— Когда ты и это претворишь в жизнь, я действительно поверю, что небезразлична тебе, — насмешливо проговорила Диана.

— Если ты и сейчас в этом сомневаешься, — совершенно серьезно ответил Хьюго, — то ты просто дурочка.

— Я всегда была такой, — беспечно отозвалась Диана.

Прошло еще немного времени, и Диана освоилась у Шнайберов. Привыкла, что ей приказывают, приспособилась всем угождать, и прошлое начало казаться ей каким-то полузабытым сном.

У нее не было никакого желания вернуть его, поскольку даже воспоминания о прежней жизни приносили ей боль.

Многое вообще испарилось из ее памяти, даже при желании она не могла бы вспомнить отдельные моменты.

Лоэлия Стэндиш заметила, как изменилась Диана, и была очень рада и удивлена такой перемене.

— Это лишний раз доказывает, что нельзя вот так поспешно судить о людях, — делилась она с мужем. — Я и представить себе не могла, что Диана способна выдержать подобное испытание, хотя и очень люблю ее.

И откуда только берется у человека мужество в суровый час! Просто удивительно! Видимо, каждый может быть героем, если жизнь заставит.

Джек Стэндиш кивнул.

— Ты права, — согласился он. — Я уже не раз мысленно извинялся перед Дианой за то, что иногда не очень хорошо думал о ней.

— Самое смешное, — добавил Джек, — что она выглядит гораздо счастливее, чем раньше. Исчезла привычка смотреть на людей свысока, так меня раздражавшая. Интересно, что теперь скажет Барри.

— Это и в самом деле интересно.

Вскоре Диана отпросилась у Шнайберов на выходные, чтобы съездить в Охотничий дом. Лоэлия с Джеком неоднократно ее приглашали, однако до сих пор она никак не могла вырваться.

А сейчас ей повезло: Рут простудилась и заявила, что все выходные будет лежать в постели.

Диана по опыту знала: Рут завалится в постель с каким-нибудь модным романом, положив рядышком коробку шоколадных конфет и пододвинув поближе телефон.

И она решила не упускать такую великолепную возможность и поехать к друзьям.

Отпустили ее весьма неохотно, но это не имело для Дианы никакого значения. Ей казалось, что никогда она еще так не радовалась, как при одной только мысли о том, что скоро опять увидит Джека с Лоэлией, а самое замечательное — на целых два дня она станет свободным человеком.

«Так бы и расцеловала всех», — радостно думала она, торопясь на вокзал Паддингтон.

Пассажиры приветливо смотрели на высокую улыбающуюся девушку, которая спешила по перрону к первому вагону, видимо полагая, что чем ближе будешь сидеть, тем быстрее доедешь до нужной станции.

Сейчас Диана и не вспоминала, какие мрачные мысли овладевали ею еще совсем недавно: когда она в последний раз возвращалась от Стэндишей.

Она лишь радовалась, что вскоре вновь увидит своих старых добрых друзей, милый ее сердцу Охотничий дом, а самое главное — насладится прекрасным чувством свободы.

На вокзале в Малверне ее ждала машина, а когда приехали домой, оказалось, что Лоэлия уже накрыла стол к чаю в просторном холле.

Как все вокруг знакомо! И радостный лай собак, и теплые объятия Лоэлии, и дружеское рукопожатие Джека. Диана вдруг почувствовала, что глаза ее наполняются слезами.

Сдержать их ей не удалось.

— Родные мои! — прошептала она. — Как я счастлива!

И схватив на руки маленького фокстерьера, порывисто прижалась к его грубой шерстке.

— Не обращай на меня внимания, — сказала она Лоэлии. — Я так глупо себя веду. Но если бы ты знала, как я рада вас видеть!

— А мы как рады, ты и представить себе не можешь, — ласково проговорила Лоэлия, беря подругу за руку. — Ну, рассказывай, как ты там.

И Диана принялась рассказывать о себе начиная с того момента, когда они расстались. I ^на поведала обо всем, что произошло с ней за последние месяцы: о трудностях, которые испытала, о вечно недовольной Рут, о ханжеском поведении миссис Шнайбер и высокомерной прислуги. И тут же осеклась. О чем это она тут толкует? Никаких трудностей не было! Жизнь у Шнайберов вдруг предстала перед ней совсем в ином свете, и она начала весело рассказывать об этом семействе Лоэлии и Джеку.

Диана с юмором описывала недостатки своих хозяев. Добродушно и безобидно, как если бы говорила о своих самых близких друзьях, рисовала она их карикатурные портреты.

Джек и Лоэлия так и покатывались со смеху, слушая Диану, и перед ними как наяву вставали картинки незамысловатого быта Шнайберов.

Вот миссис Шнайбер изо всех сил пытается преодолеть морскую болезнь во время путешествия в Монте-Карло, с тем чтобы сфотографироваться у рулевого колеса своей яхты.

Вот Рут бегает по всему Лондону от одного врача к другому, чтобы найти такого, кто избавил бы ее от лишнего веса, а вернувшись домой, тут же начинает усердно поглощать шоколадные конфеты, сводя тем самым на нет все усилия врачей.

Досталось и величавому дворецкому, с полнейшим презрением относящемуся к своим хозяевам, обожающему детективы и позволяющему себе вежливый тон лишь с теми гостями, которые, по его мнению, происходят из знатных семей.

Вместе с Дианой переживали они за мистера Шнайбера, в поте лица добывающего деньги, которые шли лишь па развлечения.

Диана и не предполагала, что умеет шутить беззлобно.

Но именно так она и рассказывала сейчас о Шнайберах, к которым уже успела привязаться.

Диана видела их недостатки. С каждым днем все явственнее вырисовывалась для нее трагедия этой семьи, тщетно мечтавшей попасть в высшее общество. И ей было бесконечно жаль их.

В Лондоне она старалась не обсуждать Шнайберов со своими многочисленными знакомыми.

Она не могла отплатить за их гостеприимство и доброжелательность черной неблагодарностью.

И сейчас, разговаривая с Лоэлией и Джеком, Диана не хотела дешевого сочувствия друзей.

Она впервые обсуждала свою настоящую жизнь и с удовольствием находила в ней забавные стороны.

«Раньше мне и в голову не приходило смеяться над своим теперешним положением», — внезапно подумала она.

И, обращаясь к Лоэлии, заметила:

— Правда, все это забавно? Я имею в виду мою жизнь. И самое интересное, что мне она ужасно нравится.

Говоря это, Диана ничуть не кривила душой.

После чая Лоэлия отправилась в детскую поцеловать на ночь сынишку. Диана сидела перед камином, в котором полыхали мощные поленья. Она то дремала, то просыпалась, думая сама не зная о чем.

На землю спустились сумерки, и дворецкий, убрав со стола, включил ночник.

В Охотничьем доме, как обычно, царили тепло и уют. Казалось, вся атмосфера здесь проникнута безоблачным счастьем, и все, кто попадал в гостеприимное жилище Лоэлии и Джека, словно заражались этим чувством.

Вот и Диане сейчас казалось, что все трудности, которые она когда-либо испытывала, остались где-то далеко, в прежней жизни. Она уютно расположилась на софе, положив голову на подлокотник, а ноги прикрыв теплым меховым пледом. Фокстерьер дремал с ней рядышком, уткнувшись в ее руку своим влажным носом, а большой датский дог лежал рядом с софой и полузакрытыми глазами наблюдал за гостьей. Незаметно для себя Диана задремала.

Снаружи послышался шорох шин по гравию — это подъехала машина. Внезапно распахнулась входная дверь, и на пороге возник какой-то человек. Увидев Диану, он застыл как вкопанный.

Ее как громом поразило — Барри! Тихонько вскрикнув, она поспешила сесть.

И пока она робко улыбалась, не зная, как ей поступить дальше, Барри, удивленно крикнув: «Диана!», бросился ей навстречу, протягивая руки.

— Почему ты меня не предупредила, что Барри собирается приехать на выходные? — спросила Диана Лоэлию на следующий день, когда они, облокотись о перила загона, наблюдали за тем, как Джек и Барри обучают молодых пони брать препятствия.

— Я и сама не знала, — ответила Лоэлия. — Видишь ли, Барри считает наш дом своим. Приезжает и уезжает, когда ему вздумается. Мы с Джеком выделили в западном крыле дома две комнаты исключительно для него.

Мы никогда не селим там других гостей и не убираем из них Барриных вещей. Он это знает, поэтому и не уведомляет о своем приезде. Мы его любим, да и Джеку необходима его компания. Посмотри, он весь так и светится.

— Видишь ли, Диана, — продолжала Лоэлия, — любящей женщине всегда кажется, что она не дает своему мужу возможности насладиться свободой, которой он безгранично пользовался до женитьбы.

Раньше Джек и Барри были просто неразлучны, и я чувствую иногда, что мужу очень хочется отправиться с ним в какую-нибудь увлекательную экспедицию.

Конечно, он никогда не оставит меня одну, но я уверена, если бы у него была возможность, он обязательно отправился бы исследовать еще не изведанные земли. Не хочу сказать, что Джек жалеет о своей женитьбе. Он очень счастлив. Кроме того, просто обожает Робина.

Но Джек не был бы самим собой, если время от времени не ощущал бы манящего зова дороги, не мечтал о путешествиях и свободе. Дома у него всегда есть чем заняться, но иногда, мне кажется, он немного завидует Барри.

Поэтому, если я вижу, что каким-то образом могу, так сказать, облегчить наши узы, какими бы сладкими они ни казались, я это делаю с удовольствием.

— И правильно! — подхватила Диана. — Если я когда-нибудь и выйду замуж, в чем я, правда, сильно сомневаюсь, мне не удастся стать такой проницательной, как ты, Лоэлия.

— И вовсе я не проницательная, — отмахнулась она. — Просто я люблю Джека больше всех на свете. А когда по-настоящему любишь, тебе хочется отдавать, отдавать и отдавать, ничего не требуя взамен. Мне кажется, любая женщина готова, если потребуется, пожертвовать для своего любимого всем.

— А как ты думаешь, мужчины тоже испытывают подобные чувства? — спросила Диана.

— Наверное, да, — ответила Лоэлия. — Во всяком случае, когда мужчина любит женщину, ему хочется ее защитить. И не только от напастей, которые могут ее подстеречь, но и от самого себя. Понимаешь, что я хочу этим сказать?

— Человек счастлив лишь тогда, когда он любит бескорыстно, — продолжала она. — Никогда не поверю, что мужчина, способный подорвать репутацию женщины или обесчестить ее доброе имя, любит ее. Если он действительно испытывает нежные чувства, никакой защиты от этого мужчины никогда не потребуется. А самое главное, если любишь человека, то думаешь в первую очередь о нем, а не о себе.

Диана молчала, глядя, как искусно управляются оба всадника со своими лошадьми, и раздумывала над словами Лоэлии.

День стоял солнечный, ясный, в воздухе чувствовался легкий морозец. С холмов подул холодный ветер. Покружившись вокруг дома, он умчался в лес.

Высоко над головами летели друг за другом три утки. Сделав несколько кругов над озером, они наконец сели на воду. В парке с громким лаем носились собаки.

Барри с непокрытой головой заставлял своего пони брать все новые и новые препятствия и настолько мастерски все это проделывал, что даже старик конюх не выдержал и принялся расхваливать его на все лады.

— Барри отлично смотрится на лошади, — прервала Лоэлия затянувшееся молчание.

Диана кивнула. Сегодня она смотрела на Барри совершенно другими глазами. Раньше, когда она о нем думала, перед ней вставал сдержанный суровый образ какого-то сверхчеловека.

Он казался ей мужчиной необычным, не знающим ни доброты, ни ласки, а потому не вызывающим подобных чувств к себе.

Однако прошлым вечером Диане показалось, что она наконец-то начинает его понимать.

После того как он так внезапно появился в гостиной, они отправились наверх искать Лоэлию и обнаружили ее в детской.

При виде Барри Робин издал такой радостный вопль, что ни у кого не осталось никаких сомнений: малыш безумно ему рад.

И Барри, тут же позабыв о присутствующих, без тени смущения принялся тискать мальчишку, заливавшегося счастливым смехом, пока не вмешалась няня и не унесла брыкающегося озорника в постель.

Диана смотрела на Барри во все глаза — рядом с ней находился не великий исследователь, а обыкновенный, по-домашнему разгоряченный от возни с ребенком мужчина.

Он то зарывался лицом в подушки и рычал оттуда, как разъяренный медведь, то, посадив мальчонку на плечи, скакал по комнате, мотая головой, словно необъезженный конь. И Диана внезапно поняла, что Барри не такой уж таинственный, как ей казалось сначала.

Она привыкла думать о нем с трепетом и почтением и не видела в нем мужчину. Барри подбадривал ее, когда это было необходимо, вселял надежду, когда падала духом, помогал советом.

Он казался Диане скорее священником, исповедующим какую-то новую, чудесную религию, у которого всегда, если есть необходимость, можно найти слова утешения и поддержки.

И вдруг с удивлением обнаружила, что перед ней настоящий мужчина, отнюдь не лишенный привлекательности.

Никогда она еще не видела его таким веселым.

За ужином он смеялся и поддразнивал ее, а Лоэлия с Джеком лишь подливали масла в огонь, вынуждая Диану, в свою очередь, подшучивать над Барри, пока наконец вся компания не заливалась веселым дружным хохотом.

«Какой же он милый!» — думала про себя Диана, наблюдая, как Барри укрощает строптивого пони.

При этом он смеялся, суровые черты его лица смягчались, и Барри казался совсем мальчишкой.

Диана поняла наконец, что присущая ему сдержанность, которая поначалу так пугала ее и даже вызывала в ней какие-то неприятные чувства, вызвана лишь тем, что большую часть жизни Барри пришлось прожить в одиночестве.

Должно быть, долгое время лишь туземцы были его единственными соседями.

— Расскажи мне о Барри, — попросила она Лоэлию. — Кто его родители? Что побудило его начать заниматься старинными рукописями?

— Его отец, — начала свой рассказ Лоэлия, — был офицером индийской армии, а мать считалась одной из красивейших женщин своего времени. Барри родился в Индии, а потом, естественно, его отправили в Англию. Такова уж была незавидная доля детей, рожденных вдали от родины.

Несколько лет спустя мать, которую он боготворил, сбежала с офицером, служившим под командованием его отца. Отец был вне себя от горя, однако огромным усилием воли заставил себя не показать вида, насколько ему тяжело.

В то время развод считался делом постыдным и грешным. Домбар-старший, будучи добрым христианином, отказался разводиться со своей женой. И в течение многих лет продолжалась трагедия этой семьи.

Офицеру, с которым бежала мать Барри, естественно, пришлось оставить свой полк, а вернуться домой и открыто жить с замужней женщиной он не мог.

Они отправились в Токио, где несколько лет назад оба погибли во время землетрясения.

— Значит, Барри знал свою мать? — спросила Диана.

— Да, — ответила Лоэлия. — Вообще вся эта история ужасно грустная. Видишь ли, мать Барри была по-своему сильной личностью. Если уж она решилась на такой поступок ради любви.

К своему законному мужу она не испытывала особо сильных чувств, а вот того, с кем сбежала, любила горячо. К сожалению, этот офицер так и не смог избавиться от чувства вины за свой неблаговидный поступок и постоянно сожалел о том, что случилось.

Так или иначе, он ужасно обращался с матерью Барри: унижал ее и словом, и кулаком — в общем, вел себя отвратительно. И все-таки она любила его.

Барри никогда не заводил с нами разговора на эту тему, а вот люди, знавшие его мать, частенько рассказывали об этом.

Родственники отца пробовали хоть как-то повлиять на ход трагических событий. Они упрашивали мать уйти от этого человека, но она отказалась. Мне кажется, что, несмотря ни на что, она была по-своему счастлива. Видимо, лучше жить как на вулкане, чем не жить вообще.

В конце концов это была ее судьба, и она подчинилась ей до конца. Вскоре отца Барри назначили губернатором одной небольшой индийской провинции.

Закончив школу, Барри отправился туда и проводил там почти все время. Но разразилась война. Впрочем, до того как покинуть Индию, он успел понять и полюбить ее.

Настоящее образование он получил именно перед войной, в те годы, что провел со своим отцом. Этот человек в отличие от большинства англичан, занимавших такие же посты, взял на себя труд хорошенько изучить положение дел во вверенной ему провинции, по-настоящему понять тот народ, которым ему довелось управлять, в общем, постичь тонкую душу людей Востока.

Именно тогда Барри и познакомился с одним из величайших индийских философов столетия. Это был древний старец, сейчас его уже нет в живых. В Барри он нашел самого талантливого своего ученика.

Он заразил парнишку идеей донести до европейцев философию Востока, самую глубокую и мудрую.

— А что стало с отцом Барри? — перебила подругу Диана.

— Он умер через три года после того, как закончилась война. В Индии он был человеком глубоко уважаемым, так как многое сделал для этой страны. Мне кажется, он обожал своего единственного сына, однако перенесенное горе ожесточило его сердце, и отец никогда не показывал мальчику, как сильно его любит.

Вот откуда у Барри невероятное чувство самообладания. С детских лет не знал он ни любви, ни ласки. Мать свою он увидел уже в зрелом возрасте, но встречался с ней крайне редко.

И теперь, мне кажется, Барри опасается любви. Всю свою жизнь он видел только ее неприглядные стороны.

— С самого детства у него сложилось глубокое предубеждение против этого чувства, а уж отец постарался воспитать своего сына невосприимчивым к нему. Многим женщинам нравится Барри, чего отнюдь не скажешь о нем.

В этот момент к ним подъехал сам Барри.

— О чем это вы так серьезно разговариваете? — поинтересовался он.

Диана улыбнулась:

— Вы бы очень удивились, если бы узнали.

— Ну, тогда наверняка обо мне, — расхохотался он.

— В каждой шутке есть доля правды, — вмешалась Лоэлия. — Ну да ладно, пора идти обедать. Диана, должно быть, уже умирает от голода. Скажите, пожалуйста, Джеку, что мы его ждем.

Барри тут же поскакал выполнять ее просьбу, и пару минут спустя друзья вернулись вместе. Джек подхватил жену под руку.

— Замерзла, дорогая? — спросил он. — Нужно было и самой поездить верхом.

Лоэлия лишь покачала головой. Они направились к дому, свистом подозвав собак, охотившихся за кроликами.

— Я собираюсь завтра утром покататься верхом. Может быть, поедем за компанию? — спросил Барри Диану.

— У меня с собой нет одежды для верховой езды, — ответила Диана.

— Можешь взять мою, — предложила Лоэлия. — Мы ведь примерно одинаковые. Помнишь, как-то в Лондоне я надевала твою амазонку, когда Джеку зачем-то понадобилось, чтобы я непременно поездила на гунтере, которого он собирался купить?

— Ах да, помню! — воскликнула Диана. — В таком случае я с удовольствием покатаюсь завтра верхом.

— Вот и отлично! — просиял Барри. — Поднимемся в горы. Там со стороны Херефорда целую милю дорога идет прямо. Вам она придется по душе.

— А что будем делать сегодня после обеда? — поинтересовалась Лоэлия. — Мы пока что ничего не придумали. Какие предложения, Барри?

— Мне нужно будет немного поработать, — ответил он. — Пойдемте после обеда со мной в замок. Я вам покажу первые главы из нашей с Джеком книги. Правда, мне еще осталось кое-что откорректировать.

После обеда все последовали предложению Барри и отправились в замок. Дул холодный ветер. Щеки Дианы покрылись ярким румянцем, и она была очень довольна, что надела толстое шерстяное пальто.

«Слава Богу, за городом можно носить все, что душе угодно. За модой здесь никто не гонится», — думала она, надевая его.

Покупать новые вещи ей уже становилось не так легко.

Весело переговариваясь, компания бодрым шагом направилась к замку.

Наконец добрались до ручья, где Диана сидела на поваленном дереве в тот летний день несколько недель спустя после самоубийства отца, когда Барри нашел такие нужные слова, чтобы утешить ее.

Она знала — он тогда ничего не сказал Лоэлии и Джеку об их встрече, и когда компания проходила мимо этого места, Диана улыбнулась ему заговорщицкой улыбкой.

Встретившись с ней взглядом, Барри улыбнулся в ответ.

«Молодец!» — тихонько прошептал он.

"Вернувшись домой после прогулки верхом, Диана долго нежилась в горячей ванне. В последний раз она каталась на лошади очень давно, и теперь все тело ломило с непривычки.

В то же время Диана чувствовала необыкновенную бодрость. Она и не ожидала, что быстрая езда доставит ей такое удовольствие.

Все приводило ее в восторг: и ветер, бьющий в лицо, и топот лошадиных копыт. Ей нравилось чувствовать под собой теплый лошадиный круп, нравилось натягивать непослушными, отвыкшими пальцами поводья.

Ей было приятно находиться в обществе Барри, приятно слушать, как он восторгается ее умением сдерживать не в меру разгоряченного коня.

Два часа, которые они провели вместе за разговорами и катанием, пролетели как один миг.

И сейчас, лежа в ванной и глядя на свое розоватое тело, просвечивающее в слегка окрашенной и ароматизированной солью воде, Диана вспоминала все подробности сегодняшнего утра.

Они с Барри взобрались на самую верхушку холма, и Диане показалось, что никогда в жизни не жаждала она так насладиться каждым прожитым мгновением.

Хотелось поделиться переполнявшими ее чувствами с Барри.

Утро выдалось чудесное: ослепительно голубое небо, свежий ветерок, яркое солнышко. Деревья простирали вверх свои темные голые ветви, и казалось, что находишься не на природе, а в картинной галерее, рассматриваешь какое-то прекрасное полотно.

Диана чувствовала, что с ней происходит что-то необыкновенное. Красота родной природы, безбрежное, невиданное доселе счастье наполняли ее душу восторгом.

«Если бы я только могла подарить свои чувства всем, кого люблю!» — радостно думала она.

И тут же вспомнила о Джимми. Трудится, наверное, бедняга в поте лица: на выходные в гараже приходится самая работа. Вот бы послать ему посылку с ее счастьем!

Словно понимая, какие мысли и чувства обуревают Диану, Барри не донимал ее разговорами,' и некоторое время они ехали молча.

Так продолжалось довольно долго. Наконец ездоки спешились и уселись, еще разгоряченные, на траву. Перед ними открывался потрясающий вид на Уэльские горы. Вволю насладившись великолепным пейзажем, Диана и Барри начали неторопливую беседу.

И самые обыденные слова в таком необычайно красивом месте имели глубочайший смысл. А потом они поехали обратно и все говорили и говорили, с удовольствием слушая друг друга.

«Какой же он добрый, — размышляла Диана, лежа в ванной, — и как не похож на того Барри, которого я впервые узнала».

И внезапно ее осенило: да она же любит его!

— Я люблю его, — прошептала Диана.

Подобного чувства ей еще никогда не доводилось испытывать: ведь не только любовь завладела всем ее существом, но и безграничное доверие и огромное уважение к этому человеку.

Как часто, увлекшись кем-то, Диана в конце концов понимала, что на самом деле вовсе не любит его, а испытывает к нему влечение, и все. Это ее тут же отрезвляло, и она и думать забывала о своем недавнем кумире.

Даже если ей кто-то и нравился, внутренний голос убеждал ее, что все это долго не продержится.

И вот теперь она впервые встречает человека и любит его только за то, что он именно такой, какой есть.

Теперь Диане казалось, что она влюбилась в Барри в первый же день их знакомства и с тех пор не переставала любить его.

Она попыталась припомнить те недобрые чувства, которые испытывала к нему в первое время, но они исчезли.

Вместо этого Диана ощущала острое желание снова и снова быть рядом с Барри, смотреть, как он ходит, слушать, как он говорит.

Сейчас она прекрасно понимала малыша Робина и собак, которые радостно бросались к нему, стоило Барри только появиться в их поле зрения. А уж если удавалось удостоиться его внимания, они были просто на седьмом небе от счастья.

«Неужели все влюбленные чувствуют это? — удивленно думала Диана. — Неужели все ощущают эту неукротимую радость, свалившуюся невесть откуда, счастье, бурным потоком уносящее рассудок и волю?»

« А сможет ли Барри полюбить меня?» — вдруг с тревогой подумала Диана.

Она вспомнила, что вчера рассказывала Лоэлия. Судя по ее повествованию, он имел весьма смутное понятие о том, что такое любовь.

И хотя жизнь его проходила в довольно суровых условиях, а Диана, напротив, существовала легко и привольно, ни ему, ни ей не доводилось до сих пор испытать чувства, которые невозможно было бы обуздать.

Скорее всего Барри считает ее особой, весьма осведомленной в житейских и любовных делах, решила Диана, и мысль эта показалась ей не очень приятной.

Внезапно она вспомнила Хьюго. Теперь ей не верилось, что когда-то всерьез собиралась выйти за него замуж.

Неужели она и вправду не надеялась уже пережить то волнующее чувство, когда кажется, будто стоишь на пороге чего-то чудесного, неизведанного доселе?

Диана взглянула на себя в зеркало. Не может быть, что это она, та самая строптивая великосветская особа, которой совсем недавно жизнь казалась невероятно скучной!

Девушка, что стоит сейчас перед зеркалом, с радостным нетерпением смотрит в будущее, она полна сил и энергии.

«Не могу я ждать, — внезапно очнулась Диана. — Я люблю Барри и хочу добиться его сейчас. Если я стану ждать, то наверняка потеряю его».