А между тем маркиз слегка изогнул ее губы, и она испытала какое-то удивительное и пугающее ощущение: словно вспышка молнии возникла внутри ее тела.

Но Антея внезапно выдернула свою руку и попыталась оттолкнуть маркиза.

При этом она почувствовала, как его рука легла ей на грудь, и, пораженная первобытным страхом, пересилившим все остальное, она сумела высвободить губы.

— Нет… нет! — едва дыша, пролепетала она каким-то чужим голосом. — Мет… прошу вас… вы не должны… целовать меня!

— Я вас поцеловал, — выразительно произнес маркиз, — и так восхищен вами, что собираюсь поцеловать еще раз.

В отчаянии Антея отвернулась от него.

— Пет! Нет… не надо… не делайте этого! — умоляла она.

— Почему же нет? — удивился он. — Вы очаровательны, Антея! Мы еще поговорим об этом утром, но я обещаю исполнить любое ваше желание, пока вы будете играть мне свои мелодии, неожиданно оказавшиеся столь изумительными, и позволите научить вас премудростям любви, о которых, как я понимаю, вы почти ничего не знаете.

Он снова привлек ее к себе, и перепуганная девушка невольно вспомнила о своей матери и вознесла к ней молитву.

«Помоги мне, мама… Помоги мне!.. Что мне… делать?»

На миг ей показалось, будто мать стоит рядом, готовая помочь.

И тут же поняла, как ей спастись.

Она перестала сопротивляться и просто еле слышно попросила маркиза:

— Пожалуйста… не принесете ли вы мне… воды? Мне очень… хочется пить. Маркиз довольно усмехнулся.

— Конечно! — выпалил он. — Бы очень долго играли на фортепьяно, и я весьма сожалею, что был невнимателен — не послал вам прохладительных напитков. Мне обязательно следовало вспомнить об этом.

Он ослабил объятия и отпустил девушку.

Как она и рассчитывала, маркиз направился через всю спальню в будуар, комнату ее покойной матери.

Как только Иглзкпиф скрылся за дверью, Антея стремглав бросилась к камину и дрожащими пальцами нащупала справа панель.

Несколько мгновений она не могла найти рычаг, чтобы открыть один из потайных ходов, где они с братом играли в детстве.

Именно в ту минуту, когда Антея услышала звяканье бокала за стеной, панель отодвинулась и девушка проскользнула внутрь.

Тщательно прикрыла за собой дверь потайного хода, стараясь проделать это совершенно беззвучно.

Потом она услышала, как в спальню вернулся маркиз с бокалом, в который, вероятно, было налито шампанское.

Иглзкпиф стоял неподвижно, ища взглядом девушку.

— Бы прячетесь от меня, Антея? — произнес он. — Можете не сомневаться, я найду вас. Я ни за что не позволю вам сбежать от меня!

Антея стояла не шелохнувшись и внимала его словам.

Она слишком хорошо знала, что настил на полу этого потайного хода покоробился от времени: если она сделает хоть один шаг, маркиз тотчас поймет, откуда доносится звук, и, возможно, даже сумеет найти рычаг.

Вот Иглзклиф подошел к окну и отдернул шторы, вот он распахнул дверь ванной комнаты, бывшей когда-то туалетной нишей.

Антея знала, прятаться там негде.

Затем маркиз обошел кровать, и Антея услышала, как он повернул ручку двери.

Девушка поняла, хоть и не сразу это осознала, что он запер дверь, через которую привел ее в свою спальню.

Сердце негодующе забилось при мысли об этом, но сама она не шелохнулась, только затаила дыхание.

Маркиз вновь заглянул за шторы. А вот он, похоже, дернул шнур колокольчика у кровати и остановился в ожидании слуги. Значит, уйти она пока не может. Через какое-то время, видимо, заслышав зов маркиза, слуга постучал в дверь, ведущую в коридор, и маркиз повернул ключ в замке.

— Бы собираетесь отойти ко сну, милорд? — оживленно спросил слуга.

— Хайнес, можно ли пройти в эту комнату иным путем, кроме как через эту дверь? — осведомился маркиз.

— Мет, милорд. Да и есть ли в этом надобность? Разве что кто-нибудь пойдет через вторую гостиную.

— Именно так я и думал, — согласился маркиз.

Он не проронил больше ни слова, но по доносившимся звукам Антея определила — он раздевается.

Она решила, что сейчас маркиз пойдет мыться и она сможет сдвинуться с места.

Но когда Иглзклиф отправился в ванную, его слуга, Хайнес, по-прежнему расхаживал по комнате.

«Придется ждать», — усмиряла себя девушка, страстно желая сбежать отсюда.

В тесном коридорчике было темно и душно, но она с детства знала каждый его дюйм и ничуть не боялась — разве лишь того, что ее могут услышать и маркиз каким-нибудь сверхъестественным способом последует за ней.

Антее казалось, будто прошла целая вечность.

Наконец она услышала, как Хайнес обошел комнату, вероятно, задувая свечи, а затем сказал:

— Спокойной ночи, милорд. Я разбужу вас как обычно, в восемь часов.

— Спокойной ночи, Хайнес.

Судя по звучанию голоса, маркиз уже лег в кровать.

Однако Антея все еще ждала.

Только уверившись, что он либо заснул, либо по крайней мере не обращает внимания на посторонние звуки, девушка сняла туфли и очень осторожно, шаг за шагом, отошла от двери.

Потайной ход тянулся по всей передней стене дома, и по нему было довольно сложно двигаться ночью: чтобы миновать окно, нужно было спуститься вниз на несколько ступенечек и пригнуть голову, потом взойти на несколько ступенечек вверх.

Для Антеи, нащупывавшей в темноте путь, все это особой трудности не представляло.

Она знала, что в любой момент сможет выйти в одну из парадных спален, если, конечно, это будет безопасно.

Ее отец говорил: этот потайной ход построен позже, чем сам дом, иезуитами в правление королевы Елизаветы, когда они прятались у тогдашнего лорда Колнбрука и затем переправлялись через Ла-Манш — к свободе.

Правда, Антее сейчас было не до истории особняка, ей важнее всего было не попасть в комнату, где уже кто-нибудь обретается.

Проходя мимо спальни Карпа Второго, она услышала пронзительный и вульгарный женский голос, переходящий в визг:

— Ты хочешь его убить!

— Конечно, — ответил мужской голос. — Ты прекрасно знаешь, что если к среде он не будет мертв, я потеряю кучу денег. В общем, если я не приму меры, то окажусь в долговой яме.

— Как тебе удалось наделать столько глупостей, и что будет теперь…

— Сейчас это обсуждать бессмысленно, — оборвал ее собеседник. — Все, что от тебя требуется. Милпи, так это прийти в его спальню и сказать ему, что ты не можешь допустить, дабы он находился один, когда остальные развлекаются. Добавь, что я пьян и от меня нет никакого проку, а потом дай ему понять, чего от него хотят. Он мерзко усмехнулся и добавил:

— Когда дело касается Иглзкпифа, это вряд ли будет трудно!

— А если он мною не заинтересуется?

— Заинтересуй! Потом, когда он уснет, ты убьешь его.

— Чем? Ногтями?

— Сейчас не время шутить, Милпи! Все слишком серьезно! У меня в туалетном столике спрятан длинный тонкий стилет великолепной итальянской работы. Если вонзить его в нужное место, в сердце, человек умрет мгновенно! Если все сделано как надо, останется лишь крошечная отметина.

— Ты слишком много просишь, — мрачно произнесла Милли.

— Послушай, дорогая, тебе ли не знать, что все это для меня значит! Если моя лошадь выиграет дерби, а это наверняка произойдет, если Иглзклиф не будет стоять у меня на пути, мы взлетим высоко-высоко. Клянусь, ты никогда не пожалеешь о том, что помогла мне!

— Я буду дурой и, наверное, сделаю то, что ты просишь, — сказала Милли.

— Как ты можешь отказаться! Ведь мы так много значим друг для друга!

— Ладно, ладно! Но лучше мне все-таки этого не делать. А если меня поймают?

— Никто тебя не заподозрит. До утра его не найдут, и, повторяю, вряд ли кто-нибудь решит, что его убили, если ты не забудешь там стилет. В любом случае у нас будет превосходное алиби: мы провели вместе всю ночь!

— Пожалуй, это так, — вздохнула Милли, — но мне все это не нравится!

— Мне тоже не нравится, но у меня просто нет иного выхода. Разве что застрелиться.

— Нет, нет! — воскликнула Милли. — Я не могу потерять тебя!

— Тогда иди, — велел мужчина, — и возвращайся ко мне как можно скорее. Я бы сгорал от ревности, если б все это не было так необходимо.

— Тебе нет нужды ревновать к кому бы то ни было, — пробормотала Мипли. — Я просто… боюсь делать то, что ты просишь.

— Клянусь, трудностей не возникнет. Заверни стилет в носовой платок и положи его там на туалетный столик. Возьми платок, когда будешь ложиться рядом с маркизом, а затем подожди, пока тот уснет.

Хихикнув, он продолжал:

— Никто лучше тебя, Милли, не знает, как ублажить мужчину.

— Ладно, — ответила женщина, — ты победил! Поцелуй меня напоследок.

Только сейчас Антея сообразила, что за разговор она подслушала.

Как такое возможно? Как можно замыслить столь подлое убийство?

Девушку охватил ужас, и первым ее побуждением было как можно скорее сбежать из Квинз Ху — все это не ее дело.

Однако врожденное чувство справедливости тотчас подсказало, что она не вправе позволить свершиться убийству.

Что бы она ни думала о маркизе, как бы он с ней ни поступил, о чем сейчас совсем не хотелось вспоминать, она не могла допустить, чтобы маркиза так страшно и подло закололи.

Отец бы наверняка возмутился, узнай он о подобном заговоре.

Кроме того, если маркиз погибнет, Квинз Ху перейдет к кому-нибудь другому.

А если новый владелец окажется еще хуже?

Затем мысль о матери подействовала на Антею самым решительным образом — девушка словно услышала зов трубы.

Спасать нужно было не просто маркиза самого по себе, но Гарри, его работу, людей — их людей, которым они могли помочь, а новый хозяин проявит к ним полное безразличие.

Антея положила на поп туфли, которые доселе несла в руках, и ринулась обратно по проходу — вниз по ступенькам, затем под окном, затем вверх по ступенькам — и так далее, уже не стараясь двигаться бесшумно.

Она желала лишь достичь спальни маркиза раньше Милли.

Вся запыхавшись, она домчалась до панели, через которую сбежала каких-то двадцать минут назад, думая тогда, что все неприятности позади.

Не в силах успокоить бешено колотившееся сердце, Антея дрожащими руками потянулась к рычагу.

Когда дверь потайного хода приоткрылась, она увидела комнату, погруженную во мрак, слегка рассеиваемый светом из незашторенного окна.

Антея судорожно вздохнула и произнесла:

— Милорд! Проснитесь, милорд!

Он пробудился мгновенно — вероятно, подумала девушка позднее, потому, что когда-то служил в армии.

Он повернул к ней голову, и она продолжала:

— Послушайте меня! Это очень важно!..

— Где вы? Что случилось?

— Сейчас нет времени говорить об этом, — выпалила Антея. — В вашу спальню скоро придет женщина. Она уже пошла сюда. Она собирается после того, как вы… будете вместе, убить вас. У нее стилет наготове. Заприте дверь и ни в коем случае не впускайте ее.

— Что, черт возьми, вы наговорили? Что происходит? — недоумевал маркиз.

Антея знала, как бы озадачен он ни был, он уже окончательно проснулся и прекрасно понял то, что ему сказали.

Поэтому она шагнула назад, в потайной ход, закрыла за собой дверь и направилась обратно.

Подобрав оставленные туфли. Антея поспешила дальше, мимо спальни Карла Второго, и вышла в будуар через две комнаты от нее.

Она была уверена, что в будуаре точно никого не окажется.

Приоткрыв панель, она увидела неосвещенное помещение — значит, не ошиблась.

Ощупью пробралась к двери в коридор, где уже было видно, куда идти.

Хотя ночной лакей потушил часть свечей в серебряных канделябрах искусной работы, украшенных гербом Иглзклифа, Антея легко одолела весь второй этаж до конца, потом прошла через обитую сукном дверь в помещения для слуг и наконец добралась до комнаты экономки.

Нянюшка сидела там в одиночестве, задремав в кресле у камина.

Как только Антея дотронулась до ее плеча, безмятежность нянюшки вмиг исчезла, и, тихо вскрикнув, она резко выпрямилась в кресле.

— Где ты была, хотела бы я знать? — возмутилась она. — Я тебя жду уже несколько часов!

— Я знаю, нянюшка, и все расскажу тебе по дороге домой, — ответила Антея.

Она взяла свою накидку со стула и набросила на плечи.

Нянюшка надела капор и накинула черную шаль поверх своего серого платья.

Не мешкая они поспешили вниз по боковой лестнице, ведущей к выходу в сад.

— Почему мы идем здесь? — спросила няня.

— На всякий случай; если кто-нибудь из слуг не спит, лучше уйти так, чтобы нас наверняка не заметили, — объяснила Антея.

Няня не могла не признать логичность такого ответа, но промолчала.

Только когда они торопливо шли по аллее, освещенной светом звезд, она поинтересовалась:

— Что могло тебя так задержать? Мастеру Гарри не понравится, что ты болтаешься неизвестно где. Тебе следовало давно быть дома.

— Это не моя вина.

— Наверное, у тебя есть какое-то оправдание, — молвила нянюшка. — но я надеюсь, ты не общалась с маркизом и его беспутными дружками. Даже не знаю, как на такие вещи посмотрел бы твой отец! В Квинз Ху никогда ничего подобного не бывало. Чем скорее все эти типы уберутся в Лондон, тем лучше.

— Я согласна с тобой, нянюшка, — кивнула Антея, — но я очень устала.

Девушка не проронила больше ни слова до самого Дауэр-Хауса.

У нее упало сердце при мысли, что ее ожидает брат.

Гарри, безусловно, потребует самых подробных объяснений.

Еще бы — ведь Антее уже давно пора было вернуться.

Они прошли в дом через кухню, благо у нянюшки имелся ключ.

Пока старушка готовила чай, Антея вышла в небольшой холл, уверенная, что Гарри не станет укладываться спать, раз ее нет дома.

Когда они оставались вдвоем, то обычно сидели в кабинете, а не в гостиной.

Антея пошла туда.

Гарри действительно был в кабинете.

Он лежал на кожаном диване, положив голову на диванную подушку, и крепко спал.

Перед тем как упечься, он снял смокинг и туфли.

Антея поняла по его дыханию, что он очень устал — и от своей работы, и от нервного напряжения: он постоянно опасался, что возникнет некое препятствие и что-то может пойти не так.

Она подумала, как отреагирует брат на события сегодняшнего вечера, и решила — он никогда не должен об этом узнать.

Антея медленно и бесшумно, стараясь не разбудить спящего, сняла свою бархатную накидку и нежно укрыла его, чтобы он не продрог.

Задула свечи, оплывающие на стол, и выскользнула из кабинета, неслышно закрыв за собой дверь.

Затем вернулась на кухню и сообщила няне, что Гарри спит и было бы просто жестоко будить его.

— Он по-настоящему вымотался! — вздохнула няня.

Поколебавшись немного, Антея сказала:

— У него столько забот, нянюшка, что, думаю, ему не стоит знать, когда мы вернулись. Это лишь огорчит его.

На секунду ей показалось, будто нянюшка станет возражать, и она поспешила промолвить:

— Я все расскажу тебе утром, но не говори ничего Гарри.

— Не знаю уж, куда мы все катимся, но я не скажу! — пообещала няня. — Теперь быстро ложись спать, мисс Антея, и я принесу тебе стакан горячего молока.

Антея торжествовала — нянюшка ничего не расскажет Гарри.

Уже в постели, ожидая, когда ей принесут молока, она обнаружила, что беспокоится за маркиза.

Понял ли он, что она ему сказала? Запер ли дверь?

Если нет, то утром его найдут мертвым, и она будет единственным человеком, кто знает убийцу.