Шина имела в виду войну против Англии, но Мария Стюарт, смеясь, отвернулась от зеркала.

— Действительно, скоро предстоят серьезные дела, потому что я собираюсь выйти замуж. Я стану супругой дофина Франции, и кто знает, может быть, я стану королевой раньше, чем все ожидают.

— Вы уже королева, — напомнила Шина.

— Но кому не хочется быть королевой сразу двух государств? — ответила Мария Стюарт. — А еще лучше трех. Три короны! Надену ли я их когда-нибудь?

И на мгновение она стала серьезной, затем ее глаза снова заблестели.

— Мы спросим об этом у Нострадамуса, — заявила она. — Вы знаете, что королева пригласила его в Париж?

— А кто такой Нострадамус? — спросила Шина.

— Кошмар! — воскликнула Мария Стюарт. — Неужели вы и на самом деле так невежественны? Он величайший предсказатель в мире. Его предсказания просто потрясают воображение.

—  — Это Ее Величество королева пригласила его сюда? — переспросила Шина.

— Ну разумеется, она, — ответила Мария Стюарт. — Я же говорила вам, что королева помешана на предсказателях.

Она даже построила для них башню в дальнем конце дворца, рядом со своими покоями. Там работают братья Руджери, но они старые и скучные люди и тратят долгие месяцы на выяснение положения звезд и планет. Есть и другие предсказатели. Вообще-то королева не любит, когда мы обращаемся к ним; она хочет, чтобы они общались только с ней одной.

— Она действительно верит им? — спросила Шина.

— Верит? — воскликнула Мария Стюарт. — Да вся ее жизнь основана на их предсказаниях. Она следует всем их советам.

Она бывает у них по десять раз в день. И говорят… — Мария Стюарт замолчала и огляделась по сторонам, словно удостоверяясь, что никто не подслушивает. — Говорят, что она участвует в тайных обрядах черной магии.

— Какая чушь! — с насмешкой бросила Шина. — В этом дворце ходит множество подобных слухов. Мне не раз говорили, что герцогиня — ведьма, что она продала душу дьяволу, чтобы всегда оставаться молодой. Но кто верит в эти глупости?

— Например, королева, — ответила Мария Стюарт, немного скривив губы. Затем, словно устав от разговора, она с радостью повернулась к молодым людям, которые вошли в комнату и дали Шине возможность продолжить разговор.

«Они все немного помешаны», — внутренне усмехаясь, подумала Шина; она знала, что в Шотландии ни за что не стали бы терпеть подобный вздор.

Среди ее соотечественников были люди, обладавшие шестым чувством, но в ведьм, колдунов и волшебников могли верить лишь глупые англичане, отличавшиеся бесчисленными предрассудками. Они даже считали, что шотландцы носят мечи, которые могут разрубить тело человека пополам и при этом самому владельцу не нужно прилагать никаких усилий.

— Пусть и дальше верят в эту чушь! — не раз повторял ее отец. — Человек обычно трусит, если считает, что противостоит дьявольским силам.

Однако, надевая свой белый бархатный наряд, Шина не могла не думать, что магические силы, которыми все наделяли герцогиню, не такой уж и вздор. Невероятно, но ей уже было под шестьдесят, а она так молодо выглядела. На ее красивом лице не появилось ни единой морщинки, а ее фигура была такой же стройной и грациозной, как и фигура любой юной девушки, состоявшей при дворе.

Не могли ли это быть снадобья, которые она, по слухам, выпивала перед верховой ездой, или это вода, в которой она мылась по два, а то и три раза в день? Возможно, ответ крылся в том, что она предпочитала салаты и фрукты мясу и жирным паштетам, от которых все остальные придворные были просто без ума?

Мэгги как-то рассказывала Шине, как слуги королевы клятвенно уверяли, что видели черта с раздвоенными копытами и хвостом, который скакал позади герцогини во время ее утренней верховой прогулки. Кроме того, Шина не могла забыть тот тон, с которым многие мужчины из числа придворных поносили герцогиню, обвиняя ее в совращении и намеренном одурманивании короля.

— Чушь! — произнесла Шина вслух. — Полнейшая чушь!

Но в то же время она не могла сдержать дрожь, которая прокатилась по ее телу, когда, одевшись в белый бархатный костюм для верховой езды, она несколько часов ждала, пока не наступит восемь тридцать.

Когда часы где-то вдалеке пробили четверть девятого, Шина надела небольшую треугольную шляпу из черного бархата, украшенную белоснежным страусовым пером, свисающим до плеча. Она улыбнулась, полюбовавшись на себя в зеркало. Затем, взяв вышитые перчатки — подарок королевы Екатерины — и хлыст с украшенной драгоценными камнями рукояткой, который подарила ей Мария Стюарт, девушка вышла из комнаты и зашагала по длинным коридорам к двери, ведущей к южным воротам.

В это время мало кто мог попасться на пути, потому что дворец просыпался довольно поздно. Можно было встретить пажей и горничных или какого-нибудь запоздалого зевающего щеголя, пьяной походкой ковыляющего в свои апартаменты. Вероятно, такие кавалеры проводили всю ночь за карточным столом или беззаботно кутили где-нибудь. Подобное поведение молодых людей вызывало во дворце непрекращающиеся сплетни.

Однако Шина была слишком погружена в свои мысли, чтобы замечать, что происходило вокруг. Этим утром под ее глазами явственно виднелись круги, а ее маленький ротик принял слегка угрюмое выражение. В целом она прекрасно выглядела, но казалось, будто грим лежит на ее лице, частично скрывая его молодость и лучезарную красоту.

На ходу Шина выглянула в окно и увидела сад, по которому позапрошлой ночью шла с герцогом, когда он вел се обратно во дворец.

— Я ненавижу его! — прошептала она и вдруг почувствовала, как кровь прилила к щекам, а руки сжались в кулаки под силой эмоций. — Я ненавижу его! Я ненавижу его!

Эти слова она повторяла снова и снова, медленно спускаясь по начищенной до блеска лестнице, скользя рукой по позолоченным перилам.

Она дошла до двери и увидела, что снаружи стоят оседланные лошади. Восемь великолепных породистых скакунов кусали серебряные удила и нетерпеливо переступали с ноги на ногу, в то время как конюхи пытались их успокоить.

Конь Марии Стюарт был вороной масти, а седло на нем украшали вышивка и герб Шотландии. И тут Шина вдруг поняла, что о положении Марии Стюарт как королевы никогда не забывали. Везде, где только было можно нарисовать или вышить, красовался герб Шотландии — в ее покоях; на ее каретах; на ливреях ее лакеев и на ее седлах.

Королева Шотландии! Но тем не менее Шина не могла не думать о том, как много это в действительности значило для Марии Стюарт.

Она услышала шаги позади себя и увидела одного из адъютантов, торопливо идущего через зал. Он очень удивился, когда увидел Шину.

— Вы не получили моего послания, госпожа Маккрэгган? — спросил он.

— Вашего послания, сударь? Какого? — переспросила Шина, коротко поклонившись.

— Ее Величество королева решила не совершать прогулку сегодня. Я ко всем отправил пажей, но ваш, видимо, опоздал.

— Ее Величеству нездоровится? — озабоченно спросила Шина.

Ее собеседник улыбнулся.

— Ее Величество поздно легли спать этой ночью, — ответил он. — После танцев мы все отправились кататься на лодке по озеру, и некоторым пришлось возвращаться на берег вплавь.

Своего рода суровое и жестокое развлечение, которое наверняка понравилось Марии Стюарт, подумала Шина. В то же время она была рада, что пропустила его.

— Мы легли спать, когда солнце уже поднялось над горизонтом, — продолжал адъютант. — Мне жаль, госпожа Маккрэгган, что вы напрасно встали так рано.

— Напротив, — возразила Шина. — Раз уж я собралась, то непременно отправлюсь на верховую прогулку.

— Сожалею, но я не смогу сопровождать вас, — вздохнул адъютант.

— Не хочу показаться грубой, — ответила Шина, — но я бы предпочла побыть одна.

Она подала знак одному из конюхов, и тот подвел коня к специальному возвышению, с которого всадники садились в Седло. Скакун был великолепен, почти белоснежный, с украшенной драгоценными камнями уздечкой и ярко алым бархатным покрывалом на седло.

Конюх помог Шине сесть в седло, и она ощутила, так же как и рано утром, ужасное желание уехать подальше от дворца и подольше побыть одной на лоне природы. Она развернула коня к воротам и поняла, что один из грумов последовал за ней, потому что услышала цоканье копыт позади себя.

Она не оборачивалась и не начинала разговор, а грум деликатно соблюдал дистанцию, которая давала ей ощущение свободы. Шине казалось, словно она перенеслась в Шотландию, словно рядом с ней никого нет, и лишь вольный ветер и птицы составляют ей компанию.

Вскоре улицы закончились, и девушка оказалась на лоне природы. Огромный королевский парк простирался почти до самого горизонта. Аллеи, проложенные через лес, были пустынны, за исключением испуганного появлением человека лося или стаи куропаток, выбирающихся на поля.

Шина пустила коня вскачь. Она хотела удалиться от дворца и от своих мыслей, и лишь скорость могла ей помочь. Она слегка ударила коня хлыстом, и он поскакал галопом.

Шина все подгоняла и подгоняла его, а затем услышала позади себя крик. Она оглянулась, не сбавляя темпа. Грум.! стоял на земле и поднимал ногу коня, словно что-то было не в порядке с копытом. Возможно, потерянная подкова или' камень стали причиной того, что конь захромал, подумала Шина.

Конюх крикнул снова и махнул шляпой, но Шина пустила коня еще быстрее. Теперь ее ничто не должно остановить.

Пусть грум возвращается домой и рассказывает все, что угодно. Она знала лишь то, что хочет скрыться от чувств и мыслей позапрошлой ночи, от ощущения объятий маркиза и прикосновения губ герцога.

Быстрее! Быстрее! Забудет ли она когда-нибудь его взгляд или грубую и жадную власть его губ? На ее собственных губах вес еще оставались синяки, и она снова повторила слова, которые не покидали ее разум все утро:

— О, как я ненавижу его!

Шина не знала, как долго она скакала. Лишь когда конь начал уставать, она инстинктивно, потому что очень любила животных, натянула поводья и дала ему замедлить скорость, сначала до рыси, потом до обычного шага.

Они оба очень устали, и Шина чувствовала, как сама часто дышит через рот. Однако почему-то она уже ощутила, что смогла отвлечься от всех мыслей и немного успокоилась.

Вскоре девушка оказалась в густом лесу. Когда широкая аллея закончилась, Шина свернула на узкую тропинку, петлявшую между высоких сосен.

Наконец-то она обрела желанный покой. Как редко, подумала Шина, ей в последнее время удавалось побыть одной!

Во дворце постоянно кто-то болтал, смеялся, пел, словно все боялись своих мыслей и не отваживались отдалиться от окружающих.

И даже в ее комнате постоянно находилась Мэгги, Она безостановочно говорила, сплетничала, передавала обрывки новостей, которые подслушала внизу. А кроме того, часто ворчала или делала ей замечания, потому что Шина не поступала так, как ей казалось единственно правильным.

Шина глубоко и с облегчением вздохнула. Грум остался далеко позади. Здесь были лишь она, ее замечательный конь и нежный солнечный свет, просачивающийся сквозь густые ветви деревьев.

— Может, нам убежать совсем? — спросила она под влиянием минуты и увидела, как конь зашевелил ушами, словно пытаясь понять ее.

Она нагнулась и погладила его. Теперь тропинка петляла еще больше. Казалось, что лес становился гуще.

— Куда, по-твоему, мы направляемся? — спросила Шина, обращаясь к своему скакуну. — Впрочем, имеет ли это какое-нибудь значение? Веди меня, и, возможно, мы найдем новую страну с другими людьми и избавимся от проблем, которые мучают нас.

Девушка даже засмеялась, слушая собственные слова. Как глупо, подумала она, разговаривать с конем! Как будто у него могли быть иные проблемы, кроме желания вернуться в удобное стойло и наесться досыта овса и сена.

Шина нагнулась и снова погладила шею благородного животного. Но затем с чувством страха поняла, что лес начинает серьезно напоминать непроходимую чащу. Шина довольно давно свернула с широкой аллеи и теперь спрашивала себя, не заблудилась ли она.

— Предположим, — произнесла она вслух, — что мы будем бродить здесь часами, но так и не найдем дорогу домой?

Ты проголодаешься, а я до смерти перепугаюсь. Интересно, можно ли действительно заблудиться, находясь так близко от Парижа?

Словно в ответ на свой вопрос она вдруг услышала звуки, доносившиеся откуда-то спереди, — это были чьи-то незнакомые голоса.

— Но мы же не заблудились, — сказала она с легкой улыбкой. — Мы вернемся по нашим следам или спросим у людей, есть ли другой путь ко дворцу. Последнее, конечно, гораздо важнее.

Ответив на свой собственный вопрос, девушка погнала коня вперед и вскоре оказалась на лесной просеке. Невдалеке она увидела дом, в котором, по ее предположению, видимо, жил дровосек или лесничий. К ее удивлению, перед домом оказалось довольно много людей.

Две или даже три дюжины; исключительно мужчины, которые, по всей видимости, слушали одного из своих товарищей, стоявшего на поваленном дереве.

Шина выбралась из тени деревьев на свет, и говорящий неожиданно прервал свое выступление и уставился на нее с открытым ртом. Когда его изумление безмолвно передалось остальным, они тоже обернулись и такими же широко открытыми глазами начали смотреть на Шину, когда та медленно приближалась к ним.

Они все крестьяне, заметила Шина, грубые, немытые, с нестрижеными бородами. Она решила, что человек на дереве — проповедник.

Собравшиеся буквально остолбенели от ее появления.

Шина не понимала, почему ее приход так сильно удивил этих людей. Они продолжали пристально смотреть на нее, удивленно раскрыв рты, а она приближалась до тех пор, пока конь не остановился в нескольких футах от мужчины, стоявшего на поваленном дереве.

— Извините, сударь, — вежливо начала она, — вы не укажете мне дорогу в Париж? Кажется, я сбилась с пути.

Когда она это сказала, мужчина на дереве неожиданно издал громкий крик.

— Это она! Это она! — воскликнул он на странном гортанном диалекте, который Шина с трудом понимала. — Ее прислал к нам сам Господь!.. Всевышний милостиво привел ее прямо в наши руки!..

Мужчины, как по команде, плотным кольцом обступили ее. Они протягивали руки, чтобы коснуться коня, дотронуться до ее юбки, словно удостоверяясь, что все это не плод их воображения.

— Это она! — снова выкрикнул проповедник. — Волею Отца Небесного она сама пришла к нам!

Шина решила, что перед ней настоящий сумасшедший.

— Прошу прощения, — снова сказала она, — но я хочу вернуться во дворец. Кто-нибудь из вас может показать мне дорогу туда?

Не ответив ей, незнакомцы начали говорить все сразу. Их голоса были громкими и взволнованными. Шина почти не понимала слов. Ей казалось, что они снова и снова повторяли:

— Она пришла! Ее прислал к нам Господь!

И вдруг что-то подсказало ей, что она попала в беду. Шина взялась за поводья.

«Я вернусь по той же дороге», — подумала она и в ужасе поняла, что се не пускают.

Крестьяне крепко держали коня, окружив ее еще плотнее. Все кричали и спорили друг с другом, и все это время смотрели на нее. По телу девушки пробежала дрожь; глаза этих неприятных, опасных людей были полны откровенной ненависти.

— Отпустите коня, — сказала она, сначала спокойно, а затем со злостью:

— Отпустите его, я сказала!

Поскольку на нее не обращали внимания, конь так и остался в окружении злобных фанатиков. Шина нагнулась, намереваясь слегка ударить хлыстом по рукам тех, кто держал уздечку, но проповедник стремительно бросился к ней, и прежде чем она успела понять, в чем дело, выхватил у нее хлыст и сломал его о колено.

— Вот, что мы должны с ней сделать! — крикнул он. — Сломать, так же как она ломает Францию. Мы спасем нашего славного короля; мы спасем его от колдовства этой дьявольской женщины!

Из его слов и по выражению его лица Шина поняла, о чем он думает.

— Послушайте, — сказала она, пытаясь перекричать крики толпы. — Если вы считаете, что я герцогиня де Валентинуа, то вы глубоко ошибаетесь. Я вовсе не герцогиня.

Этих слова были встречены яростным, негодующим ревом. Грубые руки стащили Шину с седла, и она почувствовала, как ее не то несут, не то толкают в спину. Наконец она оказалась у поваленного дерева. Два крестьянина держали ее за руки, заведя их девушке за спину.

Шина была напугана, но старалась не показывать этого.

— Вы что, не слышите меня? — сказала она проповеднику. — Я не герцогиня. Меня зовут Шина Маккрэгган. Я из Шотландии. У вас нет права так со мной обращаться!

Но она в ужасе поняла, что ее никто не слушает. Их предводитель снова взобрался на поваленное дерево и обратился к остальным с пламенной речью. Его голос был грубым и взволнованным.

— Ведьма в наших руках! — кричал он. — Мерзкая шлюха, которая заколдовала и пленила короля, теперь наша пленница. Вот та женщина, которая опозорила нашу славную землю и продала душу дьяволу! Что нам с ней делать? Разве эта блудница не заслуживает наказания?

— Да! Да! Заслуживает! — восторженно взревела толпа.

— Мы заставим ее расплатиться за все грехи, — продолжил предводитель смутьянов. — Мы высечем ее, как секли наш бедный народ по ее приказу. Или поступим с ней так же, как она поступала с нашими друзьями и товарищами — — соратниками в борьбе за свободу. Что она сделала с ними? Я спрашиваю вас, братья, что она с ними сделала?

Раздался оглушительный гул, который, казалось, ввинтился Шине прямо в уши.

— Эта мерзкая тварь сожгла их! — прокричали они.

— Поступим же так и мы с ней! — провозгласил проповедник. — Пусть она испытает такие же мучения, которым подвергала других. Давайте помолимся за то, что, пока она горит, наш король освободится от нее и ее чары исчезнут.

— Сжечь ее! Сжечь ее! На костре! — закричали они в унисон.

Резким движением Шина вырвалась и схватила за руку мужчину, стоявшего на дереве.

— Глупец, посмотрите на меня! Я же молода! Мне всего лишь семнадцать лет! Неужели вы и впрямь считаете, что я герцогиня де Валентинуа? Она же гораздо старше меня.

Он посмотрел на нее.

— Дьявол подарил вам красоту. Посмотрим, спасет ли он вас сейчас.

С ужасом, который невозможно было передать словами, девушка увидела, что его глаза напоминают глаза дикого зверя, безжалостного фанатика, доведенного до безумия. Она также заметила, что от произнесенной им исступленной речи на его губах появилась пена и он в любую минуту начнет корчиться в припадке.

Он отдернул руку и вновь воззвал к толпе:

— Вы приняли верное решение, братья! Всевышний благоволит нам. Но торопитесь, братья, дабы сатана, который покровительствует ей, не придал ей сил и не позволил убежать.

С немыслимым ужасом Шина почувствовала, как крепкие руки снова схватили се. Ей стало ясно, что вырваться теперь невозможно. Оба крестьянина стискивали ее хрупкие руки словно железными клещами. В то же время она видела, что они старались не приближаться к ней, как будто одна лишь ее близость наводила порчу.

Они касались ее, но при этом боялись, и, осознавая всю беспомощность, Шина знала, что бы она ни сказала, ей не удастся убедить их в том, что она не герцогиня де Валентинуа.

Проповедник уже начал читать молитву — молитву благодарности Богу за то, что он отдал на их суд любовницу короля, а также за то, что предоставил им возможность избавить Францию от кары, которая лежала на ней последние десять лет.

— Отправь ее, о Всевышний, в геенну огненную! Пусть ее порочное тело сгорит и обуглится, прежде чем черви источат его. Пусть собаки съедят ее сердце, а хищные птицы выклюют глаза.

«Это не может быть явью! Такое не может со мной происходить», — думала Шина. Она тоже хотела молиться, но не могла припомнить слов молитвы. Плененная, она могла лишь неподвижно и безропотно стоять, осознавая странную беспомощность, которая не позволяла ей закричать или снова воззвать к милосердию.

Шина наблюдала, как мужчины торопливо принесли из леса высокий столб и установили его в центре просеки. Один из них взобрался на плечи другого и вбил столб на нужную глубину. Остальные тем временем складывали вокруг столба поленья, сучья и ветки деревьев. Вскоре куча дров достигла трех футов в высоту.

И тут Шина поняла, что все готово к мучительной казни на костре. Словно ожидая новых указаний, изуверы повернулись к проповеднику, который продолжал молиться. Из его рта по подбородку и бороде струйкой стекала слюна.

Теперь девушка вспомнила яростные крики единоверцев этих людей, когда герцогиня и король поднимались по ступеням во дворец, а Мария Стюарт сказала ей, что этих людей сожгут на костре. Теперь она знала, что именно так все и было, хотя ни разу не слышала, что же с ними действительно стало.

У нее не осталось надежды. Отсрочки не будет, и Шина могла лишь молиться, чтобы ее врожденная гордость придала ей сил и чтобы она не умерла позорной смертью, не подобающей храброй дочери шотландского народа.

Шина отдавала себе отчет в том, что умолять этих безжалостных и невежественных людей бесполезно. Все, что она скажет, они посчитают лишь хитроумной дьявольской уловкой. Эти люди свято верили в правильность своих действий, в истинность своих слов. Они были настоящими фанатиками, не желающими слушать никаких доводов.

К ней подошел человек, кинувший полено к столбу последним. Это был крепкий дородный мужчина, и, судя по его выпуклым мышцам и кожаному фартуку, Шина догадалась, что это кузнец. Он крикнул проповеднику, прерывая его молитву:

— Исчадие ада уже готово к сожжению?

Проповедник резко прекратил молиться.

— Она готова, — ответил он. — Привяжите ее к столбу .крепко, чтобы сатана не явился на своих черных крыльях и не забрал ее.

Кузнец немного помолчал.

— Она останется одетой, — спросил он, — или, как и наши братья, в одной рубахе?

— Разве мы должны обращаться с блудницей лучше, чем они обращались с теми, кто обрел покой в раю? — вопросом на вопрос ответил проповедник.

Шина пыталась сопротивляться, но ничего не могла поделать, силы были слишком неравны. Кузнец схватил своей огромной рукой ее бархатный камзол и одним рывком сорвал его с плеч. Янтарные пуговицы посыпались в разные стороны и покатились по земле. Девушка старалась удержать руками юбку, но он сорвал и ее.

Шине пришлось прекратить сопротивление. Она прикрыла остатками разодранной рубашки обнаженную грудь. Кузнец поднял ее на руки и понес к столбу. Шина чувствовала исходящий от него острый звериный запах, а также запах беспокойства и страха.

Он поставил ее на кучу хвороста, и несколько человек начали привязывать ее к столбу веревками, обвивая ими ее туловище от талии до колен.

Шина вновь попыталась схватиться за рубашку и прикрыть грудь, но это оказалось невозможным. Она стояла обнаженная до пояса и каким-то странным образом понимала, что глаза тех, кто обматывал ее веревками, были наполнены нескрываемой ненавистью и отвращением.

Ее привязали очень крепко. Веревки врезались в ее нежное тело и причиняли невыносимую боль, но даже думая об этом, она поняла, как глупо было жаловаться на боль, если через несколько мгновений станет еще хуже.

Шина сложила руки на груди и почувствовала, что ее трясет от страха. Но в то же время ей хватило самообладания, чтобы еще раз обратиться с мольбой, — Я хочу говорить, — воскликнула она. — Выслушайте меня! Выслушайте!

Все разговоры прекратились.

— Я невиновна, — продолжила Шина. — Я не герцогиня де Валентинуа. Я приехала в вашу страну из Шотландии. Если вы сожжете меня, то вы сожжете человека, который не причинил вам никакого вреда. Поверьте мне, ибо я говорю правду и во имя Господа милосердного заклинаю вас отпустить меня.

На какое-то время воцарилось молчание, но потом проповедник громко выкрикнул:

— Это уловка! Она лжет, чтобы спасти себя! Это уловка!

Не слушайте ее, братья, и выполняйте волю Господа, который велит вам освободить мир от подобной ереси!

Торопливо, словно им было стыдно слушать Шину, крестьяне приступили к выполнению указаний своего главаря.

Один из них поджег факел, другие подбежали к нему и подожгли свои, защищая руками пламя от ветра.

Шина закрыла глаза. Она думала о родной Шотландии, о тишине и покое вересковых пустошей, о ручейке, который весело журчал у них в саду, пробегая по камням. Она думала о матери и чувствовала, что она рядом с ней, — Господи, придай мне храбрости, — прошептала она. — Пусть они не увидят, как сильно я напугана. Прошу тебя, Господи, не дай мне закричать от боли.

Шина почувствовала запах дыма. Затем открыла глаза и увидела, как крестьяне уже поджигают нижние поленья. Пройдет какое-то время, прежде чем пламя коснется ее, но уже сейчас маленькие огоньки замелькали в хворосте, пробегая по ветке и исчезая, но появляясь в другом месте.

Проповедник снова обратился к молитвам:

— Мы сжигаем эту женщину, о Всевышний, чтобы сжечь грехи всех, кто порочит славное имя Франции. Уничтожь ее, а также и тех, кто притесняет бедных и голодных, возвеличивая богатых и знатных. Помоги нам избавиться от разврата и греха и спаси нашего короля, чтобы он правил нами со свободным и чистым сердцем.

Остальные присоединились к молитве.

— Сожги ее, Господи! Сожги ее! И пусть зло, которое она совершила, умрет вместе с ней.

— Сожги ее! Сожги ее!

Эти слова повторялись снова и снова. Пламя разгоралось все выше. Дым начал разъедать ей глаза, они слезились.

Голос проповедника становился громче и взволнованнее.

Он словно впал в бешенство.

— Пусть всех развратных блудниц постигнет такая же участь, — кричал он. — Да обрушатся на них гнев и кара Господни. Пусть они мучаются в аду, который сами и сотворили. Гореть им, как горели наши братья, принявшие смерть за правое дело. Но пусть они испытают не только телесные, но и душевные муки.

Шина вдруг почувствовала огонь возле ноги и еле сдержала крик, когда пламя поднялось до се шеи. Огонь наступал. Она сгорит, ее тело станет обугленным и безжизненным, и никто не узнает, что с ней случилось.

Шина хотела закричать, но гордость заставляла хранить молчание.

— Боже, спаси меня! — прошептала она, и в этот момент в ней проснулось безудержное желание позвать кого-нибудь на помощь.

Ее отец — как он далеко! У нее нет друзей, никто не вспомнит о ней, когда она умрет.

Неожиданно в се сознании появилось лицо герцога, и в это время она услышала, как люди, стоявшие вокруг костра, что-то закричали. Но это был не крик восторга, а крик страха, — Они приближаются!

Шина отчетливо расслышала эти слова, а потом топот копыт, незнакомые голоса и стоны раненых. Она увидела всадника, который на всем скаку подлетел к проповеднику и пронзил его клинком. Тот еще мгновение стоял на бревне с открытым ртом и выпученными глазами, а потом рухнул навзничь. По его одежде заструилась кровь.

Шине казалось, что лошади и люди были повсюду. Пламя снова принялось лизать ее ноги, и Шина закрыла глаза, пытаясь не закричать. Затем она поняла, что какие-то люди оттаскивают поленья и хворост от столба.

Раздавались крики ужаса и агонии, фырканье коней и звон сбруи. Кто-то перерезал веревку, которой ее привязали к столбу. Она наверняка упала бы, но чьи-то руки успели поддержать се.

Шина знала, кто это был, но не отваживалась открыть глаза. Не то чтобы она не хотела его видеть, просто стыдилась своей наготы, своей обнаженной груди, немного закопченной дымом, и еле прикрытых разорванной рубашкой бедер.

Шину укутали в мягкую бархатную накидку, и чьи-то сильные руки подняли ее.

— Она сильно обгорела? — спросил кто-то, и Шина слышала, как голос герцога прямо над ее головой ответил:

— Думаю, что нет, но потрясение было колоссальным.

Бедное дитя!

Она никогда еще не слышала столько сострадания и теплоты в его голосе. Удивленная больше чем когда-либо, Шина открыла глаза и посмотрела на герцога де Сальвуара. Его лицо было совсем рядом с ней.

— Успокойтесь, все хорошо, — тихо сказал он. — Вы спасены.

К ужасу Шины, самообладание уступило место слезам.

Рыдало все се существо. Шина уткнулась лицом в плечо герцога и плакала навзрыд, как плачет ребенок, который испугался темноты.

— Все хорошо, все хорошо, — шепотом повторял он.

Герцог усадил ее в свое седло, а сам сел позади. Шум и крики смолкли. Де Сальвуар и Шина медленно ехали через лес.

Постепенно буря ее слез стихла. Она по-прежнему прижималась к сильному плечу своего спутника и так же всхлипывала. К счастью, теперь она уже не находилась во власти шквала эмоций, который не могла контролировать.

— Все хорошо, Шина, — еле слышно повторил он. — Слава Богу, вы в безопасности.

В этот момент девушка подумала, что раньше даже не представляла себе, насколько сильными могут быть руки мужчины.