Огонь желаний

Но как истинная женщина она помнила восхищение маркиза, когда он увидел ее в белом платье в салоне Уорта, в минуты их первой встречи.

Сегодня, несмотря ни на что, она не наденет ни один из тех великолепных туалетов, созданных мастером, которые уже висели в ее шкафу. Вада выбрала белое платье, привезенное из Америки, в нем она казалась совсем юной и, как выразился бы маркиз, очень невинной.

Когда девушка спустилась в вестибюль, где ее ждал маркиз, она выглядела так, словно только что сошла с полотна Чарльза Гибсона. Вада заметила, что маркиз пристально разглядывает ее своими темными глазами. Сойдя с лестницы, она протянула ему руку в перчатке и слегка улыбнулась.

— Мои друзья очень хотят встретиться с вами, мисс Спарлинг, — любезно сказал маркиз, — и я буквально считал часы, пока увижу вас сегодня вечером.

«В том, как он говорит, есть какая-то приторность и преувеличение», — подумала Вада. Она знала, что в устах Пьера те же слова имели бы конкретный смысл, который вызвал бы в ней ответный трепет.

У подъезда отеля их поджидал экипаж маркиза, и, удобно устроившись, они поехали через площадь Согласия по Елисейским полям.

— Куда мы едем? — спросила Вада.

— К дому графа де Рошгюда, — ответил маркиз. — Он мой хороший друг, и его столовая намного просторнее, чем в моей сравнительно небольшой квартирке.

— Так, значит, у нас сегодня большая компания? — заключила Вада.

— Да, думаю, соберется человек тридцать.

Девушка очень надеялась, что она будет выглядеть не хуже других — элегантных, с шиком одетых дам, приглашенных к обеду.

Однако, к ее удивлению, присутствовали в основном мужчины. Среди гостей, правда, находились четыре дамы среднего возраста, и хотя одна из них была разодета экстравагантно, другие, несмотря на высокие титулы, оказались немодными и скучными. Мужчины были всех возрастов; один за другим, как бы стараясь превзойти друг друга, они отвешивали Ваде поклоны и говорили комплименты.

Все время девушку не покидала мысль, доставлявшая ей удовлетворение, что если бы Пьер действительно захотел, чтобы она встретилась с другими мужчинами, то сегодня вечером его желание осуществилось бы сполна.

Дом графа де Рошгюда впечатлял своими большими размерами. Вместе с тем, подумала девушка, его атмосфера пронизана глубоким унынием. Потолки комнат были слишком высокими, гобелены, украшавшие деревянные панели стен, смотрелись тоскливо. Освещение было тусклым и низким — в основном от свечей на стенах. Все это отличалось от пышной обстановки ее отеля.

Когда Вада и маркиз приехали, все уже собрались и поджидали их. Почти тотчас гости вышли из гостиной, где их принимал граф, и по коридорам направились в другую часть дома, в просторный банкетный зал. Вада подумала, что он сильно отличается от тех столовых, которые ей приходилось видеть. Это помещение в доме графа напомнило ей Баронский зал, с окнами, тщательно зашторенными кроваво-красными портьерами. На стульях девушка увидела незнакомые ей кресты и гербы; длинный стол украшали позолоченные и серебряные кубки разных форм и размеров, расставленные на столе, как на выставке. Слуги, в этот вечер прислуживавшие гостям, были одеты в средневековые костюмы и разносили еду на золоченых подносах. Вада внимательно осматривала зал, пытаясь запомнить в нем каждую мелочь, чтобы потом все рассказать Пьеру и попросить его объяснить, что все это означает.

Она была уверена, что расставленные на столе кубки и убранство зала тесно связаны с орденом «Креста и Розы».

Девушка не хотела сразу расспрашивать маркиза об уставе ордена, чтобы не смущать его, тем более в такой светской обстановке, как званый обед.

Это пиршество, подумала Вада, она сохранит в памяти на всю жизнь. Никогда еще ей не приходилось видеть такого разнообразия невиданных блюд и вин. К каждому блюду подавали особое вино, и казалось, все яства приготовлены из необычных продуктов. Одни были превосходного вкуса, другие Вада откладывала на край тарелки, избегая пробовать их и надеясь, что этого никто не заметит.

Маркиз, сидевший рядом, все время уговаривал Ваду попробовать то одно, то другое вино, а поскольку ей не очень удобно было все время ему отказывать, она понемногу отпивала из каждого предложенного ей бокала.

К счастью, кубки, из которых гости пили вино, — а некоторые из них были украшены драгоценными камнями, не выдавали Ваду и то малое количество, которое она пила; будь те кубки стеклянными, все было бы видно.

Девушка ела очень мало, и ей не могло не броситься в глаза, как обильно ели и пили другие гости. Она даже подумала, что все они перед тем, как приехать сюда, были довольно голодны и томимы жаждой.

Ваду поразило, что собравшиеся за столом почему-то мало разговаривают. Она ожидала, что будет присутствовать при остроумной, оживленной беседе, но ничего подобного не происходило.

Наконец надолго затянувшаяся трапеза подошла к концу. Слуги погасили все свечи на стенах, оставив зажженными только те, что стояли на столе. Вада обратила внимание на лица людей, сидевших за столом, — на них вдруг появилось зловещее выражение. В это время маркиз сказал:

— А сейчас я предлагаю тост за нашу уважаемую гостью — прекрасную, юную, невинную и непорочную деву — мисс Нэнси Спарлинг!

Он встал, поднял кубок, и все остальные последовали его примеру, хотя многие уже нетвердо держались на ногах. Вада знала, что ей не нужно вставать. Всеобщее внимание смутило девушку, она покраснела, но все-таки сумела выдавить из себя улыбку и чуть склонить голову в поклоне, а гости тем временем, подняв бокалы, разом их осушили.

— А сейчас, — предложил девушке маркиз, — вы должны выпить за нас.

Сказав это, он протянул ей кубок, скорее напоминавший чашу или церковный сосуд для обряда причастия, — позолоченный и украшенный темно-красными рубинами, огнем мерцавшими при свечах.

Вада не очень решительно взяла кубок из рук маркиза. Ее удивили его глаза, она не могла объяснить себе их выражение. Пожалуй, подумала девушка, в них было волнение и одновременно — знак беды. Но спустя минуту сказала себе, что скорее всего это плод ее воображения или, даже более правдоподобно, оптический обман от неверного света горящих свечей.

Гости, выжидая, наблюдали за Вадой, головы всех сидевших за столом были обращены к ней. Она не встала, ею овладело смущение.

— Пейте все сразу! — уговаривал маркиз. — Поймите, вы должны все это выпить, не останавливаясь.

Вада взглянула на то, что находилось в кубке. Там было очень много темно-красного вина, а ей совсем не хотелось пить.

Дома по праздникам, в дни рождения или других особых случаях она иногда выпивала бокал шампанского или белого вина. Теперь девушка лихорадочно соображала, как бы ей отказаться, однако понимала: что бы она сейчас ни сказала, все покажется неуместным.

— Я пью за ваше здоровье и благодарю вас за то, что вы подняли за меня бокалы, — застенчиво произнесла Вада и поднесла кубок к губам.

Вино было отвратительное. Вада боялась не только много выпить, она чувствовала, что от этой противной жидкости ее может стошнить.

— Ну право же, пейте! Выпейте все! — настаивал маркиз.

Неожиданно Вада сообразила, что можно воспользоваться уловкой, к которой она часто прибегала, когда няня заставляла ее принимать горькие лекарства. Сделав вид, что собирается пить, она вдруг взмахнула левой рукой, а взглядом указала на противоположную стену.

— Смотрите, что там? — вскрикнула девушка. Как она и предполагала, все повернулись в ту сторону, куда она показывала. В это время, воспользовавшись моментом, Вада выплеснула содержимое бокала на пол.

— Что вы там увидели? Что это было? — допытывался маркиз.

— Мне показалось, что я увидела… птичку, произнесла Вада. — Но кажется, ошиблась, возможно, это просто тень свечи на стене.

Все, кто был за столом, и маркиз и гости, повернулись к ней, внимательно слушая объяснения. Смущенная своей маленькой хитростью, Вада подняла кубок и проглотила последние, оставшиеся на дне, капли вина. Затем поставила его на стол. При этом девушка обратила внимание на гробовую тишину в зале. Все взоры были устремлены на нее, гости молча наблюдали за Вадой и словно чего-то ждали.

Ей стало казаться, что она ничего не видит, кроме их глаз, которые все расширялись и приближались к ней, ближе и ближе. Вада попыталась вскрикнуть, встать со стула, но поняла, что бесполезно. Затем какая-то плотная, удушливая чернота, поднявшаяся снизу, накрыла ее.

Пьер зашел в «Солей д'Ор»с надеждой встретить здесь Леона Дешана, ему нужно было поговорить с ним о разных делах. Но среди многочисленной публики Дешана не было.

Проходя к своему столику около сцены, он перебросился несколькими словами с друзьями. Затем, достав из кармана листки бумаги, разложил их на столе и начал править статью, которая должна была появиться в следующем номере журнала «Плюм».

Пьер остался недоволен тем, как она написана, и один из вопросов, который он собирался обсудить с Дешаном, был как раз о том, чтобы улучшить качество публикуемых статей. По его мнению, журнал стал банальным и менее интересным, чем в прошлом году.

Помещение быстро заполнялось, хотя в обычные дни здесь собиралось не так много посетителей, как в конце недели.

Кто-то присел к фортепиано и исполнил весьма слабое сочинение. Если бы в это время здесь находились поэты, у них вряд ли возникло бы желание читать свои стихи — по крайней мере, в начале вечера: обычно это происходило в разгар встречи или ближе к ее завершению.

Пьер закончил править статью и заказал второй стаканчик вина, когда неожиданно заметил Жозефа Пеладана, направляющегося к его столику. Несколько секунд Пьер смотрел на приближавшегося Жозефа, невольно любуясь его эксцентричным видом.

Поверх черного сюртука странного покроя на груди Пеладана была массивная золотая цепь с брелоком, украшенным магическими эмблемами, крестами, розами и крылатыми ассирийскими быками.

— Жозеф! Вот приятная неожиданность! — воскликнул Пьер.

— Я так и думал, что встречу здесь либо тебя, либо Дешана, — сказал Жозеф Пеладан. — Со мной Лео Таксиль.

— Давно, давно мы не встречались, — заметил Пьер.

Он знал, что Лео Таксиль изобретательный, но не очень добросовестный издатель, публицист с огромным опытом, и его настоящее имя Габриэль-Антуан Жогар Паж. Во Франции Таксиль стал известен как обличитель оккультизма. У него был необычный талант распространять самые нелепые истории, и в своей работе он придерживался принципа: чем больше лжи, тем охотнее читатели ее проглотят.

Пьер его не уважал, но должен был признать, что Лео сумел внушить огромному кругу людей, в том числе и церковникам во Франции и за ее пределами, что черная магия и масонство неотделимы друг от друга.

Лео Таксиль опубликовал огромное количество своих произведений, и, как говорят, именно они убедили папу римского издать энциклику против масонства.

В предыдущем году Таксиль выпустил имевшую большой успех серию псевдооткровений, последняя книга этой серии называлась «Есть ли женщины в масонстве?».

Беседуя с ним за столом, Пьер окончательно убедился, что если Таксиль прибег к помощи Жозефа Пеладана, значит, у него созрел какой-то новый план, несомненно для него выгодный.

— Что я могу для вас сделать? — спросил Пьер после того, как они заказали вино, и добавил:

— Для нас, Жозеф, несомненно большая честь, что ты снова посетил «Солей д'Ор» после долгого отсутствия.

— Тебе хорошо известно, что я не могу забыть о символистах, — сказал Жозеф Пеладан, — но в последнее время я увлекся и другими идеями.

— Я знаю, — улыбнулся Пьер.

Он смолк и посмотрел на Пеладана, который через некоторое время продолжил:

— Лео убедил меня, что я должен заняться более широким кругом проблем. Он говорит, что тайные оргии, которые происходят в масонских ложах, достигли такого размаха, что только люди моего положения и влияния в обществе могут бороться с этим злом.

— Разве сейчас приверженцев культа сатаны и черной магии стало больше, чем прежде? — спросил Пьер с некоторым сарказмом.

— Намного больше! — ответил ему Лео Таксиль. — Служение сатане захватило всю Францию. В последнее время очень распространились колдовство, культ дьявола и богохульные масонские обряды, но главное — приношение в жертву людей. Все это набирает такую силу, что в конце концов рано или поздно погубит страну.

И хотя Пьер знал манеру Лео Таксиля всегда все преувеличивать, тем не менее в его словах, безусловно, была большая доля истины.

Пьер слышал, что многих церковных иерархов и ученых серьезно беспокоят модные увлечения всем сверхъестественным — одновременно с широким распространением во Франции антиклерикализма. Колдовство и мистика владели воображением многих художников и одаренных молодых людей, а поголовное увлечение таинственными, потусторонними силами снискало Парижу дурную славу центра черной магии.

Парижская пресса регулярно рассказывала о заклинаниях, колдовских действах и таинственных ритуалах; один из парижских журналистов даже описал, как его с завязанными глазами привезли в какой-то парижский дом, где он стал свидетелем сатанинской мессы и оргии, которая за ней последовала.

— Чем я могу вам помочь? — спросил Пьер.

— Лео начинает регулярное издание под названием «Сатана и девятнадцатый век», которое будет разоблачать все извращения и омерзительные стороны этих культов, — произнес Жозеф Пеладан. — И мы хотим, чтобы «Плюм»и другие известные журналы его поддержали.

Пьер про себя улыбнулся. Он не сомневался, что Таксиль сделает все возможное, чтобы новое издание стало бестселлером. Если же еще создать ему бесплатную рекламу в широкой печати, то это явно пойдет на пользу дела.

— Я поговорю обо всем с Леоном, — сказал Пьер, стараясь выиграть время. — К тому же, если бы мы видели сигнальный экземпляр, было бы проще решить, что и как сделать.

— Завтра вы его получите, — с готовностью отозвался Лео Таксиль. — Я бы и сегодня вам его доставил, но сигнал еще не поступил из типографии.

— У вас, видимо, есть много нового материала? — спросил Пьер. — В своих книгах вы ведь уже довольно скрупулезно изложили суть этой темы.

— Я расскажу вам о таких вещах, которые вы и представить себе не можете, — сказал Таксиль. Например, я слышал об опытах, которые проводят, чтобы отделить дух или душу человека от его тела и заменить стихийным началом.

— И что, это возможно? — цинично спросил Пьер.

Таксиль пожал плечами.

— Это, конечно, совершенно новое направление. Для этого используют наркотики, служат черную мессу и вызывают дух сатаны.

Он говорил, упиваясь тем, что знал, и Пьеру это было неприятно. Желая переменить тему разговора, он обратился к Жозефу Пеладану.

— Сегодня я говорил о вас и об ордене «Креста и Розы».

Как Пьер и ожидал, Пеладан осведомился, с кем именно.

— С одной американкой, которая сегодня вечером звана на обед вместе с вашим другом маркизом Станисласом де Гаитой.

— Он мне больше не друг, — резко возразил Жозеф Пеладан.

— Не друг? — удивился Пьер. — С каких пор?

— Несколько месяцев назад я порвал с Гаитой, — объяснил Пеладан. — Я не одобряю ни его действий, ни поведение его друзей.

— Чем же они занимаются? — заинтересовался Пьер.

Прежде чем Пеладан успел ответить на его вопрос, Лео Таксиль поспешно вставил:

— Они изучают секреты алхимии, оккультные науки и вызывают духов. Я уже вам говорил, в настоящий момент их цель — переселить стихийное начало в человеческое тело, из которого предварительно изгнана его собственная душа. Пьер замер, услышав это.

— Вы имеете в виду, — опомнившись, уточнил он изменившимся голосом, — что Гаита стал сатанистом?

— Ну конечно, поэтому мы и расстались, — ответил Пеладан.

— Однако в последнем эксперименте он ничего не сумел добиться, — вмешался Лео Таксиль. — Переселение душ возможно только в том случае, когда жертва эксперимента девственница, чиста и непорочна. — Иронически засмеявшись, Таксиль добавил:

— А где, как ты думаешь, Гаита найдет в Париже такую девушку?

Пьер мгновенно вскочил на ноги.

— Скажите, — обратился он к Лео Таксилю, и голос его стал резким, — где проходят эти сборища?

— Черную мессу обычно совершают в освященной церквушке, — сказал Таксиль.

— Я знаю, — раздраженно заметил Пьер. — Но где? Где это происходит? — торопливо допытывался он.

— В чем дело, Пьер? — удивился Жозеф Пеладан.

Опустив руку на плечо Таксиля, Пьер потребовал:

— Адрес!

— Дом графа де Рошгюда на Лесном проспекте, на пересечении с Енисейскими полями.

Пьер стремительно повернулся и заспешил к выходу. Не доходя до двери, он увидел за столиком группу молодых анархистов; одного из них он знал очень хорошо. Пьер остановился.

— Жак, у тебя пистолет с собой? — спросил он.

— Да, а что? — ответил Жак вопросом.

— Тогда идем со мной, ты мне очень нужен.

Вокруг слышались странные незнакомые песнопения, их исполняли какие-то низкие, гортанные голоса.

Они замахнулись на сознание Вады и как бы протаскивали ее через тьму. Девушка очень хотела спать, но ее вынуждали двигаться к просвету, видневшемуся в конце какого-то туннеля.

Голоса раздавались все громче и громче. Вада открыла глаза, но осознать, что с нею происходит, была не в состоянии.

Монотонное ритуальное пение продолжалось, звучали зычные мужские голоса. Девушка не могла разобрать слова, но что-то в их интонации заставило ее съежиться от страха.

Пламя свечей отбрасывало тусклый свет, в помещении стоял удушливый до тошноты запах ладана. Вада снова открыла глаза и чуть не вскрикнула от ужаса. Прямо перед ней возвышалось, уходя к потолку, перевернутое распятие. К нему была прикреплена огромная летучая мышь с распростертыми крыльями, она висела прямо над телом девушки. Вада отчетливо видела ее маленькие блестящие глаза, вытянутый нос и коготки на кончиках черных перепонок крыльев.

Ужас, подобный встрече с притаившейся змеей, мгновенно охватил девушку. Но крикнуть не было сил, она даже не могла шевельнуть губами.

Спустя несколько секунд Вада поняла, что совсем не чувствует своего тела. В панической тревоге она закрыла глаза. Неужели все это происходит с ней наяву? Нет, вероятно, ей приснилось! Нужно скорей сбросить с себя этот жуткий кошмар и проснуться! Вада хотела сделать хоть какое-нибудь движение, но это ей не удалось. Страх словно острым мечом пронзил ее мозг. Пытаясь что-то придумать и изменить, девушка приоткрыла глаза. То, чего она боялась больше всего, случилось, — она была обнаженной! Вада отчетливо видела свою грудь. Она лежала, распростертая, у подножия перевернутого распятия.

Голоса раздавались все громче. По их звучанию девушка догадалась, что читают молитвы, но таких она никогда в жизни не слышала, хотя их произносили по-латыни. Она разобрала несколько имен: Нисрох — бог ненависти, Молох — пожирающий детей, и Адрамелех — благословляющий убийства.

Теперь голоса выкрикивали по-французски:

«Вельзевул — Адрамелех — Люцифер, приди к нам! Хозяин тьмы, мы умоляем тебя! Сатана, мы твои рабы! Приди! Приди! Осени нас своим присутствием!»

Затем они начали еще одну молитву по-латыни, произнося слова в обратном порядке. Вада поняла: против своей воли она принимает участие в черной мессе. Екатерина Медичи использовала колдовство, пытаясь удержать любовь своего мужа: она была уверена, что его приворожила Диана де Пуатье. Но папа римский осуждал тех, кто увлекался таинственными силами, и особенно черной магией.

Вада снова закрыла глаза. Не может быть, чтобы все это происходило на самом деле. Вероятно, что-то странное случилось с ее рассудком, если она представила себе такое.

Однако все так и было, и Вада понимала это, хотя была не в состоянии ни двинуться, ни крикнуть.

Позже она пыталась вспомнить, что произошло после того, как отслужили черную мессу. В сознании остались какие-то смутные, неясные обрывки. Помнила только, что чувствовала себя униженной и падшей, когда лежала обнаженная, неспособная шелохнуться.

Девушка догадалась, что вино, которое ее заставили выпить, было смешано с наркотиком; оно словно парализовало ее тело, а сознание вернулось к ней достаточно быстро только потому, что она выпила всего несколько капель.

Вдруг зло и гнусность того, что здесь происходило, натолкнули ее на мысль, что над ней нависла не только физическая, но и духовная опасность. Они могут убить ее физически! Вада знала, что поклонники дьявола совершают жертвоприношения; но хоть и смутно, помнила, что в жертву приносят обычно ребенка или животное. С женщиной могли совершить что-то другое, но что именно, Вада не могла вспомнить.

Она видела, как чьи-то руки тянулись вверх, к летучей мыши, висевшей над ней. Те руки были облачены в шелк, с вышитыми по нему кабалистическими знаками. Вада догадалась, что, кажется, они принадлежат маркизу, но не была в этом уверена и не могла перевести глаза, чтобы в этом убедиться. Так или иначе, девушка боялась на него взглянуть. Она вспомнила гостей за обедом и их взгляды, устремленные на нее, — как они наблюдали и терпеливо ждали, когда же она выпьет вино с наркотиком.

Ваде хотелось умереть раньше, чем они успеют к ней прикоснуться.

Молитвы продолжались, и девушка уже могла разобрать некоторые слова, смысл которых понимала. Она слышала, как собравшиеся снова вызывают сатану и дьявольские темные силы, произнося: «Белиах — в вечном мятеже, в хаосе — Аштарот, Нехамах, Астарта — в распутстве».

Вада начала молиться. Она была так напугана, что вспомнила только те молитвы, которые произносила еще ребенком.

«Нежный Иисус, кроткий и милосердный! Посмотри с небес на маленькое дитя! Сделай так, чтобы я пришла к тебе, чтобы могла спрятаться у тебя…»— мысленно взывала Вада к Богу. Перепуганная, она снова и снова молилась: «Нежный Иисус, добрый Иисус…»

От бесчисленного повторения про себя слов молитвы, казалось, немного притупился ужас, охвативший девушку, угрожающий, проникавший все глубже. Где-то в глубине сознания Вада даже с некоторым любопытством думала, неужели сатана действительно посетит тех, кто к нему взывает. Затем сказала себе, что все они сошли с ума. Но если сатана и спустится к ним, Бог защитит ее. Она принадлежит Богу, а не дьяволу!

«Помоги мне, помоги мне, Боженька!»— мысленно произносила Вада, думая в это время о Пьере. Он не возражал, чтобы она пошла на этот званый обед. Может быть, Бог вразумит его, подскажет, что он совершил ошибку, и тогда он вызволит ее, спасет от посягательств сатаны.

Девушка со страхом сознавала, что эти люди в любой момент могут прикоснуться к ней, что их воздетые к небу руки могут вот-вот оказаться на ее обнаженном теле.

Она еще раз попыталась вскрикнуть и убедилась, что губы, как и все тело, по-прежнему будто парализованы.

«Нежный Иисус! Добрый Иисус… О Пьер! Пьер!»— не слышно звала Вада. Ей хотелось прокричать его имя, она чувствовала, что, если бы ей это удалось, Пьер ее услышал. Затем она снова увидела, как руки, прикрытые мантией с непонятными знаками, опять простерлись над ней, на этот раз ладонями вниз. Девушка догадалась, что колдовавшие над ее телом пытаются использовать гипноз.

Вот-вот эти руки к ней прикоснутся… От невыносимого отвращения и ужаса Вада закрыла глаза.

«Пьер… Пьер…»— Вада еще раз попыталась крикнуть и тут услышала сильнейший грохот.

— Прекратите это богохульство! Властный, сильный голос, как гром, прогрохотал на всю часовню, и наступила гробовая тишина. Монотонные песнопения прекратились. Руки, парившие над девушкой, исчезли. Послышались резкие, пронзительные голоса и звуки, подобные рычанью зверя.

— Уберите его! Уберите его отсюда! Он не имеет права! — приказал маркиз.

И снова прогремел голос Пьера, решительный и требовательный. Голос ангела отмщения, который пришел, чтобы покарать:

— Если кто-нибудь из вас только попытается остановить меня, мой друг — он рядом со мной — будет стрелять!

Глава 7

Пьер сразу понял, что попал в сатанинский храм. На одном из занавесей алтаря он заметил вышитую фигуру огромного вздыбленного козла, на другом — семигрудую женщину со змеиным хвостом.

Увидев Пьера, быстро идущего к алтарю, стоявшие на его пути сатанисты попятились, и только маркиз, находившийся у алтарных ступенек, не тронулся с места.

Жак с пистолетом в руке шел за Пьером, оглядываясь по сторонам, и сатанисты невольно прятали от него глаза. Те, что были поодаль, бормотали что-то вроде проклятий в их адрес. Эти звуки, словно издаваемые раздраженными животными, становились все сильнее по мере того, как Пьер приближался к маркизу, пока наконец не остановился перед ним. За вельможей покорно стоял священник. Алтарь был задрапирован тканной золотом накидкой, а на отороченном кружевом покрывале лежало обнаженное вытянувшееся тело Вады. Над ней нависло огромное перевернутое распятие с летучей мышью, очень темной, с развернутыми крыльями, — символом зла.

Вокруг горели черные свечи. Запах ладана проникал повсюду, отравляя воздух наркотиками, возбуждающими эротические желания.

Гости, чувствовалось, сильно напуганы, чего нельзя было сказать о маркизе.

Он глядел на Пьера с вызовом. Под действием гашиша зрачки маркиза расширились и почернели.

— Убирайтесь отсюда вон! Не мешайте нам! — произнес он повелительно, и его звучный голос эхом прокатился по всей часовне. — Это храм Люцифера Могущественного. Вы бессильны перед ним!

Слова маркиза придали мужество его соратникам, они вдруг яростно ринулись вперед, пытаясь силой захватить Пьера и вышвырнуть его из часовни.

Их сдерживало лишь присутствие Жака, который с пистолетом в руке стоял спиной к алтарю и лицом к собравшимся, целясь в тех, кто был слева.

В следующее мгновение Пьер сбил маркиза с ног: сначала нанес ему апперкот, затем левой рукой сильно ударил в живот. Маркиз повалился на пол; при падении его расшитая мантия распахнулась и спала, полностью обнажив тело. Пьер сразу понял, что и на остальных, присутствовавших на черной мессе, под длинными, из дорогих тканей мантиями с вышитыми капюшонами тоже ничего не было.

Падая, маркиз истошно вскрикнул; через несколько секунд из приоткрытого рта показалась струйка крови. То ли мужество покинуло его, то ли наркотик парализовал разум, но он не сделал даже попытки подняться с пола.

Пьер взглянул на Ваду, затем повернулся к священнику, который стоял, прислонясь к алтарю, словно на него опираясь, сорвал с его плеч мантию и накрыл обнаженное тело девушки. Голый священник шмыгнул в тень. Осторожно и нежно Пьер взял Ваду на руки.

— Иди за мной и задержи их, — тихо обратился он к Жаку.

Пьер не спеша нес завернутую Ваду по проходу часовни к двери, через которую они с Жаком сюда проникли. Прежде чем выйти, он оглянулся на сатанистов, обезумевших при виде своего распластанного на полу предводителя и притаившегося священника. Никто не предпринимал попыток, чтобы помешать освобождению Вады из плена.

Следуя за Пьером, Жак вышел из зала и прикрыл за собой дверь.

— Запри ее! — сказал Пьер. — У них будет время, чтобы прийти в чувство, если нечто подобное им вообще знакомо, — добавил он.

В замке, однако, не оказалось ключа, но на двери, которая, по-видимому, отделяла часовню от остальной части дома, Жак увидел засовы и задвинул их.

Узким коридором он последовал за Пьером в банкетный зал. Они проникли в дом графа через одно из окон зала, где проходил званый обед.

Пьер был почти уверен, что в передней части дома они могут встретить слуг, которые получили распоряжение ни под каким видом не беспокоить хозяина и его гостей.

Поэтому Пьер и Жак пробрались в сад, обогнув дом, и обнаружили, как и предполагали, что часовня пристроена к его тыльной части. Готические окна с узкими цветными стеклами не позволяли им попасть внутрь. С банкетным залом все оказалось проще: один из его длинных оконных переплетов был открыт и лишь зашторен красной портьерой. Так что проникнуть в трапезную не составило труда.

После того как гости ушли в часовню, слуги, вероятно, уже не входили в зал. На столе все оставалось, как при гостях. Пьер и Жак увидели изобилие кубков. Жак оторопел от изумления, но у Пьера не было времени объяснять, что сатанисты, в противостоянии христианам, делали все наоборот.

Если христиане перед мессой молились, то сатанисты сначала досыта наедались и напивались, выражая тем самым полное пренебрежение ко всему святому.

Попав в дом, Пьер быстро направился к часовне. Он боялся за Ваду и так спешил, что Жак едва успевал за ним.

После всего, что ему рассказал Лео Таксиль, Пьер уже боялся не только того, что во время сатанинской оргии над Вадой могут надругаться. Часто после отслуженной мессы Венеру подвергают похотливому, извращенному насилию, а потом полумертвую бросают.

Но даже если не совершалось физическое насилие, Пьер хорошо знал, какой ужас вселяла черная месса в тех, кто не по своей воле должен был принять в ней участие.

Ему оставалось только молиться, чтобы Вада была без сознания еще до того, как началась зловещая церемония, и не поняла, что происходит вокруг.

Когда Пьер выносил Валу из часовни, он по ее глазам видел, что она сознает происходящее.

И в то же время тело ее будто одеревенело, что-то сделало девушку неподвижной. Пьер не мог понять, почему она не кричала. Они дошли до окна, через которое проникли внутрь, и Пьер сказал:

— Мне кажется, справа от этого зала должна быть дверь, которая открывается прямо в сад.

— Подожди, я посмотрю, — отозвался Жак и вышел.

Через некоторое время в дверь просунулась его голова.

— Да, действительно есть, я ее открыл.

Пьер последовал за ним, и вскоре все трое очутились в саду.

Еще раньше Пьер и Жак договорились с кучером экипажа, в котором приехали с Левого берега на Лесной проспект, что тот остановится на дороге, поодаль от этого дома, и будет их ждать. Пьер остался доволен, что его распоряжение исполнено в точности.

Он все время держал Ваду на руках, затем внес ее в экипаж, плотнее укутал в мантию и устроил рядом с собой.