— Но что же он тогда сделает? ^ — испугалась Дорина.
— Подождем и посмотрим, — ответил Гарри, — и кстати, Оскар, вели своему камердинеру встретить Джарвиса новостью о том, что ты выздоровел.
Граф вопросительно поднял брови, и Гарри пояснил:
— Это наведет его на мысль, что если он хочет избавиться от тебя, нужно действовать побыстрее, а именно это нам и необходимо.
— Теперь ясно, — кивнул граф, и Гарри вышел из комнаты.
Дорина, приблизившись к кровати, нерешительно прошептала:
— Я принесла вам кое-что… и прошу надеть… При этом девушка залилась краской, и граф понял, как она смущена. Он протянул руку, и Дорина вложила в его ладонь маленькое распятие из слоновой кости на золотой цепочке.
— Оно принадлежало маме. Вы можете смеяться, но я чувствую… это защитит вас.
— Я не смеюсь, — негромко ответил граф, — и глубоко тронут и благодарен, что вы так беспокоитесь за меня.
Дорина, взглянув на него, улыбнулась, и граф добавил:
— Я думаю и надеюсь, что прав — теперь вы меня простили и не испытываете ко мне неприязни, как во время первой встречи.
Краска на щеках Дорины стала еще гуще, но граф все же продолжал:
— Я у вас в долгу. Если я выживу, то сделаю все, чтобы загладить прошлые недоразумения.
— Пожалуйста… не нужно об этом, — лепетала Дорина. — Теперь в Ярде все почти как раньше, и люди счастливы.
— Именно этого я и хотел, — удовлетворенно сказал граф и, заметив радость, светившуюся в глазах Дорины, подумал: «Как это необыкновенно, что такая красивая девушка способна думать и заботиться о других, а не о себе».
В этот момент вернулся Гарри, и объявил, закрывая за собой дверь:
— На подъездной аллее показался фаэтон, и если я не ошибаюсь, это прибыл кузен Джарвис, чтобы позлорадствовать над твоим хладным телом.
— Боюсь, его ждет разочарование, — мрачно бросил граф.
— Пожалуйста, пожалуйста, будьте осторожны, — умоляюще выдохнула Дорина. Граф сел, об-локотясь на подушки и, на взгляд Дорины, выглядел очень красивым на фоне красного шелкового балдахина, на котором был вышит герб Ярдов. На нем была шелковая ночная сорочка с оборками вокруг шеи, а поверх он накинул легкий халат из темно-синего шелка.
Гарри уселся у открытого окна, сквозь которое проникали солнечные лучи, а Дорина устроилась на стуле в изножье кровати. Все трое выглядели спокойными и беззаботными, но Дорина знала, что мужчины напряжены не меньше, чем она.
Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился Джарвис. Он, очевидно, сразу же побежал к ним, поскольку даже не снял дорожного пальто с пелериной. Костюм его, как всегда, был тщательно продуман: от щегольского шейного платка до начищенных до блеска ботфорт.
Войдя в комнату, он на несколько мгновений застыл в театральной позе, физиономия его выражала неподдельное изумление.
— Дорогой Оскар! — воскликнул наконец злодей. — Я выехал из Лондона в ту же минуту, как услыхал о твоей болезни, но твой камердинер, к моей радости, только что мне сообщил, будто тебе уже лучше.
— Совершенно верно, — отвечал граф, — но с твоей стороны очень мило приехать меня навестить.
— Да как я мог оставаться в стороне?! Сообщение о твоей болезни просто потрясло меня!
Он взглянул на Дорину и добавил:
— Удивительно видеть здесь тебя, Дорина! Вероятно, именно ты ухаживала за нашим любимым кузеном и помогла ему выздороветь?
— Совершенно верно, — отозвался граф. — Мы должны поблагодарить Дорину за мое спасение. Говоря по правде, я надеюсь уже завтра встать.
— Превосходно! Чудесно! — воскликнул Джарвис. — Такое событие нужно отпраздновать! Я уже велел камердинеру принести бутылку шампанского. И улыбнувшись собравшимся, пояснил:
— Нужно же мне подкрепиться после такой бешеной скачки, и кроме того, я хочу выпить за твое здоровье, Оскар.
— Как ты добр!
Граф едва удерживался от того, чтобы не посмотреть на Дорину и Гарри и не выразить удивления по поводу того, что Джарвис вновь решил прибегнуть к тому же методу убийства, что и в первый раз.
Несколько минут спустя в комнате появился Уолтер с подносом, на котором стояли четыре бокала и две закупоренные бутылки шампанского.
— Мистер Джарвис попросил принести бутылку шампанского, милорд, чтобы отпраздновать ваше выздоровление, — объявил он, ставя поднос на столик у стены. — Но я обнаружил в подвале два сорта и решил захватить по бутылке каждого, не зная, что предпочтет ваша светлость.
— Все равно, — кивнул граф. — А тебе Гарри? Тот пожал плечами, и Уолтер, ловко откупорив одну из бутылок, наполнил бокалы. Один он вручил Дорине, второй, подойдя к постели, — графу, третий — Гарри и наконец, отдав четвертый Джарвису, лакей поклонился и вышел. Джарвис поднял бокал и провозгласил:
— За Оскара! Пусть он процветает, и пусть ему так же везет в будущем, как и в прошлом!
— Спасибо… — начал граф, но в этот момент, собравшиеся испуганно подняли головы. В комнате, откуда ни возьмись, появилась огромная черная птица и начала испуганно метаться натыкаясь на стены. Уже потом, когда все было кончено, Дорина, раздумывая над случившимся, решила, что Джарвис, должно быть, пронес чудовище под широким пальто, поскольку птица возникла, казалось, из ничего.
— Выгони ее в окно, Гарри! — крикнул граф. Однако птица кружила над балдахином кровати и не подлетала к окну.
Пока остальные не сводили глаз с птицы, Дорина увидела, что Джарвис подобрался поближе к кровати и задержался там на мгновение. Граф, отвлеченный суматохой, поставил бокал шампанского на прикроватный столик. И тут Дорина заметила, как Джарвис молниеносным движением бросил что-то в бокал графа. Смотри она в этот момент на птицу, как и остальные, наверняка ничего не поняла бы. Но какой-то инстинкт или сверхъестественная проницательность помогли ей и на этот раз. Она была уверена, что глаза ее не обманули, хотя, если бы девушка не наблюдала за Джарвисом, так пристально, то посчитала бы, что над бокалом просто колыхнулась пола его просторного пальто.
Джарвис немедленно отошел и начал помогать Гарри выгонять птицу в распахнутое окно. Дорина молниеносно поставила свой бокал рядом с бокалом графа, и взяла тот, в который злодей всыпал яд. Потом она шагнула к столу и поставила отравленное шампанское на поднос, рядом с бокалом Джарвиса. И как только Джарвис повернулся, Дорина подняла его бокал. Все произошло так быстро, что у Дорины даже не осталось времени подумать, и она действовала почти бессознательно.
— Какая странная история! — воскликнул Джарвис. — Чтобы такая большая птица влетела в окно спальни и натворила столько беспорядка! Надеюсь, это не дурное предзнаменование.
— Я тоже на это надеюсь, — подчеркнуто громко объявил Гарри.
Джарвис поднял единственный бокал, остававшийся на серебряном подносе.
— Теперь мы можем выпить, — объявил он, — Надеюсь, вы все присоединитесь к моему тосту, и пьем до дна! За Оскара!
Он одним глотком выпил шампанское и лишь потом неожиданно осознал, что остальные пристально смотрят на него, не притрагиваясь к искрящемуся напитку.
— Что случилось? Почему вы не пьете? — выкрикнул он, но голос ему уже не повиновался. Джарвис недоуменно дотронулся до губ, судорожно стиснул горло.
— Почему вы молчите?! Почему уставились на меня?
Дорина стояла ближе всех к нему, и он с ненавистью выплевывал слова прямо в нее. Девушка в тревоге отступила, не сводя, однако, взгляда с Джарвиса, чтобы проверить, подействовал ли яд. Однако он, придя в бешенство, прошипел:
— Это ты! Ты, Дорина, помешала мне! Ну что же, я обещал принести тебя в жертву, и будет по-моему!
С этими словами он вынул из внутреннего кармана длинный тонкий клинок, похожий на стилет… Дорина, парализованная ужасом, не могла шевельнуться, а Джарвис, злобно завопил:
— Умри! Да станешь ты жертвой сатане, и я получу то, чего желаю!
Вместо последних слов из горла его вырвались клекот и бульканье. И как только он занес руку, чтобы ударить Дорину в сердце, граф, не помня себя, вскочил с постели. Джарвис уже почти терял сознание; должно быть, яд подействовал мгновенно. Граф нанес ему удар сзади, и убийца упал на Дорину, сбив ее на пол. Клинок, который он по-прежнему не выпускал из руки, прорезал ей платье и поцарапал плечо. Дорина сильно ударилась головой о паркет и потеряла сознание. Мужчины оттащили Джарвиса от девушки. Он был уже мертв. Безжизненные пальцы разжались, и смертоносный клинок упал на пол.
Очнувшись, Дорина обнаружила, что лежит на кровати, а граф сидит рядом, держа у ее губ бокал с шампанским.
— Попытайтесь выпить хоть немного, — попросил он, обнимая ее за плечи, и, несмотря на некоторое сопротивление Дорины, все же заставил ее выпить несколько капель. Девушка смотрела на него испуганными глазами, а граф спокойно кивнул:
— Все в порядке. Джарвис мертв, и вы снова спасли мне жизнь, Дорина.
— Он… отравил… ваше шампанское.
— Я понял, что случилось, когда увидел, как вы несете бокал к столу. Вы действовали храбро и решительно!
Дорина ничего не ответила, но по выражению ее глаз граф понял, о чем она хочет спросить, и сказал:
— Гарри отнес тело Джарвиса в соседнюю комнату и послал грума за доктором. Надеюсь, он сделает заключение, что мой кузен умер от сердечного приступа, после того как, разгоряченный и утомленный бешеной скачкой, выпил бокал ледяного шампанского.
И.граф снова поднес бокал к ее губам.
— Вы сразу почувствуете себя лучше, — убеждал он. — Вы перенесли ужасное потрясение.
— Я думала… он собирается… убить меня… — с трудом произнесла Дорина.
— Он был безумен, — твердо сказал граф. — Но больше Джарвис никому не причинит зла! Можете навсегда забыть об этом негодяе!
Дорина вспомнила, как боялась за Розабелл, не подозревая о том, что опасность может грозить ей самой. Ей и в голову не приходило, что Джарвис готовил в жертву сатане именно ее! Наверное, потому, что, будучи старшей, не считала себя столь юной и невинной, чтобы ее можно было избрать для этой цели.
— Забудьте! Забудьте навсегда! — повторил граф. — Вы были великолепны! Совершенно великолепны! Но теперь я хочу, чтобы вы отправились домой и отдохнули. Не стоит вам встречаться с доктором.
В этот момент в комнату вошел Гарри и, услыхав последние слова графа, кивнул:
— Ты совершенно прав, Оскар. Дорина не должна быть в этом замешана. Я отвезу ее домой, а тебе предлагаю немного полежать до приезда доктора. Нужно еще успеть придумать достаточно убедительную историю.
— Хорошо, — пообещал граф. Он поднялся, и Гарри помог Дорине встать.
— Вы можете идти? — участливо спросил он. — Или мне донести вас до фаэтона?
— Нет… конечно… нет…
Она сделала шаг на подгибающихся ногах, решительно настроенная не выказать слабости перед графом. Через силу улыбнувшись, девушка попросила:
— Пожалуйста… берегите себя…'хотя… больше, конечно… ничего не сможет случиться…
— Да, это маловероятно, — ответил граф, — но не будь со мной вас и Гарри при этих странных событиях, я мог бы подумать, что все это мне приснилось.
По пути домой Дорина чувствовала то же самое. Вряд ли она сможет заставить отца поверить, что все это произошло в действительности! Отравленное шампанское, огромная черная птица, внезапная смерть Джарвиса от яда, предназначавшегося графу.
Видя, что девушка молчит, Гарри сказал:
— Я хочу, чтобы вы поднялись к себе и немедленно легли в постель. Сам я поговорю с вашим отцом, расскажу, что случилось, и попрошу его помочь организовать похороны. Надеюсь, ваша няня поймет, что после такого потрясения вам необходим отдых.
Дорина не стала спорить, и как только они добрались до дома викария, послушно поднялась наверх, куда немного позже пришла н няня.
— Сколько живу в нашем тихом Литл Содбери, в жизни не слыхала ни о чем подобном! — воскликнула она, — И мистер Харрингтон прав: вы перенесли ужасное потрясение, наблюдая предсмертные муки мистера Джарвиса. Ну а теперь в постель! Я принесу вам кружку горячего молока.
— Со мной все в порядке, няня, — едва выговорила Дорина, но, зная, что спорить бесполезно, подчинилась. Боже, как это возможно, чтобы после многих лет спокойной мирной жизни пошла череда таких ужасных драматических событий?!
Но девушка тут же сказала себе, что все кончено. Граф в безопасности, Джарвис мертв, и больше не будет ни черной магии, ни страха за чью-то жизнь.
— Никто не поверил бы, что я говорю правду, — прошептала она вслух, однако, засыпая, не переставала гадать, действительно ли птица была настоящей или Джарвис загипнотизировал их и заставил поверить тому, чего не было на самом деле.
Только к вечеру няня заметила, что платье Дорины разорвано, и девушка почувствовала, что царапина на плече воспалилась и сильно болит. Она сказала няне, что случайно ударилась и повредила плечо, и та немедленно промыла ранку одним из эликсиров миссис Стенфилд. Однако девушка плохо спала ночь, и утром няня настояла, чтобы она оставалась в постели.
— Ничего не желаю слушать! — заявила она. — Вы нездоровы и будете лежать, пока не поправитесь!
— Не могу же я оставить все домашние дела на вас, няня! — запротестовала Дорина, но, к ее удивлению, няня рассмеялась.
— Об этом не беспокойтесь, мисс Дорина. Мне помогают две девушки.
— Что вы хотите этим сказать?
— Его милость прислал сегодня миссис Медоуз справиться, как вы себя чувствуете. Она привезла с собой много еды. Граф просил вас хорошенько отдохнуть и велел миссис Медоуз найти мне помощницу.
Дорина слушала, не веря своим ушам, а няня добавила:
— Она нашла мне очень милую женщину, недолго проработавшую в господском доме, и предложила, чтобы у нас несколько месяцев поработала Мэри Белл.
— Прекрасная мысль! — воскликнула Дорина.
— Так и миссис Медоуз посчитала, поскольку девушка стыдится вернуться в графский дом и сильно нервничает.
— Но можем ли мы позволить себе держать прислугу? — поинтересовалась Дорина.
— Конечно! Если вы только сумеете убедить отца не раздавать все до последнего пенни каждому, кто его об этом попросит.
— Ну, это довольно трудно, — рассмеялась Дорина.
— Знаю, но постараюсь объяснить вашему папаше, что благотворительность начинается с собственного дома. И если его милость будет посылать часть жалованья хозяина в виде съестных припасов, нам будет гораздо легче жить.
Дорина снова засмеялась, подумав, что няня скорее всего права и поэтому лучше подчиниться наставлениям старушки тем более, что сама она сейчас слишком слаба, чтобы хорошенько все обдумать.
Девушка проспала почти весь день, и хотя ей не терпелось узнать, что происходит в Ярде, было ясно, что няня не позволит ей встать.
Розабелл и Питер были вне себя от радости, поскольку за ними опять прислали лошадей и детям удалось проехаться по тем местам, где они редко бывали раньше. Брат с сестрой наперебой восхищались прекрасным путешествием.
— Жаль, что тебя не было с нами, Дорина, — объявила Розабелл, присаживаясь на кровать сестры. — Но граф настолько великодушен, что, конечно, позволит тебе тоже брать лошадей, когда захочешь, и мы сможем кататься вместе.
— Мы не должны быть навязчивыми, — слабо прошептала Дорина, но Розабелл немедленно возразила:
— В Библии говорится: лучше давать, чем брать! Ты не права, когда пытаешься помешать ему сделать доброе дело и посылать нам эту восхитительную еду!
Дорина, улыбаясь, покачала головой, и сестра поцеловала ее, сказав при этом:
— Поправляйся скорей! Мы стараемся как можно лучше вести себя, потому что ты больна, и выполняем все домашние задания, хотя это ужасно скучно!
Отец пришел позже и рассказал Дорине последние новости. Доктор, как оказалось, уже вернулся с похорон матери и согласился с мнением графа, утверждавшего, что Джарвис умер от сердечного приступа. Его тело уже унесли в церковь, и завтра утром состоятся похороны.
— Они будут очень скромными, поскольку родственников решили не уведомлять, — объяснил викарий. — Позже им, конечно, сообщат, но сомневаюсь, что кто-то будет жалеть о Джарвисе. Его ни один человек не любил, кроме развратных лондонских приятелей. Его милость уже совсем поправился и полон планов на будущее. Граф считает, что в поместье нужно сделать очень многое, и он прекрасно себя чувствует благодаря какому-то подкрепляющему эликсиру, который ты ему дала.
— Это женьшень, который твой друг прислал из Китая, — пояснила Дорина.
— Я совсем о нем забыл, — покачал головой викарий. — А кактусы, которые он прислал, прекрасно прижились и выросли вдвое с тех пор, как ты их последний раз видела.
— Когда я завтра встану, сразу же пойду в сад.
После ухода отца Дорина долго лежала, думая о том, что теперь, когда все волнения улеглись и граф в безопасности, она больше ему не понадобится, и он сможет сам справиться со всеми проблемами. Непонятно только, почему она чувствует такое разочарование и сердечную боль. Но девушка тут же решила, что ведет себя как избалованный ребенок. Почему он должен обращать на нее внимание, когда сам способен управлять поместьем? Теперь у него прекрасные слуги, родственники скоро начнут толпами приезжать в Ярд, и все соседи будут рады подружиться с таким влиятельным лицом.
Но на душе у девушки становилось все тяжелее, хотя она пыталась утешиться тем, что, рассказав все графу, сумела не только спасти его жизнь, но и поддержать свою собственную семью. Теперь все счастливы и довольны. Могла ли она мечтать о том, чтобы на столе было столько вкусной еды, а няня получила двух помощниц?!
Даже отец казался менее рассеянным, чем был все эти годы после смерти матери.
По крайней мере я немалого добилась, подумала девушка. Но все же чего-то недоставало. Она хотела помогать графу, хотела, чтобы он нуждался в ее помощи, спрашивал совета. Короче говоря, мечтала быть с ним рядом. Но это, конечно, невозможно. Будущее представало перед ней унылым и безнадежным, и, хотя она понимала, что эти мысли были сущим вздором, глаза ее повлажнели от слез.
— Просто абсурдно просить от жизни чего-то еще, — пробормотала Дорина. И все же сознавала, что желает большего, гораздо большего, хотя и боится облечь свои мысли в слова.
Глава 7
Граф проснулся с ощущением необыкновенного счастья, которое лишь слегка омрачало сознание того, что сегодня на десять часов назначены похороны Джарвиса. Гарри уже ожидал внизу, в маленькой столовой для завтраков, и при виде графа воскликнул:
— Ну что ж, по крайней мере день сегодня для похорон прекрасный!
— Мне и говорить об этом не хочется, — пробормотал граф, — Вспомни, что он вытворял! Просто гнусный фарс и лицемерие — хоронить такого, как Джарвис, в освященной земле!
— Верно, — кивнул Гарри, — однако, Оскар, таким образом тебе удастся избежать скандала, который, несомненно, запятнал бы имя Ярдов, и за это нужно поблагодарить Дорину.
Граф открыл крышки серебряных блюд, наполнил тарелку и уселся за стол.
— Ты совершенно прав. Даже сейчас мне с трудом верится, что молодая девушка, всю жизнь прожившая в маленькой деревушке, нашла в себе храбрость противостоять сатанинскому злу. Мало того, она неплохо разбирается в медицине и вовремя дала мне противоядие.
— Что ж, справедливость восторжествовала, — лаконично отозвался Гарри, наливая себе кофе, — и Джарвис, можно сказать, умер от собственной руки.
После завтрака они сели в закрытый экипаж и направились в церковь, где уже ожидал викарий. Кроме них, больше никого не было, и графа насторожило это странное обстоятельство. Вероятно, как ни пытались они сохранить все в тайне, слуги каким-то образом проведали, что Джарвис угрожал графу и слухи распространились по деревне с быстротой лесного пожара.
Так или иначе, у могилы присутствовали только они двое, если не считать могильщиков, и лишь викарий чистосердечно молился за усопшего.
После окончания службы они поблагодарили святого отца, но не стали обсуждать случившееся, хотя понимали, что отец Дорины знает правду о смерти Джарвиса и о том, . что тот поклонялся силам зла.
Граф уже отметил, что церковь нуждается в ремонте, и решил, что, пока живет в Ярде, будет посещать воскресные службы. Именно этого, конечно, ожидает от него Дорина.
По дороге домой он не мог отделаться от мысли, будто его отношение ко всему, что требовало от него положение хозяина поместья, странным образом изменилось. Конечно, покидая Париж, он собирался многое здесь изменить, и даже, о чем, к сожалению, сказал Ричардсону, привнести в жизнь тихой деревушки новые веяния и сменить слуг. Он совершенно не подозревал, что и здесь должен быть тем, кем был на войне, — командиром, предводителем и, возможно, героем для своих людей.
Теперь же Джарвис, как ни противно было думать об этом, неким извращенным образом показал графу, что его поведение должно служить примером для окружающих.
Оскар так глубоко задумался, что не заметил, что Гарри, прекрасно понимая состояние друга, не произнес ни слова за всю поездку и заговорил, лишь когда лошади остановились у крыльца.
— Давай переоденемся, Оскар, — предложил он, — прокатимся верхом, только не слишком быстро, чтобы ты не переутомился. Думаю, это пойдет тебе на пользу.
— Именно так я и собирался поступить, — кивнул граф, — и, по правде говоря, прекрасно себя чувствую, должно быть, благодаря тому странному отвару китайского растения, который дала мне Дорина.
— Я как раз хотел спросить об этом. Тебе действительно легче?
— Поверь, я чувствую себя лучше, чем когда-либо в жизни! Более того, ум мой прояснился, и я уже придумал себе множество дел!
Гарри в притворном ужасе воздел руки к небу.
— Да ты меня пугаешь! Знаю я, каков ты бываешь, когда пускаешься в какое-нибудь новое предприятие, — сам с головой окунаешься в работу и другим не даешь покоя.
Граф засмеялся, и молодые люди поднялись по ступенькам. Оскар взял себе на заметку поблагодарить Дорину и попросить у нее еще драгоценного снадобья.
Друзья быстро переоделись и, спустившись вниз, обнаружили, что лошади уже оседланы. Они отправились в парк и вернулись ко второму завтраку. Во время прогулки граф невольно залюбовался прекрасным пейзажем. Дом выглядел великолепно на фоне темного леса, сады переливались радугой красок, а вода в озере сверкала, словно бриллиант. Неудивительно, что все члены семьи Ярдов были так привязаны к этому месту.
Друзья направились в библиотеку, где их уже ожидали поднос с напитками и утренние газеты. Граф только сейчас осознал, что из-за всех этих событий совершенно отстал от жизни и понятия не имеет, что творится сейчас в обществе и политике. Он как раз разворачивал «Морнинг пост», когда открылась дверь и дворецкий объявил:
— Леди Морин Уилсон. Сэр Роджер Чатем. Граф в недоумении наблюдал, как леди Морин, по-прежнему прекрасная, но чересчур пышно разодетая и сильно накрашенная, входит в библиотеку. На ней было платье из изумрудно-зеленого шелка и драгоценности в тон. С высокой тульи шляпки свисали, развеваясь, страусовые перья.
С тихим радостным вскриком леди Морин пробежала через комнату и протянула графу руки:
— Как вы могли так долго пренебрегать мною, Оскар, дорогой? Я не могу жить без вас и ради встречи с вами приехала в эту глушь!
Граф, который до сих пор сидел неподвижно, наконец взял ее руку и небрежно поднес к губам.
— Какой сюрприз, Морин! Я не ожидал вас увидеть и уж тем более этого джентльмена.
— Роджер был так добр, что привез меня в своем фаэтоне, — пояснила леди Морин, — и говорит, что побил ваш рекорд езды благодаря своей великолепной упряжке.
Сэр Роджер немедленно выступил вперед и протянул руку:
— Рад снова встретиться, Ярдкомб.
Но граф, намеренно не обратив внимания на протянутую руку, объявил:
— Прошлый раз, приехав сюда по приглашению моего кузена Джарвиса, вы вели себя оскорбительно по отношению к моим слугам, сэр Роджер, и потому я просил бы вас немедленно оставить мой дом.
Сэр Роджер недоуменно уставился на него, а леди Морин потрясенно ахнула:
— Что вы говорите? В чем дело, Оскар?
— Думаю, Чатему прекрасно известно, что его поведение под крышей этого дома непростительно и совершенно недопустимо для джентльмена.
Голос графа звучал, как удары хлыста, и сэр Роджер, побагровев, промямлил:
— Не понимаю, о чем вы толкуете, Ярдкомб. По-моему, вы просто не в себе!
Однако, глаза его забегали, и граф понял, что не ошибся, заподозрив именно Роджера в нападении на Мэри Белл. Тогда одна лишь Дорина нашла в себе смелость встать на защиту девушки. Никогда он не забудет презрительного выражения в ее глазах и не хотел бы снова его увидеть. И теперь он понимал, что будет ужасной ошибкой принять сэра Роджера, на что, очевидно, рассчитывали непрошеные гости.
— Вряд ли, Чатем, — твердо заявил он, — вы хотели бы, чтобы я вдавался в подробности, так что прошу вас удалиться без лишних слов. Вы можете захватить с собой леди Морин, когда она позавтракает.
— Но, Оскар, я ничего не понимаю! — воскликнула Морин. — Как вы можете так грубо обращаться с моими друзьями?
Она явно приготовилась к атаке, но, заметив тяжелый взгляд графа и решительно сжатые губы, мгновенно изменила тактику и, взяв его под руку, промурлыкала:
— Не такого приема я ожидала, дорогой. Если Роджер обидел вас, он, конечно, извинится, и потом мы все вместе прекрасно проведем время.
— Не вижу причин, почему я должен извиняться, за какие-то мифические прегрешения! — взорвался сэр Роджер. — Не виноват же я, что Ярд-комб наслушался обо мне лживых сплетен! Моя совесть чиста.
— Значит, вам повезло, — ответил граф, — но я повторяю, что не имею ни малейшего желания развлекать вас ни сейчас, ни когда-либо впредь!
—Черт возьми! — выругался Роджер. — Это уж слишком! Не собираюсь выслушивать оскорбления за какое-то преступление, которое этот человек даже боится назвать!
— Ни в малейшей степени! — отпарировал граф. — Я могу хоть сейчас вызвать сюда слуг, бывших свидетелями тому, что вы совершили. Они удовлетворят ваше любопытство!
Ошеломленное лицо Роджера ясно доказывало его вину. Если он и сомневался в том, правильно ли понял, о чем говорит граф, то сейчас все стало ясно. Он оказался способен лишь на то, чтобы рассерженно прошипеть:
— Не собираюсь оставаться здесь и выслушивать всякую чушь! Я считал вас светским человеком, но вы все тот же оловянный солдатик, чья голова забита пуританскими взглядами, над которыми в обществе давно уже смеются!
Граф не отвечал и, слегка скривив губы, смотрел на сэра Роджера таким взглядом, от которого любому захотелось бы поскорее исчезнуть.
Несколько мгновений мужчины стояли лицом к лицу, готовые, казалось, броситься в драку. Но наконец сэр Роджер, пробормотав проклятие, повернулся на каблуках и зашагал к двери. У самого порога он обернулся и бросил:
— Даю вам пять минут, Морин. Если по истечении этого времени вы не спуститесь, я уеду в Лондон без вас.
Он громко хлопнул дверью. Гарри тактично последовал за Роджером, оставив леди Морин наедине с графом. Она снова в ужасе вскрикнула и, откинув назад голову, чтобы получше разглядеть графа, спросила:
— Что случилось? Как вы могли? О Оскар, я так ждала нашей встречи, а вы повели себя жестоко и бессердечно!
— Простите, Морин, — отозвался граф, но я не позволю негодяю вроде Чатема переступать порог моего дома.
— Но он был так добр ко мне!
— Тогда я предлагаю вам отправиться вместе с ним в Лондон.
Морин, положив изящные ручки ему на грудь и приблизив губы к губам графа, прошептала:
— Я люблю вас, Оскар. И заставила Роджера привезти меня сюда, потому что хотела вас видеть, увериться в вашей ответной любви.
Граф взглянул на нее, но, несмотря на огромные, прекрасные, полные слез глаза, умоляющие нотки в голосе, едва уловимый аромат духов, подчеркивающий ее привлекательность, холодно процедил:
— Думаю, Морин, мы оба, к сожалению, забыли, что у вас есть муж.
Ударь он ее по лицу, леди Морин была бы потрясена меньше. Задохнувшись от волнения, она едва сумела выговорить:
— Муж? Но какое отношение он имеет к нам?
— Весьма большое, и поскольку мне нравится Уилсон и я хорошо его знаю, мне стыдно сознавать, что мы оба его предали.
— Да вы с ума сошли! — воскликнула дама. — Неужели Роджер прав, утверждая, что у вас внезапно появились пуританские замашки?
— Возможно, так оно и есть, — пожал плечами граф.
— Не верю! Неужели вы забыли, что мы просто предназначены друг для друга?!
И заметив, что графа ничуть не трогают ее речи, совершенно другим тоном заявила:
— Неужели всего за несколько дней вы превратились в такого ханжу, что искренне считаете, будто жена должна хранить верность мужу? — И заносчиво вскинув подбородок, добавила: — Если это правда, вы станете посмешищем всего Лондона.
— Вернее сказать, той части общества, к которой принадлежите вы, — поправил граф. — Мой ответ очень прост: пусть себе смеются!
Леди Морин пронзительно вскрикнула:
— Хотите сказать, Оскар, что устали от меня? Что я вам надоела?
Она говорила так, словно сама мысль об этом была невозможна, и граф медленно ответил:
— Вы очень привлекательная женщина, Морин, но мне неприятно думать, что я обкрадываю другого мужчину; это унизительно не только для него, но и для меня.
Леди Морин топнула ножкой:
— Если вы говорите правду — значит, вы просто обезумели! Боже, самый страстный и пылкий любовник, которого я когда-либо знала, теперь годится только для Бедлама!
Она посмотрела на него так, словно отказывалась верить в происходящее и, протянув руку, нежно сказала:
— Оскар, дорогой, мы не можем вот так расстаться!
— Думаю, это самое лучшее, что мы можем и должны сделать, Морин, — бесстрастно отозвался граф, — и эти утомительные споры ни к чему не приведут.
— В таком случае я уезжаю! — объявила леди Морин. — И ненавижу вас, Оскар. Слышите? Ненавижу!
— Мне очень жаль, но ничего не могу поделать, — покачал головой граф.
— Ничего?! — всхлипнула леди Морин и, вспомнив, что пять минут, которые дал ей сэр Роджер, почти прошли, с оскорбленным достоинством направилась к выходу. Взявшись за ручку двери, она обернулась и, видя, что граф не шевельнулся, воскликнула: