Неужели вы можете представить себе хоть на секунду, что, целуя принца, будете испытывать то же, что со мной?

Он снова увидел, как по телу девушки пробежала легкая дрожь.

— Вас никогда не целовали раньше, а когда я сделал это, вы сказали, что не представляли, что поцелуй может быть таким. Я же ответил вам тогда и повторяю сейчас, что таких поцелуев не бывает у людей, которые не любят друг друга всем сердцем. Поцелуй может стать божественным чудом только для мужчины и женщины, предназначенных друг для друга. В другом же случае он может быть неприятным животным действием.

Веста снова задрожала и отвернулась, так что теперь граф видел только ее профиль. Изящный прямой нос и пухлые губы девушки выделялись в солнечном свете на фоне водопада.

— А ведь замужество предполагает не только поцелуи, — не унимался граф. — Вы очень молоды и невинны, дорогая моя. Вы хоть имеете представление, что происходит на самом деле, когда люди женятся и становятся, как называет это церковь, единой плотью?

— Я не уверена.

— Но вы, разумеется, знаете, что между ними происходит нечто очень интимное, очень личное. И это тоже может стать божественным вдохновением или же чем-то настолько низким и отвратительным, что вы испугаетесь, моя маленькая богиня, как никогда еще не пугались раньше.

— Но другие женщины выходят замуж без любви, — с сомнением произнесла Веста.

— Многие женщины делали это раньше и постоянно делают сейчас, — согласился граф. — О браках договариваются в Англии, во Франции, а зачастую и в Катонии. Но обычно это случается, когда женщина так молода, что еще не успела ни в кого влюбиться. — Он увидел, как затрепетали ресницы девушки. — И не знает, таким образом, чего ждать от брака. Но, поскольку все женщины одинаковы, каждая надеется, как надеялись вы, что принц ее мечты, кем бы он ни был на самом деле, разбудит ее поцелуем. Но с женщинами, уже познавшими любовь, все совсем по-другому. — Он взял в ладони руку Весты. Она почувствовала силу его пальцев, и по телу ее пробежала сладкая дрожь. Это было так неожиданно и так чудесно, что пальчики Весты непроизвольно сжали его руку, а в глазах мелькнул какой-то свет.

Посмотрев в лицо девушки, граф улыбнулся.

— Вас ведь приводят в восторг мои прикосновения. Вы возбуждены, потому что я рядом, потому что вы знаете, что я люблю вас, и не можете запретить себе отвечать на мою страсть.

Словно только сейчас вспомнив, о чем они спорили, Веста отвернулась. Но она не отпустила руку графа, и спустя несколько секунд он уже целовал по очереди каждый ее пальчик.

И снова Весту волнами захлестывало возбуждение. Она знала, что хочет, чтобы граф опять поцеловал ее, как не хотела еще ничего в своей жизни.

— Так кого же вы выберете? — спросил граф. — Выдуманного вами принца? Или же вы готовы проснуться, моя Спящая красавица, и воспринимать жизнь такой, какая она есть. Готовы ли вы жить по-настоящему и признать, что любите меня?

Голос графа словно завораживал девушку. Но вдруг он почувствовал, как напряглось все ее тело.

— Так каков же ваш ответ? — потребовал граф.

— В том разговоре на корабле, — сказала Веста, — капитан и премьер-министр упомянули мадам Зулейю, к которой, по их словам, привязан его высочество. Они назвали ее очень скверной женщиной. Если она скверная, почему бы мне не попытаться быть… хорошей?

Граф отпустил руку Весты.

— Мадам Зулейя действительно скверная женщина. И принц предоставил ей такую власть, что это привело страну к революции.

Глаза Весты удивленно расширились.

— Вы хотите сказать, что это ее вина?

— Это его вина, — уточнил граф. — Принц — слабый человек, он поставил свои пристрастия и желания превыше блага своей страны. И вы хотите остаться верной такому человеку! — Он продолжал довольно резким тоном. — Человеку, который намеренно в течение многих лет игнорировал нужды своих подданных, который закрывал глаза на то, что эта скверная женщина плела интриги против государства и против него самого.

— Но что же будет теперь? — спросила Веста.

— Если победят революционеры, нас наверняка попытаются» завоевать турки. Но я уверен, что этого можно избежать. Сейчас меня не очень волнует политика Катонии. Веста, но все же вы — ее часть.

— Как вы думаете, — спросила девушка, — принц откажется… покинуть мадам Зулейю?

— Думаю, что после всего случившегося у него не будет выбора. Но неужели вы сможете довериться этому человеку теперь, когда знаете о нем правду? Вот какой вопрос должны вы себе задать.

Он внимательно наблюдал за выражением лица Весты.

— Видите ли, дорогая моя богиня огня, ведь это не принц, а я пробудил вас ото сна. — Веста сделала протестующий жест, но граф продолжал:

— Сколько бы вы ни отрицали этого, я знаю, что, если снова сожму вас в объятиях, ваши губы тут же сольются с моими и вы снова окажетесь во власти чуда, которое мы познали вдвоем. Вы забудете весь мир только потому, что мы вместе.

От звуков его голоса Веста снова испытала прилив сладкой истомы. Ей трудно было дышать.

Она нагнула голову, чтобы граф не видел горящего в ее глазах желания, не понял, как сильно жаждет она его поцелуев.

— Мы еще не добрались до Диласа, — тихо сказал граф. — И нам не удастся сделать это сегодня. У вас есть двадцать четыре часа, моя дорогая, чтобы сделать свой выбор.

— Выбор? — переспросила Веста.

— Признать, что вы принадлежите мне, как назначено богом, или же решиться принести свою бессмысленную жертву и отправиться к воображаемому принцу, чтобы стать воображаемой принцессой.

Веста не двигалась и ничего не отвечала.

— Господи, как я хочу вас! — воскликнул граф. — Я никогда еще не хотел так ни одну женщину. Я люблю вас, Веста. Вы забрали мою душу и сердце, и теперь они принадлежат вам. — Он глубоко вздохнул. — Можете отправляться в Дилас помогать слабому принцу сохранить его рушащийся режим, стараясь угодить придирчивой толпе. Но если вы сделаете это — я погиб!

Веста быстро подняла голову и вопросительно посмотрела на графа.

— Я действительно погиб, — продолжал граф. — Когда мужчина любит женщину, как я люблю вас, для него не существует ничего, кроме этой любви. Если я не смогу быть с вами, если вы покинете меня, я стану лишь бледной тенью того человека, которого вы видите перед собой сейчас. Я люблю вас, я восхищаюсь вами, я не могу без вас жить!

Прежде чем Веста успела ответить, граф вскочил на ноги и помог ей подняться.

— Мы должны ехать, — сказал он. — У вас есть двадцать четыре, часа, чтобы признаться, что вы любите меня. Если я проиграю и вы отправитесь в Дилас к принцу, трудно даже описать ту безнадежную тьму, в которой будет проходить с этого момента моя жизнь Веста стояла в тени деревьев, глядя на графа снизу вверх.

Если бы они были в Англии, Веста наверняка усомнилась бы, говорит ли граф правду, действительно ли испытывает к ней столь сильные чувства. Но сейчас не могло быть никаких сомнений в его искренности, достаточно было заглянуть ему в глаза.

Глядя на бледное испуганное личико девушки, граф тихо произнес.

— В вас воплотилась вся красота мира, вы — то, о чем я мечтал всю жизнь, чего просил у бога.

От его слов на глаза Весты навернулись слезы.

Внутри ее боролись столь противоречивые чувства, и ей так хотелось уткнуться лицом в плечо графа, что Веста повернулась и побежала прочь, не в силах больше вынести свалившегося на нее потрясения.

Она добежала до того места на другом конце плато, где паслись их кони, и тяжело привалилась к седлу своей лошади.

— Что мне делать? — шептала она. — О господи, научи меня, что же мне делать?

Глава 7

Веста слышала, как приближается граф, но даже не обернулась. Он подошел ближе и встал рядом.

— Я принес ваш жакет и шляпу. Повернитесь же!

Девушка медленно повиновалась.

Граф положил жакет на спину ее лошади, а широкополую шляпу надел на золотистые кудри Весты и завязал под подбородком ленты.

— Не хочу, чтобы солнце испортило вашу чудесную кожу, — прошептал он.

Взяв Весту за подбородок, граф поднял ее голову. Веста думала, что сейчас он опять поцелует ее, но вместо этого граф сказал:

— Вы так красивы! Так не правдоподобно, захватывающе красивы!

Глаза их встретились, и несколько секунд они не могли ни двигаться, ни говорить. Повинуясь какой-то тайной магии, они стояли, словно зачарованные, пристально вглядываясь в глаза друг друга.

Наконец граф убрал руку и хрипло произнес:

— Когда вы смотрите на меня так, я немедленно готов увезти вас в ту уединенную пещеру, о которой говорил, и тогда вам не придется решать — сейчас или никогда.

Он легко поднял девушку на руки и усадил в седло, затем вложил ей в руки вожжи и расправил ее юбку, словно она была маленькой девочкой.

— Я положу ваш жакет к себе, но если будет холодно, сразу скажите. Помните, воздух на снежных вершинах бывает обманчиво теплым для тех, кто не привык к нему.

От заботы и нежности, звучавшей в словах графа, у Весты снова защипало глаза.

Он пугал ее, когда говорил страстно и повелительно. Но когда граф был мягким и нежным, Веста чувствовала себя так, словно у нее вынимают из груди сердце. Она любила его любовью, которую невозможно было описать словами.

— Он так прекрасен, — прошептала Веста.

Граф ловко вскочил в седло и направил лошадь на узкую овечью тропу, поднимавшуюся вверх.

Было по-прежнему жарко, но по мере того, как они поднимались в горы, задул легкий ветерок, и Весте стало прохладней.

По-прежнему трудно было думать о чем-то, кроме ее любви к графу.

Он дал ей двадцать четыре часа, чтобы принять решение, и Весте казалось, что это куда труднее, чем снова проехать по краю отвесной скалы.

Разве может она оставить графа? Оставить человека, который пробудил чувства, дремавшие в глубине ее души, который заставил ее испытать ни с чем не сравнимый восторг?

Но, с другой стороны, она обязана исполнить свой долг, обещание, данное не только отцу, но и самому принцу в присутствии премьер-министра Катонии и виконта Кестлери.

Разве может она поступить бесчестно, нарушив слово, сбежать от ответственности?

— Если бы я могла посоветоваться с кем-нибудь, — вздохнула Веста.

Она печально смотрела на широкую спину едущего впереди графа.

Он часто оглядывался убедиться, что с девушкой все в порядке. Она видела улыбку на его губах и легко представляла себе огонь, горящий в его глазах.

— Неужели любовь может нагрянуть так внезапно и поглотить человека целиком? — спрашивала себя Веста.

Но тут не могло быть никаких сомнений. Любовь ее была сильной и страстной, и разве можно было сомневаться, что то же самое испытывает граф?

Веста с ужасом вспомнила то, что он сказал о мадам Зулейе и слабости характера принца.

Неужели принц действительно покровительствовал женщине, которая хотела разрушить его страну, чьи интриги привели к революции?

Наверное, это мадам Зулейя хотела отослать ее обратно в Англию.

Это она велела революционерам двигаться в сторону Йено, чтобы заставить Весту вернуться на том же корабле, на котором она прибыла, или убить ее, если отъезд окажется невозможным.

Веста глубоко вздохнула. Сколько опасностей таит в себе этот мир!

Как много ужасного случилось с ней с тех пор, как она прибыла в Катонию, трудно было поверить, что все это не было на сей раз плодом ее буйной фантазии.

Кто бы мог подумать, когда Веста отправлялась из Англии в сопровождении премьер-министра, взяв с собой платья лучших лондонских портных, что через два дня ей будет принадлежать лишь то, что на ней надето.

И вот она едет вслед за человеком, которого три дня назад еще не знала, но которого любит теперь всем сердцем. И ей ничего не надо от жизни, кроме возможности наслаждаться его объятиями.

Одной мысли о графе, одного взгляда на гордую посадку его головы и разворот широких плеч было достаточно, чтобы Весту вновь охватила сладкая дрожь.

Но тут Веста мысленно увидела перед собой лицо отца, похожего на сурового ангела мщения, который призывал ее вспомнить о долге, о том, что она должна послужить своей стране.

Веста знала, какую дорогу он велел бы ей выбрать, будь сейчас рядом.

Он сказал бы дочери, что она обязана сдержать обещание, данное принцу. И что бы она ни узнала об этом человеке, она должна быть с ним рядом в горе и радости.

Таковы слова брачной клятвы, которую они дадут друг другу, когда Веста доберется до Диласа и их обвенчают в соборе.

На секунду Веста представила себя стоящей перед алтарем в белом платье, которое они выбирали вместе с матерью.

— В Катонии тебя ожидают роскошные драгоценности, — говорила герцогиня. — Премьер-министр сказал, что тиара принцессы напоминает корону, и хотя мне хотелось бы послать тебя к алтарю в фате, в которой выходили замуж твои сестры, он сообщил мне, что в замке есть фата, в которой венчаются особы королевского рода.

Но Весте тогда трудно было думать о фате, драгоценностях и прочих подобных вещах.

Все мысли ее были о принце.

Интересно, найдет ли он ее красивой? Понравятся ли ему туалеты, которые Веста с матерью так тщательно выбирали у лучших лондонских портных? Есть ли у них общие интересы?

«А теперь, — подумала Веста, — платья и драгоценности не имеют для меня вовсе никакого значения».

Граф видел ее только в двух нарядах — муслиновом платье, в котором она сошла на берег, и в зеленом дорожном костюме, который был сейчас грязным и пыльным.

И все равно считал ее красивой!

«Не правдоподобно, захватывающе красивой», как сказал сам граф.

— Что же делать? Что же мне делать?

Слова эти вновь и вновь крутились у нее в голове под цокот лошадиных подков.

Веста понимала, что сердце ее ведет войну с разумом.

Разум говорил, что она должна поступить как велит честь, что она приехала в Катонию стать женой принца Александра, и ничего нельзя изменить.

Но сердце отчаянно билось и страдало. Она любила графа!

— Я люблю его! — сказала себе Веста и снова перед ее мысленным взором встало лицо отца.

Герцог будет стыдиться дочери, предавшей его и принца.«

Потом Веста подумала о матери. Один раз, несколько лет назад, она случайно слышала слова герцогини, обращенные к ее сестре Анжелине, которая должна была вскоре выйти замуж:

— Ты должна присматривать за своим мужем, Анжелина.

— Хьюго говорит, что это он будет присматривать за мной, — ответила на это сестра Весты.

Герцогиня улыбнулась.

— Мужчины всегда говорят так, когда влюблены, — сказала она. — Но когда вы поженитесь, ты быстро обнаружишь, что именно женщина должна защищать, поддерживать и вдохновлять своего мужа. Это наша работа.

— Но как могу я защитить Хьюго? — удивилась Анжелина.

— Ты будешь защищать его от бед и беспокойства, от переутомления, от проблем, связанных с детьми, от людей, которые ему докучают. — Герцогиня рассмеялась. — Если бы ты только знала, как часто мне приходилось защищать твоего отца! И конечно же, он понятия о том не имеет.

— Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь, мама, — ответила Анжелина. — Но как могу я» поддерживать» Хьюго?

Герцогиня взяла руку дочери в свою.

— Ты будешь поддерживать его, дитя мое, в тяжелые времена. Если это будут финансовые проблемы, надо будет дать ему понять, что они не имеют для тебя значения. Надо будет заставить его поверить, что вскоре дела пойдут лучше. А уж если по несчастливой случайности он потеряет кого-то из дорогих ему людей, именно к тебе он придет со своим горем, и только ты сможешь ему помочь.

Герцогиня замолчала, и Веста поняла, что мать ее думает о погибшем Джеральде.

Да, не могло быть сомнений, герцогиня поддержала своего мужа, когда он нуждался в этом. Сможет ли Веста сделать то же самое?

— И наконец, ты должна вдохновлять своего мужа, — продолжала герцогиня. — Мужчине необходимо вдохновение, которое может дать только женщина. Тогда они лезут из кожи вон, добиваются невозможного — не ради себя, а ради любимой. — Вздохнув, герцогиня продолжала:

— Это не всегда легко, Анжелина, иногда это даже очень трудно. Но если ты понимаешь свою задачу, если любишь человека, за которого вышла замуж, нет ничего трудного, ничего невозможного.

Анжелина слушала мать с широко открытыми глазами, а Веста подумала тогда, скажет ли она то же самое и ей, когда настанет ее время выйти замуж.

Но Весту мать напутствовала совсем другими словами.

— Ты должна помнить, милое дитя мое, что брак с иностранцем поставит тебя перед множеством трудностей, которых не было бы в браке с англичанином. Никогда не критикуй мужа даже про себя и помни, что сочувствие и взаимопонимание очень важны для счастливого брака.

Думая сейчас о ее словах. Веста спрашивала себя:

— Неужели я должна проявить сочувствие и понимание, когда речь идет об увлечении принца мадам Зулейей? Это было бы странно. Сможем ли мы с принцем когда-нибудь обсудить это откровенно?

Интересно, любил ли принц мадам Зулейю так, как она любит графа?

Если так, то брак их обречен на неудачу с самого начала.

Ведь оба они будут мечтать о другом, и тем невыносимее будет изображать на публике счастливую семейную пару. Обманывать людей, которыми они правят.

И тут у нее больно кольнуло сердце. Веста вспомнила слова графа: «Знаете ли вы, что происходит между мужчиной и женщиной после того, как они вступают в брак?»

Весту охватил страх перед неизвестностью Ведь граф сказал тогда, что для мужчины и женщины, предназначенных друг для друга, это может стать божественным чудом. В другом же случае интимные отношения сводятся к унизительным животным действиям.

«Это и будет животным актом, — подумала Веста, — потому что принц любит мадам Зулейю, а я — графа».

Как же могут они стать «единой плотью», если брак их диктуется лишь политической необходимостью и они не испытывают друг к другу ни симпатии, ни интереса.

— Почему, ну почему я не подумала об этом до того, как покинула Англию? — Но Веста знала ответ на этот вопрос: тогда она не была влюблена.

Кони поднимались все выше, и Веста поняла, что вскоре они пересекут перевал и окажутся на другой стороне гор, а оттуда уже близко до Диласа.

Там ее ждет принц, и теперь Веста вдруг поймала себя на том, что думает о нем уже не как о принце, а как о мужчине.

О мужчине, который будет целовать ее, потому что так велит ему долг. От которого она будет рожать детей, потому что это нужно для продолжения королевского рода.

— Я не смогу, не смогу этого вынести! — Веста чуть не закричала вслух.

Потом она вдруг вспомнила о разбойниках, встающих по очереди на одно колено и целующих подол ее платья. Они оказали ей эту честь, потому что Веста помогла им Стали бы они делать это, если бы узнали, что она вовсе не святая, что она хочет повернуться спиной к своему долгу и своим обязанностям?

— Если бы только кто-нибудь мог дать мне совет! Но она знала, что больше всего на свете ей хочется оказаться в объятиях графа, только там она чувствовала себя в безопасности… словно защищенная крыльями орла.

Поглядев вперед, Веста увидела, что они почти достигли вершины. Граф остановил коня и подождал, пока девушка поравняется с ним. Веста поторопила лошадь — ей хотелось поскорее услышать его голос.

— Устали, дорогая моя? — спросил граф.

— Немного, — призналась Веста.

— Тогда вы рады будете узнать, что на сегодня путешествие наше почти закончилось.

Удивленная, Веста проследила за направлением его взгляда.

Чуть ниже, слева, примерно в полумиле от них, она увидела дом, с трех сторон окруженный деревьями.

Дом был сложен из белого камня, а башенки и витые трубы на крыше придавали ему романтичный вид.

— Дом! — воскликнула Веста. — Но кто же в нем живет?

— Это один из охотничьих домиков его высочества, — ответил граф. — Принц или его придворные — вроде меня — останавливаются здесь, когда охотятся в этих местах. — Он предупредил следующий вопрос Весты, сообщив ей:

— До Диласа еще три часа пути. Я ведь сказал вам, что разбойники увели нас далеко от дороги.

Веста посмотрела на долину, словно надеясь увидеть очертания Диласа, затем снова перевела взгляд на дом.

— Мы можем остановиться там? — спросила она.

— Именно это я и собираюсь сделать. Честно говоря, когда я был здесь в марте, присматривающая за этим местом пожилая пара собиралась на покой. Но их должны были кем-нибудь заменить. Думаю, мы оба нуждаемся в ванне и какой-нибудь цивилизованной пище.

— А мне понравился наш ленч, — с улыбкой произнесла Веста.

— И мне тоже, — ответил граф.

По тону его голоса Веста поняла, что он думает вовсе не о форели, которую они ели, а о том моменте, когда поцеловал ее.

Она слегка покраснела.

Лошади начали спускаться с холма в направлении охотничьего домика.

Когда они подъехали поближе. Веста увидела, как он красив. Снаружи домик был опоясан верандой с каменной балюстрадой, чуть ниже начинался небольшой садик, посреди которого журчал фонтан.

Кругом росли разноцветные азалии, белые, красные и пурпурные розы.

Было так красиво, что Весте показалось, будто она стоит перед сказочным замком.

Повернувшись к графу, девушка воскликнула:

— Здесь так чудесно! Я очень хотела бы жить в домике вроде этого!

— Я ведь уже сказал вам, — ответил граф, — что этот дом принадлежит принцу.

При упоминании о принце по телу девушки пробежала дрожь, и домик вдруг потерял для нее свое очарование.

Вход находился позади дома, и они проехали по небольшой дорожке, прежде чем оказались перед дубовой дверью, окованной железом.

Крыльцо было украшено королевскими гербами. Веста посмотрела на них с некоторой неприязнью, а граф спешился, легко взбежал на крыльцо и потянул за цепь, висящую на двери.

Когда дверь открылась, на пороге возник пожилой человек в национальном костюме.

Веста слышала, как граф объяснил, кто они, и дверь тут же открылась шире. Оставив коней во дворе, граф и Веста вошли внутрь.

— Я пошлю грума позаботиться о лошадях, достопочтенный суверен, — сказал с уважением слуга.

— Они не убегут, — заверил его граф. — Но пусть их покормят как следует.

— Будет исполнено, достопочтенный суверен. Позади мужчины появилась женщина, видимо, его жена, а затем девочка лет пятнадцати.

Обе были одеты в национальные костюмы — черные бархатные жилеты поверх белых блузок и пышные красные юбки с белыми передниками, отделанными кружевами.

Обе поклонились Весте и графу, который объяснил, что они как можно скорее нуждаются в ванне, а потом не откажутся от сытного обеда.

Весте трудновато было понимать язык слуг, но их дружелюбные улыбки не оставляли сомнений в желании услужить как можно лучше.

Женщина отвела Весту Наверх, в симпатичную комнату с окнами на сад и сказала, что сейчас ей приготовят ванну.

В ожидании ванны Веста сняла шляпу и подошла к окну, чтобы полюбоваться садом и открывавшимся за ним видом на долину.

Недалеко находилось небольшое озеро, кругом были леса.

Веста отвернулась от окна и прилегла на кровать.

Она чувствовала усталость и в то же время какое-то приятное возбуждение. Причиной этого возбуждения была мысль о том, что она проведет еще одну ночь под одной крышей с графом.

Когда они уезжали от разбойников. Веста испытывала страх, что они доберутся до Диласа сегодня и наступит время расстаться. Когда граф сказал, что у нее есть еще двадцать четыре часа, чтобы принять решение, Весте стало немного легче. Значит, встреча с принцем откладывается.

«Мы будем наедине, мы сможем разговаривать», — с радостным возбуждением думала Веста. Она никогда еще не обедала наедине с мужчиной.

Прошлой ночью в гостинице они тоже были вдвоем, но трудно было считать настоящим обедом приготовленную ею трапезу. К тому же тогда она была слишком увлечена ненавистью к графу, чтобы понять, что для нее начинается новая жизнь.

Но сегодня они будут наедине в цивилизованной обстановке!

Затаив дыхание. Веста гадала — хотя и понимала, что это дурно, — поцелует ее граф или нет.

Закрыв глаза, она снова переживала тот момент у водопада, когда граф заключил ее в объятия и нашел губами ее губы.

«Я люблю его!»— прошептала Веста.

Когда через некоторое время служанка и ее дочь сообщили, что ванна готова. Весте стоило огромного труда очнуться от своих мыслей и встать.

Перед горящим камином стояла ванна, наполненная теплой водой. Рядом два ведра с холодной и теплой водой, чтобы развести ее по вкусу Весты.

Встав с кровати, девушка разделась, и тут женщина увидела, как измялась и запылилась юбка ее дорожного костюма.

— Я постираю вашу юбку, благородная госпожа, — сказала она. — Наверное, надо постирать все, что на вас надето — я слышала, вы проделали долгий тяжелый путь.

— Очень долгий, — кивнула Веста.

Как приятно было погрузиться в теплую, надушенную цветами воду! Большое полотенце, которым Веста вытерла свое тело, пахло лавандой. Девушке показалось на секунду, что она вернулась в Англию.

Герцогиня всегда настаивала на том, чтобы летом дочери собирали лаванду и раскладывали ее в маленькие пурпурные мешочки, которые перевязывали алыми лентами, чтобы отличить их от других, розовых, в которых хранили попурри из лепестков роз.

Приняв ванну, Веста объяснила, что хотела бы помыть голову. Девочка стала ей помогать, и ее мать исчезла, бормоча себе под нос, что пора позаботиться об обеде.

Волосы Весты сохли довольно долго, и только когда они рассыпались наконец по плечам, еще влажные, но уже пышные и сияющие, девушка поняла вдруг, что ей нечего надеть.

Служанка унесла ее одежду, и теперь Веста, к своему великому разочарованию, поняла, что ей просто не в чем обедать с графом.

— Не принесете ли вы мою одежду, — попросила она девочку.

Девочка присела в реверансе, затем вышла из комнаты. Веста продолжала сушить волосы, чувствуя, что уже проголодалась.

Девочка вернулась.

— Я поговорила с матерью, — сказала она. — Мать считает, что благородной госпоже просто невозможно надеть к обеду грязную и мятую одежду, которая нуждается в стирке. Она поговорила с достопочтенным сувереном и предлагает вам надеть вот это.

Девочка протянула Весте ночную рубашку из белого шелка и робу с широкими рукавами, вроде тех, что носят монахи.

Веста потрогала робу и с удивлением поняла, что она сделана из тончайшей белой шерсти, видимо, из шерсти специальной породы венгерской овцы, считавшейся большой редкостью во всем мире.

— В этом мне наверняка будет удобно, — улыбнулась Веста.

Девочка помогла ей надеть рубашку, затем шерстяную робу.

Веста завязала шнурок на поясе. Шерсть была такой тонкой, что одежда облегала ее изящное тело, подчеркивая небольшую грудь.

Однако платье было немного длинновато. И тут Веста с ужасом увидела, что девочка опускается перед ней на колени с ножницами в руках, явно собираясь отрезать подол.

— Не надо! — воскликнула она, но служанка сказала, что так велел достопочтенный суверен.

— Это почти кощунство, — пробормотала Веста. Но, поскольку так велел граф, ей ничего не оставалось, как позволить служанке обрезать робу.

— У меня же нет туфель, — вспомнила вдруг Веста, подумав о том, что неприлично спускаться к обеду босой.

Но в этот момент в комнату вошла мать девочки. Она улыбнулась, глядя на одетую в белые одежды Весту.

— Я принесла вам пару сандалий, благородная госпожа. Они не очень большие — я покупала их для своей младшей дочери, которой всего десять. Но маленькой ножке благородной госпожи они будут впору. Сандалии совсем новые — их еще не носили.

— Вы так добры! — воскликнула Веста. — Я с удовольствием их надену!

Это были простые сандалии из грубой кожи с ремешками вокруг щиколотки и на пальцах. Такие сандалии носили крестьяне Средиземноморья со времен Древней Греции.

Но эти сандалии были сделаны для ребенка, и Веста чувствовала себя в них очень удобно.

— Я должна что-то сделать со своими волосами, — забеспокоилась Веста, снова поворачиваясь к зеркалу над туалетным столиком.

— Они еще не высохли, благородная госпожа, — сказала младшая служанка.

Волосы действительно были немного влажными. Веста повязала их голубой лентой, став похожей на школьницу.

Подвернув длинные рукава робы. Веста не без некоторого стеснения спустилась вниз.

Теперь, когда у нее было время рассмотреть как следует обеденный зал, она увидела, что по его стенам развешаны оленьи рога разных размеров.

Над камином висела голова большого медведя, гостиную тоже украшали оленьи рога.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — эта комната принадлежит мужчине. Здесь были огромный камин и кожаный диван, но Весту интересовал сейчас только граф, стоявший рядом с камином.

Он тоже переоделся, и Веста вдруг поняла, что впервые видит его облаченным в элегантный костюм, подобающий джентльмену.

Белый шейный платок был повязан так же безукоризненно, как у лондонских денди. Вечерний сюртук из синего бархата и облегающие бледно-желтые панталоны тоже были скроены по последней моде.

Граф выглядел совсем другим, так что Веста даже немного смутилась из-за своего необычного вида.

Граф быстро пересек комнату, взял руки Весты и по очереди поднес их к губам.

— Итак, вы чувствуете себя лучше? — спросил он.

— Я… немного смущена, — ответила Веста. — Было так мило с вашей стороны прислать мне эту одежду, но…

— Вы выглядите потрясающе! — перебил граф. — Ведь вы именно это хотели от меня услышать? Никогда не видел вас с распущенными волосами. Они так великолепны!

— Вы смущаете меня еще больше, — запротестовала Веста. — Я так благодарна вам, что вы прислали мне эту чудесную робу, и мне очень жаль, что из-за меня ее пришлось испортить, подрезав подол.

— К сожалению, в охотничьих домиках редко гостят женщины. Но даже если бы я привез сюда парижского кутюрье, он вряд ли изобрел бы наряд, который был бы вам более к лицу.

Граф отошел к столику, стоявшему в углу комнаты, и налил Весте бокал вина.

— Это гораздо вкуснее того, что мы пили вчера вечером.

Веста пригубила золотистое вино и согласилась с ним. Граф смотрел на девушку, и выражение его глаз отчасти пугало Весту и одновременно приводило ее в восторг. Нервно поежившись, она еще раз оглядела комнату.

— Здесь так… уютно, — сказала она. — И все же это — пристанище холостяка.

— А вам есть, с чем сравнивать? — с улыбкой спросил граф.

— Просто, по моим представлениям, именно так отделал бы комнату мужчина, чтобы она соответствовала его вкусам.

— Да, это так, — сказал граф. — Я останавливался здесь много раз, но никогда рядом не было женщины, чтобы отвлечь меня от мыслей об охоте.

— А теперь здесь я, — сказала Веста. — Вы будете чувствовать в воздухе мое… отвлекающее влияние, когда приедете сюда снова?

— А вы уверены, что не приедете вместе со мной? — вопросом на вопрос ответил граф.

Веста отвела взгляд и посмотрела на огонь в камине. Ни один из них ни на секунду не мог забыть об ответственном решении, которое предстояло принять Весте.

Оно довлело над ними, словно дамоклов меч, заставляя Весту испытывать беспокойство и неуверенность, хотя в то же время она была вне себя от счастья из-за возможности побыть с графом наедине, снова поговорить с ним.

— Расскажите мне, — попросила она, — почему слуги называют вас «достопочтенный суверен». Я никогда раньше не слышала такого звания.

— Это по-венгерски. Означает высшую знатность рода. Жозеф, так зовут нашего слугу, и его жена рассказали мне, что раньше работали у одного знатного дворянина, который приехал в Катонию из Венгрии, как и многие дворяне этой страны.

— Я всегда мечтала познакомиться с венграми, — заявила Веста. — Я столько о них слышала!

— Что же именно вы слышали? — полюбопытствовал граф.

— Что они очень хорошие наездники, — ответила Веста, вспоминая рассказы помощника премьер-министра.

— А вам не говорили, что они замечательные любовники? — спросил граф.

Щеки девушки залились краской.

— Есть одна венгерская песня, — как ни в чем не бывало продолжал граф, — в которой поется, что наши мужчины страстны, галантны, мужественны, но они умеют быть нежными и внимательными с теми, кого любят.

Он говорил это таким тоном, что Веста сразу поняла: в жилах графа тоже течет венгерская кровь.

«И все, о чем поется в песне, можно отнести к нему», — подумала девушка.

Он был страстным и необузданным, но в то же время умел проявить нежность и мягкость, как, например, сегодня, когда завязал ленточки ее шляпы и посадил Весту на лошадь.

И еще вчера ночью, когда заключил ее в объятия, чтобы успокоить ее страхи, и Веста безмятежно проспала всю ночь на его плече.

Граф наблюдал за выражением ее лица.

— Я подхожу под это описание? — спросил он. Она посмотрела в глаза графу, и оба снова застыли, словно зачарованные. Граф вскочил на ноги.

— Я ведь говорил вам — не смотрите на меня так! Я пытаюсь вести себя как джентльмен, потому что мы наедине. Не» это так трудно, моя дорогая, что не стоит искушать меня дальше «.

— А если я буду продолжать? — тихо спросила Веста.

— Тогда я буду любить вас, как вы того заслуживаете, я сделаю вас своей, и после этого для нас уже не будет пути назад.

По тону его голоса Веста чувствовала, каких усилий стоит графу не утратить контроль. Если он не сможет совладать со своими чувствами, ничто не в силах будет его остановить.

Веста не решалась больше смотреть на графа и глядела на огонь, пока не вошел Жозеф, объявивший, что обед готов.

Тогда граф подошел к Весте и взял ее за руку.

— Мы оба голодны, — сказал он. — Поговорим о наших дальнейших планах после обеда, а сейчас давайте насладимся пищей, которую мы на этот раз не готовили сами, но которая наверняка будет более чем съедобна.

— Я так голодна, — призналась Веста, — что любая еда покажется мне сейчас амброзией.

— И это будет самая подходящая еда для моей богини, — улыбнулся граф. — Для моей маленькой соблазнительной богини, обедающей в обществе своего почитателя.

Они прошли в столовую.

Глава 8

Обед был очень вкусным, и Веста с удовольствием поглощала все, что перед ней ставили.

Вслед за золотистыми дынями подали форель, которую, как сказал Жозеф, выловили уже после их приезда в пруду около дома. Ее нежная розовая мякоть была приправлена кусочками миндального ореха.

Потом им подали цыплят, приготовленных с пряностями и овощами. Некоторые из них Веста никогда не пробовала.

Кебаб из ягненка, поджаренный на шпагах, Жозеф внес, как только снял с огня, а на десерт были персики в бренди со сливками.

— Никогда еще не была так голодна! — воскликнула Веста, когда граф накладывал ей вторую порцию персиков.

— Мы безусловно заслужили этот пир, — прокомментировал граф.

Он откинулся на спинку стула, а Жозеф, между тем, внес на блюде севрского фарфора фрукты и орехи.

— Понимаете ли вы, моя маленькая богиня огня, — сказал вдруг граф, — что я еще ни разу не слышал, как вы называете меня по имени.

Веста улыбнулась.

— Наверное, я просто боюсь произнести его не правильно. Вас наверняка зовут не Николае.

— Да уж, — согласился граф. — У моего имени греческие корни. Оно означает» победа ради людей «. Веста рассмеялась.

— Такое имя подошло бы для революционера.

— А я и есть революционер, когда дело касается вас. Потому что, как вы знаете, я твердо намерен изменить существующий порядок.

Веста поняла, что речь идет о ее положении жены принца.

— Меня воспитали в сознании, что революция и революционеры — это плохо, — ответила она.

— И так же вы думаете обо мне?

Весте хотелось избежать взгляда графа, но ему как-то удалось заставить ее посмотреть ему в глаза, и девушка снова почувствовала себя пленницей.

— Ответьте же мне! — потребовал граф.

— Нет, я не считаю вас плохим. Вы были… так добры ко мне.

Говоря это. Веста в который раз поразилась правдивости своих слов. С кем еще могла бы она спать рядом и обедать наедине, не испытывая ни страха, ни смущения? Девушке впервые пришло в голову, что, кроме тех явных опасностей, которые ей пришлось пережить, существовали еще и другие, скрытые.

— Вы доверяете мне? — спросил граф, словно прочитав ее мысли.

— Вы ведь знаете, что это так, — ответила девушка. Граф посмотрел на нее долгим взглядом, и Веста почувствовала, словно он читает ее душу.

— Я никогда не обижу вас, любовь моя. Ни в мыслях, ни словом, ни поступком.

Веста опустила глаза. Граф продолжал:

— Но я буду бороться, я буду соблазнять вас, уговаривать стать моей. И никогда не признаю поражения.

Голос его гулко разнесся по комнате, но вдруг граф заговорил тихо и нежно, и теперь от звуков его голоса у Весты сладко замирало сердце.

— Произнесите же мое имя! Произнесите так, чтобы оно звучало подобно тем нежным и сладким поцелуям, которыми мы не можем насладиться сейчас.

— М-миклош, — тихо произнесла Веста и действительно почувствовала, будто целует графа.

Жозеф налил ему коньяка.

За обедом Веста пила искристое белое вино, но когда Жозеф спросил ее, не хочет ли она попробовать один из сладких ликеров Катонии, покачала головой.

— Вам понравится, — заверил ее граф.

— Я не привыкла к спиртному, — призналась Веста.

— А я и не позволю вам выпить слишком много. В голосе его снова прозвучала забота, которую Веста уже замечала раньше.

Она опять была счастлива и спокойна. И в то же время она подумала, что граф — такой мужественный, такой властный, что вряд ли она сможет когда-нибудь защищать его, как советовала ей мать.

» Он нужен мне, — думала Веста. — Но зачем я нужна ему? Разве что, просто чтобы было кого любить «.

Она неожиданно почувствовала себя молодой и неопытной.

Одетый в костюм светского джентльмена, граф казался теперь совсем не тем мужчиной, который скакал без шейного платка и, закатав рукава рубашки, ловил форель у водопада.

С этим, новым графом Веста испытывала что-то вроде неуверенности в себе.

Она имела дело с сильным, опытным мужчиной, который уговаривал ее сделать то, что она считала не правильным.

Но кем станет она для него в будущем? Может быть, всего лишь игрушкой?

Граф был гораздо умнее и искушеннее ее, к тому же он был иностранцем. Возможно, она никогда не научится понимать его, несмотря на всю свою любовь.

» Женщина должна защищать, поддерживать и вдохновлять мужчину, которого она любит «.

Голос матери звучал в ушах Весты, и она почти с отчаянием думала, что не сможет ничего этого сделать для графа.

Они еще долго сидели за столом при свечах. Потом граф поднялся и, обняв Весту за талию, отвел ее в гостиную.

Пока они обедали, Жозеф задернул шторы и подбросил дров в камин.

Здесь тоже горели свечи, освещавшие картины и оленьи рога на стенах, а также стоящие на высоких столиках вазы с цветами.

Веста хотела присесть на диван, но граф сказал:

— Я хочу, чтобы мы вместе полюбовались на закат. Он очень красив с веранды. Я часто наблюдал его один и всегда мечтал, чтобы кто-нибудь был со мной рядом.

— Когда видишь что-нибудь красивое, всегда хочется поделиться этим, не правда ли? — заметила Веста.

— Это так, — кивнул граф. — А когда никого нет рядом в этот момент, испытываешь такое чудовищное одиночество!

Веста посмотрела на него широко открытыми глазами.

— Так с вами тоже бывало такое?

— Я думаю, мы многое воспринимаем одинаково. Он посмотрел в глаза девушки, и Весте показалось, что сейчас граф снова поцелует ее. Но он сказал, словно заставив себя произнести эти слова:

— Давайте же выйдем на террасу!

Граф отдернул одну из бархатных красных штор, и за ней обнаружилось французское окно-дверь.

Они вышли наружу. Веранда была выложена квадратными каменными плитами, между которыми пробивались белые и бордовые цветы.

Кругом росли пурпурные бугенвилеи, взбиравшиеся по перилам балюстрады рядом с разноцветными геранями.

Небо не уступало в красоте земному пейзажу.

Солнце садилось за снежные вершины, окрашивая их яркими красками, а выше уже сгущались сумерки.

Едва выйдя из дверей. Веста застыла.

— Как красиво! Я так рада, что любуюсь подобной красотой, стоя рядом с вами.

— Я тоже всегда думал о том, что однажды приеду сюда с любимой женщиной. Здесь было так пусто одному, но все же я всегда выходил после обеда на веранду, оставляя своих спутников наслаждаться за столом беседой.

Но какой бы интересной ни была тема, закат всегда притягивал меня.

— А теперь… я здесь… с вами.

Темные глаза графа пристально смотрели на чувственный контур ее губ, золотистые отблески солнца в глазах.

Почувствовав этот взгляд. Веста повернулась к графу лицом.

— Душа моя, жизнь моя, сердце мое, — в голосе его звучало столько страсти и нежности!

Вдруг послышался шум, и прежде чем они успели повернуть головы, над перилами балюстрады показалась голова какого-то мужчины, а затем и его мощный торс. Это был мужчина дикого вида с темными глазами фанатика.

Несколько секунд Веста и граф смотрели на него в изумлении. Затем человек закричал:

— Смерть аристократам!

И Веста увидела в его руке пистолет.

Он направил пистолет на графа, но Веста инстинктивно заслонила его собой.

Это безмерно удивило нападавшего. Он на секунду замешкался, и в это время из-за его спины прозвучал выстрел.

Мужчина упал ничком на плиты веранды, но, падая, он успел нажать на курок!

Пробив рукав Весты, пуля ударилась в окно.

Девушка стояла, не в силах дышать, не в силах пошевелиться, в ушах ее звучало эхо выстрелов Затем Веста почувствовала, как граф поднимает ее на руки и несет обратно в гостиную.

Она уткнулась лицом ему в грудь, охваченная ужасом, не понимая, что произошло.

Граф медленно опустил ее на кожаный диван. Рассмотрев дырку в рукаве робы, он с облегчением понял, что пуля не задела Весту. Тогда, не говоря ни слова, граф повернулся и вышел на веранду.

Веста лежала неподвижно там, где он оставил ее. Снаружи доносились голоса. Но Веста не понимала слов В ушах ее все еще звучали выстрелы.

Потом она начала дрожать, охваченная страхом. Ее знобило. Тепло, исходящее от камина, не согревало ее А затем на Весту накатила вдруг волна облегчения, когда она вспомнила, что спасла жизнь графу.

Если бы она не заслонила его собой, убийца не замешкался бы, и тогда выстрел сзади прозвучал бы слишком поздно.

Веста знала, что, если бы граф лежал сейчас, умирая, на веранде, ей тоже не захотелось бы жить.

Он говорил правду Любовь прекраснее и выше всего, что существует на свете. Настоящая, всепоглощающая любовь, против которой ничто не может устоять.

» Я останусь с ним, потому что нужна ему «, — твердо решила Веста.

Она думала, что граф слишком сильный, слишком властный и мужественный, чтобы она могла сделать для него хоть что-нибудь. И все же уже во второй раз спасла ему жизнь.

Веста улыбнулась, вспомнив, как они готовились принять смерть от рук разбойников.

» Даже мама поняла бы, что я защищала человека, которого люблю «, — думала девушка.

Теперь Веста уже не дрожала. Тепло очага постепенно согревало ее.

Голоса снаружи затихли. Интересно, что там делает граф и когда он вернется к ней?

Дверь-окно распахнулась, и граф вошел в комнату. Остановившись посередине, он внимательно посмотрел на Весту. Лицо его было бледным Затем он медленно, очень медленно, как показалось Весте, подошел к дивану.

— Как ты могла сделать такое? — тихо спросил граф. — Как ты могла рисковать своей жизнью, чтобы спасти мою? Голос его дрожал. Веста поглядела на графа снизу вверх.

— Потому что я люблю тебя!

Несколько секунд граф не мог вымолвить ни слова — Ты действительно сказала это? О, драгоценная моя, ты действительно любишь меня?

— Да, — прошептала Веста.

Граф тут же оказался на коленях, обнял девушку и положил голову ей на грудь.

Веста провела рукой по его густым черным волосам. Она испытывала странное, незнакомое ей чувство Это был ее мужчина, он принадлежал ей, и ему нужна была ее любовь, забота и защита.

Да, ей действительно хотелось заботиться о нем, поддерживать его, хотелось защитить любимого от всех невзгод, какие только могут встретиться на его пути. На секунду ей показалось, что граф — ее ребенок, а не ее возлюбленный.

Но тут он поднял голову и спросил срывающимся голосом:

— Ты действительно любишь меня так, чтобы отказаться ради меня от всего?

— Я знаю только, что теперь я уже не смогу без тебя жить, — ответила Веста.

— Клянусь перед лицом господа, что посвящу всю свою жизнь тому, чтобы служить тебе и сделать тебя счастливой.

Это была клятва верности, и когда через секунду губы графа коснулись губ Весты, она почувствовала в этом поцелуе нечто, чего не было раньше.

И в то же время Веста снова была охвачена тем же восторгом и страстью, что и при первом его поцелуе.

Но теперь между ними словно существовала некая связь и было что-то глубоко возвышенное в прикосновениях их губ, в их близости друг к другу.

Граф оторвался от Весты, и по выражению его лица она поняла, как глубоко он тронут всем происшедшим Теперь в душе его жила не только страсть, но что-то куда более глубокое и всеобъемлющее, окрасившее весь мир вокруг в новые краски.

Поднявшись с колен, граф присел на диван рядом с Вестой. Он развязал голубую ленту и распустил ее волосы, чтобы уткнуться в них лицом, а через минуту снова поцеловал ее.

— Я люблю тебя, — шептал граф. — Люблю так, что нет на свете слов, чтобы описать мои чувства.

— Я тоже люблю тебя, — ответила Веста. — Прежде чем ты вернулся, я подумала, не лучше ли тебе одному отправиться к принцу и попросить его освободить меня от обязательств перед ним.

— Но революция закончилась, — сказал граф. — Почему же ты хочешь, чтобы я ехал один?

Веста колебалась. Она видела, что граф ждет ответа Уткнувшись лицом в его сильное плечо, девушка медленно произнесла:

— Потому что его высочество может отказаться сделать так, как я прошу.

Веста почувствовала, как руки графа сжали ее еще крепче.

— И что же тогда?

Она понимала, что граф немного боится ее ответа.

— Я все равно буду с тобой, если ты этого захочешь.

— Ты действительно готова сделать это, любовь моя?

— Готова, — кивнула Веста — Потому что знаю, что без тебя стану, говоря твоими же словами, бледной тенью той, которую ты видишь сейчас Я верю, что бог создал нас друг для друга, и ты был прав — никакое государство в мире не может помешать нам быть вместе.

— Ты действительно сделаешь это для меня? — изумлению графа не было предела. — Оставишь все, что было так важно для тебя до сих пор? Свое положение в свете, уважение людей?

— Ничто на свете не имеет значения., кроме тебя. Если принц откажется освободить меня от данной клятвы, я должна… перестать существовать.

— Я не понимаю тебя.

— Все очень просто. Леди Весте Крессингтон придется… умереть по пути из Йено в Дилас. Ты напишешь моему отцу, что я погибла. Потому что я не могу причинить ему боль, а ему будет очень больно, если он узнает, что я живу с тобой… во грехе. — Сделав паузу. Веста продолжала, воодушевляясь все больше и больше:

— И люди Катонии тоже должны поверить, что я умерла Может быть, от руки революционеров. Ведь тот человек, который напал на тебя, вполне мог меня убить.

— Мог, — подтвердил граф. — Это анархист. Солдаты охотились за ним целый день.

— Тогда можно будет объявить, что он убил меня. Но лишь в том случае, если принц не позволит мне… стать твоей женой. — Поколебавшись секунду. Веста вопросительно взглянула на графа. — Ты ведь хочешь, чтобы я стала твоей женой?

— Я хочу тебя, как ни один мужчина не хотел до сих пор ни одну женщину. Я ведь уже говорил тебе. Веста, что без тебя я не человек, потому что ты завладела моим телом, моей душой и моими мыслями.

Страсть, звучащая в его голосе, словно передавалась Весте.

— Ты должен как-то убедить принца освободить меня от данных ему клятв! — воскликнула она. — Проси, умоляй его на коленях, если это потребуется, но пусть он разрешит нам быть счастливыми — А если нет? — спросил граф. — Если нам придется скрываться, стать изгоями общества, что произойдет через много лет, когда ты устанешь от меня?

— Этого не будет, — с улыбкой ответила Веста. — Я люблю тебя, и любовь моя не пройдет никогда, лишь станет сильнее и глубже с течением лет. — Она помолчала немного, потом испуганно добавила:

— Но ведь ты можешь., устать от меня.

— И что тогда? — спросил граф.

— Тогда жизнь для меня будет кончена. Но лучше наслаждаться твоей любовью хотя бы недолгое время, чем жить совсем без любви, без счастья… без тебя.

Губы его нашли губы Весты, и оба они позабыли о словах, сейчас для них существовали только чувства.

Много позже, расправив растрепанные волосы Весты, граф поцеловал ее в глаза и щеки и сказал:

— А сейчас я скажу тебе, дорогая, что я сделаю. Я оставлю тебя — Оставишь меня? — голос Весты напоминал крик подстреленной птицы.

— Здесь шестеро солдат, которые закапывают сейчас тело мертвого анархиста, — сказал граф. — Я возьму двух из них и поскачу в Дилас Остальные четверо останутся тебя охранять — Но зачем тебе уезжать сегодня?

— По ряду причин. Главная из них — я должен подготовить все для того, чтобы мы с тобой могли обвенчаться как можно скорее. Я не могу ждать долго. Веста, и хочу, чтобы ты почувствовала это сейчас, сию минуту.

Губы их снова слились в поцелуе. Затем, почувствовав, как трепещет тело Весты, как участилось ее дыхание в такт его собственному, граф произнес очень тихо:

— Мне кажется. Спящая красавица наконец проснулась — Это ты разбудил меня, — ответила Веста. — И теперь я знаю, что внутри меня горит огонь, о котором ты говорил.

— Я тоже знаю это, — сказал граф. — И заставлю его разгореться еще яростнее, пока не увижу в твоих глазах, что он стал таким же сильным, как тот пожар, что сжигает меня.

Весте показалось, что он не поцеловал ее снова только потому, что заставил себя удержаться.

— Именно потому, что я боюсь этого огня, — продолжал граф, — я должен отправиться в Дилас прямо сегодня. Я не могу поручиться за себя, когда мы рядом, дорогая, и тебе хорошо известна причина.

Веста счастливо рассмеялась.

— Представляю, в каком все были бы шоке, если бы узнали, что я была с тобой наедине еще до замужества.

— Я думаю, все, что мы делали с момента нашей первой встречи, было достаточно необычно и почти непредсказуемо, — улыбнулся граф.

— Да, — согласилась Веста. — Кто бы мог подумать, что отбыв с такой помпой из Англии, я окажусь в результате в охотничьем домике холостяка, одетая самым неподобающим образом, наедине с мужчиной, которого я люблю всем сердцем, но еще не знала всего три дня назад Теперь рассмеялся граф.

— Никто не поверит этому, и слава богу.

— Но это правда, — почти с беспокойством произнесла Веста, словно ей было очень важно немедленно услышать от графа подтверждение.

— Это правда, моя дорогая, драгоценная моя. И теперь для нас нет дороги назад. Ты любишь меня так же сильно, как я люблю тебя. И мы будем вместе до конца дней.

Веста вдруг порывисто обвила руками графа за шею и притянула его к себе.

— С тобой ничего не случится? Пообещай мне, что все будет в порядке. А что если… тебя убьют по пути в Дилас?

— Все будет хорошо, — заверил ее граф. — Солдаты сообщили, что революционеры окружены. Многих уже депортировали или выслали из страны еще до того, как мы встретились с тобою в Йено. Оставались только самые опасные — анархисты, которые убивают только ради того, чтобы убивать, не имея определенных мотивов.

— Как они вообще попали сюда? — удивилась Веста.

— Их намеренно ввозили в страну из-за границы, — в голосе графа слышался гнев.

Веста была почему-то уверена, что присутствием анархистов Катония обязана мадам Зулейе. Она поймала себя на том, что ненавидит эту коварную турчанку, потому что из-за нее мог погибнуть граф.

— А ты точно знаешь, что их всех уже поймали? — все еще продолжала волноваться Веста.

— Солдаты заверили меня, что этот человек с пистолетом был последним. Он очень хитер и опасен, его уже высылали из нескольких стран за его деятельность.

— А теперь он мертв, — Веста едва слышно вздохнула.

— А я жив, — нежно произнес граф. — И все благодаря тебе, моя отважная леди.

— Только в этот момент я поняла, как сильно люблю тебя, — призналась Веста. — Весь день я не знала, какое решение принять. Мне очень хотелось, чтобы рядом был кто-нибудь, с кем можно посоветоваться…

— Я знал, как ты мучаешься, дорогая, — сказал граф. — Но ты должна была сама принять решение. Мне хотелось бы надавить на тебя, ты это знаешь. Я мог бы увезти тебя силой, но это было бы не правильно. Ты должна была сама сделать выбор.

— Нет, выбор давно был сделан за меня, — возразила Веста. — Просто мне трудно было разобраться, что правильно, а что нет. Но когда этот жуткий человек направил на тебя пистолет, я вдруг ясно поняла, что ты — вся моя жизнь.

— И теперь ты моя, моя навеки, — с жаром произнес граф.

Губы его снова целовали нежный лоб Весты, ее брови, глаза, маленький носик.

— Я хотел бы остаться здесь на всю ночь, — прошептал граф. — Любить тебя, целовать. Скоро, очень скоро, сердце моего сердца, я буду целовать тебя от кончиков пальцев на ногах до золотистых кудрей. Но сейчас, чтобы не разочаровать тебя своей несдержанностью, я должен ехать. Мы расстаемся ненадолго, я обещаю тебе это.

— Я хочу стать твоей… женой.

— А я хочу быть твоим мужем.

Он снова поцеловал Весту в губы, затем медленно и неохотно разжал объятия и встал.

— Пообещай мне, что не покинешь этот дом, пока я не приеду за тобой или не пришлю записку, что ты можешь приехать ко мне. Можешь выходить на веранду и гулять в саду — тебя будут охранять солдаты. Но только не ходи в лес. Я не буду знать ни минуты покоя, представляя грозящие тебе опасности.

Встав с дивана. Веста подошла к графу.

— А что, по-твоему, буду испытывать я, зная, что по дороге в Дилас ты можешь встретить десятки врагов, готовых убить тебя? Или разбойников, которые рады будут захватить тебя в плен?

— Обещаю тебе, что все будет в порядке, — сказал граф. — Я буду ехать очень быстро. К тому же со мной охрана. Веста спрятала лицо на груди графа.

— Ты объяснишь принцу, что я намеревалась сдержать данное ему слово? Что даже когда ты встретил меня в Йено, я собиралась… помочь ему, если он нуждался в моей помощи.

— Я расскажу обо всем, что с нами случилось, — пообещал граф. — Я расскажу всю правду и скажу, что люблю тебя так, как никогда еще не любил ни один мужчина ни одну женщину. Я верю, что бог предназначил нас друг для друга.

— Я тоже уверена в этом, — тихо произнесла Веста. — Но, дорогой мой, я очень боюсь потерять тебя. Мы ведь так счастливы. Что если боги… преисполнятся ревностью?

— Боги не испытывают ревности к себе подобным, — сказал граф. — А ты ведь у меня богиня. Богиня огня и богиня моего сердца. Ты так совершенна, и наше счастье друг с другом тоже будет совершенным.

— Надеюсь, что так и будет, — тихонько всхлипнула Веста.

Она боялась отпускать графа. Ее снова переполняла уверенность, что она должна защищать его и заботиться о нем.

Граф вглядывался в черты милого лица, освещенные бликами пылавшего в камине огня. Волосы Весты золотистым водопадом падали на хрупкие плечи, тонкие руки обвивали его шею, лицо излучало любовь и нежность, но в широко открытых глазах застыла тревога.

— Как» я могу оставить тебя? — хрипло произнес граф. — Как я могу покинуть тебя даже на минуту? Но когда все это кончится, мы будем вместе всегда. Днем и ночью, дорогая моя.

— Днем и ночью… — прошептала в ответ Веста. Граф снова страстно поцеловал ее в губы, и в поцелуе его чувствовалась боль. Ему не хотелось покидать возлюбленную Затем он повернулся и вышел, не говоря ни слова. За ним захлопнулась дверь, а Веста глядела ему вслед, едва удерживаясь, чтобы не побежать за ним, не вернуть его. Однако она понимала: принц должен знать о том, что произошло.

«Есть множество других английских девушек, каждая из которых будет счастлива стать его принцессой», — думала она.

Если бы все шло по плану, если бы не произошла революция, она была бы уже в Диласе, уже замужем или готовилась бы выйти замуж.

Но сейчас ее волновал только один вопрос — позволит ли ей принц быть навеки с человеком, которого она любит, или же Весте придется умереть ради этого для своей семьи и для всего мира.

Веста снова присела на диван и стала смотреть на огонь. Даже сейчас трудно было поверить, что все это действительно происходит с ней. Происходит в реальности, а не в сладких грезах, которым она так любила предаваться.

— Правильно ли я поступаю? — вновь и вновь спрашивала себя Веста.

Граф сказал, что поцелуй пробудил ее к жизни За последние три дня Весте пришлось повзрослеть. Для нее не могло больше быть сомнений в том, что она должна принадлежать графу, а он — ей.

Интересно, где они будут жить. Может быть, в маленьком уютном домике вроде этого?

Тут Веста улыбнулась, осознав вдруг, что она даже не знает, богат граф или беден, знатен или нет. Для нее это просто не имело значения.

Всю жизнь она только и слышала о знатности рода Сэлфонтов, об их роли в иерархии британской аристократии, об уважении, которым они пользуются при дворе.

Веста прекрасно понимала, что двери высшего света открыты перед ней именно благодаря ее происхождению.

Во всей Англии не было дворянской семьи, где ее не приняли бы с радостью в качестве невестки, не было ни одного знатного мужчины, который не почел бы за честь сочетаться с ней браком.

А теперь она хочет выйти замуж за мужчину, о котором почти ничего не знает.

Он был графом, но это могло ничего не значить — Веста знала, что в иностранных государствах куда больше обладателей дворянских титулов, чем па ее родине. Сыновья графа, сколько бы их ни было, носят обычно тот же титул, что и их отец.

Может быть, граф беден, и Весту не будут больше окружать многочисленные слуги и лакеи. Возможно, у нее не будет теперь множества экипажей и лошадей, не будет всего того комфорта, среди которого она выросла «Но все это неважно, все это не имеет значения, — думала Веста. — Если он совсем беден, я буду готовить ему еду, присматривать за нашим домом и любить его Все остальное не имеет значения».

Жаль, что они так мало говорили о будущем. Но ведь у них совсем не было времени.

— Даже если нам придется жить в пещере, — с улыбкой сказала себе Веста, — я буду счастлива — ведь мы будем вместе.

Она просидела в гостиной около часа. Интуиция подсказывала ей, что не стоит снова сталкиваться с готовящимся к отъезду графом после того, как они с таким трудом распрощались.

Веста понимала, как тяжело графу расставаться с ней. Они могли бы сидеть перед камином до утра, целуя и лаская друг друга. Но граф был прав, когда сказал, что обязан уехать.

— Он всегда прав, — твердо решила Веста. — И я буду подчиняться ему во всем. Потому что люблю его.

Вскоре она почувствовала, что в доме стало тихо и пусто — граф уехал.

Тогда Веста открыла дверь гостиной и вышла в холл. Жозеф уже ждал ее. Он передал Весте свечу и сказал с поклоном:

— Спокойной ночи, благородная госпожа. Надеюсь, вы будете хорошо спать. Господь благословит вас. Веста улыбнулась:

— Спасибо, Жозеф.

Она медленно поднялась на второй этаж. В доме было темно и тихо.

Войдя в комнату. Веста обнаружила там дочь Жозефа, которая ждала ее, чтобы помочь раздеться.

Неожиданно почувствовав себя очень усталой. Веста подумала с беспокойством, что граф наверняка устал не меньше ее. Конечно, он был мужчиной, куда сильнее ее, но Веста поняла вдруг, что граф скорее всего не спал прошлой ночью, когда Веста покоилась в его объятиях.

Она легла в постель, но сон не шел. Веста представляла себе, как граф скачет по ночной дороге, ведущей в Дилас.

Думает ли он обо мне, спросила себя Веста и тут же поняла, какой это глупый вопрос.

Конечно, оба они будут думать друг о друге все то время, что им предстоит провести врозь.

Она хотела, чтобы граф чувствовал ее любовь, знал, что она не боится будущего, потому что им предстоит прожить его вместе.

— Я люблю тебя… Я люблю тебя, — снова и снова повторяла Веста.

Наконец усталость взяла свое, и девушка заснула.

Глава 9

Веста устала так сильно, что спала без сновидений.

Однако проснулась она рано и, подойдя к окну, стала смотреть, как бледное утреннее солнце окрашивает вершины гор.

Пение птиц, бабочки, перелетавшие с цветка на цветок, — все это было словно отражением счастья, царившего в ее душе.

Никогда еще Веста не была такой счастливой, как сейчас, когда она полюбила и знала, что любима Трудно было сосредоточиться на чем-нибудь, кроме мыслей о графе Когда стрелка часов остановилась на девяти. Веста решила, что граф уже приехал в Дилас и ожидает аудиенции у принца. Она молилась о том, чтобы все прошло хорошо.

— Господи, помоги нам. О господи, сделай так, чтобы принц дал мне свободу.

Она не испытывала больше ни сомнений, ни страха Она приняла решение и знала, что решила правильно и не стоит больше думать о долге перед принцем или перед своей страной. Любовь к графу — превыше всего.

Она должна теперь присматривать за Миклошем, быть с ним, посвятить ему свою жизнь.

Вчера вечером их поцелуй имел особое значение Они словно посвятили себя друг другу.

«Какие бы трудности ни стояли на нашем пути, — думала Веста, — мы связаны теперь невидимыми нитями, и ничто не может нас разлучить».

Веста понимала, что пройдет немало времени, прежде чем граф даст о себе знать или приедет за ней. Поэтому она позвонила и велела принести свою одежду.

Хорошенькая дочь Жозефа помогла ей одеться, и Веста спустилась к завтраку.

Фрукты из сада, мед из ульев, которые, как сказал ей Жозеф, стояли на полях у озера, свежие яйца с небольшой фермы неподалеку от охотничьего домика — Веста давно не ела такого вкусного завтрака.

Позавтракав, она попросила Доротею, жену Жозефа, поучить ее готовить блюда национальной кухни Катонии.

«Если мы будем бедны, — думала Веста, — я смогу готовить для Миклоша его любимую еду».

Она представила, как ходит на рынок в ближайший городок, чтобы купить свежую рыбу, выбрать для графа лучшие овощи и фрукты, сыры и колбасы, как делают все жены в мире.

Доротея обрадовалось возможности показать, как прекрасно она готовит. Сначала она научила Весту, как делать рыбную плакию — блюдо, которое так понравилось ей в день приезда в Йено.

— Мы все равно собирались подать ее на обед, благородная госпожа, — сказала Доротея.

— Я с удовольствием попробую это блюдо еще раз. Она научилась готовить яично-лимонный соус к рыбе, о котором рассказывал ей еще помощник премьер-министра.

— Катонийцы подают этот соус к рыбе, мясу и овощным блюдам, — объяснила Доротея.

Ничто так не объединяет двух женщин, как совместное приготовление пищи.

Вскоре Веста и Доротея, смеясь и шутя, приготовили еще несколько блюд, и Веста рада была возможности получить не только урок кулинарии, но и урок катонийского языка.

Веста снова убедилась в том, что существует множество диалектов, и ей трудно будет понимать всех жителей Катонии.

Но Доротею и Жозефа понимать было легче, чем Других простых катонийцев, с которыми ей приходилось встречаться, не говоря уже о разбойниках.

Интересно, сколько диалектов знает граф. Наверное, и он может понять не всех местных жителей.

«Он должен научить меня всему, что знает», — Весту приводила в восторг мысль о том, что она станет ученицей графа.

Утро пролетело гораздо быстрее, чем ожидала Веста, но все же каждую секунду мысли ее были рядом с графом, и она немного боялась, что все сложится не так успешно, как хотелось бы.

Вдруг принц, оскорбленный ее отказом, скажет, что все уже готово для свадьбы и он настаивает, чтобы она состоялась?

Если Веста все же откажется, не станет ли принц мстить им. Может быть, графа вышлют из страны, конфисковав все его земли?

Веста заставила себя вернуться к реальности, понимая, что богатое воображение вновь готово сыграть с ней злую шутку. Но все же страх не покидал ее, омрачая ощущение счастья.

Она вспоминала, как сурово звучал голос граф, когда он говорил о принце и мадам Зулейе.

«Принц слаб, он поставил свои желания превыше благосостояния страны. — В глазах графа ясно читалось презрение. — Этот человек годами намеренно игнорировал нужды своих подданных, закрывал глаза на то, что эта женщина плетет интриги против него и его страны».

— Как может принц быть таким глупым? — недоумевала Веста.

Ведь виконт Кестлери называл его высочество очень умным человеком, а мнению виконта можно было доверять — ведь сам ой был одним из умнейших мужчин в Англии.

Но Катония была очень маленьким государством и находилась вдали от империй, вершащих судьбы Европы в Лондоне, Париже, Берлине и Вене.

Недостаточно встретиться с принцем один-два раза, чтобы понять, что он собой представляет и что думает его окружение о романе с турчанкой.

И тут ей пришла вдруг в голову поразительная мысль!

Может быть, премьер-министр и министр иностранных дел Англии знали об интригах мадам Зулейи и послали ее в Катонию специально, надеясь, что, став женой принца, она сможет повлиять на политику в пользу своей страны?

«Так из меня сделали марионетку, которая должна была помочь им в политических целях!»— с негодованием подумала девушка.

На секунду она испугалась, но потом вспомнила, что ее не должна больше волновать эта проблема.

Теперь Миклош защитит ее от всего тяжелого и неприятного, что есть в этой жизни. Веста знала, что в объятиях графа забудет обо всем, что любовь его будет хранить ее от бед.

— Я люблю его, я люблю его, — шептала Веста. Что ж, пусть им придется жить в нищете, в чужой стране. Однако ей вовсе не хотелось, чтобы граф страдал из-за нее.

Но тут Веста вспомнила огонь, горевший в его глазах, и поняла, что она значит для Миклоша все, так же как он для нее.

— Мы единое целое! Мы чувствуем одинаково, мыслим одинаково! — Больше всего Весте хотелось, чтобы граф был сейчас рядом и подтвердил, что это правда.

После полудня, в тот момент, когда Веста выходила из кухни, чтобы привести себя в порядок перед ленчем, она услышала, как к дому подъезжает экипаж.

Снаружи послышались голоса. Веста быстро юркнула в гостиную и затаила дыхание. Неужели граф уже вернулся?

Для опытного наездника на хорошей лошади до Диласа было три часа пути. Неужели он уже успел переговорить с принцем и вернуться за ней?

Веста едва сдержалась, чтобы не выбежать в зал. Дверь гостиной отворилась, и вошел Жозеф.

Он держал в руке серебряный поднос, на котором лежал конверт.

Веста взяла конверт и подошла к окну, чтобы прочитать письмо. От волнения буквы расплывались у нее перед глазами.

Почерк был четким и разборчивым — именно таким и должен быть почерк у графа.

— Такой же, как сам Миклош, — прошептала Веста и приступила к чтению.

«Сердце моего сердца, душа моя, жизнь моя! Все идет гладко, и я не хочу, чтобы ты беспокоилась. Принц пожелал увидеть тебя, но, к сожалению, я не могу приехать за тобой сам, как мы договаривались. Я прошу тебя, дорогая, простить меня и как можно скорее приехать во дворец в экипаже, который я прислал.

Революция подавлена, в городе ликование, а я ликую при мысли, что скоро увижу тебя.

Не разговаривай ни с кем, пока не увидишь меня, и поторопись, моя маленькая, моя чудесная богиня, потому что каждая секунда без тебя — словно века вне времени. Припадаю к твоим ногам.

Миклош».

Веста дважды перечитала письмо, а затем сказала ожидавшему ответа Жозефу:

— Я должна ехать в Дилас. Глаза ее сверкали.

— Насколько я понял, кучерам дали соответствующие указания, благородная госпожа. Но если вы позволите людям отдохнуть немного перед обратной дорогой, будет лучше и для них, и для вас.

— Да, конечно, я понимаю, — произнесла Веста, подавив в себе желание воскликнуть, что они должны отправляться немедленно.

— Ленч для благородной госпожи уже готов, — напомнил Жозеф.

Веста заставила себя пройти в столовую, где ей подали блюда, приготовленные ими с Доротеей.

Девушка заставила себя поесть спокойно и плотно, внушая себе, что ей предстоит дальняя дорога.

Но едва закончив трапезу, она поспешила наверх, надела жакет от дорожного костюма и шляпу с зелеными лентами.

Она вспомнила, как граф надел на нее эту шляпу и нежно завязал ленточки под подбородком. Как ее тронула тогда его забота!

Теперь, глядя на себя в зеркало. Веста жалела, что у нее нет другой одежды, чтобы предстать перед графом в чем-нибудь более великолепном.

Доротея и ее дочь постирали и погладили зеленый костюм и белую блузку.

Но женщинам не удалось отчистить от всех пятен, пыли и грязи юбку, в которой она спала две ночи подряд и путешествовала по горам.

Веста с сожалением думала об оставленном в Йено гардеробе.

«Я пошлю за своими чемоданами, — думала она, — и предстану перед Миклошем в самых лучших своих платьях, чтобы увидеть восхищение в его глазах».

Веста затаила дыхание, представив себе, как Миклош подхватит ее на руки и станет целовать в губы.

Ей казалось, что она сидит в гостиной уже несколько часов, когда снова появился Жозеф и сказал, что кучера и лакеи готовы тронуться в обратный путь.

Поблагодарив Доротею и ее дочь за их доброту, Веста прошла вместе с Жозефом к входной двери.

Граф прислал за ней легкий закрытый экипаж с большими колесами, удобными для путешествия по деревенским дорогам. Веста с восхищением разглядывала запряженную в него четверку великолепных лошадей.

Два кучера и два солдата, присланных охранять ее, поприветствовали Весту, сняв шляпы. Солдаты тоже сидели на превосходных скакунах. Конечно же, граф с его венгерской кровью отлично разбирался в лошадях.

«Скоро, очень скоро, — подумала Веста, — мы поскачем с ним вместе».

Когда-то она представляла себе, как будет кататься с принцем. Теперь же Веста точно знала — нет ничего прекраснее, чем скакать рядом с Миклошем, подставляя лицо ветру и наслаждаясь красотами его страны.

Она повернулась к Жозефу, чтобы поблагодарить его за все, что он сделал, и тут же пожалела, что не может дать ему денег. Но он, казалось, вовсе не ожидал этого. Жозеф вежливо поклонился, лакей помог Весте сесть в экипаж, и кавалькада тронулась в путь.

За ними двинулись четверо солдат, всю ночь охранявших дом.

Они ехали сзади, по обочине дороги, чтобы их не осыпало пылью из-под колес экипажа.

Веста подумала, что граф предпринял все меры предосторожности на случай нападения, и ей стало немного не по себе. Но затем она подумала, что он не стал бы писать об окончании революции, если бы это было не так, и беспокоиться ей не о чем.

Они спустились по склону холма, проехали озеро, где вчера граф наловил форели. Озеро мерцало в лучах солнечного света. Стая диких гусей взмыла в воздух, напуганная их приближением.

Затем они проехали по петляющей среди елей просеке и снова оказались на большой дороге.

Веста была уверена, что именно по этой дороге ее повезли бы из Йено, если бы ее встретил, как было намечено, барон Милован.

Теперь лошади, которые едва тащились по склону холма, шли умеренной рысью, которая привела бы в восторг соотечественников Весты.

Но ей казалось, что время тянется чудовищно медленно — потому что рядом не было графа.

Веста смотрела в окно и думала: «Это его страна. Этому миру принадлежит мой Миклош. И ради него я должна научиться любить и понимать этих людей».

Вдоль дороги стояли маленькие белые домики под красными черепичными крышами. Среди кукурузных полей и цветущих лугов, на которых паслись коровы и овцы, виднелись фермы, состоящие в основном из деревянных строений.

Над равниной возвышались горы с поросшими лесом склонами.

«Здесь так красиво, — думала Веста. — Как могут люди чувствовать себя несчастными в такой благодатной стране? Зачем им устраивать революции, бунтовать?»

И снова она спросила себя, как мог принц позволить мадам Зулейе угрожать счастью и процветанию этой чудесной страны?

Несмотря на интерес к окружающей природе, минуты, проведенные без графа, казались Весте бесконечными часами.

И несмотря на твердую решимость ничего не бояться и довериться графу, по мере того, как они приближались к Диласу, у Весты возникали дурные предчувствия.

Дилас оказался довольно большим городом, красиво раскинувшимся на берегу серебристой реки.

Веста увидела город со склона холма, и он оказался именно таким, как она себе его представляла — с высокими шпилями, башнями и домиками под красными крышами.

Во время пути дорогу окружала зелень, теперь же, в предместьях города, все было засажено цветами.

Вокруг города росли рощи апельсиновых и лимонных деревьев, дома были украшены бугенвилеями и климатисом, балконы увиты плющом.

Веста заметила, что люди вывесили на своих домах национальные флаги. Наверное, это было одним из знаков их ликования по поводу поражения революции.

«Теперь здесь воцарится мир», — думала Веста.

Интересно, найдет ли принц жену, которая будет править вместе с ним, заботясь об интересах всех этих людей.

На секунду ей стало не по себе при мысли, что это было ее долгом. Может быть, отказавшись выйти замуж за принца, она снова толкает его в объятия мадам Зулейи или кого-то вроде нее.

Но Веста быстро убедила себя, что принц не нуждается в ее помощи, в то время как граф — это было ясно — не может без нее жить.

«Об этом мечтают все женщины, — думала она. — Чтобы их хотели, чтобы они чувствовали себя незаменимыми».

Выглянув из окна, Веста заметила, что ее везут не через центр города, а тихими, почти безлюдными улочками.

Может быть, принц все-таки отказался освободить ее от данного слова, и Весте придется сбежать с графом тайно, под покровом ночи?

— Это не имеет значения. Главное, что Миклош любит меня.

Веста была почему-то уверена, — хотя и не помнила, чтобы ей говорили об этом, — что дворец находится в самом центре столицы.

Но они ехали кругами, не приближаясь к центру.

Затем Веста увидела высокую кирпичную стену, проехав вдоль которой, они оказались перед воротами с королевскими гербами, охраняемыми двумя солдатами.

Ворота распахнулись, и Веста увидела за ними струящиеся фонтаны и сад, полный прекрасных цветов.

Она успела бросить на все это великолепие лишь беглый взгляд, потому что экипаж подъехал к одному из боковых входов во дворец.

Мажордом в камзоле с золотыми кружевами открыл перед Вестой дверцу экипажа. Растерянная, она вышла, ожидая увидеть графа, но его не было.

Но тут мажордом подал ей конверт на серебряном подносе.

Веста прошла в небольшой холл и достала из конверта записку.

«Ты здесь, мая любимая, и я с нетерпением, жду нашей встречи. Но ты, ведь женщина, самая красивая и восхитительная из всех, кого я знаю, и наверняка захочешь умыться и переодеться, прежде чем мы, встретимся. Поторопись, драгоценная моя, ты так нужна мне! Я жду и сгораю от нетерпения заключить тебя в свои объятия.

Миклош»

Веста сложила записку, подавив желание покрыть ее поцелуями. Только граф мог быть таким внимательным и таким заботливым!

Они действительно думали одинаково. Миклош сразу догадался, что ей захочется снять свой заляпанный грязью дорожный костюм и предстать перед ним в каком-нибудь наряде, который вызовет его восхищение.

Дорога действительно была очень пыльной. В Катонии давно не было дождя, и, когда Веста открывала окна экипажа, залетавшая туда пыль покрывала не только одежду, но и ее лицо.

Мажордом проводил девушку вверх по лестнице, затем по длинному коридору и открыл перед ней дверь в комнату.

Спальня была уютной, хотя и не очень большой. Однако здесь была ванна и две улыбающиеся горничные, одетые в такие Же национальные костюмы, как Доротея и ее дочь. Только блузки их были более элегантными, а на передниках — больше кружев.

Веста сняла шляпу, а горничные помогли ей освободиться от костюма.

Ей не терпелось увидеть графа, но все же приятно было погрузиться в теплую воду и отмыться наконец от дорожной пыли и грязи.

Только вытершись полотенцем с гербами правителей Катонии, Веста подумала, будет ли ей во что переодеться И тут одна из горничных достала из гардероба платье, которое Веста сразу же узнала.

Это было одно из ее платьев, и Веста поняла, что каким-то чудом графу удалось доставить из Йено в Дилас ее гардероб.

Однако она не увидела в шкафу остальных платьев Здесь были только нижние юбки и рубашки, пара белых туфель, тонкие шелковые чулки, стоившие им целое состояние на Бонд-стрит.

Веста хотела поинтересоваться, где же все остальное, но тут вспомнила, что граф просил ее не разговаривать ни с кем, не повидавшись с ним. К тому же ей казалось, что она знает ответ.

После разговора с принцем они, разумеется, поедут в дом графа, так что не было смысла распаковывать ее багаж во дворце.

Но Весте приятно было, что граф выбрал самое красивое платье из ее гардероба.

Это платье мать покупала для бала в честь свадьбы Beсты.

Белое кружево было расшито крошечными бриллиантиками — вся эта роскошь стоила безумных денег.

— Это слишком дорого, мама! — запротестовала тогда Веста.

— Я не хочу, — возразила герцогиня, — чтобы в Катонии считали, что мы, англичане, смыслим в одежде и украшениях меньше, чем парижанки или напыщенные аристократки Рима.

На самом деле Весте очень нравилось это платье, нравилось куда больше остальных, специально сшитых для нее.

— Интересно, понравится ли оно Миклошу? Но, задавая себе этот вопрос. Веста уже знала на него ответ.

Одна из горничных причесала Весту по последней моде. Затем на нее надели платье и белые туфельки.

Посмотрев на каминные часы, Веста увидела, что уже почти наступил вечер.

Она старалась делать все как можно быстрее, но с момента ее прибытия во дворец все равно прошло довольно много времени.

Веста представила, как граф с нетерпением ожидает ее. Ей стоило большого труда сохранять спокойствие, пока горничные колдовали над последними деталями ее туалета.

Поблагодарив девушек по-катонийски, она вышла из комнаты.

Снаружи ее ждал все тот же мажордом в золотых кружевах. Поклонившись, он повел ее по коридору.

Они шли довольно долго.

Весте казалось, что коридорам не будет конца. Она поняла, что идет по той части дворца, где находятся королевские апартаменты.

Стены были увешаны полотнами и канделябрами. Резные золоченые столики и огромные зеркала в любой другой момент вызвали бы ее восхищение, но сейчас Веста слишком волновалась и не обращала на окружающую обстановку внимания.

Наконец по лестнице с золотыми украшениями они спустились в мраморный зал, и мажордом распахнул перед Вестой дверь.

Девушка затаила дыхание.

Быстро окинув взглядом огромную комнату, она увидела стоявшего напротив двери графа.

Крик радости, вырвавшийся у Весты, эхом отразился от стен. Пробежав по мягкому ковру. Веста бросилась в объятия Миклоша.

Почувствовав, как обвили ее его сильные руки, Веста словно оказалась на небесах, так приятно было опять оказаться рядом с любимым.

— Дорогая моя, — шептал граф. — Драгоценная моя. Прошла целая вечность с тех пор, как мы расстались.

— Я и не знала, что лошади умеют плестись так медленно, — пробормотала Веста.

Губы их сомкнулись в поцелуе, и оба забыли обо всем, кроме того наслаждения, которое доставляли друг другу.

Граф целовал Весту, пока ей не показалось, что комната начала медленно вращаться вокруг них.

Затем он сказал срывающимся от страсти голосом.

— Пойдем, дорогая!

Взяв Весту за руку, он подвел ее к двери, находившейся напротив той, через которую она вошла.

— Все в порядке? — едва выдавила из себя Веста.

— Все в порядке, драгоценная моя, — заверил ее граф, и она увидела в его глазах яркий огонь.

Он повел ее в зал для приемов, украшенный огромными хрустальными люстрами.

Здесь не было мебели, и сначала Весте показалось, что зал пуст, но тут она увидела в другом его конце одетых в золотые ливреи лакеев, стоящих вокруг двойных дверей.

«Наверное, там принц», — подумала девушка и крепче сжала руку графа.

Ей хотелось о многом расспросить его, хотелось, чтобы граф приободрил ее, сказал, что они обязательно поженятся. Но она словно лишилась дара речи. А когда они подошли к лакеям, Весту вдруг охватила дрожь.

Граф сказал, что все хорошо, но будет ли она свободна? Свободна, чтобы стать его женой.

— Господи, пожалуйста, — молилась девушка. — Сделай так! Пожалуйста!

Лакеи распахнули перед ними двери, и, собравшись с духом. Веста шагнула в неизвестность.

Она услышала шум и рокот голосов, подобный рокоту морских волн, и на секунду застыла, смущенная, не понимая, что происходит.

Затем Веста поняла, что стоит не в комнате, как ожидала, а на высоком балконе.

Внизу она видела тысячи обращенных к ней лиц, флаги и платки, которыми махали ей катонийцы.

Невозможно было ни говорить, ни двигаться — только стоять и смотреть.

Затем Веста услышала тихий голос графа:

— Улыбайся же, дорогая, улыбайся. Они приветствуют тебя.

Неожиданная мысль пронзила Весту, подобно стреле. Увидев Миклоша, девушка смотрела только на его лицо, сейчас же она заметила, что на нем военная форма. Белый мундир с золотыми эполетами и голубой лентой на груди.

Миклош улыбался ей.

— Тебя уже называют «принцессой маленьких детей», дорогая.

Словно пораженная громом. Веста медленно повернулась к толпе.

Люди поднимали вверх своих детей, чтобы она могла их увидеть. Здесь были женщины с младенцами и мужчины, державшие на плечах детишек постарше.

— Это очень маленькая страна, — тихо произнес граф. — И новости здесь распространяются быстро. Мои люди уже отдали тебе свои сердца — как и их повелитель Говоря это, Миклош поднес ее руку к губам, и в ответ па его жест толпа разразилась приветственными криками. Шум был почти оглушительным.

Затем, помахав людям рукой, он увлек Весту обратно в зал для приемов.

Лакей открыл перед ними дверь в другую комнату. Шагнув за порог. Веста замерла на месте.

Принц отпустил ее руку, и девушка спросила его тихим испуганным голосом:

— Но почему ты не сказал мне?

— Потому что боялся.

— Боялся?

Принц подошел к камину, в котором вместо огня стояли горшки с цветами. Он встал спиной к Весте, положив руки на каминную полку.

— Я многое должен объяснить, — медленно произнес принц. — А времени у нас очень мало. Через несколько минут мы должны отбыть в собор. Если… ты все еще согласна выйти за меня замуж.

— Но почему ты сразу не объяснил мне, кто ты? Ее неожиданно напугали странные, незнакомые нотки в голосе Миклоша и то, что он стоит к ней спиной. Веста до сих пор не могла поверить, что ее возлюбленный граф оказался тем самым принцем, за которого она твердо решила не выходить замуж.

Она почувствовала, что ноги больше не повинуются ей, и присела на краешек стоявшего в комнате дивана.

— Я уже говорил тебе, — хрипло произнес Миклош, — что я — выдуманный принц, слабый и неблагородный. И это правда.

Он сделал паузу, словно ожидая ответа Весты, а затем заговорил уже без усилия:

— В общем, я не врал тебе, дорогая. Граф Шако — один из моих титулов. Александр — имя, под которым я правлю, а Миклошем всегда звала меня мама.

Миклош выпрямился, но все еще не решался повернуться к Весте.

— Смерть матери изменила всю мою жизнь. Мне было десять лет. Отец решил не просто воспитывать, а муштровать меня, готовя к тому положению, которое я должен был рано или поздно занять. Я не пытаюсь оправдать себя, я только хочу, чтобы ты знала обо всем, что случилось со мной до момента нашей встречи. Я рос без друзей, без близких Меня окружали лишь люди, выбранные отцом, а все они думали только о том, как сохранить свое положение, не утратить расположения отца.

Наконец Миклош решился посмотреть на Весту.

— Я уже говорил тебе тогда, в пещере, что каждый боится чего-то и что у меня не хватит мужества признаться в моих страхах. А теперь я скажу тебе. Я боюсь, я очень боюсь остаться один.

— Как… мужчина? — спросила Веста.

— Как мужчина, — эхом откликнулся Миклош. — И как человек. Как принц я всегда окружен сотнями людей, но среди них я чувствую себя таким чудовищно одиноким!

— Я понимаю тебя, — тихо произнесла Веста.

— Поэтому, — продолжал принц уже более спокойно, видимо, овладев своими эмоциями, — когда умер мой отец, я попытался найти людей, которые любили бы меня ради меня самого. Он умер в шестнадцатом году, когда война уже закончилась. Я отправился в Рим, затем в Париж, путешествуя инкогнито в окружении как можно меньшего количества придворных. В Париже я встретил Зулейю Бамир.

Веста затаила дыхание.

— Не стану притворяться перед тобой, — продолжал принц. — В моей жизни было до этого много женщин. В основном их подбирал для меня отец или его советники, потому что они считали, что для их принца полезно быть в окружении прекрасных дам. Несколько раз мне казалось, что я влюблен, но в глубине души я всегда сознавал, что мною просто манипулируют. Я понимал, что женщин, которые становились моими любовницами, интересовал не я сам, а мое высокое положение.

Сделав паузу, принц заговорил снова, теперь в словах его слышалась горечь:

— Когда я встретил Зулейю, я поверил, что эта женщина любит меня ради меня самого.

Веста и раньше ненавидела коварную турчанку, но сейчас она почувствовала ревность, причинявшую ей почти физическую боль.

— Она была очень красива? — невольно вырвалось у девушки.

Принц не смотрел на нее.

— Она была необычной, завораживающей, полной хорошо просчитанного шарма. Зулейя была на восемь лет старше меня. Она была опытной светской львицей. Я никогда не встречал подобных ей женщин.

— И ты… полюбил ее?

— Я был увлечен! Очарован, как сказал тебе на корабле помощник премьер-министра. Это правда. Зулейя словно околдовала меня. Я не понимал, что мною опять манипулировали. Я привез Зулейю в Катонию. Через несколько месяцев премьер-министр выразил мне от имени кабинета протест. Появились карикатуры, фельетоны в газетах. Даже угрозы расправиться с Зулейей. Но я ничего не слушал.

— Я могу понять это, — снова произнесла Веста.

— Я впервые действовал по собственной воле, не считаясь ни с кем, — продолжал принц. — Я отказывался слушать тех, кто до сих пор диктовал мне решения, решил, что не дам запугать себя и заставить расстаться с искренне привязанной ко мне женщиной.

Веста хорошо понимала побуждения принца. Ему впервые представилась возможность самому принимать решения, и сопротивление окружающих только усиливало желание поступать по-своему.

— Но в конце концов, — продолжал Миклош, — ситуация стала взрывоопасной. Я не мог больше игнорировать настроение своих подданных. И когда премьер-министр вновь обратился ко мне с просьбой выбрать супругу, я согласился.

Последовала долгая пауза.

— И сказал ему, что единственная женщина, на которой я готов жениться, — это ты. Веста.

— Я?! — удивленно воскликнула Веста. — Но откуда ты вообще знал о моем существовании?

— Я видел тебя, — ответил принц.

— Видел?!

— В прошлом году я приезжал в Англию в качестве гостя принца-регента. В тот вечер его высочество давал большой прием. И когда мы шли в столовую, где был накрыт ужин, я заметил тебя у окна. — Голос его потеплел. — Я сразу подумал, что в жизни не видел такой красавицы! Повернувшись к герцогине Девонширской, которую я вел в столовую, я поинтересовался, кто эта юная красавица. И ее светлость обещала чуть позже представить меня леди Весте Крессингтон. Но после ужина нам не удалось тебя найти.

— Я помню этот прием, — сказала Веста. — Я ушла пораньше, потому что там было очень душно.

— На следующее утро я возвратился в Париж. Но я не мог забыть твою красоту, и когда премьер-министр предложил мне, согласно нашим традициям, выбрать невесту из английского королевского дома, я велел ему попросить твоей руки.

— Он не говорил мне, что ты видел меня, — удивилась Веста.

— Я ничего ему не сказал. Мне почему-то не хотелось говорить об этом. Твоя красота осталась в моей памяти как сильное эмоциональное переживание.

— Но когда я приехала… ты ведь пытался отослать меня обратно.

— С того момента, как премьер-министр отплыл в Англию, Зулейя и ее друзья стали убеждать меня, как глупо было согласиться на жену-англичанку. Они говорили, что британцы холодны и черствы. Что их женщины не могут испытывать страсти. Еще они доказывали, что ты никогда не сможешь понять народ Катонии, не станешь даже пытаться.

— И ты… поверил им?

— Я уже говорил тебе, что я слаб. И я поверил им.

— Так вот почему ты пытался отослать меня.

— Мне и в голову не приходило, что премьер-министр уже заключил брак по доверенности.

— А мне не приходило в голову, что это., шло вразрез с твоими желаниями.

— Это было бы шоком для революционеров, если бы они узнали об этом. Ведь «беспорядки в Диласе были спровоцированы именно моей предстоящей женитьбой, которую они хотели предотвратить. Они думали, что в случае успеха революции я вынужден буду бежать из страны. И это даст основания турецкому правительству, с которым тесно связана Зулейя, оккупировать Катонию якобы с целью установления мира и порядка. А меня бы поставили перед выбором — отречься от престола или вернуться и стать марионеткой в руках турков.

— И мадам Зулейя хотела этого? — недоумевала Веста.

— Она боялась, что после женитьбы потеряет власть надо мной. Я слишком поздно понял, что натворил. Моей стране угрожала опасность.

— И что же ты тогда сделал?

— Я собрал армию. Я выслал из страны Зулейю и ее сообщников.

— И она… никогда… не вернется?

— Никогда! И, надеюсь, со временем мне удастся возместить причиненный ею ущерб. Только когда революция практически закончилась, я узнал, что Зулейя наняла бандитов, которых послала в Йено, чтобы они убили премьер-министра, который всегда был ее врагом, и избавились от тебя.

— Они… убили бы меня?

— Скорее всего отправили бы обратно на корабль, если бы он еще был в гавани. Но случись им обнаружить тебя одну, как обнаружил я, тебе наверняка предстояло умереть.

— Так ты спас меня!

— Я послал всех солдат, которых смог собрать, ловить бандитов на дороге в Дилас. Но я не правильно рассчитал день твоего прибытия. И неожиданно я осознал, что, поскольку никто вас не встретил, вы с премьер-министром, возможно, уже едете в столицу без охраны. Я помчался сломя голову по горной дороге, чтобы перехватить вас. И нашел тебя одну в гостинице.

— И ты… все равно не хотел… чтобы я осталась?

— Ты была красивой, еще красивее, чем я тебя помнил. Но семя сомнения уже было посеяно в моей душе — я убедил себя, что лучше выбрать жену в Греции или в самой Катонии.

— И ты попытался заставить меня вернуться.

— Я был уверен, что ты и сама сочтешь это разумным при первом упоминании об опасности Разве мог я представить, какой храброй окажется моя невеста?!

— И когда же твое отношение ко мне изменилось?

— Я понял, что никогда еще не встречал такой отважной женщины, когда ты, не моргнув глазом, проехала по узкой тропинке над отвесной скалой, а потом притворилась, что тебе не по себе после морского путешествия. Я видел, как дипломатично и сочувственно ты вела себя с грязной женой владельца гостиницы. Я ел еду, которую ты приготовила мне, отдраив сначала сковородку А потом я спустился вниз и обнаружил тебя спящей перед очагом.

Веста вспомнила свой сон и снова поняла, что именно тогда она окончательно влюбилась в Миклоша.

— Я сидел и смотрел на тебя, — тихо продолжал принц, — и понимал, что ты не просто красива. Ты — все, о чем мечтает каждый мужчина, все, чего только можно желать в этой жизни.

Нотки страсти в его голосе заставили Весту задрожать. Она готова была подбежать и обнять Миклоша, но он продолжал:

— А затем, после того как ты приготовилась умереть от моей руки с таким мужеством, о существовании которого я даже не подозревал, ты спокойно уснула в моих объятиях. И тут я понял, как сильно хочу тебя и как нежно люблю, хотя и не заметил, как поселилось во мне это чувство.

Он поглядел Весте в глаза, но потом вдруг снова резко повернулся к ней спиной.

— И в то же самое время я понял, что не заслуживаю тебя Я сказал тебе тогда, у водопада, что я слабый, бесчестный человек. И еще я трус. Веста, потому что я испугался сказать тебе правду. Я так отчаянно хотел твоей любви. Я не мог рисковать потерять тебя еще до того, как убедился, что ты хоть чуть-чуть неравнодушна ко мне.

Последовала долгая пауза.

— Наверное, ты презираешь меня, — сказал принц — Мужчина, который так запутал свои отношения с любимой женщиной, достоин презрения. Но не могла бы ты… остаться со мной? Я клянусь, что теперь просто не смогу без тебя жить!

В голосе принца слышалась боль.

Медленно встав. Веста подошла к камину» остановилась рядом с ним.

Она затаила дыхание. Как найти правильные слова? Именно сейчас Веста поняла, что ей действительно придется не только защищать и поддерживать, но и вдохновлять своего принца.

— Я не знаю, о ком это ты тут говорил, — тихо начала Веста. — Миклош, мужчина, которого я люблю, — храбрый и мужественный, храбрый настолько, что готов был не только умереть сам, но и убить меня, чтобы не отдать на поругание разбойникам. И еще он, как поется в венгерской песне, «галантен и страстен», но для меня всегда останется самым нежным, самым добрым и благородным во всем, что он делает.

Продев руку в ладонь принца. Веста сжала ее так крепко, что у нее онемели пальцы.

— Я верю, — продолжала Веста, — что такой человек, как Миклош, может все. Если бы он захотел, то завоевал бы целый мир.

Принц повернулся к ней лицом.

— Ты уверена в том, что говоришь? — срывающимся голосом произнес он. — Ты действительно так считаешь? Твое сердце верит в это?

— Я люблю тебя, — тихо сказала Веста. — И я думаю, что больше всего твоим людям не хватает счастья. Так давай покажем им… как быть счастливыми.

— О, боже! — Слова словно сами собой сорвались с губ принца, он заключил Весту в объятия и крепко прижал к себе Он не стал целовать ее. Вместо этого Миклош смотрел прямо перед собой поверх головы Весты. — Ты веришь в меня! Я клянусь, что никогда не обману твоего доверия.

В словах его было столько чувств, что у Весты на глаза навернулись слезы. Она увидела, что слезы текут и по щекам Миклоша.

Веста вытерла их кончиками пальцев и тихо произнесла.

— Только об одном я жалею.

— О чем же? — спросил принц.

— О той горной пещере, где мы собирались жить вдвоем — только ты и я. Заботиться друг о друге. Миклош крепче сжал объятия.

— После нашего венчания будет банкет, — сказал он. Так что сегодня придется остаться во дворце. Но завтра начнется наш медовый месяц. Конечно, не в пещере, дорогая, но все же в таком месте, где мы сможем побыть вдвоем. — В глазах его горел огонь желания. — У меня есть вилла на берегу моря. Нас будут охранять — я никогда не решился бы рисковать твоей драгоценной жизнью, но мы не будем видеть тех, кто нас охраняет. Теперь, когда я разбудил свою Спящую красавицу, мне хочется научить ее искусству любви.

Он опустил голову и прошептал, почти касаясь губ Beсты:

— Неужели ты забыла, что мне еще предстоит раздуть тот крошечный огонек, который я разжег в твоем сердце?

— Он уже пылает, дорогой мой Миклош, он уже превратился в пожар, — ответила Веста.

Губы их слились в страстном, требовательном поцелуе.

Веста снова испытала восторг, который заставлял петь ее сердце, поднимаясь над вершинами гор к ясному, чистому небу, залитому солнцем.

— Я люблю тебя… я люблю тебя, — слова эти звучали в их сердцах.

Тела их пели, как и души, в ожидании момента близости.

— Я люблю тебя.

Но тут раздался стук в дверь. Королевской чете напоминали, «что подданные Катонии снова желают видеть своего принца и его прекрасную принцессу.