— Что? — спросил маркиз.

Он не наливал себе бренди, просто сидел, откинувшись на своем стуле и глядя на нее. Он казался спокойным и расслабленным, только смотрел на нее так, будто видел ее впервые.

— Мы… женаты, — сказала Ола тихим голосом, — и, как вы сказали, мы не могли поступить иначе при таких обстоятельствах. Но я хочу, чтобы вы были счастливы, и когда мы возвратимся в Англию, я буду делать… все, как вы решите.

— Что вы имеете в виду? — спросил маркиз.

Ола не могла ответить ему сразу. Она пыталась подобрать нужные слова, чтобы сформулировать мысли так ясно, как ей хотелось бы.

После долгой паузы она сказала:

— Если вы захотите, чтобы я жила… отдельно от вас, или если мы будем иногда вместе, чтобы людям не казалось странным, что мы живем врозь, я попытаюсь… сделать так, чтобы вы были довольны мной, и буду вести себя так, как вела бы себя жена, которую вы сами бы выбрали для себя.

Маркиз молчал, и Ола подумала, что, по-видимому, ее предположение об их будущей раздельной жизни он находит приемлемым.

Она взглянула на маркиза и нашла его таким прекрасным, в нем был какой-то шарм, который выделял бы его в любой компании мужчин.

«Он такой значительный и необыкновенный, — думала она про себя, — и по-своему великолепный».

Вдруг она со всей отчетливостью осознала, что он — ее муж, что она носит его имя и является его женой!

Будто до нее долетел голос с небес и Ола поняла, что не хочет расставаться с ним. Она хотела быть с ним, хотела говорить с ним… слушать его…

Она хотела… Ола едва могла признаться самой себе, она хотела, чтобы он… еще раз поцеловал ее!

Настолько странно было ей думать так о маркизе, и у нее бешено заколотилось сердце!

В панике она хотела убежать из салона, если бы вдруг он догадался, о чем она думает.

Словно приняв какое-то решение, маркиз сказал;, — Дайте мне вашу руку, Ола.

И он протянул ей свою руку, и она покорно опустила в нее свою ладонь и почувствовала, как сомкнулись вокруг нее его пальцы.

— Мне кажется, что между нами не должно быть недоразумений и недомолвок, — сказал он. — Я должен сказать вам, чего жду от будущего и что испытываю к вам сейчас.

Он почувствовал, как задрожали ее пальцы, когда он продолжил:

— Мне, может быть, трудно будет заставить вас поверить, но когда мы поженились, я понял, что хотел именно этого, и что вы действительно — та жена, которую я избрал бы для себя, даже если бы мы встретились при совершенно других обстоятельствах.

Ола была настолько поражена, что долго молчала и с изумлением не сводила с него глаз.

— Это… правда? — прошептала она.

— Это правда, — ответил маркиз. — Может быть, я должен объяснить вам, хоть это теперь и не важно, почему я сказал, что ненавижу женщин и почему вообще отправился в этот вояж.

— Нет! — быстро сказала Ола. — Нет, пожалуйста, не рассказывайте мне! Я почувствовала, я уверена, что вам причинили боль, и сделала это женщина, но я бы не хотела знать об этом!

Маркиз с удивлением смотрел на нее, а она продолжала:

— То, что произошло в прошлом, не имеет отношения ко мне, кроме того, что вы оказались там, где я нуждалась в вас больше всего! Поэтому, если возможно, я бы хотела, чтобы мы начали нашу жизнь вместе заново… отбросили бы несчастья, проблемы и… трудности, мучившие нас до того, как мы… встретились… друг с другом.

Она издала тихий звук, похожий на всхлипывание, и сказала:

— Я назвала вас моим добрым самарянином, и вы оказались именно таким. Если бы вы не взяли меня на свою яхту, когда я была в отчаянии, моя жизнь могла бы сложиться совершенно иначе. Она превратилась бы, в ужас, о котором… страшно подумать!

— Я понимаю, о чем вы говорите, — ответил маркиз, — я думаю, что нет другой женщины, столь здравомыслящей, как вы.

Его лицо осветилось улыбкой, и он добавил:

— Но вы оказались еще и очень оригинальной, Ола, и чрезвычайно непредсказуемой с самого начала нашей встречи.

— Я знаю, — согласилась она, — но я постараюсь, я постараюсь… изо всех сил, не совершать больше ничего… вопиюще скандального, буду тихой и… сдержанной, чтобы вы могли… гордиться мной.

— У меня такое чувство, что если вы будете очень стараться переделать себя, то результат окажется довольно скучным, — сказал маркиз. — В конце концов за это время я начал привыкать к драматическим волнующим событиям, и думаю, что стал бы тосковать без них.

Он подтрунивал над нею, но по-прежнему крепко держал руку Олы, и она сказала:

— Я хочу… угождать вам и радовать вас.

— Почему? — спросил маркиз.

Она удивилась его вопросу, но он ждал ответа.

— Вы были так… добры ко мне, — сказала она, — ведь жена… должна угождать своему мужу.

— И это все?

Она вопросительно посмотрела на него, и, когда встретилась с ним взглядом, сердце у нее забилось еще сильнее, чем раньше.

Более того, она не могла оторвать от него взгляда, и хотя маркиз не двигался с места, ей казалось, будто он своей рукой притягивает ее все ближе к себе.

Она молчала, и через минуту он сказал:

— По-моему, Ола, если судить о вашем характере по ярким волосам, все ваши чувства тоже всегда очень сильно выражены, поэтому я спрашиваю вас, что вы ко мне испытываете. Не как к доброму самаритянину или к волку, как вы меня называли, а как к человеку и вашему мужу.

В его голосе была та бархатная глубина, которая казалась Оле сродни музыке. Она вбирала в себя таинственные флюиды, которые передавались от него по их сомкнутым рукам.

— Что могу я… сказать? — беспомощно спросила она.

— Правду! — ответил маркиз. — Я хочу от вас только этого, Ола. Правду, теперь и всегда. Мне больше не вынести лжи.

По его тону она поняла, что женщина, лгавшая ему в прошлом, оставила в нем рану, которая еще не зажила.

Она сама сказала ему, что не хочет знать о том, что с ним происходило до их встречи, поэтому Ола лишь просто сказала:

— Я никогда не буду лгать вам. Но то, что я чувствую, трудно передать… словами.

Разве она могла бы описать ему то чувство, которое зародилось у нее в груди, и теперь словно подступает к горлу и тянется к ее губам?

Как ей сказать ему, что она хочет, чтобы он вновь поцеловал ее?

Его могут шокировать такие ее мысли! Он сочтет ее нескромной и фривольной, такой, как назвал ее Жиль!

Она вдруг разволновалась и сама не понимала, почему пришла вдруг в сильное замешательство, и, высвободив руку из его пальцев, поднялась из-за стола.

— Пожалуй, уже… наверное… поздно, — пробормотала она. — День был… длинный… и я… должна… пойти спать.

Маркиз не двигался и глядел на нее. Она стояла посреди салона. Ее яркие волосы просвечивали сквозь вуаль, изящную фигуру подчеркивала облегавшая ее белая газовая ткань, по которой беспокойно двигались ее пальцы, единственным украшением которых было подаренное им золотое кольцо.

— Я жду ответа, Ола, — сказал он.

— Я не знаю… как… ответить. Я не могу найти… верных… слов.

Маркиз поднялся из-за стола.

— Слова часто бывают совершенно ни к чему.

Он двинулся к ней, и когда она взглянула на него снизу вверх, остро чувствуя его близость, маркиз обнял ее. Притянув Олу к себе, он сказал:

— Выразим наши чувства более простым способом!

И его губы прильнули к ее губам.

Он целовал ее, и Ола поняла, что хотела, жаждала этого давно, Она ни о чем не могла думать, кроме сладостного плена его губ и чуда его поцелуя.

Серебристый лунный свет на море разлился по ее телу, а новые чувства, вспыхнувшие у нее в сердце, казалось, рвались из груди, перехватывали дыхание и обжигали губы.

Эти чудные и прелестные чувства то ли от нее передавались маркизу, то ли он дарил их ей. Но одно было для нее несомненно: они наслаждались божественным упоением, перед которым слова были бессильны.

Охватившее ее чувство было любовью. Она думала, что уже никогда не встретит свою любовь.

Маркиз обнимал Олу все крепче, властными и требовательными становились его губы, и ей хотелось посильнее прижаться к нему, чтобы в нем раствориться. Она всецело принадлежала ему, и больше не была одинокой и напуганной.

Он расслабил объятия.

— Я люблю… тебя! Я люблю… тебя!

Слова непроизвольно слетели с губ Олы.

— Это я и хотел услышать от тебя, моя любимая, — ответил он.

Он снова стал целовать ее страстно, горячо и настойчиво, он властвовал над нею, но не вызывал в ней ни малейшего страха.

Тело Олы трепетало, словно было невесомым и взлетело к небу, к звездам. Она была крупицей вселенной, самой жизни, а больше всего — частью маркиза.

«Почему никто не сказал мне, — удивлялась она, — что любовь так величественна… так… неотразима!»

Олу разбудил звук поднимаемого якоря.

Увидев, где она, Ола тихонько вскрикнула от радости.

Она лежала в объятиях маркиза, положив голову ему на плечо, и чувствовала, как его сердце бьется рядом с ее сердцем.

— Я люблю… тебя, — пролепетала она.

А потом подняла глаза и увидела, как он улыбается, в бледных лучах солнца, просачивавшихся сквозь занавески, закрывавшие иллюминаторы.

— Это… правда? Действительно… правда? — спросила она. — Я здесь… в твоих… объятиях и ты… любишь меня?

— Ты еще сомневаешься в этом, моя дорогая? — спросил он.

— Я подумала, что еще вижу сон.

— Ты проснулась, — сказал он, — и, если тебе снился я, значит, это правда!

Она тихо рассмеялась счастливым смехом и поближе придвинулась к нему.

— И мы… действительно поженились… вчера вечером?

— Я надеюсь! — ответил он. — А иначе я вынужден был подумать, мое сокровище, что твое поведение в эту минуту несколько предосудительно!

Она нежно поцеловала его плечо, это получилось у нее с такой очаровательной грациозностью, что ее взгляд потеплел и в глазах вспыхнули искорки.

— Ты самая восхитительная, никому не сравниться с тобой, — сказал он, — но почему, когда я увидел тебя, я не понял сразу, что ты — та, которую я искал всю мою жизнь, и уже не надеялся найти?

— Мне тоже… стыдно, что я оказалась такой… недогадливой, — сказала Ола. — Но даже несмотря на твою ненависть к женщинам, ты был добр ко мне, а по-настоящему добрые мужчины очень редко встречаются, поэтому мне очень… очень повезло, что я… встретила тебя.

Маркиз поцеловал ее в лоб, задержав губы на ее нежной коже, потом спросил:

— А я для тебя все еще волк в овечьей шкуре?

— Очень великолепный, волнующий и… требовательный волк, которого я… очень люблю.

Маркиз рассмеялся.

— Мне следовало догадаться, что твой ответ окажется непредсказуемым! Тогда позволь мне сказать тебе, что я буду очень свирепым волком и очень ревнивым! Если я увижу, что кто-либо восхищается твоими волосами или хочет дотронуться до твоей нежной кожи, я убью его!

— Тебе незачем быть ревнивым, — сказала Ола нежным голосом. — Я все еще ненавижу всех мужчин, кроме тебя, и так люблю тебя, что ни для кого больше не осталось места ни в моем разуме, ни в моем сердце, ни в моей душе.

— И я всем этим владею?

— Ты же знаешь, что да.

— Я владею и твоим телом, — сказал маркиз, — и это самое соблазнительное и совершенное сокровище, которое когда-либо было у меня.

— Может, когда ты привыкнешь к нему, то положишь его на полку и… забудешь о нем.

Руки маркиза ласкали ее, когда он ответил:

— Думаю, что это невозможно, и если бы я попытался положить тебя на полку, мое непослушное сокровище, я бы не поверил, что ты там останешься.

Он немного подумал, прежде чем продолжить:

— Мне кажется, я должен быть настороже с теми сюрпризами, которые ты припасешь для меня в будущем. Ты уже говорила мне, что никогда не повторишь своих трюков, так что мне уже не стоит опасаться дурманящего опия или разъяренных бандитов. Но ведь в мире столько других жестокостей!

Ола вскрикнула с притворным возмущением.

— Какая несправедливость? — сказала она. — Бандиты не имели ко мне никакого отношения, и я действительно спасла тебя. О, дорогой!.. Я так рада этому! Представь… что ты… погиб бы!

Маркиз притянул ее к себе.

— Я очень даже живой, — сказал он, — и прямо сейчас воспользуюсь этим наилучшим образом!.

И поймал губы Олы.

Он целовал ее, пока она не почувствовала, как ее заразил пыл его страсти, ответное вожделение проснулось в ее трепещущем теле.

Она обхватила его шею, притягивая маркиза ближе к себе.

— Ты такой… великолепный… такой поразительный, — шептала она. — Пожалуйста… научи меня любить тебя, как ты… хочешь, чтобы я… любила тебя.

— По-моему, тебе не нужно много уроков, моя прелесть, — ответил маркиз, — все, что я хочу, это научить тебя любить меня так сильно, как люблю тебя я.

— Как можешь ты любить меня после того, как я… вытворяла? — спросила она. — А когда ты впервые… подумал, что… любишь меня?

— Я понял, что люблю тебя, когда ты заслонила меня, чтобы спасти мне жизнь, — ответил он. — Но еще до этого я был пленен твоей внешностью, твоим пытливым маленьким умишком и особенно тем магическим обаянием, которое отличает тебя от всех других женщин, которых я когда-либо знал.

Ола счастливо вздохнула.

— Как прекрасно ты сказал! — пролепетала она.

— Когда я сидел возле твоей кровати, а ты была без сознания, — продолжал маркиз, — я чувствовал, что хочу заботиться о тебе и защищать тебя, чего раньше ни к кому не испытывал. Но что важно, я хотел, чтобы ты по-прежнему заставляла мой ум трудиться и вдохновлять меня в моих делах, чего я никогда не ожидал от других женщин!

Улыбаясь, он говорил ей:

— Прежде я не ощущал потребности в ком-либо, я больше довольствовался своим одиночеством, но теперь я знаю, что ты так много можешь дать мне и интеллектуального, и физического, о чем до сих пор я даже не имел представления.

— А что, если я… не смогу оправдать твои ожидания? — спросила Ола тихим испуганным голосом.

— Этого не может быть, — уверенно сказал маркиз, — потому что я верю: мы были предназначены судьбой друг для друга еще задолго до нашей встречи.

И он вспомнил, как судьба спасла его, когда он был на волосок от женитьбы на Саре, благодаря судьбе ему удалось обнаружить ее предательство и по воле судьбы он отправился в вояж на яхте, сбежав от своих проблем, и судьба же привела его в гостиницу «Трех склянок» в густом тумане, на встречу с Олой.

С этого момента все, что происходило с ним, казалось невероятным, и тем не менее судьба привела его до успешной кульминации, и маркиз еще никогда не чувствовал себя столь счастливым, как сейчас.

К нему пришла любовь, но его не покидало ощущение, что они с Олой прикоснулись лишь к краешку будущего, и им предстояло еще открытие более значительного наслаждения.

Когда этой ночью они впервые предавались любви, маркиз почувствовал, что Ола отличалась от всех других женщин, которых он когда-либо знал, и она возбуждала в нем не только страсть, но гораздо более восторженные и возвышенные эмоции.

Он любил ее и помнил, что Ола была еще юной и невинной, и держался с ней очень нежно, сдержанно, стремясь к тому, чтобы оба они смогли приблизиться к Божественному и самим хоть на мгновение уподобиться богам.

Маркиза переполняла безумная благодарность за то, что, когда он менее всего ожидал этого, жизнь одарила его истинной и совершенной любовью.

Нежность и красота Олы возбуждали его, разгоряченная плоть жаждала ее и губы вновь искали ее губ.

Целуя Олу, он знал, что она также желает его, и, несмотря на невинность и неопытность, она инстинктивно откликалась на его желания и дарила ему гораздо больше, чем он жаждал.

— Я люблю тебя, моя прелесть, — говорил он, — наша жизнь будет постоянным открытием нового счастья, более великого, чем мы когда-либо думали или мечтали.

— Такое счастье… я хочу… дать тебе, — прошептала она.

Когда маркиз наконец-то услышал от нее эти слова, они слились воедино.

Ола знала, что дорога жизни ведет их по неведомому морю, порой спокойному и гладкому, а порой бурному и грозному.

Но судьба уже уберегла их друг для друга и свела вместе.

И судьба приведет их в безопасную гавань, поскольку их кораблем управляет любовь.