ГЛАВА ПЕРВАЯ

1802 год

Маркиз Джастин де Верьен проснулся с таким ощущением, словно он и не засыпал.

У него болела голова, его мучила жажда, а во рту стоял горький вкус. «Видимо, вчерашняя вечеринка удалась на славу!» — подумал маркиз, у которого остались весьма смутные воспоминания об этом.

Такие развлечения, обычные в его кругу, Джастин позволял себе не так часто, но этот вечер был особым: он отмечал с друзьями удачное для его конюшни начало скакового сезона.

Тосты следовали один за другим; и прекрасное вино, в котором хозяин знал толк, лилось рекой.

Теперь Джастин с ужасом подумал о том, что за удовольствие придется расплачиваться. За способностью мыслить к нему вернулась и способность замечать окружающее: комната, в которой он проснулся, оказалась не его спальней.

Маркиз услышал легкий храп и повернул голову, резкое движение отдалось болью. Однако его усилие было вознаграждено — он получил возможность увидеть спящую рядом с ним Роз.

Джастин смотрел на нее, мучительно пытаясь припомнить события вчерашнего вечера, которые привели его к ней в постель. Что-то смутно припоминалось, но тут же снова ускользало от него.

Что-то она вчера говорила такое важное — что же это было?

Глядя на Роз, маркиз невольно отметил, что она выглядит далеко не лучшим образом и в ней сейчас ничего нет от той «божественной красоты», которой дружно восхищались вчера все мужчины.

Краска с ресниц, делавших ее глаза столь выразительными, осыпалась на щеки, а помада, придававшая ее губам чувственность, размазалась по подбородку. Легкий храп довершал пленительную картину.

Джастин перевел взгляд на шелковые рюши балдахина, и неожиданно в его раскалывающейся от боли голове прозвучали те слова, которые он пытался и никак не мог вспомнить.

«Ты женишься на мне, дорогой Джастин?» — нежно спросила Роз.

Что же он ей ответил? Джастин сделал над собой усилие, но так и не смог восстановить в памяти ускользающие подробности.

Джастин понимал только одно: он был очень разгорячен кларетом и шампанским и давно добивался расположения леди Роз Катерхем. Ясно как день, что он не мог при таких обстоятельствах нести ответственность за свои слова, что бы он ей ни пообещал.

Леди Роз Катерхем уже около двух лет носила титул «несравненнеишеи из несравненных» красавиц, присвоенный ей щеголями высшего общества.

Ее муж погиб на войне, и молодая вдова блистала в светском кружке, центром которого являлся принц Уэльский.

Ее любовники сменяли один другого, словно партнеры в бальном танце, и наконец она обратила свое благосклонное внимание на маркиза.

Маркиза де Верьен, носившего почетное звание короля «империи моды», нельзя было назвать легкой добычей. После периода относительной верности обаятельной и интеллигентной леди Мельбурн, длившегося несколько лет, он заявил о своем разочаровании в светских красавицах.

Претенциозность и жеманство большинства из них смешили его и вызывали скуку, и он находил, что откровенность и естественность балерин и дам полусвета импонируют ему гораздо больше.

Леди Роз решила заполучить его любой ценой и пустила в ход все ухищрения из своего обширного репертуара, чтобы обворожить маркиза и превратить в своего верного раба.

Но она была очень неглупа и следила за тем, чтобы он не разгадал ее истинных намерений, и вела себя так, чтобы он считал, будто сам одерживает нелегкую победу, за которую должен был заплатить весьма дорогую цену.

Леди Роз устроила обильное кровопускание его кошельку, как Джастин сам охарактеризовал этот процесс, и маркиз получал удовольствие от охоты, в которой он был дичью, воображая себя охотником, хотя конец был и предсказуем, и неизбежен.

Вся беда Джастина состояла в том, что этот конец леди Роз представляла себе совершенно иначе, чем он сам. Маркизу ни разу не пришло в голову, что эта перезрелая и многоопытная красавица мечтает о свадебной фате и его титуле.

Мысли о женитьбе лишь изредка посещали его, но в качестве невесты никак не могла фигурировать леди Роз. Семейная жизнь казалась Джастину делом далекого будущего, и он никогда не обсуждал эту тему, если не считать душеспасительных бесед, которые время от времени проводили с ним старшие члены семьи, упрекая его в легкомыслии и рассуждая о необходимости остепениться и произвести на свет наследника обширных владений.

И вот теперь почти с ужасом маркиз вспомнил, как карминовые губки нежно прошептали:

— Ты женишься на мне, дорогой Джастин?

И, черт возьми, самое ужасное заключалось в том, что он не имел понятия о том, что было дальше.

Маркиз снова повернул голову, чтобы посмотреть на Роз, и понял, что все ее очарование пропало для него и что его сердце никогда больше не забьется учащенно при виде Роз Катерхем. «По крайней мере, — сказал себе Джастин, — оно не забьется от восхищения».

Больше того, Роз вызывала теперь у него отвращение. Такое уже случалось в его богатой любовными историями жизни, и Джастин прекрасно знал, какие неприятные последствия его ожидают: неизбежны сцены со слезами и обвинениями, которые он так ненавидит. Но ничто не заставит его измениться: нельзя дважды войти в одну реку.

«Леди Роз Катерхем меня больше не интересует».

Как будто кто-то посторонний сказал эти слова вслух, и они отпечатались в его мозгу одновременно как открытие истины и как призыв к действию. Ибо, имея дело с Роз Катерхем, промедление означало поражение.

Очень медленно и осторожно, используя каждую мышцу своего тренированного тела, маркиз, не делая лишних движений, буквально выскользнул из постели.

Подобрав свою одежду, как попало раскиданную накануне, он тихо крался к двери по мягкому ковру, как краснокожий разведчик у вражеского лагеря.

Он оглянулся на постель, чтобы проверить, не разбудило ли его бегство спящую женщину.

К его облегчению, она даже не пошевелилась с того момента, как он ее оставил. Когда до маркиза донесся легкий храп леди Роз, он наконец, перевел дыхание.

Ему удалось совершенно бесшумно открыть дверь и так же беззвучно прикрыть ее, выйдя в коридор.

Теперь он поспешил в свою собственную спальню.

По пути Джастин заглянул в большой мраморный холл и заметил, что восходящее солнце уже просвечивает сквозь плотные портьеры, и, судя по яркому свету, было больше четырех утра.

Только один усталый слуга спал в мягком кресле, предназначенном для тех, кто должен был всю ночь оставаться на посту.

Джастин знал, что ровно в пять часов все слуги будут уже на ногах, горничные и младшие лакеи пчелиным роем налетят из боковых пристроек и начнут устранять последствия погрома, который они его гости учинили вчерашним вечером.

Картина была живописной: хрустальные бокалы с вином — целые и разбитые, — опустошенные графины, серебряные ведерки для охлаждения шампанского, лед в которых давно превратился в воду, измятые и испачканные шелковые подушки, разбросанные всюду…

Возможно, найдется и чья-то потерянная шелковая туфелька или забытое кольцо с бриллиантом, а также парочка мятых шейных платков кого-нибудь из джентльменов.

Подробности вчерашнего вечера припоминались с трудом. Джастин мог точно сказать только одно: это была одна из самых диких вечеринок из всех, которые он устраивал в последнее время, и теперь ему было искренне жаль, что он так грубо надругался над достоинством и красотой своего старинного дома.

Он вошел в спальню, осторожно, как туземка, несущая на голове кувшин. Каждое движение отдавалось резкой болью, и Джастин решил, что прежде всего примет холодную ванну.

Раньше эта спальня принадлежала родителям Джастина и была роскошно и изысканно меблирована. Поморщившись, он позвонил в колокольчик, чтобы вызвать камердинера.

Затем Джастин раздвинул портьеры и остался стоять перед окном, задумчиво глядя на озеро и парк, окружавший его, старые дубы которого, просвечивая сквозь утренний туман, казались танцующими фавнами.

Небо было прозрачным, сверкающим под первыми солнечными лучами, только одна-две заблудившихся бледных звезды виднелись в быстро исчезающей ночной тени.

Это то время, думал маркиз, когда все тихо, спокойно и напоено странной волшебной красотой, которая трогает сердце и наполняет надеждами грядущий день.

Но он быстро вернулся к действительности:

у него были серьезные проблемы для размышлений. Надо было срочно решать, что же делать с Роз.

Джастин попытался сосредоточиться и вспомнить, что же он ответил перезрелой красавице на этот коварный вопрос: «Ты женишься на мне, дорогой Джастин?»

Неужели он был таким дураком, что пообещал ей жениться?

Джастин был уверен, что Роз специально выбрала момент, когда огонь желания охватил его, а в такие минуты мужчина может сказать что угодно. И маркиз подозревал, что Роз сознательно ловила этот миг, когда разум молчит, а человеком управляет его тело.

Она совершенно точно знала, что ей нужно, когда, опьяненный вином и подстегиваемый собственным желанием, он не владел собой.

«Я не мог быть таким идиотом! Или мог?» — спрашивал себя Джастин, беспокойно расхаживая по своей спальне.

Этот допрос, в котором строгий судья и несчастный преступник были одним и тем же пойманным — или нет? — в ловушку мужчиной, прервало появление камердинера.

— Вы вызывали, милорд?

Он выглядел невозмутимо, словно не думал, что в такой ранний час слуга тоже имеет право на сон.

Этот жилистый невысокий мужчина служил маркизу с той поры, когда Джастин достиг такого возраста, что юноше нанимают камердинера, и относился к нему, как заботливая нянька: это была смесь обожания и стремления защитить от всего мира.

Время от времени маркиз пытался урезонить своего камердинера:

— Перестань суетиться вокруг меня, Хоукинс.

Но он знал, что Хоукинс ему просто необходим, и сам был привязан к этому маленькому человеку, выделяя его среди всех остальных слуг.

— Мне нужна холодная ванна, — сказал Джастин.

— Я подумал об этом, милорд, — спокойно ответил Хоукинс. — Я даже приготовил ее для вас вчера вечером.

Он открыл дверь, ведущую из спальни в маленькую комнату, которая во времена родителей маркиза служила им в качестве гардеробной.

Теперь в ней стояла большая ванна, и чтобы ее наполнить, слугам приходилось долго бегать по лестницам с бронзовыми кувшинами и носить из кухни горячую воду. Но сейчас ванна была на три четверти налита холодной водой.

Хоукинс оглядел комнату. Огромное турецкое полотенце лежало на стуле, мыло, мочалка и коврик с фамильным гербом были на месте. Камердинер объявил:

— Все готово для вашей светлости.

Вместо ответа маркиз сбросил халат, передал его камердинеру и, пройдя мимо него, погрузился в ванну с головой. Так как он регулярно принимал холодные ванны с начала весны, Джастин не испытал шока, который грозил бы человеку более изнеженному.

Вода живительно подействовала на его крепкое тело, сильное и стройное благодаря многочасовым скачкам на необъезженных лошадях.

После ванны маркиз почувствовал себя намного лучше, но и проблема, что предпринять относительно Роз Катерхем, показалась ему еще более неотложной.

Неожиданно ему вспомнились слова командира, которые он услышал, когда вступил в свой полк:

— Только дурак не отступает перед превосходящими силами противника. Иногда отступление не трусость, а просто проявление здравого смысла.

— Вот что я должен делать! — сказал себе Джастин. — Отступить!

Продолжая растирать полотенцем горящую от холодной воды кожу, он крикнул в открытую дверь:

— Который час, Хоукинс?

— Ровно пять часов, милорд.

— Иди разбуди сэра Энтони и скажи ему, что я хочу с ним поговорить.

— Слушаю, милорд.

Отправив Хоукинса, Джастин подумал, что если Энтони еще не вернулся в свою комнату, то ему пора это сделать.

Безусловно, он отсутствовал этой ночью: Энтони был влюблен в очень хорошенькую дамочку, муж которой в силу каких-то серьезных причин не смог присутствовать на этой вечеринке.

Чужие любовные дела мало интересовали Джастина, но в данном случае все происходило в его доме, значит, на нем лежала ответственность за возможные последствия.

Дело в том, что лорд Бичестер, муж любовницы Энтони, был известен как страстный, но неудачливый игрок. Однако он обладал ценным даром убеждения, и друзья почему-то оплачивали его карточные долги. Может быть, он ловил их «на месте преступления» и сейчас подошла очередь Энтони?

Должно быть, не в первый раз его хорошенькая женушка доставляла лорду Бичестеру средства для игры, хотя такое неприятное и неаристократичное слово, как «шантаж», никогда не произносилось в их среде вслух.

Затем маркиз подумал, что Энтони сам может прекрасно о себе позаботиться. В то же время это его дом и его вечеринка, и он хотя бы отчасти, но отвечает за все, что происходит.

Во всяком случае, он просто собирается спросить мнение Энтони о намеченном им только что плане.

Джастин отбросил мокрое полотенце и начал одеваться.

Поскольку Хоукинс ожидал, что хозяин отправится на обычную утреннюю прогулку, он приготовил костюм для верховой езды изысканного покроя и пару сверкающих ботфортов с широкими кожаными отворотами контрастного цвета, которые ввел в моду Бью Бруммел.

Джастин не относил себя к числу лондонских денди. В то же время, как и принц Уэльский, он находил, что нововведения Бруммела весьма полезны и практичны и давно должны были быть приняты в свете.

Аксиомы Бруммела об опрятности, его кредо, чтобы мужское белье было безукоризнено чистым и менялось дважды в день, требование, чтобы фрак сидел без единой морщинки, шейный платок завязан определенным узлом, — соблюдение всех этих элементарных правил способно было улучшить внешний вид любого мужчины.

Сам маркиз, как когда-то его отец, был очень привередлив, он считал, что немалое число его приятелей не просто неряшливы, а определенно нечистоплотны, и следование принятой моде им не повредит.

Джастин был уже почти одет, не считая визитки с длинными модными фалдами, и расчесывал волосы перед зеркалом в золотой раме, стоящим на массивном комоде, когда в комнату вошел его друг, сэр Энтони Дервиль.

Энтони был высок ростом и очень привлекателен. Любая женщина, увидев его, решала, что он самый красивый мужчина из всех, кого она видела, но так она думала только до тех пор, пока не встречала маркиза.

Вместе они составляли незабываемую пару. Одна дама так выразила свои чувства:

— Это просто нечестно по отношению к нам, бедным женщинам, предлагать не один запретный плод, а два, один лучше другого!

— Какого дьявола ты будишь меня в такую рань? — возмущенно воскликнул сэр Энтони, подходя к приятелю. — Я только что заснул!

— А я только что проснулся, — ответил маркиз.

Он подождал, пока Хоукинс вышел в коридор и закрыл за собой дверь, и продолжил:

— Я немедленно уезжаю, Энтони. Ты поедешь со мной?

— Уезжаешь? Но почему? — Куда?

Джастин понизил голос и признался другу:

— Вчера вечером Роз предложила мне жениться на ней, но даже ради спасения жизни я не могу вспомнить, что я ей ответил.

— Боже правый! — Энтони был потрясен. — Ты был еще больше пьян, чем казался!

— Она выбрала такой момент, когда я совершенно не владел собой, — ответил маркиз.

Энтони с сочувствием посмотрел на друга.

— Я всегда думал, что Роз умеет добиваться того, чего хочет.

— Я не собираюсь жениться на ней, если ты намекаешь на это.

— Словом, ты бежишь!

— Я предпочитаю называть это тактическим отступлением перед лицом превосходящих сил противника, — ответил Джастин.

Он неожиданно улыбнулся.

— На самом деле ты прав, Энтони, я не так храбр, чтобы остаться и лицом к лицу встретить врага. Если леди Роз помнит, что я обещал вчера, а я совершенно уверен, что она помнит, то ад покажется нам тихим местечком по сравнению с тем, что она устроит, если я буду утверждать, что я не помню своих слов. А я действительно не помню, что говорил.

— А помнишь только то, что делал, — заметил Энтони с неодобрением.

Маркиз промолчал в ответ, и его друг добавил:

— Вообще-то женитьба на Роз — не такая уж большая беда, Джастин. Бывают неприятности и посерьезнее. Она чертовски привлекательная женщина!

— Только не ранним утром, — с отвращением воскликнул маркиз.

— В этом-то все и дело! Но гораздо лучше обнаружить это, пока на пальце еще нет кольца.

Ни на чьих пальцах не будет никаких колец, если дело касается меня, — решительно заявил маркиз. — Ты прекрасно знаешь, что у меня нет ни малейшего желания жениться, и если какая-нибудь женщина меня и заарканит, клянусь тебе, это будет не Роз Катерхем.

— Хорошо, хорошо, — согласился приятель. — Зачем такая агрессивность, ты не на войне.

— Я чувствую себя именно как на войне! — Джастин говорил резко и решительно. — Я знаю, что свалял дурака, но я попадал в переделки и похлеще, однако сумел выбраться из них без особых последствий.

Энтони запрокинул голову и заразительно рассмеялся.

— Помнишь тот случай, когда муж малышки Элен неожиданно вернулся и тебе пришлось выбираться из дома по водосточной трубе? Господи, как же я смеялся, когда ты мне это рассказывал! Но в тот момент это, пожалуй, было весьма неприятно.

— Вот именно, — согласился маркиз.

— А помнишь эту крошку из Ньюмаркета, как там ее звали?

— О, ради бога, Энтони, прекрати предаваться воспоминаниям и отправляйся одеваться, не то я уеду без тебя.

Я тебя надолго не задержу, — ответил Энтони уже серьезно. — Прикажи Хоукинсу, чтобы он послал кого-нибудь из слуг упаковать мои вещи. Ты же знаешь, что я не брал с собой камердинера.

— Хоукинс позаботится об этом, — сказал маркиз. — Я распоряжусь, чтобы нам подали завтрак.

— Не забудь коньяк для меня, . — попросил Энтони, — и, пожалуй, мне не помешает чашка кофе, не то я свалюсь и усну.

Он проводил маркиза до дверей.

— Куда мы направляемся?

— Я еще не решил, — сказал Джастин. — Но пока мы будем есть, что-нибудь придет в голову.

— Ну, по крайней мере, выбери место с удобными постелями. Когда мы туда доберемся, мне это будет очень кстати.

Джастин оставил его слова без внимания, так как уже отдавал приказания Хоукинсу.

— Собери мои вещи, Хоукинс, и позаботься, чтобы вещи сэра Энтони были готовы одновременно с моими. Я возьму свой фаэтон, а ты последуешь за мной в наемной карете вместе с Джемом.

— Слушаюсь, милорд. — Хоукинса совершенно не удивил скоропалительный отъезд.

Пусть разбудят мистера Брэдли, — продолжал маркиз. — Я дам ему поручения относительно гостей на время нашего отъезда.

— Будет исполнено, милорд, — сказал Хоукинс. — Могу ли я узнать, куда мы едем? Тогда я бы знал, какой гардероб потребуется вашей светлости.

Джастин потер лоб, поскольку голова еще болела и ему нелегко было собраться с мыслями.

— Я пока еще не решил, Хоукинс. А ты что можешь предложить?

— Вчера, милорд, когда вы сказали о том, что стоит необыкновенно жаркая для сентября погода, я подумал, что вам было бы приятно подышать морским воздухом, которым наслаждается в Брайтоне его высочество.

Маркиз в задумчивости посмотрел на камердинера, затем оживился:

— Ты прав, Хоукинс, ты абсолютно прав. Мы поедем в Хертклиф.

— Прекрасная мысль, милорд. Мы не были там, дайте-ка вспомнить, должно быть, уже около пяти лет?

— Пять, — сказал маркиз, — если не считать, что я заезжал туда пообедать из Брайтона два года назад.

Он задумался и тихо проговорил:

— Хертклиф послужит мне прекрасным укрытием.

Затем громко добавил:

— Именно туда мы и отправимся, Хоукинс, но не следует об этом распространяться. У меня нет никакого желания, чтобы мои гости последовали за мной, ошибочно решив, что я нуждаюсь в их компании.

Хоукинс посмотрел на него с пониманием и сказал:

— Ясно, милорд. Но мне кажется, что не мешало бы послать вперед грума, чтобы предупредить о вашем прибытии.

— Во всех моих имениях, где бы они ни находились, всегда должны быть готовы принять меня без всякого предупреждения, — резко возразил маркиз.

— Безусловно, милорд, — попытался успокоить его Хоукинс, — однако в то же время…

— Ладно, поступайте как хотите, — махнул рукой Джастин. — Вы, наверное, считаете, что если мы не предупредим о своем приезде, то к нашему прибытию не приготовят достойный обед. Но если что-нибудь будет не в порядке, я буду очень недоволен, так и знайте!

Хоукинс ничего не ответил и поспешил выполнять приказания хозяина.

Джастин, медленно спускаясь по лестнице, думал, что слугам в Хертклифе придется пробудиться от летаргического сна, в который они, без сомнения, погрузились из-за его долгого отсутствия.

Вот уже во второй раз за последние двадцать четыре часа он вспомнил Хертклиф.

Накануне вечером один из его гостей, Перегрин Персиваль, из числа светских щеголей, с которым маркиз был знаком не так давно, предложил ему нюхательного табаку. У Джастина никогда не было такой привычки, и он отказался:

— Я никогда не нюхаю табак!

— О, конечно! Я совсем забыл! — ответил гость. — Но тогда позвольте показать вам мою новую табакерку. Зная ваш безупречный вкус, я уверен, что вы оцените ее по достоинству. Я приобрел ее пару дней назад.

Маркиз взял табакерку и сразу понял, что это не просто ценная вещь, табакерка была уникальной!

Его привлекли не бриллианты, которыми она была инкрустирована, а талантливо выполненный мозаикой боевой корабль.

Он был изображен с гордо поднятыми парусами, огонь его пушек изображали рубины, а морские волны вокруг него были выложены крошечными сапфирами и изумрудами.

Полюбовавшись на это чудо, маркиз сказал:

— Я уверен, что уже видел такую же вещицу раньше.

— Неужели? — заинтересовался Перегрин Персиваль. — Я купил ее у антиквара, но он не сказал мне, кто был прежним владельцем этой табакерки.

— Я вспомнил! — воскликнул маркиз. — Должно быть, это пара к моей собственной табакерке.

Заметив удивление на лице собеседника, Джастин продолжил:

— Мой отец коллекционировал различные предметы, имеющие отношение к морской тематике, в своем доме на побережье. И если я не ошибся, там должна находиться точная копия этой вещи.

— Как интересно! — сказал Перегрин Персиваль. — Мы должны как-нибудь сравнить их.

— Безусловно, нужно это сделать, — ответил маркиз.

— Меня интересует история этой табакерки. Похоже, что ее сделали пятьдесят, а то и сто лет назад.

— Думаю, так оно и есть, — согласился Джастин.

— Интересно было бы узнать, какой мастер ее создал, и проследить ее путь.

Но в этот момент маркиза позвала леди Роз, и он отвлекся от мыслей о табакерке.

Теперь этот разговор всплыл в памяти, и Джастин решил найти ее в коллекции отца и проверить, нет ли каких-нибудь записей об истории этой вещи в каталоге коллекции, который отец вел с большой аккуратностью.

Джастин представил себе замок на берегу и внезапно понял, что ему очень хочется оказаться там снова после такого большого перерыва. Он совсем забыл об этом старом уютном доме.

Три последних лета маркиз провел, в свите принца Уэльского в Брайтоне, поскольку его высочество высказывал желание видеть Джастина подле себя, но уже через три недели маркизу приедались однообразные развлечения, азартные игры и встречи с одними и теми же людьми из вечера в вечер. Он начинал скучать и впадал в меланхолию.

Ничего не изменилось и этим летом. Так что Джастин оставил Брайтон в конце июля и приехал в Верьен, где и оставался до настоящего момента.

В его огромном поместье в Кенте, где ему принадлежало десять тысяч акров земли, у него находилось достаточно дел. Джастин гордился своим имением и считал его своего рода образцом. Поместье производило впечатление на всех гостей, включая и самого принца.

Маркиз устраивал у себя пышные приемы. Он был владельцем обширных конюшен с чистопородными тренированными лошадьми, которые, как надеялся маркиз, должны выиграть все возможные призы и кубки на классических бегах в ближайшее время.

И не было ничего удивительного в том, что Хертклиф, как и его поместье в Корнуолле и еще одно на севере, давно не принимал своего хозяина. Однако маркиз получал из них отчеты от управляющих, которых ценил и которым доверял.

Когда у Джастина было время, он изучал счета, поступающие из всех его владений, и проверял все неточности и несоответствия, запрашивая дополнительные сведения, для того чтобы его представители не расслаблялись в отсутствие хозяина и не пренебрегали своими обязанностями.

Хертклиф был самым маленьким из владений маркиза, площадью всего пять тысяч акров, большую часть которых занимали земли, непригодные для возделывания.

Его отец провел там свои последние годы, так как врачи говорили, что юг Англии полезнее для его здоровья, чем любое другое место на Британских островах.

Лечение за границей принесло бы ему больше пользы, но сначала Французская революция, а затем «война с Бонапартом удержали его на родине.

Вспоминая прошлое, маркиз осознал, насколько он любил Хертклиф в детстве и юности, как он наслаждался купаниями в море и чувствовал себя там намного свободнее, чем в других имениях, принадлежавших их семье.

«Мы с Энтони будем там вдвоем, — думал он, — и именно в этом я больше всего нуждаюсь в данное время».

Джастин невольно содрогнулся, вспомнив лицо Роз с размазанной помадой и осыпавшейся с ресниц краской вокруг глаз.

Задолго до того, как проснулись гости, Джастин и Энтони были уже далеко от Верьена, путешествуя в фаэтоне, специально сделанном Для дальних поездок.

Фамильные цвета Верьенов — голубой и золотой — придавали экипажу живописность, а запряженная в него пара черных коней была гордостью конюшни маркиза и его любимым выездом.

— Только не гони лошадей, — взмолился Энтони в самом начале поездки. — У меня такое чувство, как будто моя голова вот-вот лопнет, а если меня толкнуть, я сам развалюсь на куски!

— Держи себя в руках, — посоветовал маркиз.

— Я мог бы сказать тебе то же самое! — возразил Энтони. — Как ты думаешь, что скажут твои гости, когда обнаружат, что ты уехал?

— Лично мне абсолютно безразлично, что они скажут, — равнодушно ответил Джастин. — Я приказал Брэдли сказать им, что меня призывают срочные и неотложные семейные дела, а ты был так добр, что согласился сопровождать меня. Если хочешь знать мое мнение, Энтони, то знай, что я делаю тебе одолжение, увозя от Люси Бичестер, которая уже слишком цепко ухватилась за тебя.

Я и сам уже начинаю так думать, — согласился Энтони. — У меня возникло неприятное предчувствие, что Бичестер может ночью неожиданно вернуться или она вытянет из меня больше денег, чем я могу себе позволить. Это был вопрос нескольких часов.

Некоторое время приятели молчали, думая каждый о своем.

— Будем считать, что мы оба счастливо избежали крупных неприятностей, — предложил Энтони.

— Если только мы их действительно избежали, — покачал головой Джастин.

— Но что же Роз сможет сделать, даже если она поклянется, что ты пообещал на ней жениться?

— Этого я не знаю, и мне не хочется даже думать об этом, — поморщился маркиз. — Я приказал никому не сообщать, куда мы направляемся, следовательно, она не сможет нас преследовать.

— Она, безусловно, возобновит свои игры, когда мы вернемся в Лондон. Леди Роз так легко не сдается.

— Ради бога, не представляй все еще хуже, чем оно есть на самом деле! — не выдержал Джастин. — Как я мог быть таким идиотом и не разгадать, что она охотится за обручальным кольцом? Казалось бы, я далеко не первый ее любовник. Почему она решила выйти именно за меня?

Энтони рассмеялся.

— Успокойся, Джастин. Ты рассуждаешь, как воплощенная наивность, что тебе совсем не к лицу. Конечно, она предпочитает тебя Лестеру, у которого ни гроша за душой, и Селберну, которому придется подождать добрый десяток лет, пока к нему перейдет отцовский титул.

— Похоже, ты много знаешь о ней.

— Я наблюдал, как Роз тебя окручивала, — сказал Энтони, — и мне казалось, что у нее есть шансы подцепить тебя на крючок.

— Ты мог бы взять на себя труд предупредить меня, — обиделся Джастин, с упреком взглянув на него.

— Предупредить тебя?! — воскликнул приятель. — Ты хоть раз позволил мне предупредить тебя о чем-нибудь? Ты всегда убежден, что знаешь все лучше всех, больше того, если бы я полез к тебе с добрыми советами, ты бы посмеялся надо мной или же, если бы я попал под горячую руку, открутил мне голову. А без головы мне было бы трудно обсуждать твои любовные дела.

Это была истинная правда, и Джастину ни чего не оставалось, как прекратить этот разговор и сосредоточиться на управлении фаэтоном.

Мерная скачка лошадей хорошо успокаивала нервы. Джастин с удовольствием правил своей лучшей парой.

— В будущем я решил посвятить все свое время лошадям, — глубокомысленно заметил маркиз.

Энтони засмеялся:

— Это благое намерение продержится у тебя до первой красотки, которую ты увидишь и которая решит запустить в тебя свои коготки. Твои неприятности, Джастин, вытекают из того, что ты слишком красив, слишком богат и слишком неуловим.

— Как надо понимать твои слова? — нахмурился маркиз.

— Это означает, что женщины бегают за тобой, потому что ты не бегаешь за ними.

— Но зачем мне делать это? — удивился Джастин. — От них и так нет отбою.

— В этом-то все и дело, — продолжал Энтони. — Женщина должна чувствовать, что она венец творения и мечта всей твоей жизни, именно это делает ухаживание таким приятным.

— Расскажи это лучше Роз и твоей драгоценной Люси.

Энтони вздохнул:

— Не надо переходить на частности. Давай попытаемся рассуждать объективно и выделим основные проблемы.

— И что нам это даст? — заинтересовался маркиз.

— Мы должны в будущем вести себя умнее, — рассуждал Энтони. — Люси преподала мне хороший урок, ты получил свой от Роз Катерхем. Мы должны извлечь из них пользу.