Приключения в Берлине

Если б это произошло, когда мы были еще в Германии, вероятно, никто бы из нас не спасся.

— В-вы думаете… эта рана… убьет папу? — прошептала Лоилия.

— И Уоткинс, и капитан говорят, что он родился в рубашке. Нож не повредил ни одну из артерий, поэтому рана не очень опасна.

Его слова звучали успокаивающе.

Лоилия смотрела на него, чтобы убедиться в правдивости его сообщения, и слезы катились по ее щекам.

Непроизвольно он полуобнял ее за плечи.

— Все будет хорошо. Обещаю вам, что Уоткинс спасет вашего отца, как он спас когда-то меня. Он — прирожденный целитель и, несомненно, был им в одном из своих последних перевоплощений.

Она прижалась лицом к его плечу.

Он чувствовал, как дрожит все ее тело, словно сотрясаемое бурей.

— Вы были такой храброй до сих пор, — говорил он мягко, — и мы не можем позволить германцам победить нас в последний момент.

— Папа… все для меня! — еле слышно произнесла Лоилия. — Б-больше у меня… никого нет… никого в жизни… кроме… папы.

Только что она ощущала себя одинокой былинкой в огромной пустыне и вдруг осознала, какую сипу и поддержку обрела в лице лорда Брэйдона.

Он все еще поддерживал ее за плечи.

Его рука все еще покоилась на ее пальцах, стиснутых в попытке справиться с собой.

В этот момент она почувствовала, что, когда лорд Брэйдон покинет ее, она будет тосковать по нему.

Так же сильно, как и по своему отцу.

— Я размышлял, милорд, — сказал Уоткинс, выкладывая вечерние одежды лорда Брэйдона, — и я думает, что удар ножа был назначен для меня!

— Почему вы так думаете? — спросил лорд Брэйдон.

— Видите, я не думаю, что они знал, что мистер Стэндиш занял мое место, — объяснил Уоткинс, — но они думает, я как-то связан с его исчезновением, поэтому они на всякий случай угощает меня, так сказать, на память.

Лорд Брэйдон мог понять столь оригинальную логику, приведшую Уоткинса к данному выводу.

Конечно, подобное — в духе германцев: отомстить сопернику от злости, что так и не смог уличить его.

Лорд Брэйдон был совершенно уверен, что сейчас прочесывается весь Берлин в попытках обнаружить Тарстона Стэндиша.

Он решил, что у немцев нет серьезных подозрений в причастности его и его слуги к исчезновению Стэндиша.

В противном случае они, несомненно, приложили бы больше усилий к их задержанию.

— Как вы думаете, мистер Стэндиш оправится от раны? — с тревогой в голосе спросил лорд Брэйдон.

— Нам надо подкормить его, милорд, и следить, чтобы он не потерял больше крови, и тогда он будет, как говорится, » селен, как летний дождь «.

— Я надеюсь на это.

— Положитесь на меня, — весело сказал Уоткинс. — Но все-таки ваша светлость должны понимать, что ему опасны перемещения и тряска, по крайней мере в течение нескольких дней.

— Я предполагал, что вы скажете это, — ответил лорд Брэйдон. — Поэтому мы постоим спокойно у побережья Франции, пока не сможем пересечь Канал и возвратиться, наконец, к себе.

Уоткинс широко улыбнулся.

— Для меня это подходит, милорд. Мне нравятся лягушатники , хотя не могу сказать того же об этих германцах!

Лорд Брэйдон рассмеялся.

В этот момент он полностью разделял чувства Уоткинса.

Переодевшись, он поднялся в салон.

Там он увидел Лоилию, ожидавшую его.

На ней было милое, простое платье из голубого шелка, более соответствующее дневному, нежели вечернему наряду.

Единственное ее платье, если не считать того, что она надела в дорогу.

Оно не только удивительно шло ей, но и делало ее еще более юной.

Лорд Брэйдон в эту минуту вновь воспринял ее как ребенка.

И в то же время сознавал, насколько острый и развитой у нее ум.

Когда он вошел, такой импозантный в вечернем костюме, в глазах Лоилии появилось мимолетное восхищение.

— Папа спокойно спит, — сказала она. — Я заглянула к нему, и Уоткинс сказал, что он выпил целую чашку крепкого бульона.

— Не сомневаюсь, — сказал лорд Брэйдон, приблизившись к ней, — что мы можем вполне доверить вашего отца умелым рукам Уоткинса и взять короткий отпуск от всех наших забот и напастей.

— Вы… уверены, — спросила тихо Лоилия, — что не должны… направиться сразу… в Англию? Ведь вас… ожидают там… и вы… пропускаете все… балы и развлечения… сезона.

Лорд Брэйдон сел на софу.

— Когда меня послали на этот раз в Германию, я негодовал, что вынужден оставить все то, о чем вы сейчас сказали.

Теперь же я вполне доволен, что нахожусь здесь. — В его глазах мелькнул лукавый огонек. — Но вам, конечно, надо будет постараться, чтобы мне и впредь не хотелось никаких иных развлечений.

Он подшучивал над нею, но Лоилия оставалась серьезной.

— Как можете вы предположить, что я способна хоть чуть-чуть… заменить вам все эти… наслаждения, которых вам, должно быть, так недостает… особенно ваших лошадей.

— Я предвидел, что рано или поздно мы вернемся к лошадям, — улыбнулся лорд Брэйдон, — и поскольку мы сейчас стоим на якоре возле тех самых берегов Франции, где, я знаю, есть несколько хозяйств с верховыми лошадьми, думаю, мы могли бы организовать небольшие прогулки, чтобы поразмяться, когда ваш отец будет спать.

Теперь беспокойство в ее глазах сменилось возбужденностью.

— Это действительно возможно? О, как было бы прекрасно!.. Но вы же знаете, что у меня здесь нет… амазонки.

— Значит, придется вновь послать Уоткинса за покупками, — сказал лорд Брэйдон. — Он очень любит это занятие; не забыть бы мне похвалить его за выбор платья, которое теперь на вас.

Лоилия бросила взгляд на свое платье, как будто не замечала его ранее.

Лорд Брэйдон подумал, много ли найдется знакомых ему женщин, которые могут забыть, что на них надето, или могут не подумать об этом, когда он входит к ним.

— По оно значительно… дороже, чем я могла бы… себе позволить, — пролепетала Лоилия, — поэтому… пожалуйста… вы не должны тратить больше… денег на меня.

— Это как раз то, что я не намерен обсуждать, — возразил лорд Брэйдон. — Все, что было у вас, осталось в известном месте, о котором не следует упоминать, поэтому вы должны позволить мне позаботиться о том, чтобы, пока мы не возвратимся в Англию, вы были по крайней мере прилично одеты.

— Я… уверена, что могла бы найти что-либо… дешевое для верховых поездок.

— А я не менее уверен, что это сильно расстроило бы Уоткинса, воображающего себя непревзойденным знатоком моды!

Лоилия была не в силах удержаться от смеха.

— Мне значительно легче сказать… благодарю вас за все, чем пытаться противиться вам, когда вы уже что-то решили.

— Вот сейчас вы говорите разумно.

— Вы всегда считаете разумным то, что совпадает с вашим мнением?

— Конечно! Тем более что мы оба участвуем, как вам известно, в миссии огромной важности.

И как бы желая окончательно убедить ее в этом, он сказал:

— Не забывайте, что вы, и я, и, конечно, Уоткинс, освободили одного из самых значительных людей секретной службы Министерства иностранных дел. Я знаю, что маркиз Солсберийский будет восхищен нами, несмотря на то что он не сможет сообщить всему миру, какими находчивыми мы оказались.

— Вы хотите сказать, каким мудрым оказались вы!

Повинуясь неосознанному импульсу, Лоилия протянула к нему руки.

— Если б только я могла сказать вам, что это… значит — видеть папу здесь с нами… и знать, что он… жив.

На последнем слове голос изменил ей.

— Мы выпьем сейчас по бокалу шампанского, — быстро сказал лорд Брэйдон, — чтобы отпраздновать нашу великую и славную победу! Жаль только, что мы не могли увидеть лицо капитана, когда он обнаружил, что дверь заперта, а его птичка впорхнула!

— Совершенно очевидно, что он заподозрит вас и Уоткинса.

— Он может подозревать нас, но ему будет очень трудно доказать даже самому себе, что мы являлись непосредственными участниками похищения.

Он наполнил два бокала из бутылки, стоявшей рядом на маленьком столике.

— Это означает, конечно, что ваш отец не сможет вновь посетить Германию, — сказал он, — и для вас это было бы также неразумно после возвращения в Англию.

— Вам не кажется… что немцы, когда они… узнают, что папа вернулся домой, могут… напасть на него?

Лоилия колебалась, прежде чем произнести слово» напасть «.

Она думала о неотвратимости намерения немцев убить ее отца.

Он и сам уже размышлял об этом.

Передав бокал Лоилии, он сел рядом с ней.

— Теперь послушайте меня, Лоилия, — сказал он. — Я уже думал об этом и хочу предложить вам, чтобы недолго — по крайней мере до тех пор, пока мы не убедимся, что немцы не интересуются более вашим отцом, — вы оба пожили в моем доме.

Лоилия смотрела на него с нескрываемым изумлением.

Ей никогда бы не пришла в голову мысль, что они могут быть его гостями.

— Конечно, мы не можем… сделать этого!

— Я не вижу причины. Вы говорили, что видели фотографии моего дома, и должны, следовательно, понимать, что он достаточно большой для любого количества гостей.

— Но они… были бы… вашими друзьями.

— Вы хотите сказать, что после всех пройденных нами испытаний вы и ваш отец не являетесь ими?

Он заметил, как румянец подкрался к ее щекам.

Смущенно глядя в сторону, она сказала:

— Я хочу думать, что мы друзья… но это означает нечто иное, чем дружба с теми, кого вы знаете… давно.

— Нечто совсем иное, — согласился лорд Брэйдон.

Он встал, увидев стюарда, входящего в салон с первым обеденным блюдом.

Следующим утром, убедившись, что его пациент провел сравнительно спокойную ночь, Уоткинс сошел на берег.

По возвращении он нашел лорда Брэйдона на палубе, залитой солнцем, и сообщил, что ему приведут двух лошадей из небольшого рыбацкого поселка, расположенного в миле по берегу от места их стоянки.

Ему удалось также достать юбку для верховой езды и блузку.

— Есть еще один городок в двух милях отсюда, — сказал Уоткинс, — и я схожу туда завтра, а может быть, и сегодня к вечеру, посмотрю, что можно найти там. Мисс Лоилии понравится то, что я купил ей, она будет выглядеть прелестно.

Он лукаво взглянул на своего господина.

Лорд Брэйдон проигнорировал эту дерзость.

— Благодарю вас, Уоткинс. Покажите мисс Лоилии ваши покупки для нее и позаботьтесь, чтобы ваш пациент получил что-нибудь питательное на ленч.

Уоткинс привык к напускному безразличию господина к его находчивости.

Он поспешил вниз, к кабинам, чтобы разыскать Лоилию.

Уж она-то с интересом выслушает его рассказ о трудностях, которые он испытал, разыскивая нужные ей вещи в этом, как он выразился, » забытом Богом месте «.

После отличного ленча Лоилия, в белой блузе с кружевными вставками и широкой юбке из дешевой, но приятной материи, сошла на берег.

Когда она села на породистую лошадь, ей показалось, что в целом свете нет девушки счастливее ее.

Уоткинс не смог купить ей шляпу, и она с помощью заколок сделала себе гладкую прическу.

Она была в таком радостном возбуждении, что совсем не обращала внимания на свою внешность.

Она думала о том, что лорд Брэйдон смотрится на лошади точно так, как она и представляла его мысленно на скачках.

Он казался частью лошади, целиком спившись с нею.

Невозможно было не восхищаться жеребцом, которого Уоткинс взял для него напрокат.

Они отправились через заросшую, невозделанную территорию, тянувшуюся вдоль берега.

Затем въехали в плодородную долину, где на полях трудились мужчины и женщины.

Наконец они окунулись в тишину и покой после шума, перипетий и страхов Берлина.

» Трудно представить, что эти два мира, здешний и тот далекий, существуют на одной планете «, — размышляла Лоилия.

Глядя на ее лицо, лорд Брэйдон спросил:

— Вы счастливы?

— Я только сейчас подумала, что попала в волшебную сказку и все мои желания сбылись.

— Благодарю вас, — улыбнулся он.

— А вы, конечно, — засмеялась она, — моя сказочная крестная-фея или, пожалуй, крестный-волшебник, хотя такого, кажется, не было ни в одной сказке.

— Я боялся, что вы отведете мне роль злого Барона или царя Демона?

— Как вы могли подумать такое? Конечно, вы — Принц…

— ..который обнаружил, что лягушка оказалась на самом деле Принцессой? — закончил он фразу. — Это было бы прекрасно.

Она отвернулась от него.

— Это, должно быть, происходило столько раз… или, может быть, все ваши… принцессы всегда были… королевского рода?

—  — Я думал, что вы — часть волшебной сказки, — тихо сказал лорд Брэйдон, — а в моих книжках принцессы никогда не были саркастичными или насмешливыми. Они всегда смотрели на жизнь сквозь розовые очки и потому были очень счастливы.

Лоилия вздохнула.

— Мне бы тоже хотелось быть такой, но я все еще… боюсь.

— Я же вам сказал, что все страшные домовые остались позади, и я отказываюсь верить, что вы боитесь меня.

— Нет… я боюсь только… проснуться.

Он рассмеялся.

Солнце уже немного остыло, и тени под деревьями удлинились.

Они повернули обратно.

Увидев его яхту» Морской Пев»в маленькой бухте, где море было особенно голубым, Лоилия спросила:

— Папа скоро окрепнет, и мы сможем отправиться в Англию?

— Вы так спешите?

— Нет, конечно, нет! Я только… боюсь, что вам… наскучит здесь, не сожалею, что мы… связываем вас.

— Поскольку я крайне эгоистичен, — заявил лорд Брэйдон, — то никогда не позволяю себе скучать. Если бы мне действительно наскучило здесь, ничто бы не могло остановить меня; я бы приказал отплыть прямо в Англию и, расставшись там с вами, предался бы тому, что вы называете «моими развлечениями».

— Это то, чего вы хотите? — спросила Лоилия.

— Я уже сказал, что всегда поступаю так, как хочу, если, конечно, не получаю королевского приказания посетить Берлин.

Лоилия рассмеялась.

— По крайней мере принц Уэльский не может в данный момент никуда вас направить, поскольку не имеет представления, где вы сейчас находитесь!

— И это меня устраивает, а потому не пытайтесь соблазнить меня тем, по чему, как вам представляется, я соскучился.

— Неужели вы думаете, что я делаю это? — спросила Лоилия. — Вы ошибаетесь.

Конечно, я хочу подольше побыть здесь.

Ездить с вами… разговаривать с вами — это самое увлекательное из того… что было в моей жизни.

Лорд Брэйдон молчал, и она добавила:

— Я не верила до этого, что в целом мире может быть мужчина, подобный вам.

— В каком смысле?

— Вы… молодой и в то же время такой… мудрый, как будто у вас за плечами… долгие годы. Вы принадлежите светскому обществу — и в то же время… если, конечно, вы не… превосходный актер… вам доставляет удовольствие прогуливаться наедине со мной… в этот прекрасный день.

Ее слова не воспринимались как комплимент.

Просто она рассуждала вслух, пытаясь понять его.

— Я охотно соглашусь со всем этим, — сказал лорд Брэйдон. — И какое же заключение вы сделаете обо мне?

— Что вы… уникальный и очень… хороший человек! — с легкостью сказала Лоилия.

Она посмотрела на него.

Они не могли отвести глаз друг от друга.

Глава 7

Лорд Брэйдон прошел в каюту Тарстона Стэндиша; тот сидел на кровати с какими-то записями в руках.

— Как вы чувствуете себя? — спросил лорд Брэйдон.

Тарстон Стэндиш улыбнулся:

— Не присядете ли, милорд? Я хотел бы поговорить с вами.

— Я ожидал этого, но думал, что лучше оставить вас в покое на несколько дней, пока вы не оправитесь от раны.

— Мне намного лучше, — сказал Тарстон Стэндиш, — и прежде чем мы продолжим, — вот мой доклад об орудии, которым вы интересуетесь.

Он вручил лорду Брэйдону некоторые бумаги.

Уже после беглого просмотра он понял, что в них содержится именно то, что он хотел знать.

— Могу я передать эти бумаги принцу Уэльскому, с тем чтобы он представил их маркизу Солсберийскому?

Задавая этот вопрос, лорд Брэйдон испытывал неловкость, возможно, оттого, что был бы нарушен регламент передачи информации.

В конце концов маркиз посылал в Берлин Тарстона Стэндиша.

— Учитывая то, что вы спасли меня и мою дочь, — ответил Тарстон Стэндиш, — я не могу быть столь неблагодарным, чтобы не исполнить любое ваше желание.

Лорд Брэйдон молчал.

Он смотрел на бумаги и думал, в каком восторге будет от них принц Уэльский.

Он сможет сообщить нечто конкретное маркизу, и он будет, несомненно, «первым из услышавших».

— Бы знаете, как я вам благодарен, — продолжал Тарстон Стэндиш, — за то, что вы не только вызволили меня из Берлина, но и спасли Лоилию от катастрофических последствий ее необдуманных поступков.

— Надеюсь, вы не будете очень строги к ней, — промолвил лорд Брэйдон. — Она хорошо сознает, что сделала ошибку, и не совершит ее вновь.

— Я позабочусь об этом, — тихо сказал Тарстон Стэндиш.

Лорд Брэйдон взглянул на него, не понимая, что он имеет в виду.

— Это была моя последняя миссия, — объяснил Тарстон Стэндиш, — и благодаря вам она увенчалась успехом. Я бы не хотел, чтоб моя отставка сопровождалась провалом!

—  — Я не понимаю.

— Значит, я должен внести полную ясность. Я очень болен, хотя об этом никто не знает, кроме моего доктора.

Лорд Брэйдон удивленно смотрел на него.

— Когда я покидал Англию, — продолжал Тарстон Стэндиш, — из разговора с моим врачом я понял, что даже если не добуду чертежи немецкого орудия, которое так интересует маркиза Солсберийского, лично для меня это не будет иметь какого-либо значения, поскольку я не успею возвратиться, чтобы пожать плоды своего провала.

Лорд Брэйдон все еще ничего не понимал, хотя и не прерывал его.

Тарстон Стэндиш, однако, почувствовал его недоумение и сказал без обиняков:

— У меня туберкулез, и одно легкое уже сильно повреждено. Как вы понимаете, милорд, вопрос о моей смерти решится в сравнительно короткое время; доктора бессильны спасти мою жизнь.

— Я сожалею… страшно сожалею, — с сочувствием сказал лорд Брэйдон.

— Не сожалейте обо мне, — попросил Тарстон Стэндиш. — Если здоровье не позволяет мне делать то, что вселяет в меня радость жизни, то лучше умереть.

Он говорил совершенно спокойно и естественно, и лорд Брэйдон произнес:

— Я думаю, что в какой-то мере могу понять ваши чувства.

В это время он представил себе маленькую усадьбу с несколькими акрами земли, которую описала ему Лоилия, эту ограниченную жизнь, от которой зачах бы и он сам, любивший, как Тарстон Стэндиш, бродить по всему свету.

— Единственное, что я могу еще сделать, — убежденно сказал Тарстон Стэндиш, — так это закончить мою третью книгу, чтобы отдать ее вместе с двумя другими в ваши руки.

Глядя с надеждой на лорда Брэйдона, он продолжал:

— Если вы позволите мне, милорд, сделать вас своим поверенным, то сможете опубликовать их, когда сочтете это безопасным.

Я знаю, вы проследите, чтобы Лоилия получила все доходы от их публикации.

— Безусловно, я сделаю это, — пообещал лорд Брэйдон. — Я хочу лишь сказать, Стэндиш, что мы восхищаемся вашей самоотверженностью при выполнении особых операций, о которых говорилось лишь шепотом и за закрытыми дверьми, и что нам всем будет не хватать вас.

Тарстон Стэндиш засмеялся.

Глядя на него, лорд Брэйдон понял, как серьезно болен этот человек.

Он даже усомнился, что ему удастся закончить свою книгу.

Он держал в руках чрезвычайно ценные бумаги, которые ему предстояло вручить принцу Уэльскому, а Тарстон Стэндиш откинулся на подушки, будто внезапно почувствовал страшную слабость.

— У меня есть предложение, — сказал лорд Брэйдон. — И я надеюсь, вы его одобрите. Так вот, к настоящему времени германская тайная полиция скорее всего поняла, что вы владеете секретом их нового орудия, и попытается ликвидировать вас до того, как вы передадите кому-либо этот секрет.

Тарстон Стэндиш вдохнул воздух, но ничего не сказал.

— Поэтому я предлагаю, — продолжал лорд Брэйдон, — чтобы вы оставались здесь, на моей яхте, и работали над книгой.

Не было необходимости объяснять Таретону Стэндишу, что означал бы для него отказ от этого предложения.

Постоянные сомнения; следят за ним или нет.

Страх при погружении в сон, что кто-то войдет ночью в его комнату и убьет.

Более того — обычная прогулка по улице может завершиться его убийством от руки безобидного с виду прохожего.

— Я все продумал, — заявил лорд Брэйдон, — и моя яхта может доставить вас, куда вы только пожелаете. Лично я думаю, что пребывание в каком-нибудь солнечном уголке было бы для вас наиболее полезным. — И добавил с улыбкой:

— В такое время года неплохо отправиться на Средиземноморье.

— Я бы сделал это с огромным удовольствием, — ответил Тарстон Стэндиш, — и если бы я мог выбирать, где сложить мои кости, то предпочел бы Грецию.

— Значит, моя яхта — в вашем распоряжении, — сказал лорд Брэйдон, — и вы можете предоставить мне заботу о Лоилии.

— Это беспокоит меня более всего! — воскликнул Тарстон Стэндиш. — У меня есть две старшие сестры и несколько кузин, которые были бы готовы принять ее. — Он вздохнул. — Но я думаю, что жизнь с ними покажется ей крайне скучной и ограниченной после тех подвигов, которые мы совершали вместе.

— Я обещаю вам, что позабочусь о Лоилии и о свершении ваших планов. — Он встал. — Теперь мы едем с нею на прогулку, а когда вернемся, я прикажу отплыть на Фолкстоун. Хочу поскорее встретиться с принцем Уэльским и успокоюсь, когда эти схемы окажутся наконец в его руках без риска быть украденными у меня.

— Надеюсь, что этого не случится, — сказал Тарстон Стэндиш. — Я бы мог вновь составить их, но это потребовано бы много усилий.

— Положитесь на меня, — улыбнулся лорд Брэйдон.

Покинув каюту, он поднялся на палубу, где его ожидала Лоилия, готовая для прогулки верхом.

В новой зеленой амазонке, купленной Уоткинсом в ближайшем городе, она выглядела как сама Весна.

Сшитая из дешевой материи, амазонка тем не менее имела тот французский шарм, который в сочетании с подобранной к ней шляпой придавал Лоилии особенную прелесть.

— Уоткинс опять соперничал с модельером Фредериком Бортом, выбирая мне наряд, — засмеялась Лоилия, — и я надеюсь, вы одобрите его выбор.

— Вы смотритесь великолепно и очень по-французски, — оценил увиденную красоту лорд Брэйдон, — но вам придется купить совершенно иной костюм, чтобы появиться на английском охотничьем поле.

— Боюсь, этого никогда не случится, потому что членство в охотничьих обществах всегда было не по карману нам с папой. Но я уверена, что те несколько лошадей, которые есть у нас дома, придут в состояние транса от моего вида!

Чтобы не смутить ее веселья, он не стал, как задумывал прежде, говорить о своих планах.

Они отправились верхом далеко, любуясь сельскими видами французского приморья.

Остановившись возле маленькой придорожной таверны, они с удовольствием позавтракали, наслаждаясь французскими блюдами и оживленно беседуя.

На обратном пути Лоилия думала о том, что ей никогда еще не было так хорошо, как теперь.

И никогда еще ей не приходилось проводить время в обществе столь умного и интересного мужчины.

А он шутил с ней, заставляя смеяться, словно был так же юн, как она.

Когда они подъехали к берегу вблизи яхты, их ожидал конюх, чтобы отвести лошадей обратно в конюшню.

— Вы должны попрощаться с нашими лошадками, Лоилия, — сказал лорд Брэйдон, — потому что мы на них больше не поедем.

Лоилия ошеломленно взглянула на него.

— Я очень… благодарна им за то, что они так хорошо… носили меня, — промолвила она.

Он снял ее с седла и, поддерживая, ощутил легкую дрожь, пробежавшую по ее телу.

Он заплатил конюху за лошадей, и они пошли к яхте.

Лоилия сразу побежала к отцу, но у его каюты столкнулась с Уоткинсом.

— Мистер Стэндиш спит, мисс, — тихо сказал он.

— Тогда я не буду его беспокоить. Хорошо ли он позавтракал?

— Он пытался, мисс, а после ленча немного работал над своей книгой, но я думает, что эти усилия утомили его.

— Он не должен слишком много работать.

Идя в свою каюту, Лоилия думала, как сможет он выдержать отплытие от французского берега.

Затем ему предстоит путь либо к дому лорда Брэйдона, либо к их дому.

Она собиралась раньше обсудить это с ним, но чувствовала, что его нельзя беспокоить, пока ему не станет получше.

И вот теперь ее вновь охватила тревога.

Уоткинс говорил, будто ему лучше, но она видела, что он еще очень слаб, и все так же бледен, как во время пребывания его в подвале капитана Эдерснаера.

Она решила, что лорд Брэйдон захочет побыть один, после того как они целый день провели вместе.

Сняв амазонку, она легла на кровать отдохнуть перед обедом, но предпочла бы продолжить общение с этим талантливым человеком, который отличался к тому же искрометным остроумием.

Она не воспринимала всерьез предложение лорда Брэйдона пожить в его доме в Оксфордшире и не помышляла впредь пользоваться его добротой и радушием.

Но она знала, что расставание с ним было бы для нее невыносимой мукой.

Лежа в своей комфортабельной каюте, освещенной закатными лучами, она думала лишь о возможности побыть с ним хоть сколько-нибудь еще.

Без него мир станет слишком маленьким и одиноким.

«Папа, наверное, скоро отправится в свою очередную миссию, — размышляла она. — Мне вновь останется лишь забота о лошадях и беспокойство о папе, подвергающемся опасности».

Ее прошибло ознобом от одной только мысли, что еще до того, как он отправится на новое задание, немцы могут убить его, поскольку он слишком много узнал во время своей последней разведки.

«Что же мне делать? К кому обратиться за помощью?»— спрашивала она себя.

И тогда возник образ лорда Брэйдона, озаривший ее ярким светом.

Он — единственный, кому она может довериться полностью, к кому может обратиться за помощью.

«Но как я могу опять взвалить на него это бремя?»— думала она.

Его доброта, сила и решительность в самых затруднительных случаях окончательно покорили ее сердце. Он заполнил собой весь мир.

«Я люблю его! Я люблю его!»— повторяла она мысленно теперь, хотя прежде пыталась не признаваться себе в этом.

Она знала, эта каюта защищает ее потому, что она на его яхте. «Морской лев» стал для нее сказочным дворцом, потому что он владел им.

Он самый настоящий, а не сказочный Принц.

«Хотя я — не Золушка, не заколдованная Лягушка, не Принцесса его мечты», — прошептала она.

Ее глаза наполнились непрошеными слезами от ощущения безнадежности ее любви.

Она тянулась к луне, которая всегда будет оставаться недоступной для человека.

— Я люблю его! — сказала она вслух, одеваясь к обеду.

На ней было новое платье, которое Уоткинс купил вместе с амазонкой.

В его простоте просвечивал все тот же шарм, которого всегда не хватало английским платьям.

Ее изящная талия казалась в нем еще более тонкой.

Вздымающиеся волнами пышные юбки делали ее похожей на цветок.

Она и не подозревала, что лорд Брэйдон видел в ней не распустившуюся белую розу.

Он ожидал ее в салоне.

После того как она призналась самой себе в любви к нему, ей трудно было побороть смущение и встретиться с ним взглядом.

Яхта стояла на якоре среди спокойного, неподвижного моря.

Слышался лишь мягкий плеск воды о борт судна, и заходящее солнце вливалось ослепительным светом через иллюминаторы.

Все это было частью ее волшебной сказки.

Лорд Брэйдон встал, когда она вошла.

Он был великолепен в своем вечернем костюме.

Она чувствовала, что рядом с ней самый лучший в мире мужчина.

— Уоткинс говорил мне о вашем новом платье, — сказал он, — и я думаю, вы знаете, как оно идет вам.

Па ее щеках вспыхнул румянец, но она сумела промолвить:

— Это наш… последний вечер… вместе?

— Надеюсь, что нет, — ответил лорд Брэйдон, — но давайте обсудим это после обеда.

Стюарды уже входили с подносами.

Так же как за ленчем во французской таверне, они говорили о вещах, которые лорд Брэйдон ранее никогда не обсуждал с женщинами.

Поскольку Лоилия провела достаточно времени со своим отцом, а также успела прочесть огромное количество книг, ему было порой нелегко перещеголять ее цитатами.

Ему также приходилось иногда напрягать свой ум, чтобы высказать убедительные доводы по некоторым темам, предлагаемым ею.

Все это было весьма увлекательно для него.

Когда обед закончился, Лоилия спустилась вниз пожелать отцу доброй ночи.

Он чувствовал себя слишком утомленным, и она вернулась к лорду Брэйдону.

Он стоял возле поручня на палубе и смотрел на открытое море, все еще тронутое последними лучами заходящего солнца.

Она встала рядом с ним.

Какое-то время он молча смотрел на нее.

И вновь, боясь встретиться с ним взглядом, она отвернулась.

— Это наш последний вечер здесь, — первым нарушил он затянувшееся молчание, — и мне хочется знать, Лоилия, были ли вы столь же счастливы, как я эти несколько дней?

— Вы действительно были… счастливы?

— Очень счастлив.

Она радостно вздохнула.

— Я так… боялась, что вам может стать… скучно.

— Я всегда обнаруживал в прошлом, — сказал лорд Брэйдон, — что скуку приносит все ясное и очевидное, особенно когда знаешь заранее, что скажет собеседник. — Он задумался на мгновение. — Вы же были неповторимой, оригинальной с той самой поры, как я впервые встретился с вами.

— Благодарю… вас.

— Я думал, будете ли вы скучать по мне после того, как мы были так близки друг другу в стольких трудных ситуациях.

Его слова ранили ее, так как предполагали скорую разлуку.

В какой-то момент ей хотелось поведать ему, как отчаянно она будет скучать по нему и как мир без него никогда не станет для нее вновь таким, как в эти дни.

По потом она подумала, что эти слова могли бы привести его в неожиданное замешательство, и потому, глядя на море, сказала: