Лорд Джулиус, опрометчиво рассчитывая на будущее наследство, неуклонно катился в долговую пропасть. Герцог старался предотвратить катастрофу, неоднократно выплачивая его долги, но считал, что тем самым обделяет других родственников, которые также нуждались в его помощи, а главное, наносит ущерб поместью Освестри, высасывая из него последние соки. Ведь именно на нем, на герцоге, лежала обязанность сохранить и, по возможности, приумножить фамильное достояние.

Слишком дорого обходился лорд Джулиус семье и самому герцогу, и слишком много огорчений он доставлял своим близким.

Герцог давно знал, что брат страдает от ревности и ему ненавистно собственное положение младшего сына. — Но кому могло прийти в голову, что Джулиус так фанатично цепляется за надежду получить титул герцога Освестри. И мог ли он вообразить, что родной ему человек, в чьих жилах течет та же благородная кровь, поведет себя как последний негодяй. Ни один мало-мальски приличный джентльмен, которому с детства внушали правила хорошего тона и моральные устои, не стал бы заманивать такую девушку, как Юдела, в публичный дом. И вообще заниматься подобным промыслом.

«Что мне делать? — размышлял герцог. — Как заставить Джулиуса вести себя хотя бы в рамках приличия?»

Он догадывался, что его друзья в курсе подозрительной деятельности лорда Джулиуса. И только щадя его чувства, не сообщают ему, кто финансирует заведение миссис Кроули. Даже сама мысль о том, что кто-то из семьи Вестри разъезжает по деревням и выбирает девушек, чтобы потом их продать в развратные притоны, была ужасающей. Этому надо было немедленно положить конец. Но одно дело принять решение, а другое — придумать, как его выполнить. Герцог был уверен, что миссис Кроули совместно с Джулиусом загребают на торговле живым товаром немалые денежки и, конечно, при этом нарушают какие-то законы.

Но не мог же он донести на своего брата, да и не желал, чтобы скандал выплеснулся наружу, а член семьи Вестри оказался на скамье подсудимых в Олд-Бейли.

«Но ведь наверняка есть какой-то способ наставить его на путь истинный», — в отчаянии думал герцог.

Он старался убедить себя в том, что, когда Джулиус поостынет и примирится с тем фактом, что его брат женится, они смогут спокойно побеседовать, и тогда он предложит ему некоторую сумму денег под залог обещания, что тот исправится и первым делом прекратит всякие сношения с непотребной шайкой из заведения на Хэй-хилл.

Сцена, разыгравшаяся в библиотеке, оставила после себя тяжелый след, и герцог чувствовал себя весьма неважно, словно бы находился на пределе своих нервных и физических сил. Он внезапно подумал, что на этот день с него достаточно общения с родственниками. Ему и так стоило немалых усилий обхаживать дядюшек и тетушек, а также бесчисленных кузенов и кузин, которые явились на прием. Герцог всегда воспринимал их как скучную однообразную массу, которая не вызывала в нем ничего, кроме унылой тоски. Теперь он почувствовал, что дневная норма им выполнена с лихвой и больше видеть и слышать их он не в состоянии.

После моральной пощечины, которую он получил от Джулиуса, говорить с кем-либо о достоинстве, благородных традициях и фамилии Вестри или вести беседу о значительности самого факта его женитьбы было просто невозможно.

Остаток дня он решил посвятить самому себе. Герцог позвонил в колокольчик и приказал появившемуся тут же слуге разыскать своего секретаря.

Не прошло и нескольких минут, как мистер Хемфри вошел в библиотеку.

— Вы желали меня видеть, ваша светлость? Мистер Хемфри был мужчиной средних лет, весьма примечательной благообразной внешности, но особое достоинство ему придавала серебряная седина. Он служил в том же полку, что и герцог, еще в начале века воевал в испанскую кампанию, но по возрасту уже не смог принять участие в битве при Ватерлоо.

— Да, Хемфри, — сказал герцог. — Я хочу, чтобы вы известили мою бабушку, что я уезжаю по срочному вызову и, к сожалению, лишен удовольствия отобедать сегодня вместе с нею и мисс Хейворт.

— Я извещу об этом ее светлость.

— И пусть грум отвезет эту записку в дом миссис Шаннон и дождется от нее ответа.

В ожидании секретаря герцог уже успел набросать несколько слов на листке бумаги и запечатать конверт. Теперь он протянул это послание мистеру Хемфри, который воспринял поручение с невозмутимым видом и произнес при этом:

— Грум отправится немедленно.

— Спасибо, Хемфри. Я предполагаю, что вам известно о недавнем визите лорда Джулиуса.

— Да, мне сказали, что он был здесь, ваша светлость.

— Я также предполагаю, что вы в курсе его бедственного положения и знаете, до чего он довел себя.

По выражению глаз секретаря герцог догадался, что тому все давно известно, гораздо раньше, чем об этом узнал его хозяин. Во взгляде мистера Хемфри были также тревога и сочувствие к герцогу, ибо он воспринимал неприятности, свалившиеся на его хозяина, как свои собственные.

— До меня дошли некоторые весьма нехорошие слухи, ваша светлость, — подтвердил секретарь.

— Нехорошие — мягко сказано, — чуть повысил голос герцог. Но тут же одернул себя. — Что мы предпримем в связи с этими слухами? — спросил он уже спокойно.

— Мне кажется, чтобы остановить их, надо пожертвовать некоторой суммой.

— Я тоже так и подумал.

— Но это обойдется недешево. Миссис Кроули вошла в моду и приобрела влияние в определенных кругах. О каких кругах идет речь, вы понимаете, ваша светлость. Об этом мне досконально известно из достоверных источников.

— Ваши источники всегда были достоверны, — с горечью произнес герцог. — Но имею ли я право обескровить наше поместье ради Джулиуса? Мы оба с вами хорошо знаем, что, сколько Джулиусу ни давай денег, все равно они мгновенно испарятся.

— По моему мнению, ваша светлость, вопрос стоит так — или заткнуть рты, или пустить дело на самотек»В крайнем случае можно, конечно, поторговаться.

Все это было произнесено мистером Хемфри спокойным, ровным голосом, хотя в нем чувствовалась некоторая озабоченность.

Герцог ничего не ответил. Подождав немного, не скажет ли еще что-нибудь хозяин, и догадавшись по длинной паузе, что разговор окончен, мистер Хемфри добавил:

— Я пошлю грума с этим письмом, как вы просили, ваша светлость.

С этими словами он покинул библиотеку.

В это время наверху старая герцогиня, переодевшаяся в уютное домашнее неглиже, беседовала с Юделой.

— Ты пользовалась таким успехом сегодня, моя девочка, — сказала она, — и все поздравляли меня с тем, что Рэндольф нашел наконец себе достойную супругу.

Одарив Юделу доброжелательной улыбкой, она продолжила:

— Мы так беспокоились, так страшились, что он женится на какой-нибудь жуткой особе, с которой невозможно будет даже разговаривать. А еще хуже, если он откажется, как твердил много раз, от женитьбы вообще.

— Но ведь так много женщин, такое количество знатных леди хотели бы разделить с ним свою судьбу, — произнесла Юдела.

Она чувствовала себя неловко, когда вдовствующая герцогиня разговаривала с ней искренне и с такой добротой. Ей было трудно сдержать себя, чтобы не сказать ей правду, не признаться, как на исповеди, что она и герцог только разыгрывают спектакль и что он на самом деле собирается оставаться холостяком, как они — все родственники — и боялись.

В то же время она знала, что ее обязательства перед человеком, который помог ей, может быть, в самую трудную в ее жизни минуту, должны быть выполнены. Именно поэтому на сердце у нее было так тяжело.

Старая герцогиня с ее добротой и шармом напоминала Юделе покойную матушку. О боже, как хотелось Юделе чистосердечно признаться во всем.

Это было неудивительно, потому что бабушка герцога обладала особым талантом. Она умела находить ласковое и приятное слово для каждого, пусть самого незначительного человека, с которым она общалась. И еще она настолько любила своего внука, что это было ясно не только из произнесенных ею слов, но и по взгляду, которым она смотрела на него, когда он появлялся в поле ее зрения.

Юдела чувствовала, что часть этой любви бабушки к внуку распространяется и на нее, его невесту.

— Я так думаю, — внезапно разоткровенничалась старая герцогиня, — что у каждой женщины есть в жизни только один действительно любимый мужчина. Я любила многих, но так получилось, что самым моим любимым человеком, моим фаворитом стал именно Рэндольф. Он был таким очаровательным малышом, таким хорошеньким и нежным, что буквально забрался в мое сердце с момента, как только он родился.

Она выдержала паузу, вероятно, смолкнув от волнения, а потом продолжила:

— Каждую ночь я молюсь, чтобы господь разрешил мне дожить до той минуты, когда я возьму на руки сынишку Рэндольфа. Вот поэтому я так счастлива, что он собирается жениться.

Юдела стиснула пальцы, боясь, что у нее вырвется роковое признание, которое мгновенно сотрет с лица старой герцогини счастливое выражение. Желая сменить тему разговора, она сказала:

— У вас ведь есть другой внук, ваша светлость? Но… он почему-то не присутствовал на сегодняшнем приеме…

— Я его не приглашала, — сказала герцогиня. — Мне бы не хотелось настраивать тебя против кого-либо из наших родственников, но, к сожалению, старая поговорка оправдывается: «В каждом стаде есть своя паршивая овца».

— Неужели? Вы подразумеваете лорда Джулиуса?

— Боюсь, что да, — ответила герцогиня. — Он всегда был трудным ребенком. Его исключили из нескольких хороших школ, потому что дирекция не хотела держать его там.

— Должно быть, это было очень неприятно и для вас, и для родителей его светлости.

— Он в буквальном смысле разбил их сердца. Я не боюсь признаться, что именно Джулиус был виной их преждевременной кончины, — с горечью произнесла герцогиня. После паузы она добавила:

— Сколько добра сделал ему старший брат. Казалось бы, Джулиус должен быть благодарен. Но он безнадежен, совершенно безнадежен.

Воспоминания о Джулиусе явно расстроили старую герцогиню. Она поспешила перевести разговор в другое русло:

— Завтра я повезу тебя знакомиться с самыми близкими моими друзьями, а потом, как я поняла, Рэндольф намерен совершить поездку в поместье.

— В поместье? — оживилась Юдела.

— Да. В наше поместье, где мы проведем некоторое время. Я считаю ошибкой, что мы так поспешно покидаем Лондон, тем более что большинство твоих нарядов уже готово, но он безумно хочет показать тебе наше родовое гнездо, и я не осмеливаюсь упрекать его за это желание.

— И правильно делаете, мадам. Это будет так замечательно!

— Надеюсь, мы не останемся там надолго, — произнесла герцогиня, — У меня намечено для тебя еще столько важных встреч в Лондоне с нужными людьми. Но ведь, Рэндольф таков — если ему что-то взбредет в голову, то никто не убедит его в обратном.

Юдела и не собиралась переубеждать герцога, поэтому она промолчала.

Ей было так страшно сегодня встречаться с его родственниками. И хотя все они были весьма обходительны и приятны, ее все время тревожила мысль, что вот-вот в зале приемов появится лорд Джулиус.

А если он действительно появится? И что он скажет, увидев ее? Объявит ли он громогласно, что здесь присутствует девица, которую он привез в Лондон ради совсем иных целей? И прав ли был герцог, когда заверял ее, что Джулиус не сможет принести ей никакого вреда? На эти вопросы она не имела ответов.

Самым большим ее желанием было, чтобы ее и лорда Джулиуса разделяло расстояние, настолько значительное, чтобы его хищные руки не дотянулись бы до нее. Юдела надеялась, что в поместье он до нее не доберется и страх перед ним оставит ее.

Герцогиня выразила желание отдохнуть часок перед ужином и посоветовала Юделе сделать то же самое. Юдела покорно отправилась в свою спальню, но по дороге подумала, что после пережитых волнений она будет не в состоянии уснуть, а просто так лежать в постели ей не хотелось. Поэтому она решила что-нибудь почитать. Когда они с герцогом находились в библиотеке, она заметила, что на низком столике возле камина были разложены газеты. Несомненно, герцог выписывал всю свежую прессу. Если ему они в данный момент не нужны, то она могла бы просмотреть их, как делала это когда-то у себя дома, с нетерпением ожидая прихода почтальона. Покойный отец очень интересовался отчетами о парламентских прениях, и дочь унаследовала это его увлечение. Ей так же хотелось, хотя из робости она не признавалась в этом вслух, увидеть объявление о ее помолвке с герцогом, напечатанное в «Газетт».

Спускаясь по лестнице, Юдела размышляла. «Если я уже буду в библиотеке, то не будет большим грехом, — если я выберу себе книгу для чтения. Уверена, что у герцога имеется последний роман сэра Вальтера Скотта, а может быть, и новый том поэм лорда Байрона».

Они с отцом были фанатичными книголюбами, но после его смерти она твердо решила, что не будет тратить деньги на подобную роскошь. Ей не только надо было уплатить семейные долги, но и сохранить хотя бы небольшую сумму на будущую жизнь.

Очутившись в холле, Юдела заметила дежурившего там лакея, готового выполнить любое распоряжение хозяев, — Скажите, пожалуйста, его светлость в библиотеке? — осмелилась спросить она.

— Его светлость поднялся наверх, чтобы переодеться, мисс, — ответил лакей. — Я предполагаю, что он будет ужинать вне дома.

Юдела была слегка разочарована. Ей вспомнилось, как приятно прошел предыдущий вечер, когда они были с герцогом наедине и так искренне и тепло разговаривали друг с другом.

Но она тут же одернула себя, напомнив, что не имеет никаких прав навязывать ему свое общество. Раз она должна провести вечер в одиночестве, почему ей не взять себе в компаньоны хорошую книгу?

Поэтому она громко заявила лакею:

— Я собираюсь выбрать себе книгу в библиотеке. Он поспешил распахнуть перед ней дверь. Войдя в комнату, Юдела увидела, как и ожидала, газеты, разложенные на длинном низком столе возле каминной решетки.

Она проглядела «Тайме»и «Морнинг пост», отложила их и направилась к книжным полкам. Предчувствия ее не обманули. Там было все, о чем только можно мечтать заядлому любителю чтения. Романы сэра Вальтера Скотта, переплетенные в роскошную русскую кожу с золотым тиснением, сразу бросились ей в глаза. Она знала, что по всему миру ходит слух, что это любимое чтение самого принца-регента.

Юдела выбрала два новейших романа, которые она не читала, и перешла к полке с поэзией. Там был, конечно, и лорд Байрон, и еще множество сочинений поэтов, любимых ею. С благоговейным трепетом она брала один томик за другим. Ее внимание задержалось на книжке стихов Шелли. Для нее это имя было еще неизвестным.

Она подверглась искушению, жертвой которого всегда становится человек, попавший в сокровищницу. Какую книгу выбрать? Решая эту мучительную задачу, Юдела только и надеялась на то, что ее так называемое обручение с герцогом продлится достаточно долго, чтобы она могла вдоволь насладиться сокровищами этой библиотеки.

«А может быть, у него и в поместье имеется немало книг?»— позволила она себе помечтать. Размышляя об этом, Юдела перелистывала страницы томика сочинений Шелли. Она была так увлечена чтением, что не услышала, как отворилась дверь библиотеки. И только голос лакея привлек ее внимание.

— Я доложу его светлости, что вы ожидаете его в библиотеке, миледи.

Юдела оторвалась от книги и увидела нечто входящее в комнату, что показалось ей волшебным видением. Это была прекрасная женщина, в жизни Юдела не встречалась с подобной красотой, даже во сне.

Очарование сочеталось в этой леди с величественностью манер. Платье великолепно обрисовывало линии ее соблазнительной фигуры, а шляпка невообразимо яркой расцветки соответствовала огненно-рыжим волосам и сверкающим глазам — все это просто ослепляло.

— Кто вы?

Голос вошедшей женщины был настолько резким, что Юдела почувствовала, будто холодная, острая льдинка воткнулась в ее тело. Она не ожидала от такой очаровательной женщины столь грубого обращения.

Поспешно вернув книгу стихов Шелли на место, Юдела сделала реверанс.

— Я Юдела Хейворт, — произнесла девушка вежливо.

— Значит, это тебя я должна благодарить за то, что ты испортила мою жизнь?

Незнакомка разговаривала с ней на удивление бесцеремонно и резко.

Заметив, что от удивления брови Юделы поползли вверх, она соизволила объяснить:

— Так как, очевидно, вы, милая, не знаете, кто я, то позвольте мне сообщить вам свое имя. Я леди Марлен Келстон И мужчина, которого ты, — при этом фамильярном обращении Юдела вздрогнула, — ты зацапала себе в мужья, обошелся со мной самым подлым, самым мерзким образом.

Юдела была ошеломлена не столько тем, что произносила леди Марлен, а скорее ее жутким тоном. Как мог такой голос соседствовать с подобной красотой? Хотя это было только видение, но Юделе показалось, что лицо леди Марлен вдруг изменилось и превратилось в уродливую маску.

— Я , очень сожалею… — со страхом произнесла Юдела.

Ее безумно испугала эта метаморфоза, произошедшая с красивой женщиной.

— Ты сожалеешь? О чем тебе сожалеть? Наверное, ты считаешь себя очень смышленой, если смогла заарканить его и преуспела там, где столько женщин потерпели поражение Но поверь мне, что он предаст тебя, как предал всех остальных до этого. И разобьет твое сердце, если ты на самом деле испытываешь к нему хоть какие-то чувства.

Снова Юдела почувствовала, что леди Марлен жестока с ней, как самый суровый палач. Защищаясь от этого напора, она произнесла:

— Я очень… сожалею, но думаю… что, может быть, вам все это… лучше высказать его светлости, а не… мне…

— Он все это выслушает! Уж об этом я позабочусь! — заверила девушку леди Марлен. — И все-таки тебе полезно будет узнать кое-что о человеке, за которого ты собралась выходить замуж. Он не кто иной, как иуда! Подлец из подлецов! Мужчина, который даже не желает взять на себя ответственность за дитя, которое зачал.

Юдела с тоской посмотрела на дверь. Расстояние, отделяющее ее от вожделенной свободы, было слишком велико, и она опасалась, что красивая, но злобная леди сможет перехватить ее по пути к выходу. В то же время Юдела чувствовала, что выслушивать речи, порочащие герцога, извергаемые из уст этой красавицы, она не имеет никакого права. В конце концов она посторонняя в доме.

Что же ей делать? Спасаться бегством или заткнуть уши? Единственное, что поняла Юдела из жуткого монолога неожиданной визитерши, что герцог не без основания обратился к ней за помощью.

И как только она вспомнила о герцоге, тут же дверь распахнулась, и он собственной персоной появился на пороге библиотеки.

Он уже переоделся в вечерний костюм и выглядел в нем великолепно, но Юделу сейчас больше интересовало выражение его лица. А по лицу его было видно, как он рассержен.

— Что тебе здесь понадобилось, Марлен? — поинтересовался он.

— Я так понимаю, что ты меня не ждал. Значит, я сделала тебе сюрприз?

Ее ирония не подействовала на герцога. Он смотрел на Юделу.

— Бабушка ждет тебя наверху, Юдела.

— Нет-нет. Пусть она останется, — вмешалась леди Марлен. — Ей будет полезно узнать, с каким человеком она намерена связать свою судьбу. Если у нее и есть какие-то высокие идеалы о любви и верности, то чем скорее развеются ее иллюзии, тем будет лучше Для нее, Юдела, однако, повинуясь герцогу, направилась к двери. Она уже почти достигла долгожданной свободы, о которой мечтала, чтобы не присутствовать при безобразной сцене, но громогласный приказ леди Марлен заставил ее замереть на месте:

— Стой! Тебе же будет лучше, если ты узнаешь правду! В растерянности Юдела посмотрела на герцога.

— Пожалуйста, поднимитесь наверх, — произнес он очень спокойно, но за этим внешне вежливым тоном она угадывала железную волю, которой нельзя было не подчиниться.

Юдела перешагнула через порог и тут же услышала раскатистый, издевательский смех леди Марлен.

— Если ты думаешь, что эта бледная девица сможет тебя развлечь больше десяти минут, то ты, Рэндольф, наверное, спятил!

Юделе показалось, будто леди Марлен хлестнула ее кнутом. Подслушивать было не в ее правилах, поэтому она обратилась в бегство. Сердце ее бешено колотилось в груди, во рту было сухо, все прежние страхи вернулись к ней.

Она не могла и не хотела никого видеть, даже старую герцогиню. Поэтому, поднявшись наверх, Юдела уединилась в своей спальне.

В библиотеке тем временем герцог разглядывал леди Марлен с таким выражением на лице, что все слова, которые она собиралась обрушить на него, застряли у нее в горле.

— Если ты явилась сюда, чтобы устроить здесь сцену, то ты своего добилась. Теперь я прошу тебя покинуть этот дом, а если ты не сделаешь этого, я прикажу слугам вышвырнуть тебя.

— Как ты можешь разговаривать со мной подобным образом? — поинтересовалась она.

— Потому что ты ведешь себя, как торговка рыбой на базаре. Посмотрела бы ты на себя со стороны. В каком не приглядном виде ты предстала перед молодой девушкой, которая вряд ли ожидала от светской леди столь неприличных слов и поступков? Изливая свою желчь на нее, ты, конечно, метила в меня. Но могу тебя заверить, что я не намерен выслушивать злобный вздор, который ты несешь.

— А я заставлю тебя его выслушать!

— Сомневаюсь, — ответил герцог. — Так как же мы поступим? Или ты спокойно уйдешь, или я буду вынужден выкинуть тебя отсюда.

— Ты не осмелишься! — Вопль леди Марлен буквально пронзил слух герцога.

— Если ты сейчас же не уйдешь, то я сообщу всей прислуге, что тебе запрещено появляться в этом доме, и объясню бабушке причину, по которой я принял такое решение.

— Старой герцогине?!

— Она взяла на себя опеку над моей будущей супругой. Что ж, если ты, Марлен, грозилась шантажировать меня с помощью своих родственничков, то почему я не могу использовать в тех же целях и мою родню?

Произнося это, он понимал, что бросил на стол козырную карту. Любой человек в большом свете знал о высоком общественном положении герцогини. Влияние, которым она пользовалась при жизни мужа, сохранилось и после его кончины.

Так как герцог не был женат, старая герцогиня исполняла при нем роль хозяйки дома на приемах, устраиваемых в загородном поместье, а часто принимала гостей и в столичном особняке. Все признавали, что уважение, которым она пользовалась, было вызвано не только ее богатством и знатностью, но и свойствами ее характера. Она была добра, приветлива, щедра и гостеприимна. К ее советам прислушивались государственные мужи самых различных рангов, вплоть до премьер-министра.

Герцог прекрасно осознавал, что его упоминание о бабушке точно попадет в цель, поэтому, не ожидая ответа от леди Марлен, он молча распахнул перед ней дверь. Леди Марлен замешкалась, и тогда, чтобы поторопить ее, герцог произнес нарочито громко, специально чтобы слышали лакеи, дежурившие в холле:

— Позвольте проводить вас до экипажа. Обещаю непременно передать своей бабушке, что вы хотели почтить ее визитом. Она, несомненно, будет очень огорчена, но так как она сейчас отдыхает, то лишена приятной возможности побеседовать с вами.

Леди Марлен потерпела поражение и сама осознала это. И все-таки, подавая ему руку для прощального поцелуя, она не удержалась, чтобы не прошипеть:

— Мы еще увидимся, Рэндольф, можешь не сомневаться!

Он склонился и коснулся губами ее надушенной перчатки с таким издевательским видом, что этот обычный галантный жест выглядел оскорбительным.

Леди Марлен вспыхнула и, сердито простучав каблучками по каменным ступеням, нырнула в ожидающую ее карету.

Убедившись, что она действительно умчалась прочь и не собирается вернуться с полдороги, герцог принялся размышлять, стоит ли ему повидать Юделу и извиниться перед ней за недопустимое поведение леди Марлен. Но он тут же сказал себе, что подобный разговор не принесет ничего, кроме неудобства, и для девушки, и для него самого. А потом, ведь это его личное дело! Для Юделы же не существовало никаких поводов расстраиваться из-за визита скандальной особы. Фактически ведь она чужая ему и выполняет роль его невесты за определенное вознаграждение.

Если бы Юдела действительно была увлечена им и на самом деле собиралась бы выйти за него замуж, то тогда, конечно, леди Марлен, оскорбляя герцога, могла нанести душевную рану такому невинному созданию, как дочь провинциального священника.

Но выстрел леди Марлен оказался холостым! Самое главное достижение — герцог заставил ее поверить, что действительно женится. Этого он добивался и получил в результате то, что хотел.

«Я одурачил ее так же, как обвел вокруг пальца всех остальных!»— Герцог усмехнулся про себя и с удовлетворением потер руки.

Когда закрытый экипаж, который он обычно использовал для вечерних выездов, был подан к дверям, один лакей накинул на плечи герцога темный плащ, другой протянул ему цилиндр, а третий подал его трость.

С чувством огромного облегчения герцог отправился в гости к миссис Шаннон, уверенный, что его ждут там с нетерпением, как было сказано в недавно полученном им послании от этой обаятельной женщины.