Основное же ее состояние находилось в руках американских попечителей, назначенных ее отцом и, после смерти матери было решено, что Делора может получать на свои нужды любые суммы; весь же капитал будет доступен ей лишь после замужества.

— Теперь вы понимаете, — грустно подытожила Делора, — что как только это стало известно Дензилу, он решил выдать меня замуж любыми правдами и не правдами.

После недолгого колебания она добавила:

— Он честно сказал мне, что собирается выдать меня замуж за человека, который передаст ему за это часть моей состояния.

Конрад плотно сжал губы.

Он всегда недолюбливал кузена и не слышал о нем ни одного хорошего слова, но каким же негодяем тот был, если выбрал в качестве мужа для сестры подобного человека!

— Когда Дензил написал мне, что я должна немедленно отправиться на Антигуа и выйти замуж за лорда Граммеля, я не думала, что он сможет заставить меня подчиниться.

— И что вы сделали?

— Я написала ему, что не имею ни малейшего желания выходить замуж за человека, которого не видела ни разу в жизни, и что мое замужество гложет подождать до конца войны, когда лорд Граммель сможет вернуться в Англию.

— Это разумно. И что он ответил?

Делора вздохнула.

— Он прислал представителя министерства иностранных дел, который разъяснил мне, что, так как лорд Граммель — губернатор Антигуа, а Дензил — мой опекун, я не имею ни малейшего права противиться их решению. Кроме того, он доставил мне письмо от Дензила.

— И что в нем говорилось?

По тому, как Делора говорила об этом письме, он понял, что в нем содержалось что-то важное.

Она несколько мгновений подыскивала подходящие слова для ответа:

— Он написал, что если я не соглашусь поехать, он закроет поместье и… «вышвырнет меня на улицу». Именно так он и написал. Кроме того, он писал, что в его силах прекратить выплаты денег, которые делают мои американские попечители, и что все мои слуги — моя гувернантка, горничная и мои учителя — будут выброшены вместе со мной, и он не даст им ни пенни!

— Я с трудом в это верю! Я с трудом верю в то, что человек может решиться пойти на такое!

— Как могу я обречь на голодную смерть миссис Мельхиш и Эбигейл? А другие слуги — почти все они пожилого возраста и уже не смогут найти работу!

Она растерянно развела руками, — Вот почему мне пришлось… согласиться на это… путешествие… Теперь вы понимаете?

— Конечно же, да! Но я не вижу возможности избежать того, что вас ждет по окончании плавания.

Кузина смотрела на него глазами ребенка, пришедшего за советом к взрослому, который, по ее мнению, в состоянии решить любую проблему; у того же не было не только готового решения, но и никаких идей, как выбраться из сложившейся ситуации.

— Я рад, что вы решили открыться мне, леди Делора, и, обещаю, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам, — Конрад улыбнулся и добавил:

— По крайней мере, у нас есть двадцать четыре дня на раздумья — именно за это время лорд Нельсон достиг Вест-Индии — так неужели мы не сможем за такой срок найти ни одного выхода из создавшегося положения?

— Вы сможете… и я… буду молить Бога… чтобы вы что-нибудь придумали. Я долго размышляла, много молилась и все тщетно. Мне известно, какие у Дензила друзья, кроме того, джентльмен из министерства сказал… что лорду Граммелю шестьдесят шесть лет!

— Я думаю, это правда, — сказал Конрад. В голосе его слышалась жестокость.

— Что вы о нем знаете?

— Я не думаю, что сейчас стоит перечислять все, что я о нем слышал.

Делора ничего не ответила. Застывшим взглядом она смотрела на свои руки.

— Может быть вы расскажете мне все, что слышали о том, кого Дензил прочит вам в мужья? — предложил он.

— После того, как пришло первое письмо от Дензила… в котором он приказывал мне отправиться на Антигуа… я поехала к лорду-наместнику Кента.

— И спросили его о лорде Граммеле?

— Да, хотя и не открывая истиной причины моего любопытства. Я… я только спросила лорда Роуэлла… что он знает о нем.

— И что он ответил?

— Лорд Роуэлл всегда был очень добр ко мне, и маме он нравился, поэтому я знала, что могу доверять ему и что он скажет мне правду.

— Что он сказал вам? — повторил Конрад.

После недолгого молчания Делора тихо ответила:

— Он сказал: «Боже, дитя мое! Зачем вам знать что-либо об этом презренном человеке! Я не позволил бы этому развратнику и близко подойти к моему дому, и уж тем более постарался бы, чтобы моя жена и дети не имели с ним ни малейшего контакта!»

— Вы сказали лорду Роуэллу, почему интересуетесь этим человеком?

Делора покачала головой.

— Я думала о том… чтобы попросить его о помощи… но я знаю, он ничего не сможет сделать. Я боялась, что если он поговорит с моим братом, мне будет запрещено общаться с его светлостью… а у меня так мало друзей.

Конрад понимал, что это правда, хотя, если бы о планах Дензила узнали в Кенте, ни один приличный человек в графстве не подал бы ему руки.

И все его мерзости, очевидно, отразятся и на отношении к его сестре, которая тоже станет изгоем в местном высшем свете.

— Я полагаю, вы были представлены ко двору. Когда и кем это было устроено?

— Это произошло сразу после того, как мне сказали, что я должна выйти за губернатора Антигуа.

— И кто все устраивал?

— Министерство. Джентльмен, приехавший ко мне сказал, что я обязательно должна быть представлена королеве, прежде чем стать супругой губернатора Антигуа.

— И кто именно представлял вас?

— Виконтесса Кастлрих. Я увидела ее в тот же вечер, когда прибыла в Лондон, и мы сразу поехали в Букингемский дворец, после чего меня тут же отправили обратно в поместье.

— Это невероятно!

— Мне показалось, что виконтесса, да и виконт, скептически относились к действиям Дензила и моей свадьбе.

Конрад прекрасно понимал, что, хотя министр и его жена не одобряли подобных действий, они не могли пойти против воли человека, назначенного губернатором.

Он не знал, как именно лорд Граммель заполучил этот пост, но догадывался — несмотря на дурную репутацию, тот имел несколько влиятельных друзей в палате лордов. Поэтому министр, наверняка, опасался высказывать свое мнение, подходит ли Делора на роль его жены или нет.

Теперь Конрад понимал, что Делора попала в умело расставленную ловушку, но не представлял, как можно помочь ей выбраться оттуда.

Ее положение ужасало его и возмущало до глубины души.

Но эмоции не могли помочь в борьбе ни с ее братом, одновременно являющимся ее опекуном и обладающим высоким титулом, ни с губернатором, который, несмотря на свою репутацию, являлся наместником короля и обладал неограниченной властью на вверенном ему острове.

Однако, не решаясь делиться с Делорой столь печальными выводами, он произнес:

— Выслушайте мое предложение, кузина.

Она подняла на него взгляд, полный надежды и веры; она будто ожидала от него взмаха волшебной палочки, который чудесным образом спасет ее.

— Я собираюсь предложить вам, — продолжил он, — наслаждаться всеми прелестями океанского путешествия, которое, как я думаю, вам в новинку, пока я буду думать над решением этой проблемы.

— О, в самом деле! При других обстоятельствах я была бы очень рада плаванию на столь замечательном судне.

— В таком случае, рассматривайте это путешествие, как передышку между прошлым и будущим — вы оставили все свои старые тревоги в Англии, но еще не приплыли к новым.

Делора рассмеялась.

— Иными словами, вы говорите: «Наслаждайся текущей минутой, и не думай, что будет завтра!»

— Именно так! И я обещаю вам, что каждый член команды сделает все возможное, чтобы ваше путешествие оказалось приятным при любых обстоятельствах.

— И даже когда мы будем участвовать в битве?

— Если это и произойдет, в чем я искренне сомневаюсь, вы должны верить, что «Непобедимый» не зря носит это имя, и не пугаться грохота сражения.

— Что вы, у меня не заячье сердце! Мне кажется, это очень увлекательно — наблюдать за морской схваткой, и за вашей победой!

— Если нам придется вступить в бой, я постараюсь оправдать ваши ожидания.

— Но ведь враги знают о «Тигре Хорне». Мне кажется, любой корабль, завидев ваш штандарт на горизонте, на всех парусах поплывет в обратном направлении!

— Вы мне льстите, хотя я надеюсь, что так оно и будет. А сейчас, кузина, мне надо возвращаться к исполнению своих обязанностей.

Он встал и добавил:

— Так как я не вижу миссис Мельхиш, боюсь, что вам придется обедать в одиночестве, но, если желаете, я могу пригласить несколько офицеров составить вам компанию за столом.

Он заметил восторженный блеск в глазах Делоры.

— Вы действительно сделаете это? Я бы очень хотела их видеть. По такому случаю я даже надену одно из моих новых платьев.

Конрад улыбнулся.

— Вот теперь в вас говорит женщина. Несомненно, мы будем польщены видеть вас во всей красе.

— Тогда договорились. К какому часу я должна быть готова?

— Я сообщу это после ленча, когда поведу вас на экскурсию по кораблю.

— А я уж боялась, что вы забыли о своем обещании.

— С моей стороны это было бы непростительной ошибкой. Кроме того, это лучше сделать до того, как мы покинем Ла-Манш. В океане может быть неспокойно.

— Я не боюсь качки, — возразила Делора.

На лицо ее набежала тень, и она выдохнула:

— ..я боюсь только людей.

Наблюдая за тем, как Делора веселила молодых офицеров, и зная, что глаза всех сидящих за столом прикованы к ней, Конрад подумал, что она — очаровательный ребенок, чья наивная самоуверенность поможет ей завоевать доверие любого общества.

Ему понравилось, что, когда он зашел к ней чтобы проводить в каюту первого помощника, она уже была готова и ждала его. При появлении капитана лицо ее осветила улыбка.

— Я готова, — произнесла она — и, судя по тому, сколь великолепно вы выглядите, мне, наверное, следовало бы надеть диадему; но к сожалению у меня ее нет.

— Я думаю, что она не очень вписалась бы в интерьер боевого судна, — возразил Конрад.

Говоря это, он подумал, что небольшие букетики искусственных цветов, которыми она украсила прическу, идут ей гораздо больше, чем любые бриллианты.

Делора выглядела очень юной, глаза ее в свете корабельных ламп блестели восторгом.

На ней было белое платье, корсаж которого и широкая юбка — по новой моде — изысканно пестрели мельчайшим узором.

Желая сделать ей комплимент, но понимая, что это было бы ошибкой, Конрад вместо этого неожиданно сказал:

— Вам бы следовало одеться потеплее — вечером на корабле достаточно холодно.

— У меня есть отделанный мехом шарф, — ответила Делора; Конрад взял шарф и накинул ей на плечи.

Шарф чрезвычайно шел к ее личику и тонкой, изящной шее, и Конрад с легкой усмешкой подумал, что офицеры будут сражены наповал.

Понимая, что в каюте первого помощника не сможет разместиться более шести человек, Конрад пригласил Диккена, как истинного хозяина каюты, и еще трех молодых офицеров, каждому из которых не было и двадцати четырех лет.

Офицеры, которых он выбрал сам, составляли отличную компанию; так как служить под его началом считалось привилегией, двое из них были знатного происхождения — их отцы буквально просили Конрада взять их к себе на корабль.

Третий офицер, Берч, был выходцем из семьи судовладельцев; Конрад считал, что этот, несомненно умный молодой человек, сможет сделать блистательную морскую карьеру.

Все они, познакомившись с Делорой, когда та совершала экскурсию по кораблю, были готовы проводить в ее компании все свободное время.

Улыбнувшись про себя, Конрад подумал, что, надо будет соблюдать осторожность, иначе Делора станет очень мощным отвлекающим фактором, который может повлиять на судовую дисциплину и на качество выполнения огромной работы, просто необходимой при первом плавании корабля.

В то же время, жалея кузину, он был полон решимости сделать ее счастливой хотя бы на эти несколько недель.

Одеваясь к обеду, Конрад вспомнил, что он думал о ней Две недели назад, и улыбнулся.

Он заранее проклял женщину, отобравшую у него капитанскую каюту, содрогаясь при мысли о том, что она, кроме всего прочего его родственница.

Делора настолько отличалась от того, что он ожидал увидеть, что он без сомнения отбросил все свои прежние мысли, решив любыми способами защитить девушку от козней двух бессовестных негодяев.

— Но что, черт побери, я могу сделать? — вслух произнес он, заставив Барнета — помогавшего ему с облачением — подскочить от неожиданности.

Он думал об этом и за ужином, смеясь вместе с остальными офицерами над ее остроумными шутками.

Делора не старалась показаться веселой, образованной или, умной, она лишь вела себя так, как делала это обычно; она говорила все, что приходило ей в голову, и молодые офицеры были очарованы.

— Кузен, в одной из газет я прочитала, что вы предложили своим матросам завести на корабле музыкальные инструменты, и теперь они поют и танцуют в свободное время. Мне так хотелось бы увидеть это.

— Боюсь, с этим придется подождать, — ответил Конрад, — пока мы не узнаем, на что способна новая команда на музыкальном поприще. Однако, я всегда думал, что люди должны уметь играть и петь, находя в музыке утешение, когда им тяжело.

— Или когда им нечего есть! — заметил один из офицеров, служивший с ним на «Тигре».

Конрад улыбнулся.

Он вспомнил, как во время одного из плаваний корабль долгое время оставался без свежего провианта, и что лишь задумавшись о чем-то постороннем можно было есть галеты» полные жучков и солонину, размягчить которую не могли никакие приготовления.

Насущной заботой каждого капитана было обеспечение команды более или менее сносной пищей на период долгих плаваний.

Пиво достаточно быстро прокисало, однако на борту всегда бывал грог — ни один капитан не повел бы судно в море без запаса рома — и приходилось даже наказывать людей за пьянство, в котором они находили утешение на пути в неизвестность.

Но в одном Конрад был уверен — пока Делора на судне, . никаких наказаний на борту «Непобедимого» не будет.

И хотя за всю службу на флоте он привык к виду наказаний плетью, но делал все возможное, чтобы на его корабле до телесных наказаний дело не доходило.

Он знал, что наказания используется, как средство устрашения, но не верил, что они действительно производят желаемый эффект.

В то же время он думал, о том как столь нежная и ранимая девушка сможет прожить несколько недель на корабле, где служат люди всех сортов и сословий, не будучи шокирована чем-нибудь, что ей придется увидеть или услышать.

Он поймал себя на мысли, что всеми силами постарается не допустить знакомства Делоры с изнаночной стороной жизни на корабле, хотя и не представлял, как этого можно добиться.

Обед подошел к концу, и Конрад, зная, что некоторым офицерам предстоит заступить на вахту в четыре часа, предложил Делоре проводить ее обратно в каюту.

Когда они поднимались на ют, она сказала:

— Это самый замечательный вечер в моей жизни! Спасибо! Спасибо вам, кузен, за вашу доброту! Я так рада, что именно ваш корабль был выбран для моего плавания до Антигуа.

— Я тоже рад этому, — тихо ответил Хорн. — Но я не могу обещать вам таких встреч каждый вечер. У меня и моих людей слишком много работы.

— Мне это известно, и я постараюсь причинять как можно меньше беспокойства. Но, пожалуйста… навещайте меня… когда у вас будет свободное время.

Она сказала это так, что Конрад понял — девушка боится долгое время оставаться наедине со своими мыслями о неизбежном прибытии на Антигуа.

— Я обещаю навещать вас как можно чаще, — ответил он. — Надеюсь, миссис Мельхиш скоро станет лучше и у вас появится собеседник.

— Сомневаюсь. Она стонала и причитала задолго до того, как началась настоящая качка!

Конрад улыбнулся.

— Позвольте, в таком случае, поздравить вас со столь быстрой адаптацией на корабле. Но ведь не у всех столь крепкий желудок.

— Что вы, я не хотела оскорбить миссис Мельхиш. Но даже самая лучшая ее подруга скажет вам, что она просто не создана для путешествий.

— В отличие от вас, как мне кажется? Спокойной ночи, кузина. Позвольте мне искренне заверить вас в том, что я очень рад видеть у себя на корабле такого пассажира, как вы.

— Когда я поднялась на борт, вы придерживались противоположного мнения!

Он был поражен.

— Как вы это узнали?

— Заметила по вашему голосу, по рукопожатию. И я так боялась, что наши семейные распри продолжатся и в океане!

— Ну, этого, конечно же, не произойдет! — заверил ее Конрад.

Говоря это, он открыл дверь каюты и увидел Эбигейл, ждущую свою хозяйку.

Горничная тактично отошла в сторону, когда Делора протянула руку капитану.

— Спокойной ночи, кузен. Я так вам признательна!

Он почувствовал ее крепкое рукопожатие и, когда Делора уже скрылась за дверью, услышал:

— Ах, Эбигейл, я так замечательно провела вечер! Это было просто невероятно!

На следующий день капитан встал с восьмым ударом корабельного колокола — в четыре утра — и приступил к работе с командой.

Канониры упражнялись, заряжая и разряжая орудия, и иногда не справляясь с новыми пушками, работающими на откатном роллере.

Некоторые матросы практиковались в передаче сигналов, в то время как Диккен заставлял новичков лазить по вантам до самого верха, пока они не перестали бояться высоты и не научились передвигаться с надлежащей скоростью.

По судну бегали нервничающие и бледные гардемарины, впервые вышедшие в море. Они боялись сделать что-нибудь не правильно, но страх остаться вообще без работы был гораздо сильнее.

Конрад говорил с ними как можно мягче, вспоминая свои первые дни в море, когда он каждую ночь засыпал в слезах, тоскуя по дому.

Он был занят до пяти часов дня, пока вдруг не вспомнил о Делоре и данном ей обещании.

Он видел, как она поднялась на ют и подумал, глядя как она борется с порывами холодного ветра, швыряющего в лицо мокрый снег, что Делора, наверное, единственный человек на корабле, который получает удовольствие от подобной погоды.

Он чувствовал, что ей хочется забраться выше, на полуют, где и сам он, и другие офицеры, в положенное время проводили долгие часы.

Но она была достаточно умна, чтобы не появляться там без разрешения, и Конрад решил, что пригласит ее туда как только погода хоть немного изменится в лучшую сторону.

Немного позже когда он пришел к ней в каюту, Делора сидела на софе и читала книгу.

Увидев капитана, она вскочила, отшвырнула томик и воскликнула:

— Вы пришли повидать меня! Я так рада! Я так надеялась, что вы не забыли о своем обещании.

— До настоящего момента я был настолько занят, что не помнил ни о чем, кроме дел, которую мне следовало выполнить.

— Теперь, раз вы здесь, разрешите предложить вам чашечку чая. Мы взяли с собой в путешествие небольшой запас.

— С радостью.

Эбигейл, сидевшая в дальнем углу каюты встала и пошла готовить чай.

Когда они остались одни, Конрад спросил:

— У вас все в порядке?

— Все, если не считать того, что я лишена вашего общества.

Он улыбнулся.

— Ну сейчас то я здесь.

— Я так рада! Пожалуйста… вы не могли бы пообедать со мной сегодня?

Конрад был удивлен тем, что она сама напрашивалась на обед. Затем, подумав, не будет ли ошибкой устраивать столь частые застолья, он нашел другой выход.

— А не могли бы вы пригласить меня обедать к себе?

— А я могу? Корректно ли это?

— Я думаю, что не будет корректно ни мне обедать у вас, ни вам гостить у меня, ведь вы без компаньонки, — ответил Конрад. — Но мы вправе спросить себя, кто узнает, да и кого будет это волновать, чем мы занимаемся посреди океана между двумя полюсами, находясь вне сферы чьей-либо компетенции, кроме моей собственной?

Делора хлопнула в ладоши.

— Конечно же! Ведь это ваше королевство! Я где-то читала, что капитан имеет абсолютную и никем не ограниченную власть у себя на корабле.

Затем, с озорной улыбкой она добавила:

— А раз так, капитан, не прикажете ли вы мне пригласить вас на обед? Я с радостью воспользуюсь возможностью поговорить с вами наедине за столом.

Конрад колебался лишь мгновение.

Он ощущал, что обед tete-b-tete с молодой девушкой несколько предосудителен с общественной точки зрения, даже несмотря на то, что Делора была его кузиной.

Но, затем он сказал себе, что совершенно безосновательно пытаться соблюдать все условности, принимая во внимание то, что ждет ее на Антигуа. Ведь небольшое отклонение от правил на корабле просто меркнет перед действиями ее брата и будущего мужа.

— Я с удовольствием принимаю приглашение вашей светлости, — по всем правилам этикета ответил он; Делора рассмеялась.

Два часа спустя Конрад, войдя в каюту Делоры, обнаружил там накрытый стол, освещенный не корабельными лампами, а зажженными свечами. Было видно, что хозяйка каюты постаралась на славу.

Платье на Делоре было нежно голубого цвета, вместо цветов волосы ее украшали небольшие банты, на шее красовалось жемчужное ожерелье, доставшееся ей в наследство от матери.

Приветствуя ее легким поклоном, он понял, что Делора очень рада его приходу. Словно не в силах больше сдерживаться, она воскликнула:

— На сегодняшний вечер я приготовила нечто особенное, и буду очень огорчена, если сюрприз вам не понравится.

— Нечто особенное?

— Перед отъездом лорд Роуэлл посоветовал мне взять с собой некоторые деликатесы, отсутствующие в простом и непритязательном рационе моряков.

— Ну, так можно будет сказать после двухнедельного плавания, сейчас же на корабле есть свежие куры, баранина и свинина; и если повар не испортит продукты в процессе приготовления, вы их отведаете.

— Признаться, вчера вечером я была так увлечена общением с вами, что обращала мало внимания на еду. Но все-таки если я сообщу вам меню, то испорчу весь эффект.

Конрад был приятно удивлен, увидев на столе паштеты, бычий язык и гуся. По словам, Делоры все это было привезено из фамильного поместья.

— Кстати, а вы там были? — поинтересовалась она.

Конрад покачал головой.

— У моего отца случился бы приступ, предложи я такое.

Когда я был маленьким, склоки моего родителя с его кузеном — вашим отцом — заставляли меня думать о семейном поместье, как об аде, наполненном грешниками, каждый из которых настолько нечестив, что извергает пламя.

Делора рассмеялась.

— На самом деле, все наоборот. В поместье находится прелестный дом; вы, с вашим вкусом, несомненно, оценили бы его.

— Откуда вы знаете, есть у меня вкус, или нет?

— Мне кажется, это такая же неотъемлемая часть вашей натуры, как доброта и великодушие, храбрость и прямолинейность.

Конрад смущенно замахал руками.

— Остановитесь! Если так пойдет и дальше, вы наделите меня нимбом и назовете непобедимым героем, что мне не слишком-то нравится. Я просто человек, преданный своему делу. Просто человек и ничего более.

— Теперь вы скромничаете. Я же читала все статьи о вас, опубликованные в «Тайме» и «Морнинг Трибун»; кроме того, я заметила, какими глазами смотрят на вас офицеры. Нравится вам это или нет, они от вас просто без ума!

Запнувшись, она добавила:

— Так же, как и я!

Это было сказано под влиянием момента; она не смогла остановиться, и слова словно сорвались с ее языка, Встретив взгляд Конрада, она не смогла отвести глаз; тот заметил, как румянец начал заливать щеки его собеседницы.

Это зрелище напомнило ему много раз виденную картину, когда восходящее солнце окрашивает горизонт в багряные тона; Конраду невольно пришло в голову, что он никогда не встречал столь прекрасной, и в то же время, столь невинной и неиспорченной девушки.

Заметив, что капитан пристально смотрит на нее, Делора изменилась в лице, выражение его трудно было передать словами; увидев это, Конрад поспешил встать из-за стола.

— Спасибо вам, кузина. Теперь вам стоит найти себе занятие, рисование, например. Или, быть может, вы предпочитаете шитье?

— Я предпочла бы просто бродить по кораблю и наблюдать за работой моряков. Сегодня я побоялась покинуть ют, хотя и горела желанием присоединиться к вам на полуюте — кажется, это так называется.

— Ну, для этого вам необходимо получить приглашение капитана.

— И вы пригласите меня?

— Посмотрим. Вы должны понимать, что это — боевой корабль, и на нем не место для прогулок.

Он намеренно сказал это суровым, не терпящим возражений тоном.

— Но это ведь не значит… что вы передумали… и вновь не рады тому… что я на корабле?

В ее голосе прозвучало столько тоски и боли, что капитан поспешил добавить:

— Нет, конечно же нет! Я рад, что вы здесь! Вы же знаете, что я сделаю для вас все возможное. Я только хотел сказать…

На этот раз он не нашел, что сказать, и Делора закончила за него:

— ..что вы не хотите… слишком увлекаться мной. Вы это хотели сказать… или нет?

Конрад был поражен проницательностью собеседницы.

В то же самое время, он ощущал, что был чудовищно несправедлив к Делоре, говоря с ней в таком тоне тогда как она ждала помощи и поддержки.

Поскольку Конрад хранил молчание, Делора продолжила:

— Лишь увидев вас, я поняла, что вы… вы — моя последняя надежда… и, после разговора с вами… мне показалось… я думала, вы в силах помочь мне… преодолеть страх… такой страх, что легче… легче умереть!

— Вам не стоит думать об этом, — достаточно резко возразил Конрад; словно он разговаривал с паникующим гардемарином.

— Я ничего не могу с собой поделать. А ведь вчера вы говорили, что надо забыть о том, что нас ждет, и наслаждаться этой передышкой между прошлым и будущим.

— Именно этого я и хочу, — ответил Конрад, ощущая себя загнанным в угол. — Но, в то же время, во имя вашей же пользы, я не должен терять голову.

— Вы имеете в виду… не должны увлекаться мной, — логично завершила Делора.

— Не совсем так. Я лишь пытаюсь помочь вам.

Говоря это, Конрад знал, что хочет сказать — что бы ни случилось, этой девочке не стоит сильно на него рассчитывать, ибо, как только они доберутся до Антигуа, ему все равно придется предать ее.

Более того, она ни при каких обстоятельствах не должна влюбиться в него.

Он не думал, что это может произойти — ведь Делора намного младше и неопытнее его не только по возрасту, но и совсем в другом смысле.

Но он был бы бесчувственным, если бы не замечал, как привлекают женщин его взгляд, его слава и сами его манеры.

И, хотя с момента, когда он встретил Надин, Конрад старался хранить ей верность, ведь она давала ему то, что нужно каждому моряку — ощущение дома, он знал, что его любви хотят многие женщины.

Но поскольку они пытались всеми силами поставить его в позицию просителя, он отвечал им той же монетой.

И когда они увлекались Конрадом, он оставался холоден и неприступен.

Он делал все, что они позволяли ему. И в то же время, понимал, что в их отношениях нет ничего серьезного; для него они были словно цветы, украшающие обеденный стол и увядающие на следующий день.

Любые affaire de coeur1, в которые он бывал вовлечен, происходили с участием женщин прекрасно контролирующих себя и понимающих, что при игре с огнем можно обжечься.

Делора же была совсем другая. Конраду хотелось думать о ней — с самой первой их встречи — как о ребенке.

Тем не менее, он понимал, что ее пытливый ум уже давно не занимают детские мысли, и что сейчас в ней, словно бутон розы, расцветают чувства.

Для того, чтобы превратиться в женщину ей необходимо было лишь одно — любовь.

Ему неожиданно пришла в голову идея, насколько заманчиво и волнующе было бы показать ей все прелести любви.

Но его настолько шокировало, что такая идея могла прийти ему в голову, что он сказал себе — этому не бывать.

Было бы нечестно, не правильно воспользоваться оказанным ему, как родственнику, доверием, заставив Делору думать о нем, как о мужчине.

Кроме того, она уже обручена, и не в его компетенции обсуждать нрав и репутацию ее будущего мужа.

Но даже приказав себе думать так, он не мог избавиться от мысли, что ее — столь чистую и невинную — возьмет, или, вернее сказать, опорочит, такой монстр, как Граммель.

Вспомнив о человеке, по адресу которого он слышал лишь ругательства, сделавшие бы честь любому боцману, любящему крепкое словцо, Конрад невольно сжал кулаки. Этот человек позорил не только свой род, но и сословие, к которому принадлежал.

В этот момент, к своему удивлению, он услышал, как Делора — словно прочитав его мысли — прошептала:

— Если вы… думая о нем так переживаете… то что же… должна чувствовать я?